сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 69 страниц)
Кирилл бодро поднимается, он заметно воодушевлён. Но, когда они выходят из шатра в знойный простор раскалённой долины, он вдруг сникает и спрашивает негромко:
– А если он… не успеет?
– Если он умрёт, вы начнёте всё сначала, – обнимает его старец.
Роман почёл за благо закончить на этом своё путешествие в сознание Бергера и спешно покинул знакомую долину, поскольку не хотел заново переживать свою встречу с Ключом на вершине горы. И ещё меньше хотел знать, о чём думал Бергер, пока ждал его там. Он боялся, что попросту не вынесет того всплеска эмоций, которые захлестнули Бергера при его появлении среди таинственного мерцания задумчивых звёзд.
========== Глава 47. Господин в чёрном ==========
– Какая же ты сволочь, Бергер, – потирая пальцами лоб, медленно выговорил Роман. – Ты ведь знал, что если просто расскажешь мне это, твои слова останутся для меня пустым звуком. Поэтому захотел, чтобы я сам всё увидел. Пытаешься мной манипулировать? На что ты рассчитывал? Что я расчувствуюсь и искренне захочу стать белым и пушистым?
Кирилл безо всякого выражения смотрел в пространство перед собой и, похоже, совсем не слушал ядовитых речей Романа. Повисла очень неприятная тишина.
– Может, удостоишь меня ответом? Или хотя бы взглядом…
«Сейчас он встанет и преспокойно удалится», – меланхолично подумал Роман. И точно – Бергер тихо встал и, не глядя на него, направился к выходу. «Интересно, заплачет или нет?».
– Стоять, – будничным тоном сказал Роман. У него почему-то не было сил повышать на Бергера голос. И даже когда Кирилл абсолютно проигнорировал его приказ и как лунатик прошёл мимо него в коридор, он не нашёл в себе сил заорать как обычно и хорошенько встряхнуть за грудки этого своенравного ботаника. Пришлось просто встать и преградить Бергеру путь, прислонившись спиной к входной двери.
– Если хочешь знать, то я помню, что изначально у меня была совсем другая цель. И эта Карта с самого начала казалась мне странной: вроде моя, но что-то не то. Как чудесно всё разъяснилось! Оказывается, это ты влез со своими благодеяниями! И что теперь? Я твой вечный должник?
– Ты ничего мне не должен, – бесцветным голосом ответил Кирилл.
– Отрадно это слышать. Однако должок, как я понимаю, за мной помимо твоего благородного бескорыстия образовался.
– А где твои родители? – неожиданно спросил Бергер.
Роман был настолько сбит с толку неуместностью этого вопроса, что машинально ответил:
– Уехали. На море.
– А ты почему не с ними?
– О-о! Планировалось, конечно, что я тоже поеду. Но я устроил грандиозный скандал с битьём посуды, и меня сочли за благо оставить там, где я хочу. То есть, дома.
– Представляю себе, – грустно усмехнулся Бергер.
– Вряд ли. Ты ещё не испытал на себе и десятой доли моего гнева. И перестань на меня так смотреть.
– Как?
– Как побитый щенок.
Кирилл сделал слабую попытку улыбнуться.
– А можно мне где-нибудь присесть? – жалобно спросил он.
– Разумеется. А что случилось-то? – заволновался Роман.
– Кажется, я зря позволил тебе… – Бергер покрутил рукой вокруг головы. – Похоже, всё вернулось. В общем, я снова его слышу, – тут глаза Кирилла из голубых вдруг сделались чёрными – так расширились его зрачки. – Ты только не оборачивайся, – через силу прошептал он. Но Роман, конечно же, сразу дёрнулся и взглянул туда, куда с таким ужасом уставился Кирилл.
В самом тёмном углу прихожей стоял мужчина в чёрном бархатном камзоле. Длинный плащ искусно задрапирован на левом плече. Из-под плаща выглядывают высокие, отделанные кружевом манжеты. Высокомерное лицо в обрамлении вьющихся чёрных волос, небольшая бородка, сверкающие тёмные глаза. Он властным жестом поднимает руку с зажатыми в ней перчатками и что-то нетерпеливо говорит Кириллу.
– Это что-то новенькое, – шепчет Бергер и начинает тихонько истерично смеяться. – Он требует, чтобы я принёс ему какую-то там соль и обозвал меня безмозглым мальчишкой. – Кирилл глубоко вздохнул и расслабился. – Ну, хоть не заливает меня слезами, – глаза его счастливо блеснули. – Можешь познакомиться с моим персональным кошмаром, Рома.
Незнакомец в это время смерил Кирилла надменным взглядом, резко повернулся, взмахнув плащом, и исчез, как будто скрылся за невидимой дверью.
Роман, который привык лицезреть и не такое, повернулся к Бергеру и, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно, спросил:
– Ну, и что в нём такого страшного?
– Теперь ничего, – с облегчением выдохнул Кирилл, прислоняясь к шкафу. И блаженно улыбнулся в ответ. – Странно. Я его почти люблю, – задумчиво пробормотал он.
Роман почему-то обиделся, хотя ему незнакомец тоже показался странно притягательным:
– Да ты всех любишь!
Кирилл только хмыкнул.
– И, кстати, почему ты решил, что это из-за меня он вернулся?
– Ну, это всегда так бывает. На тебе столько информации грязной. Я тебя пустил, а ты за собой всю эту грязь притащил. Хорошо, чего похуже не привязалось. И о чём я только думал? – Бергер поёжился. – Если ночью всё начнётся по новой, мне придётся сказать Николаю Николаевичу…
– Оставайся.
– Чего?
– Оставайся у меня ночевать, – терпеливо растолковал Роман.
– Мама не разрешит, – неохотно протянул Кирилл. – Да и зачем?
– Как, зачем? Мамочка что ли тебе поможет, если ты ночью начнёшь рыдать от ужаса? Да она поседеет, когда увидит тебя в таком состоянии!
– Не преувеличивай, – нахмурился Бергер, но задумался. – А ты чем поможешь?
– Ну, во-первых, я не испугаюсь. Ко мне по ночам не невинные фантомы обычно приходят, а вполне реальные покойники, или что похуже, как ты изволил выразиться. А во-вторых, я с тобой церемониться не стану: за шиворот и головой под холодную воду. Ты у меня живо в норму придёшь!
– Заманчивая перспектива, – уныло протянул Кирилл. – Ладно. Где телефон?
***
Испытывать романово терпение Бергер начал практически сразу. Во-первых, он категорически запретил ему пить на ночь кофе. Любовно погладив обретённый на кухне пучок свежей мелиссы, который не так давно послужил Роману для украшения мороженного, он заявил, что не задержится в его доме ни секунды, если Роман посмеет отказаться от чая с этим чудесным по своим свойствам растением. Пришлось подчиниться.
Во-вторых, Бергер вытащил из Романовых тайников все бережно хранимые им от чужих глаз книги и небрежно свалил их на полу.
– Так. Это я посмотрю, – бормотал он, подвигая к себе внушительную стопку фолиантов. – Это я вообще бы сжёг, – он брезгливо ткнул пальцем в кучу книг, сгрудившуюся в отдалении. – А это можешь обратно убирать, – и он небрежно подтолкнул в сторону ошалевшего одноклассника неустойчиво-высокую «башню» из пыльных томов (и как она не рухнула?).
Роман и здесь сдержался и терпеливо принялся рассовывать книги по местам, периодически спотыкаясь о Бергера, устроившегося со своим чтением на ковре прямо посередине комнаты. Но он не смог скрыть своего недовольства, когда ближе к полуночи Бергер вдруг заявил, что не ляжет спать в соседней комнате, и Роману, который к тому времени уже усиленно зевал и с трудом держал открытыми слипающиеся глаза (чудеса! – неужели это мята так волшебно на него подействовала?), пришлось тащить из гостиной застревающее в дверях раскладное кресло-кровать, чертыхаясь, разбираться с этим чудом инженерной мысли, а потом ещё помогать Бергеру устилать постель, потому что в одиночку справиться с пододеяльником этот ботаник никак не мог!
Напоследок Кирилл совершил глубоко возмутившее его открытие: дескать, нет у Романа в доме ни одной иконы (кто бы мог подумать?!) и как он будет читать вечерние молитвы? Хорошо, хоть карманный молитвослов это привередливое недоразумение зачем-то всегда носило с собой, а то ведь и это стало бы заботой гостеприимного хозяина. Собрав в кулак остатки терпения, Роман нашёл энциклопедию живописи и ткнул Бергера носом в репродукцию занимавшей целый лист Богородичной иконы. После чего тот, наконец, успокоился и замолчал. Поколдовав над ней немного, (коммерческий характер издания, видите ли, исказил энергетику священного изображения), он установил энциклопедию на письменном столе Романа и, нетерпеливо махнув рукой, чтобы тот отвернулся, погрузился в чтение вечернего правила.
Роман, конечно, отвернулся к стенке и закрыл глаза, но он и затылком прекрасно видел, как безобразные сущности, наполнявшие его комнату, словно мячики отскакивали от Бергера, когда он отмахивался от них, как от надоедливых насекомых.
Когда Кирилл последний раз перекрестился и поднялся с колен, он вздрогнул и сдавленно вскрикнул, встретившись взглядом с Романом, который, приподнявшись на локте, с большим интересом разглядывал его в упор.
– С ума сошёл! Я думал, ты спишь давно. И я просил не таращиться на меня!
Не позволив сказать больше ни слова, Кирилл погасил свет, быстро скинул одежду и забрался в постель.
– Спокойной ночи, Шойфет, – сонно пробормотал он, зевая.
– Спокойной ночи, – ухмыльнулся в ответ Роман. – Приятных сновидений.
========== Глава 48. Все части пазла ==========
Проснулся Роман оттого, что Бергер осторожно, но довольно настойчиво тряс его за плечо. Заметив, что он открыл глаза, Кирилл прижал палец к губам и потянул его за собой. Плохо соображая спросонья и не слишком хорошо ориентируясь в окружавших их сумерках, Роман позволил Бергеру вести себя, куда тому заблагорассудится. Сон окончательно слетел с него, когда они остановились перед знакомой массивной дверью и Бергер надавил на неё, заставляя распахнуться перед ними.
Диск, как и прежде, лежал на столике посередине. Только разглядеть его теперь было непросто, потому что сейчас здесь была ночь. Тысячью глаз с угольно-чёрного южного неба смотрели крупные, как алмазы, звёзды. Роману захотелось устроиться за телескопом, привычным жестом покрутить рычажки и забыть обо всём, созерцая эту красоту. Но тут он почувствовал, что продрог. Чёрт! Опять он босиком и в пижаме! Холодные каменные плиты, которыми был вымощен пол в башне, крайне навязчиво напомнили Роману об этом факте. К счастью Бергер как раз схватил его за рукав и потянул к винтовой лестнице, ведущей вниз.
В коридоре было темно и тихо. Если здесь и были люди, они явно спали. Нет, из-под одной двери всё-таки пробивается свет. Роман хотел открыть её, чтобы заглянуть внутрь, но Бергер остановил его, воздевая руки к потолку и делая большие глаза, словно был крайне поражён его глупостью. Он крепко схватил Романа за руку и через мгновенье они уже оказались внутри.
В камине горел огонь. В комнате никого не было. Точнее сначала Роману так показалось, но потом он заметил, что на высокой лестнице, прислонённой к уходящим под самый потолок книжным полкам, кто-то сидит, почти не шевелясь, как зачарованный над книгой, и только иногда коротко вздыхает, когда приходится переворачивать страницу. Уже знакомая паника волнами начала захлёстывать Романа. Хотя рядом с неизвестным стоял на полке фонарь, Роман никак не мог разглядеть не то что лицо, но даже его фигуру. Он опять обнаружил, что, непонятно почему, слёзы застилают ему глаза, и нездешняя тоска сдавливает сердце. Некоторое время Роман боролся с нахлынувшей на него болью, но вскоре всё вокруг расплылось, скрытое туманной завесой солёной влаги.
Однако Бергер не позволил ему, как обычно отступить и проснуться. Он сильно встряхнул Романа и зачем-то подул в его мокрое от слёз лицо. Странно, но в голове сразу прояснилось, как будто этим дуновением Бергер поделился с приятелем своей энергией. Роман увидел, что на лестнице с книгой на коленях сидит тот самый подросток, которого в прошлый раз ему помог увидеть Мюнцер. И тут Роман вспомнил всё. А самое главное – как работает Карта. И для чего ему нужен был этот ребёнок. И понял, зачем Руднев собирается взять его с собой.
Чтобы беспрепятственно спуститься вниз и вернуться обратно, нужно заплатить. Нужен человек с высоким уровнем магической силы, но при этом достаточно наивный, чтобы его можно было туда заманить. И оставить. В качестве платы.
Роман предсказуемо проснулся весь в слезах и уставился в потолок, пытаясь вернуть себе душевное равновесие самым простым способом, который приходил ему при этом в голову: вдох-выдох, вдох-выдох – и не думать больше ни о чём. Весь ужас некогда содеянного просто раздавил его. Стало понятно, почему что-то внутри него так не желало вспоминать. Почему было так больно от этого доброжелательного детского голоса. А ещё стало ужасно тошно от рудневского предательства – не то чтобы он его в чём-то обвинял… Ведь он бы сам точно также поступил на его месте. Верно?..
Бергер сидел на своей постели, завернувшись в одеяло, и глядел на Романа совершенно больными глазами.
– Почему ты не спишь? – вяло поинтересовался Роман.
– Ты звал меня, – твёрдо ответил Кирилл.
– Ясно. – Спорить совсем не хотелось.
– И давно тебе это снится? – тихо спросил Бергер.
– Ты… тоже видел? – поразился Роман.
– Видел. Я тебя туда и отвёл. Если ты помнишь.
– Погоди, – Роман поднялся и ушёл в ванную. Некоторое время он просто стоял, склонившись над струёй воды, потом умылся и вернулся в комнату.
Бергер уже оделся и теперь пытался сложить кресло, борясь с непослушным механизмом. Роман подошёл и молча помог ему.
– Ну, рассказывай, – потребовал Кирилл, когда бездушное устройство совместными усилиями было побеждено.
– Отстань, – с тоской попросил Роман.
– Не отстану. Это же не просто сон. Это воспоминание. Это мостик к нашему прошлому – общему, между прочим.
Эта мысль почему-то до сих пор не приходила Роману в голову. Ведь прошлое-то, выходит, у них с Бергером действительно – общее. Именно оно их и связывает. Хотя без бергеровской подсказки он много чего ещё не смог самостоятельно сообразить. Например, снова отправиться в тот сон, где впервые увидел диск. Или не торчать, как дурак, всё время в башне, а просто взять и спуститься по лестнице.
– Сначала напои, накорми, а потом и расспрашивай, – вспомнилась присказка, которой всякие царевичи обычно отвечали надоедливой Бабе-Яге. – Надеюсь, ты не забыл, где кухня?
– А ты не спутал меня со своей мамой? А, Шойфет?
– Моя мама и без дополнительных вербальных стимулов кудахчет вокруг меня день-деньской, так что не знаешь куда деваться. Поэтому ответ отрицательный. И не вздумай сварить на завтрак овсянку – я вылью её тебе на голову.
– Ты просто хам, – мрачно констатировал Бергер, решительным шагом направляясь в сторону кухни.
***
На столе Романа ждал дымящийся посыпанный зеленью омлет, горячий тост с сыром и – Бергер сварил ему кофе! С ума сойти – как будто мама приехала…
Бергер всё ещё был обижен, но произведённым эффектом остался доволен. Наливая себе чай, он признался-таки:
– Я просто у тебя спросил, чего ты хочешь. Так что – никакой мистики…
Роман, взявшийся было за вилку, дико расхохотался.
– Ты сам-то себя слышишь – «никакой мистики»... Ты хоть представляешь, как обычные люди живут? Мы с тобой для них мутанты!
– Спасибо за «мы с тобой», но… Я должен сказать тебе одну вещь, Рома, которую, как я вижу, ты не очень хорошо понимаешь. Мы все «обычные». Других людей не бывает.
Роман поморщился, как от зубной боли:
– М-м-м, Кира, я тебя умоляю! Эти амёбы с зачаточным сознанием, которых ты пытаешься мне в компанию навязать, не вызывают у меня ничего, кроме омерзения. Я с этими уродами должен брататься? Не дождёшься. И… просто, оставим эту тему!.. – и Роман мрачно принялся за еду.
– Не слишком любишь думать? Да? – искоса взглянул Кирилл. – И всё-таки: твои родители – они кто? Тоже «уроды»?
Роман чуть не подавился:
– Ты же меня понял! Это подло с твоей стороны!
– Не можешь ответить?
– Ладно, – сдался Роман. – Отвечаю. Общение с близкими людьми – я имею в виду формально близкими – со временем порождает иллюзию их частичной сознательности. Которая, правда, рушится, стоит посильнее надавить. Но чувство самосохранения и здоровый эгоизм удерживают нас от этого неразумного шага.
Кирилл погрустнел и ничего не ответил. Так что Роман смог спокойно доесть свой завтрак, радуясь про себя, что так успешно нейтрализовал приставучего ботаника.
– А посуду мыть будешь ты, – с вызовом заявил Бергер, когда с завтраком было покончено.
– Да ради Бога! Я не гордый, – пренебрежительно фыркнул Роман.
Бергер с возмущением уставился на него, но сдержал рвущийся с языка язвительный ответ, и вместо этого принялся грызть яблоко.
– Давай поговорим, наконец, откровенно, – вздохнув, предложил он, когда Роман вытер руки и убрал посуду в шкаф.
– Не могу поверить! – ехидно воскликнул Роман. – Градус доверия неуклонно ползёт вверх?
Кирилл недовольно поморщился, но промолчал, задумчиво покачивая за веточку идеально обточенный его ровными белыми зубами огрызок. Роман не выдержал и, выхватив останки яблока из кирилловых пальцев, раздражённо отправил их в помойку.
