сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 69 страниц)
Роман поймал себя на том, что бессознательно пытается нащупать связывающую его с Рудневым нить – тело помнит, что босс проводник... Нет, так не годится – Руднева использовать нельзя – табу. И вдруг Роман ощутил, как в сердце что-то щёлкнуло, и мощная волна знакомой тёмной энергии прокатилась по телу. У него, оказывается, есть личная связь с патроном! Логично… Она была блокирована, поэтому патрон никогда не выходил с ним на контакт. А теперь Роман сломал этот блок. Случайность?..
Даже просить ни о чём не пришлось. Патрон явно знал, что ему нужно – фантом прямо на глазах обрёл свою прежнюю жизненность и ощутимую, тягостную силу. Роман почувствовал, как внутри змеится неприятный холодок. «Всё развлекаешься?» – насмешливо обратился к нему во время их последней встречи надменный господин, так органично слившийся с его – Романа – импозантной внешностью. – «Знаешь ведь, что нужно сделать, чтобы вернуть свою силу. Духу не хватает? Хочешь, я избавлю тебя от Ключа? Только попроси…».
Разъярённый Роман разделался с фантомом безо всякого угрызения совести. Но даже в этот момент он держал про себя дополнительное практичное соображение, что Радзинский со товарищи ещё и похвалят его за это – будет чем козырять, если его попытаются обвинить в неискренности и двойной игре. Потом уже Бергер открыл ему глаза на бесспорный факт – что фантом давно перестал быть всего лишь его творением – и слова Господина в чёрном зазвучали для Романа по-новому.
Миссия, миссия… Что же он такое должен сделать? Спросить у патрона? Тогда уже точно не отвертеться от этой самой «миссии». Лучше не торопить события. Заняться текущими проблемами.
Роман мрачно взглянул на фантом. Вспомнив, что Бергер снова пострадал, защищая его, он почувствовал такую безумную ярость, что с трудом удержался, чтобы не крикнуть помощнику: «Отправляйся, оторви этой дуре голову и принеси мне». Вместо этого он холодно приказал: «Поставь её на место. Сделай так, чтобы она почла за счастье вылизывать мои ботинки. Пусть принесёт клятву вечной верности. Никаких уступок».
Наблюдать, как фантом обстоятельно и методично смешивает ведьму с грязью, почему-то совсем не хотелось. Поэтому, дождавшись подробного отчёта и подписанной кровью клятвы, Роман уничтожил все следы своей однозначно преступной деятельности, покромсал в клочки информационное поле в комнате, стёр с пола рисунок, тщательно закрыл портал, очистил кинжал. Его, кстати, надо вернуть на место.
Роман выскользнул за дверь, снова беспрепятственно проник в спальню к Радзинскому и положил заимствованную вещь обратно в стол. У двери в аверинскую комнату он, как и прошлый раз, остановился и прислушался: тишина. Бергер спал, и больше в комнате никого не было.
Роман неслышно приблизился и застыл возле кровати. По сути, обратившись за помощью к патрону, он только что предал Кирилла и их общее дело – Карту. На душе было на редкость паршиво, а искать сочувствия было не у кого. У спящего же Бергера был такой мирный вид, от него исходили такие светлые, такие чистые импульсы, что хотелось просто стоять рядом и впитывать его душевное тепло и безмятежную радость его сердца.
Роман решительно сбросил обувь и, стараясь не потревожить Кирилла, лёг с ним рядом. Одну руку он с величайшими предосторожностями подсунул ему под голову, а второй бережно обхватил его за плечи. Стало ощутимо легче – сердце словно согрелось, и дыхание потекло упоительно свободно.
Роман понимал, что поступает в данный момент не слишком красиво по отношению к Бергеру, который уже отдал ему сегодня огромное количество своей энергии, но перспектива оказаться сейчас одному в пустой комнате, осквернённой недавним присутствием фантома, и всю ночь выть от жестокой тоски на луну ужасала его неимоверно. Наверное, впервые в жизни он ощущал такой дикий, такой животный, скручивающий внутренности, страх при одной только мысли о темноте и одиночестве. До сих пор это была, если можно так выразиться, его естественная среда обитания…
Дыхание перехватило от подступивших к горлу слёз. Роман чувствовал, что сделал что-то ужасное и одновременно фатально неизбежное. Он зарылся носом в кирилловы волосы и зажмурился, стараясь не разрыдаться – решительно с ним творилось что-то непонятное.
Он лежал так довольно долго: прислушиваясь к спокойному дыханию Бергера, к мерному биению его сердца и к тихому тиканью часов на тумбочке рядом с кроватью, коротко, прерывисто глотая ртом воздух, чтобы сдержать закипающие и готовые выплеснуться слёзы, судорожно сжимая в объятиях своего самоотверженного Ангела-Хранителя. И незаметно для себя крепко уснул.
***
Открыв глаза, Роман обнаружил себя лежащим у подножия огромного дуба. Его голова покоилась на коленях у Бергера, который безотрывно глядел куда-то вдаль тоскливым, отсутствующим взглядом. Горькая складка залегла возле его губ – Бергер словно стал старше и как будто успел растерять всю свою жизнерадостность и весь оптимизм.
Роман приподнялся на локте и с тревогой заглянул Кириллу в лицо. Тот наконец-то обратил на него внимание, стряхнул задумчивость и изобразил на своём лице что-то вроде улыбки.
– Тебе лучше? – безо всякого интереса спросил он.
Роман сел и отрицательно покачал головой.
– На редкость мерзопакостно, – хрипло охарактеризовал он своё душевное состояние.
– Поздравляю, – бодро заметил на это Кирилл. – Ты преодолел, наконец, первую ступень. Теперь тебе всегда будет так гадко на душе, если ты сделаешь что-нибудь плохое. Образно говоря, у тебя проснулась совесть.
– Ты шутишь? – подозрительно прищурился Роман.
– Нет. Взгляни на долину – отсюда она как на ладони. Тебе больше нет надобности туда возвращаться…
Роман вскочил на ноги и посмотрел вдаль. Перед ним, действительно, детским игрушечным макетом простиралась долина с затерявшимися меж зелёных холмов шатрами, микроскопическими овечками и миниатюрными фигурками пастухов, с кудрявыми рощами, тающей в голубой дымке горной грядой и блестящей лентой синей реки, теряющейся где-то за поворотом.
– Я туда не вернусь?! – не поверил Роман. – Я же… не попрощался! Даже спасибо не сказал!!!
– Я думал, ты обрадуешься, – равнодушно пожал плечами Кирилл. – Ты так торопился скорей дойти до финала… – Он встал, отряхнулся и побрёл куда-то, прочь от долины и от потрясённого до глубины души Романа.
– Кир, стой! Ты что – бросаешь меня?! – Раздираемый противоречивыми желаниями – бежать вслед за Бергером или мчаться назад, в долину – Роман не мог заставить себя тронуться с места. – Кир! Вернись!!!
Бергер остановился. Прижал руку к сердцу.
– Я просто устал, Ром. – Он усмехнулся с каким-то несвойственным ему цинизмом. – Не бойся – я тебя не брошу...
– Кирилл… – делая шаг в его сторону, срывающимся голосом попытался оправдаться Роман. – Я виноват. Но я не мог иначе…
– Знаю, – прервал его Кирилл. – Знаю… А вот ты не догадываешься, что если тебе плохо, то и мне – плохо. У меня сейчас такое ощущение, как будто я изнутри грязный. До того мерзко! Меня просто тошнит от самого себя…
– Прости, Кирюш, – жалобно прошептал Роман. – Я… Что мне сделать?
Кирилл поглядел на него сочувственно, но ничего не ответил.
В панике Роман сделал ещё один шаг ему навстречу и вдруг разрыдался, как ребёнок, задыхаясь и горько всхлипывая. Фигура Бергера сделалась нечёткой и размытой, потом и вовсе ничего не стало видно, кроме серого унылого тумана, расплывающегося перед глазами. Единственным ориентиром в этой мутной пустоте оказались руки Кирилла – тёплые, ласковые, человеческие руки, которые утешали его уверенными объятиями и нежными прикосновениями.
– Всё хорошо, Ром, – шептал он горячо. – Правда ведь – уже легче?
Роман только кивал, не в силах вымолвить ни слова, чувствуя, как растворённая слезами боль постепенно вытекает наружу…
Когда он открыл глаза, был уже день. Лежать на мокрой и холодной подушке было крайне неуютно. Высыхающие на щеках слёзы неприятно стягивали кожу. Хотелось немедленно умыться, а ещё найти кого-нибудь из старших товарищей и безотлагательно покаяться. И непременно добиться, чтобы его простили, возвращая душе утраченные мир и покой.
========== Глава 104. Убей его ==========
– А вот это, – Андрей Константинович не спеша провёл указательным пальцем по доверчиво раскрытой для него наденькиной ладони, – это бугор Венеры. Он хорошо развит, что указывает на натуру чувственную и страстную… – Руднев пронзительно глянул на смущённо дрогнувшие от его слов наденькины ресницы, наслаждаясь появлением на щеках девушки равномерного пылающего румянца.
– А на выдающийся интеллект и высокую духовность там ничего не указывает? – ехидно спросил из-за рудневской спины Роман. – Простите, драгоценная Надежда Викентьевна, – он склонился из-за рудневского плеча, целуя наденькину ручку. – Но я должен ненадолго похитить Вашего жениха по исключительно важному делу…
– Ну ты и хам, Роман Аркадьич! – восхитился Руднев, вставая. В бледном свете серого декабрьского дня хищный профиль Романа смотрелся особенно зловеще, а выражение его лица, которое он, похоже, замыслил, как любезное, ничего, кроме нервной дрожи, у неподготовленного человека вызвать не могло. Отметив всё это про себя, Руднев хмыкнул и взял Романа под локоток. – Работать надо над образом, мальчик мой, – деликатно заметил он, разглядывая компаньона с лёгким оттенком жалости, как тяжелобольного, чьи дни сочтены. – Мой подручный не может выглядеть опаснее меня самого.
– Это детали, шеф, – снисходительно усмехнулся Роман. – Нужно обсудить кое-что поважнее.
– Надеюсь, конспирация не требует шептаться об этом за дровяным сараем? – с иронией поинтересовался Руднев. – Ты же понимаешь, я старый, больной человек, а погода премерзкая…
– Вы точно не еврей, Андрей Константинович? – прищурился Роман.
– Не имею ни малейшего понятия, – чистосердечно признался Руднев. – Кто я? Откуда? Куда иду? Одному Богу известно…
– Я буду наверху. – Наденька, старательно пряча улыбку, тронула Андрея Константиновича за рукав. – Папа просил помочь ему убраться в кабинете – там столько пыли!..
– Папа – это святое! – насмешливо согласился Роман и тут же осёкся под пристальным взглядом шефа.
Руднев галантно подал невесте руку, проводил её до лестницы, которая вела в маленькую комнатку под крышей, прошептал что-то ей на ушко, отводя назад тугие рыжие локоны, свободно рассыпанные по плечам. Наденька, смеясь, шагнула на нижнюю ступеньку, что позволило ей стать вровень с женихом, обвила шею Андрея Константиновича обеими руками и горячо его поцеловала. Растрёпанный и даже слегка порозовевший Руднев стоял и смотрел, как её длинная юбка подметает стёртые деревянные ступеньки, до тех пор, пока наверху не хлопнула дверь.
– Очнитесь, шеф! Вас вызывает земля! – легонько пихнул его локтем в бок неслышно подошедший Роман.
Руднев резко развернулся и молниеносно схватил Романа за горло.
– Давно хотел это сделать, – бесстрастно пояснил он, тут же отпуская безмерно изумлённого компаньона. – А ещё эдак сдавить посильнее и… ну, да неважно…
– Хорошая реакция, – одобрительно отозвался Роман, потирая шею. – Всё больше убеждаюсь, что Вы идеально подходите на роль циничного и подлого меня.
– А я и есть ты – забыл?
– Не надо драматизировать, Андрей Константинович! Ты – это ты, а я – это я, – отмахнулся тот. – Я хотел поговорить о фантоме.
– Пристрелить бы тебя, Роман Аркадьич, – ласково откликнулся на это Руднев. – За твои инициативы… – В глазах его блеснула ненависть.
– И не говорите! – вздохнул Роман. – Радзинский высказался в том же духе и даже наградил меня парой затрещин.
– Хотел бы я на это посмотреть... – с досадой прицокнул языком Андрей Константинович, явно расстроенный тем, что пропустил такое зрелище.
– Сожалею, но воспитание – процесс интимный, – ухмыльнулся Роман. Он прошёлся до стола и обратно, постоял возле сияющей разноцветными огнями ёлки, провёл пальцем по жёстким иголкам.
Руднев вздохнул и сел на табуретку возле печки.
– Скажи уже что-нибудь, – не выдержал он.
– Расскажи, что с тобой было – там, куда ты меня утащил… Ну, ты понял…
Руднев словно окаменел.
– А не пошёл бы ты, Роман Аркадьич, – ожесточённо бросил он, поднимаясь.
Роман тотчас оказался рядом, успокаивающе взял босса за плечи:
– Руднев, ну, пожалуйста… Не горячись… – бормотал он, подталкивая его обратно к табуретке. Тот, непонятно почему, сдался и сел. – Я ведь не из любопытства спрашиваю.
– Догадываюсь, – сквозь зубы процедил Андрей Константинович. По его скованным деревянным движениям было видно, как сильно он напряжён.
– Патрон предложил мне тебя убить – первый раз вышел со мной на связь, представляешь? – нервно усмехнулся Роман. – И я хочу знать, что ты натворил.
Руднев заметно дрогнул.
– Осторожнее, Роман Аркадьич, – не поднимая остекленевшего взгляда, без особого выражения проговорил господин адвокат. – Он может свести тебя с ума. Он так давит на сознание, что может полностью вытеснить твою личность. Незабываемое ощущение: становишься пустым и лёгким, как воздушный шарик, и запросто делаешь такие чудовищные вещи, от которых у человека, находящегося в здравом уме, стынет в жилах кровь.
В глазах Романа отразилась… жалость? Он зачем-то погладил шефа по голове:
– Я… догадываюсь. Но, всё равно, спасибо, что предупредил…
Руднев поднял на него полные отчаяния и боли яркие свои глаза – сухой безумный блеск во взгляде и бесконтрольно дёрнувшийся вниз уголок его губ заставили Романа напрячься.
– Убей его. Пожалуйста, – тихо, почти что одними губами, произнёс Руднев. – У тебя так легко получилось… Прошлый раз…
Роман с ужасом понял, что шеф сейчас заплачет. Он решительно прижал голову Руднева к своей груди и принялся с горячим сочувствием гладить его по волосам.
– Прости, прости, – мучительно подбирая слова, забормотал он, лихорадочно соображая, как донести до шефа мысль, что не фантом, а сам Роман теперь – живое воплощение патрона. – Я не знал… Я ничего такого не хотел… ни сейчас, ни тогда… Обещаю – никто тебя не тронет…
Красивые, длинные рудневские пальцы судорожно вцепились, сминая ткань, в тонкий чёрный свитер растерянного Романа. Пытаясь сдержать нервную дрожь, шеф конвульсивно глотал ртом воздух в приступе накатившей на него безумной, неконтролируемой паники.
– Что здесь происходит? – В голосе Аверина, внезапно появившегося на пороге, отчётливо слышался металл. Он жёстко отстранил Романа, за подбородок поднял лицо Руднева к себе. – Посмотри на меня, – тихо попросил он. – Всё хорошо. Дыши. Дыши глубже…
Глаза Руднева сами собой закрылись, он привалился боком к Николаю Николаевичу и задышал всё ровнее, всё тише. Аверин обнял его одной рукой за плечи, а другой жестом велел Роману убираться вон. И побыстрее.
========== Глава 105. Жест доброй воли ==========
– Итак, – хохотнул Радзинский. – Если кто-нибудь из присутствующих знает причину, по которой мы не должны этого делать, пусть скажет об этом сейчас, или молчит до конца своей жизни!..
– Кеш, хватит хохмить! – Николай Николаевич пихнул Радзинского в бок и нервно огляделся: тьма, ползущая изо всех щелей полуразрушенного дома, казалась живой, сознательной и враждебной. Кроме того, из разбитых окон и зияющих пустотой дверных проёмов, из-под сгнивших и кое-где провалившихся половиц тянуло холодом, да и занесённые снегом остатки мебели душу своим видом совсем не грели.
Заметив, что Аверин поднимает воротник и прячет нос в шарф, Радзинский скинул свою внушительных размеров дублёнку и заботливо набросил её Николаю Николаевичу на плечи, прямо поверх пальто:
– Присмотришь за ней, – безапелляционным тоном заявил он. – Это будет твоей почётной миссией на сегодняшний вечер.
– Кеш, ты замёрзнешь! – заволновался Аверин, пытаясь вывернуться из дублёнки, которая на его сухощавой фигуре выглядела скорее, как меховая палатка, чем как предмет верхней одежды. – Немедленно оденься! – строго прибавил он.
– Никуся, ты здесь сегодня только для моральной поддержки. Так что сядь в уголок и расслабься. Чтобы ты не скучал, могу нарисовать тебе барашка, маленький принц…
– Это… какое-то изощрённое оскорбление? – попытался обидеться Николай Николаевич.
– Нет, Коля. Это намёк на твою фатальную неприспособленность к жизни. Отправиться лазать по развалинам в пальто от Armani мог только ты.
И то правда: даже Руднев был в джинсах и тёмно-синей аляске, вполне органично вписываясь в таком виде в окружающую обстановку.
– Какая чушь! – искренне возмутился Николай Николаевич. – По-твоему, я не в состоянии сообразить, в чём выйти из дома?! Сейчас зима – я надел зимнее пальто. Неприспособленность – это если бы я без твоей помощи не смог сделать такую простую вещь!
– Извини, Коля. Я неправильно выразился, – многозначительно ухмыльнулся Радзинский. – В твоём случае речь идёт скорее о мистическом парении над обыденностью. До сих пор помню, какой шок я испытал, когда первый раз увидел, как ты в брюках от выходного костюма чистишь на кухне картошку. А уж когда я заметил, как фамильной серебряной ложкой ты рыхлишь землю в цветочном горшке!..
