сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 69 страниц)
– Ну, и зачем ты в это ввязался? Адреналина не хватает? – Панарин попытался заглянуть в лицо господина адвоката, но тот сидел, откинувшись на спинку дивана, и взгляд его был обращён в потолок, так что вальяжно устроившийся головой у него на коленях Женечка заглянуть ему в глаза никак не мог. Сцепив руки замком на животе, по обыкновению расстёгнутый, растрепанный и жизнерадостный доктор, устроив ноги на подлокотнике дивана, умиротворённо вздохнул. – Руди, ты всех нас обвёл вокруг пальца. Как, кстати, Радзинский, меня и предупреждал. Ты продолжаешь делать своё чёрное дело, только теперь никто тебе не препятствует. Умудрился получить охранную грамоту на заведомо противозаконную деятельность – что значит, грамотный юрист!..
– Скажи, Киса, если крещёная только невеста, пару обвенчают?
Женечка мгновенно уселся, поджав под себя ноги, и радостно хрюкнул, уставившись на Руднева пьяными от веселья глазами.
– Ру-у-ди, никак ты венчаться собрался?.. Да на тебя же купол рухнет, едва ты переступишь порог храма!
– Ты правда так думаешь? – серьёзно вгляделся в его глаза Руднев.
Женечка спрятал лицо в ладонях, и по трясущимся плечам стало понятно, что он смеётся.
– Надо проверить, – изо всех сил стараясь быть серьёзным, сказал он. – Можно прямо сейчас попробовать. – Он спрыгнул с дивана и, что-то напевая (что-то очень весёлое), подобрал с пола свой пиджак и, застёгивая манжеты, попытался одновременно засунуть ногу в ботинок.
Руднев нерешительно поднялся и следил за ним с заметным страхом.
– Ну, что ты стоишь? – Панарин справился, наконец, с ботинками и, подойдя к Андрею Константиновичу, одёрнул его пиджак и поправил ему воротничок. Тут взгляд его наткнулся на золотую галстучную булавку. Он выдернул её и оглядел с любопытством. – М-да, Руди, – протянул он, качая головой, и поглядел на него со смесью сомнения и восхищения. – Зачем ты пугал бедного, доверчивого мальчика Кирилла?
– Из вредности. – Руднев отнял у него булавку и аккуратно вколол её на место. – И никакой он не бедный. И уж никак не доверчивый. С этим ангелочком, знаешь, надо держать ухо востро! Чуть зазеваешься – он тебе сразу что-нибудь жизненно-важное оттяпает!
Панарин прыснул от смеха.
– Спорим, он тебя раскусил?
– Если бы только раскусил, – с досадой процедил Руднев. – Он заставил эту нелепую клятву работать. И теперь у меня не контора, а филиал Института благородных девиц: будем изучать чёрную магию чисто теоретически – строго в рамках утверждённой господином Бергером программы.
Тут уж доктор не стал сдерживаться: уцепившись за рудневский рукав, он согнулся пополам и хохотал до тех пор, пока в боку не закололо.
– А меня пригласишь – в качестве консультанта? – умильно глядя увлажнившимися от восторга глазами, поинтересовался он.
– Да у тебя же манер – никаких, – пристыдил его Руднев. – Тебя к подрастающему поколению на пушечный выстрел нельзя подпускать!
Окинув оценивающим взглядом строгую, безупречно-элегантную фигуру господина адвоката, Женечка согласно закивал, продолжая в то же время похрюкивать от смеха – видимо, представлял своего ненаглядного приятеля в окружении трепетных юных дев в белых форменных фартучках, присевших перед Господином Директором в глубоком почтительном реверансе. Надо признаться, выглядел Андрей Константинович в этой фантазии очень органично. Может, вот оно – предназначение?..
========== Глава 77. Всё под контролем ==========
– Коль, я даже не знаю, как тебе сказать… – Радзинский поставил раскрытый зонтик у двери и принялся не спеша расшнуровывать ботинки.
Николай Николаевич показался в дверях кухни, вытирая руки полотенцем.
– Да говори уже, – усмехнулся он. Настроение у Николая Николаевича, судя по всему, было прекрасное.
Радзинский тем временем разулся и направился в ванную – умыться с дороги.
– Ты с Гошей встречался? – пытаясь перекричать шум льющейся воды, спросил Николай Николаевич. В ответ ему раздалось приглушённое полотенцем «ага». – Что же он тебе такого сообщил – волнительного? – широко улыбнулся Аверин, глядя, как вышедший из ванной Радзинский, пытаясь причесаться, ожесточённо дёргает вниз застрявший в его густых волосах гребень. – Дай, лучше я… – Усадив друга в кухне на стул, Николай Николаевич уверенно разобрал спутавшиеся пряди и любовно расчесал их – волосок к волоску. – Мне нравится, как они у тебя вьются в такую погоду, – мечтательно произнёс он, нежно проводя рукой но седой шевелюре. И со смехом добавил, – Хочешь, я тебе косичку заплету? Или две?
– Но-но, без глупостей! – аккуратно отбирая у Аверина расчёску, предупредил его Викентий Сигизмундович. Он повернулся и как-то сочувственно посмотрел на товарища. – Сядь. – Радзинский кивнул на второй стул.
Николай Николаевич сразу напрягся и улыбаться перестал.
– Что случилось? – сухо спросил он.
Видя, что садиться Аверин не собирается, Викентий Сигизмундович поднялся сам и успокаивающе взял его за плечи.
– Гоша сказал мне, – безотрывно глядя другу в глаза, спокойно произнёс он, – что Кир и Шойфет уже больше месяца постигают под рудневским руководством секреты чёрной магии. Они заключили договор, что Руднев берёт в ученики своего драгоценного Ромочку только вместе с нашим Кирюхой. А тот в качестве ответной любезности закрывает всю связанную с этим информацию.
В лице Аверина, пока Радзинский всё это говорил, не дрогнул ни один мускул, но, дослушав, он сразу опустил голову и сделал решительное движение уйти. Викентий Сигизмундович не позволил: быстренько перехватил его, крепко прижал к груди и принялся размеренно гладить по голове.
– Ну что ты, Никуся, – ласково бормотал он при этом. – Мы же оба знаем, зачем он это делает. Горячая любовь к ближнему, жгучее стремление к самопожертвованию… Помнишь, мы об этом уже говорили? Могло быть гораздо хуже, поверь мне. А пока ничего плохого ещё и не случилось. Он же от тебя не отрекался! И мы теперь знаем… А раз знаем, значит – присмотрим. Не переживай. – Обхватив обеими руками аверинскую голову, Радзинский отстранил его от себя, глянул было ему в лицо, но тут же быстро прижал к себе обратно – таким невыносимо горьким был изгиб его губ и страдальческим – взгляд. – Николенька, ты, главное, не волнуйся, – продолжил он своё успокоительное бормотание. – Тут ведь даже не виноват никто. Руднев – он как был, так и остался несчастным, безумным мальчиком, страстно влюблённым в свою дикую мечту. Он же себе не принадлежит давно. Но мы и ему пропасть не дадим! Он же теперь тоже – наш. Правильно?
– Что хоть они делают? – глухо спросил Аверин в его рубашку. Он давно уже обхватил Радзинского обеими руками и стоял неподвижно, уткнувшись лбом ему в плечо.
– Да ничего не делают! Слушают. Смотрят. Запоминают. Шойфет – тот, я знаю, тайком практикуется без зазрения совести. При молчаливом попустительстве Наставника. Летает, как на крыльях – паршивец. Он ведь сам к своему боссу вернулся. Пришёл и попросился назад. Ещё потребовал диск ему вернуть. Так что – готовься, Коля. Скоро будет весело!
– Я не хочу – весело, – бесцветно обронил Аверин. – Я хочу, чтоб – мечи на орала и чтоб – лев рядом с ягнёнком… – Рубашка на груди Радзинского стала горячей и мокрой.
– Ко-о-ля, – горячо зашептал Викентий Сигизмундович, покрепче обнимая друга, и несколько раз пылко поцеловал его в макушку. – Я тебе обещаю, что всё закончится хорошо! – Он прижался щекой к его волосам. – Ну, хочешь, я прямо сейчас эту лавочку прикрою?!
– Нет, – всхлипнул Аверин и помотал головой – со стороны казалось, что он бодает Радзинского в плечо. – Всё правильно… импульс… интенсивный…
– Ну вот – ты тоже чувствуешь, что всё идёт, как надо, – с готовностью подхватил Радзинский, покачиваясь вместе с Авериным из стороны в сторону. – Коль, а у меня в куртке – в кармане – есть шоколадка, – вкрадчиво сообщил он. – Даже две, если честно. Но мне кажется, что сразу две – это перебор… Пойдём, посмотрим? – Он отстранил от себя Николая Николаевича и вытер большими пальцами его мокрые щёки.
Аверин судорожно вздохнул, кивая, и посмотрел на Викентия Сигизмундовича совершенно убитым взглядом. Радзинский нахмурился и поцеловал: сначала один заплаканный глаз, потом второй.
– Ох, и попляшешь ты у меня, Шойфет, – зловеще прошептал он, увлекая Николая Николаевича в сторону прихожей. – Ты у меня даже чтобы чихнуть, будешь разрешения спрашивать!..
Так как Николай Николаевич никак не мог решить, какая шоколадка ему больше нравится – с марципаном или горькая с мятой – он получил обе. А поскольку за столом он постоянно впадал в задумчивость, забывая тающий шоколад в руке, то Радзинский забрал у него обе плитки и стал выдавать по одной дольке исключительно на язык. Когда от каждой шоколадки осталось по паре маленьких квадратиков, Аверин вдруг пробормотал, что безумно устал, что у него слипаются глаза и, натыкаясь по пути на стены, побрёл в спальню, где рухнул, не раздеваясь, на постель и мгновенно отключился. Радзинский укрыл его пледом, погладил по голове и вернулся на кухню: разрабатывать план щадящего выхода из кризисной ситуации. Он долго вытягивал, сплетал и распутывал нити, пока не получил, наконец, три идеальных, мерцающих тонким узором ленты. Скатав их вместе в один клубок, он сунул тесьму в нагрудный карман и со спокойной душой занялся приготовлением обеда – нет, теперь, кажется, ужина!..
***
– Вики! Ты всё ещё здесь? Ты же на работу собирался! – укоризненно воскликнул Николай Николаевич. Его хрупкая лёгкая фигура возникла у заваленного бумагами кухонного стола, будто соткавшись прямо из воздуха. Глаза его сияли, как две звезды, неудержимая улыбка освещала худощавое лицо, энергичные жесты свидетельствовали о том, что он полон сил и готов сию же секунду облагодетельствовать весь мир.
– Никуся, ты проспал целые сутки, – мягко сообщил Викентий Сигизмундович, бросая из-под очков на товарища усталый взгляд. И похлопал по спинке стула. – Садись. Я тебя сейчас покормлю. – Он освободил от бумаг краешек стола.
– А что за аврал? – Аверин с любопытством покосился на бумажный шторм перед собой.
– Срочный перевод, – неохотно пояснил Радзинский, заправляя прядь волос за ухо, и включил электрический чайник.
– И когда его нужно сдавать?
– Вчера, – ухмыльнулся Викентий Сигизмундович, ставя перед Авериным тарелку с пирожками.
– И ты тратил время на пирожки?! – Николай Николаевич был потрясён.
– Ну не бутербродами же тебя кормить! – с нежностью откликнулся Радзинский.
– Вики, я тебе помогу! – загорелся Аверин. – Садись. – Он поместил друга напротив, подвинул к нему поближе ноутбук и взял его за руки.
– Ого! – усмехнулся Радзинский. – В меня как будто молния ударила! Где был-то? Расскажешь?
– Конечно, расскажу! Не отвлекайся. – Николай Николаевич подождал, пока Радзинский закроет глаза и настроится. – Свет видишь? – ровно спросил он. Радзинский кивнул. – Входи в него. – Он подождал ещё немного. – Поймал? – Викентий Сигизмундович ничего не ответил, но высвободил руки и положил их на клавиатуру. Ещё через мгновение он открыл глаза и начал печатать: сначала неуверенно, как будто прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом быстрее, а под конец – досадливо шипя сквозь зубы, потому что второпях стал пропускать буквы.
Аверин глядел на него со счастливой улыбкой и с какой-то даже гордостью. И уж точно – с любовью. Он терпеливо ждал, пока, сверяясь со своими записями и текстом оригинала, Викентий Сигизмундович правил получившийся перевод, лазил в словарь, задумчиво кусал костяшки пальцев, с сомнением поглядывая на свой черновик. Наконец, он сохранил документ на флэшку и горячо чмокнул Аверина в лоб:
– Спасибо, Ники. Я сейчас: мне надо срочно послать его по электронке.
Николай Николаевич с задумчивой улыбкой принялся аккуратно складывать разбросанные по столу бумаги и не заметил, как сзади подошёл Радзинский и вздрогнул, когда тот заключил его в объятия. Повернув, насколько мог, голову, он заметил, что Викентий Сигизмундович восхищённо смотрит в окно.
– Я, когда вошёл, в первое мгновенье подумал, что – солнце. – Радзинский кивнул на ярко-жёлтое дерево за стеклом, которое светило своей канареечного цвета листвой, создавая убедительную иллюзию солнечного дня. – А с утра – внимания не обратил… Ники! – ахнул он внезапно, показывая на нетронутые пирожки. – Ты до сих пор не поел!..
– Я тебя ждал, – уверенно соврал Аверин. – Вот такая у меня прихоть: хочу поесть вместе с тобой!
Викентий Сигизмундович покачал головой, усмехаясь, и пошёл снова греть чайник.
Николай Николаевич тем временем залез в холодильник и достал оттуда бутылку молока.
– Не вздумай пить его холодным! – пригрозил Радзинский, отбирая у Аверина наполненную молоком кружку, и поставил её в микроволновку.
– Вики! Ну что я – маленький?
– Ты не маленький, ты – слишком чувствительный к перепадам температуры тончайший инструмент, – наставительно изрёк Радзинский, чайной ложкой пробуя, согрелось ли молоко как следует. – Ты обещал рассказать, где пропадал целые сутки.
У Николая Николаевича возбуждённо замерцали глаза, он выпрямился на стуле, как готовая к полёту стрела, и, кажется, забыл, что откушенный пирожок надо прожевать. Да и проглотить не мешало бы…
– Я бы хотел отвести тебя туда, – взволнованно заговорил он, когда справился с помехой в виде пирожка во рту. – Там такой необычный жемчужный свет: солнце не светит сверху и не слепит глаза – свет струится из-за горизонта, и у моря поэтому необычный серебристый оттенок. Очень уединённое место – как раз для таких, как я – эмоционально ушибленных. – Николай Николаевич коротко и счастливо рассмеялся. – Сначала я видел – не знаю, сколько я мучился – какой-то жуткий мир, населённый совершенно омерзительными гигантскими чудовищами. Меня охватило такое отчаяние! Знаешь, как бывает, когда оказываешься пленником чужого мира безо всякой надежды выбраться оттуда – только умереть… В какой-то момент я смирился окончательно. Перестал трепыхаться и даже мысленно попрощался с тобой и со всеми… Не надо на меня так смотреть! Вот такое вот на меня нашло затмение!.. Внезапно я понял, что гляжу на всё уже сверху, и с замиранием сердца наблюдал, как по планетке прокатилась огромная огненная волна – потрясающее зрелище, я тебе доложу – и уничтожила всю эту мерзость. Даже следа не осталось. Сразу стало так хорошо, так спокойно. Пытка кончилась, а место мучения стало райским уголком. И я сразу подумал, что когда-нибудь так же внезапно и наш мир будет избавлен от наших собственных чудовищ. Вики! Это так вдохновляет! Одна только мысль, что когда-нибудь – пусть в отдалённой перспективе – видения прекрасного будущего станут реальностью, залечивает душевные раны полностью! Я смотрел на море – оно повсюду очень глубокое: огромная, практически неподвижная толща воды – и я увидел, что наши печали – только тоненькая плёночка на поверхности океана. Стоит нырнуть поглубже, и погрузишься во что-то настоящее, исходящее непосредственно из Источника, вечное и неизменное, состоящее из чистого, ничем не замутнённого блага… Но самое прекрасное, что там не хочется остаться навечно, потому что, как только ты понимаешь, что сомневаться преступно, что тебя ждёт работа – вот для этого самого будущего, всякая дурь из головы вылетает начисто! Боже мой, Кеша, мне стало так стыдно! Я поклялся, что больше никогда не стану жалеть себя, да ещё до такой степени, чтобы забыть о деле! И заставлять тебя волноваться… – да я просто свинья!..
Викентий Сигизмундович внимательно слушал, подперев голову рукой, и откровенно любовался вдохновенным лицом Аверина. Он смотрел на фиолетовые и синие всполохи вокруг его головы и с трудом удерживался от улыбки.
– Зная тебя, трудно поверить, что ты на этом остановился, – с иронией вставил он своим глубоким грассирующим баритоном.
