Текст книги "Имперская гвардия: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Аарон Дембски-Боуден,Гэв Торп,Стив Лайонс,Уильям Кинг,Дэвид Эннендейл,Митчел Сканлон,Стив Паркер,Энди Хоар,Баррингтон Бейли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 247 страниц)

Брэнден Кэмпбелл
Охотники

Михалик вспоминал свою первую встречу с дьяволом, когда ветер немного дернулся, волной пошевелив высокую траву, в которой лежали они с Ковоном. Они воспользовались возможностью снова двинуться вперед. Глянув в небо, он заметил, что начали надвигаться тучи, затеняя звезды. Это значило, что ветер продолжит дуть, и они смогут покрыть большую часть пути. Если трава перестанет шевелиться, замереть придется и им. И хотя камуфляжные плащи, надетые на них, делали их почти невидимыми, часовые тау носили шлемы с усиленным обзором, а их сторожевые дроны были оборудованы системой отслеживания движения. Чтобы оставаться полностью скрытыми, ему с Ковоном следовало двигаться в унисон с их прикрытием. Двигался подлесок – двигались и они. Когда мир замирал, они замирали с ним. Приспособление к окружающему миру, катаканский способ.

А вот способы их врагов были совсем другими. Тау прибыли на Киферию несколько недель назад, ожидая найти ее неразвитой и незаселенной; прекрасный мир для колонизации. Катаканцы же, что поколениями использовали его безбрежные травяные пустоши и густые смертоносные джунгли в качестве тренировочной площадки, с этим не согласились. Они собрали почти все свое вооружение и бросили его против захватчиков. Но в итоге победу одержала точность и более высокая дальность оружия Тау. Будь эта планета занята другим полком, все бы кончилось капитуляцией. Но это был мир катаканцев. Борьба за изгнание Тау вылилась в серию партизанских ударов, и пусть подобная перспектива казалась бы мрачной другим солдатам, прославленные в Империуме бойцы джунглей ею наслаждались; и было еще вопросом, как на это отреагируют чужаки.

Что-то дернуло за штанину Михалика. Он замер и оглянулся через плечо. За ним Ковон постучал по миникомпу на его запястье и показал два пальца. Михалик понял сигнал. Осталось два часа до рассвета. Им нужно было к этому времени быть на месте, иначе провалится вся миссия. Он кивнул Ковону, ответил жестом, который говорил, что они уже близко к цели, и продолжил змеей продираться вперед.

Их целью было за время ночи добраться до определенного дерева, что стояло в двухсот футах в глубине разросшегося парка. У него был широкий ствол, за которым можно было спрятаться, большие корневые выступы, на которых отлично можно будет разместить винтовку, и машина, врезавшаяся в него. В какой-то момент, когда Тау захватывали город, один из местных штатских, как оказалось, наехал на бордюрный камень и въехал прямо в дерево. Передняя часть машины ужасно помялась, шасси под острым углом прогнулось внутрь, создавая укрытие лучше любого, что Михалик или Ковон когда-либо сами для себя строили. Спустись с неба рука какого-нибудь великодушного божества и размести здесь для них обломки, оно не создало бы для них огневой позиции лучше.

Тридцать минут напряженного ползания, и они наконец прибыли. Их одежда была мокрой. Кожа на груди и локтях из-за постоянного контакта с землей ободралась. Их лица и руки были покрыты укусами насекомых. Они втащились под обломки и повернулись на спину, глядя вверх, в темноту.

– Я знал, который час, – прошипел Михалик. Это были первые слова, что он вымолвил за всю ночь.

– Что? – Ковон тяжело дышал.

Михалик не знал, задыхается ли тот, потому что не в форме, или потому открылась рана в груди, куда попали тау. Он горько заподозрил, что и то, и другое.

– Я сказал, я знал, который был час. Тебе не надо было меня останавливать и напоминать.

– Я просто… думал… должен напомнить.

– Нет, не должен был. Мне нужен корректировщик, а не нянька, – последовал момент тишины, прежде чем он спросил, как Ковон себя чувствует.

– Ребра огнем горят, – сказал он. – Думаю… Думаю, рана снова открылась. Повязка вся промокла.

– Это все усложняет, – простонал Михалик. – У нас нет замены. Сможетшь продержаться, пока мы не двинемся назад из города?

– Беспокойся о себе, – прорычал Ковон.

Михалик взрывался так же споро, как Ковон.

– И буду, – выплюнул он. – Давай информацию о расстояниях.

– Не командуй мной. Я знаю свое дело, – Ковон начал доставать снаряжение. Из трубчатой коробки на поясе он достал помятую макролинзу и короткий компьютерный кабель. Один его конец он прицепил к своему миникомпу, второй – к электронному визору. Михалик задумался, и не в первый раз, насколько древними и почтенными были обе эти штуки. Потом он сконцентрировался на своих задачах.

Многие снайперы по всему Империуму безгранично верили в длинноствольные лазганы: у них была превысокая точность, и расстояние между стрелком и целью они покрывали почти мгновенно. Но в то же время его главным недостатком была резкая, раскаленная добела вспышка света, которую легко мог отследить простой наблюдатель. Михалик не собирался упрощать дела для тау, поэтому использовал боевую болтерную винтовку и цельные патроны. По его мнению, недостаток технологической экстравагантности пули с лихвой восполняли надежностью. Долгими днями его винтовка была упакована в водонепроницаемый камуфляжный рукав. Теперь же он аккуратно развернул ее, прикрепил к дулу глушитель, проверил затвор. В магазине было пять патронов, и еще шесть обойм в патронташе. Больше чем достаточно, даже просто разгульно много боеприпасов, но он не собирался подыхать лишь потому, что не мог стрелять в ответ.

Тишину ночи нарушил взрыв, где-то вдалеке. Михалик и Ковон остановили приготовления и замерли в мертвой тишине. Прошла минута. Второй взрыв пронесся по воздуху с самой отдаленной части города. Потом третий и четвертый.

– Пасков, – прошептал Ковон.

– Всыпь им, братишка, – пробормотал Михалик. Он бы поднял тост за его успех, будь что-нибудь, чтоб наполнить стакан. Но его фляга давно пропала, лежит сухой и разломанной в коридоре грязного многоэтажного дома. Он сразу же вспомнил, как ему хочется пить. Золотой трон, подумал он, даже отвратительный самогон Ковона сейчас на вкус был бы как нектар.

– Эта штука омерзительна, – сказал Михалик, вытирая рот обратной стороной ладони. – Почему он на вкус как мята?

Ковон пожал плечами и отпил из своей чашки. Его голова рефлекторно откинулась назад, когда содержимое полилось вниз по глотке.

– Наверное потому что я гнал его из перебродивших огнесосновых иголок. Это все, что я смог найти. Не нравится, не пей.

Михалик оглянулся через плечо. За откинутым полотнищем двери палатки он видел остальной лагерь. Заросли джунглей здесь были не такими густыми, чтобы полностью прикрывать от дождя, и маленькие водопады стекали с навесов из красных листьев. Катаканские солдаты, некоторые под командованием Михалика, некоторые под командой Ковона, толпились под навесами из брезентов и вощеных холстов. Земля была словно густой суп из грязи и гниющих листьев, липнущий к ботинкам и штанинам. Они тихо сидели, чистя оружие или натачивая боевые ножи. Несколько костров для готовки горели тихим и бездымным огнем. В конце концов они все были бойцами джунглей, все они до единого. Такое окружение было для них почти домом. И все же, Михалик отлично видел, что не было дружеских перебранок, никто не рассказывал расистские или вульгарные анекдоты. Люди были молчаливы, суровы, безрадостны. Недели постоянных отступлений и поражений от рук тау опускали командный дух в мрачные и опасные глубины. И в том числе дух Михалика.

Он снова повернулся к Ковону.

– Нет, я выпью, – сказал он и одним глотком опрокинул в горло оставшееся содержимое чашки, сосредоточившись на том, чтобы не выплюнуть все назад. – Лучше, чем быть здесь трезвым.

Ковон показал пальцем и произнес.

– А вот и он. Наконец-то.

Снаружи прибывали катаканские солдаты, просачиваясь через полдюжины узких проходов в остальном нетронутых джунглях. Их тяжелые ботинки были покрыты грязью; боевая форма была грязной и потрепанной. У каждого из них на левом плече была зеленая армированная пластинка с высеченным на ней белым крылатым черепом и номером XXVI. Некоторые из них, добравшись до поляны, падали, садясь прямо в грязь, им недоставало энергии доковылять или доползти до навесов.

Среди них был высокий человек с повязанным на лбу красным шарфом, второй был обернут вокруг правого бицепса. Под глазами его были темные круги, щеки впали. Он коротко переговорил с одним из людей Ковона, который по сравнению с ним выглядел здоровым и энергичным, словно рекрут-первогодка; а потом вошел в палатку.

Ковон протянул руку новоприбывшему.

– Пасков, – вздохнул он. – Я уже начал волноваться.

– Не мог иначе, – медленно ответил человек. Он обхватил локоть Ковона в фамильярном приветствии. – Мы уже неделю отступали с долин. Пешком. Мы удерживали синих сколько могли, но это стоило нам всех транспортов.

– Ну, мы чертовски точно должны тебе один, – сказал Ковон. Он налил еще одну чашку самогона и протянул ее. – Ты выиграл нам время, что было нужно чтоб перебраться сюда в горы. Эзра, вы двое когда-нибудь встречались?

Михалик покачал головой.

– Михалик, командир Катаканского 51-го, Черные Гадюки.

Пасков кивнул:

– Командир, Катаканский 26-й, Следящие Кобры, – он медленно и спокойно отпил из чашки, так, словно нисколько не заметил обжигающего привкуса.

Ковон и Михалик переглянулись, спрашивая себя, насколько же должен был быть вымотан их земляк.

Закончив, Пасков медленно выдохнули и произнес.

– Черные Гадюки. Слышал вам сильно досталось в первой волне нападения.

– Да, я потерял много хороших ребят, – пробормотал Михалик. Ему не нравилось вспоминать, с какой легкостью ксеносские вторженцы захватывали одну позицию за другой. Но его снайперские отряды никогда не предавали свой долг, не колебались в решимости. Они продолжали стрелять по командирам вражеских отрядов и отслеживать важный персонал до самой последней секунды, пока какой-нибудь вражеский заряд не сражал их огненным взрывом.

Ковон присел на пустой ящик из под боеприпасов и махнул Паскову присоединиться.

– И вот мы здесь, – сказал он. – Командиры последних защитников Киферии.

– Рискованно встречаться всем в одном месте, – пробормотал Пасков. Настороженность сочилась из каждой части его тела, в том числе и голоса. – Тау могут прикончить нас прямо здесь, если захотят.

– Рискованно? Скорее глупо, – рыкнул Михалик.

Ковон извиняющеся развел руками.

– У меня не было выбора. Четыре дня назад сбили последний спутник. Планетарные комм-линии теперь все под тау. Если бы мы переговаривались через эфир, даже через коротковолновое радио, они смогли бы нас услышать. И кроме того, они не смогут прийти в джунгли. Все их войска снаряжены только для боев в открытой местности.

– Ты в этом уверен? – Михалик приподнял брови и угрюмо посмотрел на Ковона. С первого дня их прибытия он видел, как враги используют самое разнообразное оружие, многое из которых было настолько продвинутым или чуждым, что его мозг переклинивало от одной только попытки осознать это. – Я видел, как они залпом ракет поразили цель за пределом видимости. За пределом видимости, Ковон. Это ненормально.

– И роботы, – сказал Пасков. – Словно большие перевернутые тарелки, с приделанным к ним каким-то пульсовым оружием. Каждый сам по себе ничего особенного, но когда таких целое поле… – его взгляд на секунду расфокусировался, словно он заново переживал какую-то катастрофу, известную только ему.

– Их оружие неплохо, не откажу им в этом, – сказал Ковон. – Но думаю, я понял, как их полностью остановить.

Пасков сосредоточенно наклонился вперед. Из его голоса внезапно исчезла депрессия, сменившись злобой:

– Как?

Ковон наклонился и заговорил, понизив голос, так, словно боялся, что враг может подслушивать:

– У тау выстроена цепь командования, и она совершенно не гибкая. Каждый солдат слушает приказы командира отряда и беспрекословно им подчиняется. Каждый командир отряда обращается к командиру роты за указаниями, и командиры…

– Кому отчитываются они? – пылко спросил Пасков.

– Вот именно. Мы понятия не имели. Все, что мы знали, это что они действовали как мы, что старшие офицеры сами управляют своими операциями, работая в основном по своей инициативе. Но…

Михалик хохотнул.

– Безголовые змеи.

Ковон и Пасков уставились на него, и спустя секунду он объяснил:

– Тогда на Катакане, когда я был мальчишкой, меня тренировал старый ветеран, Кирсопп. Он часто говорил, что мы – безголовые змеи; что армию катаканцев невозможно покалечить, уничтожив единственного командира, на котором завязано все, потому что у нас такого нет. Это какая-то древняя поговорка про голову и тело змеи.

– И это самый умный способ обустройства, – согласился Пасков.

– И вот почему удивительно, что Тау не делают того же, – теперь Ковон улыбнулся и поднял сумку из коричневой кожи, что лежала у его ног. Оттуда он достал несколько зернистых черно-белых пиктов. Они явно были сделаны с очень большого расстояния, но на каждом из них в центре стоял Тау. На нем была сложного покроя многослойная мантия, с смехотворно высоким воротников, который тянулся вверх за его головой. С его шеи свисал тяжеловесный медальон. В одной руке он держал тонкий жезл, увенчанный каким-то бессмысленным ассиметричным украшением. Его лицо было абсолютно чужим – неразличимый нос, маленькие глазки-бусинки, широкая щель вместо рта.

– Один из моих людей сумел снять это с дальнего расстояния во время разведки, – Ковон протянул пикты Паскову, который внимательно их разглядел. Украшения и одеяния чужака показались ему каким-то образом знакомыми.

– Жрец? – догадался он.

Ковон кивнул.

– Они зовутся «Эфирными». Насколько мы можем сказать, у него абсолютная власть на этой планете. Уничтожим этого парня, и вся их армия начнет лавировать как лодка без руля.

Михалик оглядел двух других. Они оба теперь улыбались, увлеченные перспективой быстрого поворота хода войны в их пользу одним ударом. И все же он испытывал тревогу. Он забрал у Паскова снимки и изучил их.

– Ковон, – сказал он. – За свою жизнь я пристрелил с дюжину жрецов, и ни разу их смерть не заставляла замереть целую армию. Этот… Парень… Он действительно может быть столь важен?

Ковон прищурился, отвечая Михалику.

– Два взвода солдат погибло, чтобы принести мне эти данные, – холодно сказал он. – Я им верю.

– Где это снято? – вмешался Пасков.

– Парк Бледель, в одной из гражданских колоний. Там теперь штаб Тау. Их инженерные команды построили там посадочную площадку и командный пункт. Думаю, они решили, что лучше построить что-то на пустой земле, чем уничтожать половину города, – пожал плечами Ковон. – Так эффективнее, наверное.

Михалик нахмурился. Да, использовать одно из самых больших открытых пространств было для синеньких самым быстрым способом установить основную власть. Но с другой стороны, это же и значило, что самые важные их лидеры, те, кто принимают решения, будут со всех сторон окружены ранее построенными зданиями, каждое из которых сможет стать отличным укрытием для снайперов или команд тяжелого вооружения. Для предполагаемо разумных существ с высоко дисциплинированной армией, это казалось по-настоящему глупым поступком.

– Что именно ты предлагаешь, Ковон? – спросил Михалик, хотя он уже знал ответ.

– Пойти и достать его.

Внезапно жажда мести Паскова несколько обуздалась осторожностью, такова была привычка всех опытных катаканцев. Когда человек всю свою жизнь проводит сражаясь в обстановке, где природа может убить тебя с той же легкостью, что оружие врага, если не легче, то он или начнет думать, прежде чем действовать, или погибнет задаром

– Это непростое дело, – медленно сказал он. – Как мы вообще туда доберемся?

Ковон приподнял палец:

– У нас осталась ровно одна «валькирия», спрятана под горой камуфляжных покрывал. Она может доставить нас до точки входа за городом, под радаром их противовоздушных сил. Если мы выживем, он будет там, чтобы нас увезти.

– Нам придется пробираться через занятую часть колонии, и лишь Император знает, что за меры безопасности они там установили.

– Вот почему это должны быть мы трое. Любая команда побольше будет несомненно поймана, но три человека, три очень опытных человека, в камуфляжных плащах и только с нужными оборудованием, можеть быть как раз что надо.

– Почему ты думаешь, что мы вообще поймаем его на открытом пространстве? – едко спросил Ковона Михалик. – Если этот жрец так ценен, кто сказал, что синие не запрут его в бункере на милю под землей или что-нибудь подобное?

– Он устраивает ежедневные проповеди, на посадочной площадке, чтобы все Тау могли услышать. Собирает приличную толпу, как мне сказали. Все про славу Высшего Блага.

– Чего?

– Высшего Блага. Их вариант Экклезиархии, – Ковон снова потянулся к сумке и достал инфопланшет. Он бросил его Михалику, который поймал его одной рукой. – Я узнал это отсюда. Архивы ксеносов. Большинству из этого лет двести или даже больше, но достаточно вещей, что могут пригодиться.

Михалик холодно поднял взгляд.

– Ты все говоришь «мы». А кто это умер и назначил тебя планетарным губернатором?

Ковон поднялся на ноги.

– Если у тебя есть идея получше, как разобраться со всем, то пожалуйста, давай послушаем.

Михалику чертовски хотелось, чтобы у него был альтернативный план, но не было. Как и все остальные, он устал отступать, устал, что его треплют синенькие. Он не хотел ничего больше, чем убить их всех, но миссия Ковона была одноразовой ставкой, все или ничего, прогулка в темноте на базе данных столетней давности да чертежах полевой разведки. Это было как идти в тупиковый коридор, а Михалик еще не достиг преклонного возраста тридцати шести, чтобы позволять втягивать себя в тупиковую ситуацию. Он был катаканским снайпером, что вел полк других катаканских снайперов. «Бей и уходи» было правилом его жизни, и он всегда убеждался, что всегда есть путь отхода, что бы он ни делал.

Он покачал головой и начал быстро проглядывать данные на планшете.

– Что-то меня еще здесь беспокоит, – пробормотал он.

– И что? – спросил Пасков.

– Не знаю. Что-то. Может мне просто не нравится, что у нас только один вариант.

Ковон снова сел и начал планировать с Пасковым, какое именно оборудование им следует с собой взять. Михалик же тем временем начал тщательно изучать инфопланшет. Где-то около часа спустя он наконец нашел, то что искал, и когда показал другим, они не смогли не согласиться.

За час до рассвета их чуть не поймали.

Ковон был занят обязанностями корректировщика, тщательно изучая территорию, отмечая потенциальные угрозы и замеряя ветер и погоду. Михалик лежал замерев, прислушиваясь к разным звукам, раздающимся рядом с их укрытием. Прошел почти час с тех пор, как они услышали, как последний взрыв Паскова отдаленным громом прогремел по улицам. Теперь колония была мертвенно тиха, и лишь ядовитые голуби тихо щебетали в ветках над ними.

Ковон кашлянул. В тишине, что предшествовала этому, звук прозвучал как щелчок кнута. Михалик резко развернул голову, его широко раскрытые глаза были свирепы. Он увидел, что его корректировщик лежит лицом вниз, его правая рука была тесно прижата к носу и рту. Тело Ковона содрогнулось в еще одном, на этот раз более приглушенном, кашле. Прошло несколько секунд, прежде чем он уверился, что припадок прошел. Он медленно убрал руку, открыл рот и выпустил струйку кровавой слизи. Потом кивнул, что в порядке.

Глаза Михалика сузились. Он был готов что-то прошептать, когда вдруг раздалось внезапное хлопание крыльев. Ядовитых голубей что-то спугнуло, и это был вовсе не спазм пробитого легкого Ковона. Вместе они выглянули из-за узловатых корней дерева. Сначала они ничего не увидели, но потом облака начали расходиться, и в мрачном индиговом свете, предшествующем рассвету, Ковон и Михалик с трудом различили силуэты патрульных тау. Их было двенадцать, замеревших абсолютно неподвижно в траве, достающей им до плеч. Их винтовки, взятые наизготовку выглядели длинными, плоскими и смертоносными. Прошли напряженные минуты, пока чужаки наконец не решили, что они не слышали ничего особенного, и продолжили свой путь.

Михалик медленно испустил так долго затаиваемый вздох и сосчитал до десяти. Потом посмотрел на Ковона, который снова выпустил кровь изо рта на землю. Его ярость обратилась в искреннюю тревогу, и он спросил, как его рана.

– Нормально, – прошипел Ковон и вернулся к сбору информации. Но Михалик слышал его дыхание – хриплое, булькающее и все ухудшающееся.

Все началось довольно нормально. Валькирия высадилась на поляне посреди джунглей вдали от доступа защитных линий тау. Пасков и Ковон быстро спустились по задней аппарели и за несколько секунд в последний раз проверили свое оснащение. Михалик обошел поляну по периметру, убеждаясь, что все на месте. А потом они трое направились к окраинам колонии. Пока они оставались в джунглях, они не встретили ни единого тау. Но как только деревья уступили место траве, все изменилось.

Присев за колючим кустом, мужчины смотрели через недавно расчищенное поле. Пятьдесят или более человек вкапывали в медного цвета землю желтые столбы. Их лица были безрадостными. Высоко над ними висели те тарелкообразные роботы, что так пугали Паскова. Из огромного динамика снизу они говорили на готике со странным акцентом.

– Примите Высшее Благо. Не ропщите на свой труд, но принимайте его как помощь обществу. Се есть союз между людьми и Тау, между высшими и низшими, между военным, политическим и созидающим трудом. И следует обязательно превозмочь все, что нарушает сей союз.

– Какого черта? – выдохнул Михалик.

– Они делают из гражданских рабов, – сплюнул Пасков.

Ковон рыкнул.

– Они называют это культурной ассимиляцией.

Они обошли вокруг поля, неуверенные, кем сочтут их роботы, вражескими солдатами или просто еще тремя людьми в городе, заполненном людьми. Было уже далеко за полдень, когда они наконец вошли в собственно колонию. Они ползли по проулкам, в своем камуфляже выглядя как кучки толченого кирпича или горы мусора. Время от времени они рисковали выглянуть на улицы, где толпы людей ходили по своим делам. Когда они приблизились к парку Бледель, количество стоящих повсюду Тау увеличилось.

Наконец, когда тени уже начали удлиняться, они пересекли парковку, заполненную брошенными машинами и прошмыгнули в металлическую дверь с задней стороны многоэтажного дома. В коридоре было темно и прохладно, и все трое передохнули минутку, чтоб собраться. Михалик сделал глубокий глоток из фляги. Ковон стучал по компьютеру, прикрепленному к руке. Пасков засунул руку в свой глубокий карман и достал маленькую бутылочку. Одним большим пальцем он открыл крышку и закинул в рот четыре белые таблетки. Михалик проследил, как он проглотил их.

– Чтоб не спать, – тихо сказал Пасков. Он протянул пузырек.

– Нельзя, – ответил Михалик, качая головой. – У меня от них руки трясутся.

Ковон оглядел их.

– Ладно, – сказал он. – Это место заселено. Миникомп насчитал триста живых сигналов. Но с другой стороны, здание указывает прямо в парк.

– Снаружи я насчитал пять этажей, – сказал Пасков, когда они пошли по коридору. – Думаю, четвертый?

– Должно сработать, – согласился Михалик. – Верхний этаж – слишком очевидный выбор, и уж ни за что мы не полезем на крышу, где останемся без прикрытия.

Они поднялись по лестнице, усыпанной мусором. На каждой лестничной площадке они видели по несколько недавно прикрепленных больших плакатов. На одном из них был Тау в полной боевой броне, его голова была вскинута в героической позе, понятной любой культуре. «НЕ БОЙТЕСЬ» – было написано сверху на имперском готике, а внизу – «ТАУ – ВАШИ ДРУЗЬЯ».

– Те еще друзья, – сказал Ковон. Он показывал на второй плакат, с надписью: «ДОКЛАДЫВАЙТЕ О БУНТАРСКОМ ПОВЕДЕНИИ».

Они поднялись на четвертый этаж. Коридоры были пусты, но из квартир был слышен шум людей, готовящих себе вечерний ужин. Запах вареной капусты тяжело висел в воздухе. Ковон прижался ухом к простой коричневой двери и прошептал.

– Эта выходит вперед, но она заселена.

– К чертям, – Михалик выбил дверь, и они все трое вошли в захудалое жилье за ней. Сразу налево от них была маленькая кухня, а за ней единственная комната, заставленная койками и диванами. Потрепанные одеяла служили занавесками. В одном из углов в страхе перед вторженцами сбилась семья из четырех человек.

Михалик и Ковон полностью проигнорировали их, приседая под окном. Они оттянули одно из одеял и выглянули наружу. Пасков же откинул капюшон и приподнял руки.

– Мы не за вами. Нам просто нужно место. Будет лучше, если вы пройдете на кухню и останетесь там.

Дрожащие, с широко распахнутыми глазами, они ушли, как им и было сказано. Пасков присоединился к другим.

– Ну ты просто народный герой, – поддразнил Михалик.

Пасков даже не улыбнулся, но напряг челюсти и сжал зубы, удерживаясь от ответа.

Ковон глянул на миникомп.

– Уже закат. У нас около десяти часов до появления Эфирного, – сказал он.

– Хорошая точка, – ответил Михалик. – Может несколько ветрено, но с этой высоты я смогу скомпенсировать. Давайте устраиваться.

Пасков нес самую большую сумку, и он с глубоким стуком уронил ее на пол. Михалик осторожно снял со спины большой пакет, в котором была его снайперская винтовка, и прислонил ее к оконной раме. Ковон оглянулся через плечо, встал и прошел к все еще распахнутой двери. Он как раз закрывал ее, когда понял, что чего-то не хватает. Ему хватило времени лишь оглянуться и спросить:

– А куда ушла семья? – как ворвался отряд из шестерых солдат Тау.

И после этого все случилось быстро. Квартира была маленькой, и обзор был ограничен, но Михалик видел, как Ковон прыгнул вбок на кухню, в то время как справа от него Пасков открыл огонь из лазгана. Двое вражеских солдат влетели в основную комнату, стреляя из своих длинных винтовок. Но Михалик и Пасков сидели присев, и пульсирующие заряды пролетели мимо. Окно и стена за ними разорвались осколками стекла и пластика. Винтовка Михалика все еще была в водонепроницаемой обертке. Он вытащил "клык" и с громким выдохом швырнул короткий, размером с кинжал, клинок в ближайшего Тау. Он пробил грудную пластину брони чужака и по самую рукоять погрузился в синюю плоть.

Были еще несколько выстрелов Паскова, звук борьбы на кухне, но все это проходило мимо сузившегося поля зрения Михалика. Он прыгнул вперед, схватил винтовку мертвого тау и начал стрелять по двери. Сквозь яркие белые вспышки он видел, как падают и умирают оставшиеся синие. Он поднялся, все еще держа ксеносскую пушку в руках, и только тогда осознал, что наделал. С громким криком он отбросил винтовку и принялся яростно вытирать руки о штанины. Он прикоснулся к оружию ксеносов. Нет, хуже того, он воспользовался им. Его руки были замараны, и его желудок скрутило.

– Простите, простите, – заикался он. – Я не думал.

Пасков сочувственно положил руку ему на плечо. Иногда во время войны приходится делать ужасные вещи.

С кухни послышался звук упавшего на пол тела. Мужчины поспешили за угол и увидели, что Ковон опирается о стол. В одной руке его был лазпистолет, в другой "клык". Он тяжело дышал. Два выпотрошенных Тау лежали на потрескавшейся плитке.

– Тебя задело, – указал Пасков.

Ковон глянул вниз на грудь. Нож торчал из под его нижних ребер. Он был длинный и плоский, с разукрашенной рукояткой, оплетенной в черную кожу, обитую золотистыми гвоздиками. Он выглядел скорее церемониальным, чем рабочим.

– А, черт, – Ковон присел на пол среди тел.

Михалик присел рядом с ним. Он снял с головы красный шарф, скрутил его в шар и сунул в рот Ковона. Их глаза встретились, и Ковон быстро кивнул. Михалик вытянул клинок тау одним быстрым движением. К его чести, Ковон сохранял тишину, лишь закусил шарф Михалика. Подошел Пасков и начал забинтовывать рану стерильной повязкой.

Михалик с отвращением откинул оружие.

– Уже второй раз, – выдохнул он.

Ковон выплюнул шарф и попытался смягчить ситуацию.

– Докладывайте о бунтарском поведении, – сказал он сквозь сжатые зубы. – Когда я снова найду этих людей, всех их наряжу в катаканские галстуки.

– Мы тебе поможем, – ответил Пасков. Он закончил полевую перевязку резким рывком, который заставил Ковона дернуться. – Не могу поверить, что наши же люди покупаются на эту ерунду о Высшем Благе.

Михалик встал и оглядел остальные тела. На каждом из них был нож вроде того, которым ударили Ковона.

– И мне надоедает все время быть правым, – сказал он. – Вы знаете, что когда эти парни не доложатся на своей базе, мы здесь по самые глазницы будем в синеньких. Нам придется отменить миссию.

Пасков встал и не говоря ни слова подошел к разбитому окну. Он поднял свою тяжелую сумку и пошел к двери.

– Нет, – сказал он, избегая их взглядов, – это слишком важно. Я уведу их как можно дальше и отвлеку как можно сильнее. Это должно привлечь большую часть патрульных, так что вы сможете сделать то, что должны.

– Ты уверен? – спросил Ковон, тяжело поднимаясь.

Пасков открыл сумку. Она была наполнена разной взрывчаткой, от фраг-гранат размером с кулак до огромных взрывных шашек. Он улыбнулся.

– Уверен.

– Оставь нам одну из этих, – сказал Михалик. – На всякий случай.

Пасков протянул взрывную шашку Ковону, повернулся, не говоря ни слова, и выбежал в коридор. Двое оставшихся собрали свое снаряжение. Михалик с радостью вытер нож, но сердито заметил, что флягу задело во время перестрелки, и теперь она была лишь бесполезным перекрученным куском металла. Он оставил ее там, где была, и пошел вниз по лестнице за Ковоном.

– Нам надо найти новую позицию, – тяжело выдохнул раненый. – Есть идеи?

Михалик перешел коридор зала на первом этаже, к проходу, дверь в котором была полуоткрыта. Через пустую улицу он видел парк Бледель, а за ним округлые, ксеносские здания Тау. Теперь, когда никто не следил постоянно за ростом местных растений, парк начал быстро дичать. В некоторых местах трава уже была по пояс. И тогда он увидел дерево – дерево с широким стволом; дерево с большими корнями; дерево с машиной.

– Одна, – ответил он.

Несколько секунд спустя они перебежали улицу и начали ползти через парк к убежищу за обломками.

И теперь, когда он лежал тут, глядя в днище машины, пока один его напарник выплевывает свои легкие, а второй скорее всего уже лежит мертвым где-то на улицах, Михалик начал серьезно думать, что это может быть его конец.

– Закрой глаза, – сказал Кирсопп. – если эта штука в них попадет, ты ослепнешь.

Михалик сделал, как было велено, и почувствовал, как грубые руки размазывают пасту по его бровям, рту, щекам, носу.

– Император, ну эта штука и воняет, – простонал он.

– Не для дьяволят. Они это любят. Для них ты будешь пахнуть словно свежеприготовленный стейк из откормленного зерном грокса, – старик отодвинулся, оглядывая свою работу.