Текст книги "Имперская гвардия: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Аарон Дембски-Боуден,Гэв Торп,Стив Лайонс,Уильям Кинг,Дэвид Эннендейл,Митчел Сканлон,Стив Паркер,Энди Хоар,Баррингтон Бейли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 117 (всего у книги 247 страниц)

Все мое тело трясется, и я не совсем уверен по какой причине. Я пытаюсь убедить себя, что от холода, но я все-таки мужчина, чтобы признаться, когда мне страшно. Меня не пугают люди, за исключением, возможно, Полковника. Как тогда, так и сейчас, инопланетяне заставляют меня дрожать, особенно тираниды, но что-то в самой мысли о варп-существах пугает меня до глубины души, хотя я никогда не сталкивался даже с одним из таких. Во всей галактике я даже не могу придумать ничего столь жуткого.

Я вижу, что кто-то барахтается на одеяле впереди, как раз где освещение переходит во тьму. В неустойчивой дымке от сломанной светосферы сложно разглядеть детали, но мне кажется, что я вижу искривленное лицо Кронина и поворачиваюсь. Я слышу шаги за спиной и резко разворачиваюсь, почти натыкаясь на Франкса, который поднялся и пошел вслед за мной.

– Просто варп-сны, – с перекошенной улыбкой он пытается уверить меня, рефлекторно подняв свои огромные руки.

– Как будто это мне поможет, – коротко отвечаю я, разворачиваясь обратно к скорчившейся фигуре Кронина. Я как раз собираюсь сказать пару слов, когда его искривленный рот исторгает вопль.

– И из глубин… восстанет могучий зверь, с множеством глаз… и множеством конечностей. И зверь из… тьмы восстанет против света человечества… с ненавистной жаждой и неуемным голодом!

– Не буди его! – шипит на меня Франкс, когда я протягиваю руку к распростертой фигуре.

– Почему нет? – требую я ответа, становясь на колени рядом с Кронином и взглянув на сержанта.

– Проповедник Дюрант однажды сказал, что если разбудить человека во время варп-сна, то это опустошит его разум, позволив Хаосу проскользнуть, – с серьезным выражением лица увещевает он.

– Что ж, тогда я рискну порчей, а? – отвечаю я ему, раздраженный тем, что кажется мне детскими суеверием. – Если он продолжит дальше в таком же духе до конца цикла, я вообще не засну.

Я кладу руку Кронину на плечо, поначалу мягко, но все сильнее сжимая, пока он продолжает трястись и вертеться. Ничего существенного это не приносит, и я склоняюсь над ним и жестко шлепаю его по щеке тыльной стороной ладони. Он резко открывает глаза и на секунду в них горит какой-то опасный свет, но быстро сменяется смутным узнаванием. Он садится и смотрит прямо на меня, в колеблющемся свете его глаза косят.

– Святой Люций говорил с жителями Белушидара, и велика была молва их восхищения, – произносит он с теплой улыбкой на тонких губах, но его глаза быстро становятся затравленными.

– Думаю, это значит – спасибо, – говорю я Франксу, вставая, пока Кронин укладывается обратно на одеяло, еще раз осматривая окружение перед тем, как закрыть глаза. Я стою там еще пару минут, пока дыхание Кронина снова не становится глубоким и спокойным, означая, что он опять действительно заснул или слишком хорошо притворился, чтобы я больше не беспокоился.

"Какого черта Грин позволил себя убить?", несчастно спрашиваю я сам себя, устало возвращаясь обратно к себе в зону отдыха. Я как-нибудь обойдусь без обязанностей няньки за этой толпой преступников с дерьмом вместо мозгов. В "Последнем шансе" и так достаточно сложно выжить, чтобы еще беспокоится о ком-то другом. Я полагаю, что мне просто нужно забить на это, пусть сами о себе заботятся. Черт, если уж и это они не могут сделать, то заслужили смерти.

ЧЕРЕЗ несколько дней после происшествия с Кронином, мы присаживаемся перекусить в центре камеры, разложив на полу перед собой тарелки с протеиновыми шариками. Нам приходится цеплять их руками; нам не дают никаких столовых приборов, чтобы мы не могли заточить и использовать как своего рода ножи. Вот такое вот отношение действительно ломает людей – они даже не верят тебе, что ты будешь ими есть, а не кинешься резать другим глотки. Пища для нас тоже измельчается. Я точно знаю, что они привезли на борт сотни рогатых с полей вокруг Избавления, но разве мы видим хоть какое-то парное мясо? Никогда. Нет, все та же коричневая, наполовину жидкая жижа, которую ты запихиваешь себе в рот пальцами, ощущая, как она ужасно скользит по пищеводу, напоминая по консистенции остывшую блевотину. Через некоторое время ты к ней привыкаешь, тебе приходится. Ты просто впихиваешь ее в себя, глотаешь и надеешься, что не сильно подавишься. У нее даже нет никакого вкуса, кроме солоноватой воды, с которой она смешана. Она холодная и склизкая, и не единожды я ощущал острое желание швырнуть это дерьмо в лицо охраннику, но меня просто отпинают, и я останусь голодным. При полном отсутствии гастрономического восторга, она, конечно же, наполняет твое брюхо и позволяет жить дальше, что от нее и требуется.

Я как обычно сижу с Гаппо и Франксом, самые близкие к понятию друга, что у меня были среди этой презренной компании. Несколько минут мы проводим наполняя рот этой жижей, после чего проталкиваем ее внутрь восстановленным фруктовым соком. Некоторым может показаться, что фруктовый сок был неким расточительством, но на борту корабля, где воздух постоянно снова и снова фильтруется, и где только искусственное освещение и замкнутое пространство, это лучший способ остановить любую заразу. Есть истории, когда экипажи целых кораблей дохли от лихорадки Талоиса или муританской холеры, и в этом заключался огромный риск, поскольку вам нужно было всего лишь дать человеку полпинты сока в день, чтобы предотвратить худшее.

– Ты когда-нибудь думал, чтобы сбежать, пока ты на борту? – спрашивает Франкс, используя свой мизинец, чтобы стереть последний кусочек протеина с ободка тарелки.

– Я слышал, что это реально, – говорит Гаппо, отодвигая тарелку в сторону, прежде чем начать ковыряться у себя во рту ногтем, пытаясь подцепить застрявший где-то кусочек протеина.

– Некоторые из экипажа считают, что существуют места, где человек может прятаться вечно, – добавляю я, выливая остатки сока в рот, и полощу его, чтобы смыть чудовищную текстуру, оставленную пастой.

– Этот корабль не настолько большой, но все равно тут есть сотни мест, куда никто давно не заглядывал: между палубами, в системе трубопроводов или под двигателями. Ты можешь ползать там и красть себе еду, это будет не сложно.

– Ага, – говорит Франкс, скривив губы, – но это не совсем гребаная свобода, не так ли?

– А что бы ты назвал свободой? – спрашивает Гаппо, подпирая себя локтем и вытягивая свои длинные ноги перед собой.

– Не знаю, – пожав плечами, отвечает сержант, – полагаю, это как выбирать: что тебе есть, куда пойти, с кем дружить.

– Я никогда не мог позволить себе такого, – говорю я им, – в фабричном улье самое главное было выжить, как и здесь. Убей или будешь убит, выиграй торговую войну или голодай, все просто.

– Никто из нас не знает что такое свобода, – говорит Гаппо, качая головой из стороны в сторону, чтобы разработать тугие мышцы, – когда я был проповедником, все что я знал, так это святые писания и догмы Экклезиархии. В любой ситуации они говорили мне в точности, что я должен делать и что чувствовать. Они говорили мне, кто был прав, а кто ошибался. Я теперь осознал, что у меня по-настоящему не было вообще никакой свободы.

– Ты знаешь, я с агромира, – говорит Франкс, – просто фермер, там не было особых лишений. У нас была куча машин, единственный человек мог присматривать за пятнадцатью сотнями гектаров. Мы всегда жрали от пуза, бабы молодые и здоровые, мужику желать больше нечего.

– Так какого гребаного лешего ты поперся в Гвардию? – выпрямившись, выпаливает Гаппо.

– А у меня был какой-то фрагов выбор?! – с кислой миной на лице горько произносит Франкс. – Когда орки вторглись на Алрис Колвин, мы просто получили список от Департаменто Муниторум. Меня призвали. Вот и все, не было выбора.

– Ага, – встреваю я, – если ты хорошо устроился, то, в конце концов, это главное.

– Оказалось в Гвардии не так уж и плохо, – говорит сержант, наклонившись вперед, дабы положить свою тарелку на тарелку Гаппо, – по правде говоря, мне нравилась дисциплина. Как солдат, мне не о чем было волноваться кроме приказов. Жрали и пили от пуза, было удобно считать, что все, что тебе приказали – будет правильным.

– Но как только тебя повысили, все изменилось, – вклинивается Гаппо, снова откидываясь назад.

– Да, это уже стало проблемой, – продолжает Франкс, комкая свои курчавые волосы рукой, – чем выше я поднимался по командной цепочке, тем меньше мне это нравилось. Вскоре пришлось принимать решения, из-за которых умирали и калечились бойцы. Вдруг мне стало казаться, что в этом всем моя вина. Полковник был прирожденным офицером, один из дворянства, он ни секунды не думал о солдатах, просто делал все, чтобы протащить свою жирную задницу повыше, надеясь стать генерал-командующим или главнокомандующим.

– Из-за этого ты переступил черту? – спрашиваю я, зная, что Франкс попал в "Последний шанс" из-за подстрекательства к нарушению субординации и не подчинению приказам.

– Верно, – говорит он, его лицо мрачнеет от воспоминаний, голос становится глубоким и озлобленным, – мы застряли на ледяных полях Фортуны II, месяц сидели на полупайке, потому что повстанцы сбивали наши шаттлы с припасами. Получили приказ атаковать крепость "Цитадель Ланскара", две дюжины лиг по чистому льду. Офицеры обедали тушеным мясом рогатого оленя и черного вола, пили Шаналанское бренди; мои бойцы жрали высушенные суррогаты и делали воду из снега. Я повел свои две роты в лагерь офицеров и потребовал припасов для марша. Ублюдки Департаменто отправили нас восвояси, и бойцы пришли в неистовство, разграбили все подчистую. Я не пытался остановить их, они мерзли и голодали. Что мне нужно было сделать? Приказать им тащиться обратно в ледяные пустоши и атаковать вражеское укрепление с пустым брюхом?

– Примерно, то же самое случилось и с тобой, Гаппо, – говорю я бывшему проповеднику, делая подушку из своего тонкого одеяла и укладываясь на нее, заложив руки под голову.

– Имущие и неимущие? – спрашивает он, не ожидая ответа. – Я понимаю, почему Франкс сделал то, что сделал, но я не имею ни малейшего понятия, что заставило меня в тот день осуждать кардинала перед лицом полудюжины офицеров Имперской Гвардии.

– Думаю, ты прав, – говорит Франкс, – кардинал не стал бы казнить людей, которые ценой своих жизней защищали его планету.

– Но ты продолжил, и обвинил всю Экклезиархию в коррупции, – добавляю я с усмешкой, – подвергая сомнению, существовал ли на самом деле Император. Насколько это глупо, а?

– Я не мог поверить, что такие страдания происходят, если такой святой дух приглядывает за человечеством, – решительно отвечает Гаппо, – если и есть Император, в чем я сомневаюсь, то кардиналы и подобные ему представляют такую фигуру совершенно нелепо.

– Не могу себе представить, чтобы все продолжалось так, если бы не было Императора, – говорит Франкс, качая головой, стараясь понять эту мысль, – в этом случае убил бы себя, как только меня арестовал Полковник.

– Ты правда веришь, что у тебя есть душа, нуждающаяся в спасении? – с заметным презрением спрашивает Гаппо.

– Ты веришь, что великолепного Императора волнует, сдох ты на службе Империума или тебя расстреляли как не подчинившегося приказам грабителя?

– Эй! – рявкаю я на обоих. – Давайте оставим эту тему, а?

В этот момент подходит Пол, его лицо искажено злобой, и он почти рычит.

– Он снова это сделал, – говорит он сквозь зубы.

– Роллис? – зная ответ, спрашиваю я и вскакиваю на ноги. Пол кивает, и я следую за ним в дальний конец камеры, где он и те, кто остались от старого взвода Кронина обычно едят. Там и сидит подавленный Кронин.

– Да украду я с тарелки безнадежных, дабы накормить уста бессильных, – произносит безумный лейтенант.

– Это проповедь Себастиана Тора. Я ее знаю, – вставляет Пол, стоящий как раз за моим правым плечом.

– Где Роллис? – требую я ответа.

Один из валявшихся на земле бойцов кивает головой вправо, и я вижу предателя, сидящего, прислонившись к стене камеры в десяти метра дальше. Они просто доверили мне разобраться с ним. Большинство из них ненавидят Роллиса, как и я. Они боятся, что этот ублюдок-предатель сделает с ними что-нибудь, если они будут противостоять, гнев Полковника еще один сдерживающий фактор. Что ж, я не буду стоять в стороне, покуда дышу тем же воздухом что и он, от этого мне хочется вырвать его легкие. Я марширую к нему и встаю перед этим мешком с дерьмом. Он держит на коленях наполовину полную чашку.

Я стою, уперев руки в бока. Меня трясет от гнева, настолько я не могу терпеть этого человека.

– Медленно ешь, а? – шиплю я Роллису. Он медленно поднимает взгляд своих крошечных черных глаз.

– Это потому, что я более цивилизованный, чем вы, животные, и не должен мириться с таким оскорблением, – громко произносит он, отставляя тарелку в сторону.

– Ты снова отобрал еду у Кронина, – это утверждение, а не вопрос.

– Я попросил его разделить рацион со мной, – говорит он с кривой ухмылочкой, – он не отказался.

– Он сказал: "И щедрость Императора ниспадает на их, кто тяжко трудится во славу его", – делает замечание стоящий за мной Пол, – по мне, так это больше похоже на: "отвали от меня".

– Я последний раз предупреждаю тебя, Роллис, – тяжело произношу я, его распухшее лицо вызывает во мне отвращение, – больше предупреждений не будет.

Его глаза наполняются страхом, и он открывает рот, чтобы что-то сказать, но мой ботинок вышибает ему на колени окровавленные зубы. Он хватается руками за челюсть, скулит от боли. Когда я разворачиваюсь чтобы уйти, слышу движение за спиной, и смотрю через плечо.

– Падла! – ругается он, наполовину встав на ноги, по его подбородку течет кровь и слюна. – Я отплашу тебе ша это, ты, ханшешкий шын орка!

– Продолжай также, и в будущем тебе понадобится супчик, – со смехом отвечаю я. Мне было бы жаль этот кусок дерьма грокса, если бы он не был таким отмороженным козлом.

Он снова резко опускается обратно, пробуя свои зубы пальцем, его глаза источают чистый яд. Если бы они, правда, могли убивать, на мои пальцы ног уже бы вешали бирку.

– Если он попытается еще раз это сделать, – говорю я Полу, – сломайте ему пальцы на левой руке. Тогда ему будет сложнее есть, но нажимать на спусковой крючок он все равно сможет. Я вас прикрою.

Пол оглядывается на предателя, явно смакую эту мысль.

– Я надеюсь, что он попытается, – мрачно произносит он, пристально глядя на Роллиса, – я просто надеюсь на это…

ПОД тусклым румяным сиянием старого солнца, неумолимо двигался вперед флот тиранидов. Меньшие корабли-трутни толпились под массивным, покрытым кратерами панцирем корабля-улья, большие по размерам суда медленно скручивались друг с другом, чтобы войти в спячку, которая позволит им преодолеть огромное расстояние между звездами. Рассеивались облака спор, медленно разлетаясь под действием солнечного ветра. Один корабль улья все еще не спал, его питающие щупальца были обернуты вокруг разбитого корпуса боевого корабля Империума, переваривая минеральное содержимое, плоть мертвого экипажа, высасывая воздух изнутри корабля для своих нужд.

Флотилия био-кораблей заполонила все небо, подгоняемая инстинктом снова впасть в спячку, пока не найдут новую добычу и новые ресурсы для поглощения. На их пути оставались голые скалы, кружащиеся по орбите вокруг солнца, очищенные от любых органических частиц, на них не осталось ничего, кроме самых основных химических соединений. Ничего не осталось на разграбленной планете Лангоста III. Ничто не свидетельствовало о том, что здесь когда-то жили люди. Все что осталось – лишенный атмосферы астероид, неотмеченная могила трех миллионов человек. От них остался только чистый генетический материал, хранимый внутри огромного корабля-улья, готовый превратиться в еще одну армию охотников, в еще одну армию смертоносных существ.

Глава вторая
Ложная Надежда

+++ Операция Новое Солнце действует, готовы к вашему прибытию. +++

+++ Операция Сбор готова перейти в следующую стадию. +++

+++ Только Безумец может по-настоящему добиться успеха. +++

Можно сказать, что когда вас выкидывает из варп-пространства, вы чувствуете, словно ваше тело вывернула наизнанку какая-то гигантская, невидимая длань. Вы можете сказать, что это как будто вас рассеяли на частицы и затем собрали обратно в реальной вселенной. Можно сказать, что твой разум гудит от подобия рождения и смерти, каждое из них вспыхивает в твоем мозгу и затем мгновенно исчезает. Я слышал, как другие солдаты и путешественники описывали это именно так, и еще множеством других причудливых сравнений. Вы можете сказать, что это очень похожее описание, но соврете, потому что это не похоже ни на что. По правде говоря, вы совсем едва ли заметите, как вас выкинет из варп-пространства. Где-то на задворках разума вы чувствуете небольшое давление, а затем вроде как напряжение спадает, словно вы только что долбанули каких-то стимуляторов или что-то в этом роде. Тебе становится чуть легче, дышится чуточку спокойнее. Что ж, вот именно так это всегда происходило со мной, и никто еще не дал более точного описания того, что знаю я. Опять же, может быть, вы на самом деле ничего такого не испытывали; возможно, все это просто у вас голове. Я знаю, что меня чертовски хорошо отпускает каждый раз, когда мы вываливаемся обратно в реальный космос, потому здесь намного меньше опасности чем там, на Той стороне. Принимая во внимание компанию, в которой я оказался в эти дни, а это чертовски много о чем говорит, потому что каждый выход был только прелюдией к следующей кровавой битве.

Я стою на верхней галерее правого борта, вместе с еще двумя десятками штрафников "Последнего Шанса". Ряд иллюминаторов справа тянется на несколько сотен метров. Деревянная стена внутренней переборки, сплошь обитая деревом, тянется во все стороны, оставляя огромный коридор тридцати метров шириной, вдоль которого мы бегаем туда-сюда, но не оставляет ни единого укромного уголка или трещинки в невыразительной комнате, где можно было бы укрыться. В каждом конце галереи только одна дверь, охраняемая взводом с заряженными дробовиками. Запечатанные, стерилизованные, безопасные. Как раз то, что хотел Полковник. Нам повезло, что мы тренируемся, когда начинается высадка. Из обзора массивных иллюминаторов с большим трудом исчезают шаттлы, открывая далекую голубую звезду. Мы все еще достаточно далеко, чтобы разглядеть планеты, нам все еще предстоит войти в систему на обычных плазменных двигателях.

Пол подходит ко мне, от физических упражнений с него капает пот.

– Где мы? – спрашивает он, протирая лоб тыльной стороной своей здоровой руки.

– Ни одной долбаной идеи, – сильно пожав плечами, отвечаю я. Уголком глаза замечаю, что у ближайшего конца галереи за нами наблюдает флотский офицер. Он ходит туда-сюда, излучая одновременно самоуверенность и нервозность. Не спрашивайте у меня, как ему это удается, но, кажется, что он просто сочится чувством превосходства, однако его глаза говорят другое. Остановившись рядом со мной, он быстро оглядывается проверить – по близости ли остается стража.

– Что тебе нужно? – требует он ответа, его губы кривятся, словно он разговаривает с лужицей блевотины.

– Он просто поинтересовался, где мы, – с приятной улыбкой отвечаю я. По какой-то причине я нахожусь в хорошем расположении духа. Скорее всего из-за того, что мы вышли из варп-пространства и поэтому сегодня не обращаю внимание на травлю от флотских.

– Система XV/10 8, вот мы где, – с ухмылкой отвечает он.

– Ах да, – говорит Пол, кладя руку мне на плечо и наклоняясь к офицеру, – XV/108? Это же рядом с XV/109. Я слышал о ней.

– Да? – явно удивленно спрашивает лейтенант, выпрямляясь по струнке.

– Да, конечно, – говорит Пол, его голос остается невозмутимым, а лицо излучает искренность, – я слышал, что это страна Гроксов. Куда не глянь, ничего кроме гроксовых ферм. Говорили, что парни там так прикипели к гроксам, что живут с ними, спят с ними и даже детей делают.

– Правда? – спрашивает лейтенант, в этот момент его пухлое лицо кривится в подлинном отвращении.

– Ага, – продолжает Пол, хитро глядя на меня, пока не заметил флотский, – по правде, взглянув на тебя, я тут подумал… А ты уверен, что твоя мамаша не была гроксом, а папаша одиноким фермером?

– Конечно нет, мой отец был… – начинает он до того как осознает, что на самом деле только что сказал Пол.

– Будьте вы прокляты, штрафное отребье! Шеффер услышит об этом оскорблении!

– Для тебя Полковник Шеффер, гроксовый сынишка, – отвечает Пол, внезапно становясь серьезным, и пристально смотрит на лейтенанта, – вам, флотским, давно уже пора запомнить.

– Вот так боец, да? – огрызается лейтенант, делая шаг в нашу сторону. – Когда плеть будет срезать полоски кожи с твоей спины, ты тоже надолго запомнишь, что это сделал с тобой флотский!

После этих слов он разворачивается на месте и марширует обратно, толстые каблуки его ботинок громко стучат по покрытому деревом полу. Мы вместе с Полом просто загибаемся от смеха, и я вижу, как его плечи напрягаются еще сильнее. Проходит пара минут, прежде чем мы снова можем контролировать себя – каждый раз, когда я смотрю на Пола, я вижу его невинное лицо и взбешенный взгляд лейтенанта.

– У нее нет даже треклятого имени, – говорит Пол, когда немного успокаивается и встает рядом с ближайшим иллюминатором, на фоне темноты космоса в огромном арочном иллюминаторе, который возвышается над нами, по крайней мере, метров на десять, он выглядит бледным.

– Это беспокоит, – соглашаюсь я, вставая рядом с ним, – даже недавно открытые системы обычно получают имя, даже если это имя корабля или человека, который открыл ее.

– Без имени, без имени…, – секунду бормочет себе под нос Пол, после чего смотрит на меня и сжимает руку с крюком за спиной на манер офицера или кого-то в этом духе, – мне вдруг пришла мысль. Если нет имени, то может быть это мертвая система. Значит, здесь нет населенных планет. Верно?

– Может быть, – отвечаю я, хотя точно не уверен. В отличие от Пола, который прошел Схолу Прогениум, мое образование по большей части состояло из того, как обращаться с лазерным токарным станком и парировать удар топора ломом.

– И мертвая система подходящее место устроить штрафную колонию… – предполагает он и отворачивается от иллюминатора, на сей раз больше заинтересовавшись инеем.

– Ты думаешь, они сошлют нас? – недоверчиво спрашиваю я.

– Конечно, нет, – отвечает он, все еще пялясь в иллюминатор, – но нам могут подкинуть еще бойцов, это разумно.

– Понял твою мысль, – говорю я и приваливаюсь к толстому, бронированному стеклу, – прошло уже два с половиной года, а у нас только один новый человек.

– И, может быть, он организует из нас как один большой взвод, чтобы освободить место для новичков, – с задумчивым выражением лица говорит Пол.

– Хотя подожди, – произношу я. Внезапно в голову приходит одна мысль: – Разве не будет лучше поставить старичков во главе отделений и взводов?

– Что? Чтобы мы показывали им все выученные нами трюки? – со смехом отвечает он. – У Полковника точно есть мысли получше.

Мы идем слоняться дальше и еще немного болтаем, прогуливаясь туда-сюда по галерее, после чего один из охраны заставляет нас упражняться дальше, а не бездельничать. Мы болтаем о том, чем будем заниматься, если вообще когда-либо свалим из "Последнего шанса", когда нас прерывают.

– Лейтенант Кейдж! – рявкает голос у меня за спиной, и я автоматически вытягиваюсь по струнке, строевые тренировки вбили в меня так крепко, что я до сих пор не могу заставить себя не реагировать на такой волевой голос.

– Чур меня Император, это Полковник, – шипит Пол, вытягиваясь слева от меня, – этот поганый флотский ублюдок заложил нас.

Полковник идет позади нас. Я слышу его медленные, уверенные шаги.

– Гвардейцы, кругом, – приказывает он, и мы оба абсолютно синхронно разворачиваемся на месте, движимые скорее инстинктом, чем разумом.

– Если это насчет флотского лейтенанта, сэр, – начинаю оправдываться я, но он прерывает меня коротким, рубящим движением руки, его золотые эполеты качаются от движения.

– Между нами, – тихо произносит он, наклоняясь, чтобы смотреть нам в лица, – меня не волнует, что Флот Империума думает о вас. Ничто не может быть хуже моего мнения.

Секунду мы стоим в молчании, пока он внимательно смотрит на нас обоих. Кашлянув и прочистив горло, он снова выпрямляется.

– Кейдж, – говорит он мне, глядя мимо, на остальных штрафников "Последнего шанса" в галерее, – ты сопроводишь меня в мою каюту после занятий для получения брифинга относительно следующей миссии.

– Да, сэр! – гаркаю я, сохраняя нейтральное выражение лица, хотя внутри ощущаю, словно меня бросили на палубу, и вбивают головой в деревянные доски. Расслабленность, которую я чувствовал последний час после выхода из варпа, полностью исчезла и в мои мышцы и кости возвращается напряжение. Значит, мы снова будем сражаться. Никаких новобранцев, никакой новой крови. Только новое сражение в какой-то другой кровавой войне. Возможно, до последнего вздоха. Что ж, такова жизнь в "Последнем шансе". Это все, что нам остается.

* * *

ОХРАННИК вежливо стучит в обшитую лакированным деревом дверь, после чего открывает ее внутрь и дулом дробовика приглашает меня войти. Я шагаю внутрь, как делал это десятки раз раньше, и вытягиваюсь, мои начищенные ботинки тонут в густом ковре. Я слышу, как за спиной закрывается дверь и удар ботинок охранника по палубе коридора, вставшего на стражу.

Полковник поднимает взгляд из-за массивного стола, затем снова смотрит в инфопланшет перед собой, кажется, мгновенно забыв о моем присутствии. Он вжимает большой палец в идентификационную панель на боку инфопланшета и тот жужжит, по звуку я распознаю операцию удаления данных. Он осторожно кладет аппарат на стол перед собой, параллельно ближайшему ко мне краю, после чего снова смотрит на меня.

– Вольно, – приказывает он, вставая. Сжав руки за спиной, он несколько секунд меряет комнату шагами позади кресла с высокой спинкой, Тогда я осознаю, что именно эту позу имитировал Пол чуть раньше и с трудом сдерживаю усмешку. Он останавливается и пристально смотрит на меня. От испуга я сглатываю, на секунду веря, что он может читать мои мысли.

– Тираниды, Кейдж, – прямо заявляет он, снова шагая туда обратно и глядя в пол.

– Что… что по поводу них, сэр? – через секунду спрашиваю я, осознав, что он ожидает от меня каких-то слов.

– Некоторые из них могут быть в этой системе, – отвечает он, все еще не глядя на меня, но по его позе я каким-то образом могу сказать, что все его чувства все еще обращены ко мне.

– Значит, для нас мало что тут осталось, – смело говорю я, надеясь, что возможно мы прибыли слишком поздно, и что на этот раз пропустим сражение.

– Может быть, Кейдж, – медленно произносит он, останавливаясь и глядя прямо на меня, – мы здесь, чтобы установить, почему потерянна связь с нашей заставой на третьей планете. Мы подозреваем, что сюда был направлен маленький разведывательный флот от Кракена.

Когда он поворачивается к столу, чтобы взять прозрачный лист с терминала считывателя, и я задумываюсь о том, кого он имеет ввиду под "мы". Насколько я знаю – мы всего лишь преступный элемент, скачущий по этой части галактики, и по пути попадающий на любые войны, с которыми нам посчастливилось оказаться рядом. Я ни разу не слышал о вышестоящем начальстве Полковника, если такое вообще существовало.

– Ты помнишь первое сражение этих штрафников "Последнего шанса"? – внезапно спрашивает он, снова садясь, более расслабленный, чем был секунду назад.

– Конечно, сэр, – мгновенно отвечаю я, задумываясь, что он имеет ввиду под "этими" штрафниками, – никогда не забуду Ичар IV. Хотел бы, и даже пытался, но никогда не забуду.

Он отвечает уклончивым ворчанием и протягивает мне лист. Тот покрыт линиями и кругами, и я осознаю, что это какая-то звездная карта. На ней крошечные надписанные руны около крестов, переходящих в дуги, идущие от одного конца к другому, но насколько я могу понять, эта надпись может быть и на харангарском. Я тупо смотрю на Полковника, и он осознает, что я понятия не имею, что держу в руках.

– Кажется, что защита Ичара IV не обязательно была лучшим планом в мире, – тяжело произносит он, выдергивая лист из моих пальцев и кладя его в конверт из тонкого пергамента в центр стола.

– Спасение ста девяноста миллиардов человек было плохим планом, сэр? – спрашиваю я, пораженный тем, что подразумевает Полковник.

– Если этим мы обрекли пятьсот миллиардов на гибель – тогда да, – отвечает он, строго взглянув на меня, предупреждая, дабы я не развивал эту мысль.

– Пятьсот миллиардов, сэр? – спрашиваю я, полностью запутанный и неуверенный о чем говорит Полковник.

– Когда мы сломили флот тиранидов, атакующий Ичар IV, большая часть его не была уничтожена, – отвечает он, наклонившись вперед, чтобы поставить локти на полированный мрамор столешницы. Его руки, облаченные в черные перчатки, сжимаются.

– Эта часть флота-улья Кракен просто раскололась. Многих мы умудрились выследить и уничтожить, пока тираниды все еще приходили в себя после поражения. Однако мы думаем, что значительная часть выживших, которые атаковали Ичар-IV, объединились в новый флот и отправились в другом направлении. Невозможно сказать точно, куда они отправились, но доклады с наблюдательных станций и патрульных кораблей указывают, что курс может лежать прямо в центр сектора, в котором мы сейчас находимся. В сектор Тифон. Если бы мы позволили им взять Ичар-IV, то могли бы собрать больше сил для обороны, и уничтожить тиранидов полностью, вместо того, чтобы рассеять их к черту на рога, где не сможем найти их и где нельзя отследить их, пока не станет слишком поздно.

– Значит, вместо потери планеты, мы можем потерять весь сектор Тифон? – спрашиваю я, наконец-то понимая, что подразумевает Полковник. – Именно здесь могут погибнуть пятьсот миллиардов?

– Теперь ты понимаешь, почему так важно узнать, куда именно направляется флот-улей? – спрашивает он, его костлявое лицо серьезно как никогда.

– Определенно, сэр, – отвечаю я, моя голова кружится от мысли, что может произойти. Это такое количество людей, что вы даже представить себе не можете. Это больше чем в улье, даже больше, чем в целом мире-улье. И если тиранидов не остановить, пятьсот миллиардов человек – все они будут сожраны чудовищными, бесчувственными ксеносами.

СОН в этот раз немного другой: мы защищаем одну из наших собственных факторий от бесформенных зеленых человечков, которых я никогда не видел прежде. Атакуя меня, они шипят и кудахчут, их отдаленно напоминающие человеческие тела, покрытые чем-то похожим на чешуйки, шевелятся и изменяются.