Текст книги "Имперская гвардия: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Аарон Дембски-Боуден,Гэв Торп,Стив Лайонс,Уильям Кинг,Дэвид Эннендейл,Митчел Сканлон,Стив Паркер,Энди Хоар,Баррингтон Бейли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 236 (всего у книги 247 страниц)

ЭПИЛОГ

Корабль-кузница Адептус Механикус «Образцовый Мастер»

Флот передислокации 9876-й боевой группы сегментума Пацификус

3480397.М41

Корабль-фабрика содрогался и вибрировал от грохота тысяч и тысяч молотов, возвещающих рождение сына войны, несущего разрушение, сильнейшего боевого танка в Галактике – «Гибельный Клинок» – длиной пятнадцать метров, высотой в три человеческих роста, движущаяся крепость, молот Бога-Императора, обладающий огневой мощью целого эскадрона танков меньшего размера.

Хор техноадептов и сервиторов воспевал хвалу машине, пока механизмы «Гибельного Клинка» получали последние благословения и умащения. Почетный лейтенант Коларон Артем Ло Банник наблюдал, как технопровидец Брасслок – чье тело теперь было больше машиной, чем человеческой плотью – работает со своими коллегами в красных одеяниях, завершая церемонию наименования громадного танка.

За ним ряд за рядом висели корпуса частично собранных боевых машин, ожидающих завершения процесса сборки на огромной цеховой палубе корабля-кузницы, космического собора-фабрики, посвященного трудам Омниссии.

Банник со смешанными чувствами наблюдал, как Магос-Активатор проводил окончательную проверку конструкции танка. Для этой машины не будет проводиться полевых испытаний. Испытания ее систем и механизмов будут проведены в бою, и она либо защитит его, либо погубит – как будет на то воля Императора и Омниссии.

Банник едва слышно и сам шептал молитвы.

Церемония шла уже несколько часов, хор распевал громкие песнопения, магосы произносили свои таинственные молитвы на древнем готике и двоичном языке, непонятные парагонцам.

Наконец церемония достигла кульминации, и Банника пригласил подойти техножрец, передвигавшийся на шипящей пятиногой конструкции.

– Ты готов? – прогудел человек-машина сквозь решетку вокс-динамика.

– Да, – сказал Банник.

– Мы оказываем тебе большую честь.

– Я благодарю вас за нее, – ответил Банник, и сервочереп провел его внутрь машины.

По внешнему виду новый танк отличался от «Марса Победоносного», его внутренняя компоновка тоже была другой – несколько более тесной, оборудование не столь высокотехнологичным.

– Это менее совершенный образец, – шепнул Брасслок, – но все же и он достаточно могуч.

Переборки и потолки внутри корпуса были усеяны пергаментами с молитвами и благословениями и исписаны религиозными текстами. Банник спустился по трапу в коридор нижней палубы. Сервочереп провел его в корму танка, где стоял молодой техноадепт с инструментами в руках, рядом с пока еще пустой стеной памяти. Склонив свою бритую голову, техноадепт приступил к работе.

Банник смотрел, как медную пластину с его именем прикрепляют наверху стены памяти – самый первый командир «Гибельного Клинка» 3411/214/А/Эпсилон/Фраксис.

Над пластиной с его именем было начертано название нового танка, обрамленное горгульями и ангелами, грозящее гибелью всем, кто посмеет отрицать право Человека править звездами ныне и присно и во веки веков.

«Гибельный Клинок» «Честь Кортейна».

Гай Хейли
Повелитель бури

Лейтенант Джонас Фор Артем Ло Банник из 477-го Парагонского пехотного полка смотрел на своих солдат.

Все они были с Парагона, их обмундирование вымазано грязью Галлена. Они ждали за высоким земляным бруствером, защищавшим осадные позиции, их лагерь, расположенный в относительной безопасности, остался в четырех километрах позади.

Солдаты смотрели на зернистую поверхность земляной стены. Время, проведенное на фронте, выбило из них страх. Столько из них уже погибло, что они перестали верить в то, что выживут, и их лица выражали лишь мрачную покорность судьбе.

Джонас стоял спиной к земляной насыпи. Лучше было смотреть на солдат, чем на вал, означавший конец мира.

Вдоль рядов солдат шли священники, бормоча благословения. Кроме них никто не произносил ни слова. Люди Парагона встречали смерть молча, и так же молча смерть ждала их за этим валом, в болоте грязи, в траншеях противника, в километрах огневых точек и бункеров с тщательно спланированными секторами обстрела, где ломаные начертания траншей тянулись словно лучи смертоносной звезды, готовые встретить любую атаку градом огня и пуль.

Мятежники сосредоточили свои силы вокруг Дворцовой Цитадели. В цитадели располагался лазер противокосмической обороны, его башня находилась в стороне от главных укреплений, так, чтобы можно было вести огонь за пределами пустотных щитов дворца. Пока лазер действовал, флот не мог обстреливать город. Если флот не мог обстреливать город, пустотные щиты невозможно было сбить. А пока пустотные щиты не сбиты, мятежники были в безопасности.

И поэтому укрепления, защищавшие лазер ПКО, должны были быть взяты пехотой. Отряд Второй Группы Войск пытался выполнить эту задачу уже две недели, без успеха и с большими потерями.

Солдаты пытались не думать обо всем этом – если могли. Они не смотрели на жерло убийцы кораблей, маячившее над валами осадных позиций, глядя вместо этого на своих офицеров, словно эти люди знатного происхождения могли защитить их от лазерных лучей мятежников. Офицеры так же испытывали страх, как и их низкородные соотечественники, их стоицизм был лишь попыткой сохранить лицо. И офицеры и нижние чины знали, что это так. И этот общий разделяемый ими страх выковал такое чувство товарищества между знатными и простолюдинами, которого никто из них не мог ожидать в те дни, когда они вместе прощались с Парагоном, шагая в разверстые пасти десантных кораблей.

Сейчас все так же вместе они шли в пасть смерти. Благородные офицеры, которые на Парагоне и не взглянули бы на своих подчиненных, сейчас все время оглядывались, снова и снова глядя на солдат под своим командованием, и беспокоились они не только о своей участи.

У Джонаса было много преимуществ в жизни: своим высоким атлетическим телосложением он заметно превосходил своих подчиненных. Буквально на голову выше рядовых солдат, он обладал таким здоровьем, какого не могли иметь люди низкого происхождения в его мире. Он осознавал, что его долг перед подчиненными – быть лидером, в котором они нуждались, а это означало необходимость скрывать ужас, который он испытывал.

На фронте было тихо. Знамя, которое нес знаменосец Джонаса Бозарейн, развевалось на холодном ветру. Каналы вокс-связи молчали, где-то далеко в бесконечных болотах вокруг каркали местные летающие твари, словно ничего не происходило. Война здесь шла с омерзительной благопристойностью. Тот факт, что после взятия дворца мятежникам не будет пощады, никак не влиял на текущие события. Каждый день бомбардировка проводилась в одно и то же время. Каждый день солдаты Второй Группы Войск маршировали из лагеря к валам. Каждый день они выходили за бруствер и схватывались с врагом за метры болотистой земли. Потом обе стороны расходились, словно истощенные любовники, устало возвращаясь к своим позициям, и готовились повторить все то же самое на следующее утро.

Лазер ПКО громыхнул выстрелом. Его постоянный огонь отмечал время для обеих сторон. Каждые пятнадцать минут громадное оружие стреляло, и воздух разрывало рукотворным громом, его луч, пытавшийся попасть в корабли на орбите, оставлял на своем пути столб кипящего перегретого воздуха.

Джонас, открыв кобуру, взялся за рукоять лазерного пистолета. С оружия посыпалась засохшая грязь. Галлен был болотистым миром; здесь просто невозможно было надолго сохранить что-то в чистоте.

Выстрел лазера был сигналом к началу дневных боевых действий, и артиллерия Имперской Гвардии ответила огнем. Грохот десятков орудий, выстреливших одновременно, заставил лейтенанта вздрогнуть сильнее, чем от выстрела лазера.

– Будьте тверды, лейтенант. Если вы не можете воодушевить своих солдат, взгляните на них, чтобы воодушевиться самому.

Рука в перчатке, невероятно белой – и это на фронте, где грязь была повсюду – взяла Джонаса за плечо.

– Война и страх делают всех людей равными в глазах Императора. Братство есть дар Императора воинам, которые служат Ему.

Комиссар Сулибан говорил с Джонасом с неким оттенком сочувствия, хотя Джонас знал – при малейшем признаке трусости комиссар расстреляет его. Рвение Сулибана раздражало его, но вера комиссара просто не могла оставить равнодушным.

– Скорей бы уже, – проворчал Джонас, взглянув на комиссара. Форма Сулибана от блестящего козырька фуражка до сияющих сапог была безупречно чистой. Джонас не представлял, как комиссару удается поддерживать такую чистоту.

Рука комиссара Сулибана отпустила его плечо.

– Не терпится в бой? Это хорошо, я восхищаюсь вашей храбростью, лейтенант. Ваше желание скорее схватиться с врагом делает вам честь. Fervor vincit omnia, fervor vincit omnia[10]10
  Пылкость побеждает все (лат.)


[Закрыть], – комиссар одобрительно кивнул.

Джонас не стал уточнять, что вовсе не храбрость, а напротив, усталость от страха заставляла его желать скорее покончить с этим.

К Джонасу подошел ротный священник и его помощники, запах горького ладана от их кадильницы заглушил вонь немытых тел и болотной грязи. Священник начал читать литанию, благословляя Джонаса ароматным маслом. Джонас прошептал ответную молитву, вполглаза глядя на свой взвод, и священник, завершив благословение, пошел дальше.

В рядах возникло движение, солдаты зашевелились, поворачивая головы.

– Похоже, мы готовимся, – сказал Бозарейн, выпрямляясь.

– Смотрите в оба, – сказал Джонас солдатам своего командного отделения. Рядом с Бозарейном стояли рядовые Табор и Мич, ветераны из предыдущего набора. Табор нес вокс-аппарат дальнего действия, а Мич был вооружен огнеметом. Последним в строю стоял медик Лин Коасс Ло Турнерик, из благородных, как и сам Джонас, и кроме того, настоящий врач. Лишь Император знал, как он оказался среди низкородных пехотинцев, в такой части, как 477-й полк.

Раздался резкий треск.

– Вокс-связь включена, сэр, – доложил Мич, обменявшись взглядом с Табором. Много лет воюя вместе, они понимали друг друга без слов. Джонас завидовал этому их умению.

– Очень хорошо. Скоро нам сообщат приказы. Проверить оружие.

Приказы наверняка будут такие же, как всегда, и Джонас подумал, не стоит ли приказать отделению тяжелого оружия подняться на вал, чтобы сэкономить немного времени, но приказы, неважно насколько очевидные, надо не угадывать, а следовать им.

Полсекунды спустя в воксе раздался голос полковника Вертора Ло Страбанника: готовность пять минут, массированная атака.

Все как обычно: снова бежать на вражеские пушки и смотреть, что из этого получится. Теперь Джонас приказал отделению тяжелого оружия занять место на валу.

Сдвинув вокс-микрофон, он поднес к губам свисток. Наполнив легкие сырым воздухом Галлена, Джонас задержал дыхание, как ему показалось, очень надолго.

Артиллерийский огонь прекратился.

Джонас резко дунул в свисток.

Пронзительные свистки раздались повсюду на позициях. Парагонцы немедленно с боевым кличем бросились к валу. Взвод Биндариана – слева от Джонаса – первым перешел вал. Раздался треск очередей, за ним последовали крики.

Мгновение спустя Джонас и его командное отделение были уже на валу. Они быстро сбежали вниз по склону, ведущему в изрытое воронками болото, тянувшееся перед рокритовыми укреплениями мятежников. В бойницах бункера в двухстах метрах далее засверкали вспышки выстрелов. Джонас сдержал дрожь, когда снаряды тяжелого болтера взрыли землю у его ног.

– 5-е отделение, уничтожить этот бункер! – крикнул он в вокс.

Поле зрения закрыли густые клубы дыма, когда ракеты, выпущенные отделением огневой поддержки, устремились к бункеру. Раздался взрыв, но Джонас его не видел. Когда дым от ракет рассеялся, бункер уже горел. Джонас вздохнул немного свободнее.

– 6-й взвод! – закричал он. – Вперед, во славу Императора, за Парагон!

Его солдаты бросились вслед за ним по склону. Повсюду гремели выстрелы. Где-то поблизости кто-то умирал с громкими воплями. Батареи «Гидр» за позициями мятежников грохотали, отгоняя воздушную поддержку имперцев.

«По крайней мере, сегодня нет дождя», подумал Джонас.

Он и его люди, наконец, достигли болота.

Это была бойня, как и вчера, как и позавчера.

Биндариан постучал в брезент палатки Джонаса. Если звук и был, его невозможно было расслышать за непрерывным шумом дождя.

– Банник! Ты там?

Было верхом невежливости, чтобы один парагонский дворянин называл другого только по клановому имени, но Джонас заметил, что традиции и обычаи здесь вообще плохо соблюдались, да и в любом случае Биндариан был не с Парагона. Он был из остатков какого-то разбитого полка; откуда он, Биндариан не рассказывал. Джонас тоже был в некотором роде чужим в полку, и это их положение способствовало началу их прочной дружбы.

Джонас сел на койке.

– Да, да. Император покинул нас. Заходи уже, ты впускаешь холод и сырость.

Биндариан вошел, с его плаща стекала вода. Он посмотрел на пол, покрытый грязью глубиной несколько сантиметров.

– Похоже, здесь и так хватает сырости, а? – он широко ухмыльнулся. У него был странный акцент, вибрирующий диалект, похожий на песню, пересыпанный странными словами. – Ты спал или просто всегда такой недовольный?

Джонас потер голову.

– Я пытался заснуть.

Биндариан выдвинул стул Джонаса из-под походного стола и устроил на него свое невероятно тощее и долговязое тело. Как и Джонас, он был перемазан в грязи, частью старой, частью свежей.

– Нет времени поспать, а?

– Когда тут было время поспать?

– Сейчас будет инструктаж, друг мой, и нам скоро идти. Лучше тебе встряхнуться, – Биндариан выжидательно оглядел палатку. – У тебя осталась та сладкая выпивка, которую вы, парагонцы, так любите?

– Глис?

– Да, он самый. Ужасно хочу пить.

– Нет, – мрачно ответил Джонас. – Ты выпил последнее.

– Похоже на то, – Биндариан широко улыбнулся. – Надевай сапоги скорее. По лагерю ходят важные новости. Похоже, мы нашли способ взять дворец. Наконец-то.

– Да неужели?

Биндариан состроил укоризненное лицо. Джонасу иногда казалось, что этот инородец просто не способен что-то воспринимать серьезно.

– Я слышу в твоем голосе сарказм? Иногда я думаю, что тебе совсем не нравится служба в Гвардии, друг мой. Что сказал бы на это комиссар Сулибан?

Джонас потер в глаза и печально посмотрел на приятеля.

– Причина, по которой я оказался здесь, весьма проста. Примерно пять лет назад некий мой кузен или еще какой-то родственничек, которого я в жизни не видел, навлек позор на всю финансовую ветвь клана Банник. Мои родственники до сих пор выплачивают компенсацию, и будут платить еще три поколения.

Биндариан свистнул сквозь зубы.

– Похоже, ты думаешь, что тебе здорово не повезло? Но подумай-ка еще раз. Подумай о своих солдатах, как приходилось жить им?

– На твоем родном мире все такие вольнодумцы, Биндариан?

Биндариан лишь улыбнулся. Из него невозможно было вытянуть хоть какую-то малейшую подробность о его родине.

Джонас натянул сапоги. Они были сырыми. Все здесь было сырым.

– Если бы мой трижды проклятый кузен, возможно, не был бы уже мертв, я бы сам его убил. Я не знаю, что такого натворил Коларон Артем Ло Банник, но я планировал вести совсем другую, приятную жизнь, с танцовщицами, глисом и непыльным перекладыванием бумажек в администрации одного из наших заводов, ну или что-то типа того. Но после этого… Да, служба в Имперской Гвардии выглядит куда как привлекательно по сравнению с тем, что могло бы быть…

– Друг мой, что же он такого сделал?

– Не имею представления. Никто даже не говорит об этом. Таков парагонский обычай. Но скажу так: я дворянин с планеты, знаменитой своими танковыми частями. И как думаешь, насколько мой кузен разозлил Объединенный Совет Кланов, чтобы меня назначили в пехотный полк?

– Хорош, должно быть, этот ваш Совет Кланов.

– Надутые ничтожества. Много церемоний, мало мозгов.

– А разве не всегда так? – сказал Биндариан. – И что потом стало с этим твоим кузеном?

Джонас мрачно улыбнулся. Встав и взяв сырую шинель с такой же сырой койки, он надел ее. Сверху нее он накинул плащ. Плащ тоже был сырой. Джонас содрогнулся.

– Что за вопрос, лейтенант Биндариан? Разумеется, после того, как Коларон опозорил свою семью, он сбежал и завербовался в Гвардию.

Вместе они поспешили сквозь дождь. Грохот выстрелов лазера ПКО, стрелявшего каждую четверть часа, раздавался в небе, но даже его чудовищный гром приглушался шумом дождя.

Полевой лагерь был расположен по квадратам, на каждом перекрестке располагались посты освещения. С резким запахом дождя и грязи смешивалась химическая вонь органического топлива, на котором работали генераторы. И все это добавлялось к смеси запахов пяти тысяч человек, живших в тесном пространстве: зловонию отходов и гниющих ран.

Они шлепали по жидкой грязи. Ноги Джонаса уже промокли насквозь.

Он опустил голову, чтобы вода не затекала в глаза. Краем глаза он замечал других офицеров по пути к палатке, в которой проводился инструктаж, но никто не разговаривал, каждый был погружен в собственное страдание. Галлен вокруг, словно как-то отступивший на задний план, звуки дождя и его собственное теплое дыхание, задерживаемое поднятым воротником; его тело было источником слабого тепла в промокшей одежде. Джонас настолько отдалился от окружающего мира, что врезался в спину лейтенанта Ло Керригена из 15-го взвода.

– Смотри куда идешь, Банник, – проворчал Керриген. Он был коренастым неприятным типом, чьим-то бесполезным пятым отпрыском, которого пристроили в армию, когда у него не получилось стать священником. Вокруг стояла небольшая толпа других офицеров, загораживая дорогу. На мгновение они отвернулись от того, на что смотрели, но появления Джонаса оказалось недостаточно, чтобы привлечь их внимание. Джонас не видел, что именно они рассматривают – на пути стояло слишком много людей, а дождь ограничивал видимость почти до нуля.

– А ты не стой посреди улицы, Керриген. Прямо перед тобой сортировочный парк. Иди дальше.

Если Керригену не хватает хороших манер, чтобы использовать правильную форму имени, Джонас тем более не собирался этого делать.

– Да, и пройти прямо сквозь это? Святой я что ли, чтобы творить чудеса, Банник? – В толпе послышался смех. – Покажем ему, а?

В голосе Керригена было что-то ликующее, но Банник понял, что это не по его адресу; Керриген хотел не посмеяться над ним, а действительно чем-то поделиться.

Керриген и остальные отошли в сторону, и Керриген указал рукой на то, что загораживало им путь.

Джонас увидел громадный силуэт, длиной не уступавший офицерской столовой.

Он смотрел на гусеницу сверхтяжелого боевого танка. Танк заполнял собой большую часть сортировочного парка, загораживая штабную палатку с другой стороны.

Джонас отошел на шаг назад, чтобы рассмотреть лучше. Танк был громадным, его гусеницы в высоту превосходили два человеческих роста, такой огромный, что Джонас только сейчас разглядел широкую командную палубу, возвышавшуюся в передней части надстройки, и зачехленные спаренные установки мегаболтеров «Вулкан», выступавшие из нее. В бортовом спонсоне над головой Джонаса были установлены тяжелые огнеметы, над ними торчал длинный ствол лазерной пушки. Отсюда Джонас не видел большого открытого десантного отсека, занимавшего большую часть кормы танка.

– Когда он подошел?

– Около часа назад, – ответил Керриген. – Их выгрузили на посадочной площадке под прикрытием дождя. Проехали сюда, как будто нет никакой грязи.

– «Повелитель Бури»? Это и есть способ взять дворцовую цитадель? Мы въедем туда? – спросил Джонас.

Атаки бронетехникой уже предпринимались ранее – безуспешно. Обгоревшие корпуса «Химер» усеяли болото перед позициями.

– Три «Повелителя Бури». Не один, три, – сказал Керриген. – Целая рота сверхтяжелых танков. У этих мятежных подонков нет ничего, что могло бы подбить такой танк. Ничего.

Джонас не был так уж в этом уверен, но отчасти разделял общее восхищение. Он стоял вместе с остальными офицерами под дождем, рассматривая танк, пока не подошли полковые «миротворцы» – военная полиция, и не повели их в штабную палатку. Они опаздывали на инструктаж.

Воздух в штабной палатке был неприятно густым от сырости и тепла промокших тел.

Над столом в центре палатки мигала голозапись. Было тесно, и офицеры 477-го толкались вокруг стола, чтобы лучше рассмотреть запись. Их нервозность передалась и Джонасу.

Полковник и его штаб стояли у края стола, с яростью глядя на голозапись.

На ней человек с внешне разумным лицом произносил будто бы разумные слова, являвшиеся гнуснейшим предательством.

– Мы желаем лишь мира, – говорил он, его глаза умоляли, руки были просительно протянуты вперед. – Мы все братья, все дети человечества. Сложите оружие и присоединяйтесь к нам, братья. Нам не нужно сражаться. Империум угнетает нас всех своими вымогательствами, его иго так тяжко, что даже камни кровоточат…

Изображение исчезло, палатку наполнило шипение помех. Техноадепт покрутил настройки аппаратуры и картинка вернулась.

– … забрали из ваших домов, чтобы сражаться в чужом мире, в нашем мире, в мире, истерзанном войной. Мы не предавали Императора, ибо Он – Свет всего человечества. Император – Благодетель всего человечества. Император – наш Господин и Повелитель, как и всего человечества. Но Верховные Лорды – не свет и не благодетели. Верховные Лорды Терры безразличны к жизням людей, которые они губят, они подняли налоги слишком высоко… У нас был выбор между восстанием и голодной смертью… Не по доброй воле мы избрали этот путь…

Полковник Вертор Ло Страбанник хлопнул по столу, отчего изображение вновь исчезло.

– Мы увидели достаточно. Я хочу, чтобы эту предательскую болтовню заглушили. Найти частоту передачи и заглушить ее, понятно?

Офицер полкового разведотдела поклонился.

– Да, полковник, – и вышел из палатки.

Начальник ушедшего офицера, капитан Аскро Ло Верланник, выпрямился и оглядел собравшихся.

– Так продолжается уже какое-то время. Обратите внимание на постоянные предложения сложить оружие. Вы должны следить за солдатами, чтобы сразу заметить признаки неподчинения. Эта тактика мятежников кажется примитивной, но она может сработать.

– Губернатор Ювис мертв, – сказал полковник. Он был угрюмым человеком, его борода побелела, кожа покрылась морщинами за десятилетия войны. – Возможно, условия, которые мы ему предлагали, были приемлемы. Похоже, что он поплатился за свою мудрость. Если это не какая-то уловка, видимо, сейчас у власти простолюдины, люди, решившие, что порядок Империума не для них, свергшие и убившие своего законного правителя. Если они осуждают порядок и отвергают наши предложения, то получат смуту и смерть. Мы нанесем удар, прежде чем измена проникнет в наши ряды. Осада слишком затянулась. Господа, вы видели сверхтяжелые танки, которые нам прислали: это 8-я Парагонская ударная рота сверхтяжелых танков. Ее командир – почетный капитан Ардомен Косиген Ло Парригар.

Из толпы офицеров, собравшихся в палатке, вышел человек. Он был одет в длинную шинель со знаками различия командира танка на обшлагах и петлицах. Такие эмблемы им всем были знакомы, но это была необычная разновидность: роты сверхтяжелых танков были редки. Почетный капитан – звание тоже было необычным – приковал к себе взгляды всех присутствующих.

– Господа, – произнес он, и не сказал больше ничего.

– Почетный капитан Ло Парригар недавно участвовал в сражении за Кессельтаун. Гарнизон мятежников там капитулировал четыре дня назад. Этот дворец – последний крупный очаг их сопротивления на Галлене. Тот факт, что лазер ПКО здесь еще действует – личное оскорбление для меня и пятно на чести 477-го полка. Завтра мы или все погибнем – или цитадель будет в наших руках. Поняли?

– Да, сэр! – ответили офицеры 477-го.

Полковник одобрительно кивнул.

– Очень хорошо. Давайте подготовим план и покончим с этим мятежом раз и навсегда.

Джонас с остатками своего взвода вызвался добровольцем в авангард атаки, и следующим утром он уже стоял на командной палубе «Праведного Отмщения», танка Парригара, прислушиваясь к приглушенными разрывам снарядов на той стороне линии фронта. Почетный капитан Парригар устроил ему небольшую экскурсию по танку.

Командная палуба была заполнена непонятными устройствами Адептус Механикус. Несколько парагонцев напряженно смотрели на экраны. Командирский трон Парригара располагался в центре площадки, прямо за огромными орудиями главного калибра. Потолок был низким, и на всех поверхностях, не занятых тактическими дисплеями или консолями, висели сетки, набитые личными вещами. Здесь пахло так, как и должно пахнуть в замкнутом пространстве, в котором восемь человек сидят уже долгое время.

– Управление огнем главного калибра, – рассказывал Парригар. Он был немногословным человеком, и говорил резко и быстро, будто стрелял. Указав на небольшое сиденье у казенной части мегаболтера «Вулкан», он сказал:

– Боеукладка, место первого заряжающего. Место третьего – у спонсонов, – снизошел он до объяснения. – Пост управления огнем. – Два пульта управления, один за другим, у правого борта, – третий наводчик и третий заряжающий.

– А где второй наводчик, сэр? – спросил Джонас. Ему было любопытно. Не каждый день удается попасть на командную палубу сверхтяжелого танка. Парагону повезло обладать необычно большим количеством сверхтяжелых танков, но даже если их все собрать в одном месте, их число не превысило бы сотню.

Парригар покачал головой.

– Нет второго наводчика. Эта должность для «Гибельных Клинков», «Молотов Бури» и тому подобных, у которых много дополнительного оружия. Но система званий у нас та же. Это позволяет переводить членов экипажа так, чтобы никто из них слишком не зазнавался. А свободное пространство на моем танке занимают пассажиры вроде вас, лейтенант.

Говоря это, Парригар усмехнулся почти безумной ухмылкой. Джонас подумал, что действительно надо быть безумцем, чтобы направляться прямо в центр вражеской обороны, даже на двухсоттонном чудовище. И тут же напомнил себе, что и он с ними.

Парригар продолжил экскурсию:

– Пост связиста, здесь сидит мой заместитель, лейтенант Галинар, – он указал на длинный пульт, тянувшийся вдоль левой стороны командной палубы, каждый сантиметр которого был заполнен разнообразными загадочными устройствами. Офицер, сидевший за ним, протянул руку, не вставая с места.

Капитан указал на пост в кормовой части, наполовину утопленный в палубе.

– Место техника. У нас в экипаже есть и техноадепт. Но у нас не слишком сложная машина. Простая – большой транспортер. Погрузить-выгрузить пехотинцев, расстрелять вражескую пехоту, помочь своей. Не слишком быстроходный, но это ему и не нужно, – он похлопал по низкому потолку. – Это привилегия. Таких немного в Империуме, совсем немного.

Снова мелькнула безумная ухмылка. Капитан подал знак Галинару. Лейтенант, не отрываясь от своих многочисленных дел, щелкнул переключателем. Резко взревел звуковой сигнал.

– Услышите это один раз – высаживаетесь из десантного отделения. Услышите дважды – бегом возвращаетесь, или, видит Император, мы уедем без вас. Еще вопросы?

– Нет, сэр.

– Отлично. Тогда проваливай.

Джонас вышел с темной командной палубы и оказался в десантном отделении в кормовой части, занимавшем две трети танка. Его пластальной борт был высотой Джонасу по плечи. Лейтенант моргнул от неожиданно яркого света оранжевого солнца Галлена. Было облачно, как всегда, и шел дождь, но сегодня дождь был едва заметен. Гремел гром, но не естественного происхождения: грохот тяжелой артиллерии казался громче из-за брони «Праведного Отмщения». Бозарейн со свернутым знаменем на плече кивнул лейтенанту.

Перед «Праведным Отмщением» возвышался вал. Инженерные танки «Атлас» с бульдозерными отвалами и ковшами работали на валу, расчищая его часть с пути сверхтяжелых машин. «Повелители Бури» двигались, построившись узким клином, «Праведное Отмщение» впереди, а немного за ним «Закаленный Войной» и «Святой Иосиф». Рота сверхтяжелых танков нанесет сокрушительный удар по вражеской обороне, полностью прорвав ее в одном пункте, и позволив 477-у полку войти в прорыв. Пехота и «Химеры», сосредоточенные позади танков для этого последнего удара, ожидали сигнала к наступлению. Еще раньше в лагере, за его грязными улицами, на промокшей посадочной площадке, Джонас слышал вой двигателей «Валькирий», проходивших предполетный осмотр.

Их главная задача была проста. Когда Джонас и его солдаты захватят батареи «Гидр», защищавшие крепость, три отделения Парагонских коммандос высадятся с «Валькирий» на крыше Дворцовой Цитадели, пробьются внутрь и взорвут геотермальную электростанцию лазера ПКО. После этого останется лишь наблюдать, как флот разнесет на куски дворец вместе с главарями мятежников и всем остальным.

Просто. Сначала только нужно прорвать линию обороны мятежников, при атаках которой за две недели погибло уже тысяча четыреста человек.

Выжившие бойцы взвода Джонаса набились в десантный отсек. Из полных трех отделений пехоты, отделения управления и отделения огневой поддержки – всего сорок один человек, с которыми он прибыл на Галлен – уцелел лишь двадцать один солдат. Из двадцати в списке потерь – двенадцать убитых. Выжившие прислонились к броневому борту отсека, иные из них были возмущены тем, что их назначили добровольцами в первую волну, а другие рады, что теперь они атакуют с борта огромной боевой машины. Они промокли, замерзли, были грязны и оборваны. Некоторых мучил резкий кашель. Джонас старался игнорировать обвиняющие взгляды тех, которые были возмущены.

– Хороший день для победы, – комиссар Сулибан стоял рядом с одним из двух тяжелых стабберов в десантном отделении, его черная с белым форма была безупречна.

– Нам нужно закончить с этим сегодня, – сказал Джонас. Комиссар понял это как согласие и кивнул.

– Этот фронт задерживает нас. Мы нужны в другом месте. Сейчас время локальных войн, предатели повсюду. Наш долг – обеспечить незыблемость правления Императора, пока войска Крестового похода приводят все новые планеты к свету Императора.

«Эти крестоносцы и есть виновники наших проблем», подумал Джонас. «Больше половины военных ресурсов сектора направлено на крестовый поход, и тысячу систем выдаивают досуха для его снабжения».

Этого он не стал говорить вслух.

– Воистину так, – сказал он.

Джонас заметил, что Кариус Киллек уже захватил один тяжелый стаббер в личное пользование, возможно, из-за большого щита, которым стаббер был оборудован, и злобно смотрел на всех, кто подходил слишком близко. Прирожденный мастер выживания.

Неожиданно Сулибан повернулся к лейтенанту.

– Я чувствую, что между нами есть некие разногласия. Уж не сочувствуете ли вы мятежникам?

– Вы пытаетесь поймать меня на чем-то, сэр?

– Если бы я думал, что это действительно так, вас бы здесь уже не было. Если бы вы собирались примкнуть к мятежникам, то давно бы это сделали.