Текст книги "Имперская гвардия: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Аарон Дембски-Боуден,Гэв Торп,Стив Лайонс,Уильям Кинг,Дэвид Эннендейл,Митчел Сканлон,Стив Паркер,Энди Хоар,Баррингтон Бейли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 247 страниц)

Я бы не назвал это фронтом – здесь его попросту не было. Одна лишь бурная возня насекомых.

Мы всё ещё оставались в городской части улья, но подземные уровни уже распространяли свою заразу, разрушая уже повреждённые границы. Когда я не шел по телам, мои ботинки хлюпали в мульче[6]6
  Мульча – верхнее покрытие почвы, как искусственное, так и натуральное (перегной).


[Закрыть] разлагающихся отходов глубиной в полметра. В этих отдаленных местах казалось, что мятежники не восставали, а тянули верхнюю часть улья в свою родную преисподнюю.

Война за Пирр представляла собой смердящую массу противоречий. Битвы, хотя и проходили на обширной территории, представляли собой стычки в узких проходах, тупиках и переплетениях железа и скалобетона, которые были разрушенными постройками или же зданиями, которые не возвели до конца и бросили еще тысячелетия назад. У Бренкен не было выбора, кроме как разделить роту на несколько автономных отрядов, каждый из которых зачищал один отдельно взятый участок. Силы мятежников исчислялись тысячами, и они в разы превосходили нас числом, но тесное пространство мешало толпе в полной мере воспользоваться этим. Изменники отбросили неподготовленное ополчение, которое, до недавнего времени, лишь в теории знало, что такое уличные бои, но против одной-единственной роты Армагеддонского Стального Легиона бунтари мало что могли сделать. Солдаты в полушинелях, скрывающие все человеческие черты под шлемами, визорами и дыхательными масками, уже не были личностями. Они стали коллективной машиной смерти, которая втопчет вражеские тела в грязь.

Мятежники были в ужасе, и, черт побери, правильно делали. На этом поле битвы Стальной Легион не мог использовать «Химеры», так что о механизированном наступлении речь не шла. Но ульи Армагеддона были такими же кошмарными, как и его поверхность. Ломмель принадлежала к тем, кто вырос в одной из худших дыр, но любой солдат Стального Легиона обладал инстинктивными навыками уличных боев. В том мире гражданин либо учился выживать во враждебных условиях, либо не дотягивал до зрелости. Против такой силы у мятежников было лишь одно оружие – огромное численное преимущество. Рядовой Верстен, вокс-оператор, передавал Бренкен непрерывный поток информации об изменениях ситуации. Во всех уголках Стальной Легион сокрушал сопротивление, но при этом ещё не было и намека на победу. Мы убивали мятежников, а они продолжали наступать. Они отступали, а затем накатывались новой волной. Мы боролись со стихией, и нас становилось всё меньше. Отступники не были способны противостоять единой роте, но полк не мог остановить постепенное продвижение восстания.

Асконас и его люди присоединились к нам. Они настолько же горели желанием присоединиться к схватке, насколько холодны были при нашей первой встрече. Я не считал, что они разыгрывали спектакль, представляясь ревностными воинами. Не родился еще инквизитор, который хотя бы подумал о том, чтобы метать бисер перед Имперской Гвардией. В итоге я решил поверить, что их жажда битвы была истинной. Каким-то образом это сражение было полезно для них.

Я хотел за ними проследить. В водовороте сражения это мне не удалось бы, пожелай инквизиторы ускользнуть. Но пока что они постоянно с нами взаимодействовали, предупреждали о своих перемещениях и помогали направлять усилия против больших скоплений мятежников. Они очень хорошо знали планировку улья и проводили нас мимо препятствий или указывали короткие пути, которых не было на устаревших картах и схемах улья.

Я отметил этот факт. Из него следовало, что инквизиторы провели здесь немало времени, но они не были местными. Никто из них не имел даже легкого носового акцента молоссцев.

Когда мы преследовали остатки толпы, которую только что сокрушили, от инквизиторов пришло очередное сообщение.

– Капитан! – позвал Верстен. – Неподалеку отсюда ещё один свободный участок.

Он отчеканил координаты.

– Асконас передал, что там крупное скопление мятежников. Инквизиторы встретят нас там же.

– Самонадеянный глупец! – прорычала Бренкен. Но она не могла отрицать тактическую важность информации. – Куда идти?

Вокс-оператор повторил координаты.

– Сохраняем текущее направление движения.

– Интересно, – сказал я.

– Почему это, комиссар? – повернулась ко мне Бренкен

– При помощи Асконаса мы неуклонно продвигаемся к центру улья и перерабатывающему заводу.

– Защита комплекса – приоритетная задача.

– Эти координаты также близки к тем, которые записывал Лединек.

Я рассказал Артуре о том, что нашел в книгах. Хотя я и не поделился своими подозрениями по поводу Асконаса и его людей, капитан им тоже не доверяла. Этого было вполне достаточно.

– Вы думаете, нас ведут туда? – спросила она.

– Вероятно. Мы, возможно, пригодились им в качестве эскорта – добраться до той территории самостоятельно им было бы непросто.

– Зачем им это понадобилось?

– В том-то и вопрос.

Проход, в котором мы стояли, заканчивался голой стеной. Повернув налево, мы наткнулись на еще более узкий коридор, чем предыдущий, и уже оттуда, как могли, добирались до места, координаты которого Асконас сообщил Верстену. Мы перебирались через грубые баррикады, через опустошенные каркасы жилмассивов. Когда мы выходили из пятен тусклого света, отбрасываемого светошарами и люменполосками, дрожащие пожары войны и мятежа в достаточной мере озаряли нам путь. Здесь и там мне бросались в глаза частички мусора – детский ботинок; промокшая, поросшая грибком книга; сковородка. Все это были предметы домашнего очага, напоминавшие, что пару недель назад в этой части улья тоже велась борьба, но другая: за жизнь, хоть капельку напоминающую нормальную. Это место всегда будет зоной буйства, стихийного насилия, но не войны. Большинство жителей бежало от наступления мятежников на верхние уровни, создав там напряженную ситуацию. Но, когда восстание будет подавлено, они вернутся сюда. Этот зловонный, разваливающийся лабиринт вечной ночи был их домом.

«Дом».

Уже не в первый раз я обрадовался, что это слово для меня ничего не значит.

– Мы близко, – сказал Верстен.

Мы обогнули осыпавшийся шахтный ствол и нашли путь, который почти сошел бы за улицу, если бы не огромные лужи застоявшейся воды. Он вел между двумя стенами, узкие оконца на которых появлялись только через каждые пять метров, на одной линии, посередине между полом и потолком. Затем следовало открытое пространство перед большим зданием. Дорога шла как раз через его центральный дверной проход, достаточно крупный для проезда транспортных средств. Я понял, что перед нами склад, хотя, несомненно, уже очень давно не использовавшийся по прямому назначению. Люди на этих уровнях были чернорабочими низшего сорта. Здесь невозможно уже было хранить что-либо ценное. Улей перерос этот склад, сделав его главное предназначение ненужным. Мне не пришлось гадать, во что именно превратился склад, я видел этот феномен уже слишком много раз. До восстания эта постройка была убежищем для самых несчастных жителей этих районов улья – огромный, забитый доверху, смердящий амбар спящих, размножающихся, дерущихся, убогих и отчаянных тел. Для многих, какими бы кошмарными здесь не были условия, он оставался последним шансом на спасение от подземных уровней.

Но сейчас здание не было укрытием. У дверного проема я увидел инквизиторов, которые поливали очередями огромную толпу. Огромное множество отступников пытались сбежать со склада. Я не мог понять, как они изначально оказались внутри. Их туда загнали? Неясно, как. Возможно, склад использовали как точку сбора? Это тоже казалось маловероятным. Я ранее видел, что восстание было всего лишь бунтом гигантских масштабов, в нем не было никакой организованности. Вражеские силы были всего лишь скоплением отдельных личностей с общей бесперспективной целью.

Когда мы добрались до инквизиторов, их уже теснили. Толпа была слишком велика, чтобы удержать ее силами пяти человек, хотя проблем с навыками и оснащением у них не наблюдалось. Все они могли похвастаться болт-пистолетами, за исключением Асконаса, у которого имелся настоящий болтер. Перед ними лежала гора трупов с огромными ранами от масс-реактивных снарядов. Многие тела были обезглавлены, и на моих глазах ещё несколько черепов разлетелись в пыль. Под одеждой инквизиторы носили отражающую броню, но и здесь Асконас оказался исключением. Он был облачен в силовой доспех – массивный эндоскелет, соединенный с огромными бионическими имплантатами рук. В таком боевом оснащении он выглядел еще громаднее, чем при первой встрече.

Я осознал, что оцениваю его как потенциального противника. Это мне не понравилось, но и не удивило меня. Когда мы подходили, Асконас зыркнул в нашу сторону. Он хотел посмотреть снисходительно, но я вцепился в него взглядом и заставил не отводить глаз мгновением дольше, чем хотелось инквизитору. Если Асконас знал, что я веду расследование, и собирался припугнуть, то я ответил ему тем же.

Он плохо разбирался в людях, раз думал, что меня можно запугать. Если действия Асконаса как-то могли навредить Империуму, тогда ему ещё предстояло узнать, что такое презрение.

Казалось, инквизиторы больше не заботятся об осторожности. Во что бы они не играли, партия близилась к концу. Бренкен и другие Стальные Легионеры заметили инквизиторские знаки отличия на их оружии, огромный череп на нагруднике Асконаса. Гвардейцы смолчали, проявив инстинктивную мудрость. Они точно не знали, какой властью наделены эти мужчины и женщины, но качество экипировки и высокомерное поведение не оставляло солдатам сомнений, что перед ними мужчины и женщины, обладающие реальной силой.

В отделении Бренкен была дюжина гвардейцев, и они присоединились к обстрелу. Лазразряды и болтерные снаряды остановили наступление мятежников. Продвинувшись вперед вместе с инквизиторами, мы перекрыли вход на склад.

– Зачем они пришли туда? – спросила Артура у Асконаса.

– Они не входили на склад, – ответил инквизитор. – Они выходят оттуда.

Подойдя к дверному проему, мы увидели, что он имел в виду. Склад оказался гигантским: он, должно быть, состоял из двух или трех десятков уровней, каждый в высоту более десяти метров. Мы находились у входа на самый верхний из них. Строение уходило вглубь, всё дальше, и дальше, и дальше. Крупные куски пола по центру отсутствовали, хотя широкие полосы по периметру остались нетронутыми. В качестве пола раньше использовалась железная решетка, и её, очевидно, разобрали на металлолом. Теперь здание превратилось в огромную выскобленную скорлупу, проход, ведущий из подулья. Лестницы между уровнями уцелели, и на них кишели отступники. Тысячи. Десятки тысяч. Нижний этаж, едва видимый в свете самодельных факелов, корчился вместе с барахтающейся толпой. С такого расстояния мятежники напоминали ковер из личинок.

Мы расстреляли очередное скопление мятежников впереди; им больше некуда было отступать. Падавшие мертвецы сталкивали своих товарищей с неровного края пола. Десятки людей с криком улетали в пропасть. В их нескончаемом потоке возник зазор, пока новые мятежники ещё не вскарабкались по лестницам на верхние уровни. У нас было немного времени, чтобы отдышаться и спланировать следующий ход. Было трудно не смотреть на жуткую массу народа. Нашей работе не было видно конца. Одно это зрелище пробуждало отчаяние.

– Слишком много, – пробормотал рядовой Ром, безвольно опустив гранатомет.

– Нет такого понятия «слишком много», – резко вмешался я. – Только не там, куда мы пришли исполнить долг. Мы здесь, нас призвали, чтобы служить и мы – молот Императора! Это значит, что имя нам – легион. Это нас слишком много для врага!

Ром выпрямился.

– Виноват, комиссар.

Я коротко кивнул ему.

– И всё же он прав, – сказала мне Бренкен, очень тихо, чтобы больше никто не услышал. – Мы не можем сражаться с ними всеми, – женщина огляделась. – Нам нужен другой вариант.

Я повернулся к Асконасу, чтобы проверить, не предложат ли инквизиторы нам подходящих идей. Они, казалось, чувствовали себя на складе, как дома и совершенно не обращали на нас внимания, целиком сосредоточившись на мятежниках. Они продолжали палить по лестницам и группам изменников, которые бежали вверх, придерживаясь стен уровней. Но при этом инквизиторы как будто были заинтересованы в изучении восставших настолько же сильно, как в их уничтожении.

Я устоял перед желанием заняться тем же. Не было времени. Если бы мне бы удалось урвать момент позже, возможно. Сейчас нам надо было действовать, чтобы не упустить открывшуюся возможность. Здесь находилось самое крупное скопление отступников из встреченных нами. Если бы мы нашли способ раздавить их прямо здесь, тогда…

– Раздавить их, – повторил я мысль вслух. – Как насекомых.

Бренкен повернулась ко мне. Ухватив мою идею, она задрала голову: потолок представлял собой рифленый свод, уже давно утративший великолепие, которым когда-то обладал. Фреска выцвела, оставив лишь маслянистые пятна многовековой копоти. Скалобетонные колонны на четырех углах склада разрушались, изъеденные коррозией.

– Рискованно, – сказала Артура. Потолок был также частью пола следующего уровня улья. Если снести его, можно вызвать эффект домино.

– Необходимо, – ответил я. Несколько этажей над нами были заброшены. Те, кто мог убежать от сражений, так и поступили. Однако же, чудовищная плотность населения Пирра означала, что им было некуда идти, для них просто не имелось места. Многие из несчастных все еще прятались в сырых, зловонных отсеках, где стирались различия между жильем, тюрьмой и адом. Они могли погибнуть под обвалом. Хотя Бренкен и приняла решение, ответственность на себя брал я, это была моя идея. Если прольется невинная кровь, она будет на моих руках.

Артура задумалась еще на несколько секунд, продолжая расстреливать мятежников. Давление толпы на нас уже увеличивалось. Долго удерживать нынешнее положение мы бы не смогли.

– Калдис, Ром! – крикнула Бренкен. – Подрывные заряды на колонны справа и слева от нас. Гранатометчики – сосредоточить огонь на опорах напротив. Всем остальным – мы сдерживаем противника внутри!

– Разумное решение, – заметил Асконас. – Эта земля отравлена грехом. Ее нужно очистить.

Бренкен что-то пробурчала в ответ, не глядя на инквизитора. Нам не нужно было одобрения Асконаса, пусть он и давал его. Инквизитор отвернулся от толпы и не поворачивался обратно, пока не кивнул и не улыбнулся нам. Ошибки быть не могло: он благословлял нас. В отвращении я скривил губы под дыхательной маской. Этот человек настолько был уверен в собственной чистоте, что начинал вести себя подобно экклезиарху. Да, власть Инквизиции была обширна, но на мою душу она не распространялась.

Ром и Калдис закинули лазвинтовки на плечи и побежали к углам, уже доставая фугасные заряды из своих рюкзаков. Мы удвоили интенсивность обстрела, чтобы сдержать мятежников и дать двоим саперам время до установки зарядов. Справились они меньше чем за минуту, а на другой стороне склада гранаты уже вышибали куски из колонн. Ром и Калдис вернулись, и Бренкен скомандовала отступление. Мы медленно двигались назад, не ослабляя заградительный огонь. Лазразряды, болт-снаряды и гранаты кромсали мятежников. В моем болт-пистолете закончился магазин, и перед тем, как схватить новый, я снял крак-гранату с пояса и катнул вперед. Заряд детонировал у выхода с лестницы. Пол и ступени расплавились и обвалились, унося с собой горящие трупы восставших. Наступление врага замедлилось ещё на мельчайшую толику.

Инквизиторы тоже отступали, но чуточку неохотно. Снова заметив их огромное любопытство к мятежникам, я сказал себе: «Это важно». Это не могло быть стратегическим интересом. В том, как атаковала толпа, не было ничего примечательного – обычный свирепый натиск. Дело было в другом – или что-то привлекло внимание Асконаса, или он пытался что-то найти.

Мы стреляли в плотную стену тел – промахнуться было невозможно. Не снимая палец со спуска, я обернулся, чтобы рассмотреть лицо инквизитора. Его глаза метались от одного отступника к другому.

Я снова обратил взгляд на врагов. «Эта толпа чем-то отличается, – подумалось мне. – Найди разницу».

Свирепость и грубые модификации тел не были необычными. И признаки мутаций тоже, но эти люди не были еретиками. Они были восставшими, но не культистами. В их лицах не было фанатизма. Они были напуганы.

Напуганы.

Раньше я думал, что они боялись нас, но теперь понял свою ошибку. На лице каждого бедняги, который бежал, прорывался, бросался в нашу сторону, виднелась одна и та же гримаса испуга. Восстание началось из-за ужаса. Эти люди не начинали вторжение на верхние уровни Пирра. Они бежали от того, что было в подулье.

Я ощутил легкий спазм сочувствия – и тут же подавил его. Мое открытие не влияло на необходимость подавить восстание. Какими бы ни были мотивы этих людей, они нарушили имперский закон. С источником ужаса разберутся, но порядок нужно восстановить. Любыми необходимыми средствами.

Мы уже отступили в дверной проем. Всего несколько метров отделяли нас от огромного скопления мятежников, и толпа напирала всё сильнее и сильнее. Люди впереди замедлялись и умирали, но натиск тех, что шли позади, оставался безжалостным. Мы не могли заставить их отступить. Громада отчаявшихся людей продвигалась с непреклонностью гидравлического пресса, так что теперь толпу могла остановить только внезапная массовая гибель.

Передовые мятежники достигли дверного проема. Мы пристрелили их, но умерли они уже вне помещений склада.

– Бежим! – рявкнула Бренкен.

Последний залп из гранатометов сдержал толпу ещё на несколько секунд, пока мы отступали к жилым зданиям в надежде на укрытие.

Мы добрались до узкого прохода.

– Давай! – скомандовала капитан.

Ром сдавил детонатор. Изнутри склада донеслось содрогающееся «хрррусть», звуки взрывов и падения камней. Здание потеряло вертикальную устойчивость и мгновенно обвалилось, полностью исчезнув в грохоте обломков и лавине удушливой пыли. Рухнула крыша, а вместе с ней всё, что она поддерживала на верхнем уровне. Началась кошмарная цепная реакция. Каскад разрушений нарастал, словно весь улей пытался свалиться в воронку склада. Обвал распространялся у нас над головами. Камень и металл градом летели на землю, содрогавшуюся от толчков. Чуть впереди от моих ног открылась трещина, и я представил, как этот уровень тоже обваливается вниз, сокрушая нас в предсмертных судорогах. Кусок скалобетона размером с человека врезался то в одну, то в другую стену, а затем развалился на куски за мгновение до того, как раздавить меня. Мы забрались глубже в промежуток между зданиями. Здесь мы были под защитой от крупных обломков – конечно, если эти жилблоки устоят.

Грохот над нами стих, и мы остановились. Обернувшись, я посмотрел в направлении склада.

Пыль затмила всё освещение. В дыхательном аппарате она не чувствовалась, но дышал я с определенным трудом. Гром разрушения был оглушающим, поэтому криков не было слышно. Ослепленный пылью, я не мог видеть жертв. Многие сочли бы это за милость, я отвергал её. Заставлял себя думать о погибших, будь то отступники или невинные. Только что погибли десятки тысяч мятежников. Сколько верных граждан Империума тоже встретили смерть? Узнать невозможно. Было бы легко укрыться за этим невежеством, но я не отвергал груз случившегося. Если бы я попытался это проигнорировать, попытался сделать что-либо помимо абсолютного осознания собственных действий и последствий своих решений, то подвел бы самого себя и нарушил свой долг. Думать о том, что приказ отдавала Бренкен, стало бы бесчестным. Это я принял стратегическое решение и настоял на нем.

«Никогда не отворачивайся», – сказал я себе.

В тот момент это стало полезным уроком. Таким, что продолжается до сих пор, спустя столь многие десятилетия, полные тяжких решений. Хотя я не радуюсь, что пожертвовал в тот день жизнями невинных, я благодарен, что у меня хватило мудрости осознать значимость момента и того, что необходимо из него извлечь. И я благодарен, что у меня хватило на это сил. Благодарен, что не отступил в ужасе, не поклялся избегать таких действий в будущем. Я знал, что мне придется вновь столкнуться с таким выбором. Я их не приветствовал, но был к ним готов.

Грохот разрушений стих, но пыль осталась. Это замедлило ход сражения. Звуки боев в других кварталах этого уровня ослабли, так как восставшие ничего не видели и задыхались в туче. Видимость восстановилась только через несколько минут. Мы стояли в оазисе спокойствия, всё враги неподалеку от нас были уничтожены. Я знал, что тишина была временной, а чувство победы – иллюзорным. На данный момент мы сдержали продвижение мятежников в этом районе, ничего более. В лучшем случае, это дало нам немного времени и возможность выбрать, что делать дальше.

Мы вернулись туда, где стоял склад. Груда обломков на его месте только-только начинала проглядывать из пыли.

– Где Асконас? – спросила Бренкен.

Оглядевшись, я увидел, что инквизиторы исчезли.

– Преследует свои цели, – сказал я.

– Попробуй его вызвать, – велела она Верстену.

Связист попытался, но в ответ вокс промолчал.

– И что за цель, как вы считаете? – спросила у меня Артура.

– Не знаю, какая именно. Но это связано с восстанием. Асконас смотрел на мятежников так, словно они были подопытными, – я на секунду задумался. – Думаю, он и его группа направились дальше вниз. Участие в этой миссии дало им возможность изучить восставших вблизи. Возможно, мы только что открыли для них путь, позволив забраться глубже.

– Но что, во имя Императора, им там нужно?

– Достаточно того, что инквизиторы пошли вниз. Значит, мы должны отправиться следом.

Я не мог видеть лица Бренкен за визором и дыхательной маской, но наклон её головы говорил о многом. Она явно не прыгала от радости, видя, как операция принимает политический окрас.

– Вы поведете нас сражаться с другой имперской организацией, комиссар?

Услышав такой вопрос, я задумался – насколько хорошо Артура представляет, кем может оказаться Асконас.

– Нет, если без этого удастся обойтись, – ответил я с полной серьёзностью. – С некоторыми делами, возможно, мне придется разбираться одному.

– Вы очень серьезно относитесь к чину политического офицера, Яррик."

– Моя клятва долгу – вот к чему я отношусь серьезно.

Я двинулся вперед сквозь медленно оседавшую пыль, направляясь к месту, где в последний раз видел инквизиторов, и забирая вправо от разрушенного склада. Шел я совершенно наугад: зацепок у меня не было, только логический вывод о том, что Асконас не стал бы уходить слишком далеко перед спуском. Я верил, что Император направит меня, и Он помог мне. В десяти метрах от каменной груды, между руинами двух зданий, изначальное предназначение которых скрывалось под слоями грязи, оставленной незаконными поселенцами, нашелся узкий проход. В конце его имелась металлическая лестница, ведущая в бездну. Взглянув во тьму, я услышал редкие отдаленные выстрелы, доносившиеся эхом снизу. Звуки пальбы выделялись на фоне белого шума – бормотания толпы. Оно было каким-то нечистым, напоминало шум канализации и недовольное гудение мух.

Обернувшись, я увидел, что Бренкен привела остальных бойцов отряда ко входу в коридор.

– Нам надо спуститься по этой лестнице, – сказал я.

Артура покачала головой.

– На этом уровне идет ещё много других сражений.

– И они будут продолжаться, не ослабевая. Нам предстоит война на истощение, и мы её проиграем. Капитан, если мы хотим выиграть, нам надо остановить мятеж у его источника. И для этого нужно узнать, что является источником.

– Выяснить, почему мятежники напуганы, – пробормотала Бренкен.

– Значит, вы тоже это заметили.

– Да, – она присоединилась ко мне у входа на лестницу и заметила: – Не слишком много места.

По лестнице в ряд могли пройти трое солдат. Более чем достаточно, чтобы отряд быстро спустился. Хотя да, тесновато, если Артура подразумевала что-то посерьезнее.

– Для полной роты? – спросил я в надежде, что правильно понял её. Если не придется самому настаивать на этом, то просто прекрасно.

– Если нечто в подулье запугало все население, я думаю, что нам потребуются силы большие, чем одно отделение.

– Именно так, капитан.

Она вызвала Верстена. Пока мы ждали, Артура сказала мне:

– Мы пожалеем об этом спуске, Яррик.

– В этом я уверен. Но мы также нарушим наш долг, если не сделаем этого.

– Такого в этой роте больше не случится.

– Я знаю, что не случится.

Прибыл Верстен с вокс-установкой. Бренкен отдала приказы всем отрядам выйти из текущих сражений и продвигаться к нашей позиции.

Глубоко под нами раздались стоны.

Звуки стонов усилились после того, как шестая рота спустилась в подулей. Лестница вела через все уровни, до которых доходил склад, и еще немного глубже. Она петляла, как горный серпантин, через кладбище разрушенных фундаментов, неиспользуемых канализаций и обрушившихся фасадов с ослепшими окнами. Мы были у самых корней улья, у основания, которое нельзя было ампутировать, насколько бы гангренозным оно ни стало. Бойцы освещали себе путь карманными фонариками.

Чем глубже мы спускались, тем отчетливее становились звуки. Стрельбы больше не было слышно, но появились крики всевозможных тонов. Я слышал страх, агонию, безумие и ярость. Но эти резкие возгласы были всего лишь хлесткими ударами, выделявшимися на фоне бесконечных стонов. Казалось, что волны штормового океана вдруг обрели дар речи и это оказался безумный, голодный, хищный вопль.

Лестница выходила на ровный металлический пол, который, возможно, когда-то был погрузочной платформой. Он имел около двадцати метров в ширину и ста в длину, проходя по всей длине стены на краю открытого пространства, и находился на вершине груды развалин, превратившихся в неровный, осыпающийся холм. Это пространство тоже когда-то было складом. Я видел, что стены перед нами, хотя ещё стояли прямо, были усеяны дырами, порой такими большими, что их можно было назвать пещерами. Балки торчали из потолка, словно причудливо изогнутые сталактиты. Густой, блестящий черный мох свисал с них, истекая водой и слизью. На полу застоялась вода с метр глубиной. Пена разлагавшихся химикатов покрывала ее поверхность.

Также здесь был и источник восстания. Здесь был источник страха.

– Зомби! – выкрикнул Ром.

– Не забываться, боец! – рявкнула Бренкен.

– Есть, капитан.

Ром извинился за свой испуганный выкрик, но он был прав. Зомби заполонили пространство перед нами. Здесь точно набралось бы пять тысяч, а в лучах фонарей появлялось все больше и больше существ волочившихся через входы в зал. В те годы Чума Неверия была пока ещё нечастой гостьей в Империуме, но она уже возникала на достаточном количестве миров, чтобы легенда о ней разлетелась по Галактике тревожными слухами. Любой из нас слышал те или иные истории: некоторые из них были более точными, чем другие, но все сходились в главных моментах. Каждый боец шестой роты понял, что возникло перед нами. Благодаря конкретным знаниям о чуме зомби, полученным в Схоле Прогениум, я точно знал, насколько опасна эта угроза. Солдаты боялись заражения – и правильно делали. Они думали, что их дыхательные маски спасут их – здесь они были правы лишь отчасти.

Жертвы чумы шли, пошатываясь, и нечленораздельно бормотали. Их губы усохли и стянулись, обнажив гнилые зубы, а плоть разлагалась. Она пузырилась и свисала с костей, спадала ошметками с черепов. У многих были одинаковые язвы, отметины на лбу: они напоминали три круга, расположенные треугольником. По всем признакам эти существа были трупами, разлагавшимися в течение нескольких месяцев, но всё же они ходили. И дышали – из их пастей исходили зеленые, извивающиеся испарения, что зависали в воздухе подобно маслянистым пятнам. С каждой секундой ядовитые миазмы[7]7
  Миазм – устаревший медицинский термин, которым обозначались обитающие в окружающей среде «заразительные начала», о природе которых ничего не было известно.


[Закрыть] охватывали всё большее пространство. Это была туча, которую подпитывали зомби, и её завитки расползались, чтобы захватить новых жертв и превратить их в живых мертвецов.

Дыхательные маски стальных легионеров могли защитить их от газов. Их униформа дала бы им какую-то защиту от рук и зубов мертвецов. Но физическое заражение было далеко не самым коварным способом передачи чумы.

Зомби бросались вперед и хватали незараженных людей в этом помещении. Их здесь было около сотни, все забежали сюда, ненамного опередив мертвецов, и попали в тупик. Единственным путем наверх, ведущим из этого пространства, с уровней, охваченных чумой, была лестница. Шестая рота закрыла доступ к ней, оккупировав платформу. Вокруг нас лежали десятки тел здоровых людей. Их перестреляли, и теперь я понял, что залпы, услышанные мной ранее, производили инквизиторы, когда расчищали себе путь через скопления мятежников.

Свет наших фонарей наткнулся на оставшихся беженцев, которые собрались на периферии зала и карабкались по грудам обломков. Зомби были неуклюжими и медленными, их рефлексы и моторные функции прогнили, как и все остальное. Но то, что двигало ими, было неутомимым. Мертвецы не могли потерпеть неудачу. Они накатывались на склоны мусорных утесов, словно прилив, и ковыляли наверх, спотыкаясь, поскальзываясь и падая. Вставали снова и, постепенно, за счет давления своей голодной массы, добирались до своих жертв. Они разрывали отступников на куски, отрывали полосы кожи, выдирали органы из растерзанных тел. Они пировали, пока другие зомби сзади выли от голода. Они пировали, но не могли утолить его.

Некоторых мятежников не трогали, и они отходили от участков, где шла бойня. Эти люди выглядели ошеломленными, заторможенными, и кашляли без остановки. Инфекция взяла свое.

Направление движения основной массы зомби изменилось, когда они заметили шестую роту. Существа пошли на нас, и их вой стал громче с появлением новой добычи. Стальной Легион Армагеддона начал стрелять, сплоченные шеренги лазганов и огнеметов извергали на мертвецов потоки очистительного уничтожения. Волны зомби погибали, но их океану, вливающемуся в склад, не было конца.

В атаках роты появилась новая настойчивость, а также страх. Ничего плохого, мы ведь были простыми смертными. Нас не превращали в полубогов, как Адептус Астартес. У нас не было непоколебимой веры Адептус Сороритас. Наша плоть могла подвести. Нас могли одолеть сомнения. Мы были добычей для зомби, но также и для самой чумы. Мы имели право бояться.

Нам нужно было сдержать зомби, не позволить им достигнуть платформы. Если прилив мертвецов поднимется до этого уровня, они нас убьют.

Но, впрочем, нас также могли погубить сомнения. Несмотря на физическую защиту, солдаты были уязвимы из-за этой слабости, и я знал это. Моя роль как комиссара была более важна, чем мои выстрелы из болт-пистолета. Вера была щитом, и мне нельзя было опускать его перед раковой опухолью сомнения.