Текст книги "И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно (СИ)"

Автор книги: Алексей Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 89 страниц)

Но не разрывать же мне договор с фирмой UCI из-за их единичного прокола (ведь когда я не уехал осенью 2003 года – это моя "вина", а точнее: государственная). Ведь чего в случае разрыва договора я добьюсь? Ничего. Тысячи евро (за себя и за Ольгу) мне не вернут. Но мне-то нужно больше! Для реституции. Я "профукал" (но только не прогулял) здесь на Родине вовремя не уехав в Германию намного больше. Кто мне вернёт мою комнату? Не Наталья же Владимировна! Поэтому я соглашаюсь с ней потерпеть мне с Ольгой до осени-2004. Типа: ничего не поделаешь! Сообщение мной этой новости, что я этой весной не еду учиться ни в какую Германию, можешь представить себе, читатель, сам, какую печальную реакцию вызвало у моей матери и сестры!

И они мне сразу заявили, что до осени, времени очередного заезда на учёбу в Германию, я у них жить не буду. Так что выгнать меня на улицу – это для них всего лишь вопрос времени.

Как-то в апреле я купил коробку апельсинового сока и отравился им: температура 40, на ногах не стою, свалился в углу маминой комнаты на свою лежанку на полу. Днём мать, узнав, что со мной, отреагировала вот как. Она подошла ко мне, лежащему, и принялась пинать ногами спальный мешок, лежащий подо мной в качестве матраса, так пинать, как будто она бьёт меня по бокам, то есть она показывала, чего ей хочется – бить меня ногами. И мне казалось, что она вот-вот, распаляясь, перейдёт от имитации пинков к реальным пинкам меня. А я лежу, беспомощный, как бревно. А мать приговаривает:

– Ишь ты, разлёгся тут! Нашёл, где подыхать, скотина! Нет, я тебе не дам здесь сдохнуть! Очень мне нужно, чтоб ты сдох здесь, бомжара! Сейчас вызову неотложку, и поедешь подыхать в больницу. А если оклемаешься, знай, что сюда можешь не возвращаться. Иди, куда хочешь! Иди к Надинке, своему папочке, дяде Саше, на все четыре стороны, но только не сюда!

Приехала неотложка, и меня отвезли в Боткинскую инфекционную больницу на отделение дристосников. Мне на удивление, там меня навещает Полина. Как и положено у приличных людей – с продуктовой передачей. Что это, зов сердца, осознание родственных связей? И по своей ли инициативе она пришла ко мне, или обо мне всё-таки волнуется мать, как я тут? Это останется для меня загадкой, ибо, хотя сестра и навестила меня, она всё равно была со мной холодна и мало разговорчива.

Выписавшись из больницы, я пришёл на Набережную. В первую очередь к тёте Надине, ибо она там была главой дома, и объяснил ей, что мне идти некуда. Она приняла меня и поселила в комнате её сына, студента Горного института (а какого же ещё?) Тимофея, не спрашивая его мнения о необходимости делить со мной комнату. Напомню, что на Набережной жили тётя Надина, её дочь Настя с семьёй, то есть со своим мужем Максимом и сыном Никитой, бывший муж тёти Надины Миша, их общий сын Тимофей. А комнат было 4, плюс кладовка, в которой жил дядя Миша. Тётя Надина и Настя носят фамилию Павловы, а дядя Миша и Тимофей – Владимировы. Это я перечислил постоянных жильцов квартиры на Набережной. Кроме них наездами из Москвы на Набережной появлялась старшая дочь тёти Надины Анка. Вот и сейчас, если мне не изменяет память, Анка была здесь, на Набережной, да не одна, а с дочкой Сашей. Таким образом, весной 2004 года на тёте Надине "висело" двое внуков: детсадовец Никита и совсем малышка Саша. А тут я ещё появился! Я явно был лишним. Я, потерпевший неудачу с отъездом на учёбу в Германию (окончательную ли – пока не скажу), вот уже второй раз обращаюсь за помощью к тёте Надине на Набережную, помня указание отца в больнице, что у меня есть она. Первый раз был перед моей продажей комнаты чуть более года назад. Если в тот раз я сидел на кухне и ел за обеденным столом, то в этот мне было тяжело появляться на кухне, и тётя Надина, понимая меня, приносила мне поесть прямо в комнату Тимофея на журнальный столик. Тяжело – это означает, что кроме того, что я стеснялся своего плачевного положения, я боялся услышать осуждение меня, и не хотел красть домашний уют на тёти Надининой кухне. Если бы я был достоин упрёков и осуждения – дело одно, и мне было бы не больно выслушивать их, но дело в том, что я не считал себя ни на сколько виновным в том положении, в котором я оказался, поэтому мне особенно тяжело было моё положение затворника в Тимофеевой комнате, откуда я старался не высовываться, а если и выходил, то голова сама собой втягивалась в плечи, что, возможно, и не было заметно со стороны, но всё равно мной физически ощущалось.

В конце апреля я уволился с работы чеканщиком. Неблагодарное это дело – работать задаром на чужого дядю. Да и халтуру гнать (а именно только так я могу назвать то, что я делал) мне надоело. И не получая удовлетворения от работы, работы чуть ли не задаром, я только деморализовался. Дойдя до крайней точки деморализации, я уволился. И был не понят обитателями квартиры на Набережной. Весь май, стараясь быть разборчивым, я провёл в поиске новой работы, но так и не нашёл (пробные выходы на работу, даже по несколько дней, – не в счёт).

* * * (Звёздочки ╧63)

Настало лето-2004. Тётя Надина упросила свою тётю (родную сестру моей бабушки Тони) Соню разрешить мне пожить у неё в Купчино. Там я буду жить второй раз. Первый был, когда я скрывался от бомжей в 2001 году. Теперь мне разрешено пожить до осени, когда к тёте Соне в квартиру на Будапештской должны вернуться с летнего отдыха её близкие родственники. В июне попробовал устроиться на литейное производство в цех послелитейной обработки изделий. Там стоял невообразимый шум, такой, что без специальных наушников работать было нельзя. Но и в наушниках долго пребывать невозможно: становится больно ушам – так сильно давят наушники на уши. Я понял, что не в силах терпеть боль в ушах, на пятый день своей работы. Упомяну, что рядом со мной работали глухие, которым шум ни по чём, а также полуглухие: один глухой на одно ухо, а другой глохнущий (уже плохо слышит). Так что я боялся, что и я стану таким, если не уволюсь. Так вот директор литейки чуть ли не избил меня, когда я категорически отказался далее работать на его предприятии. Он мне угрожал. Угрожал, что испортит мне трудовую книжку порочащими меня статьями увольнения, прижал меня одной рукой к стене, а другой замахивался, еле сдерживаясь от удара по моему лицу.

Уволился. Но как и во многих предыдущих шарагах деньги за работу получил не сразу, а вынужден был дожидаться официального дня выдачи зарплаты. Теперь тёти Надины с её едой не было, и мне надо было прорываться из голодного состояния самому. Устроился на склад небольшого мясоперерабатывающего предприятия. Условия работы там были тяжёлые, зарплата грузчика низкая, поэтому нашлась вакансия для меня, голодного, согласного работать, если ежедневно будут давать деньги на еду дома (обедами на работе, слава Богу, кормили бесплатно). За неделю работы на складе я кое-как наелся, и как только я оказался способен думать не о сегодняшней еде, а о завтрашне-послезавтрашней, то есть более отдалённой, то здравым решением на сытый желудок и на мозг, не атакуемый мыслями-чувством голода, было поскорее уволиться и получить как можно скорее расчёт. Уволился.

Шёл я как-то своей дорогой в центре города. Смотрю, на проезжей части улицы, лежит серая кепка сразу вместе с белым париком. Машин едет мало, так что кепку-бейсболку не успели задавить. Я подбираю её и рассматриваю, задумавшись над тем, нужна ли она мне такая? С приклеенными волосами или без них. Вроде бы она аккуратно сшитая. Но кого мне смешить в этой кепке с волосами? А без волос – я же никогда прежде не носил бейсболок! Хорошо хоть, что надпись нейтральная на ней: белыми буквами слово HOLLYWOOD. При случае я занёс эту кепку на Набережную и на время забыл о ней.

Arbeit

И снова я с газетой с вакансиями телефоном. На глаза мне попадается объявление о приглашении на работу менеджера внешнеэкономической деятельности (ВЭД) со знанием немецкого языка без каких-либо дополнительных требований к кандидату на вакантное место типа наличия своего автомобиля или опыта работы в данной сфере деятельности. Звоню по указанному в объявлении телефону. Отвечающий мне мужчина подтверждает, что никаких дополнительных требований к кандидату нет, и сообщает, что для рассмотрения моей кандидатуры мне необходимо выслать ему моё резюме по электронной почте – так он отказался меня выслушать. Вот он мой шанс! Если раньше я не претендовал на такие работы, где требовалась предварительная отсылка резюме для рассмотрения моей кандидатуры, по причине неимения компьютера у меня ни дома, ни на работе, то теперь мне стоит попытать счастья посредством отсылки резюме со своего компьютера, стоящего у мамы в комнате. Мать снизошла, раз такое дело, допустить меня до моего компьютера. Я набрал текст резюме, а заодно, пользуясь случаем, и привет Оксане Вишневской, конферансье концерта Dolce Vita на радиостанции "Радио "Классика", с заявкой исполнить в нём для меня кое-какую классическую вещицу. Электронное послание на радио "Классика" я напечатал потому, что я никому ещё никогда не писал по электронной почте, и для успокоения, ведь я нервничал: а вдруг моё резюме не будет лучшим?, и меня не возьмут на эту вакансию, вакансию, о которой я, в принципе, так долго мечтал!..

Моё резюме победило. Меня взяли. Как выяснилось, в крупную строительную компанию. АО. У которого несколько предприятий. И не только в Петербурге. А отдел ВЭД один. На всё АО. Объясню причину, по которой этой компании срочно понадобился менеджер ВЭД со знанием немецкого языка, настолько срочно, что было не до выставления дополнительных требований к кандидату на вакансию. От них неожиданно ушла предыдущая менеджерица. Просто взяла и не вышла в один прекрасный день на работу – настолько выгодно было ей предложение о работе, к которой надо было приступить срочно, что она взяла да и резко бросила строительную компанию. И остался у неё на рабочем столе в покинутой ею бедной компании ворох бумаг на немецком языке, и в столе, и в электронной почте, которая продолжает приходить на непонятном никому в отделе ВЭД немецком языке (все остальные сотрудники отдела владели английским), и есть у компании что отправить немцам по электронной почте и по факсу на их языке, да некому. Поэтому меня так срочно и взяли, чтоб разгрести завал. С первого дня доказав начальнику отдела свою работоспособность в качестве менеджера ВЭД (вник в бумаги, перевёл полученную электронную почту и факсы с немецкого на русский и доложил начальнику отдела) на третий день работы я попросил аванс и получил 3 тысячи рублей из десяти, обещанных мне за первый, испытательный, месяц работы. А в это время из Германии приплыло оборудование, которое строительная компания собиралась смонтировать и эксплуатировать в Петербурге. Приплыло целых 11 большегрузных фур. Их разгрузили на краю города в районе... Поостерегусь указывать район равно как и подробности, что за оборудование да и вообще название строительной компании по причине, которую проясню позже.

Первые две недели работы менеджером ВЭД я сидел в офисе. Мне было интересно заниматься, применяя немецкий язык. Самым сложным оказалось общение с немцами по телефону, тематика разговоров ведь была не бытовая, а специальная. Самым скучным делом оказалось лазание в Интернете по сайтам немецких фирм-производителей строительного оборудования. Интернет у меня был безлимитным, но в своих интересах или в целях развлечься мне некогда было им воспользоваться. В интересах фирмы вышел на работу и в субботу – дома, то есть у тёти Сони в Купчине, мне всё равно делать было нечего. В общем, втянулся в работу.

А из Германии должен был со дня на день прилететь немецкий специалист – монтажник немецкой монтажной фирмы, который руководил демонтажём оборудования, которое к нам приплыло. Именно этот спец должен будет помочь бригаде наших монтажников заново собрать в Петербурге разобранное оборудование в целое – завод по производству... Опять боюсь указывать чего. Вместо чертежей этот спец привезёт кучу фотографий всех узлов монтируемого оборудования. Немец ещё не прилетел, а в планах нашей строительной компании уже забита дата ввода завода в эксплуатацию, уже запланировано, с какого числа он начнёт давать продукцию и приносить прибыль!

Всё. Немцы шлют факс: встречайте их специалиста Рóмана Шнайдера таким-то рейсом, просьба обеспечить ему проживание и автотранспорт к месту работы, просьба прислать ответный на этот факс. Я его отправляю, уверяя немецкую сторону от имени строительной компании, что прибывающему немецкому специалисту с нашей стороны будет обеспечен достойный приём и обеспечены необходимые условия для его работы. Насколько я помню, об автотранспорте было напоминание в немецком факсе, а вот о том, кто его будет кормить и как, то есть где – нет, ни в этом факсе, ни в более ранней переписке с немецкой стороной, ни, тем более, в самом договоре о скупке бэушного завода на корню в Германии по смехотворной цене в несколько сотен тысяч евро (для громадного АО – это копейки) чуть ли не по цене металлолома (куда бы немцы девали ставший им ненужным этот завод, если бы не наша бурно развивающаяся строительная компания?).

Поселить монтажника из Германии Рóмана Шнайдера строительной компании удалось за дёшево. Не в какой-нибудь многозвёздной гостинице, а на краю города на Дальневосточном проспекте между "Журавлями" (мемориалом павшим в Великой Отечественной войне), и пивзаводом в колледже народных промыслов. Руководство колледжа выделило в своём здании этаж под гостиничные номера, скромные, но приличные – вот такая лишняя статья доходов у колледжа. Встречать в аэропорту командированного немца должен был я. И на стройке при монтаже оборудования рядом с немцем всегда должен буду быть я. Так мне приказал начальник моего отдела ВЭД. Я должен буду помогать немцу общаться с бригадой наших монтажников при монтаже оборудования и с руководством будущего завода в случае необходимости. Мой начальник сказал мне, что моя работа с немцем – это испытательное задание мне, то есть от результата моей работы с немцем зависит моё дальнейшее пребывание в должности менеджера отдела ВЭД. То есть на время монтажа я типа прикомандировываюсь к этому будущему заводу, на котором уже есть свои директор и бухгалтер. Есть на территории будущего завода и административное двухэтажное здание, оставшееся с прежних времён, когда рядом с ним стояли снесённые ныне ангары предыдущего предприятия.

Немец прилетел в пятницу вечером. Машиной, на которой я должен был отвезти немца в колледж, оказался старый ржавый жигулёвский драндулет, в салоне которого так воняло, что немец сразу же шутя окрестил его "Gaswagen". За рулём был один из специалистов будущего завода, и была ли ржавая вонючая развалюха его личной, или она принадлежала АО, я не помню.

Напутственным пожеланием мне моего начальника отдела ВЭД при отправке меня в "местную командировку" – при прикреплении меня к немцу были следующие слова:

– Делай, что хочешь, хоть на ушах стой, лишь бы немец работал.

Я понял своего начальника, что мне стоит расшибиться в лепёшку в интересах строительной компании, и я, соскучившийся по настоящей работе, готов был это сделать.

По дороге из аэропорта в город немец несмотря на вечернее время пятницы изъявил желание заехать на строительную площадку будущего завода. Посмотреть на успехи в сборке оборудования без него бригадой наших монтажников. Наверное, для того, чтоб ему спалось лучше. Перед субботой, на которую по словам водителя, намечен выход бригады наших монтажников на работу уже под его, немца, руководством. Представь себе, читатель, немцу с самолёта не терпелось до завтрашнего утра взглянуть на стройку, загрузить свою голову планом завтрашнего монтажа! Удивительно!

Заезжаем на территорию будущего завода. Немец доволен работой нашей бригады. Теперь едем в колледж. Находим его, и я помогаю немцу вселиться в номер. Время ужинать. В колледже есть столовая для учеников. Несмотря на каникулы она работает. По договору со строительной компанией именно в этой столовой немцу предстоит завтракать перед работой и ужинать после неё. Без выбора блюд, а что дадут. Проявляя внимание к потребностям командированного немца (далее буду называть его по имени – Рóман), – мне ведь это нужно, чтобы он не воротил нос, и не отказался работать, – я заинтересовался съедобностью ужина и попросил в столовой себе тоже самое, что дали и Роману. По-моему, справедливое желание с моей стороны – заботиться о желудке того, от кого зависит введение завода в эксплуатацию в срок. Я предполагал, что меня даром кормить не будут, и я готов был заплатить несмотря на скудость содержимого моего кошелька. Но с меня денег в столовой не спросили, и я понял, что столовая просто учтёт мой ужин при расчёте с моей строительной компанией – разумное решение столовой, – подумал я. Признаюсь, что я очень хотел есть, ведь я с утра целый день провёл в офисе, пообедав бутербродами, и вот вечером в девятом часу я в столовой колледжа – я не в силах был отказаться от заботы о моём подопечном командированном немце, да и из-за уважения к самому себе я не стал отказывать себе в удовольствии присоединиться к ужину Романа, да и не по-людски, некрасиво было, на мой взгляд, оставлять его ужинать одного, и ведь я в данном случае – представитель принимающей стороны, поэтому я должен был думать и об имидже строительной компании! В общем, я поужинал. Еда мне понравилась: обычная общепитовская еда.

Гостевой (но не гостиничный) номер Романа в колледже мне понравился: душ, телевизор, холодильник – всё было и работало. Правда, были и комары, я заметил их. Ведь их трудно было не заметить, такое количество (окно номера было нараспашку). Я мысленно посочувствовал Роману насчёт комаров, но помочь я немцу в 9 часов вечера не мог – я не волшебник, но надо о комарах непременно доложить руководству моего отдела или будущего завода, пока я не разобрался кому, но надо. А то как-то негостеприимно это поселять немца в такой комарильник. Ну да, возможно, эта промашка вышла всего лишь по незнанию руководством строительной компании фактического состояния снятого для немца гостевого номера, – оправдывал я своё руководство сам перед собой.

А на утро машины для доставки немецкого специалиста на строительную площадку не будет, – сказал мне водитель газвагена. Поэтому в субботу я вынужден был с утра переться из Купчина городским наземным пассажирским транспортом за немцем на Дальневосточный, а затем вместе с Романом следовать своим ходом, где пешком, где на метро, в район... опять боюсь указывать какой – через полгорода с длительным пешкодралом. Пока я от немца насчёт машины для доставки его на строительный объект отшучиваюсь, сам ещё считая, что проблемы с машиной – дело поправимое в ближайшее время. За дорогу я плачу и за себя и за немца сам, давая Роману в руки жетон. А сколько лишних денег я потратил за заезд за Романом из Купчина на Дальневосточный! Совсем не лишних для меня, я же живу на аванс в 3 тысячи, экономя каждый рубль! Ладно, думаю, начальник отдела у меня вроде бы толковый (пока я презюмирую его таким) и строительная компания не бедная – помогут, лишь бы немец работал, лишь бы я работал с немцем.

Мы с Романом приезжаем на строительную площадку будущего завода вовремя – к десяти часам утра. Приезжает на работу главный инженер будущего завода. Он также уверен, что бригада наших монтажников вот-вот приедет на работу. Но их нет. Всё нет и нет. А время идёт. И в ожидании главный инженер вещает, полагая, что всё то, что он говорит, он вправе говорить от лица руководства будущего завода. А я всё это перевожу:

– Сейчас подъедут (это он про монтажников). Должны...

Проходит час.

– Странно, что их до сих пор нет, – констатирует-удивляется главный инженер.

Полдень. Немцу уже смешно, что он приехал на стройку, а наши монтажники нет.

Теперь несколько слов о главном инженере будущего завода. Именно он ездил уже в Германию в командировку осматривать приобретаемый строительной компанией завод по производству... Не пишу, чего. И с немцем Романом Шнайдером, сидящим сейчас в его кабинете, он уже успел познакомиться в Германии при осмотре этого завода. Поэтому сейчас в своём кабинете главный инженер, мужчина лет сорока пяти, старался вести разговор, заполняющий время ожидания монтажников, с позиции старого знакомого Романа, набиваясь ему в друзья. А Роману было 32 года (я увидел его раскрытый паспорт при регистрации в колледже для проживания: 1976 год рождения, то есть младше меня на 5 лет).

За пару часов ожидания главный инженер вспоминал, как они выпивали с Романом в Германии, а также многое обещал от лица руководства будущего завода:

– Машина тебе, Роман, будет...

– Питьевую воду для тебя достанем бутылочную, чистую...

– Ключ от туалета начальства (в нём чисто) я найду...

До двенадцати мы гоняли чаи с кофеём. И вот в полдень, когда всем нам троим стало ясно, что далее ждать бесполезно, прозвучало следующее предложение:

– А может, коли нам не суждено сегодня поработать, выпьем! Коньяку! За встречу и предстоящую совместную работу.

Роман, который успел мне выразить пожелание побывать в петербургских музеях и погулять по Петербургу, стал отнекиваться. Но мы с ним пока не решаемся встать и покинуть территорию будущего завода. А главный инженер проявляет настойчивость в своём желании выпить с Романом. И быстро сходил и купил армянского коньяка. Выпили. По чуть-чуть. Не закусывая ничем. А Роман даже не закуривая. Выпили ещё по уговору главного инженера. У того язык развязался, и он предлагает мне перевести немцу пошлый анекдот. Я это делаю. Не потому, что хотел выглядеть в глазах немца хуже, чем есть, а потому что главный инженер рассказывал анекдот по частям, и я сначала не уловил подвоха. После успеха в переводе анекдота я несколько возгордился собой, но вслух инженеру сделал замечание:

– Я не личный ваш переводчик, чтобы переводить всё подряд, что вы говорите. Хотите рассказывать немцам наши анекдоты, учите сами немецкий язык и рассказывайте.

Тут я Роману говорю, что вот она, возможность сходить в Эрмитаж, и не стоит её упускать. Он мне кивает, и я говорю о желании Романа немедленно начать тратить своё время более продуктивно, а именно отправиться сейчас же в Эрмитаж.

– Успеете. Давайте ещё выпьем, – предлагает продолжить главный инженер, не вникающий в туристический интерес командированного немца. Ещё только начáло второго...

– Самое время идти, чтобы успеть всё посмотреть, – самоуверенно утверждаю я: уж я то, работавший в охране Эрмитажа, знаю это, и я уверен, что смогу преподать Роману Эрмитаж именно часа за три, презюмируя его любознательность и тягу к прекрасному.

– Давайте тогда встретимся с вами после вашего похода в Эрмитаж сегодня вечером (сам я чего-то не хочу идти с вами в музей). Я покажу Роману город, – предложил главный инженер.

Я перевёл это его предложение, хотя и был уверен, что лучше меня у него точно не получится преподнести Петербург немцу, но я не стал обрубать главному инженеру возможность подружиться с немцем во время совместного времяпрепровождения вне строительной площадки будущего завода.

Договорившись о встрече с главным инженером вечером возле Гостинки, мы с Романом поехали в Эрмитаж. Лицо немца выражало радость. Я догадывался, какую. Что ему при его плотном графике работы, который я узнал от главного инженера (шестидневка с работой в субботу полдня и немедленный отлёт в Германию по выполнении своей работы), удаётся неожиданно выкроить такой кусок времени для знакомства с этим городом. Я его понимаю, и улыбаюсь немцу в ответ. Глядя на этого жизнерадостного немца вообще невозможно не улыбнуться, ведь он, по нашим, российским, меркам странный какой-то: улыбается настолько часто, чем и вызывает улыбку у меня, заражая меня своей радостью. Да, белозубая улыбка немца заразительна. Но мне в ответ тяжело улыбаться немцу, как бы этого мне не хотелось. По причине ущербности моего рта с отсутствием зубов и коронками на других. Я боюсь обнажать зубы... Но больше не буду о своих зубах.

Направляясь в Эрмитаж мы вылезаем из метро на Невском проспекте. Естественно, что я кое-что говорю немцу об этой главной улице Петербурга, проспекте. Повезло, что очередь на входе в Эрмитаж небольшая. А за билеты в музей мы не платили. Я ведь знал, повторяю, что сказать на контроле, где надрывают входные билеты, работая когда-то прежде в охране этого музея. Чем удивил Романа Шнайдера. Я показал ему свой Эрмитаж, тот который мне интересен и нравится, с некоторым неутомительным экскурсом. До шести часов вечера уложился. На место встречи в 19 часов с главным инженером у Гостиного двора мы с Романом пошли не напрямик, а через Адмиралтейскую набережную к Медному всаднику (его же надо было когда-нибудь обязательно осмотреть!), мимо Исаакиевского собора, и по набережной Мойки на Невский. День был солнечный. Его, немца из Германской глубинки, впечатлили и обычные перед конным памятником основателю Петербурга невесты в ослепительно белых платьях (обычные для нас, петербуржцев: обычные от слова обычай: обычай такой – посещать молодожёнам это место с Петром Великим), впечатлил такой большой Исаакиевский собор с блестящим на солнце куполом, впечатлила и конная скульптура Николая Первого, конь которого на постаменте стоит всего на двух точках опоры – задних копытах, и архитектура рядовой застройки вдоль берегов реки Мойки.

Встретились на Невском проспекте у Гостиного двора с главным инженером. Он на новенького начал выдавать общую информацию о Невском, желая, чтобы я перевёл её Роману.

– Я об этом уже рассказал ему, пока мы шли по Невскому в Эрмитаж, – сообщил я главному инженеру.

– Ну, переведи ещё раз то, что я расскажу.

– Я не попугай, чтобы повторять, – отказал я главному инженеру.

– О чём это вы беседуете так оживлённо между собой? – заинтересовался Роман.

Я ему объяснил, что его старый знакомый, главный инженер, хочет повторно рассказать ему про Невский проспект.

– Нет. Не надо. Я всё запомнил, что мне рассказал Алексей.

Главный инженер был недоволен этим ответом Романа – злость на меня читалась в его глазах, но вслух он предложил повернуть направо и осмотреть памятник Екатерине Второй, находящийся совсем рядом. Я не стал перечить – пусть главный инженер насладится бытием в роли гида. Мы подошли к Её памятнику, и главный инженер вместо того, чтобы дать исторический экскурс о Великой императрице и окружающих Её деятелях той, Её, екатерининской, эпохи, хотя бы пару слов, принялся опять рассказывать непристойности. На этот раз о Екатерине Великой. Я отказался переводить скабрезности, хотя знал необходимый немецкий лексикон, чем снова вызвал злобные искры в глазах главного инженера. Он сказал мне, что тогда я могу сам дальше гулять с немцем, но попросил в заключение ещё раз озвучить его уже неоднократно высказанное им приглашение заехать сегодня вечером к нему в гости домой посидеть-выпить. Немец выбрал моё общество. Наверное, главный инженер зачислил меня в свои враги, ведь я срываю ему надежду подружиться с немцем. Мы расстались с главным инженером, и я показал Роману пропорционально построенную улицу Зодчего Росси. Роману пора было ехать в колледж, чтобы успеть к ужину (ужин в столовой колледжа подавался до девяти вечера). Вполне естественно, что я должен был проводить его до колледжа, ведь Роман, всего лишь один раз покинув его утром, не выучил ещё дороги от метро "Ломоносовская" до него. Как и утром это расстояние мы преодолевали пешком. То есть Неву по Володарскому мосту мы переходили, а не переезжали. По пути в колледж Роман мне рассказал, что его родители в своё время посещали Ленинград в качестве туристов, и теперь при его отъезде в Петербург они настоятельно рекомендовали ему увидеть разводку мостов на Неве, на что я выразил сомнение, что это возможно сделать со мной по разным причинам, которые я не стал объяснять расстроившемуся от такого моего ответа немцу. Я ведь жил в центре Купчина. А Роман на краю Весёлого посёлка. И когда смотреть на мосты при столь плотном графике работа немца и моего вместе с ним? И тут случается чудо. Именно в тот момент, когда я сопроводил Романа до администраторской стойки в общежитии колледжа с ключами от комнат и гостевых номеров, я слышу разговор администраторши с тульскими туристами, которые живут в свободных летом комнатах общежития колледжа о том, что сегодня ночью их группа намеревается поехать на своём автобусе в центр города на разводку мостов прямо от этого колледжа. Я узнаю, не найдётся ли в их автобусе пары лишних мест, и, вот удача так удача, два места находятся! Совпадение! Чудо! Цена за одно место в автобусе 200 рублей, потому что в автобусе будет нанятый профессиональный гид – будет своего рода экскурсия по ночному центру Петербурга. Роман, естественно, предлагает мне поехать вместе с ним. Он заплатит. За нас обоих. Я с радостью соглашаюсь, ведь мне найдётся работа и по пути по ночному городу, и при самой разводке мостов. Составить компанию – это тоже работа. Приятная, но работа. Приятная от осознания её полезности. В данном случае для Романа. И мне языковая практика от непринуждённого общения и перевода слов гида.

Время ужинать. Мы оба не ели с утра, не считая мороженого на площади Декабристов у Медного всадника (покупал его на двоих он как принимающий оказанную мной любезность погулять с ним по городу и посетить Эрмитаж, в котором я не подкачал). Поэтому я не отказываю себе в удовольствии и в необходимости поужинать с Романом вместе опять в столовой колледжа. Пусть строительная компания оплатит мой ужин потом, но не поужинать сейчас вместе с Романом перед ночной прогулкой "на мосты" – это неправильно: и вредно для желудка, и силы надо аккумулировать – так я решил и поужинал.

Отъезда ночного автобуса мы с Романом ждём в его гостевом номере. Смотрим телевизор. Переключаем каналы. Я перевожу что сочту достойным моего акцента и что в состоянии перевести. Но смотреть особо нечего. Не смотреть же нам вместе интересного мне одному Эдварда Радзинского!, на передаче которого я задерживаюсь с переключением каналов на пару минут. Эх, не посмотрел я сегодня эту передачу, ну да ладно – зато посмотрю мосты, на разводку которых я ещё никогда в жизни целенаправленно гулять не ходил, а всё только "попадал на них" (ведь есть такое чисто петербуржское выражение "попасть на мосты", означающее невозможность, но необходимость сейчас же перебраться на другой берег Невы, невозможность по причине разводки мостов...