Текст книги "Одиссея креативной королевы (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 55 страниц)
– Мичман Тристан? Кто это?.. О, черт…
…Айрис вспомнила. Незийский эквадорец Тристан, капитан транзитного корабля. Тот парень, с которым она переспала… Для симметричного ответа Ларвефу.
– Кэп Тристан правильный канак, – сообщил Ларвеф, – так что я доверяю его мнению по многим важным вопросам, таким как моторы, паруса, рыбалка, и женщины.
– Так, ты знаешь про… – тут Айрис запнулась.
– Ага. Я знаю про. Ведь Атафу – это, типа, одна деревня. Все знают про. Тем более, ты авторитетная и красивая девушка, значит ты в числе локальных ньюсмейкеров.
– Подожди, Ларвеф, я не понимаю! У вас тут что, вообще не принято ревновать?
– Ну, не то, чтоб вообще. Например, двум парням на пленере подраться из-за красивой девчонки, или наоборот – двум девчонкам из-за парня, это нормально. Типа, показать волевые и физические качества перед привлекательным сексуальным партнером. Все человекообразные обезьяны так поступают в молодости. Шимпанзе, например. Правда, шимпанзе не получают за это пять суток каторжных работ на благоустройстве. Такие правила здорового человеческого общества: не хрен решать вопросы кулаками. А если говорить о… Хэх… Дистанционной ревности, то да, у нас это вообще не принято. Это психология, опять же. Если респондент дистанционно ревнует, то, значит, боится, что партнер устойчиво переключится на другой сексуально-эмоциональный объект. А кто боится этого? Только тот, кто себя не ценит, не уважает, считает хуже других. Теперь прикинь меру самоуважения у женщины, ревнующей мужчину к пластиковой кукле.
Айрис Шелтон схватилась за голову.
– Проклятье! Опять эта долбанная секс-кукла! Я предлагаю компромисс. Ты мне прямо сейчас расскажешь, почему тебя так ведет на этих кукол. А я обещаю месяц вообще не замечать твои интрижки с левыми девчонками. Но только не в Берлоге вомбата!
– Ясно, что не в Берлоге вомбата, – ответил он, – ведь женские особи человекообразных обезьян не любят, чтобы в их гнезде вертелись другие такие особи. Типа, инстинкт.
– Так! – она резко хлопнула в ладоши, – Хватит про обезьян, давай про секс-кукол!
– Через четверть часа, – предложил он, мельком глянув на монитор, – прикинь: сейчас компьютер должен навести телескоп на Сатурн. Если получится, то будет классно!
– Ладно, – великодушно согласилась Айрис, – сначала Сатурн, потом секс-куклы.
…
Сатурн был прекрасен. Он висел посреди черного поля на экране, и казался игрушкой. Такой нежно-серый шарик, охваченный изящным колечком. А Ларвеф эмоционально рассказывал о всякой всячине. О квази-звездных реакциях, идущих в ядре Сатурна, и воспроизведенных в лаборатории Арата Йоситкава в Осаке. Об углеводородных морях Титана (спутника Сатурна), и о скандале вокруг возможных обитателей этих морей. О гигантских гейзерах Энцелада (другого спутника Сатурна). Но, Сатурн вышел из поля обзора телескопа, и Ларвеф, разведя руками, спросил:
– Ну, ты реально хочешь услышать про секс-кукол? Или в другой раз?
– Не увиливай! – строго сказала Айрис, – Ты обещал!
– ОК, – он кивнул, – начну с предприятия «Bionicraft», с главной поляной в Паго-Паго, Американское Самоа. Этот телескоп произведен там в малой пробной серии, а…
– …Опять увиливаешь? – перебила она.
– …А, – продолжил он, – основная серийная продукция там – феминиды. Мы на Совете директоров постановили не использовать термины «секс-кукла» и «гиноид», а ввести в коммерческую практику новое, красивое название: феминида. Мы порвали с практикой узкого использования подобных роботов в сфере грубой имитации секса, и продвинули феминиду в сферу инженерии безопасности жизнедеятельности. Так, наши феминиды получили особый приз на Всемирной Калифорнийской ярмарке «Спасение на море».
– Феминиды спасли моряков от застоя спермы? – иронично спросила Айрис.
– Зря иронизируешь, – ответил Ларвеф, – наши феминиды применены для тестирования поисково-спасательной техники класса «Hardy». Это шанс спасти людей за бортом при шторме со скоростью ветра 30 метров в секунду и волнами до 15 метров высотой.
Айрис недоверчиво посмотрела на него.
– Ветер 30 метров в секунду и волна до 15 метров? Это же ад какой-то!
– Этот ад, – ответил он, – бывает в разных точках Тихого океана по несколько раз в год. Вопрос актуален. И проводить тренинги лучше с имитацией, приближенной к живому человеку по физическим параметрам, по чувствительности и по коммуникации. Наши феминиды в этом смысле оптимальны. Они сообщают о своем самочувствии…
– Что-что?! О самочувствии?
– Да. А что тебя удивляет? Эта опция появилась еще у секс-кукол, получила развитие у гиноидов, и достигла, можно сказать, эволюционной вершины у наших феминид.
– Минутку. А почему ты говоришь «мы», и «наших»? Какое ты имеешь отношение?
– Ну, я сопредседатель Совета директоров «Bionicraft». Представляю некую группу.
– Интересно: какую?
– Ну… Типа, группу нео-хиппи. Таких, чем-то похожих на меня.
– Ясно, – констатировала Айрис, – очередная военная тайна.
Ларвеф неопределенно пожал плечами.
– Что-то типа того. Ты извини. Правило конфиденциальности…
– Ладно, – она махнула рукой, – пусть будет тайна. А при чем тут секс-куклы?
– При том, – пояснил он, – что наибольшая доля сбыта феминид приходится на рынок сексуально-кибернетических товаров для мужчины среднего класса «Первого мира». Традиционно такие товары называют секс-куклами, но сейчас это скорее эротические комбайны. У них – обратная связь с потребителем, реакция на его действия и запросы.
– Э-э… – протянула Айрис, – …Значит, это уже не секс-кукла, а секс-робот?
– Ага. Секс-робот, но не гиноид. Робот-гиноид, достоверно имитирующий внешность живого человека, включая моторику, мимику, и фактуру кожи, получается по цене как представительский лимузин. Перебор для массового потребителя. Гиноиды – элитный товар. Но мы открыли новый сегмент рынка. Наша феминида гораздо проще, и цена как у квадроцикла. Феминида не подражает живой женщине. Ведь феминида лучше, чем живая женщина! Пусть живые женщины «Первого мира» ей подражают! Прикинь?
Айрис Шелтон посмотрела на Ларвефа, с нескрываемым подозрением.
– Вы в этой фирме что, придумали какой-то розыгрыш для реалити-шоу?
– Нет, все всерьез! – Ларвеф выразительно растопырил пальцы, – Ты реально прикинь! Потребитель не хочет живую женщину! Вот почему он приходит на этот рынок. И мы предлагаем ему нечто лучшее, чем живая женщина. Феминида, это робот с несложной моторикой, человеческим размером и условно человеческим строением тела. Намек на женственность пропорций достаточен, чтобы фантазия потребителя дорисовала то, что требуется. Плюс, у феминиды есть опции не только для секса, но и для быта: она может разогреть обед в микроволновке, налить кофе, ответить по телефону. Нам не пришлось ничего особо изобретать! Все придумано и частично реализовано еще в начале века.
– Стоп, Ларвеф, разве секс-робот вовсе не должна быть похожа на живую женщину.
– E-o! Как секс-вибратор вовсе не должен быть похожим на живого мужчину.
– Но, секс-вибратор это... Э… – Айрис задумалась. – …В общем, это другое.
– Это понятно, – Ларвеф кивнул, – секс-вибратор имитирует только пенетрационную и фрикционную функцию мужчины. А секс-робот имитирует еще динамический имидж женщины. Но, как я уже сказал, при правильно подобранных пропорциях и отдельных особенностей простой моторики, фантазия клиента сама все дорисовывает. Вот что! Я покажу тебе рекламный видеоклип про феминиду, и сразу станет понятно. ОК?
– Ладно, – согласилась Айрис, – это уже любопытно.
…Видеоклип оказался чем-то вроде короткометражного фильма.
Начало – типовой американский офис. Двое молодых мужчин – Джек и Джим (видимо, менеджеры среднего звена) идут в ресторанчик на обеденный перерыв. Джек веселый, позитивный, а Джим чем-то удручен. За столиком начинается диалог о быте, и сперва наплывает сюжет о прошлом вечере Джима…
…Джим поздно вернулся с работы, уселся в кресло и, включил футбол по TV.
…Жена Джима сердито кричит, чтоб он убавил звук. Джим вздыхает и убавляет.
…Позже Джим просит жену принести пиво, но она посылает его к черту. Мало того, в порядке объяснения, она обвиняет его в срыве сегодняшнего шоппинга.
…Джим объясняет, что было много работы, поэтому он поздно освободился. Тут жена объявляет, что все дело в том, что он завис на работе, потому что лузер.
…Далее, к ночи. Джим с женой ложатся спать. Джим хочет большой и чистой любви, однако жена, сославшись на головную боль, снова посылает его к черту.
ПАУЗА. Текущий момент в ресторанчике. Джек сочувствует Джиму, и рассказывает о вчерашнем вечере в своем доме.
… Джек поздно вернулся с работы, устало уселся в кресло и, закрыл глаза…
…Слышен нежный женский голос: «милый, ты хочешь посмотреть футбол?»
…Джек отвечает «да». Тут же появляется женская фигура и включает нужный канал.
… Позже Джек говорит: «принеси пива». Слышен тот же женский «сейчас, милый». И, через минуту, та же фигура приносит пиво, и какую-то закуску на блюдечке.
…Далее, к ночи. Джек ложится спать с фигурой (которая до этого эпизода еле видна, и можно лишь догадываться о деталях ее внешности). Джек (разумеется) хочет большой и чистой любви, и немедленно получает желаемое в разных позах (в спальне полусвет, и видны лишь силуэты партнеров).
…Но затем (после любви) включается лампочка над кроватью. Видно, что партнерша Джека, это робот-девушка. Ее женственность условна, как у манекена (осиная талия, длинные стройные ноги, четко обозначенный бюст, и изящная шея, на которой также изящная голова). Лицо почти не прорисовано, и глаза не человеческие, но «живые» и привлекательные (как у веселого и дружественного персонажа 3D-мультфильма).
ПАУЗА. Текущий момент в ресторанчике. Джим в восторге. Он признается, что хочет купить такую же девушку, но опасается, что это чертовски дорого.
Джек весело хлопает его по плечу, и сообщает очень гуманную цену.
Джим обрадован, готов купить эту штуку хоть сейчас, но его беспокоит еще одно: что подумают консервативно-мыслящие знакомые, если узнают, что у него секс-робот?
Джек снова весело хлопает его по плечу и объясняет: вовсе не обязательно кому-либо сообщать, что это робот для секса. Можно всем говорить, что «феминида» это робот-домработница (это Америка, мы не обязаны никому докладывать, с кем спим).
СТОП КАДР. Фото феминиды в выгодно смотрящемся ракурсе, и текст:
Феминида «Bionicraft» – это домработница для тех, кто ценит домашний уют!
Феминида – это (для желающих) бесплатное дополнение: всегда хороший секс.
Феминида – это хорошее настроение, это драйв, это современно, это путь к успеху!
Феминида – это лучшее будущее, которое мы предлагаем вам уже сегодня!
…
Ларвеф погасил монитор и прокомментировал:
– Самый удачный ход рекламистов – указание, что это, типа, просто домработница.
– Знаешь, – пробурчала Айрис, – унизить женщину до автомата для пива и секса, это не рекламный ход, а свинство. Странно, что эту фирму не закрыли в судебном порядке.
– Ну, – сказал он, – во-первых, хотя Самоа-Паго-Паго формально американское, но там примерно та же ситуация, что тут, на новозеландском Токелау. Так что закрыть фирму может только сама понимаешь, какой суд. Не американский, скажем так.
– А во-вторых? – спросила она.
– А во-вторых, ты неправа. В этой рекламе женщина как раз послала к черту мужчину, который требовал, чтобы она была автоматом для пива и секса. Никаких унижений!
– Ладно, Ларвеф, юридически не придраться. А ты сам думаешь, что это хорошая идея: обратиться к тупейшему набору мужских потребительских желаний, чтобы продавать роботов, как замену женщинам, будто женщины – это товар, причем низкосортный?
– Айрис, при чем тут я? Есть рыночная экономика, извиняюсь, цивилизованного мира, построенная на том, что все – товар. Кока-кола, попкорн, женщины, мужчины, дети…
– …Черт тебя побери! – перебила австралийка, – Хватит взрывать мой мозг! Я отлично помню, как в ноябре ты выстрелил в живот человеку, назвавшему детей – товаром!
– Ну, – спокойно сказал он, – кэп тогда вклеил мне три штрафных «собачьих вахты» за нарушение протокола военно-морского трибунала. А ты обозвала меня палачом, и не разговаривала целый день, хотя этот кекс все равно был бы расстрелян чуть позже, по протоколу, за работорговлю. Кстати что, теперь ты одобряешь выстрелы в живот?
– Ларвеф! Ты опять все перевернул с ног на голову! Почему ты, участвуешь в бизнесе, который построен на отношении к человеку, как к товару? Объясни!
– ОК. Объясняю. В, извиняюсь, цивилизованном мире, человек с 18 лет автоматически становится товаром на брачном рынке. Наши феминиды дают возможность некоторым людям перестать быть товаром. Я же говорил: пластиковая кукла – это последнее окно свободы секса. Но в случае типичной секс-куклы, юзер рискует попасть под моральное осуждение, которым государство загоняет людей на рынок брачного рабства. У нашей феминиды есть инфо-прикрытие: робот-домохозяйка. Ее даже не надо прятать, ведь у феминиды действительно много областей применения. О тренинге спасения на море я рассказывал. Добавь тесты качества пилотских кресел, защищающих от перегрузок на маневрах преследования, и тесты контроля биохимической или радиационной дозы на полигонах при имитации... Ну, короче при имитации всяких штучек.
Айрис внимательно посмотрела на него и поинтересовалась:
– Военное применение? Эти феминиды относятся к «двойным технологиям»?
– Да, – ответил Ларвеф, – например, Пентагон у нас хорошо заказывает. Для моральной безопасности военнослужащих США, мы убираем бионику из трех отверстий… Ну, ты понимаешь. Туда идут дополнительные термометры, а цена умножается вчетверо.
– Гм… Цена умножается тоже для моральной безопасности военнослужащих США?
– Нет, это для «откатов». Ну, ты понимаешь.
– Гм… И ты так запросто мне рассказываешь об этих коррупционных фокусах?
– А, не великий секрет. Так всегда делается при военных заказах. Даже СМИ знают.
– Ладно, – Айрис вздохнула, – черт с ней, с коррупцией. Разговор о другом. Я хотела бы выяснить: зачем вы подкладываете эту свинью нормальным людям в тех же США? Ты можешь рассуждать про «последнее окно свободы секса», но это не отменяет мерзкого ощущения у любой женщины, которая видит рекламу с двумя дегенератами Джимом и Джеком. Или это элемент Третьей Холодной войны, о которой болтают СМИ?
Ларвеф отрицательно покачал головой, и еще раз улыбнулся.
– По ходу, что угодно можно считать элементом Третьей Холодной войны. Но если мы конкретно про это говорим, то можно с другой стороны взглянуть. Вот тебе вопрос для начала: в Нью-Йорке, или в твоем Сиднее, эти Джим и Джек типичны или нет?
– В Сиднее таких точно не большинство! – резко отреагировала Айрис.
– Ну, – сказал он, – есть же какая-то доля таких коренных австралийцев мужского пола, трудоспособного возраста. Вот я и спрашиваю: какая это доля, по твоей оценке?
– Может, каждый третий, – тихо проворчала она.
– Значит, они типичны. Я слышал, что они – основа электората правящего либерально-консервативного блока. Типа, политическое лицо страны. А ты говоришь: дегенераты.
– Ларвеф, хватит меня троллить, ладно? Я хочу понять тебя, а ты?..
– …А я, – договорил он, – хочу понять тебя. Извини за троллинг. Хиппи-привычка.
– Да! – Айрис улыбнулась, – Эту привычку я уже знаю. Теперь я снова задам вопрос, и надеюсь услышать ответ по существу. Зачем ты помогаешь раскручивать экспорт этих роботов… Гм… Домработниц? И, я ведь не ошибусь, если скажу, что планируется их экспорт и в Австралию тоже. Вряд ли это из уважения к политическому лицу.
– Ответ да на оба последних вопроса, – сказал Ларвеф.
– А что на первый вопрос? Зачем подкладывать свинью большинству австралийцев? Я уверена, что можно было выбрать другие продукты для экспорта, не менее доходные.
– Тут, Айрис, ты ошиблась. Политическое лицо страны притягивает к себе конкретные товарные группы. Из-за внутренней политики, потребитель испытывает дискомфорт в конкретных направлениях, и готов платить втридорога за анти-дискомфортный товар. Дискомфорт в направлении основного инстинкта, это одна из мощнейших сил рынка. Знакомый тебе пример: секс-рабы. Какая дельта прибыли должна прилагаться, чтобы коммерсанты шли ради этого на смертельный риск? Или другой знакомый тебе пример: наркотрафик в Малайзию, Сингапур, и Таиланд, где за это, опять же, «вилы».
Айрис Шелтон вскинула ладони, выражая непонимание.
– Стоп! Ваши роботы-домработницы не запрещены ни в США, ни в Австралии!
– E-o! В этом и удача! Наш продукт пролез в трещину политически-правовой системы. Можно снимать жирный навар, пока трещина не закроется, или пока в нее не пролезет большая толпа конкурентов, что приведет к снижению цены. Видишь: все просто.
– Ладно. Я поняла. Но, ради прибыли так свинячить своим соседям – это плохая идея.
– Мы не свинячим, – ответил он, – мы продаем Джеку и Джиму сексуальную свободу, а остальным бесплатно открываем глаза на госсистему, в которой они бултыхаются.
– Глаза, значит, открываете? – язвительно переспросила она, – Может, вслед за вашими «домработницами», кто-то хочет экспортировать вашу Алюминиевую революцию?
– Нет, – сказал Ларвеф, – сейчас конъюнктура рынка не та. Сейчас выходит выгоднее не экспортировать туда революцию, а импортировать оттуда австралийцев.
– Что-что? – переспросила Айрис (вообще-то задавшая этот вопрос в шутку) никак не ожидавшая серьезного ответа, а тем более – такого.
Ларвеф изобразил руками, будто что-то перемещает через стол, и повторил:
– Импортировать оттуда австралийцев. У нас даже командующий флотом – австралиец. Военный координатор, проконсул Визард Оз. Две выигранные войны. Прикинь?
– Я прикидываю. Мало того, что вы игнорируете копирайт, и на халяву таскаете чужую интеллектуальную собственность, так вы еще людей таскаете. Точнее, вы устраиваете загонную охоту на чужой территории, обостряя социальные проблемы. Фактически, вы провоцируете миграцию не совсем конформных граждан оттуда к вам.
– Поздравляю! – он козырнул, – Ты изобрела сто первую теорию незийского заговора.
– Так ведь ты, фактически, сам признался, что вы этим занимаетесь.
– Что, правда? Ну, тогда ничего не поделаешь. Такие плохие мы.
– Да, – согласилась она, – ничего не поделаешь. Я иду купаться при луне. Ты со мной?
– А как же! – мигом согласился Ларвеф.
– Тогда, – продолжила Айрис, – прихвати надувной матрац и… Сейчас подумаю…
– Божоле, – предложил он.
– Божоле? Откуда, черт возьми?
– Отсюда! – он вытащил из большой картонной коробки в углу стеклянную бутылку, и встряхнул, чтобы был слышен плеск, – Вот! Я купил на маркете Паго-Паго, чтобы как следует отметить день телескопа. Превосходное божоле из самоанского винограда!
– Понятно… Даже вино контрафактное, с тыренной торговой маркой.
– Да, уж слишком далеко до Франции. Ну, так что, берем бутылку и стаканчики?
– Берем, – решила Айрис, – я не обязана защищать французские торговые марки.
…
Ночь.
Яркая луна.
Пляж лагуны.
Теплые волны, ласкающие тело.
Легкое вино из бумажных стаканчиков.
И широкий надувной матрац.
Волшебная романтика, естественным образом переходящая в энергичную эротику.
После двух часов спонтанной и почти неосознаваемой смены увлекательных занятий (перечисленных выше), Айрис и Ларвеф решили рассмотреть окрестности шире – так, любопытства ради. В пляжной сумке у Ларвефа между прочим нашелся тактический бинокль-ноктовизор, позволяющий оценить обстановку в радиусе двух миль. Ночные (тепловые) виды объектов, преобразованные в яркие условные цвета ноктовизора, это феерическое зрелище. Особенно если это живые теплокровные объекты (типа, люди).
– Красота! – объявил Ларвеф, поймав достойный объект в поле зрение, – Вот, взгляни.
– И что там? – спросила Айрис, и аккуратно (чтобы не сбить направление) взяла у него бинокль, – О! Похоже на лошадку! Кто мог завезти ее сюда?
– Смотри внимательнее, – посоветовал он, – помни о градациях условных цветов.
– Я примерно помню, – сказала она, приглядываясь к отдаленному подвижному яркому пятну, вроде, стоящему на четырех ногах и переливающемуся всеми цветами радуги.
– Ну, как, Айрис, есть идеи?
– М-м… Нет, не очень похоже на лошадку. А на что похоже – черт знает.
– Тогда подсказка. Как заявляет уфология: мы не одиноки во вселенной.
– Мы не одиноки? – переспросила она, и тут догадалась, – Это же парочка в процессе!
– Банзай! Ответ верный. Попробуй определить: какая именно парочка?
– Нет, я не смогу. Практики мало. А ты определил?
– E-o. Это доктор Лйалл Тью и Ее величество Боудис Виндзор.
– О, черт, – Айрис опустила бинокль, – как-то это неловко, подглядывать за королевой.
– Aita pe-a, – сказал Ларвеф, – по обычаю, даже кошке можно смотреть на королеву.
…
*56. Прикладной этногенез в стиле Гумилева.
Тогда же, 31 мая несколько позже полуночи. Там же, на Токелау-Атафу.
Моту Лауала (миля к норд-норд-вест от моту Утуа).
…Королева Боудис улеглась в воду, держась рукой за толстый бортик лодки-зодиака, загнанной в мангровые заросли у берега и прислушалась к бешено стучащему сердцу. Бывают такие внезапные яркие вспышки (скажем так) физических контактов, что… Не подобрать слов. Ну, и ладно. Она бросила мысль о том, чтобы решить эту лексическую головоломку, и начала молча наблюдать, как Лйалл Тью, усевшийся на другом бортике лодки, набивает табаком длинную трубку, якобы «аутентичную реконструкцию древне-полинезийской». Потом он щелкнул зажигалкой, прикурил, и сообщил:
– Прекрасный табак для этой ночи с ароматом вишневых косточек. Если ты не станешь возражать, то я буду медленно курить, и любоваться тобой, сквозь облачко дыма. Ты в лунном свете похожа на нереально-прекрасную tuurei-te-roto.
– Извини, я сейчас не очень хорошо соображаю. Это что-то на языке утафоа?
– Да. Tuurei-te-roto, это фея лагуны.
– Мне нравится! – весело отозвалась королева, – Так что ты можешь любоваться сквозь облачко дыма, или даже без облачка. Но, я немного опасаюсь, что ты не единственный наблюдатель. Я имею в виду: мы вели себя так расковано на открытом месте, а здесь, я полагаю, не мы одни резвимся в лагуне при лунном свете.
– Боудис, любимая, – сказал доктор Тью, – не беспокойся. Даже если мы с тобой как-то случайно или неслучайно попали в чье-то поле зрения, то в системе ценностей «новых канаков» твой авторитет от этого только вырастет. А если ты подумала о чем-то вроде скрытной фото-видеосъемки, то это не успеет повлиять на решение парламента Новой Зеландии. Утром состоится голосование, но неформально что-то как-то уже решено.
– Ладно, ты так убедителен, что я не буду думать на эту скучную тему.
С этими словами, королева подтянулась к лодке, встала на ноги (глубина тут у берега составляла менее метра), и выпрямилась, подняв руки над головой. Доктор Тью очень выразительно прикрыл на секунду глаза ладонью, затем убрал ладонь и произнес.
– Ты фантастически смотришься.
– Просто, – ответила она, – у меня хорошее настроение. Сама не знаю, почему. Знаешь, трудно представить, что два месяца назад я сидела в лондонской резиденции, и читала последние регламентные бумаги, сосредоточенно думая, не забыла ли что-нибудь, или точнее, не прозевал ли что-нибудь ответственный клерк в канцелярии. А за окном шел привычный холодный дождик, и небо было серое, как спина дельфина. Как смешно. Я применяю теперь аналогии полинезийского происхождения. Спина дельфина… Где-то далеко остался Лондон, кажется, в другой жизни. И знаешь, что самое ужасное?
– Что? – спросил он.
– Самое ужасное… – она перешла на шепот, – …Что в той жизни не было тебя, Лйалл.
– Боудис, на самом деле, я был. И я любил тебя еще в той жизни, с нашей самой первой встречи в Гамильтоне, на Бермудах.
– Да, я помню. Я повесила тебе на лацкан ту медаль, и… Наверное, я тогда тоже что-то почувствовала. Только я не разобралась что именно. А потом… Не важно, ведь все это осталось в той жизни. А теперь… Теперь мне весело, что я вот так стою голая у берега лагуны. И любимый мужчина смотрит на меня сквозь облачко дыма из полинезийской трубки. И луна ползет по небу, глядя вниз, будто ей тоже интересно, что получится из приключения, которое происходит с нами.
– Кажется, – заметил Тью, – ты уже пишешь в уме тот авантюрно-исторический роман…
– О, да! – воскликнула королева, – Тот авантюрно-исторический роман, начало которого мы придумали три недели назад в Антарктиде. «С тех пор, как полвека назад два итальянских порнографа сняли фильм «Калигула и Мессалина», большинство людей, для которых история – не профессия и не хобби, думают, что Мессалина была женой Калигулы. О времена, о нравы! Античная история пишется порнографами. Но еще хуже, что современная история пишется порнографами»… Как впечатление, Лйалл? На твой взгляд, так и оставить, или?..
– Мне кажется, надо так и оставить, – сказал он, – а о чем роман, если не секрет?
– Это я еще не решила, но уже придумала второй фрагмент. Слушай…
…Королева приняла пародийно-торжественную торжественную позу, протянула руку к яркой луне, и экспрессивно продекламировала: «Но в действительности, и античная, и современная история, пишется экономикой. Причем не той помпезной экономикой, ради которой ежегодно собираются в Швейцарии сотня самых богатых жуликов планеты, а простейшей экономикой, вроде той, о которой мы задумываемся, подбивая домашний бюджет. Как была открыта Америка? Один исландский викинг устроил поножовщину с другим, соседним викингом… Нет-нет, не за королевскую корону, и не за прекрасную принцессу, а за неоплаченные доски для свинарника. В поножовщине кто-то был убит, община изгнала зачинщика, и пришлось ему искать новое место для фермы. Так была открыта Гренландия, а сын того викинга открыл Америку, до которой от Гренландии меньше двухсот миль. Звали его Лейф Эйриксон по прозвищу Счастливый, и ему, как открывателю Америки, поставлен памятник в Бостоне. А началось все с неоплаченных досок для свинарника. Другая история, которую мы расскажем, началась похоже».
– Какая история? – полюбопытствовал доктор Тью.
– Лйалл, я же говорю, что еще не решила. Но там все начнется с некой экономической банальности. Хоть с кражи мешка картошки. Место: Океания. Время: XIX век.
– Конечно же! – он взмахнул дымящейся трубкой, – Эра чайно-опиумных клиперов!
– Да, – подтвердила королева, – в море Нези так много прекрасных парусников, что мой выбор был предопределен. Золотой век энергии ветра.
Доктор Тью покивал головой и, будто размышляя вслух, произнес:
– Иногда мне субъективно кажется, будто «новые канаки» упали в наш мир из другого параллельного мира, с иной религиозной, политической, и технической историей.
– Насколько я понимаю, – заметила королева, – вся эта параллельность имеет довольно логичное объяснение, без фантастики. Вторая Холодная война и шок от супер-кризиса породили ряд постиндустриальных анархистских сект, известных под собирательным названием «Tiki». Эти же причины породили необычное трансокеанское сообщество контрабандистов, известное, как «Великая кокаиновая тропа». Такая разнородная каша сформировала внутри себя особую технологию, экономику и обычаи, подходящие для аутсайдеров цивилизации. Или для цивилизации аутсайдеров. Можно говорить даже о специфическом этносе «новых канаков». Многие признаки этноса тут присутствуют.
– Я видел такую гипотезу, – сообщил доктор Тью, – в феврале я был на неформальной научной тусовке на Австралийском Большом Барьерном рифе. Я говорил тебе…
Королева жестом показала, что помнит этот разговор, и Тью перешел сразу к теме.
… – На этой тусовке некий профессор экономики из Принстона назвал меганезийцев (я цитирую приблизительно): «новорожденным анти-системным пассионарным этносом».
– О! Вероятно, этот профессор из Принстона привержен теории этногенеза Гумилева.
– Да, он ссылался на Гумилева. Но мне показалась сомнительной эта теория. Как такое возможно, чтобы этнос сформировался всего за десятилетие?
– Как ни странно, – ответила она, – такое случается. Каждая из известных волн великих переселений народов формировала этносы стремительно. Взять, например, монголов: разнородные племена степи стали этносом всего за четверть века, когда нашелся лидер, предложивший, скажем так, простую и популярную политэкономическую программу.
– Чингисхан? – спросил Лйалл Тью.
– Да. Это XIII век Новой эры. Еще пример: Македония в IV веке до Новой эры. Более интересный пример: восстание Спартака в I веке до Новой эры. Всего за год люди из разных стран, попавшие в римское рабство, стали мини-этносом со своими обычаями. Капля удачи, и они превратились бы в полноценную нацию за окраиной империи.
– Э-э… Боудис, неужели ты в когорте приверженцев теории Гумилева?
– Нет, я предпочитаю теорию Тойнби. Там, хотя бы, есть причинность. Этнос, как ответ коллектива людей на вызовы окружающего мира. А пассионарность в теории Гумилева выглядит, как эпидемия какого-то оккультного гриппа, или как одержимость демонами, придуманная в сочинениях неадекватных церковников... О боже! До меня лишь сейчас дошла комичность шоу! Я – голая при луне на диком пляже атолла увлеченно излагаю любимому мужчине краткое введение в компаративный анализ теорий этногенеза!
Доктор Тью положил трубку в пустой стаканчик, затем встал, подошел к королеве, и с нежностью обнял ее за талию.
– Боудис, ты фантастически прекрасна, когда увлекаешься изложением. Продолжай.
– Нет-нет! – она быстро поцеловала его в щеку, – Теперь твой ход. Я просто сгораю от любопытства: что еще говорил этот профессор экономики из Принстона?
– Ты можешь удивиться, – ответил Тью, – но он тоже говорил о восстании Спартака. Он упоминал также несколько средневековых пиратских республик, затем города-утопии, основанные раскольниками-иезуитами в Парагвае, и добрался до коммун хиппи. Этот исторический экскурс он использовал, чтобы обосновать свой тезис: анти-системные пассионарные этносы абсолютно разрушительны для современной цивилизации. Если допустить их укоренение, то их цивилизация-лайт сожрет настоящую цивилизацию.
– Какой радикальный взгляд, – произнесла Боудис, – а что такое «цивилизация-лайт»?
– Это, – ответил Тью, – термин из новой принстонской теории глобальной экономики. У настоящей цивилизации есть две стороны. Она не только дает людям некие блага, но и налагает на людей обязанность быть цивилизованными. А цивилизация-лайт, это анти-система, в которой блага даются без обязанности быть достойными этих благ. В плане рыночной конкуренции, такая анти-система всегда выигрывает у правильной системы, поскольку предлагает блага за меньшую цену. Следовательно, цивилизованному миру необходимо любой ценой подавить анти-систему. В качестве примера для подражания, профессор из Принстона привел реакцию Древнего Рима на повстанцев Спартака.
