Текст книги "Одиссея креативной королевы (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 55 страниц)
*
По существу, на этом эпизоде закончилась Война за Хартию. Пришло время странных переговоров, которые со стороны Меганезии вели сперва – консулы Конвента, а потом – Первый топ-координатор, назначенный по правилам Хартии: сен Накамура Иори. Про соглашение ООН и Западного Альянса с Накамурой впоследствии говорили разное, в частности: что топ-координатор даже не собирался достигать добрососедства. Он лишь запутывал дело, создавал у визави иллюзии, будто Меганезия вот-вот вернется в лоно Глобального миропорядка, и водил за нос инвесторов из стран Золотого миллиарда. Он затягивал время, и раскрыл карты, уже имея ядерное оружие. Вспыхнула Декадная война – и предсказуемо погасла после трех локальных атомных ударов. Ну, а что же с ансамблем Капитолия Палау? Ведь он перестал существовать – не так ли?
*
Он был фатально разрушен авиабомбой 15 января 2 года Хартии. Но после рамочного соглашения между «столпами миропорядка» и Накамурой в мае того же года, на Палау начались восстановительные работы силами индийского концерна «Purvapatthara» при финансировании Всемирного банка. К сентябрю Капитолий Палау был восстановлен, а напротив него возник 5-звездочный отель «Махаратха». Правление «Purvapatthara» уже расписало план торжеств и рекламных кампаний, но… Накамура Иори открыл карты, и ситуация запахла потерей вложенных средств. Тут индусы в правлении выбрали верную стратегию: внимательное ожидание и нейтралитет – пока что-то не проясниться. Пусть другие подпрыгивают, печатают петиции, и требуют вмешательства – это их выбор. А концерн «Purvapatthara» будет стоять на позиции «никакой политики, только бизнес». Прояснилось. Те, кто подпрыгивал – потеряли тут все. А нейтралы не потеряли ничего. Концерн «Purvapatthara» в феврале приступил к эксплуатации отеля – на тех условиях, которые согласовывались локальным судом Палау в мае прошлого года. А Капитолий остался загадкой. По слухам, там размещен экономический департамент INDEMI.
***
…
…Джил Додридж дочитала страничку из шпаргалки, убрала i-phone в карман куртки, поудобнее устроилась на ступеньке лестнице левой колоннады Капитолия, и заявила:
– Знаешь, Чанди, у тебя почти энциклопедический стиль.
– Неужели?
– Да-да! Может, ты когда-нибудь создашь новую версию Британской энциклопедии?
– Нет уж, к черту! На это всю жизнь положить надо! Мне гораздо приятнее заниматься морскими млекопитающими. Ты видела коралловых ламантинов?
– Конечно! Ты же мне присылала целую кучу видеоклипов. Ламантины – лапочки!
– Значит, – заключила Чанди, – ты меня понимаешь.
– Понимаю, хотя не всегда, – ответила Джил, – а вот местных я почти не понимаю. Они странные. Например, Кхум. Так не бывает даже в сказках.
– Чего именно не бывает?
– Чанди! Будто ты не видишь! Эта девочка в 10 лет попала в секс-рабство. С ней такое происходило, что я вздрагиваю. А теперь скажи: по ней разве заметно?
Чанди Кестенвэл-Шеппи коротко кивнула.
– Не очень заметно. Я уже видела такое. У меня есть подружка, еще моложе, чем Кхум. Вспомни: если ты смотрела мой клип с Американского Самоа, то она там есть.
– А! Я помню! Девчонка в гриме под инопланетянку из фильма «Аватар».
– Верно, Джил. Ее зовут Ралинэ, она из Боливии. А биография почти как у Кхум.
– И что? – спросила Джил Додридж.
– Ничего, – Чанди пожала плечами, – чудесная девчонка. Она живет у лидера незийской мифриловой мафии, капитана-резервиста штурмовой авиации.
– Э-э… Что такое «мифриловая мафия»?
– Это такие контрабандисты. Не важно. Я говорю, что Ралинэ и Кхум в чем-то похожи.
– Допустим, – сказала Джил, – но почему? Как у них получается жить с этим?
– Я не знаю, – Чанди снова пожала плечами, – но могу спросить у Бокассы.
– Ох-ох… Он правда так хорош, этот твой незийский парень с Гаити?
– Джил, какого ответа ты ждешь на такой вопрос?
– Ох! Пожалуй, вопрос глупый. Забудь. Давай лучше про сегодня. Мы подруги, так?
– Конечно, мы подруги. Выкладывай, Джил.
– А что выкладывать? Ты все знаешь. Мне просто надо, чтоб ты прикрыла меня, когда я предстану перед дядей Джонатаном, и перед этим мерзким Тейлором. Слушай! У меня родился план. Ты же помнишь, что в восемь вечера начнутся переговоры в отеле в кафе «Канопус». Так вот: мы придем туда вместе, и я просто покажусь, дальше: «ах-ах, дядя Джонатан, я вижу, ты занят, не буду отвлекать». Но, он может начать спрашивать. Или начнет спрашивать этот мерзкий Тейлор. И тогда ты зарычишь…
– Что я сделаю? – удивилась Чанди.
– Зарычишь! – повторила Джил, – Это просто! Что-нибудь вроде: «Алло! Вы пришли на гребаные переговоры, или вы пришли читать гребаную мораль вашей племяннице?».
– О, черт! У меня не получится сказать это, чтобы выглядело естественно.
– Чанди! Я же не настаиваю на этом тексте. Зарычи что-нибудь, что тебе нравится.
…
*20. Теневые переговоры. Как это делается в Меганезии.
Палау 11 апреля. 19:57. Кафе «Канопус» в куполе крыши отеля «Махаратха»
В абонированном закрытом секторе зала с западной стороны остекленного купола кафе имелись все условия для хорошего вечернего отдыха. Уютный интерьер, и спокойная цветовая гамма. Но, напряжение чувствовалось в воздухе, как некое силовое поле. Пять персонажей за круглым столом, собрались по конфликтному поводу. И это заметил бы, наверное, даже посторонний наблюдатель. Впрочем, посторонних здесь не было. Даже официант был выставлен за дверь после того, как принес чай…
– …Чай очень милый, – промурлыкала Джонни-Ди Уилсон, сделав крошечный глоток.
– Тут всегда неплохие сорта чая, – откликнулся капитан Бокасса.
– А по мне так, – заявил Влад Беглофф, – индийские сорта безвкусные. Вот другое дело: заварить чай пополам с тундровым медвежником. И не щепотку на чайник, а от души.
– Что такое тундровый медвежник? – спросила Джонни-Ди.
– Это травка такая с желтыми цветочками. Но, цветочки фигня, главное в ней аромат и шаманские свойства. Им можно почти любую болезнь вылечить, даже похмелье после трехдневной пьянки… – тут Влад бросил взгляд на пока что молчаливых визави: лорда Джонатана Конгрейва и адвоката Мориса Тейлора, – …Хэх! Я, по ходу, отвлекся.
– Все ОК, – сообщил Бокасса, глянув на часы, – еще двадцать секунд до восьми.
В этот момент распахнулись двери, и в сектор вошли две юные леди.
– Так! – произнес Конгрейв, – Где ты была, Джил?
– Я… – начала леди Додридж, но Чанди мгновенно перебила ее.
– Мистер Конгрейв, неужели я должна напоминать вам правила этикета?
– Одну минуту… – растерялся лорд.
– Хоть сто минут, – холодно бросила Чанди, сделав шаг к столу, – да, мистер Конгрейв. Никаких проблем. Вы можете располагать хоть миллионом минут, если вам угодно, но только когда мы проясним один вопрос. Кажется, вам недостаточно моих подписей на документах, удостоверенных компетентными институтами США и Новой Зеландии. Я нахожу вашу подозрительность странной, но, чтобы ускорить дело, я пришла сюда. И я подтверждаю: мои права на объекты, указанные в этих бумагах, переданы мной в фонд компании «Ранчо Пандора», а оттуда, с моего ведома, переданы в пул Зюйд-Индской Компании, представленной мистером Беглоффом, и его консультантом мисс Уилсон. Я надеюсь, недоразумение исчерпано, но если нет – задавайте вопросы, пока я здесь.
– Вопросов к вам будет много, мисс Кестенвэл – подал голос Морис Тейлор, – так что я советую вам успокоиться и присесть.
– Мистер Конгрейв, – сказала Чанди, не удостоив Тейлора даже взглядом, – тут следует внести ясность. Предложение задавать вопросы относится к вам, а не к любому быдлу, которое вы по какому-то капризу привезли с собой и усадили за этот стол.
Немая сцена. Морис Тейлор посмотрел на Чанди с откровенной неприязнью. Джонатан Конгрейв оглянулся на юную леди Додридж, все еще стоявшую у дверей.
– Э-э… Я полагаю, Джил, будет лучше, если ты пойдешь в свою комнату.
– Конечно, дядя Джонтан, – прошептала она, и выскочила из помещения.
– Почему-то, – лениво произнес Бокасса, – мне кажется, что переговоры стартовали не в конструктивном тоне. Чанди, пожалуйста, займи место между мной и Владом. Мистер Тейлор, пожалуйста, воздержитесь от советов в адрес мисс Кестенвэл.
– Допустим, я воздержусь от советов, – проворчал якобы адвокат, наблюдая, как Чанди усаживается между Бокассой и Беглоффом, – но это не снимает вопросов.
– Задайте эти вопросы мне, – предложил Бокасса.
– Вам? А какой ваш статус в этом деле?
– Никакой. Но я готов ответить на ваши вопросы, а мисс Кестенвэл – нет. Вам ясно?
– Ладно, – сказал Тейлор, – тогда главный вопрос: вы понимаете, что имущество на 15 миллиардов долларов никогда не принадлежало покойному барону?
– Правда? – тут Бокасса слегка выпятил нижнюю губу, – А кому оно принадлежало?
– Оно принадлежало и принадлежит группе, известной, как Гиперборейский клуб.
– Хэх… Укажите хоть одну вескую причину верить вашему заявлению.
– Мистер Бокасса, неужели вы думаете, что мы заявляем права на чужое имущество в настолько значительном объеме, не будучи уверенными в своей правоте?
– Мы не в карты играем, мистер Тейлор. Нужны реальные аргументы.
– Хорошо. Посмотрите британские деловые газеты, где дискутируется ситуация. Там приведены мнения авторитетных персон о принадлежности данного имущества.
Меганезийский капитан поднял руку и, будто перечеркнул что-то крест-накрест.
– Слабый аргумент, мистер Тейлор. Деловые британские газеты подконтрольны вашему истеблишменту. Кроме того, пока Мейнард Эдуард Кестенвэл был жив все газеты, без исключения указывали данное имущество, как принадлежащее ему. С чего бы доверять внезапно изменившемуся мнению журналистов этих газет? Вот, если бы существовали юридически корректные документы о собственности, тогда другое дело.
– Мистер Бокасса, а что вы скажете о заявлениях свидетелей? Это будет аргументом?
– Смотря, чье свидетельство, мистер Тейлор. Предъявите – посмотрим.
– А чье свидетельство вас бы устроило?
– А чье у вас есть?
– Мистер Бокасса, не надо слишком усложнять. Это не в интересах мисс Кестенвэл.
– Правда? А что, по-вашему, в интересах мисс Кестенвэл?
– В ее интересах: получить компенсацию в обмен на отказ от претензий на наследство.
– Ну… – Бокасса развел руками, – …Тогда вопрос распадается на два. Первый вопрос: денежная компенсация в пользу Зюйд-Индской компании. Второй вопрос: признание баронства Шеппи и достоинство пэра Англии за мисс Кестенвэл.
– Послушайте! – повысил голос Морис Тейлор, – Это несерьезно. Никакие признания невозможны. Мы предлагаем деньги. Миллион фунтов в год. И первый миллион будет выплачен немедленно после того, как мисс Кестенвэл подпишет документы.
Чанди чуть заметно покачала головой. Бокасса снова развел руками.
– Это даже не смешно, мистер Тейлор. Предложите что-нибудь другое. Иначе вопрос перейдет в чисто юридическую плоскость.
– Что значит «в чисто юридическую плоскость»? – спросил лорд Конгрейв.
– Это значит, – пояснил Бокасса, – что мисс Кестенвэл и я оставим вас в обществе уже представленных вам мистера Беглоффа и мисс Уилсон, как юридически правомочных интересантов по промышленным объектам. А вопрос о баронстве Шеппи мы обсудим только в случае, если вы с мистером Беглоффым договоритесь о главной сумме.
– Мистер Тейлор…– нерешительно произнес лорд, повернувшись к якобы адвокату.
– Все нормально, мистер Конгрейв, – сказал тот, – давайте, чтобы быстро решить вопрос, поговорим о максимальной сумме. Это три миллиона фунтов в год. Соглашайтесь, мисс Кестенвэл. Это большие деньги. А если вы не согласитесь, то не получите ничего.
Снова немая сцена. Чанди Кестенвэл поднялась из-за стола и, глядя в глаза Джонатану Конгрейву, негромко, но очень четко произнесла.
– Сэр! Я слышала, что ваши благородные предки доблестно сражались за Англию при Трафальгаре, при Ватерлоо, в Дарданеллах, и в Северной Атлантике. Мне жаль, что вы скатились до поддакивания вору. Я ухожу. Капитан Бокасса, прошу, проводите меня.
– Aita pe-a! – меганезийский капитан тоже встал из-за стола, – Maeva foa!
– Maeva oe, – откликнулся Влад Беглофф, а Джонни-Ди Уилсон помахала ладошкой.
Бокасса и Чанди с (пожалуй) несколько демонстративным достоинством покинули зал. Беглофф переглянулся с Уилсон и потер руки.
– Ну-с, джентльмены. Обсудим компенсацию. Чтоб не тянуть кита за хвост, я называю разумные цифры: пять миллиардов долларов. Платить можно в рассрочку, если будет банковская гарантия первой категории, или достаточный залог.
– Сколько? – подавленно прошептал лорд Конгрейв.
– Пять миллиардов долларов, – невозмутимо повторил Беглофф.
– С возможностью рассрочки, – нежно промурлыкала Джонни-Ди.
– Вы в своем уме? – осведомился Морис Тейлор.
– Ну, вы это, повежливее давайте, – благодушно отреагировал Беглофф, – а если вам не нравится решать по-хорошему, то получится по-плохому. Это логика, джентльмены.
– Поговорим как разумные люди… – предложил Тейлор.
– Классно! – Беглофф с готовностью кивнул, – Говорите, я слушаю.
– …Так вот: выплаты порядка миллиарда долларов принципиально невозможны.
– А что так? В Правительственном Банке Англии сломался компьютер?
– Не ерничайте, мистер Беглофф. Я предлагаю принять мое утверждение, как факт.
Влад Беглофф, не очень расстроившись, положил на стол авторучку и лист бумаги с какой-то распечатанной таблицей.
– Если нет денег, то делим в натуре. Есть четырнадцать нефтяных платформ, в разных регионах. Давайте нам пять платформ в море Сулавеси. На остальные платформы мы не претендуем, и на Ева-ГЭС с заводом по сжижению природного газа в Северо-Западной Австралии тоже не претендуем. Три рудника рения поделим. Два – вам, один – нам. Вы берете рудник в Андаманском море, и береговой рудник на Курилах. Мы берем морской рудник на шельфе Новой Зеландии. Еще делим инвестфонд «Royal-Synergetic»: полтора миллиарда долларов. Нам паи на полмиллиарда, вам – на миллиард. На этом миримся.
– Мистер Тейлор, – тихо сказал лорд, – о чем говорит мистер Беглофф?
– Он хочет получить треть от всего, – пояснил якобы адвокат, – видите ли, по его логике, поскольку наследство барона оценено в 15 миллиардов, треть этого: 5 миллиардов.
– Вот-вот! – подтвердил Влад Беглофф, – даже без денег можно решить цивилизованно.
Морис Тейлор сжал губы в тонкую линию и покачал головой.
– Мистер Беглофф, речь вообще не может идти о суммах порядка миллиарда. Не важно, деньгами, паями, или правами на месторождения. Я уже называл предел: три миллиона фунтов в год. Это пять миллионов долларов. Можно капитализировать сумму за 20 лет. Получится 100 миллионов долларов. Что вы об этом скажете?
– 100 миллионов в компенсацию за 15 миллиардов, это ни о чем, – ответил Беглофф.
– Какие 15 миллиардов! – воскликнул лорд Конгрейв, – Вам же объяснили: это не было собственностью барона. Он выступал лишь формальным держателем имущества.
– Бумага об этом есть где-нибудь? – поинтересовалась Джонни-Ди Уилсон.
За столом ненадолго наступила тишина. Слышалось только, как лорд Конгрейв нервно постукивает ложечкой по чайному блюдцу. Затем Морис Тейлор произнес:
– Мы прошли по кругу и вернулись к началу. Это пустая трата времени.
– Вам лучше знать, – сказала Джонни-Ди, – вы к нам приехали, а не мы к вам.
– Но, – заметил Конгрейв, – проблема у нас общая. Давайте решим ее разумно.
– Мы с мистером Беглоффом это и предлагаем. А вы и мистер Тейлор предлагаете нам компенсацию 70 центов за 100 баксов.
– Мисс Уилсон, вы же понимаете: не было у барона своих 15 миллиардов.
– А сколько у него было своих? – спросила она.
– М-м… Я не знаю точно… Мистер Тейлор, наверное, вы знаете.
– Что? – спросил якобы адвокат.
– Наверное, – пояснил лорд, – вы знаете, сколько своих денег было у покойного барона.
– Я не могу вам это раскрыть. Это информация только для Мастеров Ложи.
– А барон был в числе Мастеров Ложи? – поинтересовалась Джонни-Ди.
– Почему вас это интересует? – спросил Тейлор.
– Потому, что Мастеру Ложи принадлежит равная доля с другими Мастерами Ложи. В литературе отмечается, что это правило есть во всех современных ложах Англии.
– Мисс Уилсон, – строго сказал якобы адвокат, – уж не думаете ли вы, что Ложа будет отчитываться перед вами о своем имуществе, и о составе своего руководства?
– Нет, я даже не задумывалась на эту тему, но если Ложа не даст эту информацию, то разговоры о нашей доле, меньше чем 5 миллиардов несерьезны. Честно говоря, я даже начинаю сомневаться, что 5 миллиардов это достаточно для нас. Почему мы должны отказываться от остальных 10 миллиардов, которые тоже наши по закону?
– Мне, – заметил Беглофф, – тоже пришла в голову эта ценная мысль.
Тут Морис Тейлор не выдержал.
– Кажется, вы плохо понимаете, что такое миллиарды долларов. За миллиард долларов можно сделать, чтобы вы оба исчезли, и мисс Кестенвэл со своим приятелем – тоже.
– Еще одна ценная мысль, – сказал Беглофф, – знаешь, Джонни Ди, пора посмотреть, где живут эти два джентльмена, где их бизнес, и где их семьи. То же самое про всех членов Ложи, или Гиперборейского клуба, кроме мелюзги. Ну, тебе виднее, ты профи в этом.
– Я уже подготовила эти данные, – сообщила она, и подвинула к нему свой ноутбук.
– Какого черта вы делаете? – нервно спросил лорд Конгрейв.
– Это просто, как банан, – сказал Влад Беглофф, – ваш, как бы, адвокат, пригрозил нам физической ликвидацией. Настоящий hombre непременно отвечает на эту любезность встречной любезностью. Я скажу прямо: если хоть с одним из нас случиться какое-то подозрительное фатальное несчастье, то вы, лорд, и ваш, как бы, адвокат, и все ваши коллеги по Ложе, так или иначе, раньше или позже, окажутся подвержены фатальным несчастьям того же рода. Я думаю, надо сделать технический перерыв, чтобы вы, без промедления, порадовали ваших коллег этим новым интригующим обстоятельством.
– А заодно, – добавила Джонни Ди, – передайте им предложение по честному разделу в натуре. Быть может, они согласятся, и тогда всем нам станет гораздо проще работать.
– Тейлор! – воскликнул лорд Конгрейв, – Какого черта вы до этого довели?!
– Не забывайте, Конгрейв, кто здесь главный, – огрызнулся якобы адвокат.
Джонни Ди Уилсон артистично изобразила экстремальное внимание.
– Интересный вопрос! А кто здесь главный?
– Он, – лаконично, но неохотно, ответил Конгрейв, кивнув в сторону Тейлора.
– Ну! Все интереснее и интереснее! Мистер Тейлор, может, вы один из Мастеров?
– Не ваше дело, мисс Уилсон!
– Ответ ясен. Спасибо. А теперь объявите время следующего раунда переговоров.
– В полночь вас устраивает? – спросил Тейлор.
– О-о! – Джонни-Ди улыбнулась, – Разумеется! Ведь полночь, это так романтично!
…
Это же время. Палау. Восток острова Бабелдаоб. 6 километров к югу от Капитолия.
Дореволюционный Нгивал был типичным равнинным аграрно-рыбацким районом, где существовала одна деревня с числом жителей – менее трехсот, и кое-какой локальной инфраструктурой (три магазинчика, два пирса для баркасов, и одна начальная школа с неплохой библиотекой). У Нгивала имелся собственный античный эпос, и собственный памятник старо-языческой эры: Дерево-Прародитель в центре каменного кольца. Ни это дерево, ни кольцо, не были теми же, что в древности, но стиль (как говорят) сохранился. Античный расцвет Нгивала связан с гаванью, которая защищена коралловым барьером, лежащим примерно в километре от берега. В новые эпохи эта полоса мелководья стала минусом: корабли со значительной осадкой просто не могли подойти к деревне. Зато в «сверхновую эпоху» (после Алюминиевой революции) она опять стала плюсом. Такая естественная, почти всепогодная ВПП для летающих лодок и экранопланов…
…Микар Унгилранг излагала это Джил Додридж в ходе конной прогулки от Капитолия Палау в Нгивал, к Y-клубу «Утка и Кенгуру», расположенного около учебной авиабазы Народного флота. Дорога (построенная при неоколониализме) была очень неплоха для автомобилей, но лошадке вредно шагать по асфальту. Лучше – грунтовая обочина. И, в любом случае, ездить верхом там, где есть автомобили – не рекомендуется, особенно в темный период суток, когда внезапный яркий свет автомобильных фар может напугать лошадь. Здесь, на восточном берегу Бабелдаоба, тоже встречалось какое-то количество автомобилей (а также байков и трайков), но очень немного. И, разгоняться до высокой скорости здесь было не принято. Какой смысл, если самое большое расстояние – 40 км? Проезжающая «колесно-моторизованная» публика, увидев двух конных девушек, как правило, притормаживала. Следовал обмен репликами и дежурными шутками (Джил не понимала местного сленга, и не могла оценить), дальше – типовой приветственный жест поднятой открытой ладонью, и – счастливо оставаться.
Тишина, нарушаемая лишь шелестом близких волн, выбегающих на песок.
Темнота, прерываемая пятнами уличных фонарей (тоже наследие неоколониализма).
В тусклом свете этих фонарей покачиваются ветви пальм, похожие на гигантские перья фантастических птиц. Иногда бесшумно мелькают тени-силуэты летучих лисиц.
Мир здесь кажется заколдованным. Будто какая-то другая, параллельная вселенная.
В Нгивал-таун они въехали как-то внезапно. Справа обочина оборвалась прямо к морю, поблескивающему в свете фонарей. Слева появились квадратные домики с 4-скатными крышами. И света стало больше. В тауне бурлила ночная жизнь. Около дороги работало нечто вроде маркета. На листах брезента и на циновках лежали товары – фрукты, овощи, лепешки, пирожки, печеная рыба, бутылки с напитками, и пучки разнообразной травки, снабженные листами с компьютерной распечаткой (видимо, объясняющей свойства)…
– Микар, это марихуана, что ли? – спросила Джил, приглядевшись к одному пучку.
– Да, – подтвердила туземка, – хочешь, можно купить, потом в клубе пыхнем.
– Э-э… Я просто так спросила. А вот у того дедушки банка с порошком? Это кокаин?
– Сейчас спрошу…
Микар обменялась несколькими фразами с пожилым туземцем, и сообщила:
– Нет, это не кокаин, это польский снежок. Совсем другая штука…
– Польский? – переспросила Джил.
– Да. Кокаин называется колумбийским снежком. А это – польский. Типа, его придумал польский ученый, который живет недалеко от Таити. Точнее, недалеко от Бора-Бора.
– Слушай, а у вас что, легально этим торгуют?
– Да, как вином, кофе, и табаком. По Хартии бан только на то, что вызывает подсад.
– Подсад, это в смысле наркомания, как с опиумом? – уточнила британка.
– Да, И не только. В мире до фига придумано всяких неправильных таблеток.
– Хэй, нези! – окликнула их бабушка-туземка, – Берите мескалиновый кактус, сушеный натуральный продукт. Полезнее, чем тот же мескалин в порошке.
– Спасибо, мамми, – вежливо ответила Микар, – но это не то. Вот если бы kava-kava.
– Kava-kava? – переспросила бабушка, широко улыбнулась, и подняла со своей циновки пластиковую бутылку с зеленоватой жидкостью, – Вот, это из свежего урожая.
– Ну, классно! И почем?
– Совсем недорого, дотти. Три фунтика. А лучше дай пять фунтиков, и я тебе добавлю большую связку бананов, дюжину кукурузных сигарилл, и зажигалку.
– ОК, мамми, – согласилась Микар, и протянула пожилой туземке золотой листок, как стандартная визитка по формату, но очень тонкий.
– Хэй, нези! – встрял дедушка, сидевший в старом плетеном кресле рядом со штабелем больших картонных коробок, и смотревший прямо на Джил, – Ты из Америки?
– Из Англии, – ответила она.
– Из Англии? Хорошо! Бери ice-fire, биофрендный рекрик. Эффект, как LSD и ecstasy одновременно! Многие foa хвалят, говорят: незабываемый фест получается.
– Даже не знаю… – растерялась Джил.
– Всего семь фунтов за блистер сорок таблеток. А если ты дашь десять фунтов, то я еще добавлю биофрендный ультра-мини элнот с трехдюймовым экраном. В память закачана последняя Фифтипедия, где уже есть Мурлокотам.
– А что такое Фифтипедия, и что такое Мурлокотам?
– Хэй-хэй!!! – дедушка выразительно схватился за голову, – Ты, видно, только сегодня вернулась с войны, с какого-то секретного фронта, поэтому еще не знаешь.
– Просто, я была не здесь, – ответила она, и добавила, – мне интересна Фифтипедия, но только в наборе с чем-нибудь другим… Может, что-нибудь этакое?
– Этакое? Конечно, есть! Бери биофрендные бумеранги. Вот три штуки, разноцветные, разной формы. Они из светящегося пластика, их можно метать ночью на фесте, и сразу находить по свечению. Не потеряются. Вместе с элнотом – те же десять фунтов.
– ОК, – согласилась Джил (мысленно гадая, почему все товары подряд тут называются «биофрендными»), вынула из бумажника два пятифунтовых золотых листочка. И вот – готово: она совершила первую свою сделку на меганезийском стихийном маркете.
…А затем, всадницы, с некоторым числом покупок, поехали дальше.
– Слушай, – спросила Джил, – а почему продавцы там нас обеих называли «нези»?
– Ну, типа, они думали, что мы из одного гнезда, раз мы вместе.
– Подожди! Но я же сказала тому дедушке, что я из Англии.
– Ну, и что? В Народном флоте немало ребят, которые приехали из Англии.
– Допустим, что так. Микар. Но, все-таки, это странно. Как если бы в Нью-Йорке один американец окликнул другого: «хелло, янки».
– Ну, тут такая тема: для многих пожилых аборигенов слово «нези» обозначает, типа, приезжих ребят, которые взяли все под контроль. Даже меня называют «нези», хотя я родилась на Бабелдаобе. Эти бабушки и дедушки привыкли к определенной жизни. А теперь мы поменяли все. Хотя, если разобраться: что для них изменилось? Они, как и раньше, утром рыбачат, или что-нибудь делают на огороде. А во второй половине дня торгуют на маркете, и общаются о том – о сем. Хэх… Короче, психология. Вот.
– Психология, – отозвалась Джил, – а кто научил их торговать «снежком»?
– Никто. Я же говорю: они всегда во второй половине дня торговали на маркете. Днем бабушка или дедушка приезжает в порт, и покупает что-то мелким оптом, а на маркете перепродает в розницу, с дельтой к цене. На что есть спрос, тем и торгуют.
– Да, конечно… Э-э… А куда мы сворачиваем?
– Это, – пояснила Микар, – мармеладный пирс. Мы туда ненадолго заглянем.
– Что? Специальный пирс для мармелада? Странно.
– Я позже объясню, – сосредоточенно отозвалась туземка.
…Пирс был обычный: каркас на бамбуковых сваях, с бамбуковым же настилом. Форма конкретно этого пирса – Т-образная, как для парковки значительного числа катеров или маленьких яхт. У его дальнего края стоял высокий шест с горизонтальным кольцом, на котором висели металлические колокольчики, тихо позвякивающие на слабом ветру. И туземка остановила пони под этим шестом. Она спрыгнула на настил, постояла, глядя в темный океан, а затем стала бросать в воду монетки. Плюх… Плюх… Плюх… Плюх…
Завершив это (по-видимому важное для нее) дело, она жестом показала Джил, что пора возвращаться на дорогу. Минут пять они ехали молча, затем британка все же спросила:
– Это был обряд в память о ком-то?
– Да. У нас четыре пилота гидропланов не вернулись. Война… Хорошие ребята были.
– Я понимаю… Война… Но почему этот пирс называется мармеладным?
– На флоте, – пояснила Микар, – мармеладом называют желеобразную огнесмесь.
– А-а… Ты тоже… Летала на такие задания?
– Да. Я, как военный переводчик, летала вторым пилотом гидроплана.
– Э-э… Переводчик на боевом гидроплане? Зачем?
– Джил, это просто. Мы вылетаем на закате, в сторону Лусонского пролива, где самое интенсивное движение танкеров, и я слушаю эфир. У меня радио и пеленгатор. Надо определить по содержанию переговоров, где незащищенная мишень, а где вражеские эскортные корабли с ПВО. Если все сделано правильно, то мы поджигаем мишень, и спокойно возвращаемся на базу до рассвета. А если сделано неправильно, или если не повезло, то наши товарищи будут кидать за нас монетки в воду. Такие дела.
Тут Джил Додридж растерялась. В голове у нее вертелись кадры из военных фильмов: «Битва за Британию», и «Перл-Харбор», и еще что-то в том же роде. Но в сознании не укладывалось, что девушка-туземка, компаньонка по прогулке, совсем недавно была в экипаже боевого самолета и делала что-то, как герои этих фильмов…
– Не напрягайся, – посоветовала Микар, – прошлое прошло. Давай-ка глотни зелья.
– Э-э… – замялась Джил, глядя на протянутую ей бутылку – …Это ведь kava-kava?
– Ага! – подтвердила туземка, – Это еще называют фестивальный перец. Эффект такой легкий, как от кофе с ромом, только веселее.
– Э-э… Наркотик?
– Ага. Бананы тоже наркотик. Они содержат психоактивный комплекс триптофан-Б-6. Посмотри в энциклопедии, если не веришь.
– Э-э… Я просто хотела спросить: как действует эта kava-kava?
– Так, я говорю: поднимает настроение. Крышу не сносит, если ты этого опасаешься.
– А-а… Вот это я и хотела понять. Тогда все ОК, – и с этими словами, юная британка сделала несколько смелых глотков из бутылки.
– Ну, Джил, как тебе это на вкус? – спросила Микар, забирая у нее бутылку.
– Ничего, вроде бы… Только покалывание какое-то на языке и губах.
– Все ОК, так и полагается, – туземка тоже глотнула из бутылки, – реально, у бабушки хорошая kava-kava. Хотя, у фиджийцев я пробовала и получше.
– Все же, странный напиток, – отозвалась Джил, прислушиваясь к ощущениям.
Она так увлеклась этим прислушиванием, что следующие несколько минут выпали из осознанного наблюдения. А в реальность ее вернула фраза Микар:
– Мы приехали.
– Куда? – удивилась Джил.
– Туда, – ответила туземка, и показала рукой на неприметный холмик высотой 20 футов примерно, между дорогой и пляжем, поросший пушистым кустарником, и снабженный светящимся знаком: ярко-желтый круг с зелеными силуэтами: утка верхом на кенгуру.
Собственно, светящийся знак и был дверью (точнее очень большим круглым люком).
– Э-э…Микар, а где мы оставим лошадок?
– Мы их отправим на мою ферму своим ходом. До фермы всего три километра.
…Оказалось, что пони отлично знают команду «домой», и видимо знают дорогу. Они уверенной рысцой побежали по какой-то боковой тропинке, ведущей сквозь молодые лесопосадки на запад. Тут Микар толкнула люк, он с грохотом провалился внутрь, и…
…
*21. Куда приводит день космонавтики.
Палау, Бабелдаоб, 11 апреля. Поздний вечер. Y-клуб «Утка и Кенгуру».
…И изнутри холма отозвалось гулкое эхо. Затем раздался глухой мужской рев:
– Кого еще принесли черти?
– Кронтег! – крикнула в ответ Микар, – А где «ой привет девчонки, как классно что вы пришли, вы такие красивые и сексуальные»? Ну, где?
– Микар, ты там не одна что ли? – спросил тот же голос, но уже менее ревущий.
– Конечно, я не одна. Я сопровождаю английскую виконтессу.
– Я не виконтесса, я просто джентри, – шепнула Джил Додридж.
– Это сейчас без разницы, – шепнула в ответ Микар, а затем крикнула, – Эй! Мы дождемся, приглашения, или там внутри вообще нет никого с понятием про этикет?
– Этикет… – задумчиво прорычал голос, – …Айо, ты тут хозяйка, ты точно знаешь.
