Текст книги "Одиссея креативной королевы (СИ)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 55 страниц)
…Дети чертовски быстро взрослеют в некоторых направлениях, которые (возможно) лучше бы отложить на несколько лет. Это минус. Но дети так же быстро учатся и по другим направлениям: естествознание, инжиниринг, экономика. Это плюс.
…Меганезийское школьное образование было сжатым по учебным часам в 4 раза по сравнению с британским: 3.000 учебных часов против 12.000 часов. Тотальная, дикая реформа, проведенная в позапрошлом году, после революции: USU («Una Scio Util» – только прикладное знание). Классический набор предметов зверски урезан, дополнен «взрослыми» знаниями, и примерами из НФ, превращен в легко усваиваемое «детское информационное пюре». Минус это или плюс? Боудис пока не нашла для себя ответ.
…Боудис, как историку, было тревожно. Меганезия слегка ассоциировалась у нее со Спартой. Вспоминалась фраза Плутарха о школе у спартанцев: «чтению и письму они учились, но по необходимости, остальное же их воспитание преследовало одну цель: беспрекословное послушание, выносливость и науку побеждать».
…Нет, разумеется, незийская школа выходила далеко за рамки «чтения и письма по необходимости», и по некоторым предметам даже превосходила британскую. Но вот тотальная направленность науки, и любого знания, четко на победу – присутствовала. Правда, королеву успокаивало, что в Меганезии не было и речи о «беспрекословном послушании». Наоборот: анархия – мать порядка. Послушание – только условное: по артикулам Хартии или частным контрактам (с партнером, с фирмой, или с флотом).
…Иногда Боудис тревожилась из-за этого обилия анархии. На первый взгляд ничего особенного. Эпатажных проявлений свободы тут не больше, чем в Дании, например, однако, если в Дании свобода в некотором смысле вегетарианская, то в Меганезии у свободы хищные повадки. Кто-то назвал здешнюю публику (foa) «стаей кошек» – по афоризму «легко собрать стадо баранов, не намного сложнее собрать свору собак, но попробуйте-ка собрать стаю кошек». Тут собрана стая кошек: пушистых, игривых, и ласковых. Но эта пушистость, игривость и ласковость очень обманчива. Если что-то нарушит благополучие «стайных кошек», то они мигом пустят в ход зубы и когти.
…С другой стороны, Боудис верила, что материнское сердце – достаточно надежный барометр, а стрелка этого барометра указывала на сектор «все спокойно», когда дети находились тут, на острове Пайнс, в «анархистско-тоталитарной Меганезии».
…Правда, был еще повод для тревоги: если дети проживут в этих условиях, скажем, полгода, то смогут ли они адаптироваться обратно к «западной цивилизации»? Вдруг получится, что цена безопасности – это невозможность возврата? Вот проблема…
…На этом моменте застольная беседа выдернула королеву из внутреннего мира.
– Мужчины! – строго сказала Молли Калиборо, – Давайте, в связи с моим интересным положением, вы будете курить сигары не за столом в зале, ладно?
– Бесспорно, вы правы, Молли, – согласился доктор Тью.
– Точно, – поддержал Гремлин, – давайте-ка, Лйалл, возьмем по рюмке рома в плюс к сигарам, и подымим вот там, под открытым небом.
…
Если две женщины, ровесницы, с почти одинаковым уровнем образования, и почти из одной культуры, оказываются вдвоем за столом в необычной стране, и если они еще и ощущают взаимную симпатию, то нечего сомневаться: они начнут секретничать. Этот случай не оказался исключением. Более того, королева, пригласив доктора Калиборо и коммодора Гремлина на (в некотором роде) семейную домашнюю вечеринку, как раз рассчитывала, что найдется время вот так посекретничать. И, правда: нашлось.
– Еще чашечку чая, Молли?
– О! С удовольствием, Боудис! Вы знаете, из-за этого своего положения, я стала пить безумно много чая. Хотя, возможно, причина в том, что Вирсавия обожает заваривать разнообразный чай. Из цветов. Из листьев. Из коры. Из орехов. У нее вообще немало бытовых умений. Она работает домоправительницей в нашем стационарном гнезде.
– Ваша домоправительница тоже австралийка? – спросила королева.
– Нет. Она туземка, вануатианка. А почему вы решили, что австралийка?
– По имени. Я решила, что у туземки вряд ли будет имя библейского происхождения.
– Конечно, Боудис, это логично!.. – тут доктор Калиборо улыбнулась, сделала паузу, и продолжила фразу, – …В отношении туземной молодежи. А туземцы постарше, наши ровесники, зачастую остаются христианами, и носят имена из библейского списка.
– Удивительно! А вас с мистером Арчи Гремлином не смущает ее религиозность?
Молли Калиборо сделала глоточек чая и качнула головой.
– Ничуть. У нас мультирелигиозный дом. Арчи – из постхристианской секты Li-Re. Я агностик. Молодежь, присутствующая в нашем доме, это в основном Tiki, либо иные язычники. А Вирсавия – христианка англиканского направления. Кстати, она крайне почтительно отзывалась о вас, Боудис. Вы же, кажется, глава Англиканской церкви.
– Я была главой церкви, по 37-му пункту Англиканского исповедания, – поправила ее королева, – но, после официального низложения актом парламента, я уже не глава.
– Низложение? Вот как? – скептически отозвалась доктор Калиборо, – Я, конечно, не эксперт в религии, однако Вирсавия говорит, что этот акт британского парламента не заслуживает доверия, а Вирсавия весьма авторитетная дама в местной англиканской общине. У нее семеро детей, из них три взрослых, и пять внуков, не считая приемных внуков ее старшего сына – он успешный фермер и у него четыре жены. Все – заметим – солидарны с мнением Вирсавии. Местный аббат тоже солидарен, хотя, быть может, потому, что он живет со старшей дочкой Вирсавии.
Королева потерла лоб, стараясь как-то согласовать всю эту информацию.
– Минуту, Молли, вы сказали, что Вирсавия примерно ваша и моя ровесница. Как же получилось, что у нее уже трое взрослых детей?
– Просто она рано начала ими обзаводиться, – пояснила доктор Калиборо, – а на меня Вирсавия смотрит, как на дурочку. Мол, надо совсем не иметь мозгов, чтоб только на середине четвертого десятка лет сообразить завести первого ребенка. Вирсавия, это в некотором аспекте мой персональный психоаналитик.
– Психоаналитик? – переспросила Боудис, не веря своим ушам.
– Да. Я считаю, что она превосходный психоаналитик. Так, Вирсавия умеет быстро и надежно снимать вспышки нарциссизма или депрессии, пользуясь очень небольшим словарным запасом. Она говорит: «Ты что, Молли, совсем глупая? Иди, погуляй и по дороге вытряси дурь из головы». Обычно – помогает, а для снятия глубоких нервных стрессов у меня есть друг-колдун, его зовут Лелеп. Два его компаньона по агроферме недавно воевали на Южном фронте, так что мы познакомились через Арчи. Хотите, я покажу, как эти достойные персонажи выглядят в моем домашнем фотоальбоме?
После такого интригующего введения, ответ был, понятное дело, утвердительный, и следующие 10 минут демонстрировался фотоальбом на планшетнике. А после этого, Боудис еще раз потерла лоб и заключила:
– Знаете, Молли, я зря думала, будто мои дети преувеличивают экзотичность вашего образа жизни. Ваша жизнь действительно напоминает сериал жанра magic-fantasy.
– Magic-fantasy? Вот как? – доктор Калиборо улыбнулась, – Хотя, я и сама себе порой кажусь Алисой в Зазеркалье.
– Я тоже с недавних пор сама себе кажусь Алисой в Зазеркалье – шепотом призналась королева, – если точнее, то я кажусь себе Алисой в эпизоде, где она делит зеркальный пирог между Львом, Единорогом и Королем. Конечно, Молли, вы помните тот пирог, который требовалось СНАЧАЛА раздать, а ПОСЛЕ разрезать.
– Да, конечно, я помню. И я догадываюсь, почему эпизод именно этот. Ведь на гербе Британии, корону держат лев и единорог. И дележка пирога в Зазеркалье, это…
– …Дело о баронском наследстве, – договорила Боудис.
– Не только! – возразила доктор Калиборо, – Это еще и спор о том, кто вы! Этот спор выигран вами, так что, по-моему, вам есть, чем гордится.
Королева снова, не скрывая удивления, потерла лоб ладонью.
– Вы говорите, что я выиграла, но на самом деле я низложена.
– Боудис, вы низложены в Британии, где вы лишь играли роль королевы в парадном политическом театре. А в RNZ – Королевстве Новой Зеландии вы реальная фигура.
– Вы так думаете, Молли? А я то и дело чувствую себя болваном в преферансе. Некто сдает мне карты, и ходит этими картами от моего имени, что-то проигрывает, что-то выигрывает. И некто бросает какие-то деньги в мою кассу, чтобы моя команда могла купить нечто, благодаря чему я начинаю выглядеть более убедительно. Некто творит межконтинентальную вендетту, и СМИ приписывают это мне. Теневая жесткая игра втемную. В финале игры некто получит приз, но непонятно, с чем останусь я.
– Боудис, – негромко сказала доктор Калиборо, – мне кажется, вы недооцениваете тот эмоциональный заряд, которым вы обладаете. Еще вы недооцениваете, насколько вы хорошая компромиссная фигура регулятора в симбиозе деловых кругов нези и киви.
– Молли, вы сказали: «симбиоз»?
– Да. Это из биологии, и из теории коалиционных игр в математической экономике.
– Конечно, Молли, я знаю, что такое симбиоз, но это чертовски неожиданно, и…
…И общение тет-а-тет прервалось: мужчины успели выкурить по сигаре и вернулись. Больше ничего кроме милого легкого флейма в тот вечер за столом не происходило.
…
*46. Особенности профсоюзной работы в геологии.
22 мая. Полдень. Канада. Тихоокеанское побережье.
Нанаймо. Район Лонглэйк. Веранда коттеджа семьи Уоткин.
Хебер Дэфф, классический основательный 50-летний ирландский мужик (будто вчера с фермы-хутора на полуострове Дингл), завершил короткий рассказ (начатый примерно полчаса назад, когда Дэфф приехал к Уоткинам и был усажен за стол). Суть рассказа сводилась к тому, что собственники геологической компании «Challenger Estate» вдруг уволили старого генерального директора, и назначили на это место Хебера Дэффа.
– …Вот такая гребаная хрень, провалиться ей к чертям в жопу! – заключил он, допил остаток пива из кружки, со стуком опустил кружку на стол, и вытер губы ладонью.
– Хебер, – мягко сказала Джуди Уоткин, – ты бы поменьше выражался при ребенке.
– Все ОК, мама, – отозвалась Памела Уоткин (13 с половиной лет), оторвавшись от вдумчивого поедания мороженого с кленовым сиропом, – считай, что я не слышу.
– Ужас, – констатировала Джуди и повернулась к мужу, – Рич, у нас есть еще пиво?
– Конечно, – ответил бывший майор рейнджеров, и собрался уже встать из-за стола.
– Подожди, – остановил его Хебер Дэфф, – давай-ка просто поговорим. А то пиво меня отвлекает, понимаешь?
– Давай, поговорим, – согласился Ричард Уоткин.
– Вот! – произнес Дэфф, хлопнув ладонью по столу рядом с пустой кружкой, – Я уже объяснил, как меня вдруг назначили генеральным директором. И что ты думаешь?
Ричард Уоткин пожал плечами.
– По-моему, ничего особенного. Новые доминирующие акционеры меняют верхушку управления.
– Ты ни черта не понял, Рич, – строго сказал Дэфф, – у нашей геологической компании «Challenger Estate» как был доминирующим, а по сути, так единственным акционером мальтийский инвестфонд «Royal Synergetic», так и остался. Но теперь кое-кто хапнул инвестфонд, как кошка хапает мышку, и теперь этот кое-кто рулит, понимаешь?
– Хебер, – проникновенно произнес бывший майор, – я не понимаю, почему тебя это так беспокоит? Я помню: еще в марте, когда я только пришел в «Challenger Estate», ты на вечеринке говорил что, мол, из Клода Стоундека генеральный директор, как из говна – цемент, и что ты бы лучше справился, поскольку все равно ты, Хебер, как заместитель директора по экспедиционным проектам, делаешь за него больше половины работы.
– Да, сто чертей мне в жопу. Так и есть! И все же, я не собирался занять его место!
– Собирался ты, или не собирался, но это произошло. И, если ты хочешь слышать мое мнение, то я считаю: новые владельцы фирмы сделали правильный выбор.
Хебер Дэфф снова хлопнул ладонью по столу.
– Рич! Ты ни хрена не понял, похоже. Я говорю еще раз. Сюда в Ванкувер приехал от мальтийского инвестфонда новозеландский еврей-адвокат. Тебе не кажется чертовски подозрительным, что у мальтийцев не нашлось еврея-адвоката нигде поближе, чем в чертовой Новой Зеландии? Тебе не кажется, что надо бы задуматься об этом?
– Даже не знаю, – Уоткин еще раз пожал плечами, – глобализм такая штука, что люди катаются по всей планете. Ты сам говорил, что этот адвокат, Леви Галеви, прилетал в Ванкувер на два дня, что-то сделал с коммерческой документацией, и улетел дальше. Возможно, Галеви из той породы адвокатов, которые специализируются на передаче документации при смене владельцев. Так у них рынок поделен. И что?
– А вот что! – триумфально провозгласил Дэфф, вытащил из кармана своего немного помятого пиджака пачку листков бумаги, сложенных вчетверо, и толкнул по столу к бывшему майору рейнджеров. Тот хмыкнул, развернул листы и…
Это оказался австрало-новозеландский бизнес-дайджест, точнее выборка из него:
* Спор о наследстве британского миллиардера барона Кестенвэла, который убит при теракте 2 марта. Гиперборейский клуб намерен аннулировать права дочери барона.
* Чанди Кестенвэл будет претендовать на баронское наследство через Зюйд-Индскую Компанию, основанную новозеландским кинопродюсером Освальдом Макмагоном.
* Новые лица в Зюйд-Индской Компании. Мисс Бикини на Бикини и мистер Дракула Золотой Парус хотят захватить $15.000.000.000 наследства барона Кестенвэла.
* Процесс о разделе баронского наследства начнется 30 апреля на острове Норфолк.
* Интересы Зюйд-Индской Компании в деле о баронском наследстве будет защищать новозеландский адвокат Леви Галеви, консультант Освальда Макмагона.
* Срочно! Решение королевского суда на Норфолке о разделе баронского наследства обрушивает нефтехимический сегмент британского фондового рынка.
Ричард Уоткин прочел все это, снова хмыкнул, и сообщил свое мнение:
– Ничего удивительного я не вижу. Если мальтийский инвестфонд, который владеет контрольным пакетом «Challenger Estate», отошел по суду к компании Макмагона, то понятно, что он прислал своего адвоката, чтобы уладить формальности.
– Ничего? – переспросил Дэфф, – А ты прочел про мисс Бикини и про Дракулу?
– Да. Но, похоже, это какая-то австрало-новозеландская шутка, которой я не понял.
– Сейчас поймешь… Слушай, Джуди, ты ведь помнишь, что я предложил притащить сегодня на вашу вечеринку парочку папуасов, и ты согласилась.
– Помню, – ответила миссис Уоткин, – но ты не говорил, что это связано с работой.
– Я не говорил? Может, я забыл уточнить. Эта парочка как раз и есть мисс Бикини на Бикини и мистер Дракула Золотой Парус.
– Wow! – с восторгом воскликнула Памела, – У нас будет Джонни-Ди Уилсон! Круто! А можно с ней сфотографироваться?
– Стоп, дочка! – отреагировал бывший майор рейнджеров, – Кажется, ты знаешь об этом больше, чем я. Давай-ка изложи вкратце.
Памела сделала предельно удивленное лицо.
– Папа! Это же все знают! Джонни-Ди Уилсон из Детройта выиграла супер-конкурс на атолле Бикини в начале декабря прошлого года. Ты тогда был в Океании, с этой, как ее, миссией OCEFOR, и мы с мамой приезжали к тебе в Лантон. Сразу после Рождества ты улетел на Норфолк, а мы – домой. Мы еще радовались, что ты будешь далеко от войны, которая как раз начиналась. Помнишь?
– Это я помню, – сказал он, – но при чем тут мисс Бикини?
– При том, что я тебе рассказала еще тогда! А ты ответил, что атолл Бикини слишком далеко от Лантона, поэтому ты не в курсе, что там было.
– Рич, милый, Памела права, я это помню, – подтвердила Джуди Уоткин слова дочки.
– Ладно, ладно, вы обе правы… – Ричард Уоткин поднял руки над головой.
– Памела, – окликнул девочку Хебер Дэфф, – у тебя на планшетнике наверное найдется несколько фото мисс Бикини на Бикини. Покажи-ка их папе.
– Да запросто! – заявила Памела, нажала несколько значков на экране планшетника, и повернула экран к Ричарду, – Вот, смотри! Это она! Обалдеть, как смотрится!
Бывший майор рейнджеров на смог скрыть изумления.
– О, черт! Это же… – тут он резко замолчал, и после паузы, очень неуклюже вырулил из недосказанности, – …Нет, скорее всего, просто она похожа. Я обознался.
– Ха-ха-ха! – триумфально провозгласил Дэфф, – Мой племянник предупреждал, что ты начнешь бормотать что-то в таком роде. Он и сам был не очень уверен, но потом, когда посмотрел фоторепортаж с процесса на Норфолке, четко сказал: это она.
– Вы о ком говорите? – поинтересовалась Джуди.
– Странная история, – проворчал Ричард, – эта мисс Бикини на Бикини очень похожа на странную дамочку-археолога, которая участвовала в расследовании по свежим следам прошлогодних сентябрьских событий в Лантоне и вообще на Островах Кука.
– Дамочка-археолог? Рич, я не понимаю. Как археолог мог расследовать тот кошмар в Лантоне? Там же была настоящая война, я помню, как мы здесь перепугались!
– Джуди, все не так просто. Эта дамочка была не совсем археолог…
– Ясно! – встряла Памела, – У нее была такая легенда. Как у Маты Хари! Да, папа?
– Видишь ли, детка… – начал Ричард Уоткин, но Дэфф перебил его.
– Слушай, Рич, как сказал мой племянник, ты узнаешь на этом фото того негра, под крылышком у которого эта британская тинэйджерка-баронесса…
…Хебер Дэфф протянул бывшему майору рейнджеров свой смартфон. На экран было выведено фото, явно выдернутое из какого-то сетевого СМИ. Поясняющая надпись в нижнем поле гласила: «28 марта, лагуна острова Увеа. 18-летняя Чанди, дочь убитого барона Кестневэла, замечена в сексуальной связи с гаитянским сатанистом». На фото (превосходного качества) была европеоидная девушка, одетая только в набедренную повязку. Она обнималась на пляже с голым мужчиной-негроидом лет около 30.
– О, черт! Это же Бокасса! – произнес Ричард Уоткин.
– Бокасса? – удивилась Джуди, – Но, Рич, милый, я помню, что Бокасса умер в конце прошлого века.
– Это другой Бокасса, не тот, что был императором в Центральной Африке, – пояснил Ричард, – это Эл Бокасса, офицер меганезийской спецслужбы флота. Он был там же, в Лантоне, когда готовилась та заваруха со стрельбой. Его-то я точно узнал.
– В десятку! – объявил Дэфф, – Мой племянник Шайни тоже узнал этого негра!
– Значит, – предположил Ричард, – в афере с поглощением мальтийского инвестфонда участвуют не только киви, но и нези.
– Опять в десятку, Рич! Я звонил на Мальту в инвестфонд. Там тоже старый директор уволен, а вместо него сидит местный грек-адвокат Никодим Дромопулос, кузен жены Аарона Блумма, австралийского еврея, адвоката Чанди Кестенвэл.
Джуди Уоткин прицелилась пальцем в Хебера Дэффа.
– Алло, Хебер, я тебе говорила и повторю: перестань вешать этнические ярлыки. Ты в каждой фразе зачем-то уточняешь, кто этнический еврей, негр или грек.
– Этнический негр, это круто, мама! – немедленно встряла дочка.
– Памела! – строго сказала Джкуди, – Тут нет ничего смешного. Хебер теперь директор компании «Challenger Estate», и ему лучше быть более корректным, понимаешь?
– Что за черт, – уныло буркнул Дэфф, – кто мне объяснит, почему корректно говорить «ирландец-картежник», но некорректно говорить «еврей-адвокат»?
– Может, потому, – предположила Памела, – что адвокат это почти ругательство?
– Ха-ха! – Дэфф протянул руку и похлопал юную Уоткин по затылку, – Знаешь, у тебя светлые мозги, вот что я скажу!
– Спелись, хулиганы, – лаконично заключила Джуди.
– Мама, – заявила Памела, – если ты будешь так обзываться, то я не покажу видео, где Виолета и девчонка-двойник Чанди Кестенвэл понарошку трахаются с ламантином.
– Что-что?! – переспросила Джуди.
– Ламантин, – пояснила Памела, – это вроде тропического моржа.
– Детка, – вмешался Ричард Уоткин, – скажи-ка, что ты знаешь про всю эту историю?
– Про которую историю, папа?
– Про историю с этим долбанным баронским наследством.
– Папа, хочешь, я просто позвоню Виолетте по Moanet-OYO, и ты у нее спросишь?
– Звони, – лаконично распорядился бывший майор рейнджеров.
…
23 мая, раннее утро. Северо-Западная Меганезия. Палау.
Паб «Свинья и свисток» в «шекспировской» части городка Ореор.
Девушка (кажется этническая валлийка) с овально-округлым лицом, прямыми слегка встрепанными волосами, и крепкой фигуркой, одетая в алую рубашку с закатанными рукавами и в линялые синие джинсы, вышла из-за стойки навстречу двум мужчинам (между прочим, тоже на вид происходящим с Британских островов) и спросила:
– Вы будете завтракать джентльмены? – и тут же добавила, – Если да, то вы точно не прогадаете. Кстати, если вам интересно: меня зовут Кэмрин.
– Разумеется, нам интересно! – воскликнул первый из них, – Меня зовут Эндрю, и мне кажется, что я попал в рай после полсотни часов полновесного ада.
– А меня зовут Петер, – добавил второй, – видите ли, Кэмрин, мы только что пересекли Евразию с посадками в Уфе и Пекине, после чего летели через западный угол океана. А теперь, в вашем чудесном пабе, мы будто снова на родине.
– Нам, – добавил первый, – рекомендовала этот паб мисс Эпифани Биконсфилд.
– Нц! – Кэмрин хлопнула в ладоши. – Так вы те самые друзья Пиф Биконсфилд! Значит, именно из-за вас я сегодня встала с кроватки на 2 часа раньше, чем обычно.
Эндрю и Петер синхронно схватились за головы, и воскликнули:
– Боже!
– …Это кошмар!
– …Мы ужасно сожалеем!
– …И мы готовы как-то компенсировать…
– Джентльмены! – успокоила валлийка, – Пиф мой боевой товарищ, все ОК, и никаких компенсаций. Разве что, вы за чаем расскажете, что такое Уфа. Просто, интересно. Кстати: я подозреваю, что вы хотите спросить: где можно привести себя в порядок?
– Вы чертовски проницательны, Кэмрин, – восхищенным тоном подтвердил Петер.
– И где же это можно сделать, о прекрасная добрая фея? – добавил Эндрю.
– Вот по этой лестнице наверх, – валлийка махнула рукой, – там моя квартира. Дверь не заперта. Ванная в вашем распоряжении. Полотенца и прочее там в шкафчике.
– Кэмрин, а прилично ли так пользоваться гостеприимством? – засомневался Эндрю.
– Вы в Меганезии, – ответила она, – тут у нас все по-простому, без лишних церемоний. Кстати, что вы будете на завтрак? Варианты записаны на стене. Видите?
– Да! – Петер посмотрел на стену, – О, черт! Настоящий английский завтрак!
– Вне сомнений, – поддержал Эндрю. – Настоящий английский завтрак.
– ОК! – валлийка кивнула, – Через полчаса я подам это на стол.
…
Через полчаса Эндрю Ирсон и Петер Маккэлх, вымытые и переодетые, уже сидели за столиком, на котором были выставлены 4-секционные пластиковые тарелки с чисто английским завтраком: сосиски, бекон, яичница, фасоль, шампиньоны, хлеб. И еще, разумеется, чайник черного чая и стаканчики с яблочным джемом…
…И (как было обещано) состоялась экспромт-лекция о том, как что такое Уфа.
Итак: Уфа – мегаполис у южных предгорий Урала, жила спокойно, провинциально, без потрясений. Почти все 400 лет своего существования была спокойным городом. Всего несколько эпизодов нарушали эту традицию. Так, в XVIII веке город подвергся штурму мятежников Пугачева (хотя взят не был). Первая мировая война слабо повлияла на Уфу, однако, при крушении Первой Империи, город несколько раз переходил из рук в руки (правда, без особых разрушений). Вторая мировая война принесла Уфе стремительное развитие индустрии (это был один из ключевых городов тыла). Дальше, в годы Первой Холодной войны, город стал по-своему благополучным, а после краха Второй Империи некоторое время оказался столицей почти автономной Башкирской республики. Третья Империя обогатила Уфу в годы нефтяного бума, но Вторая Холодная война покончила сначала с нефтяным изобилием, а затем с самой Третьей империей. Зато Уфа оказалась (вторично) столицей страны Башкортостан – размером с Грецию (но расположенную в глубине континента, на условной границе Европы и Азии). Жители восприняли новую политическую ситуацию со своим фирменным спокойствием. Имперские чиновники с легкостью перекрасились в национальных лидеров, и занялись суверенным бизнесом, наиболее ярким сегментом которого стала слегка скрытная продажа центрифуг для обогащения урана (производство этих центрифуг осталось еще от Второй Империи). В Совбезе ООН это вызвало скандал – но вялый. Никому не хотелось снова лезть в центр взрывоопасной Евразии и разбираться в непонятной местной политике. Поэтому, Уфа оставалась оазисом спокойствия, символами которого были: устаревший, но неплохой аэропорт, и гигантский чугунный всадник на скале, над широкой рекой Агидель. Этот всадник – Салават Юлаев (союзник мятежного Пугачева) является, кстати, второй по размеру конной скульптурой в Европе – после Марка Аврелия в Риме…
Когда Эндрю и Петер завершили рассказ, Кэмрин вопросительно предположила:
– Вы историки?
– По образованию историки, – подтвердил Маккэлх, – но жизнь заставила нас работать в других областях, далеких от нашей оксфордской специальности.
– Фактически, – добавил Ирсон, – последний год мы работали в Британии, в узкой полосе между журналистикой и литературой малых форм. А сейчас мы ищем научное счастье в другом полушарии.
– Ну! История полезная наука. Вы позовите меня, если что-то надо, – с этими словами, валлийка вернулась обратно на свою позицию: в кресло за стойкой.
Доверенные секретари королевы Боудис проводили ее заинтересованными взглядами, а затем Ирсон решительно произнес:
– Итак. Петер, давай составлять программу посещения Лантона нашей Первой леди.
– Сразу Лантон? – переспросил Петер Маккэлх, – А как насчет программы по Ниуэ и по Токелау? Они же в маршруте до Островов Кука и конкретно Лантона-на-Тинтунге.
– Ты же понимаешь, – ответил Ирсон, – все атоллы, кроме Лантона, будут просто вроде фестивалей. Музыка, танцы, экспромты. Но, Лантон, это столица условно-признанной Меганезии. Одно неосторожное слово, и у нашей Первой леди будет fatal-confusion.
– Да, Эндрю, – тут Маккэлх улыбнулся, – вот и я так подумал.
– А! Ты так подумал и, наверное, уже составил конспект?
– Конечно, я составил. Хочешь посмотреть?
– Конечно, я хочу. Я тебя неплохо знаю, и рассчитывал на твой фирменный конспект.
*** Фирменный конспект Петера Маккэлха ***
* Тема: Атолл Тинтунг и Лантон-таун.
Расположение: северо-запад островов Кука. Лагуна – треугольник со стороной 6 км. На коралловом барьере – три крупных острова: южный Мотуко, северный Вале, западный Катава (50 гектаров каждый, но Мотуко и Вале расширены дамбами примерно вдвое). Мотуко и Вале соединены дамбой-шоссе поверх барьера. На Мотуко – морской порт и аэродром. На Вале – Лантон-таун.
*
История: несколько лет назад Тинтунг был, в основном, куплен концерном «Alemir» у правительства Республики Островов Кука, для размещения авиационного и морского терминалов. Проект был почти завершен, но 20 октября позапрошлого года произошла Алюминиевая революция. При революции, и попытке ее подавления силами ООН, на Тинтунге было разрушено почти все. В ходе зимней Войны за Хартию зона Меганезии выросла до площади больше Африки. Весной прошлого года атолл Тинтунг был вновь заселен. На юге (Мотуко) – возникла бессистемная (трущобная) застройка, а на севере (Вале) – регулярная застройка в «сверхновом стиле» (см. фото).
*
Фото: сооружения, похожие на утопающие в цветущей зелени замки в стиле фэнтези, соединенные сетью воздушных дорог. В лагуне – платформы-причалы с множеством изящных модерновых парусников и футуристических аквабусов.
*
Продолжение: в июне прошлого года, по соглашению с правительством Накамуры на Тинтунге был расквартирован батальон канадских миротворцев ООН (т.н. OCEFOR). Осенью была проведена ротация, и канадцы были в основном заменены пакистанцами. Кроме того, трущобы были, при негласной поддержке ООН, заселены мусульманами – мигрантами. 21 сентября произошел исламский мятеж, который был жестко подавлен Народным флотом при участии последней роты канадцев (из-за чего в ООН предпочли «спустить на тормозах» обвинение в геноциде, выдвинутое против Накамуры).
*
Заключение: Декадной войной (в январе с.г.) Тинтунг не был затронут. Продолжается развитие Лантон-тауна, промзоны Мотуко, и университетского кампуса Катава. Мэром Лантона остается (с марта прошлого года) Ксиан Варлок, этнический филиппинец, по военной специальности – разведчик, по религии – Li-Re (о Li-Re см. в Глобопедии).
***
…Дочитав этот конспект, Эндрю Ирсон залпом допил уже остывший чай из чашки, и вцепился пятернями в шевелюру.
– Черт побери! В смысле PR этот Лантон настоящее минное поле! А есть там хоть что-нибудь однозначно-позитивное?
– Конечно! – ответил Маккэлх, – Во-первых, кампус Университета на моту Катава, во-вторых, Парк Цветов королевы Лаонируа.
– Лаонируа? – переспросил Ирсон, – Фейковая последняя полинезийская королева?
– Да, Эндрю. Она была фейковая, но теперь настоящая. Посмотри вот на это, – и Петер Маккэлх протянул напарнику листок золота с тисненым ростовым изображением.
Изображена была девушка, одетая только в набедренную повязку «lava-lava» и легкие сандалии. Она, кажется, делала шаг вперед, протянув перед собой раскрытую ладонь – будто хотела защитить кого-то.
Над изображением – надпись: «Laonirua ariki-hine te Hawaiika o utuafare te Mauna-Oro».
Под изображением – еще четыре слова: «Let my people go».
Сбоку – содержательная часть дизайна – номинал: «nearly 50 Aluminum pounds».
…Эндрю Ирсон покрутил в пальцах этот листок и спросил:
– Это 50 меганезийских алюминиевых фунтов?
– Примерно 50, как написано, – поправил Маккэлх, – ведь листок из золота, а оно имеет плавающую биржевую цену относительно алюминия.
– Странная денежная система, – заметил Ирсон, – впрочем, я понял, к чему ты это. Если девушка названа королевой на отчеканенных деньгах, то она априори настоящая.
– Точно, – подтвердил Маккэлх.
– Я так и понял, – Ирсон кивнул, – а ты в курсе, что с ней случилось на самом деле?
– Нет. И никто не в курсе. Теперь правду не найдешь, а по легенде, королева Лаонируа выступила за интересы угнетаемых рабочих, и пела для них на площади в Лантоне, 18 октября позапрошлого года. Она исполняла «Let my people go», а кто-то из охранников филиала концерна «Alemir» случайно убил ее выстрелом в сердце. Тут чаша терпения переполнилась. Добро восстало против зла, зверски растерзало его и съело.
– Типичный миф о начале революции, – оценил Ирсон, продолжая вертеть в пальцах 50-фунтовый меганезийский золотой листок. А где похоронена королева Лаонируа?
– Нигде, – ответил Маккэлх, – ее кремировали там, на площади, а ветер унес ее пепел в открытое море. Сейчас нет ни этой площади, ни зданий, которые стояли вокруг. Такая специфика незийской революции: они взорвали старый режим вместе с городом.
Эндрю Ирсон вернул напарнику золотой листок, и предположил:
– Наверное, Парк Цветов имени Лаонируа устроен как раз в этом месте.
– Вероятнее всего, – согласился Маккэлх.
