Текст книги "Осознание (СИ)"
Автор книги: thelordofthedark
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 64 страниц)
– И зачем тебе? – пытаясь обрести первоначальный настрой, Пионер усмехнулся и протянул ему руку, – ты же все равно не можешь… – договорить не сумел, поскольку Эдвард протянул в ответ свою руку и каким-то образом смог его коснуться. Шокированный этим, Пионер только и мог, что переводить взгляд со своей руки на Эдварда и обратно, не понимая, что сейчас происходит.
– Это называется круг Дамноса, – злобно усмехнувшись, сказал Эдвард, – Здесь ты материален. И знаешь, что это значит? – Пионер все еще был слишком шокирован происходящим, что ответить, и пришлось самому заканчивать фразу, – Что могу причинить тебе боль… – прежде, чем его собеседник отреагировал, резко кинулся вперед, ударив Пионера кулаком в лицо, после сразу же проводя болевой захват, в ответ услышав только вскрик удивления и боли.
– Что это значит?! Кто ты вообще?! Как ты это сделал?! – Пионер практически кричал, пытаясь высвободиться, но Эдвард, зажав его один раз, отпускать не собирался, выкручивая руки все дальше и дальше, пока не повалил на колени, – Отпусти меня, урод! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю! Да ты знаешь, кто я вообще такой!
– Я прекрасно знаю, что ты такое! – бросил ему Эдвард, сняв с пояса еще один провод и крепко связав руки Пионера, – Ты очередной псих, что мне встретился на пути, и, к твоему большому невезению, ты мне нужен!
– Я тебя убью! Убью, сволочь! – кричал Пионер, стараясь подняться на ноги и освободиться, когда Эдвард, закончив с узлом, встал перед ним, – Я уже всех здесь убивал! Убью и тебя! Убью, понял?! – дав ему выговориться, Эдвард с размаху ударил его ногой в лицо, бросив на спину и превратив дальнейшие вопли в мычание и бульканье кровью, брызжущей теперь из разбитого лица.
– Конечно, ты уже всех здесь убивал, – взяв медную печать, Эдвард бросил ее в костер, после чего снова вернулся к Пионеру, – Ты убивал, много убивал… – еще один удар ногой, в этот раз уже по ребрам, заставив того скорчится от боли, – Тебе ведь нравилось их убивать, не так ли?
– Козел! – захрипел Пионер, глядя на него с такой ненавистью, что, казалось, еще немного, и прожжет в нем дыру, – Сволочь! Думаешь, мне впервой?! Да я уже здесь столько пережил! Я вырежу этот лагерь к чертовой матери! Думаешь, мне трудно! Урод! Я всех здесь перебью! И Алиску твою вспорю, вскрою и кишки вытащу! – это угрозу оборвал еще один удар ногой в лицо, заставив подавиться словами и только кашлять кровью.
– Ты ошибся только в одном, – прошипел Эдвард, присаживаясь перед ним, – Я действительно не такой, как ты и сказал. Я палач, понимаешь… – он усмехнулся, заметив, что Пионер опять на нем сосредоточился, – ты маньяк, это понятно с первого взгляда. Тебе нравится убивать, ты чувствуешь удовольствие от этого. Хотя думаю, тебе гораздо больше нравится видеть страх твоих жертв… – Пионер попытался подняться, но Эдвард припечатал его обратно к земле одним ударом, – А вот я не вижу в убийствах и боли ничего особенного. Мне скучно в такие моменты… Хотя убивать я умею превосходно…
– Кто же ты такой, урод?! – прохрипел Пионер, уже больше не делая попыток вырваться, сообразив, чем все это грозит, – Откуда ты?! И как ты все это сделал?
– Хорошо, давай попробуем наладить конструктивный диалог, – кивнул Эдвард, – только сначала одна вещь… – прежде, чем его пленник успел поинтересоваться, какая именно, с силой воткнул ему позаимствованный в клубе кибернетиков нож глубоко в ногу, медленно проворачивая его в ране. Пионер закричал от боли, задергавшись, но тем только усиливая свои страдания. Продолжая давить на рукоятку, Эдвард напомнил, – Не стоило тебе обижать Алису. И тем более, не стоило тебе врать про то, что я целовался со Славей на пляже… Хотел посмотреть, что из этого будет?
– Они куклы! – взвыл Пионер, но снова сорвался на крик, когда Эдвард резко выдернулся лезвие из раны. – Чертовы куклы!
– Кукла здесь ты! – бросил Эдвард, вытирая лезвие о траву, – чокнутая и давно сошедшая с ума кукла, зациклившаяся на собственной жестокости. Глупо и бессмысленно… – он сделал вид, что снова собирается ударить, от чего Пионер дернулся, но вместо этого спокойно отложил нож в сторону, – А вот теперь мы поговорим… Видишь ли, ты сам стал тем ключиком, который привел меня к нужным размышлениям, как видишь, оказавшихся успешными. Ты когда-нибудь слышал о теории многомерного пространства? – видя, как непонимающе уставился на него Пионер, только вздохнул, – Что ж, давай я тогда все тебе расскажу. Видишь ли, любой мир это куб трехмерной реальности, плавающий в бесконечном «ничто», но он такой не один, – Эдвард пытался руками это обрисовать, – Их бесконечное множество, прицепленных друг к другу, порой очень плотно, а порой едва цепляясь друг к другу… понимаешь, да? Как этот лагерь, как я уже сообразил, десятки тысяч «Совенков», держащихся рядом друг с другом. Только вот есть одна особенность. Миры отличаются друг от друга. Подавляющее большинство составляют бета и дельта миры, они… обычные, если так можно выразиться, в них нет ничего особенного. А есть еще омега-миры, они поглощают беты и дельты, когда те израсходуют свои возможности и подходят к логическому финалу. Омега-миров очень мало, но все они жестко взаимосвязаны друг с другом, так что изнутри и непонятно, где начинается один и заканчивается другой… И потому у меня нет копий, потому что омега-миры не копируются. И я родом из такого омега-мира, и уверяю, там нет ничего хорошего. И существуют еще альфа-миры, самые редкие и подвижные. Альфа-миры могут касаться бет и дельт, вступая с ними во взаимосвязь и порождая многочисленные копии, таким образом. Они способствуют тому, что Вселенная все время растет и развивается, пусть и их взаимодействие абсолютно случайно и не несет никакого смысла в конкретных случаях. Порой копии могут быть точным повторением оригинала, порой отличаться в деталях, а порой отличаться настолько, что с трудом можно найти что-то общее… Понимаешь? – Пионер вроде как кивнул, и Эдвард тогда продолжил, – Вот и хорошо. А теперь слушай внимательно. Как я понял, хоть и долго размышлял, этот лагерь является характерным альфа-миром. Только этот мир кем-то запрограммирован и устроен на создание одинаковых копий, где все зависит только от такого вот попаданца, как ты или я. Ты же говорил, что здесь тысячи таких миров и копий? Да? Значит, каждая копия чем-то отличается от оригинала, от каких-то его принятых решений и выбора. Как только он подходит к выбору, происходит разделение, – Эдвард развел руки в стороны, – И вот у нас уже две копии, в одной ты пошел одним путем, а в другом уже другим. И так раз за разом, снова и снова, – Эдвард снова посмотрел на Пионера, – Так ведь?
– Я не знаю! – прохрипел тот в ответ, – Я видел тысячи своих копий, тысячи витков! Они ничем не отличаются друг от друга! Все одинаковые!
– И твои копии тоже? Все такие же бездумные маньяки? – поинтересовался Эдвард и усмехнулся, заметив, как Пионер задумался, – Вот ты и ответил на мой вопрос. Самым интересным моментом здесь становишься ты сам. Научился выходить за пределы своего мира, за его рамки и путешествовать по другим… – схватив своего пленника за шиворот, подтянул его ближе к себе, – и я хочу посмотреть на эти миры. Посмотреть, чего достигли там…
– Хочешь, чтобы я тебя перенес?! – Пионер пустил кровавые слюни, – Да вот черт тебе! Я здесь тебя убью!
– А вот это мы посмотрим… – Эдвард оставил его и вернулся к костру, откуда отверткой вытащил уже раскалившуюся медную печать. Осторожно взяв ее клещами, вернулся к Пионеру, – Я предусмотрел и такой вариант, в котором не получится легко добиться твоего согласия…
Он закричал, когда Эдвард свободной рукой открыл ему грудь и приложил раскаленную печать чуть выше солнечного сплетения, крепко прижав. Рельефный рисунок в виде нескольких переплетенных рун глубоко вошел ему в кожу, выжигая на этом месте шрам. Запахло горелой кожей и мясом, Пионер забился, но Эдвард держал его крепко, не позволяя нарушить отпечатавшийся рисунок, а потом резко сорвал печать, оставляя на груди выжженный шрам. Прежде, чем Пионер успел прийти в себя, Эдвард снова разрезал левую ладонь, в этот раз крест-накрест и, дождавшись, пока кровь соберется в царапинах, приложил руку к ожогу, от чего пленник снова закричал.
– Вот теперь уже лучше, – выдохнул Эдвард, убирая ладонь и наблюдая, как на ней постепенно затягиваются царапины, – Знаешь, в чем особенность круга Дамноса? – устало присев рядом, бросил взгляд на Пионера, от боли прокусившего губы до крови, но постепенно приходящего в себя и рассматривающего полученный шрам на груди. Усмехнувшись, покачал головой, – Конечно, не знаешь, не думаю, что кто-то вообще в «Совенке» знает о нем хоть что-то. Эта одна из древнейших техник по общению с нематериальными сущностями. Когда я впервые понял, что ты не привязан к этому уровню, то понял, что твое материальное тело все же остается в твоем «Совенке». На любом другом уровне ты всего лишь психофизическая сущность… эмм… – сообразив, что сказал не совсем понятно, поправился, – проще говоря, осознающая себя как обособленный объект проекция сознания на иной материальный уровень. Ничего особенно, но этот круг для тебя как ловушка. В нем любой психофизический объект становится материальным, но только в его пределах и пока он не поврежден… А самое интересное… Эта печать… – Эдвард даже похлопал Пионера по плечу, переставшего дергаться, – Она привязала тебя ко мне, так что… – он сжал руку в кулак, посылая мысленный сигнал, и Пионер снова закричал от боли, чувствуя, как выкручивает его внутренности. Эдвард усмехнулся, – Теперь ты будешь выполнять все, что тебе скажу. Самое любопытное только в том, что печать не сохранится, когда ты вернешься в материальное тело, но как только ты снова попытаешься прогуляться куда-нибудь… – и еще один мысленный импульс, от которого Пионера еще раз пробило болью, – ты мой. Понятно объясняю?
– Я все равно до тебя доберусь! – прошипел Пионер, но Эдвард моментально остановил его еще одним мысленным ударом, заставив закусить губу, чтобы не закричать, – Урод! Мразь! Сволочь! – и снова еще один удар, в этот раз сильнее, так что даже засучил ногами и закричал, не в силах сдерживаться.
– А сила воли у тебя есть, – безразлично добавил Эдвард, наблюдая, как тот бьется в агонии, – Мне не очень нравится метод болевого приручения, он не самый надежный, но если ты будешь продолжать, то мне придется поступать так и дальше. Или же тебе просто нравится боль? От этого тоже можно отучить…
– Хватит! – прохрипел Пионер, – Хорошо! Я сделаю, что скажешь!
– Вот такой разговор мне нравится гораздо больше, – кивнул Эдвард и ножом разрезал связывающие руки Пионера провода, – Будем считать, что мы договорились.
Поднявшись, Эдвард потянулся, все же не спуская взгляда со своего собеседника, полного ненависти и готового в любой момент на него снова кинуться. Отойдя в сторону, ногой стер одну из рун круга, моментально нарушив его целостность и вернув Пионера в состояние психофизической формы. Обернувшись, увидел, что тот себя с удивлением рассматривает, ранения и синяки исчезли, словно их и не было, только на груди остался отпечаток рун, явно его расстроив.
– А теперь перенеси меня, – приказал Эдвард, – в ближайший лагерь…
– Зачем это тебе? – уже более уверенно спросил Пионер, – Там то же самое, только мои копии разные…
– Только твои? – удивился Эдвард, поворачиваясь, – Хочешь сказать, весь этот лагерь сделан исключительно для тебя? Маловероятно…
– Ну, к моим копиям мне легче всего пройти, – пожал его собеседник плечами, – Хотя, наверное, есть и другие такие же пленники, но к ним пройти гораздо сложнее…
– Начнем с простого, – кивнул Эдвард в ответ, – Мне интересно посмотреть, что происходит в других лагерях, – поиск информации порой оказывается весьма интересен, он уже знал по собственному опыту. Сейчас необходимо понять принцип действия всех этих измерений, копирующих друг друга, их особенности и отличия, что их связывает и что разделяет. Поняв принцип действия, можно найти и слабые места, а можно, если получится, даже взять их под контроль. Зачем именно, Эдвард вряд ли бы сказал, опираясь исключительно на логику, «Совенок» как таковой ему не нужен, но, здесь была Алиса… его Алиса. Если получится забрать ее с собой… Ради этого стоит попытаться.
– Как мне это сделать? – неуверенно поинтересовался Пионер, – Я никогда никого не переносил вместе с собой…
– А вот здесь ничего сложного, – Эдвард пожал плечами, – Пока на тебе печать, ты открываешь канал не только для себя, но и для меня. Только вот я, к сожалению, останусь материален в любом мире. Такие вот особенности… Выходить из своего тела я не умею, для этого надо слишком долго практиковаться…
Пионер даже не предупредил, что последует прыжок, Эдвард едва успел последовать за ним прежде, чем коридор захлопнулся. Ощущение возникло примерно такое же, как при телепортации, словно растворяешься в пустоте на доли секунды, остается только оголенное сознание, с ужасом пытающее нащупать мыслью хоть что-то материальное, но прежде, чем успеваешь окончательно осознать, что произошло, мир снова становится материальным, сразу ударяя по всем органам чувств. Уже опытный, Эдвард успел подготовиться, а потому лишь покачнулся, когда они снова оказались перед воротами «Совенка», в этот раз уже погруженными в темноту ночи.
– Отличается и время? – поинтересовался Эдвард, бросив взгляд на Пионера, и тот только утвердительно кивнул. Отметив этот момент, жестом велел ему следовать за ним, – Пошли, прогуляемся по этому лагерю…
Тишина и покой здесь как раз соответствовали ночному времени, «Совенок» спал, и Эдвард почти не чувствовал разницы между этим местом и тем, в котором оказался сам. Может, только самая незначительная, которую даже и объяснить невозможно, какую можно заметить только на подсознательном уровне, будто все равно что-то не так, что-то не родное и чужое. Оглядываясь по сторонам, Эдвард направился сразу к домику вожатой, решив проверить, местного попаданца так же определили на койку рядом с ней или же все-таки поселили в другом месте, но дойти так и не успел. На аллее показался один из пионеров, куда-то уныло бредущий, опустив голову и сунув руки в карманы, пришлось спешно ретироваться в ближайшие кусты, чтобы остаться незамеченным. Когда проходил мимо, то Эдвард успел заметить, что пионер представляет собой точную копию его Пионера, только не с таким безумным выражением лица, а спокойный и даже какой-то усталый.
Пионер у него за спиной только тихо рассмеялся, тоже провожая взглядом свою копию, не обращавшую ни на что внимания вокруг.
– Новый виток, – объяснил Эдварду, не совсем сообразившему, что здесь смешного, – Я к нему заглядывал витков тридцать назад. Как ничего не помнил, так не помнит и сейчас. Видать, задумался, как же выбираться отсюда, наивный… Я так понимаю, у него здесь день первый или второй, вряд ли больше прошло…
– И вот так, каждую неделю для него все начинается заново? – спросил Эдвард, снова выбираясь на аллею, убедившись, что местный попаданец исчез из поля зрения, – Снова и снова? И каждый раз теряют память?
– Именно, – кивнул Пионер, – Просто в какой-то момент все вспоминаешь, как будто в голове перещелкивает и в памяти все сразу всплывает. Тогда постепенно начинаешь сходить с ума в постоянных попытках выбраться…
– Я тебя понял, – отрезал Эдвард, не желая снова выслушивать его историю, – Если он здесь только начал новый виток, то тогда двигаемся дальше. Перебрось туда, где уже ближе к итогам… Надо посмотреть на результаты, каких здесь добиваются…
Второй лагерь, куда его перенес Пионер, тоже не сильно отличался от его собственного, за исключением того, что здесь уже почти прошла неделя смены, и шел уже предпоследний день. Здесь еще одна копия Пионера нашла родственную душу в Славе, и Эдвард даже чувствовал себя неприятно, когда они стояли, скрытые в кустах, в нескольких метрах от их пары на пляже. Семен, как назвал Пионер этого мальчика, надел на девушку свой свитер, видимо, согревая после вечернего купания, а еще позже они уже вместе пошли в сторону лагеря.
– Вот так всегда, – почему-то грустным голосом добавил Пионер, тоже провожая их взглядом, – думаешь, что нашел свое будущее, а еще через пару дней снова просыпаешься в этом чертовом салоне автобуса…
– Должна быть какая-то логика, – отрицательно покачал головой Эдвард, – Ее просто не может не быть, все законы Вселенной основаны на логике… И что будет дальше? Ты же говорил, что… – на секунду остановился, подбирая новое слово, но Пионер понял его мысль и злобно усмехнулся.
– Да, я их всех перетрахал, – прошипел он сквозь зубы, – Даже твою Алиску… А! Сволочь! – Эдвард прервал его поток цинизма еще одним мысленным болевым ударом, эффективно действующим как на материальную, так и психофизическую проекцию, заставляя биться в конвульсиях. В этот раз протянул экзекуцию на несколько секунд дольше, остановив ее только потому, что побоялся, что крики Пионера может кто-то услышать в «Совенке».
– Не заставляй меня разочароваться в принятом решении сохранить тебе жизнь, – металлическим тоном попросил Эдвард, наконец-то отпуская его из тисков боли, – Меня не интересуют твои похождения в «Совенке» до меня. От тебя требуется только сказать, что будет в итоге.
– Да ничего не будет! – прохрипел Пионер, снова поднимаясь на ноги, – Семен будет уверен, что вернулся в свою реальность. Если ему повезет, то встретит Славю там, если не повезет, не будет встречи. А через некоторое время опять заснет и проснется в этом чертовом автобусе! Вот и все! Все равно все вернется к этому проклятому четыреста десятому автобусу!
– Точка отсчета, – кивнул Эдвард, – Все начинается с автобуса… Любопытно. Ладно, здесь мы закончили… С какими девушками еще могут быть итоги? Лена? Ульяна? – Он вспоминал девушек из своего отряда, с кем общался. Тяжело было представлять, что они точно так же варьируются в зависимости от того, в какой копии «Совенка» находятся, но, эта система, видимо, мало общего имела с человеческими чувствами. С ревностью, например…
Пионер, кивнув головой, перенес их в следующий лагерь. Здесь уже им открылась картина, как очередной Семен выходит с Леной из домика, направляясь к автобусной остановке, крепко прижимая ее к себе. Душу Эдварда почти сразу же залило чувство теплоты по отношению к этой паре, Лена была невероятно милой и скромной девушкой, практически идеалом того, как представляют жену в его родном мире, и ему очень хотелось, чтобы у них все было хорошо. Конечно, обидно было осознавать, что все это всего лишь иллюзия, после которой Семену снова придется возвращаться к началу.
– А хочешь, покажу, что будет, если наделать глупостей? – усмехнулся Пионер, – Семен в итоге будет просто убит горем… Хахаха! Убит! – одного взгляда Эдварда было достаточно, чтобы он замолчал, испугавшись новой экзекуции, – Ну ладно, не хочешь, как хочешь, я просто предложил… – с самым саркастическим видом, на который только был способен, развел руками.
– Цикл заканчивается только если выбрать одну из девушек? – поинтересовался Эдвард, пока издалека наблюдали, как Семен в обнимку с Леной садились в подъехавший четыреста десятый автобус. Вокруг них суетилась почти вся смена под руководством Ольги Дмитриевны, оживленно гудевшая и возбужденная окончанием поездки в лагерь, – Элемент мира, выдранный из остальной реальности и позже откопированный с возможностью вариативности… – даже не особенно смотрел на реакцию Пионера, больше рассуждая вслух, – Наложить кальку на альфа-мир… Просто, но эффективно… Интересно, как долго шли поиски для подходящей основы?
– Это вопрос? – поинтересовался Пионер, но Эдвард отрицательно покачал головой, – Хочешь, подсмотреть, как можно к Ульянке в трусы забраться, а? – он плотоядно усмехнулся, но в ответ получил только короткую вспышку боли, не успев даже закричать. Эдвард боялся, что их услышат.
– Нет, оставь свои извращения. Лучше покажи мне, что будет, если не выбрать ни одну из девушек, – пока что все финалы выглядели примерно одинаково, радостный попаданец, уезжающий из лагеря в обнимку с одной из девушек, а потом снова сюда возвращающийся. Может быть, будут зацепки, если Семен в итоге окажется один.
– О! У меня как раз есть один на примете! – обрадовался Пионер, но его улыбка Эдварду не понравилась, – Сейчас покажу… Там Семен совсем один…
Новый прыжок, после которого Эдвард открывает глаза под голубым дневным небом, освещенным ярким солнцем, вышедшим в зенит, и перед ним снова те же ворота «Совенка» с охраняющими его белыми статуями пионеров. Чтобы понять, чем именно отличается этот лагерь от всех остальных, Эдварду не потребовалось много времени. У постамента одной из статуй, окрашенного красными брызгами крови, лежало тело Слави. Рефлекторно дернувшись, оказался рядом с ней, все еще смотревшей голубыми остекленевшими глазами в небо, в которых еще застыло отражение страха и непонимания происходящего. Ее даже не душили, а разбили голову о каменный постамент, несколько раз ударив затылком об острый угол, чтобы наверняка.
– Пусть Небо примет твою душу, – Эдвард осторожно закрыл девушке глаза и сложил руки на груди, – Твой путь здесь закончен… – хотелось добавить еще что-то, но его прервал смешок Пионера.
– Что? Не ожидал подобное увидеть в «Совенке»? – засунув руки в карманы, он смотрел на все происходящее так, словно здесь и не было ничего необычного, – Знаешь, я ведь не один такой, что вспомнил все прошлое, но мне хотя бы повезло в том смысле, что могу перемещаться между лагерями. Хоть какое-то развлечение… А другие, закрытые в этом чертовом «Совенке», сходят с ума гораздо сильнее. Ты даже представить себе не можешь, какое бешенство просыпается, когда снова видишь салон… ААА!!! – договорить не получилось, Эдвард послал еще один импульс боли, в этот раз уже в полную силу, проверяя на прочность соединяющую их связь и с каким-то извращенным удовольствием наблюдая, как Пионер корчится на земле, с выкручиваемыми болью мышцами.
– А сколько раз ты сам их убивал? Сколько раз ты сам причинял им страдания? Зачем, демон тебя раздери, ты это делал? – сплюнув эти слова, Эдвард глубоко вздохнул, втянув в себя воздух и успокаиваясь, – Дало тебе это что-то? Вся эта бессмысленная жестокость тебе что-нибудь дала?
Не дожидаясь, пока Пионер придет в себя и снова поднимется на ноги, вошел в ворота «Совенка», который уже сильно отличался от того, к которому привык. Несмотря на точно такую же теплую и солнечную погоду, лагерь казался пустым и холодным, только кровь и тяжелый запах начинающих разлагаться под жарким солнцем человеческих тел. Кто бы ни пришел в этот лагерь, перешагнув через труп Слави, но нападал на всех без разбора, убивая буквально каждого на своем пути. Примерно так поступал и Эдвард при штурме городов и крепостей, но даже тогда старался не стрелять по безоружным и зря не уничтожать гражданское население, пусть даже и бывали исключения из правил. Здесь же тупая и бессмысленная резня детей, которые даже противопоставить ничего не могли в ответ.
У входа в здание клубов лежал Шурик с пробитой головой, а в раскрытых дверях, кажется, уже Электроник, которому в грудь воткнули отвертку, лежавший с таким же непонимающим выражением лица. Дальше по дороге новые тела пионеров, наваленные в самых разных позах, окровавленные, порой расчлененные или же разрезанные, с разбросанными вокруг внутренностями, к которым слетались черные птицы, радостно каркающие, да воздух наполняли мухи.
Их убили явно не в один день, оценил Эдвард опытным взглядом, отмечая, как и в каких позах лежат тела. Кто-то застигнут врасплох, не успев даже понять, что происходит, когда-то уже догоняли и валили на землю, кто-то даже пытался защищаться, но все равно безуспешно. Охота… лучшее слово, что подходило к этой ситуации. На пионеров в «Совенке» охотились несколько дней подряд, убивая одного за другим, прежде чем не перебили всех.
– Это какой-то бред… – шокировано качал головой, продолжая осмотр, пока не обнаружил трупик Ульяны, со вспоротым животом, куда из-за какой-то идиотской идеи пытались запихать футбольный мяч, но так и оставив его торчать в ране. Глаза девочки были широко открыты от боли и страха, и рот так и остался раскрытым в безмолвном крике. – Какой-то дикий бред… – повторил он как заклинание, закрывая ее глаза, – Как вообще на такое можно решиться…
– Я тебе же говорю, они куклы, им все равно, – привязанный к нему Пионер все равно не мог сбежать, а потому и нашел его на территории вырезанного «Совенка», подходя к нему с самым безучастным видом, беззвучно шлепая босоножками по лужам засохшей крови.
– Это бессмысленно и глупо, – встав на ноги, с презрением выдавил из себя Эдвард, – мерзко и трусливо. Убить их всех просто потому, что не могут дать сдачи…
– А что ты хотел? Можно побыть и жестоким, когда знаешь, что они все равно через неделю встретят тебя как ни в чем ни бывало… – Пионер даже усмехнулся, но его собеседник такого юмора не оценил.
– Жестокость должна быть оправданной, иначе это брошенные на ветер усилия… и человеческая глупость, – ответил Эдвард, повернувшись со вздохом к Пионеру, – Я знаю, что такое жестокость… Когда-то мне приходилось бороться с партизанским движением на оккупированных территориях. Партизаны знали местность и ее условия гораздо лучше моих людей, нанося удары и исчезая в пустошах… – он вздохнул, вспоминая те далекие события, – мне пришлось отвечать. Мы стали бить по опорным пунктам партизан, по небольшим селениям и фермам, где они набирали пополнение, получали еду и информацию. Уничтожали такие поселки, убивали их жителей или же отправляли в концентрационные лагеря для населения, но партизаны в ответ на это стали отвечать только участившимся количеством атак. Мстили за своих близких и родных, здесь я их отлично понимаю… Но тогда мне пришлось стать жестоким, – он посмотрел на Пионера, стоявшего рядом с таким же безразличным видом, но все же прислушиваясь к его словам, и продолжил, – Мои люди продолжили зачистку тех поселений, на которых опирались партизаны, но действовать стали по-другому, – даже усмехнулся из-за своих воспоминаний, – Когда они приходили в очередное поселение, люди всегда прятали от них то, что им больше всего было дорого. То есть, своих детей … Конечно, невероятно глупо, когда у солдат есть датчики сердцебиения… Находили всех и всегда, но теперь я приказывал оставлять двоих или троих в живых, не давая им понять, что обнаружены. Сидели и думали, что спрятались, пока солдаты вырезали поселок под корень… А потом, когда мы уходили, видели примерно такую же картину. И чаще всего, мечтали отомстить… дети, что с них взять… И куда они шли тогда? – снова посмотрел на Пионера, но тот лишь пожал плечами, так что Эдвард договорил сам, – к партизанам. К тем, кого считали защитниками от меня и моих людей. А мы их отслеживали, так что приводили нас прямо к партизанским аванпостам и укрытиям. За три месяца полностью подавили все партизанское движение на этой территории. Это оправданная жестокость… а здесь… Ради чего? Какой смысл во всей этой бойне? – даже сплюнул от злости, не зная, как еще выразить свои мысли.
И в этот момент они услышали испуганный крик. Кто-то еще был жив, но охотник этого лагеря уже нашел его и готовился записать на свой счет еще одну жертву. Только Эдвард узнал этот голос, а потому бросился бежать в тут сторону, перепрыгивая через тела пионеров со всей возможной скоростью, оставив своего удивленного собеседника позади.
Крик доносился из столовой и, когда Эдвард вбегал на крыльцо, повторился, еще более напуганный и отчаянный, так что, подгоняемый им, просто влетел в двустворчатую дверь, выбив ее плечом, в итоге чуть не поскользнувшись на луже крови рядом с обезглавленным телом вожатой.
– Не сметь! – его собственный выкрик остановил сцену, которая уже готовилась перерасти в очередное убийство. Тот же самый Семен, только с совершенно безумным выражением глаз и столь же безумной улыбкой, сжимая в руках широкий кухонный нож с длинным лезвием уже навис над Алисой, просто пытающейся закрыться от него руками. В этот момент Эдвард и влетел в двери столовой.
– Ты еще кто? – охотник сразу же забыл о своей жертве, слишком обессиленной и напуганной, чтобы куда-то сбежать и только, сжавшись, наблюдая за происходящим, – Я не помню тебя в этом лагере! – его голос почти сразу же сорвался на крик, а сам он перешел в атаку, тыча перед собой ножом.
От такой простой и глупой атаки увернуться не стоило никакого труда, Семен просто пролетел мимо него, увлеченный инерцией собственного броска, оставив Эдварду достаточно времени, чтобы схватить ближайший стул и с разворота ударить им в спину противника. Взвыв от боли, просто полетел на пол, чуть не напоровшись на собственный нож.
– Грязь… – прошипел Эдвард, отбрасывая стул в сторону, – убивать беззащитных легко, но что ты можешь, если противник может дать сдачи? – даже не мешал ему подняться и снова взяться за нож.
– Я убью тебя! – с яростным криком Семен устремился на него, разрубая воздух перед собой широкими взмахами своего оружия. Правильно использовать его не умел, полагаясь исключительно на силу удара, что достаточно для убийства, но слишком мало для боя. Эдвард без труда уходил в сторону, ожидая момента для удара. В очередной раз открывшись, Семен неожиданно получил прямой удар ногой в грудь, с такой силой, что даже отступил на пару шагов, пытаясь втянуть воздух в продавленные легкие, но Эдвард даже и не думал ему давать времени для подобного. Прямой выпад, и костяшки пальцев правой руки ударили Семена в горло, в то время как левой перехватил кисть с зажатой в ней ножом, быстро ее выкручивая и заставляя выронить оружие. Крики боли застряли в горле, но это еще не конец, в следующее мгновение повернулся и ударом снизу вверх кулаком проломил локоть противника, буквально выбивая сустав наружу, осколками костей разрывая мышцы и кожу.
Вот теперь Семен кричал от боли, повалившись на пол и вцепившись в поврежденную руку здоровой. На этом можно было бы и остановиться, но Эдвард еще несколько раз еще ударил ногой в лицо, пока тот не отключился.
– Грязь… – прошипел еще раз, сплюнув на поверженного противника.
Комментарий к Осознание. Глава 20. Это очень странная глава. Во-первых, потому что в ней взято очень много из “Пустого мира”, в рамках его концепций попытался объяснить “Совенок”, а во-вторых, потому что здесь отходим от ставшего привычным для ГГ восприятия лагеря.
