Текст книги "Осознание (СИ)"
Автор книги: thelordofthedark
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 64 страниц)
– Эд, зачем ты так говоришь? – на глазах у Слави навернулись слезы, – Ты же сам не понимаешь… Люди не такие…
– Я говорю то, что видел, – отрицательно покачал головой в ответ, – Я видел, как распинали людей, жертвовавших жизнями за тех, кто их теперь казнил. Видел, как из-за алчности и жажды наживы предавали самых близких и дорогих. Я видел, как толпы скандировали, когда у них на глазах убивали тех, кто потратил свою жизнь, чтобы привести народ к благоденствию, а на следующий день эти же толпы радостно кричали, когда казнили вчерашних палачей… Ну не плачь… – он увидел, что Славя уже готова расплакаться, – это было не здесь, да и дела эти давно прошли…
– Эд, – вдруг выдавила из себя Славя, почему-то крепко вцепившись ему в руку, – Почему я тебе верю? – теперь уже его очередь удивленно округлить глаза, но девушку в этот момент прорвало, – Почему так происходит? – прислонившись к его плечу, она готова была расплакаться. Видимо, сегодня «Совенок» решил, что Эдварду суждено быть всеобщим носовым платком, – Я же просто хочу помочь. Хочу, чтобы у всех все было хорошо… Я устала, понимаешь? Словно все делаю неправильно, куда ни посмотрю. Алиса все время так на меня смотрит, словно я ей враг какой-то, Ульянка не слушается… даже малыши все время говорят, что я скучная… Ольга Дмитриевна все время что-то просит… Эд, ну почему так…
– И вовсе ты не скучная, – кажется, сейчас надо собой гордиться. Довел девушку до слез только из-за того, что не мог держать язык за зубами, вытащил наружу то, что она сама загнала глубоко вглубь себя и никому больше не показывала. А вот ему доверилась, и вместо того, чтобы поддержать, воткнул в нее нож еще глубже, – Славя, не обращай ты внимания на такие мелочи…
– Мне с самого детства говорили, что надо быть правильной, ответственной, умной, – подняла Славя на него заплаканные глаза, – Я старалась. Действительно старалась, но почему-то во мне видят только зазнайку и отличницу…
– Славя, какая же ты наивная, – улыбнулся Эдвард, вытерев слезинки у нее под глазами, – Я действительно до сих пор не могу поверить, что такие люди на самом деле могут существовать. Что тебе говорят, тому ты и веришь… Перестань немедленно таким заниматься. Перестань пытаться понравиться всем и будь просто немножко сама собой. Такой доброй и милой девушкой, что встретила незадачливого паренька у ворот, который и не знал, куда деться… – он улыбнулся, и девушка улыбнулась ему в ответ, тоже вспоминая самый первый день его здесь. Быть может, если бы Славя не отнеслась к нему так открыто и честно тогда, то уже к следующему утру Эдвард перебил бы половину лагеря в поисках ответов на свои вопросы, вместо того, чтобы немножко насладиться такой мирной и тихой жизнью.
– Прости, что я на тебя это все вывалила… – Славя улыбнулась, все еще продолжая держать его за руку, – Наверное, ты меня теперь плаксой считаешь…
– Тебе не за что извиняться, – он погладил ее по голове, – Скорее извиняться мне надо, что довел тебя до такого. Буду сегодня твоим личным психологом…
– Эд, а почему ты о людях такого плохого мнения? – вдруг спросила девушка, – Что они не благодарные и не понимают добра…
– Потому, что я видел, кем люди могут быть, – он пожал плечами, – И от них в первую очередь страдают те, кто больше всего в них верит, Славя… – он повернул голову, разглядывая ее сейчас грустные голубые глаза, – Я очень надеюсь, что у вас все по-другому, раз здесь есть такие, как ты. Понимаешь, я не верю, что все люди хорошие. Иначе мир был бы утопией…
– А ты не хочешь построить свою утопию? – вдруг улыбнулась Славя, – Где все будут счастливы и довольны, где не будет злобы и зависти. Это же будет так чудесно… – она посмотрела куда-то на небо, – Я бы очень хотела увидеть такой мир. Люди же не злые… они просто вынуждены такими быть…
– Утопия так и называется, потому что недостижима, – пожал Эдвард плечами, не желая и дальше разочаровывать девушку в людях, – Конечно, в нее можно верить…
– Эд, не будь таким мрачным все время, – Славя справилась с накатившим на нее волнением и грустью, и теперь перед ним была все та же добрая и душевная девушка, казавшаяся ангелом Небес, спустившимся к нему на помощь, – Мне порой кажется, что у тебя в жизни случилось что-то очень плохое, и ты никак не можешь забыть об этом… У тебя такая искренняя улыбка, но ты редко улыбаешься… Улыбайся почаще, таким ты мне нравишься гораздо больше.
– У меня прежде не было много поводов улыбаться, – ответил Эдвард, – хотя, если ты просишь, я постараюсь. Да и не могу рядом с тобой не улыбаться… Ты мне напоминаешь… – кажется, кто-то прошел по тропинке, и он быстро выглянул за угол, но видно никого не было. Наверное, просто пионеры гуляют, здесь не надо иметь веского повода, чтобы выбираться на улицу.
– Кого напоминаю? – девушка подождала, пока снова к ней повернется, прежде чем задать этот вопрос.
– Напоминаешь, как улыбаться, – Эдвард снова прислонился к стенке, – Знаешь, даже и о таких вещах можно забыть. Или заставить себя забыть…
– Тогда я буду напоминать тебе почаще, – улыбнулась Славя, – Это не сложно. Я попрошу Ольгу Дмитриевну, чтобы она отпустила тебя до ужина. Только ты перед ней извинишься за то, что так себя вел, хорошо?
– Славя, вообще, обычно мужчина должен заступаться за девушку, – он покачал головой, – А в нашей ситуации почему-то ты меня спасаешь, так что уже начинаю себя чувствовать обузой на твоей шее…
– Да какая ты обуза? – Слава поднялась, расправляя юбку, – Я только рада, что ты сюда приехал. И что мы познакомились… – покрутив в руках свою косу, добавила после секундной паузы, – Прости, я побежала, пока меня вожатая не спохватилась… – она топталась на месте, не желая уходить, и ее стеснение выглядело необычайно мило.
– Еще раз тебе спасибо, – Эдвард тоже поднялся и взяв за плечи, поцеловал в лобик, от чего девушка совсем покраснела, – И вот уже снова ты спасаешь меня от голодной смерти…
– Ты мой должник, – со смехом напомнила девушка, уже убегая, – Сам сказал. А я запомню… До ужина! Я попрошу Ольгу Дмитриевну, чтобы тебя отпустили!
– Не сметь! – со смехом ответил Эдвард, – Тогда я буду тебе дважды должен! – на что девушка только еще сильнее заулыбалась. Проводив ее взглядом и еще раз убедившись, что вокруг никого нет, залез обратно в домик, ставший местом его временного заточения. Что конкретно делать сейчас, не представлял совершенно, но после визита Слави плохие мысли отступили окончательно, не хотелось больше ни о чем вспоминать и терзать самого себя.
Время тянулось невероятно медленно, но организм отказывался даже делать каких-либо попыток заснуть, так что приходилось развлекать себя всеми возможными способами. Эдвард, осторожно, чтобы случайно ничего не зацепить, провел целый комплекс тренировочных упражнений, но и так отвыкший от постоянного напряжения организм теперь, со столь мягким режимом, буквально кипел от энергии, и по окончании даже слегка не устал. Так что не нашел ничего лучше, как снова свалиться на кровать и развлекать себя чтением, хотя подобное занятие было весьма сомнительным развлечением, как нечто сложное и только что открытое выдвигались в учебниках теории и теоремы, что давно известны и считаются весьма простыми, едва ли не первоосновами научных исследований. Примитивный мир… Хотя, может, именно эта примитивность и позволяет в этом мире сохраняться таким вот людям вроде Слави и Алисы, каких уже давно не видел в тех местах, что привык называть «цивилизованными».
От своих размышлений Эдвард отвлекся только ближе к вечеру, когда прозвучал призывающий пионеров на очередной прием пищи горн, знаменуя начало ужина. За ним, правда, не пришла его тюремщица в виде вожатой, так что вряд ли просьбы Слави были услышаны. Хотя, на месте Ольги Дмитриевны Эдвард тоже не стал бы выпускать по первой же просьбе того, кто посмел пошатнуть его авторитет на глазах у подчиненных. Если быть слишком мягким, то тебя и вовсе перестанут уважать, а значит, и слушаться. Просидеть хотя бы один вечер в домике вполне возможно, особых проблем возникнуть не должно.
Открыв окно и облокотившись на подоконник, Эдвард наблюдал за вечерним небом, погрузившись в размышления о том, почему же его родной мир был лишен подобного, когда почувствовал, что на него кто-то смотрит. Ощущение казалось столь четким и ясным, так что почти сразу же забегал глазами по окрестностям в поисках того, кто вздумал за ним шпионить. Внешне, конечно, оставался неподвижен, не вызывая лишних подозрений, только чуть повернулся так, чтобы получить как можно больший обзор. Со стороны выглядело, будто наслаждается пейзажем, но получил почти все сто восемьдесят градусов обзора.
В итоге обнаружив в уже темных из-за заходящего солнца тенях деревьев пару любопытных желтых глаз, издалека за ним наблюдавших. Не узнать их было невозможно, именно их видел ночью, когда погнался за странным существом, прыгающим по деревьям. Значит, это существо следит за ним, но вот в чем причина такого интереса? Тоже запомнило его, как своего преследователя, или же природное любопытство? В тени и с такого расстояния невозможно было разглядеть силуэты тела, так что оставалось лишь гадать, кто же это. В какой-то момент они все-таки пересеклись взглядами, и желтые глаза, моргнув пару раз, исчезли.
Разочарованно вздохнув, Эдвард сполз обратно на кровать, теперь еще задумавшийся о еще одном непонятном жителе «Совенка», ставший, если не самой сложной, то уж самой интересной загадкой. У кого вообще можно об этом поинтересоваться? Разве что у вожатой, она же здесь далеко не первую смену.
Звук поворачивающего в замке ключа раздался примерно через стандартный час с того момента, как обнаружил, что за ним наблюдают, возвещая о том, что если его не освобождают, то хотя бы скрашивают одиночество заточения здесь. В домик вошла улыбающаяся вожатая, неся с собой сверток, источающий явный съестной запах.
– Соскучился здесь один? – поинтересовалась она заботливым тоном, когда встал с кровати при ее появлении, – Да садись уже, хотя не стоит в кровати лежать в форме, сомнешь ее всю… – и протянула ему маслянистый на ощупь сверток, – на, перекуси, не стоит спать на пустой желудок.
– Мой тюремщик решил меня побаловать? – поинтересовался Эдвард, вгрызаясь в бутерброды, что там оказались, – Или же мне придется отрабатывать эти бутерброды позже?
– Не паясничай, – уже строже сказала Ольга Дмитриевна, – И не говори никому, что я тебе бутерброды приносила, ты же все-таки наказан. Кстати, что у тебя со Славей? – Эдвард чуть не поперхнулся, недоумевающе посмотрев на свою собеседницу, тоже сверлившую его взором.
– Ничего, – честно пожал плечами, – Славя очень милая и добрая девушка… – он снова увлекся бутербродом, не желая вступать в демагогию с вожатой, но вспомнив о желтых глазах в тени, решил сменить тему разговора, – Ольга Дмитриевна, скажите, пожалуйста, а у вас здесь случаем никакие странные существа не обитают возле лагеря? – сделав самое невинное выражение лица, спросил словно между прочим.
– Это ты что имеешь в виду? – она посмотрела на него не совсем понимающим тоном, – У нас здесь даже крупных животных поблизости никаких нет…
– Так я и не про животных, – Эдвард пожал плечами, – Может, истории какие…
– Ааа… – протянула вожатая, – так ты об этом. Уже рассказал кто-то? Ну да, есть у нас одна лагерная легенда, хотя никто не может сказать, что это правда или выдумка, – заметив, как Эдвард напрягся, вслушивайся в ее слова, чуть не рассмеялась, – Это всего лишь страшилка, что пионеры друг другу рассказывают, не бойся. В общем, история про девочку-кошку, что живет в лесу около лагеря. Никто не знает, что она здесь делает и почему не уходит отсюда, может, ей здесь просто нравится… В любом случае, она живет рядом, иногда следит за пионерами, какие далеко в лес заходят, но никого еще не трогала. И еще рассказывают, что она воровка, – улыбнулась вожатая, – всякие мелкие вещи крадет и прячет, особенно если оставишь их без присмотра. Я в это не особо и верила, но уже несколько раз подмечала, что у меня то зубной порошок пропадет, то мыла в упаковке не окажется, то еще что-нибудь. И повара жалуются, что у них с кухни по ночам продукты иногда исчезают и кто-то мешки с сахаром расковыривает. Хотя я думаю, что здесь больше пионеры виноваты, – она развела руками, – Такая вот история…
– Девочка-кошка? – удивленно приподнял бровь Эдвард, – Гибрид, что ли?
– Кто? – Ольга Дмитриевна не совсем поняла терминологию.
– Гибрид, – пояснил сказанное слово, – Ребенок от спаривания двух различных видов. Ну, могут быть естественным образом, если совместимость позволяет, а могут порой получаться и искусственным путем…
– Ты фантастики перечитался, – уверенно поставила диагноз вожатая, – Это всего лишь одна из лагерных историй. Кстати, у меня для тебя новость, – добавила вдруг с самым заговорщическим видом.
– Я весь в нетерпении, – Эдвард покончил с бутербродами и посмотрел на вожатую, – И благодарен за то, что не оставили умирать от голода.
– Алиса без тебя совсем смурная ходила, – хихикнула вожатая как девочка, решившая поделиться секретом, – И совсем расстроилась, когда я ей сказала, что из-за нее тебя наказали. Даже ругаться не стала, на нее это не похоже…
– Ольга Дмитриевна, повторюсь, вы провокатор, – обвинительно ткнул в нее пальцем, но вожатая только засмеялась.
– Ты с ней хоть целовался? – она сейчас буквально светилась любопытством, – Я сейчас с тобой не как вожатая разговариваю, мне же то же интересно.
– Нет… – покачал головой Эдвард, – ничего подобного не было.
– Ну и зря! – вдруг заявила вожатая, – Алиса только выглядит так, словно ей никто не нужен. А вот как ты появился, так ее и не узнать теперь. Чтобы завтра поцеловал! – добавила решительно, от чего теперь уже у Эдварда брови поползли на не предназначенную природой высоту.
– Ольга Дмитриевна! – он только попытался возмутиться, но она стукнула ладошкой его по лбу, так и оставив с открытым ртом.
– Но только так, чтобы я не видела! А теперь выйди, мне переодеться надо. И никуда не сбегай! – тут же напомнила ему, – Ты все еще наказан!
– Даю слово, – он приложил два пальца ко лбу, – Никуда не денусь, – и вышел за дверь, ожидать своей очереди вернуться и завалиться спать. Сна, конечно, не было ни в одном глазу, но день действительно постепенно подходил к своему логическому завершению, и больше идти было некуда. И да, конечно, он все еще находится под арестом, как бы забавно это ни звучало.
Комментарий к Осознание. Глава 16. я не знаю, я перебрал с философствованиями и разговорами, или нет, но получилось вот так
====== Осознание. Глава 17. ======
Глава 17.
Ему снова снились воспоминания, всплывшие откуда-то из глубин памяти, столь старой, что казалась уже забытой за ненадобностью, исчезнувшей под множеством слоев более поздних воспоминаний.
Трясущийся абордажный челнок, забитый людьми в боевых костюмах настолько плотно, что буквально вжимались друг в друга, удерживаемые от давки только специальными креплениями, компенсирующими тряску и отсутствие собственного гравитационного поля челнока. Он в самом конце, как и положено офицеру в такие моменты, последним должен вступить на борт вражеского корабля. Хотя в тот день не был даже офицером, всего лишь молодой баронет, наследник титула своего отца, которому еще лишь предстоит занять еще его место. Только недавно отправленный в действующие войска бароната, научиться хоть чему-то перед отправкой на прохождение обязательной для любого молодого дворянина службы в королевской армии, всего лишь молодой мальчишка шестнадцати лет, еще не видевший настоящей войны, только то, что проходил на тренировках во дворце и на виртуальных симуляторах.
И вот теперь идет в свой первый корабельный абордаж, и то оказавшись здесь по чистой случайности. Боевой корабль, шедший на поверхность с грузом снаряжения и пополнением для гарнизона, на котором летел к месту службы, оказался ближайшим к точке координат, где засекли обошедшего системы дальнего обнаружения пирата.
Нагнать его оказалось не проблемой, кустарно перестроенный гражданский сухогруз не мог тягаться в скорости с полноценным боевым кораблем. И, конечно, такой противник в воздушном бою ничего не смог противопоставить огневой мощи корабля флота бароната. По всем правилам его уже надо было превратить в груду дрейфующих в открытом пространстве обломков, но сканирование с близких дистанций показало, что внутри есть забитые живыми людьми отсеки. Работорговец… его пленники могли оказаться полезными для бароната, а значит, будет абордаж. Капитан корабля пытался отговорить Эдварда от участия в нем, но молодой баронет оказался настойчив, и спорить с ним не было никакой возможности, так что сейчас Эдвард будет командовать абордажной группой.
Сильный удар сотряс всю абордажную капсулу вместе с находившимися там людьми и дроидами, когда десятиметровый бронированный наконечник челнока на полной скорости вонзился в броню корабля-цели. Затем последовали хлопки термальных шашек, прожигавших многослойный корпус, позволяя челноку буквально проламываться внутрь. Бронированный нос челнока тоже сгорит, освободив единственный шлюз, ведущий наружу, и позволив отряду высадиться.
– Приготовиться! – Эдвард с трудом узнает собственный голос, в котором нетерпение охотничьей собаки мешается со страхом первого настоящего боя, – Снять крепления! Снять предохранители! – нет необходимости даже кричать, внутренние системы связи между боевыми костюмами до каждого солдата доведут даже тихо сказанные слова, – За королевство и баронат!
– За королевство и баронат! – отзываются хором остальные, и следом по салону челнока слышать только звуки убираемых креплений и активируемого оружия. Еще несколько секунд надо ждать, в верхней панели данных, расположенной прямо над внутренним прозрачным забралом идет отсчет последних мгновений до проникновения. Звук, который издает челнок, еще одной термальной шашкой отбрасывая остатки наконечника и вваливаясь внутрь, ни с чем нельзя спутать, даже если слышишь его впервые, в этот момент сердце словно останавливается, а время и пространство будто замедляются, становясь вялыми и текучими, как масло.
С шипением, выбросив большое количество перегретого пара, чтобы скрыть наступающих от солдат противника, уже ожидающих снаружи, шлюз салона распахивается, и начинается сам абордаж. Впереди двигаются «щитоносцы», тяжелые дроиды, снабженные бронированными щитами с мощным силовым полем, прикрывающие остальных от встречного огня, позволяя практически без потерь выбраться наружу всей группе. Приемники боевого костюма фиксируют звуки стрельбы и гул силового поля, отражающие многочисленные попадания, а потом крики, когда пираты понимают, кто перед ними.
Эдвард переключает режим обзора с тепловизора, поскольку там все плывет от раскаленного пара, на трехмерное моделирование, и вся картинка перед глазами превращается в проекцию черного и зеленого цвета. Бойцы его отряда уже помечены отметками союзников, но есть и другие, с красными контурами, обозначающие врагов. В легком снаряжении, без какой-либо защиты, пираты ничего не могут противопоставить абордажной команде, один за другим падая под прицельным огнем стрелков, даже в такой мешанине бьющих практически без промаха.
Снова переключение режима обзора, уже на реальное изображение, аварийное освещение в коридоре, где оказались, позволяет разглядеть все детали даже без внешних фонарей. Расплавленный металл, уже застывающий гладкими и блестящими лужами, кровь на полу и стенах, и наваленные трупы пиратов, буквально изодранные на куски разрывными и бронебойными пулями.
– Группа Альфа! Ваша цель реактор, обеспечьте его безопасность, – уверенно командует Эдвард, дрожь сама собой куда-то уходит, исчезая под эмоциями настоящего боя, что захватывают его с головой, – Группа Бета! Камеры пленников! Гамма и Сигма, зачистка жилых палуб! Дельта со мной, капитанский мостик! – он знал, что делать, все уже давно вбито в его голову многими часами уроков и тренировок, надо только правильно действовать.
Пираты не готовы к встрече с подобным противником, их целью являются невооруженные сухогрузы и пассажирские корабли, где просто некому им сопротивляться, и где не бывает настоящих боев. Соответственно и вооружение у них такое же, легкое и дешевое, эффективное против гражданских, но не способное причинить серьезных повреждений солдату в боевом костюме. Это даже не абордаж, а настоящая резня, в плен в баронате работорговцев и пиратов не берут, и они сами прекрасно это понимают.
Перед ними после поворота вырастает наспех собранная баррикада из всего, что попало под руку, и уже целящийся из тяжелого гранатомета пират, поднявшийся над всеми остальными. Только впереди группы идет «щитоносец», и реактивный снаряд приходится точно в него, на секунду закрывая коридор яркой вспышкой пламени, но так и не пробив силовое поле. В ответ дважды рявкает плазменный разрядник одного из абордажников, буквально вплавляя в стены и пол всю баррикаду и ее защитников. Их крики еще звучат в ушах Эдварда, когда отряд двигается дальше.
Кто-то выскакивает перед молодым баронетом в последний момент, закрытый от систем обнаружения боевого костюма толстой корабельной перегородкой, почти что в упор выстрелив из дробовика. Дефлекторный щит костюма поглотил заряд дроби, тут же выведя на одной из панелей, что мощность снижена до девяносто одного процента. В ответ Эдвард почти рефлекторно нажимает на спусковой крючок двуствольной штурмовой винтовки в руках, моментально шинкуя пирата разрывными пулями, буквально размазывая по стене коридора не защищенное броней тело. Его первый убитый враг, но в голове ничего, кроме радости от осознания того, что убил противника.
Подавляя всякое встречное сопротивление, отряд рвется дальше, к капитанскому мостику, уже закрытому противовзрывными дверьми и защищенному боевыми дронами. Еще несколько выстрелов из плазменного разрядника, и отчаянно отстреливающиеся дроны превращаются в оплавленные груды металла.
– Направленные заряды! – командует Эдвард, указывая на двери бойцам поддержки, уже меняющим разрядники на реактивные гранатометы с подходящими для этой цели снарядами. Первый залп оставляет в дверях большие вмятины, второй залп уже местами пробивает насквозь, а после третьего запертые двери буквально проваливаются внутрь, чтобы туда мог пробраться солдат в боевом костюме.
На мостике сопротивление пытаются оказать только несколько бойцов охраны капитана, остальные, находящиеся здесь люди – лишь операторы, отвечающие за различные системы, некоторые даже не вооружены, но абордажники все равно косят всех без разбора, поскольку перед ними всего лишь пираты.
Капитан оказался единственным, у которого было что-то похожее на броню, облегченный вариант внешнего экзоскелета, кустарно усовершенствованный и больше похожий на панцирную защиту.
Выставив перед собой силовой клинок, еще упирается в стенку у себя за спиной, понимая, что отступать дальше некуда, но абордажники не стреляют, ожидая приказания от Эдварда, только берут его на прицел.
– Кто из вас здесь главный! У кого хватит смелости сразиться со мной! – судорожно бегая глазами от одного солдата к другому, не видя перед собой ничего, кроме окуляров визоров, закрытых керамитовыми пластинами внешнего забрала, оставлявшими только узкую щель, пират пытается выиграть себе хотя бы еще несколько секунд.
Эдвард убирает оружие в крепления на левой руке, и чуть выступает вперед, ожидая дальнейшей реакции.
– А! Ты тут командуешь! – капитан дергает свой клинок в его сторону, все равно внешне не видно, кто же скрыт под броней боевого костюма, – Что, хватит смелости лично, один на один, сразиться со мной?! Поединок чести!
Молодой баронет одним движением выхватывает из кобуры дополнительный пистолет и стреляет пирату в лицо. Импульсная пуля разбивает забрало шлема и превращает череп в мелкие осколки, оставляя на стене позади широкий веер кровавых брызг и ошметков.
– Ты пират… – шипит Эдвард сквозь зубы, убирая пистолет обратно, – с тобой нет разговоров о чести, ты ее не имеешь… – слова обращены к обезглавленному трупу, сползающему по стене, но в глазах все еще стоит лицо убитого с гримасой крайнего удивления, когда увидел перед собой ствол пистолета.
Открывает глаза совершенно неожиданно, не успев различить даже разницы между сном и реальностью, так что еще несколько секунд просто лежит, уставившись взглядом в потолок, пытаясь понять, что же перед ним на самом деле, деревянный потолок домика вожатой или же полиметаллические переборки взятого на абордаж пиратского корабля. В конце концов, справившись с дыханием и убедившись, что находится все в том же «Совенке», Эдвард усаживается на кровати, пытаясь успокоиться, сон казался настолько реальным, что сердце все еще бьется слишком быстро, перегоняя по сосудам перенасыщенную адреналином кровь.
За окном все еще темное небо, он снова проснулся до восхода солнца, слишком рано, но уже без шансов заснуть снова. Вожатая на соседней кровати, в отличие от него, продолжает мирно спать, ей не снятся такие сны. В домике довольно душно даже в такое время, и в этот раз ее одеяло уползло ниже дозволенной черты, открывая взгляду Эдварда женские формы, скрытые сейчас только ночной рубашкой из тонкой ткани, даже более подчеркивающей их, чем прячущей. Вот почему соседство двух противоположных полов в одном помещении не такая уж и хорошая идея.
Он тут же отводит взгляд и решает, что пройтись по еще спящему лагерю не такая уж и плохая идея, до побудки можно будет вспомнить упражнения по фехтованию и единоборствам, и немного подумать о последних днях без чужого вмешательства.
Еще спящий, но уже вступающий в новый день «Совенок» отличное место для прогулок, больше всего радуя Эдварда тем фактом, что находится практически на грани с дикой, но при этом чудесной природой, при этом же без всякой серьезной опасности извне. Здесь нет ни мутантов, ни дикарей, ни кочевников, только лес и обитающие в нем зверюшки. В такие часы, когда еще сонный и задумчивый «Совенок» дремал, готовясь к новому дню, можно было пройтись по его еще пустым аллеям, вслушиваясь в равномерное и спокойное «дыхание лагеря».
Одевшись и осторожно прикрыв за собой дверь, Эдвард бодрым шагом направился по уже привычному маршруту к умывальникам, разглядывая медленно светлеющее над головой небо. Сейчас еще темное, но чуткие глаза, привычные к темноте, уже замечали те изменения, что происходили, когда солнечные лучи уже начинали касаться ночного мрака, хотя сам небесный диск еще находился за линией горизонта. Он полностью выйдет, возвестив о начале нового дня, меньше, чем через пару часов, к этому времени Эдвард успеет покончить со всеми утренними делами.
В умывальниках, как всегда, ледяная вода, срабатывающая как отличное средство изгнать из головы остатки сна и окончательно прийти в себя. Побрызгавшись несколько минут и зализав назад мокрые белые волосы, Эдвард неожиданно заметил совенка, сидевшего на краю навеса, защищавшего умывальники от возможных осадков, и почему-то внимательно его разглядывающего.
– Привет, звереныш, ты же тот самый? – усмехнулся Эдвард, вспоминая похожую пташку, что составляла ему компанию, когда решил подсмотреть за прибытием четыреста десятого автобуса на остановку перед лагерем. – Опять решил со мной пообщаться?
– Уху, – птичка склонила голову почти под прямым углом к остальному телу и неожиданно ему ответила. Быстро перебирая лапками, спустилась почти к самому углу жестяной крыши и снова повторила, – Уху!
– Иди сюда, зверушка, – Эдвард, все больше удивляясь происходящему, но решив проверить, как далеко подобное может зайти, вытянул руку к совенку, подзывая ближе, – Прилетишь? Я же не кусаюсь…
– Уху! – вернув голову в нормальное положение, птичка вдруг взмахнула крыльями и, описав небольшой круг над Эдвардом, приземлилась на его подставленный указательный палец, ощутимо впившись в кожу острыми коготками на лапках. Посмотрев круглыми желтыми глазами точно ему в глаза, с довольным тоном сообщила, – Уху!
– А вот теперь ты начинаешь меня пугать, – произнес Эдвард, погладив совенка, на деле оказавшимся не таким уж легким, как подумал в начале, по головке. Птичка тут же распушила перья и счастливо зажмурилась, – Не думаю, что местные животные должны быть столь дружелюбными… Ты так не думаешь?
– Уху! – птичка снова открыла глаза и наклонила голову набок, – Уху! Уху! – и вовсе сорвалась с пальца, быстро полетев в сторону леса и оставив Эдварда недоумевать, что же сейчас такого изменилось. А потом и до него дошло, что теперь уже не один здесь, около умывальников есть еще кто-то, подобравшийся совершенно незаметно. Даже не столько потому, что спугнул совенка, сколько его присутствие было осязаемо ощутимым, с почти физически чувствуемой аурой.
Обернувшись, Эдвард увидел одинокого пионера, лениво опершегося о дерево плечом, сложив руки на груди и явно смотревшего прямо на него, хотя из-за тени дерева глаз не было видно. Только сам взгляд, колкий и едкий, был вполне ощутимым, Эдвард даже не помнил, чтобы у кого-нибудь из этого лагеря чувствовал что-то хотя бы отдаленно похожее. Непонятно было только, как он тут оказался, шаги по траве для тренированного слуха вполне четко различимы, и Эдвард готов поклясться, что ничего подобного не слышал. Зато когда этот пионер направился к нему, трава под его босоножками вполне ощутимо зашелестела.
– Что, с птичками играемся? Пионерок уже не хватает? – поинтересовался странный пионер наглым и задиристым тоном, словно уже вызывал на некий конфликт. Эдварда возмутил подобный намек на пионерок, брошенный с таким видом, словно ничего особенно не произнес, хотя это уже достаточный повод, чтобы в его родном мире вызвать человека на дуэльный поединок.
– Мне кажется, что мы не настолько близко знакомы, чтобы разговаривать в подобном тоне, – холодно ответил пионеру, пытаясь рассмотреть его лицо, но, возможно из-за окружающей темноты, глаз на его лице все равно не видно, только тень от низко зачесанной челки, закрывавшей лоб, – И даже близким друзьям я бы не позволил говорить со мной подобным образом.
– Ой, какие мы нежные! – покачал пионер головой, при этом ехидно усмехнувшись, – Прямо уже ничего и спросить нельзя! А тебе наверняка было бы интересно со мной пообщаться… а мне с тобой… – последнее добавил уже задумчивым тоном, явно осматривая Эдварда с ног до головы. Зато остановился на расстоянии от него, дальше, чем позволяла вытянутая рука, то ли ожидая возможного конфликта, то ли просто придерживаясь дистанции при разговоре двух незнакомых друг с другом людей.
