Текст книги "Осознание (СИ)"
Автор книги: thelordofthedark
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 64 страниц)
– А ты сейчас куда? – удивилась Ульяна, – не пойдешь со мной, что ли?
– Алису проведаю, – Эдвард присел перед ней и стукнул пальцем по носу, от чего этот огненный ребенок расплылся в улыбке, настолько широкой, насколько это вообще позволяла природа, – Если вожатая запретила ей выходить из домика, то еще не значит, что к ней нельзя заходить. Прикроешь меня от вожатой?
– А то! – довольная Ульяна, что тоже участвует, кивнула головой, – Не волнуйся, вожатка ничего не узнает! Слово пионера!
– Вот и беги, пионер! – усмехнулся Эдвард, – Только флаг отдай! Не стоит им глаза Ольге Дмитриевне мозолить, пусть и дальше у вас в домике валяется. Пиратки…
Огненным метеором Ульяна исчезла с поля зрения, а дорогу до домика Алисы помнил хорошо, хотя внутри так еще и не довелось побывать. Все та же деревянная коробка, смотревшаяся несколько непривычно без черного флага за стеклом двери, стоявшая между двух точно таких же коробок в высокой, по пояс, жесткой и хрустящей под ногами траве. Обойдя домик и выйдя к задней стенке с окном, где сейчас открыта только верхняя форточка, Эдвард, повторяя действия Ульянки, постучался в стекло. И через пару секунд увидал расстроенную мордашку Алисы, тут же приобретшей весьма удивленное выражение, когда разглядела, кто к ней стучится.
– Эд! Ты чего тут делаешь? – она даже оглянулась по сторонам, убедившись, что больше вокруг никого нет, словно около домика могла прятаться вожатая, как дракон дожидающаяся, кто же придет спасать пленницу из заточения.
– Да так, случайно забрел, – пожал Эдвард плечами, но только рассмеялся, заметив, как глаза девушки окончательно округлились, – Окно открывай, глупышка!
– Эд, меня наказали, – уже грустным голосом сказала Алиса, – Иди лучше, куда шел… – уже готова была отойти от окна, но не для того он сюда пришел, чтобы просто так получить отказ.
– Алиса! У тебя есть два варианта, – он снова постучал в окно, заставляя ее вернуться, – Либо ты сейчас открываешь окно и впускаешь меня, либо же я сейчас вышибаю дверь и все равно захожу внутрь! Считаю до трех! Три!
– Ладно, убедил! – Алиса щелкнула шпингалетами и распахнула ставни. Подоконник находился не то, чтобы очень низко, но и забраться внутрь никаких серьезных проблем не было. Схватившись за подоконник, Эдвард подтянулся, и чуть было не запрыгнул на письменный стол, стоявший прямо перед окном, но
Алиса тут же подвинула его в сторону, позволяя спуститься на пол.
Первое впечатление, что производил домик двух рыжих изнутри, легко охарактеризовать словом «бардак». Если бы нечто подобное творилось бы у него в покоях, когда был ребенком примерно одного с Алисой возраста, то дроны, конечно, все бы убрали, но вот от отца досталось бы очень крепко, за неспособность соблюдать правила даже в пределах своих комнат. Все, что могло валяться, валялось, и все, что могло быть разбросано, оказалось разбросанным. На полу лежали какие-то наполовину разобранные сумки, поставленные под кровать и так и ни разу и не надетые домашние тапочки, уже успевший запылиться зонт, носки, еще какие-то тряпки, которым с ходу и название сложно придумать, скомканные бумажки, еще прочий мусор, успевший здесь скопиться за время пребывания девушек в этом доме. На белой скатерти, какой застелен стол, уже кто-то успел разлить что-то бурое, оставившее большое пятно в самом центре. Зато на стенах во множестве различные плакаты с какими-то животными, спортсменами в закрытой форме, похожей на облегченный вариант панцирной брони, с каким-то чудаком с белоснежными волосами и непропорционально огромной гитарой в руках, вовсе какая-то красочная мазня всех цветов радуги, где только можно прочесть написанное большими буквами слово «ГОА». На полке Эдвард не без удивления обнаружил макет то ли танка, то ли самоходки, без внимательного рассмотрения не понять, успевший покрыться пылью, еще картинку танка в разрезе и стоявший одиноко цветочек в маленькой вазе. Шкафы же в комнате забиты вещами так, что даже не закрывались толком, и завершал всю картину забитый в угол веник из сухих прутьев, стоявший здесь так давно, что успел обзавестись собственной паутиной.
Надо признать, девушки старались, без серьезных усилий развести такой бардак меньше, чем за две недели, очень и очень проблематично, хотя видимых неудобств он им, кажется, не доставлял. Алиса, впустив Эдварда, с ногами забралась на свою кровать, отложив в сторону книжку, какую, кажется, и читала, пока он не решил ее навестить.
– И чего ты пришел? – спросила первой, прежде чем сам успел объяснить причину своего появления здесь, – Чего со Славей не остался? С ней же интереснее, чем со мной…
– Решил поинтересоваться, – он сел на стул напротив, бросив к ней на кровать тряпку «пиратского флага», – Что ты тут устроила, стоило только тебя покинуть, – за окном заиграл горн, призывавший пионеров на обед, но Эдвард не обратил на него ни малейшего внимания, – Тебе обязательно было доводить вожатую до белого каления?
– А тебе какая разница? – ответила вопросом на вопрос Алиса, отводя взгляд, – Ты-то веселился, вот бы и веселился дальше! А меня оставь в покое!
– Тебя оставишь в покое, так ты весь лагерь по кирпичику разберешь, – заметил Эдвард, поворачивая стул спинкой вперед и облокачиваясь на нее, – И потом, ты говоришь таким тоном, будто в чем-то меня обвиняешь. Изволь объяснить, в чем же все-таки причина… – подумав, быстро исправился, – Хорошо бы сначала узнать причину столь безответственного поведения. Ольга Дмитриевна, как мне сказали, обещала, что тебя в комсомол не примут… Это ведь серьезно? – он чувствовал себя так, будто разговаривает с провинившимся ребенком, отчитывая его. Как примерно его отец разговаривал с ним самим, когда был еще совсем молодым баронетом и еще периодически творил разные глупости.
– Да, – грустно кивнула Алиса, снова отводя взгляд, – Серьезно. Ладно, иди уже, обед начался, а меня оставь…
– Без одного обеда я переживу, – отрицательно покачал Эдвард головой, – А вот, что с тобой происходит, разобраться необходимо…
– И зачем тебе со мной разбираться?! – неожиданно резко рявкнула Алиса, вцепившись в него злым и раздраженным взглядом, – Что, другого занятия себе не нашел?! Со Славяной этой правильной скучно стало, решил, что и к Алиске можно заглянуть на огонек, да?! – прежде, чем Эдвард успел даже что-то сказать в свое оправдание, в него полетела подушка, от которой едва успел загородиться рукой, – Иди отсюда! Чего ты вообще сюда пришел?! Вали уже к своей блондинке! Она же у нас такая правильная! Такая хорошая! – теперь в него полетела уже книга, Алиса метала в его сторону все, что только попадется под руку, не давая даже и слова произнести, – А меня оставь уже в покое! Зачем ты только вообще сюда приехал?! Шпион чертов! Врун! Все врешь!
– Хватит уже! – Эдвард метнул подушку обратно, предупредив новый бросок, где вместо снаряда в кулачке был зажат тапок, – Истерики устраивать на пустом месте!
– Я тебе покажу истерики! – Алиса с мокрыми от слез глазами вскочила с кровати. Только Эдвард, порядком уставший за сегодня от всевозможных сцен, раздраженный тем, что после милой и скромной Слави, общение с которой не приносило ничего, кроме морального и эмоционального успокоения, каждая девица в этом лагере, начиная с вожатой, стремится испортить ему настроение, отреагировал быстрее. Стул полетел в сторону, отбитый ударом ноги, когда Эдвард вскочил со своего места, и, прежде чем Алиса успела ударить, ушел в сторону от ее броска. Девушка не успела даже удивиться, что перед ней всего лишь пустой воздух, как ее руки оказались прижаты к телу стальным захватом. Оказавшись у нее за спиной, Эдвард крепко сжал девушку в районе груди, не давая даже пошевелиться.
– Может быть, теперь ты успокоишься? – попросил Эдвард, пока Алиса пыталась вырваться из захвата, но тут же сжал зубы, когда та со всей силы приложила ему пяткой по пальцам на ноге, – Да что же ты такая… – договорить не успел, поскольку пятка опустилась снова, в этот раз уже на другую ногу, – Да хватит уже!
– Отпусти меня! – прокричала Алиса, и Эдвард сообразил, пусть и не видя ее лица, что девушка плачет, – Немедленно отпусти меня!
– Я что, жить расхотел? – усмехнулся Эдвард, – Пока ты не успокоишься, буду тебя держать, чтобы, не позволь тебе Небо, никаких глупостей не наделала.
– Отпусти! – рявкнула Алиса и снова принялась пяткой обрабатывать ему уже начинавшие гудеть пальцы ног. Все равно босоножки не давали никакой защиты, даже самой примитивной, кроме еще одного повода проклясть того, кто вообще эту обувь придумал как часть пионерской униформы. Спасая хотя бы то, что еще можно сохранить от собственных ступней, Эдвард повалился на кровать, заодно лишая и Алису точки опоры, не позволяя наносить новые удары.
Довольно сильно приложившись головой о деревянную стенку домика, он все же уселся на кровати, все так же прижимая к груди Алису, потерявшую точку опоры, но не оставившую свои попытки вырваться, дополнительно громогласно объявляя, что же она с ним сделает, как только освободится.
– Да что же ты за дурочка такая? – умилялся Эдвард, только крепче прижимая, чтобы ничего себе не вывернула, – Вот и поспеши к человеку на помощь, потом только и выслушивай от него одни лишь оскорбления да угрозы… Алиса? – девушка перестала вырываться, и окончательно сорвалась на рыдания, уже даже и не пытаясь этого скрывать. Уткнувшись ему в руку, плакала, с трудом сдерживая нервные судороги диафрагмы, сводившие ей грудь, – Алисочка, ты что делаешь? – Эдвард моментально отпустил ее, но она даже и не думала подниматься, пришлось снова ее прижать к груди, почти как ребенка, чем-то очень сильно расстроенного и никак не способного успокоиться. Уткнувшись в него, рыжеволосая бандитка, чуть не утопившая его в первый день, теперь заливала слезами ему рубашку, оставляя в недоумении по поводу того, как следует поступать.
– Почему ты меня никак не оставишь в покое? – наконец, прогундосила девушка ему в рубашку, крепко вцепившись в него руками, – Почему ты меня мучаешь…
– Алиса, да что же ты говоришь такое… – Эдвард неожиданно понял, что никогда раньше не попадал в подобные ситуации. Он прошел через очень многое, пережив то, что свело бы многих других людей с ума. Ему приходило добивать раненых, приходилось командовать расстрелами, объявлять ковровые бомбардировки городов, забитых беженцами и гражданскими, приходилось держать за руку умирающего друга, которому оставалось всего лишь несколько секунд на предсмертное прощание. Приходилось приносить семье погибшего известия о его смерти, приходилось пытать и допрашивать, грабить, убивать, отравлять в огненный ад войны миллионы людей, возвращавшихся оттуда жалкими обрубками в оцинкованных гробах, но никогда прежде ему не приходилось успокаивать плачущую молодую девушку, сейчас так доверчиво вжавшуюся ему в грудь. И это чувство отупляло, моментально вынося из сознания все мысли, оставляя лишь звенящее ощущение пустоты.
– Я вас видела… – продолжая плакать, добавила Алиса, – На пляже. Тебя и Славю… вы были вместе… – она разревелась с новой силой, не в силах сдерживать рвущиеся из нее эмоции, словно копившиеся очень долгое время, но теперь наконец-то прорвавшие плотину и устремившиеся наружу, – Зачем ты пришел? Зачем…
– Святое Небо! – простонал Эдвард, погладив ее по рыжим волосам, не зная, то ли ему самому тоже плакать, то ли смеяться, – Алиса, девочка моя, что же ты себе опять надумала…
– Скажешь, я не права? – буркнула девушка ему в рубашку, шмыгнув носом, – Только не ври, что вас там не было. Я все видела… Я думала… А ты… – кажется, начинается новый поток рыданий, и Эдвард не представлял, как можно его остановить, – Конечно, она лучше. Такая правильная вся, ответственная…
– Да плевать на то, какая она! – выдохнул Эдвард отрывая Алису от себя, чтобы посмотреть в ее заплаканные глаза. Она даже не пыталась сопротивляться, только продолжала руками держаться за его рубашку, – Как ты только могла подумать, что мне вообще кто-то еще нужен… кроме тебя? – произнести эти слова стоило немалых усилий, но глядя сейчас в эти заплаканные янтарные глаза, все-таки осознал, что если «Совенок» действительно ему что-то и дал, так эту девушку, бывшую с ним с первого дня, и от которой так долго отказывался. И все эти слезы, вся эта истерика только из-за него, из-за того, что не уделял ей достаточно внимания, достаточно времени. И только он виноват в той боли, что ей причинил.
– Зачем ты это говоришь? – Алиса опять была готова разреветься, но он снова прижал ее к себе, как самое ценное, что вообще у него здесь было.
– Потому, что я в это верю, – ответил ей, гладя по растрепавшейся прическе, – Потому, что был дураком, не приняв этого сразу. Потому, что такое чудо, как ты, встречается только раз в жизни…
– А мне сказали, что ты со Славей целовался… – буркнула Алиса, моментально вогнав Эдварда в состояние ступора. Конечно, одно дело пускать слухи, рассказывая о поцелуях и прочем, но совсем уже другое вот так напрямую врать человеку, который был ему далеко не безразличен, в лицо вот так нагло.
– Кто это сказал? – прохрипел Эдвард, с трудом сдерживая закипевший в груди гнев, посмотрев Алисе в глаза, – Кто это тебе сказал? Только покажи мне этого человека, и мне совершенно плевать, кто он и кем является, я ему эти слова в глотку вобью вместе с зубами!
– Так он прав или нет? – упрямо повторила девушка, не ответив на первый вопрос, – Ты целовался со Славей или нет?
– Конечно, нет! – выдохнул в ответ, – Ни с кем и никогда я здесь не целовался! Ни со Славей, ни с кем-либо еще! Святое Небо! Да как вообще такое можно говорить! Ты кому больше веришь, мне или первому встречному? – он внимательно смотрел на девушку, силясь прочесть в ее глазах настоящий ответ, но она только доверчиво прижалась к нему, в первый раз с начала их разговора улыбнувшись, пусть и сквозь слезы. Не надо было даже произносить ответ вслух, он и так все понял, – Кто это был? Кто тебе сказал, что я целовался с нашей помощницей вожатой?
– Я не знаю его… – пожала Алиса плечами, успокоившись и вытирая глаза, – Наверное, он из другого отряда. Подошел, поинтересовался о тебе. А потом сказал, что ты сейчас на пляже, со Славей целуешься. Я и побежала туда… даже не запомнила, как он выглядит… А ты там… со Славей…
– Я могу быть много с кем, – покачал головой Эдвард, – меня уже приучили, что нельзя так легко разбрасываться хорошими людьми, что есть рядом, но вот нужна мне только ты. А этого пионера, обещаю, найду, и заставлю его просить прощения за то, что он тебе наговорил… Слышишь? – девушка кивнула в ответ на вопрос и снова заулыбалась. Сейчас только это и казалось Эдварду важным, левой рукой чуть поправил растрепавшуюся челку, падавшую на глаза, – А тебе бы умыться не помешало. Полотенце хоть есть в этом бардаке?
– Есть, – девушка кивнула, но вместо того, чтобы подняться за полотенцем, только крепче к нему прижалась, – давай потом, Эд… Просто побудь рядом, ладно?
– Как скажешь, – он большим пальцем стер слезинку у нее под глазом, – Я буду рядом… только скажи, – кажется, больше ничего и не требовалось, словно в груди что-то разорвалось, освобождая забитое глубоко внутрь чувство, теперь наконец-то добравшееся до его души, обновляя и заново собирая ее, почти до боли ощутимо.
– А что ты со Славей делал на пляже? – все-таки спросила Алиса, – Я же видела, как вы там вместе сидели.
– Да болтали о разном, – пожал он плечами, – Нас Ольга Дмитриевна за ягодами отправила, а до этого что-то разговорились. Ты же знаешь Славю, она любой разговор поддержит… – снова погладил ее по волосам, любуясь девушкой, сейчас лежавшей головой у него на коленях, – Не все же тут на меня с кулаками бросаются.
– Моя прерогатива, – улыбнулась Алиса, согласившись, – А о чем все-таки говорили? – кажется, этот разговор ее очень сильно беспокоил, встав острием между ними, и требовалось его убрать как можно быстрее.
– А хочешь, я и тебе расскажу, что Славе рассказывал? – предложил Эдвард, но в этот момент в стекло опять постучали, заставив их одновременно дернуться от неожиданности, слишком зациклившись друг на друге.
– Кого там еще демоны принесли? – Эдвард неожиданно ясно представил себе, как выглядит вся эта ситуация со стороны, что сидит в одном домике с девушкой, так удобно расположившейся у него на коленях, и что об этом можно подумать.
Алиса тоже резко вскочила, пытаясь на ходу вытереть заплаканное лицо, поднявшись с кровати и испуганно оглядываясь, пытаясь сообразить, куда можно деться. Эдвард же быстро ретировался с кровати, где его можно увидеть снаружи, оставаясь в мертвой зоне обзора, и отвечать на повторяющийся стук пришлось девушке, и выглянувшей в окно.
– Ульянка! Блин, ну ты и напугала! – облегченно выдохнула Алиса парой секунд спустя, открывая окно. Эдвард у нее за спиной тоже почувствовал сильное облегчение, что тревога оказалось ложной, и помог затащить девчонку, прижимавшую к себе большой пакет, внутрь. Оказавшись в домике, Ульяна с особой гордостью продемонстрировала содержимое пакета: трофейные булки, три картонные пачки яблочного сока, какие Эдвард вообще видел впервые, и даже завернутые в промасленную бумагу бутерброды с колбасой и сыром. Судя по запыхавшейся мордашке, нести все это было девочке не так уж и легко, но ее искреннее желание помочь пленной подруге оказалось гораздо сильнее физической усталости.
– Повара дали! – довольно вякнула в ответ на вопрос Алисы, откуда все это достала, – Я им сказала, что тебя обеда лишили. А повариха сразу запричитала, что детей нельзя без еды оставлять. Уже хотела идти на вожатую со своей поварешкой, – под общий смех добавила, садясь на свою кровать и раскрыв кулек с конфетами, тоже вытащенный из пакета. Жуя одну, закончила, – вот и навалили мне всего, что на кухне еще было. Пусть вожатка попробует что-нибудь только сказать! А где мой флаг?
– Здесь, – кинул Эдвард ей черное полотнище, – Еще раз попытаетесь его над площадью повесить, вожатая до вас даже добежать не успеет, лично с вами разберусь, – вскрыв пакет с соком, протянул его Алисе вместе с булкой, присев рядом на кровати. Девушка почти сразу же устроилась у него на плече.
– А чего вы тут делаете? – не до конца даже прожевав конфету, поинтересовалась Ульяна, – Неужели целуетесь? – у нее даже глаза загорелись, когда произнесла вслух этот вопрос, а вот Эдвард чуть не подавился булкой, от которой только кусок откусить успел.
– Вы меня точно в могилу вгоните, – покачал головой, постучав себя в грудь, прогоняя застрявший кусок дальше по пищеводу, – Ульян, осторожнее со словами, – он посмотрел в сторону Алисы, спокойно сидевшей рядом и жевавшей булку.
– Тебя, кстати, вожатая искала, – заметила девчонка, беззаботно развалившись на своей кровати, жуя конфеты, – Уж не знаю зачем, но сильно недовольная. Алис, он тебе рассказывал, как накричал на вожатую?
– Что? – девушка удивленно посмотрела в сторону Эдварда, сразу же сделавшего вид, будто очень сильно заинтересован содержимым начинки своей булки, – Наорать на Ольгу? Эд, ты там точно с блондинкой ягоды собирал, а не грибы какие-нибудь?
– Ага, – Ульяна уселась на стул напротив, – Наорал и отчитал ее, как какую-то пионерку, я его еще таким злым не видела. Мы там все стояли, как громом пораженные. И вожатка наша в первую очередь.
– Эд, ты наорал на вожатку при всем отряде?! – Алиса ткнула под бок кулачком Эдварда, заставляя реагировать на вопросы, – И с чего причина? Рассказывай давай!
– Наверное, мне собираться пора, – Эдвард не собирался распространяться о своих подвигах, но тут же был остановлен Алисой, схватившей его пальцами за ухо.
– Давай рассказывай, с чего ты это скандалишь с вожатой? – потребовала Алиса, возвращая его на место. Оказывается, это довольно больно, когда тебя тянут куда-то за ухо, и Эдвард был вынужден вернуться на место.
– Из-за флага, – первой успела Ульяна, не дав ему и рта раскрыть, – Его вожатая привела, чтобы весь отряд собрать и тебя виноватой объявить. А вместо этого он на нее накричал, что нельзя делать кого-то виноватым, и вообще не надо было ничего устраивать, снял флаг и ушел! – от воспоминаний у Ульянки опять загорелись глаза, – Тебе надо было это видеть! Это было так круто! Я даже сама испугалась, хоть вожатке только и досталось. Эд, скажи, что все так и было? – словно только сейчас вспомнив про виновника произошедшего, потребовала Ульяна подтверждений.
– Перевираешь, – отрицательно покачал головой Эдвард, – не так уж я на нее и кричал. И вообще можно было без этого обойтись.
– Так зачем ты вообще на нее накричал? – не отставала от него Алиса.
– Тебя он прикрывал! – радостно вставила мелкая, растянувшись в улыбке до ушей, – Так и сказал, что нечего одного виноватым выдвигать…
– Не мог же я просто так все это оставить, – пожал Эдвард плечами, – Оскорбление флага действительно серьезное преступление, и надо было наступать, чтобы про тебя забыли. Вроде получилось…
– Эд… – тихо позвала Алиса, заставив обернуться, – Спасибо… – и, сама жутко стесняясь, поцеловала его в щеку.
====== Осознание. Глава 16. ======
Глава 16.
Что есть страх? Страх – всего лишь защитная реакция организма, что самопроизвольно включается в те моменты, какие могут оказаться опасными для его нормальной жизнедеятельности. И главная его задача заключается в том, чтобы избегать подобных моментов, сохраняя прежнюю функциональность, без каких-либо повреждений, а для этого чаще всего он требует бежать, как можно дальше и как можно быстрее, отказываясь от того пути, что является опасным, насколько бы правильным при этом ни был. В страхе нет ничего постыдного, поскольку с молоком матери, с генокодом миллионов предков и пройденных поколений в кровь и плоть человека передается желание жить. Конечно, с самого начала это было лишь рефлексом, что позволял спасаться от хищников и хищных тварей, и потому до сих пор люди рефлекторно дергаются от резких и неожиданных звуков, выскакивающих перед ними препятствий и непонятных предметов, реагируя как и положено жертве при появлении опасного врага – моментально напрягая все силы организма и готовясь бежать. Однако чем дальше человек развивался, чем сложнее становились его мысли, тем дальше совершенствовался и страх, приобретая новые формы и образы. Люди научились бояться неизведанного, привыкая жить в том уютном мирке, что сами создавали, научились страшиться себе подобных, поскольку лишившись природных врагов, что уже не могли серьезно навредить популяции, начали с упоением истреблять друг друга. Научились бояться эмоций… Сознание познавало само себя, и люди в социуме познавали друг друга, радуясь, играя, конфликтуя и споря. Общение становилось все теснее, вызывая все новые и новые эмоциональные всплески, о каких их предки не могли даже и думать. Только не все они были положительны для организма, порой заставляя его страдать и мучиться, и тогда страх получил новую форму, заставляя людей отгораживаться от подобных переживаний, чтобы не получать повреждений, не физических, но духовных.
И Эдвард чувствовал, как его охватывает страх. Тот страх, что когда-то очень давно он смог перебороть, но ошибся, не увидев всех последствий, и тот, что позже очерствил его душу, превратив в камень, о который разбились все остальные эмоции. Ему никогда не было страшно за себя, своей жизни и души не жалко ради поставленных целей, они просто больше не были ценностью в его глазах, но ему все еще было страшно за тех, кто с ним рядом. За тех, кто ему дорог. И теперь ему стало очень страшно за Алису, за того человека, что вновь разбудила в нем то чувство, от которого когда-то отказался, заставив себя верить, что оно всего лишь слабость, способная помешать двигаться дальше.
Эта девушка всего лишь за несколько слов стала самым близким ему человеком не только в этом мире, но и в его родном, где родился, где сражался и где убивал. Всего лишь несколько сказанных слов, и душу словно разорвало, брызнув черной и гнилой кровью, слишком долго застоявшейся в гнилых сосудах, что давно перестали пульсировать. И теперь забились с новой силой, напоминая ему, как же это больно и мучительно, когда рядом тот, кого ты боишься потерять.
Девушка не успела даже убрать губы от его кожи, как подобные мысли словно яркой полосой прорезали его сознание, заставив вздрогнуть от неожиданности. Рефлекторно сгреб девушку двумя руками и крепко прижал к себе, так что та только пискнула от неожиданности, и зарылся лицом в ее волосы, надеясь, что никто не заметит той глупой и бессмысленной слезинки, выкатившейся из глаза.
– Я обещал, что никогда больше… никогда… и я нарушил слово… – проговорил он шепотом, не желая выпускать Алису из объятий, – Я не должен был… Я не имею право на подобное…
– Эд, ты что делаешь? – прогудела девушка, пытаясь выбраться, но получилось далеко не сразу, лишь когда он сам смог справиться с накатившими на него чувствами.
– Я вам тут не мешаю? – ехидно заметила Ульяна, про которую в этот момент Эдвард почти забыл. Зато не забыла она сама, довольная при этом настолько, что, кажется, еще немного и ее физиономией можно будет заменить Солнце, лучилось удовольствием никак не меньше.
– Ульян! – буркнула на нее Алиса, отряхиваясь и пытаясь привести в порядок взъерошенные волосы, но сама при этом покраснев так, что на ее лице можно было яичницу жарить, – Не говори глупостей! – а потом все-таки повернулась к Эдварду, окончательно забывшему о еде и уставившемуся куда-то в пол, уйдя в глубокие дебри собственного разума, – Эд, о чем-ты сейчас говорил?
– Ни о чем особенном, – он постарался выдавить из себя улыбку, но получилось плохо. Первичный заряд эндорфинов, взорвавший мозг в первые минуты, когда наконец-то смог себе признаться в том, что сидящая рядом с ним рыжая девушка очень ему дорога, прошел. И теперь на его место приходили куда более мрачные размышления, какими никого не хотел пугать, – Не бери в голову, – спиной прислонившись к стенке домика, сделал несколько больших глотков из открытого пакета сока, сладкого, но уже успевшего согреться, оставляя во рту не очень приятное вяжущее ощущение.
– Тогда скажи, ты сейчас серьезно говорил? – Алиса тоже прислонилась к стене рядом с ним, – Или просто для того, чтобы успокоить меня? – кажется, ей тоже не просто так давались подобные признания, и сейчас тоже чего-то очень боялась, – Пожалуйста, говори честно, я больше не смогу слушать вранье…
– Я никогда тебе не врал, – Эдвард погладил девушку по щеке, видя в ее глазах страх, смешанный с надеждой и одновременно с ожиданием. Она очень хотела услышать ответ, но боялась того, каким он может быть, – Недоговаривал, признаю, но лишь потому, что не знаю, могу ли тебе рассказать всю правду. И я никогда не вру о подобных вещах, слишком сложно они даются…
– И ты… не передумаешь? – у нее неожиданно на глазах снова появились слезы, словно зацепило какое-то старое болезненное воспоминание, спрятанное глубоко внутри, но все еще продолжающее тревожить ее еще слабую, не обточенную испытаниями, душу. Ее ручка как-то особенно крепко схватилась за локоть Эдварда, словно боясь, что сейчас он вырвется и сбежит.
– Хватит уже ваших телячьих нежностей, – Ульяна кинула в них кусочком булки, напоминания, что кроме них здесь есть еще один живой человек. Эдвард рефлекторно перехватил его, успев увидеть, как что-то летит в его сторону, но потом чуть не рассмеялся, представляя, как их с Алисой разговор действительно выглядит со стороны. И что в чужом присутствии действительно не стоит так себя вести. Его собеседница, кажется, тоже сообразила, что перешли на действительно личные темы, и бросила строгий взгляд на Ульяну.
– Уль! – попросила она, но ее соседка, кажется, действительно поняла, что лишняя здесь и в этот момент. На ходу дожевывая бутерброд с колбасой, полезла в окно, ничуть не стесняя того, что с грязными босоножками забралась на стол.
– Я пойду пока прогуляюсь, – озорно подмигнув, перпетуум-мобиле в человеческом обличии, с шумом спрыгнула на траву, озорно им подмигнув, – Так что минут двадцать у вас есть. Если что, я буду стучаться! – прежде чем Эдвард успел запустить в нее обратно недоеденной булкой, с хохотом скрылась за углом домика.
– Вот что за девчушка такая… – хлопнув себя по лбу, протянул Эдвард, – Если по лагерю опять слухи пойдут, то, клянусь Небом, косы ей оборву…
– Она же ребенок, – улыбнулась Алиса, возвращая голову ему на плечо, явно уже считая это место своим по праву, – Хотя ты прав, она очень говорливая. Эд… ты не ответил на вопрос, – добавила спустя несколько секунд, пока просто молча сидели рядом, разбираясь в собственных мыслях. Для Эдварда все складывалось как-то слишком быстро, особенно после того, как сам же раз за разом убегал от подобных моментов, буквально преследующих его в этом лагере.
– Алис, понимаешь, – он усмехнулся, – есть такие понятия, против которых нельзя спорить. И одно из них как раз и заключается в том, что необходимо держать слово. Если я что-то сказал, то не буду «передумывать», это слишком глупо… – и обнял девушку за плечи, – даже думать об этом не смей.
– Эд… – Алиса совсем покраснела, с трудом подбирая слова и старательно уводя от него взгляд, – Я тогда должна тебе сказать… чтобы ты знал… ну, и чтобы решил тогда сразу… я не хочу больше скрывать от тебя, – еще никогда прежде он не видел ее такой стесняющейся, и улыбка против воли расползалась на лице Эдварда, пока девушка заканчивала начатую фразу, не зная, как сделать так, чтобы звучало мягче, – Эд… я ведь не такая как все… ну, как большинство других… понимаешь… – глубоко вздохнув, девушка все-таки подняла на него полный немого вызова взгляд, – я ведь из детдома! – и тут же замолчала, внимательно глядя ему в лицо и ожидая ответной реакции. Из одного только зловредного чувства удовольствия Эдвард на несколько секунд задержался с ответом, наблюдая, как на лице этой казавшейся такой гордой и самодовольной девушки проявляется практически физически ощутимое ожидание, борющееся с недоверием и одновременно с надеждой.
– Я знаю, – он поцеловал ее в лоб, прижав к себе крепче, – Мне Ольга Дмитриевна как-то проговорилась… – выражение лица Алисы моментально сменилось на удивленное, так что даже глаза округлились и готовы были выскочить из глазниц, – А ты что думала, что никто не заметит, как мы вместе ходили? – только рассмеялся, – Меня вожатая за эти дни успела уже во всех смертных грехах обвинить, так что нечего тут удивляться! – и стукнул ее пальцем по носу.
– И ты все равно? – она посмотрела на него одновременно с надеждой и удивлением, словно не веря только что сказанному, вцепившись ему в руку почти до боли. Наивное и простое создание, успевшая почувствовать жестокость человеческого общества по отношению к таким, кто не укладывался в привычные рамки, и теперь прятавшая этот страх за напускной смелостью, отвечая окружающему миру тем же самым. И только стоило дать ей поверить, что может быть кому-то нужна просто такой, какая есть на самом деле, как под Алисой-разбойницей проявилась другая Алиса. Хрупкая и нежная, нуждающаяся в человеке рядом даже гораздо больше остальных, потому что с самого начала привыкла быть одна против всего мира и почти разуверившаяся в том, что кто-то может ее принять настоящую.
