Текст книги "Дневник библиотекаря Хильдегарт"

Автор книги: hildegart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 93 страниц)

2007/10/02

Люди, вы меня простите, что я пропала, но у меня началась моя сезонная «куриная слепота», и тётя-доктор категорически запретила мне подходить к компьютеру. Надеюсь, что это не очень надолго....

До скорой встречи! Не забывайте меня. А уж я-то про вас не забуду,будьте уверены! :)

2007/10/06 Вавилонская библиотека

О вспомогательных местечках и специализированных уголках

Спасибо всем большое за добрые пожелания. Про здоровье не спрашивайте – здоровье так себе :) Так что, буду пока выходить в эфир небольшими порциями и с большими промежутками.

С сегодняшнего дня я начинаю публикацию выдержек из жалобной книги Вавилонской библиотеки. Для начала – не о читальных залах, а обо всём, что их окружает. С сохранением особенностей орфографии, пунктуации и стиля оригинала

Первое – это, собственно, не жалоба, а благодарность.. Честное слово, это писал НЕ иностранец. По крайней мере, по паспорту он российский гражданин.

Уважаемая Директор!

Не один год посещая Прекрасную библиотеку на Я. Воротах, мне не однажды приходилось сталкиваться с её услугами!

Отмечая ЖЗЛ им. Рудомино прекрасной организацией подготовки читательского процесса у посетителей, которая начинается от вестибюлля и до хорошо оборудованных Залов, которые обширны и которыми очень удобно воспользоваться! Я восхищен и поражен приятно профессиональным умением всех Ваших сотрудников, умением и желанием подарить посетителю, начиная от самого входа, и до каждого места для каждого посетителя!

Это – как в Читальных залах, так и во всех вспомогательных местечках и специализированных уголках!

Обращает на себя пристальное внимание тот факт, что общепит библиотеки упрятан под землю. Но почти спускаясь по винтовой лестнице, попадаешь вдруг – в тихий зал!

Столовой, где есть ряд мест при входе, позволяющих читателю читать вперемешку с приёмом пищи, а если пожелает – то самым респектабельным образом!

Жалюззи из окон зимой и летом здесь открыты ровно так, чтобы не вызывать излишние передвижения воздуха в моменты сквозняков. Свет из светильников льётся по стенам ровно и спокойно. Так что у всех вскоре совершенно пропадает впечатление. И на смену ему приходит новое ощущение, что у вас всё хорошо, и доброе время обеда.

Нельзя не заметить при этом и то, что это новое, светлое чувство и хорошее впечатление. Это происходит ввиду усилий и большой подготовительной работы Столовой. Иначе, без излишней Административной мишуры и текущих расходов (накладных).

Столы в Столовой всегда блестят и чисты, а при получении обеда, к вам самое любезное предупреждение, от самого первого блюда, до закусок и чая.

Глубокоуважаемая Директор! Сегодня я хочу поблагодарить Вас и весь коллектив Библиотеки за доскональную и пристальную с нами работу. И поздравить, как лично Вас, так и всех, с праздником Великой вооружённой борьбы нашего народа за искоренение феодальных пережитков, сделавших нашу Великую страну в прежние времена неуправляемой!

А также Вас лично поздравить с Первою попыткой (правда не вполне совершенной по содержанию и исполнению, а потому – не вполне удачной) осуществить здесь Реальное Народной Самоуправление.

Хочу пожелать Вашей библиотеке на бескрайних просторах нашей Родины, благой и обширной, от Великого Самого Океана до Берингова Моря и Белого Морей и Балтики, творческих успехов, как это уже сегодня имеет место в среде коллектива Вашей Библиотеки!»

А чтобы у вас не сложилось впечатление, что в нашем буфете всё так радужно и прекрасно, вот вам жалоба на работу буфета:

«Я хочу пожаловаться на принципиальное хамство работников буфета! Если работникам буфета нужно время, то они должны написать об этом во всеуслышание, а не заставлять людей ждать!!!

Когда я спросила у работника буфета, будет ли сегодня буфет, он извинился, но с принципиально хамской, вызывающей интонацией! И сказал, что через минуту откроют! Я считаю, что такое хамство неприемлемо нигде и никогда! Прошу обратить внимание на непозволительное поведение коллектива буфета, иначе мы будем питаться, исходя из собственных скудных запросов!»

И ещё парочка мелких замечаний:

«Система поиска продуктов в меню буфета крайне запутана и неудобна!»

«Прошу обратить внимание Администрации на то, что надпись на одной из дверей библиотеки «Туалет» совершенно не соотвествует никакой действительности!»

«Уже не протяжени трёх месяцев не могу найти автомат на лестничных пролётках! Очень прошу, чтобы его предоставили всем желающим!»

Надеюсь, что последняя просьба всё-таки будет оставлена администрацией без ответа. Иначе нам всем каюк.

2007/10/07 Моя подруга

Моя подруга и Порядок В Доме

– Знаешь, меня всегда умиляли эти сцены в каких-нибудь там фильмах или романах. Старый, но ещё бодрый холостяк лет так тридцати пяти приглашает к себе девушку… а она вся такая юная, очаровательная, сама непосредственность… Кстати, ты заметила, что слова «посредственность» и «непосредственность» фактически синонимы? Но я не об этом же! Так вот, это самое юное создание припирается к нему в холостяцкую берлогу, всплёскивает ручками при виде того ср… беспорядка, который там творится, тут же берёт в руки щётку, тряпку, пылесос, грязеуброчный комбайн.. и через полчаса квартира холостяка сияет, как Колонный зал Дома Союзов. И холостяк тоже сияет. И плачет от умиления. И тут же, не сходя с места, на ней женится. Идиот! Не знаю. Я бы на месте этих холостяков, как только бы заметила, что девушка тянется к швабре, тут же бы её вышвырнула, немедленно! Пусть садится верхом на эту швабру и летит к дьяволу! И пусть у него там в аду делает уборку! Это же верх бесцеремонности… неприличия… не знаю, ещё чего – убираться в чужой квартире! Уборка – это же ОЧЕНЬ интимный процесс, гораздо интимнее, чем секс. Чтобы заниматься сексом… ну, я не знаю.. можно, конечно, кое-что перед этим узнать о человеке, кое-какие детали… но, в принципе, не так уж и обязательно. А допускать чужого человека к уборке – это верх неосторожности.

Ты пойми : твой собственный, неповторимый срач в твоей квартире – он же и есть твой внутренний мир… там каждый носок на люстре, каждая дискета на полочке в ванной, каждые ключи от гаража в холодильнике… это же всё что-то такое о тебе, о твоей внутренней сущности говорит! И почему-то этой твоей внутренней сущности НУЖНО, чтобы всё это лежало именно там, где оно и лежит, почему-то ей так УДОБНО. И тем, к то с тобой живёт, это нужно, иначе они просто не будут с тобой жить.. они просто не смогут, я уже сколько раз на собственной шкуре убеждалась. А тут является какая-то зараза и начинает рассовывать всё это «по местам». И всё! И к чертям собачьим вся твоя внутренняя сущность! Нет, но он-то, он-то, дурак, думает, что она ему услужить хочет, что она теперь так и будет у него ходить в уборщицах и судомойках.. Чёрта с два! Это она так самоутверждается в его пространстве. Она его этой самой шваброй вместе с прочим мусором загоняет в самый дальний угол и прикрывает рогожкой, чтобы он, в принципе, был рядом, но на глаза не попадался. И так он там и будет лежать, в тишине и плесени, и жевать свой старый носок, и читать позавчерашнюю газету. А всё потому, что сразу не усадил её на швабру и не дал ей пинка под зад!

Нет, я не говорю, что НИКОМУ нельзя позволять у себя убираться. Если ты можешь довериться этому человеку… если ты можешь отдаться ему до такой степени, чтобы он взял и, допустим, вымыл твои подоконники… или, не дай Бог, разобрался в шкафчике у тебя на кухне… ну, тогда – да. Тогда – пожалуйста. Но ведь это до какой степени надо доверять человеку, чтобы допустить его до такого дела! Это ведь фактически, как лечь на стол к пластическому хирургу. Во-первых, стыдно и неуютно, что ты перед ним такая вся голая и отвратительная. Во-вторых, очень боязно за результат. Ведь после его, пардон, вмешательства это уже буду не я! А в-третьих, ты же лежишь на этом столе и понимаешь, что нет никакой, на фиг, необходимости в этой чёртовой операции, и что самое разумное – оставить всё, как было.

– Я иногда начинаю реально бояться, что ко мне залезут жулики. Ну, грабители, в смысле. Нет, ясно, что они ничего ценного не украдут – чего у меня красть-то? И не страшно, в принципе, что они учинят погром… Это, знаешь, если по чёрной стенке красить чёрной краской, всё равно ж незаметно будет, правда? Но у меня такая абсурдная мысль всё время… А вдруг они придут, увидят всё это, возьмут швабру и начнут убираться! Я понимаю, что идиотизм, но иногда мне кажется, что я всерьёз этого боюсь. Прямо внутри всё переворачивается, как об этом подумаю! Одно утешение – швабры-то у меня и нету!

– Говорят, сейчас такие холодильники навороченные выпускают… С Интернетом, с дисплеями всякими, с программным управлением. Если что-то стухло там у тебя, он тебе об этом подробно сообщает. Я подумала: если я себе такой холодильник куплю, он у меня быстро станет интеллектуалом. Он у меня такие слова выучит, каких ни один холодильник не знает. Нет, правда. «Артефакт», например. Или «кунсткамера»… Но я, конечно, его не куплю. На фига он мне? У меня моя старенькая «Юрюзань» ничуть не глупее. Она даже сама размораживается иногда, без всякого программного управления. Я думаю, она это от отчаяния делает…

2007/10/09 Из разговоров с церковоной певчей

– Я знаешь, почему так долго не звонила тебе? К нам же французы в гости приезжали! Ну, да, те самые… только они в этот раз с ребёнком приехали. Хороший мальчик такой.. по-моему, лет пять ему, не больше. Или шесть? Может, и шесть. И имя такое редкое – Жан. А что ты смеёшься? На самом деле и вправду редкое: у них теперь такие простые имена не в моде, а в моде либо какие-нибудь восточные, с арабскими наворотами, либо англизированные. Так вот, Жан… Знаешь, я раньше думала, что мои дети – разбойники. Но теперь-то я знаю, что они у меня все смирные и образцовые… все, как на подбор, даже Ванька. Им за всё время, пока они на свете живут, ни разу не удавалось сделать с квартирой то, что этот Жан в лёгкую делал с ней за полчаса. Причём, их-то трое, а он один. Вот что значит – умение и сноровка. Ну, и природные данные, разумеется. Мои, знаешь, только сидели по углам и смотрели на это, разинув рты – опыта набирались… Потрясающий парень, одно слово.

По-русски он, конечно, совсем не говорил, ни слова, но каким-то образом они с моими оглоедами отлично друг друга понимали. И вот, как-то раз смотрю: стоит этот Жан у нас на лестничной площадке, а сосед из квартиры слева ему за что-то выговаривает. Он, вообще, очень нервный, этот сосед, и занудный.. как с утра выходит на лестницу с ведром, так и смотрит по сторонам, к кому бы прицепиться. Ну, вот.. прицепился к Жану. Орёт на него чего-то и пальцем перед его носом машет туда-сюда. А Жан слушал, слушал его, а потом нахмурился и сказал – очень отчётливо так сказал и внятно: «Псих!» Развернулся и пошёл. А сосед так и остался стоять с открытым ртом посреди лестницы.

Я потом у Ваньки спрашиваю: ты научил? Ванька божится, что нет. Я – к Лёльке. Она тоже говорит: не учила. Ну, у Гришки спрашивать бесполезно, он сам ещё таких слов не знает. Ладно, думаю, наверное, по-французски «псих» тоже будет «псих»… иначе не объяснишь. А вечером смотрю: мои дети ставят Жану кассету с «Ёжиком в тумане». Оказывается, один раз они ему этот мультфильм показали, и с тех пор он каждый вечер стал просить, чтобы ему эту кассету поставили. Именно эту, и никакую другую. Представь себе только: днём это сокровище носится по дому, как наскипидаренное торнадо, сметая всё на своём пути.. ни минуты не сидит на месте, ни секундочки… даже пищу на бегу заглатывает. А стоит ему «Ёжика» включить, как он – раз! – впрыгивает в кресло и сразу замирает, моментально, как заколдованный. И сидит, скрестив ноги и чуть дыша, и смотрит вот такими огроменными печальными глазами на экран, и вздыхает, и сопит изо всех сил, и сам такой нежный и красивый, ну просто Жерар Филип, только маленький. Конечно, он этого «психа» из «Ёжика запомнил – помнишь, там филин на ёжика напрыгивает из тумана, а ёжик ему так серьёзно говорит: «псих!» Но дело даже не в психе этом… Это вообще было чудо какое-то, понимаешь, просто магия самая настоящая: как у тебя на глазах дикое чудище из дикого булонского леса вдруг превращается в эльфа, в поэта, в задумчивого ангела… Мы все удивлялись: как это человек, воспитанный на Диснее и на каких-то там кенгуру в спортивных трусах… как он смог так вот, с ходу, проникнуться высокой философией «Ёжика»? Уму непостижимо!

***

– Слушай, как же всё-таки интересно с детьми, да? Недавно мы купили розы, поставили их в вазу посреди стола. А Гришка смотрит на них из кроватки и вдруг как зажмёт пальцами нос, да как скривится, да как заорёт: ф-ф-фу-у! Ну, мы удивились конечно. Я беру Гришку на руки, подношу его к розам, говорю: ты что? Понюхай, вкусно же пахнет! Какое там! Морду воротит, морщится: «бякано, бякано пахнет, фу!» Что за загадка? Ну, потом-то я поняла, в чём дело. Мы же с ним, когда гуляем, мимо цветочного киоска часто проходим. А там тётки эти, которые торгуют… они так простодушно каждый вечер всю эту протухшую воду из своих ваз и контейнеров выливают прямёхонько на асфальт. И там запахан такой жуткий, рядом с этим киоском… зимний слоновник в зоопарке по сравнению с этим – просто райский сад. Конечно, у Гришки теперь розы только с этой вонитурой и ассоциируются… Кошмар, да? Ведь вырастет – не сможет же дарить девушкам цветы, как пить дать… Ёлки зелёные, как бы он так холостяком не остался!

***

– Знаешь, я заметила одну вещь… У нас рядом с домом магазинчик такой небольшой, и там молодые ребята торгуют – парни и девушки. Так вот, если я парню говорю: дайте мне пять пирожных, всё равно, каких, – то он идёт и, не глядя, набирает мне первых попавшихся. То есть, он это понимает так: «ей действительно неважно, какие я ей дам пирожные». А если девушку о том же самом попросить, она теряется, бледнеет, обязательно переспрашивает: мол, вы всё-таки скажите, какие именно? А если ей повторить: любые, мне всё равно, – то она зависает на полчаса над прилавком и так мучительно вглядывается в лицо каждому пирожному, что просто страшно становится . То есть, она понимает это так: «она переложила эту ответственность на меня, а мне теперь мучайся, выбирай»… Забавно, правда?

2007/10/12 Как хорошо быть молодым!

– Дай мне телефон твоей парикмахерши, – попросила меня юная соседка, с которой мы иногда занимаемся немецким языком. – Отведи меня к ней, я тебя очень прошу. Только поскорее, пока у меня кураж не прошёл.

– Ты это серьёзно? – усомнилась я, разглядывая её волосы, свисающие, как говаривал граф Нулин, «вот до этих пор» дивными нечесаными прядями, отливающими цветом вечернего солнца и жареного каштана. Я знала, как трепетно она ими дорожит. Древние франки так не дорожили своими волосами, как дорожит ими моя соседка

– Да, – со скорбной гордостью сказала она. – Хочу постричься. Это я из солидарности, понимаешь? Тут недавно одну из наших так опозорили, ты себе не представляешь. Они её постригли. Насильно. В прямом эфире, на всю страну.

– Кого насильно постригли? – испугалась я. – В монашки, что ли? Да ещё и в прямом эфире? Ни фига себе, шоу!

– Да не в монашки! Вот что значит – католик… одни монашки на уме. Не в монашки. Хуже. Гораздо хуже. В блондинки. А она эльф, понимаешь? Я не знаю, зачем она туда пошла и на это согласилась. Но когда она увидела, что с ней сделали, она даже заплакала... Ну, ты что, правда, что ли, ничего не слышала? Есть такая передача, они там переодевают и перекрашивают людей по своему усмотрению… И там переодели и перекрасили эльфа. Ну, неужели ты про это не слышала?

– Да-да-да, что-то такое слышала. Или в Интернете читала, – сделала вид, что вспоминаю, я. – А ты-то тут при чём?

– Я тоже эльф. И я, и ещё несколько наших тоже решили постричься, понимаешь? Из солидарности. Чтобы её поддержать, понимаешь? Ну, понимаешь?

– Нет, – сказала я, любуясь её гневными, ярко-зелёными глазами и нежным, пылающим лицом. – Но это не имеет значения. Идём, конечно. Хоть сейчас – к моей парикмахерше можно без записи, к ней очереди никогда не бывает… Это очень хороший парикмахер, она именно для таких случаев. Если кто-то захочет подстричься в знак протеста, причём так, чтобы все окружающие сразу это поняли и ужаснулись – то это как раз к моей парикмахерше. Тут ей равных нет.

– Отлично, – сказала моя юная соседка и закусила губы, сморгнув яростную слезу.

…Домой мы возвращались уже в сумерках. Моя соседка шла рядом со мной, вытянувшись в струнку и раздувая ноздри, и ветер бил ей в лицо, раздувая короткое, замечательно кривое каре, и она была прекрасна, как Жанна Д’Арк с этим каре, и со своей великолепной, непостижимой для меня яростью и страстью.

– Это в самом деле ужасно выглядит? – строго спрашивала она у меня.

– Ты выглядишь, как монастырский послушник тринадцатого века, – успокаивала её я. – Даже хуже. Не беспокойся, я же говорила – она не подведёт. Настоящий мастер своего дела.

– Это хорошо, – вздыхала соседка и ненадолго расслаблялась

Навстречу нам, гогоча и приплясывая, бежали две девушки примерно соседкиного возраста. Они выскочили из дома в каких-то тоненьких свитерах и легкомысленных юбочках, не накинув даже пальто, и теперь подвывали и взвизгивали под ударами ветра, и хохотали, и на бегу колотили друг друга кулаками, чтобы согреться. Всякие закутанные старушки, вроде меня, смотрели на них с ностальгическим и мечтательным осуждением.

Парень на велосипеде резко затормозил возле дверей кафе «Муму», едва не уронив свою девушку с багажника.

– Ну, чего, зайдём, что ли, погреемся? – предложил он, предупреждая её возмущённые вопли. – Какой ты торт хочешь – банановый или брусничный?

– Брусничный, – раздумав ругаться, сказала она. – С подливкой такой, знаешь?.. Ой! А как же велосипед твой?

– Ничего, здесь оставим. Вот, около этой стеночки.

– Ага, «оставим». Сопрут!

– Да кому он нужен, развалюха допотопная? На нём ещё мой дедушка в школу ездил…

– Не ври. Сам говорил, что в позапрошлом году только купил…

– Ну… и ладно. Всё равно не сопрут. А сопрут – и хрен с ним. Пошли в «Муму», а? А то я уже заледенел весь… и жрать хочется, сил никаких нет.

– Пошли уж и мы в «Муму», – сказала я соседке. – Отпразднуем твоё преображение.

В «Муму» было тепло, накурено и чрезвычайно уютно. Мы напились кваса, изрядно захмелели и окончательно развеселились. Соседка рассказывала мне эльфийские анекдоты. Было не очень понятно, но очень смешно. Кривое каре украшало её несказанно, и я больше всего боялась ей об этом проговориться.

На улицу мы вышли, когда уже совсем стемнело. Впереди нас шли те самые парень с девушкой.

– Смотри! – с радостным удивлением сказал парень. – А велосипеда-то и правда нету!

– Спёрли? – заволновалась девушка. – Я так и знала! А ты: не сопрут, не сопрут…

– А они взяли и спёрли! – подхватил парень. – Ой, я не могу! Ведь это ж надо! И кому понадобился? Развалюха же реальная! – Ой, я не могу! – зашлась и девушка. И они оба покатились со смеху, валясь друг на друга и хватаясь за стенку, возле которой раньше стоял велосипед.

Мы уходили в темноту, сопровождаемые их счастливым хохотом.

2007/10/15 Сахарный сироп, дети

Говорят, в старину люди завешивали иконы, собираясь «совершить грех».

Взрослые, вообще, очень однобоко понимают слово «грех». Попробуйте, скажите им про грех – увидите сами, про что они подумают. А грехов-то ведь много, на самом-то деле – каких только нет грехов на белом свете…

Недавно я наблюдала сквозь застеклённую кухонную дверь за тем, как Туська завешивает полотенцем икону Николая Угодника, а потом, покаянно вздохнув, лезет в Самый Дальний Угол Буфета. Там, в изумительной жестяной коробочке, за семью бумажными печатями, лежит Настоящий Бельгийский Шоколад в виде белых, чёрных и карих лошадей. Разумеется, это Шоколад к Празднику, поэтому в любой другой, непраздничный день, его трогать строжайше запрещено. Грех, короче говоря.

– Что, конокрадством занимаемся? – спрашиваю я у Туськи, когда та боком пробирается вон из кухни.

Туська нехорошо смотрит на меня исподлобья, хмурится и краснеет

– Нечего коситься, я всё видела.

Туська хмурится ещё больше и пытается отпихнуть меня плечом.

– А Николая Угодника зачем завесила? Типа, стыдно?

– Чтобы бабушке не сказал, когда онa ему вечером молиться будет, – не очень охотно объясняет она. – А то он один раз ей уже сказал про печенье.

– Думаешь, он из-под полотенца не видит, что ты делаешь? Я, вон, и то увидела. Зачем стащила шоколадку?

– Думаешь, я – чтобы съесть? – Губы у неё начинают пухнуть и вздрагивать – то ли от обиды, то ли от чего-то ещё. – Нет. Я – наоборот. Потому что их нельзя есть, а трёх уже съели… – Почему – нельзя есть?

– Потому что они тоже живые. Пусть хоть одна останется без съедения. Я её в игрушках спрячу, и никто не догадается.

Она достаёт из кармана белую шоколадную лошадь с грустными изюмовыми глазами и показывает мне.

– Просто так, в коробке с игрушками нельзя, – говорю я. – Она поломается или растает. Давай, ты пока её спрячешь, а завтра я принесу для неё специальную коробочку, маленькую. С мягкой бумажкой такой, чтобы ей там было тепло, сухо, и чтобы она не разбилась. А иногда, потихоньку, можно будет выпускать её гулять.

– Хорошо, – соглашается она и озабоченно чешет кончик носа. – Как ты думаешь, никто не узнает?

– Если мы будем осторожны, никто не узнает, – заверяю её я. – Я не проговорюсь, ты не проговоришься… А уж Николай Угодник точно не проговорится. Это ведь не то, что тогда, с печеньем. Это ведь совсем другое…

Я открываю дверь в детскую и провожаю её туда, показав по пути кулак попугаю Марку Михайловичу Бобровскому, который немедленно делает вид, что тоже ничего не видел.