Текст книги "Дневник библиотекаря Хильдегарт"

Автор книги: hildegart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 93 страниц)

2006/11/08

Сегодня утром моя собака съела «Волкодава» Марии Семёновой.

Ну, не то чтобы съела, конечно. Но изрядно порвала и потрепала. До сих пор не могу понять, как ей это удалось – ведь в тексте романа ясно сказано, что все без исключения собаки признают Волкодава своим вожаком и при виде его падают ниц, виляя хвостом со всем возможным почтением. Сижу вот теперь и думаю, что же за оторва такая у меня растёт.

На тёплом изжёванном переплёте остался обкусанный, но не сломленный мужик с сурово вытаращенными глазами и шрамом на скуле. В конце концов, утешаю себя я, собирая с пола обрывки бумаги, что ему моя собака? – слону дробина, он и не такое видал. На одном из обрывков – уцелевший кусочек аннотации: «Мир был жесток к нему, и он платил миру той же монетой». Надо же такое написать, ёлки-палки. Эх, вот если бы я вдруг взяла и написала роман, в аннотации к нему было бы сказано: «Мир был жесток к нему, но он никогда не платил миру той же монетой, поскольку вообще не имел привычки возвращать долги». Сидя на полу среди бумажных клочков и прочего мусора, я стала мечтать о том, как когда-нибудь напишу такой роман. Собака тихо подошла сбоку, положила морду мне на колени и стала мечтать вместе со мной.

2006/11/09 дети

Мне подарили плоское медное кольцо с фальшивым наскальным рисунком. Охотник бежит на тоненьких раскоряченных ногах навстречу дикой лошади и на бегу натягивает лук. Лошадь встаёт на дыбы, то ли обороняясь, то ли, наоборот, нарочно подставляясь под стрелу. Пятилетняя Витка, органически не переносящая никакого насилия, особенно – над животными, долго, с осуждающим сопением, разглядывает кольцо и наконец расцветает счастливой ухмылкой.

– А я знаю, что тут нарисовано!

– И что же?

– Это – дяденька с таким музыкальным инструментом, на котором – знаешь? – двумя руками играют. Ну, такой… на лебедя похожий.

– Арфа?

– Да. Дяденька с арфой. С волшебной. Он играет, а лошадка пляшет. Потому что это волшебная арфа. Когда она играет, все пляшут. – И добавляет, подумав: – Я такие видела.

И вот теперь я ношу кольцо, на котором волшебный дяденька играет на волшебной однострунной арфе и танцует, как царь Давид, и вместе с ним танцует на задних ногах дикая лошадь с толстым брюхом и тонкой интеллигентной мордой. Конечно, никакая это не первобытная охота. Даже и не похоже ни чуточки. И как я только сама об этом не догадалась?

2006/11/12 дети

– Давным-давно жил в Дании один…

– Король!

– Ну уж.. сразу король. Нет. Король там тоже жил, куда ж без короля… Но не о нём сейчас речь.

– Тогда – принц.

– В смысле – Принц Датский? Нет. Это другая сказка. Жил в Дании один кузнец.

– Кузнечик?

– Сама ты кузнечик. Здоровенный мужик – кузнец, силач и красавец. Звали его Виланд. И был у кузнеца единственный сын, по имени Витеге. Виланд, как все отцы, очень хотел, чтобы сын пошёл по его стопам и тоже стал кузнецом, но у Витеге, как у всякого сына, были свои планы насчёт собственной карьеры, которыми он, однако, до поры, до времени с родителями не делился. Ну, вот. Однажды отец не выдержал, призвал Витеге к себе и спросил у него, долго ли он собирается сидеть на его шее и чем, вообще, намерен в будущем заниматься. «Я хочу поехать в страну Лангобардов, к королю Дитриху Бернскому», – сказал ему Витеге. «Чтобы выразить ему своё почтение?» – с сомнением спросил отец. «Нет, – ответил Витеге. – Разумеется, чтобы с ним сразиться. Если я одолею его в поединке, это покроет меня славой на века, а если победит он, тогда я пойду к нему на службу и стану лучшим из его дружинников». «Не думаю, что это хорошая идея, – сказал Виланд. – Король Дитрих – сильный и искусный воин. Тебе не удастся стать лучшим из его дружинников, потому что он просто покрошит тебя в мелкий винегрет и остатки выбросит воронам. И правильно сделает, между прочим, – это я тебе как отец говорю». «Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого покрошит», – сказал Витеге с такой самодовольной ухмылкой, что отец сперва призадумался, а затем пригорюнился. «Может, ты для начала потренируешься на ком-нибудь другом? – спросил он с последней надеждой. – Ну, на драконе там… или на великане каком-нибудь. Тут как раз неподалёку живёт отличный великан, первосортный. Тому, кто его убьёт, король Дании обещал отдать в жёны свою дочь. Ну, и полкоролевства, разумеется. Подумай – дело-то пустяковое, а какое выгодное!» «Нет, – сказал Витеге. – Не нужны мне ни великан, ни королевская дочь, ни полкоролевства. Я по мелочам не размениваюсь». Тогда отец понял, что его не переубедить, вздохнул и стал собирать его в дорогу.

– А почему он не захотел жениться на королевской дочке? Она была страшная, да? Страхолюдская?

– Нет. Королевская дочь была красавица. Все королевские дочери – красавицы, их так с детства воспитывают. Просто Витеге был ещё молодой и не думал о девушках. У него на уме, как у всех мальчишек, были только бродилки и стрелялки… Ну, то есть, бродилки и рубилки.

– Как у Костика?

– Примерно. Только у Костика всё на компьютере, а у Витеге всё было на самом деле. Что в сто раз опаснее, зато в тысячу раз интереснее – по крайней мере, для мужчин. Так вот. Виланд сам сделал для сына кольчугу, шлем и щит с гербом в виде молота – это чтобы Витеге не забывал о своём кузнечном происхождении. Но самым ценным из всего вооружения был меч. Его звали Мимунг.

– Кого звали?

– Меч. В старину у рыцарских мечей тоже были имена.

– А фамилии?

– Может, и фамилии были, не знаю. В общем, этот Мимунг был замечателен тем, что его нельзя было ни сломать, ни погнуть, ни затупить.

– Как ножик, который папа в электричке купил? Самодоза.. тачивающий..ся?

– Ножик, который купил твой папа – это полная фигня, им ничего резать невозможно. Скажи папе, чтобы он больше всякую ерунду в электричках не покупал. Нет. Меч Виланда был без дураков, настоящий… В целом мире не было меча лучше Мимунга.

– А вот и был! У Мио-мой-Мио! «Меча грознее я не видывал в моём замке!» – это так рыцарь Като говорил, помнишь?

– Подумаешь, рыцарь Като! Сидел, как сыч, в своём замке… Что он там вообще видел? Нет. Рыцарь Като – полнейший слабак и ничтожество по сравнению с Витеге. Ты это дальше сама поймёшь. В общем, Виланд подарил сыну всё это вооружения и доброго коня..

– А у бабушки в деревне – злой конь. Он меня два раза укусил. И один раз ногой хотел ударить.

– Не надо было совать ему в ноздрю соломину. Что это за шутки такие дурацкие? – вот если б тебе так.. А матушка подарила Витеге своё родительское благословение, три марки серебром и золотой перстень с дорогим камнем.

– Волшебный? Как у Фродо?

– Боже упаси. Обычный перстень, человеческий. Красивый.

– А это Мио.. Ми-мунг. Он был волшебный?

– Нет. Просто Виланд, который его выковал, был настоящий профессионал, и его оружие делало человека неуязвимым без всякого волшебства. Короче говоря, Витеге взял все родительские подарки, сел на доброго коня, которого он никогда не обижал и не щекотал соломиной, и поехал в страну Лангобардов ко двору короля Дитриха. Ехал он, ехал, и встретились ему на пути трое всадников.

– Три богатыря? Как на коробке?

– Скажи ещё: три мушкетёра. И потом, почему «как на коробке»? Ты хотела сказать – «как в Третьяковке»?

– А позавчера мы конфеты ели. Там на коробке три богатыря… Илья Муромец, Алёша Попович и ещё один… забыла, как фамилия.

– Горе ты моё. Ты хотя бы мультфильм про богатырей видела?

– Видела. И даже книжку читала. «Блины» называется.

– Может, «Былины»?

– Ага. Былины.

– Так вот, это про других богатырей книжка, не про этих. Всадники остановили Витеге, и старший из них спросил его имя и звание.

– Он милиционер, что ли, был?

– Околоточный надзиратель… Бери выше, дорогая моя. Никакой он был не милиционер, а ближайший друг и воспитатель короля Дитриха, и звали его Хильдебрандт.

– А разве бывает так, чтоб и друг, и воспитатель?

– А ты думаешь, что если воспитатель, то непременно враг и мучитель? Разные бывают воспитатели… Так вот. Хильдебрандт спросил у Витеге, кто он и откуда, а Витеге скрывать нечего – он всё так прямо про себя и выложил. Что сам он не местный, из Дании, и что едет он к королю Дитриху, чтобы вызвать его на поединок. Ну, тут всадники очень развеселились от такой наглости, потому что они-то как раз были местные и очень хорошо короля Дитриха знали. Хильдебрандт – тот всю жизнь был при Дитрихе и знал, как никто, что с ним шутки плохи, а двое других воинов, ехавших с ним, тоже были дружинниками Дитриха, и тоже могли себе представить, как король отреагирует на такой вызов. Поэтому они стали хором пытаться образумить и отговорить Витеге от этой затеи, но тот только смеялся, отмахивался и просил, чтобы они показали ему кратчайшую дорогу к королевскому замку. «Есть короткая дорога, через лес, – сказал Хильдебрандт. – Но лично мы по ней не поедем, да и тебе не советуем, потому что на ней засела банда разбойников и никому не даёт прохода». Зря он это сказал, потому что Витеге тотчас обрадовался и загорелся ехать именно по короткой дороге. «Ну, что ж, – пожал плечами Хильдебрандт. – Езжай, коли тебе жизнь не дорога». А сам развернул коня и поскакал в объезд, и его спутники – с ним. Едут они, едут, и вдруг слышат, как из глубины леса раздаётся звон мечей, крики, вопли – ужас, что, одним словом. Тут Хильдебрандт придержал коня и нахмурился. «Эх, – говорит, – нехорошо мы всё-таки с мальчишкой поступили. Надо было или не пускать его, или уж ехать вместе с ним. Конечно, он попал в лапы к этим душегубам. Надо его выручать, пока не поздно». «Да наверняка уж поздно», – сказали дружинники, у которых не было настроения встречаться с разбойниками. Но Хильдебрандт пришпорил коня и поскакал в чащу, и его спутникам пришлось последовать за ним. Приехали они туда, откуда раздавались крики и звуки драки и видят – тридцать разбойников лежат убитые, а оставшиеся десять стоят, прикрученные к деревьям, и молят о пощаде.

– Значит, разбойников было сорок?

– Сорок. Разбойников всегда сорок в банде, такие уж их разбойничьи правила. И всех сорок Витеге один победил. А сам сидит на коне, без единой царапины, улыбается, тяжело дыша, и вытирает свой знаменитый Мимунг. Тут-то Хильдебрандт и призадумался. И понял, что если этакий молодец вызовет на поединок короля Дитриха, то неизвестно ещё, кто победит. И очень встревожился Хильдебрандт за своего господина и воспитанника – короля Дитриха, и придумал такую хитрость. Он сделал вид, что безмерно восхищён отвагой и силой молодого Витеге, и вызвался лично проводить его ко двору короля. По пути их застала ночь, и они решили заночевать в одной лесной хижине. Витеге, конечно, после всех своих приключений, как лёг, так и заснул, как мёртвый, а Хильдебрандт только сделал вид, что спит. Он дождался, пока Витеге захрапит уже как следует, тихо подкрался к нему и..

– И убил его, что ли?

– Нет. Он никак не мог убить спящего. Это только у Перумова, которого ваш Костик так любит, положительные герои перерезают спящим глотки и в ус не дуют. Нет, конечно, Хильдебрандт был не такой. Но тоже, знаешь, сделал порядочную-таки гадость. Он потихоньку вытащил из ножен Витеге Мимунг и заменил его своим мечом – тоже приличным, но всё-таки обыкновенным. Наутро Витеге ничего не заметил и, радостный от предвкушения новой драки, поспешил вместе с Хильдебрандтом в королевский замок. Приехали – а король как раз только сел за стол завтракать. Витеге, дурак такой, с этим не посчитался, и тут же, немедленно, вызвал короля на поединок. Король ужасно разъярился, запустил недоеденной бараньей ногой в собаку, чему та немало обрадовалась...

– Он бараньей ногой завтракал?

– А ты что думала – мюслями и йогуртом? Это же король, а не барышня на диете. Короче, он жутко разозлился и поклялся непременно прикончить дерзкого юнца, который вытащил его из-за стола и не дал завершить трапезу.

– Дедушка тоже ругается, когда я ему за завтраком мешаю.

– Вот видишь... Стали они сражаться. И Дитрих в ярости так рубанул по мечу Витеге, что меч Витеге разлетелся на куски, как будто был не стальной, а деревянный. Тут только Витеге понял, что это не Мимунг, но было поздно – король Дитрих уже занёс свой меч над его головой.

– И зарубил?!

– Непременно бы зарубил, если бы не Хильдебрандт. Он стал просить короля Дитриха, чтобы тот пощадил храброго юношу. Но Дитрих был в такой ярости, что ничего не хотел слушать… Нет, вообще-то он был добрый, только..

– Только психованный?

– Ну.. вроде того. И когда впадал в ярость, то унять его было трудновато – он никого не желал слушать. Видя такое дело, Хильдебрандт окончательно устыдился и вернул Витеге его меч. Ну, тут Витеге воспрял духом, схватил свой драгоценный Мимунг и как пошёл им махать, – Дитрих еле успевал уворачиваться и отражать кое-как удары. Кончился поединок тем, что Витеге заставил Дитриха спешиться, швырнул его на землю, как куклу, и занёс меч над его головой...

– И зарубил?!

– Наверное, в запале зарубил бы, если бы не Хильдебрандт. Он стал просить Витеге пощадить короля Дитриха, и Витеге вспомнил, что он, собственно, приехал не затем, чтобы короля убивать, а затем, чтобы попроситься к нему в дружину. И он вложил меч в ножны и помог королю встать, а затем сам почтительно перед ним склонился. И Дитрих встал, охая и держась за разбитую голову, и взял его в дружину, и вскоре они стали первыми друзьями...

– На всю жизнь?

– Нет. К сожалению, не на всю. Но это уже другая история. Грустная. А теперь всё – спи. Лампу тебе оставить?

– Выключай. Я не маленькая, не боюсь.

– Ну, и отлично. Только свинку морскую не суй под одеяло – это тебе не игрушка. На вот, лучше зайца своего плюшевого.

– Не хочу. Никого не хочу. Убери всех, они думать мешают.

– Ну, думай, думай. Только недолго… поздно уже. Спать надо.

2006/11/14 Из Данте или Немножко апокалипсиса

Тоннель, по которому, причмокивая и дёргаясь, полз эскалатор, был похож на гулкую серую бочку, лежащую на боку. И мы все, стоящие на эскалаторной ленте, были как вино, медленно вытекающее из этой бочки вниз, в неведомую и не очень хорошо пахнущую бездну. На подъём эскалатор не работал, что наводило на размышления. Размышления перебивали шорохи, шёпоты и обрывки разговоров в полутьме.

– Ты на сериал-то успеешь?

– На какой?

– Да на этот-то?

– А… Я не смотрю.. Я на Страшный суд хочу успеть.

– На какой суд?

– На Страшный. Передача такая. Юридическое шоу. Интере-есное.

Мне очень захотелось узнать поподробнее, когда ожидается это юридическое шоу, но в недрах бочки я никак не могла разглядеть тех, кто об этом беседовал. Впрочем, там было много других, кто тоже беседовал.

– А мне тут две бутылки Хенесси подарили. А я вообще не пью. Особенно коньяк. Самогонку – ещё так-сяк, под настроение… А коньяк – ни-ни.

– Так подари кому-нибудь.

– Зачем? Он же не портится. Пусть стоит до Второго Пришествия, а там – посмотрим.

И опять я не смогла рассмотреть того, кто так предусмотрительно запасся Хенесси ко Второму Пришествию, потому что как раз в этот момент я вытекла из бочки вниз, на перрон. По перрону ходила толстая бесстрастная овчарка. На поводке у неё был толстый бесстрастный милиционер. Оба ходили по перрону и спали, закрыв глаза. И у всех пассажиров были закрыты глаза, что наводило на размышления. Но размышлять над этим я побоялась и на всякий случай тоже закрыла глаза.

А потом, в библиотеке, принюхавшись к нашему ежедневному дедушке-со-словарями, я вдруг подумала: а вдруг он уже давным-давно умер? И сам не заметил. И мы не заметили. И как теперь с этим быть – оставить всё, как есть, сделав вид, что всё нормально, или всё-таки как-нибудь намекнуть администрации? И мне стало страшно.

– Скажите, – обратилась ко мне девушка с сияющими синими глазами, – а политическая корректность и политическая карикатура – это одно и то же?

И мне стало ещё страшнее.

Впрочем, вечером дедушка интеллигентно поругался внизу с гардеробщицей, и все убедились, что он живой.

2006/11/16

В серебряных утренних сумерках Собака тащила меня на поводке через дворы и ныла, попутно заглядывая во встречные подвалы, о том, что жизнь её не удалась, и счастье пробежало мимо, даже не взглянув в её сторону.

– Ну, какое счастье-то, какое счастье? – вздыхала я, пытаясь тормозить каблуками и разбрызгивая на бегу подтаявшую коричневую грязь. – Вон то драное, кудлатое чудище – это счастье, да?

«Я его люблю», – вздыхала в ответ собака и вяло, без удовольствия, огрызалась на встречного голубя.

– Я понимаю, да… Но что же делать, если он такой? Если он испугался серьёзных отношений?

«Нет, это он меня испугался. Я – уродливое, никчёмное создание».

– Брось. Ты отлично знаешь, что ты красавица. А он – просто струсил. С мужчинами это случается сплошь и рядом, их нельзя за это винить… «Господи, он такой милый, такой несчастный. Таких уже мне больше не видать».

– Встретишь ещё – какие твои годы? Вот мне уже – это да… А у тебя вся жизнь впереди. А с этим… даже если бы у вас что-то получилось.. знаешь, ты не обижайся, но я бы всё равно не одобрила твой выбор. И дело даже не только в отсутствии хвоста и рваном ухе, хотя это тоже, знаешь ли, само по себе показательно. С чего ты, кстати, взяла, что он несчастный? По роже видно, что бандюга тот ещё…

«Не смей так о нём. Я его люблю.»

– Ну, да, да… Извини. Но знаешь, вот если бы ты обратила внимание на Чингара.. Между прочим, он давно к тебе клеится. Красавец, овчар, полковник в отставке.. на границе служил.

«Ты спятила? Ему восемь лет. Он же старик».

– Ну, почему же… Старик – это когда тринадцать.. ну, двенадцать. А он еще очень даже ничего, мужчина хоть куда. Серьёзный, интеллигентный, с медалями..

«Господи, ну почему я такая невезучая? Почему все собаки похожи на своих хозяев? Был бы у меня другой хозяин – была бы я красивая, нахальная и в модном ошейнике с огоньками».

– Другой хозяин не позволил бы тебе валяться с костью на диване! «Можно подумать, что ты позволяешь… Ёлки-палки, ну что за жизнь такая собачья? И во дворах ни души – вымерли все, что ли?.. даже прицепиться не к кому…»

А ноябрь между тем был сказочно хорош. Мелкий рассыпчатый снег облеплял глиняные комья, как сахарная пудра – клюквины, и сосны под снегом приобрели совершенно японский вид. В окнах первых этажей висели белые занавески в мелкий цветочек и стояли толстые довоенные вазы с нарисованными колосьями и серпами. И мужик на детской площадке с таким вожделением разглядывал на свет бутылку дешёвого пива, а потом с таким наслаждением к ней приник, что мы с Собакой заволновались и проглотили слюну.

– Скажите, э, – спросила с акцентом встречная женщина в дешёвой куртке и дорогих сапогах с мушкетёрскими отворотами, – кде тут забор?

– Забор? – задумалась я, оглядывая окружавшие нас бесчисленные заборы разной степени кривизны. – А какой именно вам нужен?

– Э, забор. Хлам, – сказала женщина, улыбнулась, и стало ясно, что она американка. Переспросить её по-английски я постеснялась и принялась уныло озирать кучи хлама, громоздящиеся возле каждого забора.

«Дура, – вздохнула, глядя на меня, Собака. – Она про собор спрашивает. То есть, про храм. Наверное, ей Троицкая церковь нужна. Где батюшка колбасками угощает. Может, она тоже колбаску хочет».

– А, храм! – обрадовалась я. – Идите вот по этой дороге, не сворачивая. Храм будет в конце улицы.

Американка заулыбалась ещё ярче и пошла по дороге к храму. А мы с Собакой пошли домой – пить пиво и валяться с костью на диване.

2006/11/20 Вавилонская библиотека

Если в половине пятого утра вам явится из темноты бледный и кислый Призрак Читателя, не надо креститься, плевать через плечо или надавливать себе (или ему) на глазное яблоко. Всё это не поможет. Надо привстать на локтях, нахмуриться и чётко сказать: «”Стилистика” Гальперина уже на руках!» Говорить это надо так, чтобы в голосе одновременно звучали твёрдость и сострадание. После этого призрак исчезнет и более не появится. Это очень простое заклинание, его легко запомнить.

Говорят, правда, что есть такие Призраки Читателя, которые часа через два являются снова, чтобы выяснить, не освободилась ли “Стилистика” Гальперина. Но лично я таких Призраков не видела и полагаю, что их существование – миф.

2006/11/20

Все мы в своей жизни нет-нет, да и попадаем в Параллельные Миры.

Сегодня я совершенно туда не собиралась и оказалась там случайно, перейдя по невнимательности невидимую грань между мусорным баком и чёрным глухим забором с прилепленными к нему обрывками объявлений. Наверное, не надо было заглядываться на объявление «Курсы иностранных языков. У НАС ЗАГОВОРЯТ ВСЕ!» Но я загляделась, испугалась и сделала шаг не в ту сторону.

В Параллельном Мире ещё толком не рассвело. К горизонту тьма становилась почти шоколадной, и в ней глухо и угрожающе брякал трамвай. Вдоль дороги светились яркие, как драгоценные камни, киоски с прохладительными напитками. Мороз между тем крепчал.

Я подышала на руки, застенчиво попрыгала с ноги на ногу и постучалась в один из киосков.

– Вниз, направо, третья дверь от косяка! – ответили мне оттуда.

– Мне это.. – кашлянув, сказала я. – Соку виноградного бутылочку.

– Соку? – неприятно изумились Оттуда.– Да и виноградного ещё? А кто вам сказал, что у нас есть сок?

– А что – нету виноградного? – спросила я.

– Нету, – злорадно ответили Оттуда. – Никакого нету!

– А зачем у вас на витрине столько сока выставлено? Вон сколько пачек… и бутылочек? И виноградный, и всякий, – робко запротестовала я.

– Что же вы хотите – чтобы мы, ради вашего удовольствия, это всё убрали? – возмутились Оттуда.

И я отошла от киоска. У Параллельного Мира свои законы.

Сзади тихо подошёл трамвай. За его окнами было пестро и празднично; играли скрипка и пианола, звенели рюмки; кто-то играл в карты и вызывал кого-то на дуэль.