Текст книги "Дневник библиотекаря Хильдегарт"

Автор книги: hildegart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 93 страниц)

2007/08/18 всякая ерунда

Доброе утро

Утром я выглянула из окна и обнаружила, что за ночь сквозь асфальт перед нашим домом проступила надпись аршинными белыми буквами: « С ДОБРЫМ УТРОМ, ПРИДУРКИ!» Со свойственной мне заносчивостью я сразу приняла это на свой счёт, и мне стало лестно и приятно. Всегда хорошо, когда кто-то желает тебе доброго утра – тогда и день начинается по-другому.

Вагон метро, в котором я ехала, ещё не проснулся и немножко метался и бредил, как это часто бывает по утрам. Пахло яблоками, потом, пролитым пивом и почему-то клевером.

– …Нет, ты не говори – это замечательный тренинг, просто потрясающий. Я прямо чувствую, что становлюсь другим человеком. Раньше я думала, что страхи можно побороть. Сделать над собой усилие – и побороть. А оказывается, так мы их просто загоняем вглубь, и они потом обратно вылезают. Надо по-другому. Надо просто изменить себя. Свой способ мышления. Перестать быть депрессивной личностью. Главное – абстрагироваться от внешних условий… воспитать в себе безмятежность духа и свободу от страха перед жизнью.

– Ой! А как это?

– Ну, вот – например. Если ты идёшь поздно вечером от станции через лес и знаешь.. ТВЁРДО ЗНАЕШЬ, что на тебя никто не нападёт, то на тебя НИКТО НИКОГДА НЕ НАПАДЁТ. А если идёшь и трясёшься от каждого шороха, то обязательно рано или поздно нападут, это как пить дать.

– И ты теперь идёшь вечером от своей станции и ЗНАЕШЬ?

– Да. Так долго в себе пришлось это вырабатывать, кошмар… Очень сложный тренинг. Зато теперь мне легко и спокойно.

– И монтировку с собой уже больше не носишь… в пакетике?

– Не, ну ты чего? Ношу, конечно. Ты что, нашего района не знаешь? У нас без этого нельзя.

На следующей остановке в вагон заходит величавый долговязый оборванец с седой бородой до пояса и волосами до плеч. Девушки, обсуждавшие механизмы преодоления страхов, морщатся и отодвигаются, приняв его за бомжа. Но он – не бомж. При внимательном рассмотрении становится видно, что его волосы и борода тщательно вымыты и расчёсаны, а одежда изорвана очень продуманно и со вкусом и явно стоит немалых денег. Он проходит по вагону из конца в конец красивой журавлиной походкой, походя подбирая валяющийся на полу мусор и складывая его в расшитый бисером мешок у локтя. Затем садится на корточки под надписью «Не прислоняться», достаёт из кармана дудочку, закрывает глаза и начинает дуть в неё и перебирать пальцами по клапанам. Дудочка не издаёт ни звука, но оборванца это нисколько не смущает. Он играет на ней, покачиваясь из стороны в сторону, и весь вагон, не просыпаясь, тоже начинает сомнамбулически качаться туда-сюда в такт мелодии.

Через пару остановок старик поднимается и идёт к выходу. По пути он с благожелательным любопытством заглядывает сверху вниз в вырез платья той девушки, которая хвасталась своей победой над страхами, одобрительно хмыкает и выходит на платформу.

2007/08/20 Вавилонская библиотека

Вавилонские вечера

В читальном зале тихо, душно и сумрачно. Юноша и девушка сидят за дальним столом, возле коридора; он сосредоточенно листает истрёпанный фолиант, она не менее сосредоточенно разглядывает его профиль и гладит его по позавчерашней щетине на подбородке.

– Слушай, я не понимаю, – бормочет он, пытаясь послюнявить кончики пальцев и тотчас сникая, проткнутый насквозь яростным взглядом дежурной за кафедрой, – в этих старых учебниках лабуда такая… ничего не понятно. Получается, что Вьетнам перешёл к социализму сразу после первобытнообщинного строя.

– Ну и что? – спрашивает она, не отрываясь от созерцания и поглаживания.

– Как – что? Раз – и в дамки, что ли? Минуя все остальные стадии?

– Какие стадии? – стой же сосредоточенной, нездешней улыбкой осведомляется она.

– Как – какие? Остальные! Ну, там, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм… У них что, этого вообще, что ли не было?

– Не было, да? – без малейшего удивления откликается она. – Это они молодцы, да. Хорошо сэкономили.

И приникает кудрявыми локонами к его согбенному над фолиантом плечу.

В другом углу бывшие абитуриенты всё ещё переживают перипетии недавних вступительных экзаменов.

– Понимаешь, я написал, что Обломов – лишний человек. И за это мне снизили оценку. Но я не понимаю – он что, не лишний разве? Печорин и Онегин – лишние, а Обломов, получается – не лишний, что ли?

– Да лишний он, лишний. В русской литературе, по-моему, вообще все люди – лишние.

– Почему?

– Да так. Ни к чему они как-то.

Ещё один юноша, конфузясь, протягивает дежурной требование.

– Интересная у вас фамилия, – задумчиво басит дежурная – Не моё это дело, конечно, вы не обижайтесь….

– А чего такого интересного? – всё-таки обижается он. – Обычная русская фамилия. Архипов.

– Архипов, говорите? – вздыхает дежурная. – А написали что? Архетипов.

– Не может быть! – пугается юноша.

– Ничего страшного, – утешает его дежурная. – Жара. Пропп. Ауэрбах. Стеблин-Каменский. Кондиционеров нет. И потом, Архетипов, между нами говоря – это же прекрасная фамилия, о такой только мечтать… Если бы я писала литературоведческие труды, я бы непременно взяла себе такой псевдоним.

– …Ты не знаешь, – шепчет над каталожным ящиком чей-то измученный голос, – что это за рубрика такая – «Ё-политика?»

– Не знаю, – шелестит ещё чей-то голос ей в ответ. – Наверное, вообще политика. Как она есть.

Что касается нашего каталога, тут я тоже много чего не знаю. Не знаю, например, почему книга «Сто знаменитых шахматных партий» стоит в разделе «Декоративно-прикладное искусство народов Крайнего Севера». Или почему «Закон Божий» стоит за разделителем «Русское законодательство в России до 1786 года». Легче догадаться, почему «Путеводитель души к Богу» Бонавентуры оказался в рубрике «Справочники и путеводители», а «Агни-Йога» – в рубрике «Физкультура и спорт». В этом есть известное изящество, не лишённое определённого смысла. Но представить себе поэму под названием «География этноса в исторический период», – а карточка на эту книгу стоит именно в разделе «Русская поэзия Серебряного века», – моё воображение отказывается. Каким слогом, чёрт побери, должна быть написана эта поэма? Ну, «Чингиз-Хана»-то явно случайно занесло в раздел «Коренное население Северной Америки»… при такой охоте к перемене мест куда только не забредёшь в задумчивости…тут я не в претензии… Но рубрика «Древний Шулер»… согласитесь, это и ярко, и иронично, и глубоко. Это я особенно люблю. Почти так же, как «Альтернативную поэзию XIV века».

2007/08/21 всякая ерунда

Кошмар на улице Восстания

Проезжая через какой-то посёлок, я увидела кривой, заляпанный навозом указатель: «Кладбище – 200 м. нал, ул. Восстания». Сочетание слов «кладбище» и «восстание» почему-то вызвало у меня ряд непроизвольных ассоциаций, о которых я лучше не буду рассказывать подробно. Тем более что рядом с указателем висела очень красочная, полная натуралистических подробностей афиша фильма «Ночь живых мертвецов». Аннотация к фильму утверждала, что когда ИМ не хватает места в аду, ОНИ выходят на улицы города. Рядом кто-то приписал чёрным фломастером: «и не замечают разницы». Несколько утешило меня то, что бюро ритуальных услуг при этом кладбище называлось «Алые паруса». И уж совсем хорошо мне стало, когда мы свернули в сторону от ул. Восстания, отъехали подальше и увидели недалеко от обочины магазин «Янтарь-Мебель».

Это было так изумительно и поэтично, что я немедленно откинулась на спинку автобусного сиденья и стала видеть во сне, как Мои Желания нежданно-негаданно совпали с Моими Возможностями, и я пришла в этот Магазин и накупила себе всякой мебели из чистого, неподдельного янтаря. И живу в собственной Янтарной Комнате. Просыпаюсь среди густо-жёлтых медовых переливов и смутных солнечных бликов. Умываюсь над прозрачной, нежно-коричневой, истекающей сияющими смоляными каплями раковиной. Сажусь в кресло из зелёного, с тусклыми золотыми проблесками, янтаря, подложив под себя такую же зелёную, прошитую золотой нитью подушку, беру с журнального столика чашку со щербинкой возле ручки… столик – из жёлтого непрозрачного янтаря, чашка – точь-в-точь такая по цвету, но прозрачная, чтобы было видно, как в ней плещется и дымится янтарный чай позавчерашней заварки… А сквозь дымчатые янтарные окна какие-то люди смотрят на меня снаружи и переговариваются вполголоса:

– Нет, ну, вообще обалдели, да? За вот таку-усенькое, поганенькое колечко – четыре с половиной тысячи! Где это видано, да?

– Ну… всё-таки, какой-никакой, а янтарь. Латышский, наверное, как ты думаешь?

– То-то и оно, что янтарь. Не бриллиант же! За янтарь – такие деньги. Это вообще.

– Ой, смотри, а там кто-то внутри, в янтаре. Муха, по-моему. Нет, комар.

– Ну, вот. Значит, точно – не натуральный камень, а сплав. Из янтарной крошки. Подделка. Потому что не бывает так, чтобы в настоящем янтаре – целая муха. Ну, лапка там или крылышко – бывает. А целиком – нет. И муха наверняка пластмассовая.

«Как это не бывает? – возмущаюсь я. – Ещё как бывает! Это самый натуральный янтарь, и я тоже никакая вам не пластмассовая! Глаза разуйте! Снобы несчастные… Не разбираются, а туда же. Четыре тысячи им дорого! За такой редкостный янтарь, за такую муху – дорого им, видите ли… Ну и идите своей дорогой, если вам дорого!»

На этом месте я вздрагиваю и просыпаюсь. Волшебный мебельный магазин давно позади, а впереди – луга, усыпанные жёлтыми цветами и коровами, сады, усыпанные янтарными сливами и нежно-золотистыми яблоками «белый налив», и всё это – сквозь густо-жёлтые медовые переливы и смутные солнечные блики на грязном автобусном стекле. На скамейке возле остановки пыльный весёлый мужик играет на гармошке, а толстая молодая девка рядом с ним одновременно грызёт семечки и поёт частушки:

Я в деревне оставаться

Больше не намерена,

Если Троцкий не возьмёт – Выйду за Чичерина!

Впрочем, она поёт «Тронский» и «Чигерин». Потому что, на счастье своё, понятия не имеет, кто это такие.

2007/08/23 Моя подруга

Моя подруга в поисках «ва»

– Прочитала тут книжку одной американки… «Год в поисках ва» называется. «Ва»… ну, я не знаю, как это объяснить… В общем, в данном конкретном случае это то же самое, что смысл жизни… Она ищет смысл жизни, плохо ей без этого… всё не так, всё неправильно, понимаешь? Лично я её очень понимаю. А начинаю кому-нибудь про неё рассказывать, у всех одна и та же реакция – во, с жиру-то бесится! Мы как-то привыкли, что это стыдно, что это пустая трата времени – думать про смысл жизни… и всё делаем вид, что заняты какими-то другими, серьёзными вещами… а сами втихомолку всё равно его ищем, когда думаем, что никто не видит. Нет, правда. Ну, конечно, у нас всё по-другому происходит, не как у них. У них ведь как? Живут, живут, и всё у них, в принципе, хорошо… ну, нормально. Потом вдруг – раз! – и как обухом по голове! – нет, так нельзя, что-то уж слишком всё хорошо. Надо, чтобы было не так хорошо, немножко похуже. И начинают так жить, чтобы было немножко похуже. Так оно и острее, и разнообразнее, и есть ощущение, что что-то такое в себе и в окружающем мире понимаешь. И потом, всегда же можно обратно вернуться, туда, где обычные будни, где совсем хорошо и ничего понимать не надо…

А у нас как? Живёт человек, живёт.. ну, прямо скажем, не очень живёт… хреновато живёт, и всё ему хуже и хуже… И вдруг – бац! – как обухом по голове: нет, так, блин, нельзя, ну, невозможно уже так больше, ёлы-палы! И начинает жить так, чтобы было уж совсем хреново, понимаешь? – чтобы совсем никуда… чтобы старушку топором по темечку, а самому страдать, страдать.. лежать в тёмной, разваленной каморке и страдать, блин, и страдать, а потом в тюрьму, и по этапу, и на каторгу – и вот там-то, там как раз и будет настоящее просветление, неподдельное, без дураков, до самого нутра.. если, конечно, до этого не успеешь преставиться… Кстати, я считаю, что Достоевский ничем не лучше Раскольникова, даже хуже. Сама посуди:: Раскольников убил старушку, чтобы из человека стать сверхчеловеком, а Достоевский сам подстроил так, чтобы он убил старушку, чтобы наоборот – из сверхчеловека его сделать человеком. Но ведь тут хрен редьки не слаще, потому что и так, и так надо бабку убивать, и никуда, типа, не денешься. В любом случае получается, что старуха – так, подручный материал для сотворения чьей-то Новой Души. На фига она тогда такая нужна, эта Новая Душа? – ну её в баню, ёлки-палки… Это правда, кстати, что ты говорила? Ну, что на том свете каждый автор встречается со своими героями? Так сказать, с глазу на глаз, в тёмном переулке?

– Почём я знаю? Говорят, что так.

– Это хорошо. Бедный Фёдор Михалыч! А нынешние-то, нынешние, которые про монстров всяких пишут и колдунов… это ж даже лучше себе не представлять, что их ожидает.. Слушай! А ты-то не боишься, что встретишься со своими героями?

– Нет, конечно. Ты – мой главный герой. Чего мне бояться?

– Ни фига себе! Здесь – я, и там – опять я. Нет, тогда тебе тоже не повезло….

***

– Ну, ладно, я же про книжку хотела рассказать. Ну, вот. Эта американка ради познания Истины и Смысла Жизни решила стать японкой. Не просто пожить в Японии, а стать настоящей японкой, понимаешь? И вот она живёт в японской семье, и эта семья её ужасно презирает и третирует. Особенно жена хозяина. Унижает её, заставляет выполнять всякие мелочные, дурацкие правила и ритуалы. Там вся жизнь состоит из всяких мелких бытовых ритуалов: это можно, этого нельзя, посуда должна стоять так, а стулья – так, к завтраку – один сорт тофу, к ужину – совершенно другой, особый, с кунжутом. У рулона туалетной бумаги, блин, оказывается, есть лицо! И ни в коем случае нельзя ставить его лицом к стене. Только я не понимаю, почему – обидится он, что ли, этот рулон?... И вот эта бедная американка всю эту хренотень неукоснительно соблюдает, чтобы научиться смирению и стать идеальной японкой. И она терпит всякие оскорбления, и ходит в сорокаградусную жару в какие-то пешие паломничества в горы, и читает сутры в старинном храме, а потом сразу, со сбитыми в кровь ногами и паром из ушей, без передышки, даже душа не приняв, отправляется на занятия дзюдо. И там её метелят по-всякому, а она страдает морально и физически и познаёт таким образом смысл жизни. Всё-таки я этого не могу понять, хоть ты тресни.! Целый год тратить на поиски этого самого «ва»! И так, по сути дела, и не найти. Господи! Да у нас бы она живо его нашла, за одну поездку летом в загородном автобусе, где ни окна, ни двери не открываются, про кондиционеры никто не слышал, занавески все давно посрывали, чехлы на сиденьях никто никогда в жизни не стирал и не пылесосил, да и чехлов уже практически тоже нет, одни лысые грязные доски… И народу набито, как сельдей в бочке, и пенсионеры орут, чтобы их, как льготников, пропустили бесплатно, а водитель орёт, что на его автобус эти льготы не распространяются, и если они не заткнутся, то он вообще никуда никогда не поедет.. и двери не откроет… а если его совсем достанут, то он ещё и отопление включит. А ты сидишь на колесе, скрючившись буквой «зю», а в спину тебе упирается чей-то красивый навозный сапог, а напротив тебя мужик, только что со скотобойни, и у него руки все по локоть в крови, а на лице улыбка такая мечтательная… а с другой стороны бабка с рябиновым деревом на плече, в полотенце укутанном, а с третьей стороны ещё одна бабка, с ведром только что очищенного маринованного чеснока…Вот оно где познаётся, истинное «ва»! Уже на третьей минуте такой поездки открывается второе дыхание. Правда, первое при этом закрывается. А потом, где-то через час-полтора тебе уже совсем хорошо, как будто ты всю жизнь провёл в этом автобусе… Знаешь, сколько эта американка времени потратила, чтобы наладить отношения со своими японскими соседями? Она к ним и так, и эдак, и печенье им дарит, и мандарины, и улыбается с утра до вечера, как заведённая, а они ей только козью морду делают и отворачиваются. Да в том же самом нашем автобусе её бы сперва обматерили по-всякому, потом локтями до крови искололи во все бока, потом накормили бы червивыми яблоками из собственного сада, потом рассказали бы всю свою жизнь, как она помнится, с самого татаро-монгольского нашествия; потом узнали бы, что она американка – и с ходу предложили бы ей снять каморку в избе, заломив за это несусветнейшую цену; потом выспросили бы про её жизнь, как от неё муж ушёл и алиментов не платит, а дома, на Оклахомщине, старенькая мама лепит африканские горшки и продаёт, чтобы не помереть с голоду, – и с ходу предложили бы ей пожить вместе с мамой у них, в той же самой каморке, совершенно бесплатно и сколько угодно времени… И после этого она написала бы книгу «Два часа в поисках ва». Потому что к концу этого самого рейса она всё бы распрекрасно обрела, что искала… и даже больше гораздо, я тебе точно говорю.

***

– И всё-таки я не понимаю. Если ты хочешь освободиться от каких-то рамок и условностей, то зачем для этого загонять себя в ещё более тесные рамки? Мне кажется, наоборот – это же рабство какое-то, это худшая разновидность язычества! И Христос, кстати, говорил: соблюдай правила, но в меру, без фанатизма, чтобы не ты подчинялся им, а они подчинялись тебе… Как это – Он не так говорил? Разве Он этого не говорил Апостолам? А кому же Он это говорил? Может, мне? Нет, но я явно это где-то слышала, причём у меня полное ощущение, что слышала именно от Него…

***

– Нет, ну, кстати американцы в этом отношении не так безнадёжны. Они тоже консерваторы жуткие, конечно, но всё-таки не как японцы… Вот – у меня подруга сделала евроремонт в квартире и попыталась её сдать японским супругам. Квартира – чистое благолепие, всё сверкает и сияет так, что глазам больно. Они пришли, посмотрели всё, скисли так, нахмурились и стали извиняться. Нет, говорят, японская женщина не может пользоваться таким примитивным холодильником, без интернета и программного управления. И такой примитивный телевизор, который не во всю стену, а только в половину стены, она тоже смотреть не может, ей фамильная честь не позволяет. А уж о том, чтобы сесть на такой, извините, унитаз, – об этом вообще речи быть не может! Оказывается, японская женщина может пользоваться только таким унитазом, который в себя сам всё сразу всасывает. Вот так – жжик – и всасывает. Чтобы, не дай Бог, какие-нибудь случайные брызги от спускаемой воды не попали на японскую женщину и тем самым её не осквернили… Мне интересно знать, они все там такие дистиллированные, японцы эти, или как? Надеюсь, что это только в Токио такие, в провинции, я читала, там другая жизнь… Но эти-то, эти-то, бедняги! Представляешь, сколько времени им пришлось искать по всей Москве квартиру с нужным унитазом? Мне даже страшно подумать.. Ведь ДРУГИМ ОНИ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ НЕ МОГЛИ! Неужели так и терпели? Хотя японцы, наверное, да, – они моги терпеть, это не американцы…

***

– Так вот, об американцах и правилах. Мне Мэтью рассказывал один случай. Он тогда в посольстве работал. А там ведь знаешь как, в посольстве? Рабочий день заканчивается в шесть, и всем надо быстро выметаться. Задерживаться после работы нельзя, для этого нужно специальное разрешение. А если разрешения нет, а ты всё торчишь, как дурак, в своём офисе, приходит морпех с автоматом и деликатненько так, подталкивая дулом в спину, тебя выпроваживает. То есть, это по инструкции он должен выпроваживать. И вот этот американец, Мэтью, он мне рассказывал, как однажды в посольство приехал какой-то Новый Чиновник. То ли атташе по культуре, то ли ещё кто-то, не помню. И вот, рабочий день закончился, этот Новый Чиновник выходит из здания и видит, что внизу, в полуподвальном помещении, кто-то свет забыл потушить. Ну, он говорит Мэтью: гляди, мол, непорядок какой, надо пойти всё выключить. Спускаются они в подвал – и что же видят? Там и вправду свет горит, стол накрыт, водка стоит, консервы рыбные.. и сидят двое или трое американцев из посольских, с ними – двое или трое русских, тоже сотрудники, и ещё – те самые морпехи, которым поручено следить, чтобы после шести никого в здании посольства не было. Сидят так вдумчиво, степенно, медитативно даже, пьют потихоньку водочку, все такие серьёзные и возвышенные… и даже не разговаривают ни о чём, просто медитируют каждый о своём и этим делом запивают. У Нового Чиновника просто челюсть отпала. А они его увидели, молча ему на свободный стул показывают – садись, типа, не стой столбом – и наливают и ему тоже. Потом один пехотинец говорит так задумчиво: мало водки, говорит. Надо бы добавить. Jesho po chut-chut – i vse! А другой говорит: а давайте сейчас кто-нибудь высунет руку из окна… – а там такие окна, Мэтью говорил, низкие совсем, на уровне мостовой, и с решётками, – так вот, давайте, говорит, кто-нибудь руку высунет, схватит за ногу первого попавшегося прохожего и попросит: muzik, bud drugom, sbegai za paroi butylok cherez dorogu! Мэтью говорил мне: жалко, что они этот план не осуществили. Я, говорит, хотел бы посмотреть, какое лицо было бы у этого мужика…

Нет, это всё правда было, я тебе клянусь! Думаешь, это из какого-то дурацкого кино, типа «Особенностей национальной рыбалки»? Нет, всё на самом деле было, по правде. Этот Новый Чиновник на следующий день побежал к Начальнику жаловаться, а Начальник – тоже американец, кстати – велел ему про этот случай забыть и не поднимать шума по пустякам. Типа, не было ничего такого, и всё. Не было, потому что не могло быть. Конечно, Новый Чиновник так сразу не успокоился и всё пытался ещё эту злостную компанию где-нибудь застукать… в неподходящее время и в неподходящем месте. Но так и не смог. И в конце концов понял, что и вправду ничего не было…

Нет, я понимаю, что говорю сейчас жуткие банальности, просто жуткие! Русские – водка – беспорядок – смысл жизни! Но ведь речь же не о водке как таковой! А о том, что люди пожили здесь немножко и поняли: нельзя становиться рабами выдуманных правил и распорядков, иначе они тебя высушат и раздавят, как муху в гербарии. Жизнь – она такая, её в распорядок всё равно до конца не упихаешь. А если и упихаешь, то искалечишь на фиг так, что потом не выправишь. Как раньше китаянки себе ноги бинтовали, чтобы остановить рост ступни. От этого же дико ноги калечились, просто дико! Пальцы живьём отваливались, пятка вся искривлялась… Зато всё было по канонам. Некоторые и с жизнью своей такое же пытаются сделать. А зачем? Не понимаю, хоть ты тресни!

Нет, в неподчинении правилам тоже надо меру знать, конечно. Иначе можно стать рабом беспорядка. Это запросто. Знаешь, он когда выходит из-под контроля – это такой триллер! Можно я, кстати, сегодня у тебя переночую? А то на кухню к себе я просто уже боюсь заходить. Мне кажется, в этих банках немытых на подоконнике уже какой-то гомункулус вывелся. Правда-правда. Я даже слышу, как он там кашляет и песни пробует петь. По-моему, «Варшавянку» он там поёт… И в холодильник лазает по ночам. Ну, какой домовой, ты что? Что я, домового по голосу не узнаю, что ли? Ага, легко тебе говорить – «выброси все банки»! Вот приезжай ко мне завтра и сама выбрасывай, если ты такая храбрая!