Текст книги "Дневник библиотекаря Хильдегарт"

Автор книги: hildegart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 93 страниц)

2008/05/27 Вавилонская библиотека

Кроме Вавилонской Жалобной Книги, у нас есть ещё и Вавилонская Тетрадь Контроля Над Состоянием Оборудования. Туда пишут уже не читатели, а библиотекари. Пишут, надо сказать, ничуть не хуже, чем читатели. Лучше даже.

______________

Сообщаю всем! Раковину на втором этаже лучше не трогать! Будет хуже!!!

11. 03. 07. Оборудование в прежнем состоянии. Краны, вместо того, чтобы работать, болтаются на кухне!

12.04.07. Пришёл сантехник. И продолжает подкапывать под раковиной.

В туалете на 2-м этаже слева всё по-прежнему вращается вокруг своей оси.

Была жалоба на пляшущий кран с горячей водой в женском туалете. Сантехник так и не смог его остановить и закрепить.

26.05. Сантехник опять в разболтанном состоянии, просто стыдно и страшно смотреть.

12.07. Можно сказать, что на 3-м этаже всё нормально, но нас предупредили, что это временно!

В правой кабинке в центральном туалете вестибюля не работает система защиты фондов!

В левом кране на 3-м этаже у вас совсем нет воды, а в левом кране воды слишком много.

Оставляет желать лучшего унитаз на 4-м этаже в Зале периодики.

На 2-м этаже со стороны Справочного зала кто-то из читателей открыл и выпустил воду!

На 5-м этаже опять гудит труба. По голосу похоже, что это та самая труба, которая гудела 7.03.06

На 1-м этаже не горит плафон в холле. Электрик пришёл, но ничего не может сделать. И вообще – он вылетает при каждом нажатии на кнопку и болтается под потолком на проводах, создавая реальную угрозу для читателей.

Настоящий акт составлен 28 февраля 2007и года в том, что вызванный электрик, якобы Гусев (настоящую фамилию назвать не смог по причине алкогольного опьянения) пришёл в зал и упал и больше ничего сделать не смог. В коридоре пахло жжёной проволокой, на запах сработала пожарная сигнализация. Мы вызвали второго дежурного электрика. Пришёл слесарь и выключил (как потом оказалось, не выключил, а сломал) холодильник и электроплиту и ушёл. В прошлый раз, когда он так ушёл, он исчез на полторы недели.

16 марта 2007 года зале каталогов кем-то из посетителей мимоходом были сломаны плиты потолка. Но никто из дежурных почему-то не обратил на это внимания.

В 15.00 неожиданно стал подмигивать и позвякивать свет в холле 3-го этажа. Пытались вызвать электрика, но бесполезно. Около 16.00 свет исправился и замолчал.

26.06. Пришёл электрик, но лампу так и не нашёл. Сказал, что всё в порядке.

Вчера вечером я, будучи консультантом, вышла без возможности возврата в меню. Все попытки вернуться теперь безрезультатны!

21.11. Холодно. Темно. Приборы в порядке.

Большая просьба к администрации: сделать для читателей общего читального зала лёгкие щиты для защиты от постоянно проходящих через зал французов!

Приложение. Фрагмент объяснительной записки.

7-го апреля, находясь в читальном зале, читатель Цигалёв был вынужден, по его словам, отлучиться из библиотеки буквально на 10 мин. Когда он возвращался, на выходе его задержал милиционер и предъявил справедливую претензию, почему он вышел с непогашенным контрольным листком. На этом основании он отказался пропустить его внутрь и вызвал меня как старшую дежурную. Читатель объяснил мне, что в данный момент он уже получил книги и сидит в читальном зале. Я ему объяснила, что то, что он уже сидит в читальном зале, не даёт ему оснований стоять тут внизу и спорить с милиционером и заявлять, что он не прав!

2008/05/28 Мозайка

***

МАМА ЮЛЬКИ. Юль, ну, прекрати уже баловаться, а? Не надоело ещё? Господи, когда ты, наконец, уже человеком станешь?

ЮЛЬКА (пяти лет). А я бы и не хотела, чтобы человеком. Я бы лучше – собачкой.

МАМА. Ещё новости! Почему это собачкой?

ЮЛЬКА. Я бы тогда за Платона замуж вышла.

МАМА. За болонку что ли эту, соседскую?

ЮЛЬКА. Он не болонка. Он болон. Он мужчина.

МАМА. Ничего, вырастешь, найдёшь себе человечьего мужчину.

ЮЛЬКА.(со вздохом). Нет, мама. Человечьего такого не найдёшь. Таких и собачьиных-то мало, а ты говоришь – человечьего…

***

Увидев, как Туська схватила на руки чью-то кошку, Юлька всерьёз пугается:

– Что ты делаешь? Она же взрослая, у неё пять человек детей! Отпусти сейчас же и попроси прощенья!

Животные её любят. Она беседует с ними даже не на равных, а как младший со старшими. При этом видно, что она их нисколько не боится. Просто понимает, что они – большие, а она – маленькая.

В Царицынском парке возле одного из прудов я, чтобы её позабавить, принимаюсь квакать. Произношение у меня никуда, но две-три лягушки в тине всё-таки заводятся и ввязываются в скандал. Юлька потрясена.

– Ты умеешь, как они, да? А совсем чтоб быть, как они – умеешь?

И жадно смотрит на мой профиль, ожидая, когда же моя голова вытянется и сплющится, а за ухом надуется жёлтый прекрасный пузырь.

***

Смотрим вместе с шестилетним Денисом мультфильм про Астерикса у викингов. По палубе викингского корабля идёт неопределённого пола викинг с ресторанной тележкой и спрашивает у каждого из гребцов: «Тебе лосось или лосось?» Денис озадачен:

– Зачем это? – Ну, он им предлагает выбирать. Как стюардесса в самолёте.

– А почему – лосось или лосось?

– Потому что у него больше ничего нет. А надо предложить выбрать. Вот он и предлагает, чтобы они выбирали.

– А! Это – как президента выбирают, да?

***

– Ну, что, Тусь, в церковь-то в воскресенье пойдём?

– (Неуверенно). Пойдё-ом. Только молиться не будем, ладно?

– Почему не будем? Тусь, ты что?

– А ты же сама сказала, что у Бога в воскресенье выходной, Он всё равно ничего не делает. Отдыхает. Ну, вот… Он отдыхает, а тут все… И все чего-нибудь просят. Разве это отдых?

– А зачем же мы тогда пойдём?

– Ну, так просто пойдём. В гости.

…В первый раз за много лет я была у Бога в гостях. В доме у Него было зябко и покойно, пахло сиренью, мрамором и воском, и стол был накрыт, и в первый раз за много лет меня тряхнуло от затылка до пяток невозможным страхом и невозможной радостью, когда я подходила к приготовленной трапезе. Туська сидела на боковой скамейке рядом с французскими детьми и молча, слегка снисходительно разглядывала их игрушки, которые они ей показывали из своих рук, не давая при этом потрогать. Но потом пришла орава армянских детей и положила конец этой чинной идиллии. К концу мессы их всех, включая французов и Туську, удалили из церкви, и я, преклоняя перед уходом колени, слушала, как пение хора сливается и перемешивается с радостными воплями, несущимися со двора.

2008/05/30

Дорогие люди! Я ухожу в отпуск и до конца июня здесь не появлюсь. Всего-то какой-нибудь месяц... сущая ерунда, если вдуматься.

Буду скучать. До встречи!

2008/07/02

Бледно-голубой, с белыми подтёками и проплешинами цвет, в который выкрасили наружные стены церкви, вблизи выглядит сентиментально. Зато, когда смотришь издалека, видно, что он в точности, до малейшего нюанса в оттенках, соответствует цвету неба. На самом деле баба Зоя, церковная староста, там и брала краску, хоть и не признаётся. Потому и брала так дёшево – ей там всегда подешевле продают.

Июньский лес остро пахнет сыростью, подгнившей позавчерашней листвой, фиалками, лисичками и лесным клопом-черепашкой. Лесной клоп чудо как хорош, просто чистый изумруд. Он приходит на память всякий раз, когда срываешь первую в этом году землянику, кладёшь её в рот и, поперхнувшись, понимаешь с радостью в сердце, что он где-то рядом.

Цвет морской волны – это вовсе не цвет моря. И даже не цвет, в который красят подъезды на окраинах Москвы. Это цвет лесной полосы у горизонта, когда идёт мелкий дождик и кукует кукушка.

На горе стоит деревня, до которой нельзя дойти пешком. И доехать тоже нельзя. Чем ближе ты к ней подходишь или подъезжаешь, тем дальше она отодвигается. С того места, где я живу, виден только её силуэт – тёмно-синие деревья и тёмно-синие избы на фоне светло-серых облаков, в точности повторяющих контуры деревьев и изб. Иногда оттуда прилетают белые голуби, яркие, толстые и трепетные, как на плакатах «Миру-мир». Вороны на пашне смотрят на них и нехорошо ухмыляются, пряча в глазах мечтательную грусть.

А в этом году деревня на горе как-то наоборот – сильно к нам придвинулась. Уже можно различить, какого цвета крыша на крайней избе. А ещё в той стороне всё время кто-то упражняется на трубе. Ясен перец, это не к добру.

Из разговоров с бабой Лидой:

– Любовь… Ить придумают же такое, а? Любовь! Тьфу ты, Господи! Бабе, ей что нужно-то? Ей ласка нужна. Теплота. Сердешность. Чтоб он об ей заботился да не обижал зря. И всего делов. А они, мужик-то ей – вон чего вместо этого-то: любо-о-вь! Вона чего – любовь!… кто ж её знает, чего это такое? Вот и выходит вместо добра да ласки – одна маета.

– Мне внук мой всё талдычит: нету Бога, нету Бога. А я и не спорю – молодой ещё, чего с ним спорить… А тут вот недавно чего-то раздумалась: а ну, как и правда? Ну, как помру, а там увижу, что Его нету? Нет как нет, и не было вовсе! И что ж мне тогда? К кому ж там тогда обращаться? Я у отца Евгения спросила, а он не знает. Раз уж и он не знает – то кто ж тогда знает-то? Вот дела! Ну, дела-а…

2008/07/04 Из деревенского дневника (продолжение)

Кто сказал, что из-за стола нужно вставать с лёгким чувством голода? Из-за стола нужно вставать с острым чувством ярости! Только тогда можно добиться хоть какого-то результата. И то не какого-то, а воображаемого.

Перед отпуском я спросила у Гидрометцентра, какая будет погода в июне. Гидрометцентр долго напускал туману и интересничал, но потом признался, что будет холодно и будет много дождей. Я не поверила такому счастью и спросила о том же у знакомой ведьмы с нашей работы. Ведьма не стала золотить пилюлю и сразу сказала, что будет солнечно и жарко. И вот весь июнь повсюду вокруг меня дул северный ветер, лили дожди и бродили тучи, только надо мной одной было сплошное синее небо и солнце, изрядно меня измучившее. Не верите? Эх… видели бы вы, какой у меня загар…

Ближе к вечеру ко мне на огород зашли два небольших зайца. Спрашивали, как обстоят дела с рассадой. Не глядя им в глаза (во-первых, потому что им очень трудно глядеть в глаза, а во вторых, потому, что было стыдно) я соврала, что рассада посажена, просто ещё не выросла из-за холодов. Зайцы вежливо повздыхали и обещали зайти поближе к августу. Моя Собака любезно проводила их до ближайшего леса, а вернувшись, лежала плашмя под кустом, часто вздымая рёбра и мстительно всхлипывая.

Под утро приснился омлет с сосисками. Громадный, во всю сковородку. Горячий.

Днём окучивала клумбы с декоративной крапивой и декоративным чертополохом. Клумбы уходят далеко за ограду и теряются в глубине ближайшего леса. По обе стороны от них тянутся криво подстриженные душистые луга. В лугах бродят аисты и стрекочет заблудившаяся сенокосилка. А над лугами плывёт дрожащее медовое марево, пахнущее клевером, соломой и васильками. Кто вам сказал, что васильки не пахнут? Это вы, батеньки мои, молодые ещё, настоящих-то васильков-то ещё и не нюхали!

Перед самым входом в лес повалило ураганом дуб. И теперь войти в лес просто нет никакой возможности! А дуб жалко, хоть он и был уже старый и трухлявый. Кольм Килле, ирландский святой, очень любил дубы и никогда не позволял буре их ломать, но тут что-то недоглядел – видно, как раз в это время ходил проповедовать пиктам. Про Кольма Килле я когда-то читала ирландскую книжку с картинками. По-ирландски я читать не умею, только делаю вид. Но я не одна в этом мире не понимаю по-ирландски. Иногда мне вообще кажется, что таких, как я – большинство.

Засыпая, увидела во сне омлет с сосисками. Тот же самый, я узнала его по запаху и по оттенкам шкворчания. Неужто он теперь каждую ночь будет мне являться?

Сделала над собой усилие и всю вторую половину ночи видела во сне гречневую кашу с квашеной капустой. Проснулась разбитая.

Ночью, во время полнолуния, взошёл горох. Я его не сажала. И не думала даже сажать!

Хорошо ходить по огороду на закате, поливать из медной лейки полынь и крапиву, нюхать дым, плывущий от печных труб и слушать, как в ивовых зарослях стрекочет и булькает птица чечётка. Мне она представилась как малиновка и в глаза я её только так и называю, чтобы не обидеть, но в «Определителе птиц фауны СССР» ясно написано, что она чечётка. Я молчу об этом – вдруг ей почему-либо это неприятно? А ещё у нас летает красноголовый королёк, яркий, как попугай.

Ближе к ночи над моим флюгером зависает летающая тарелка и вращается вокруг своей оси, сияя тихим нездешним светом. Вокруг неё тучами толкутся комары. На другом конце деревни бабушки поют про крейсер Варяг под дяди-Васино караоке, и под чёрными силуэтами крыш то тут, то там, загораются тёплые жёлтые квадраты. Занавески в мелкий цветочек просвечиваются насквозь, и кажется, что они сами светятся изнутри. Из-под них слышен вечерний звон посуды и запах чая с прошлогодним вареньем.

А флюгер у меня – знаете, какой? Бродяга, прислонившись к стене, играет на саксофоне, а рядом сидит бродячий пёс и поёт что-то блюзовое. Или джазовое. Для меня, с моим слухом, всё едино.

Утром сама не заметила, как поджарила омлет с сосисками. Собака заметила, но промолчала, только выжидающе улыбнулась.

2008/07/05 Дивеево для верующих и неверующих (Из разговоров с подругой)

– Эта твоя баба Лида совершенно права. Наверное, все мы понимаем рано или поздно, что всё уже, невозможно перед самим собой притворяться, да и не нужно это никому. Я вот, например, ещё месяц назад поняла, что Бога нет. В пятницу это было. И – ты не представляешь, какое облегчение зверское, прямо гора с плеч! Как будто сидел-сидел в каком-то хомуте ужасном… на плечи давит, голову стягивает, вздохнуть не даёт. А сбросить всё равно нельзя – вроде жалко, привыкла. И вдруг он сам по себе – рраз! – и лопнул. Такая свобода, такое счастье, что просто ужас сплошной! И сразу сил откуда-то прибавилось, и сразу захотелось жить по-другому и делать что-то правильное, полезное. Я на радостях даже плиту помыла.

– Ну, это ты врёшь, положим. Так далеко твой атеизм зайти не мог.

– Нет… ну, не то чтобы прямо-таки уже помыла… Нет. Но ощутила в себе силы и желание помыть. Раньше же такого никогда не было, ты же знаешь.. Ну, ладно, я же не об этом. В общем,, в пятницу я перестала верить в Бога, а в субботу мне Ритка моя звонит и зовёт меня в Дивеево. Она давно туда собиралась, просить святого Серафима, чтобы он ей жениха нашёл. Все говорят, что это верняк, между прочим, осечки не бывает… Ну, вот. Она мне звонит и говорит: ну, чего, едем или как? А я, если бы она меня раньше попросила с ней поехать, я бы, наверное, не согласилась. А сейчас думаю – раз я всё равно в Бога не верю, почему бы не съездить, не помолиться? Для меня ничего не изменится, а человеку всё-таки поддержка. И поехала.

– Поехала?

– Ну, то есть как – поехала? Как всегда, поехала… Конечно, собиралась, собиралась и, естественно, пропустила тот момент, когда надо было выбегать из дома. И вот я прыгаю вокруг чемодана, вся ещё не одетая, без штанов, кидаю туда чего-то, и вдруг мне ребёнок говорит басом: «Граждане пассажиры! До отправления вашего поезда осталось сорок семь минут!» Мама моя! Я кое-как оделась и бежать. В метро влетела вся мокрая, как мышь… А поезд в метро, как нарочно, чего-то всё тормозил, позёвывал, почёсывался. Гад такой… так прямо и хотелось вылезти и напинать ему хорошенько. Я прямо вся извелась, пока доехала. На платформу вылетела, как из пушки выстреленная… думаю – всё равно бесполезно, поезд уже четыре минуты как ушёл. Смотрю – стоит! Стоит, голубчик. И так укоризненно на меня смотрит. А мне ещё бежать через весь перрон, до другого конца. Добежала, ворвалась, сбила на фиг двух каких-то мужиков в тамбуре и только тогда поняла, что всё-таки успела. А Ритка говорит: чудеса. Он никогда не уходит позже, этот поезд, наоборот – всегда минуты на две раньше, чем положено. А я думаю: вот хорошо! Раньше я бы тоже подумала, что это чудо, стала бы чего-то накручивать, сочинять.. А теперь, раз я уже не верю, мне ничего этого не надо. Успела – и успела. И слава Богу!

– Приехали мы. Пошли в церковь. И там так удивительно, слушай: народу полно, жизнь кипит, старушки бегают, паломники всякие. А толкотни нет и никто ни на кого не ругается. Прямо как-то даже не очень уютно поначалу… непонятное что-то. Служба длинная, тихая, красивая до невозможности и какая-то, знаешь, совсем домашняя, простая… Ритка стоит, молится, жениха себе выпрашивает, а я стою просто так, и мне та-ак хорошо! Ну, так хорошо, как никогда. Как три часа прошло, просто не заметила, как будто во сне. А под конец увидела эту икону… ну, ту самую, которую Серафим Саровский больше всех других любил… Как она называется? Ожидание? Нет, там другое слово какое-то, не ожидание, но мне это запомнилось именно как ожидание. Потому что она же ещё не родила, а только ждёт Его, и глаза опустила, и слушает Его там, внутри, в себе, и улыбается так, что просто сердце разрывается, когда это видишь. Я, как лбом своим дурацким к Ней припала, к чреву Её и к рукам, так и поняла, что категорически не хочу его оттуда убирать. Так бы стояла и стояла. Только там долго стоять нельзя – очередь же… – А когда стали выходить из церкви, тут к нам сразу две старушки подвалили, цоп нас под белы ручки: сестры, сестры, пойдёмте, поможете нам картошку чистить. Ну, не откажешься ведь, неудобно… Отец Серафим скажет: ага, как женихов просить, так они тут как тут, а как картошки почистить, так их нету. «Тит, иди молотить» – Живо-от болит!» Нехорошо же так-то. Пошли мы со старушками. Заходим в какое-то помещение, смотрим – а там пирамида этой картошки лежит на полу и под потолок уходит. В точности, как у Верещагина – «Апофеоз войны». Там, допустим, черепа, но и тут, знаешь, не намного приятнее. Картошка вся чёрная какая-то, грязнющая, с гнильцой, с запашком… самое то. И у меня сразу, моментально, – видение из прошлой жизни. Как я в стройотряде на кухне сижу и чищу картошку на двести человек. И всё время режу пальцы, потому что у меня руки трясутся от ненависти. Меня аж затошнило от этого воспоминания, а отступать-то уже некуда! Сели мы. Стали чистить. И бабки тоже с нами чистят и поют. Так ладно поют, как будто перед этим у них была куча спевок специальных. Голосочки то-оненькие такие, как ниточки, как будто не бабушки поют, а девушки. И вот мы чистим, чистим… и всё чистим, и всё чистим, а картошки этой, между прочим, ничуть меньше не делается. И я всё время думаю: ну, ладно, ещё тазик – и всё. И пойдём. А то – сколько можно? Мы же тут не на послушании, а так просто. И вообще… И вот я чищу… чищу клубни эти… и в какой-то момент понимаю, что больше не раздражаюсь. И не дёргаюсь. И не тороплюсь никуда. И времени уже нет. И пространства. А только Бог один есть – и всё. И больше ничего. Одна только тишина и Его дыхание. И печкой пахнет, и деревом сухим… так сильно, что голова кружится. И бабушки поют. А на пальце у меня – вот такой волдырь уже вскочил от ножа… мозоль самая настоящая. А я смотрю на неё и думаю: лопнет же сейчас, а руки все в грязи. А потом думаю: и пусть лопнет. Всё равно здесь ничего плохого быть не может.

– Только я так подумала, как одна из тётенек нам говорит: всё, сестры, заканчивайте. Сейчас пойдём в автобус, к источникам ехать. Ну, мы руки сполоснули и пошли. А там эти источники как бы в таких.. ну, типа, избушках, под крышами. И все, кто туда приезжает, туда, в эту воду, окунаются. Холод жуткий, вода ледянющая, от одного взгляда кровь прямо леденеет и хрустеть начинает в жилах … А бабкам этим – хоть бы хны, окунаются туда чуть не с головкой, вылезают свежие, бодрые, как огурцы. Ритка покряхтела и тоже стала раздеваться. Говорит – надо, чтобы всё по правилам, а то пролететь можно, с женихом-то. Смешная такая, я не могу…. Разделась и полезла в воду. А я её куртку на себя натянула поверх своей, сижу на корточках, зубами стучу… сама вся синяя, просто сама чувствую, какая я вся синяя и просветлённая… А в горле какой-то комок, но почему-то дышать сквозь него гораздо лучше и удобнее, чем когда комка не было и Бога не было. Почему, ты спрашиваешь? Да почём я знаю, почему? Не знаю я, почему. Бог знает.

– А потом уже ночью, в поезде, я всё сидела и думала. И поняла. Мне кажется, что поняла, да. Не надо напрягаться и тащить Его к себе. Это всё равно что пытаться втащить гору в мышиную нору. Дохлый номер, только жилы надорвёшь. Как в деревне дураков, помнишь? – как они на крышу корову затаскивали, чтобы она там траву съела. Вот так и я. Надо не Его к себе тащить, а самой к Нему идти. Если бы Он хотел с нами остаться, Он бы остался, а не вознёсся… А мы всё норовим Его обратно вернуть, и ещё при этом так, чтобы Он сам нам служил и был бы у нас на посылках… И смирение наше – чистое лицемерие, это всё тоже только для того, чтобы Его к нам поближе подманить… как будто мы охотники, а Он – кролик… Господи, какие же мы дураки, да? Это же обалдеть, это уму непостижимо, какие мы дураки! Ну, может, не «мы». Может, это я одна только. Но я – уж точно. Как бы так вот жить и не забывать, что Он-то без тебя как-нибудь перебьётся, а вот ты без – Него – фиг-с-два, пожалуй…

– А с женихом-то – знаешь, чего получилось? Да не с Риткиным, а с моим! Это вообще была умора. Я ведь тоже к Серафиму-то напоследок пристала. Подумала – зря, что ли, поехала? – надо и мне тоже жениха попросить. Главное, только-только опомнилась от первого развода, а уже опять туда же, в тот же омут! Но раз все просят, то и я попрошу – чего ж не попросить? И вот недавно, в субботу утром, лежу сплю. Времени где-то часов девять утра. Звонок. Телефон звонит. Я думаю: бли-ин, бли-ин, какая сволочь, с утра пораньше? Не возьму трубку, ни за что не возьму, пошёл в задницу… И вдруг понимаю, что я уже ВЗЯЛА ТРУБКУ! И мало того! Я всё это уже прямо в эту самую трубку кричу! И сама спросонья не понимаю, что кричу это вслух, а не про себя! Представляешь – человек звонит мне, ничего такого плохого не имеет в виду, и вдруг слышит, как на том конце кто-то поднимает трубку и орёт, как резаный: бли-ин, бли-ин, не возьму трубку, всё равно не возьму, хоть ты сдохни! пошёл к чёрту, сволочь! Представляешь, каково ему было? Он, конечно, быстренько отключился и больше не звонил. А потом мне Ритка сказала, что это был Кевин, приятель её, американец. Он увидел у неё мою фотографию и жутко захотел со мной познакомиться. Она взяла и дала ему мой телефон. И он позвонил… Главное, он, как назло, по-русски всё отлично понимает – и «сволочь», и «задницу», и всё прочее… Потом он Ритке сказал, что читал книжку «Этикет русского телефонного разговора», но ничего подобного там не нашёл… И теперь он, конечно, боится мне звонить. А мне так неудобно… Батюшка Серафим старался, а я, как всегда, взяла и всё изгадила!