Текст книги "Дневник библиотекаря Хильдегарт"

Автор книги: hildegart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 93 страниц)

8 декабрь 2010 г.

Хочу обрадовать тех, кто принял участие в судьбе Джека. Он же Шарик, он же Малыш, он же Шайтан и Поганая Морда.

Короче, все они НАШЛИСЬ.

Откуда явилось это сокровище, до сих пор непонятно. Вернулся ли он сам или с помощью раскаявшихся похитительниц; был ли всё это время в приюте или просто болтался по улицам, – неизвестно. Не очень похоже, чтобы тут бы замешан приют, потому что вернулся он грязный, исхудавший и без ошейника с биркой, который до его исчезновения всё время был на нём.

Несмотря не всё пережитое, он по-прежнему бодр, нахален, и ничуть не утратил доверия к своим прежним подданным. Юлька сказала про него: «Настоящая мордность». Без сомнения, она хотела сказать «личность», но, судя по всему, в последний момент не решилась применить этот термин к собаке.

Только вот что делать с этой мордностью – непонятно.

Одна пенсионерка из того же подъезда вызвалась с ним гулять. Уверяла, что это нисколько её не затруднит – времени у неё довольно, на здоровье не жалуется, да и Джеку предана всей душой. Но вчера утром он опять носился по двору один…. Оказалось, что на поводке его светлость ходить категорически отказывается (валится на спину, скулит, скандалит и прочее), а без поводка немедленно убегает за тридевять земель в поисках друзей, врагов, женщин, помоек и прочих радостей. И дома не тоже не сидит, хоть плачь. Каждую минуту подбегает к двери, орёт, скулит и просится во двор. Хозяйка уже успела изрядно с ним измучиться, но он не слушается её – не в силу природной злонамеренности, а просто потому, что не привык…. Скажите мне, люди, можно ли домашними средствами, не прибегая к помощи кинолога, приучить взрослого полудикого пса к поводку? И если можно, то как именно?

5 декабрь 2010 г. Волшебная лавка

Одно из самых приятных мест в Москве – это, безусловно, художественный салон на Пятницкой. Волшебная Лавка для постаревших, но так и не повзрослевших девочек вроде меня.

Там за витринными стёклами лежат сокровища последних Каролингов, перемешанные с сокровищами московских Ларьков-В-Переходах, примерно по одинаковой цене, сияющие одинаково неземной красотой и тайной. Гранаты – драконья кровь. Янтарь – застывшие слёзы королевны Юрате. Яшма и малахит – обломки Каменных Цветков, разгроханных Данилой в очередном припадке творческого кризиса. На стенах висит поддельный Шилов кисти Серова и Репина. На полках стоят глиняные коты со светочами в руках и гипсовые ангелы с сосисками в лапах – все похожие друг на друга, как близнецы, и все – индивидуально-авторские. В углу громоздятся китайские вазы эпохи Мин с двуглавыми орлами и портретами Наполеона, а рядом – кузнецовский фарфор, помеченный клеймом “Made in China.” Под потолком висят шерстяные говорящие вороны и молчат. Седой кудрявый продавец сидит на низком табурете и деловито и безрезультатно целуется с коричневой керамической лягушкой.

А ещё там всё время ставят хорошую музыку. Почему-то как правило «Дублинцев». Они как-то особенно прижились и освоились в этом местечке – видимо, потому что сами когда-то являли собой такую же завораживающую смесь волшебства и ширпотреба. А когда я зашла туда на днях, то удивилась. Вместо Ронни Дрю там пел Шаляпин. Настоящий, качественный Шаляпин с очень похожим граммофонным треском, чиханьем, скрипеньем и шипением.

Из-за острова на стрежень

На простор морской волны

Выплывают расписные

Стеньки Разина

– Штаны! – радостно угадывает мальчик, прилипший к витрине с антикварными оловянными фашистами.

– Неостроумно, Прохор, – одёргивает его полная интеллигентная мама в павловопосадском платке. – Какая хорошая запись, – говорит она кудрявому продавцу. – Очень здорово воспроизведёт граммофон… как будто настоящий.

– Не граммофон, а патефон, – уточняет продавец, ставя лягушку на место.– Он и есть настоящий. Представляете – зашёл какой-то мужик. С виду нормальный. Увидел на полке патефон, попросил разрешения послушать, исправный или нет. Мы ему всё сняли с полки – и патефон, и пластинки. А он всё это схватил, заперся у нас в служебном помещении и вот уже третий час там сидит, их крутит. По второму, не то по третьему кругу пошёл… Мы прямо не знаем, кого вызывать – милицию или «скорую».

Он улыбается так, что за версту видно – никого он не вызовет. Две продавщицы кивают ему и тоже улыбаются. Толстая интеллигентная покупательница смеётся; мальчик Прохор подпрыгивает, взвизгивая от восторга, а потом все они, одинаково подпершись ладонями, слушают про то, как

Вдоль по улице метелица метёт,

За метелицей мой милый друг идёт…

– Мама, Метелица – это девушка? – шёпотом уточняет Прохор.

Мама рассеянно кивает. Вороны под потолком умилённо вздыхают и топорщат шерстяные перья. Потом мама с Прохором уходят, над дверью звякает колокольчик, и с улицы слышно, как Прохор радостно и мелодично орёт во всё горло, перекрывая шум машин и дальний звон церковных колоколов:

Ты по-стой, посто-о-ой, красавица моя,

Дозволь наглядеться, радость, на тебя!

3 декабрь 2010 г.

В вагоне тесно, полутемно и муторно-спокойно, как в царстве Аида. Пахнет чуть-чуть бомжом, чуть-чуть копчёной рыбой и почему-то талым снегом, хотя на поверхности снега почти ещё нет. Сзади кто-то невидимый вполголоса, с придыханием, рассказывает кому-то, такому же невидимому – а может, просто самому себе:

– Час и сорок минут сегодня ждали электричку, представляешь? На таком морозе… И ни двинуться, ни притопнуть – такая кругом толпа. Все стоят впритык – вот так вот, голова к голове, и ни туда, ни сюда…. А в тамбуре ещё и свет отключили… Мало того, что перед этим вся эта толпа через один турникет пёрлась, потому что все остальные на ремонте, а ещё и свет отключили. И электричек нет. Объявляют только, что задерживаются, а на сколько – не говорят… Вот так и стояли столбом на морозе…и ни туда, ни сюда… Я думала – помру, не дождусь… А уйти в зал ожиданий – смысле нет, там не отапливается… И к тому же – вдруг, ты уйдёшь, а электричка придёт…

Двери открываются, в вагон, пошатываясь, входит парень с красным лицом и неподвижными красноватыми глазами. Тут же пошатывается и хватается за рукав какой-то тётки в высокой, как кичка, шапке.

Тётка остервенело, с завидной быстротой реакции толкает его в грудь обеими руками.

– Пьянь чёртова! Кто вас только сюда пускает?!

Парень летит навзничь, откинув голову назад. От падения на пол вагона его спасает только плотная, как стена, толпа, в которую от врезается спиной, как в батут.

И тут только я вижу, что в руке у парня – белая тросточка. И все это видят.

Парень – не пьяный. Он просто слепой. Слабовидящий, как теперь говорят.

Тётка тоже это видит и слега пугается. Но только слегка.

– А чего,– говорит она растерянно, но с неостывшей ещё злобой. – Ездиют тут… Чего ездиют-то? Сидели бы дома…

Толпа молчит. Кто-то уже взял парня под руку и подвёл к ближайшему сиденью, кто-то пытается уступить ему место. Парень неловко улыбается и отнекивается. На тётку никто, в общем-то, не смотрит. Но на ближайшей станции она торопится выскочить.

Я тоже выхожу на этой станции, потому что она – моя. Иду по платформе к эскалатору и вижу по пути ту самую тётку, привалившуюся к колонне тяжёлой засаленной дублёнкой. Она стоит и сердито сморкается. Глаза у неё красные и неподвижные, – совсем как у того парня.

Я не знаю, о чём она плачет. Может, вспоминает, как стояла час и сорок минут на лютом морозе посреди измученной, глухо ропщущей толпы, вслушиваясь в дальние хриплые гудки и потустороннее бормотание динамика? Или о том, как потом в такой же толпе ещё сорок минут ехала в какую-то душную, безнадёжную неизвестность? Или о том, как потом, не разобравшись и не зная, куда всё ЭТО девать, ударила инвалида? Или вообще о чём-то своём….

Она всхлипывает, трёт веки, размазывает по платку помаду, и я вижу, как сквозь эти непонятные, чужие, не касающиеся никого вокруг слёзы неуверенно и щемяще-красиво проступает лицо.

1 декабрь 2010 г. Про Дмитриев Самозванцев

Как большинство воинствующих дилетантов от истории, я наконец-то заболела Дмитрием Самозванцем.

Кто хоть раз попадал в это болото, знает, что угодить-то туда легче лёгкого, а вот выбраться оттуда….

После ста пятидесяти тысяч прилежно проштудированных мною источников я поняла, что поумнела до изумления. Какая потрясающая, многограннейшая личность предстала передо мною! Судите ж сами.

Это был человек весёлый, развязный и до невозможности болтливый. Если он сумел уболтать до потери чувства реальности не кого-нибудь, а двух иезуитов! – согласитесь, это дорогого стоит. При этом он неизменно был мрачен, нелюдим и чрезвычайно немногословен. Порицал пьянство, сам пил очень мало, но при этом не ложился спать трезвым. Был до умиления демократичен, слонялся по Москве без всякой охраны, запросто заходил в лавки, беседовал и с купцами, и с простым народом. При этом пешком никогда не ходил; и куда бы ни ехал, его повсюду сопровождал отряд вооружённых до зубов телохранителей, окружавший его столь плотным кольцом, что самого царя, по сути дела, никто и не видел. Правил он очень разумно и милосердно, головы рубил, не задумываясь, и, ничем не напоминая царя Иоанна, за сына которого себя выдавал, являлся во всём точной батюшкиной копией. В том числе, кстати, и в разврате. Каждую ночь его приспешники Мосальский и Басманов водили в баню девушек для царской услады, но, поскольку сам царь в баню никогда из принципа не ходил (презирая всё исконно русское), то и с девушками этими ему никак не удавалось встретиться. Тем не менее, они все без исключения прилежно от него беременели… Нравом он был кровожаден, хотя крови не любил. Обликом же был на редкость уродлив: кособок, криворук, ростом почти карлик, с несоразмерно широкой грудью и ногами колесом. При этом изящен и хорош был до умопомрачения – строен, элегантен, прекрасно воспитан, и «во всей его повадке чувствовалась благородная стать». В свободное от разврата время он только и делал, что раздавал русские земли полякам, но они, черти, всё равно были недовольны, потому что за всё это время так ни шиша от него и не получили. Поистине удивительный царь! Всякие цари бывали на Руси, но чтоб такое…

А теперь – внимание!

Считается, что Лжедмитрии появлялись в нашей истории по очереди, один за другим.

На самом деле они правили одновременно.

Лжедмитрий Первый был сыном польского короля Стефана Батория. Он был разумным правителем и великим реформатором, вроде Петра Первого, который, кстати, тоже был сыном Стефана Батория, но держал это в тайне, чтобы не расстраивать историков. Лжедмитрий Первый правил не страхом, а милостью. А когда у него возникали проблемы с этим способом управления, – а возникали они, надо сказать, довольно часто, – его на время подменял Лжедмитрий Второй, который был сыном Ивана Грозного. Собственно, он был не «Лже», а настоящий Дмитрий, но держал это в тайне, чтобы не расстраивать историков. Он показывал народу кузькину мать, народ успокаивался и разрешал Лжедмитрию Первому ещё немножко поцарствовать не страхом, а милостью. А Лжедмитрий Третий вообще не царствовал, потому что был расстригой Гришкой Отрепьевым. Он только и делал, что бражничал, пропивал царскую казну, водил монахинь в сауну, скакал на диких лошадях и играл на дудках со скоморохами. И народ знал, что царь у него милостивый, но строгий, и при этом удалой и беззаботный. А то, что царь не один вовсе, а их трое – это народу было пофиг. В самом деле – что три, что один, какая, на фиг, разница?

А потом заговорщики убили самого доброго из царей – Лжедмитрий Первого. И тогда на первый план вышел Лжедмитрий Второй, – который сын Ивана Грозного – и уже как следует познакомил всех с матерью Кузьмы. Народ обрадовался и убил и этого тоже. И остался у народа один Лжедмитрий Третий. Но поскольку он был Гришкой Отрепьевым, то ничего путного из этого не вышло.

А Марина Мнишек, та вообще ни в чём не виновата. Потому что ещё при жизни всех троих Дмитриев она так и не могла выяснить, за кем же из них они замужем. А они ей тоже не говорили, кто из них кто, потому что сами не всегда могли в этом разобраться. Да и вы бы на их месте не разобрались. Потому что там был ещё и Дмитрий Четвёртый. Но поскольку он был иезуит, то его никто никогда не видел, и в учебниках про него ничего не написано.

___

Кстати, когда я всю эту чушь сочиняла, то очень собою гордилась, полагая, что мне первой после Фоменко пришло в голову такое простое и логичное объяснение сей исторической загадки. Не тут-то было!

Оказалось, что Эдуард Успенский уже успел написать про это целый роман, – и недурной! Вот так, братцы мои. Всегда думаешь, что ты первый, ан глядь – тебя уж и обскакали!.

1 декабрь 2010 г. Опять про Юльку

Туська и Юлька – как Лёля и Оська из «Швамбрании». Туська – необидчивая, уверенная в себе фантазёрка. Юлька – тихая задумчивая скандалистка, погружённая в Туськины фантазии, как заколдованная принцесса – в иллюзорный мир, созданный каким-нибудь Мерлином.

А ещё Юлька, как и Оська, – великий путаник. И солидный её возраст ничуть этому не помеха.

Играют с Туськой в школу. В качестве учеников в ней присутствуют пожилой рождественский Олень из «Красного Куба», который после знакомства с моей Собакой лишился одного рога и полутора ушей; плюшевый техасский броненосец по имени Бронислав Потёмкин; енот Сима – судя по виду, неисправимый завсегдатай помоек, и какая-то безымянная барышня с красивыми скорбными глазами и наполовину отклеившейся шевелюрой. Класс пёстрый и явно неблагополучный.

Учительница – крыса. Ну, ясное дело.

ЮЛЬКА. Давай… знаешь… давай Потёмкин будет учиться, как Путин!

ТУСЬКА. Давай. А почему как Путин?

ЮЛЬКА. Хорошо потому что. Лучше всех.

ТУСЬКА. А откуда ты знаешь, что Путин лучше всех учился?

ЮЛЬКА. Потому что он – Примерный Мистер. Это значит – для всех пример!

ТУСЬКА. Чего-чего?

ЮЛЬКА. Вот и «того»! Сама, что ли не слышала, как по телевизору?... "ПРИМЕР поехал..." "ПРИМЕР посетил..."

***

ЮЛЬКА. Дядя Женя! А потаскун – это кто? Кто всё у всех таскает или кто ко всем таскается?

ТУСЬКИН ПАПА (в испуге). А тебе кто сказал это слово?

ЮЛЬКА.(пожимает плечами). Не знаю. Он у нас дома есть.

ТУСЬКИН ПАПА. Кто?!

ЮЛЬКА. Потаскун. Только он, конечно же, не настоящий. Его на руку надо надевать. Как в кукольном театре. Видел когда-нибудь?

ТУСЬКИН ПАПА. Что у вас за потаскун, которого надо на руку надевать?!

ЮЛЬКА. Енот такой. Сима. Потаскун.

ТУСЬКИН ПАПА. Юлька, ты меня уморишь. Не «потаскун», а «полоскун». От слова "полоскать". Он же полоскается всё время, этот енот, потому и полоскун... Понятно?

ЮЛЬКА (после секундного размышления) Понятно.

И тут же летит к маме, чтобы её просветить:

– Мам, ты хоть знаешь, кто такой потаскун? Это такой енот, который ко всем таскается и ко всем ласкается!

***

ЮЛЬКА. Мам, это что за картинка?

МАТЬ. (Устало) Суд Пилата.

ЮЛЬКА. А-га…. А это кто?

МАТЬ. Иисус Христос. Бог.

ЮЛЬКА. Сама вижу, что Бог. А это кто?

МАТЬ (Усталая, в надежде, что дочь отстанет). Прокуратор

ЮЛЬКА. (Деловито) А где адвокатор?

МАТЬ. Э-э-э… Нету.

ЮЛЬКА (Решительно). Ну, тогда это не суд, а фигня какая-то!

Нынешнюю молодёжь, воспитанную на юридических телешоу, на мякине не проведёшь!

****

– Мам, мне тут недавно показалось, что я о чём-то таком хорошем-хорошем подумала! Потом проверила – оказывается, нет! Ничего подобного!

15 декабрь 2010 г.

По пути на работу сворачиваю к рынку, поскальзываюсь – и сразу попадаю лицом в густой и крепчайший аромат Горячих Пирогов С Яблоками.

О, это совсем не тот пластмассово-маргариновый смрад, который стелется по всем московским переходам и переулкам. Этот запах – живой, пышный, не вызывающий и тени сомнения. Так пахнет в деревнях на следующий день после Яблочного Спаса.

Ни один нормальный человек не устоит, угодив с разлёта в такой запах. Это – как пение сирены. Пройти МИМО этого можно, только привязав себя к мачте.

Я сворачиваю к палатке и присоединяюсь к очереди из таких же, как и я, нормальных людей, не успевших себя никуда привязать. Возле киоска стоит бабка на костылях, в платочке «в кружок» и с подбитым глазом и просит милостыню. Из-под её перекошенной, но вполне ещё добротной телогрейки выглядывает полосатая фуфайка.

Когда подходит моя очередь, продавец весело удивляется:

– Адын пирог? Зачем адын? Пятнадцать рубель всего – дёшево, нигде нет так дёшево, бери пять!

– Нет, – судорожно переглатывая, отвечаю я. – Один. Хватит с меня, и так толстая.

– Ай, зачем толстая? – театрально вопит продавец. – Это шуба у тебя толстая, слушай! А сама – красивая женщина, стройная… зачем так говорить?

– Ага. Стройная. Ка-рррова! – орёт во всё горло старуха, глядя на меня в упор весёлым подбитым глазом

– Карррр! – подтверждает ворона на ветке у неё над головой.

Это приводит меня в такое восхищение, что я отдаю бабке всю сдачу с сотни. Целую горсть звонких красивых «десяток», блестящих, как золото.

– Каррова! – благодарит меня старуха. – Мерррси!

И хохочет, показывая единственный, зато уж точно золотой зуб. Потом подбрасывает в воздух одну сверкающую золотую «десятку», ловит и подбрасывает ещё раз

– Пиастррры! – подпрыгивая, орёт ворона у неё над головой

14 декабрь 2010 г. «Сама понимаю, что Гоголь», или всё это было бы смешно... (из беседы с бывшей однокурсницей)

– Скажи, вам план по посещаемости до сих пор спускают? Нет? Ну, вы счастливые! А нам, представляешь, до сих пор. А откуда я столько народу наберу? Вот смотри: мой филиал – в Вышнегорском, а это даже не райцентр, а так…. До ближайшей деревни – восемь километров, и все пёхом, потому что на автобусе возят теперь только тех, кто на комплексе работает. Спрашивается – кто ко мне попрётся? Лёнька Смирнов, правда, регулярно ходит, когда пьяный… ну, то есть, в смысле – вообще регулярно. Он, когда пьяный, очень сразу начинает интересоваться всем, что в мире происходит, а телевизора у него нету, пропил давно… Вот и ходит в читалку. Когда трезвый, то дуб дубом, ничего не помнит, ничего не соображает. А когда пьяный – такой интересный, столько знает всего, просто с ума сойти.. Вот он, значит, ходит. А кому ещё ходить? Там, у него в деревне, вообще уже никого не осталось, одни бабки да он. Ну, приезжие ещё ходят, летом. Ещё школьники иногда, из Ивановского и из Морёнок. И всё. А! Корейцы ещё ходят… там у нас, за рекой, целые корейские поселения. Эти любят что-нибудь чувствительное, чтобы за душу брало… ну, там, про вампиров и всё такое… Но корейцы же не китайцы, их вон на сколько меньше… И как я с такой посещаемостью план выполню, спрашивается? А это никого не волнует, между прочим. Спустили – будь добра, выполняй. Иначе никакой премии к Новому Году. Её, правда, в прошлом году и так не платили… И в позапрошлом, по-моему, тоже. Но всё равно – обидно же, если лишат, правда?

А я – знаешь, чего придумала? Сейчас упадёшь. У меня свекровь моя бывшая работает в конторе ритуальных услуг, при кладбище. Называется «Вечная память». А кладбище большое, туда со всего района свозят хоронить…. Ну, вот, я и подумала… Нет, ты меня тоже правильно пойми! Формуляры же надо на кого-то заводить, да? А туда, в формуляр, паспортные данные нужно и всё такое.. Как я это всё придумаю? – ОВД там, ГУВД и прочая эта хреновина… Ну, вот, я и попросила свекровь…. Что? Да.. Сама понимаю, что Гоголь. А что делать? Между прочим, очень удобно. Проверяющие приходят – у меня всё в порядке, формуляров аж четыре коробки, и все заполненные, всё чин-чином. Я даже придумываю за этих… ну, читателей, кто что больше любит. Одному, там, военную прозу записываю... Крохалёв такой, Степан Сергеич, он у меня очень про войну любит – Бондарева там, Симонова, Виктора Некрасова. Женщинам, конечно, больше классику и любовное… Румянцева у меня, например, всю «Всемирную литературу» перечитала, очень активная… А они что, эти проверяющие, будут проверять, где она живёт и правда ли всё это читает? Какое их дело, что она уже два года, как преставилась? Им посещаемость нужна и обращаемость фонда. Вот я им и даю. А если даже вдруг чего и всплывёт, я скажу, что ошиблась – не тому книги записала. Только никто не заметит, кому оно надо-то?

Ой, а знаешь, я их теперь боюсь немножко.. Да не проверяющих, а ЭТИХ! Иногда так вечером сидишь на выдаче, вдруг – одна половица скрипнет; потом – другая. Потом дверь так… кррррр…. Как в фильме. И никого. Потом опять половица – крррр… Я уж сижу и думаю: может, Крохалёв пришёл «Горячий снег» сдавать? Или каяться, что кому-то из этих.. ну, тамошних своих приятелей дал книжку на пару дней, а они взяли и заиграли… Потом начинаешь думать: а каково по таким должникам ходить, требовать, чтобы книги вернули? Мы же домой к ним ходим, если они не возвращают…. Так подумаешь: о-о-й… А идти-то всё равно надо, этой обязанности с нас никто не снимает… Хорошо, что они аккуратные, книг не портят, всё вовремя сдают. Жалко только, на мероприятия не ходят. Хотя я их иногда записываю, как будто они тоже приходили. А что? Кто знает, между прочим, приходили или нет.