Текст книги "Bittersweet (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 53 страниц)
Но Ромуальд даже этому был несказанно рад. Ошеломлён, удивлён и практически счастлив. Да, несомненно, он научился ставить крест на сексуальной жизни, научился довольствоваться малым и обходиться собственными силами, но его изощрения не могли в полной мере заменить прикосновения другого человека, их осторожность или же, наоборот, раскованность, теплоту губ и тихие стоны удовольствия, которые в чужом исполнении были гораздо интереснее.
Эпизод в клубе вновь встал перед глазами и показался смешным. Тогда Ромуальд отчаянно фантазировал, приписывая образу незнакомца множество качеств, которыми тот, возможно, не обладал. Здесь гадать не приходилось, он всё знал наперёд. Хотя… В правдивости последнего заявления возникали сомнения, поскольку настолько раскрепощённым, активным и чувственным Джулиан не был даже в лучшее для себя время. Стянув с себя рубашку и брюки, он всё же решился погрузиться в ванну, наслаждаясь прикосновением тёплой воды к коже, разгорячённой и как будто не его. Она стала чувствительной, как никогда прежде, и, в какой-то мере, Джулиан даже начал понимать Ромуальда. В сексе точно должно быть нечто приятное, если даже самое предвкушение его настолько прекрасно. Он закусил губу, чуть потянув кожу. В былое время он не мог назвать себя страстным любителем поцелуев, зачастую даже приходил к выводу, что в них нет ничего интересного, только слюнявое облизывание, мокрый язык, шарящий во рту, несколько противный. Но если Ромео нравилось это, то почему бы не сделать приятное. Сейчас кожа губ тоже стала невероятно чувствительной, и Джулиан вновь потянулся за поцелуем.
Чем дольше это длилось, тем сильнее Ромуальд склонялся к мысли, что что-то не так. Из головы окончательно выветрились дурацкие мысли о подмене Джулиана двойником, о том, что это действительно длительное лечение возымело должный эффект. Зато появились подозрения и сомнения в компании уверенности, что всё далеко не так гладко, как хотелось бы. Разорвав поцелуй, он внимательно присмотрелся к лицу Джулиана. Тот закрыл глаза и выглядел сейчас невероятно соблазнительно, если бы не одно но… Одно, но охрененно важное «но», перечеркнувшее всю радость на корню, но давшее ответ на вопрос: в чём заключается причина перемен.
Джулиан, видимо, почувствовал, что от беззаботного настроения Ромуальда камня на камне не осталось, потому что открыл глаза и долго, пристально на него посмотрел. Ромуальд потянулся, чтобы стереть едва различимые, а если не приглядываться внимательно, то и вовсе незаметные белые пылинки. Но Джулиан опередил его, стукнув по руке, а после – набрав в пригоршню воды и смыв следы своего преступления.
– Какого чёрта? – глухо спросил Ромуальд, понимая, что его даже на крик сейчас не хватает.
Он неоднократно списывал нелепые поступки Джулиана на болезнь, оправдывая ею всё, без исключения. Он знал, что бывший любовник способен совершать ошибки, но не думал, что дойдёт до такого. Из всех возможных Джулиан выбрал самый дикий вариант, самый… Самый… У Ромуальда слов не находилось, чтобы как-то охарактеризовать этот поступок, а голос предательски сипел, словно его обладателя с размаха ударили под дых. И не нужно было гадать, кто именно это сделал.
– Что тебе теперь не нравится? – процедил Джулиан. – Разве ты не хотел, чтобы я начал проявлять инициативу?
– Так? Не хотел.
– Ты никогда ничем доволен не бываешь.
Ромуальд с трудом сглотнул. Джулиан, выплюнув незаслуженное или заслуженное, но только частично, обвинение, сидел в скорбном молчании. Ромуальду казалось, что время сделало пару витков назад, остановившись на том моменте, когда он нырнул под воду. Только теперь у него не получилось подняться на поверхность, дно ванны исчезло, и он тонет.
Это было до абсурда дико. И до абсурда смешно.
Он планировал вывести соперника Джулиана из строя, применив подобные методы, но теперь оказался на распутье. Если Челси снова назовёт Джулиана наркоманом, он даже возразить не сумеет, потому что она ударит прямо в цель. Раньше мазала в молоко, теперь всё верно, ему не к чему придраться.
– В моей квартире есть ещё это дерьмо? – спросил, подавив в себе желание – сжать ладони на горле Джулиана.
– Думаешь, я отвечу?
– А почему бы тебе это не сделать?
– Потому что ты меня любишь и не хочешь, чтобы я страдал.
– И как эти два пункта взаимосвязаны?
– Впервые за долгое время я чувствую себя живым, не мучаясь от этой грёбанной боли, не задыхаясь и не загибаясь, не скуля и не воя. Впервые за долгое время я действительно хочу тебя, а не испытываю отвращения к прикосновениям. Впервые за долгое время у меня появилась надежда на будущее.
– Если ты будешь накачиваться этой хернёй, у тебя не будет будущего.
– У меня его и так нет, – хмыкнул Джулиан. – Какая неожиданность, да?
– Ты…
– Понятно. С самого начала было ясно, что мою точку зрения ты не разделишь.
Он выбрался из ванны, ухватил одно из полотенец, вытерся наскоро и, подняв с пола вещи, удалился, оставив Ромуальда в компании мрачных мыслей и многочисленных вопросов, которые так и не были заданы.
– Блядь, – выдохнул Ромуальд, сползая вниз и жалея о том, что не приложился затылком о бортик ванны. – Сука… Тупой ублюдок.
Ладони сжимались в кулаки. Желание разнести к чертям всю ванную, а то и всю квартиру с каждой минутой становилось всё сильнее, но Ромуальд старался выровнять дыхание и угомониться. Кто-то из них должен быть разумным. Кто-то должен сохранять спокойствие, и пока один творит хуйню, второму предстоит это нагромождение разгребать.
Почему-то эта сомнительная честь выпадала исключительно на его долю.
========== 8. ==========
Soundtrack: The Birthday Massacre – Lovers end
Ромуальд поставил перед собой цель и планировал идти до самого конца, не сворачивая в сторону на середине дороги. И в этот раз речь шла, как ни странно, вовсе не о противостоянии с партнёром по сцене, а о попытке обнаружить в пределах своей квартиры наркотики. Джулиан лишь презрительно кривился и хмыкал, наблюдая за тщетными попытками соседа, откровенно смеялся, когда Ромуальд выгребал из шкафа вещи и перетряхивал их, надеясь найти хоть что-то.
Кокаина в пределах досягаемости не было, если не считать жалкие остатки на стеклянной столешнице в гостиной. Джулиан явно закидывался наркотой именно там, перед тем, как отправился в ванную комнату.
После грандиозной поисковой операции квартира была перевёрнута вверх дном, вещи валялись на полу, содержимое ящиков составляло компанию одежде, а пакетика с наркотой так и не обнаружилось. По всему выходило, что Джулиан не брал ничего про запас, ограничившись одной дозой, и её он уже использовал.
Финальным аккордом импровизированного обыска стал жест, которого Ромуальд сам от себя не ожидал, но воздержаться не получилось. Он чувствовал, что ещё десять минут назад мог бы не только ухватить Джулиана за воротник рубашки и сдавить, лишая доступа воздуха, но и реально прикончить его, и это было довольно закономерное явление. Аффект, который так часто упоминается в уголовных делах.
– В моей квартире не будет никаких наркотиков, – прошипел зло.
Удивительно, что глаза не налились кровью.
– Запрети мне, – ехидно отозвался Джулиан.
– Если ты не понял, то я уже запрещаю.
– А мне плевать.
Ему действительно было наплевать, и он не бросался словами, он подтверждал свои заявления на практике. Через несколько дней он исчез. Просто ушёл и не вернулся. И пока Ромуальд пытался дозвониться до него, Джулиан делал шаг в новую жизнь. Оставив бывшего любовника в одиночестве, он вернулся в свою собственную квартиру. Тем самым, наверное, пытался доказать, что сумеет прожить в одиночестве и в няньке не нуждается. Тем более в той няньке, что не выполняет прихоти, а имеет наглость высказывать свою точку зрения и читать нотации.
В Джулиане проснулся дух противоречия, простимулированный химией, и Ромуальд получил отставку.
Тогда Ромуальд впервые поймал себя на мысли, что борьба была бессмысленной, и по Джулиану действительно психиатрическая больница плачет. Зря он верил в правдивость обратного утверждения. Видимо, был нереальным оптимистом. Теперь настало время посмотреть правде в глаза.
О роли они больше не разговаривали, да и не только о ней. Когда Ромуальд рискнул приехать к Джулиану, дальше порога его никто не пустил, пришлось ограничиться зарождающейся перепалкой в коридоре. До полноценного скандала обмен эмоциональными репликами не дошёл, поскольку Джулиан, устав от бесконечных наставлений и попыток влиять на его жизнь со стороны, захлопнул дверь перед носом Ромуальда и больше на контакт не шёл. Потеряв час жизни в ожидании, пришлось признать поражение и отправиться домой, предварительно выместив свою злость на ни в чём неповинной двери, от души пнув её несколько раз. Наверное, если бы Ромуальд не остановился вовремя, покидать здание пришлось бы не по собственной воле, а при помощи охраны, поскольку без камер наблюдения здесь не обошлось. Но Ромуальд не планировал устраивать разборки с привлечением огромного количества людей, прессы и телевидения. Он просто понимал, что больше не может держать всё в себе, живя в напряжении, на постоянном нерве, но продолжая улыбаться и излучать уверенность в правильности своих поступков.
Иногда Ромуальд ловил себя на мысли, что не до конца осознал серьёзность проблемы, потому находится в состоянии, которое нормальному описанию не поддавалось. Вроде бы он негодовал и жаждал оказать Джулиану помощь в деле избавления от наркотической зависимости, которая пока не развилась, но вполне могла сделать это в дальнейшем. Он сам не был образцом добродетели, но наркотики находились где-то за гранью добра и зла. Если чего-то Ромуальд и старался избегать, так это химической дряни. Не потому, что нравилось относить себя к категории правильных мальчиков, а потому, что в школьные годы довелось столкнуться с подобным явлением и потерять близкого друга. Именно друга, а не любовника. И это событие что-то в нём изменило.
Раньше он смотрел на разного рода наркотики с равнодушием, после непосредственного столкновения с их разрушающим результатом, проникся чувствами, близкими к ненависти. Он сходил с ума на пару с Джулианом, когда тот вынужден был принимать свои таблетки, теперь же находился на грани отчаяния, не зная, как донести истинный смысл до чужого понимания. Джулиан не желал принимать его точку зрения раньше, теперь его и без того расшатанный эмоциональный фон вообще находился в крайне ненормальном состоянии, а амплитуда колебаний достигла небывалого размаха.
Здоровый некогда парень отправился на тот свет через год. Джулиан не был здоровым. Ни психически, ни физически. Постоянно напоминая себе об этом, Ромуальд готов был биться головой о стену, потому как вывод не становился для него откровением. В данном случае привыкание возникнет ещё быстрее, а разрушительный эффект достигнет апогея стремительно. Быть может, даже пары доз хватит для того, чтобы Джулиан окончательно подсел на свой «чудо-порошок». И однажды не проснулся.
Клинику предлагать – не вариант. Он не согласится. Он, несомненно, откажется. Он депрессивный, легко поддающийся внушению, если речь заходит о чём-то, способном облегчить боль, но в остальных вопросах отвратительно упрямый.
Его невозможно переубедить, ему нереально навязать свою точку зрения. Они так и будут постоянно сталкиваться в скандалах, пока однажды у одного не сдадут нервы и не откажут тормоза. Не факт, что один из них будет пытаться ограничивать себя в словах и действиях. Это Ромуальд бьётся постоянно в закрытое окно, оставляя на оконной раме, утыканной острыми ножами, капли крови. А Джулиан гнёт свою линию и вряд ли захочет самостоятельно выплывать из того дерьма, в которое так стремительно сиганул.
Ромуальд ломал голову над тем, как это получилось. В какой момент? Сначала наметилась положительная динамика, а потом сразу же, без предисловий, падение на дно. Ладно, это не такая уж редкость в шоу-бизнесе. Многие балуются не коксом, так травой. Не травой, так коксом. Бывают и любители чего потяжелее, сейчас, однако, не о них речь. Есть те, кто крепко сидит на спиртном, практически не слезая с бутылки.
Джулиан давно к алкоголю не прикасался, поскольку крепкие напитки с его лекарствами не сочетались совершенно. И то, что Джулиан воспринимает это, как само собой разумеющееся обстоятельство, Ромуальда воодушевляло. Теперь он приходил к выводу, что алкоголь был не самой страшной перспективой в его жизни.
Особую нелепость ситуации придавало осознание, что хуже себя чувствовал именно Ромуальд, а не его бывший любовник. Это не Джулиан с завидным постоянством приезжал и караулил под дверью, не он опускался прямо на пол, прижимаясь спиной к двери, не он набирал один и тот же номер, надеясь на откровенный разговор по душам. Он вообще не проявлял внимания к жизни Ромуальда. И если он ставил перед собой цель: вызвать чувство вины, то задуманное осуществил с блеском. Ромуальд, несмотря на то, что говорил правильные вещи, чувствовал себя чудовищем и нежно пестовал комплекс вины, зародившейся и позднее разросшейся до небывалых размеров.
Он сидел, как верная собака, на коврике и ждал, когда его вновь допустят в свою жизнь. Джулиан действовал проверенными методами. Измор. До тех пор, пока не добьётся тотального унижения и не заставит взять свои слова обратно. Впрочем, даже тогда он ничего не станет гарантировать. Он возьмёт время на размышления и долго, тщательно, будет решать извечную дилемму: казнить или миловать?
– Джулиан, давай поговорим, – просил Ромуальд, зная наверняка, что обращается не к пустоте.
Джулиан находился поблизости. Стоял за дверью, но продолжал тренировать собственную волю или же, как вариант, наслаждался произведённым эффектом, попутно указывая Ромуальду, где его место.
Было в нём что-то такое… Удивительное. Виртуоз в области манипуляции одним человеком.
Ромуальд неоднократно ловил себя на мысли, что поступает нелепо. Ему не нужно унижаться и проводить время под дверью чужой квартиры. Напротив. Следует поблагодарить судьбу за такой роскошный подарок, вздохнуть с облегчением и почувствовать себя самым счастливым человеком на свете.
Больше никаких страданий, никаких попыток вывести Джулиана из транса, никаких истерик. Лишь счастливая жизнь, возможность начать всё с чистого листа, скомкав и выбросив исписанный. Но Ромуальд продолжал напоминать себе о болезни Джулиана, о том, что сам способствовал выписке из клиники, и теперь ответственность за происходящее ложится на его плечи. Он в ответе за Джулиана, даже если приручить его не сумел и вряд ли сможет в дальнейшем.
– Не знаю, чего мне хочется больше. То ли пожалеть тебя, то ли покрыть матом, дать по голове, чтобы мозги на место встали. Да столкнуть нос к носу с какой-нибудь привлекательной особой, чтобы ты понял: на свете море достойных кандидатов. Намного лучше твоего Джулиана, – когда-то сказала Челси.
Вряд ли со временем она разочаровалась в своих утверждениях и прониклась симпатией к пассии Ромуальда. Наверное, лишь сильнее поверила в их правильность и с трудом удерживалась от ироничного смешка, глядя, как брат старается отбить все нападки, попутно убедив окружающих в стопроцентной адекватности Джулиана.
Спорить с мнением Челси было бесполезно, потому что при всём стремлении доказать, что она просто относится к некоторым людям с предубеждением, Ромуальд признавал правдивость чужих аргументов. Действительно. На свете много достойных кандидатур, к которым можно проникнуться симпатией, а то полюбить. Но он ориентировался в своих поступках не только на симпатию и любовь. У него имелся ряд отягчающих факторов, от которых избавиться не получилось. Мысленно он неоднократно разрубил канаты – назвать их нитями язык не поворачивался – соединяющие его с Джулианом. Знал, что на его месте так поступили бы многие, но потом вновь принимался за анализ ситуации, вспоминал собственное поведение и слова-обещания… Понимал, что не может так просто уйти. Он должен удостовериться, что с Джулианом всё в порядке. Если это не так, то постараться исправить в сторону улучшения. Должен, однозначно. Только оказался мерзким гидом, потому что в процессе поиска идеального пути заставил Джулиана блуждать в тёмных закоулках. Чем всё обернулось? Очередным провалом и признанием, что из него посредственный лидер.
Ему хотелось доказать окружающим, что сил предостаточно. Он способен добиться высот, привести к светлому будущему человека, которым дорожит и поставить всех недругов на место. Реальность демонстрировала Ромуальду средний палец. Прямо как тот мальчишка из клуба.
Неофициальная битва с родственниками тоже завершилась провалом. Отец был успешен в музыкальном бизнесе, Челси от него не отставала. Мать тоже добилась высот в своей сфере деятельности. И только Ромуальда штормило, прибивая то к одному берегу, то к другому. Счастливчик Джулиан и неудачник Ромуальд. Один добился всего самостоятельно. Второго продвигает отец, при этом сомневаясь, что сын оправдает надежды, на него возложенные. Это Челси – умница и красавица, великолепный организатор и обладатель чудесной деловой хватки, а Ромуальд… Ромео, как и тёзка, отличается склонностью к импульсивным, не слишком обдуманным поступкам, способным привести к весьма неприятным последствиям.
«И умерли в один день», – промелькнула в голове спонтанная мысль.
Тяжёлый вздох…
Он потянулся к телефону, чтобы набрать номер Джулиана в стремлении вновь попытать счастья и добиться разговора. Хотя бы обмена парой фраз. Но телефон зазвонил сам собой, и Ромуальд сразу подумал, что его внимания добивается сестра. Взгляд на дисплей подтвердил это подозрение.
Осознание спровоцировало повторный тяжёлый вздох.
Ромуальд одарил мимолётным вниманием календарь и с удивлением осознал, что сегодня день его знакомства с предлагаемым партнёром по сцене.
Несмотря на то, что будущий композитор продолжал отлёживаться на больничной койке, работу над мюзиклом никто замораживать не собирался. Отец продолжал верить в скорейшее выздоровление бриллианта музыкальной коллекции «Эган Медиа-групп» и ждал подходящего момента для заключения контракта. Челси выбор композитора в пух и прах не разнесла, обеими руками поддержав кандидата, предложенного отцом. Но у них нередко проскальзывало поразительное единодушие во мнении, удивляться было нечему. Это Ромуальд выбивался из общего ряда со своими бредовыми идеями и сумасшедшим любовником. Возможно, в какой-то мере, родственники и его самого в эту категорию записывали. Только если у Джулиана расстройства были документально подтверждены, то Ромуальд был «сумасшедшим» в некоем обыденном значении этого слова. Не тот, у кого с головой проблемы, кого необходимость социальной адаптации приводит в состояние ужаса, а просто… Скорее, не сумасшедший, а просто глупый мальчик, не знающий жизни во всей её красе и неприглядности. Он совершал те или иные поступки, поддаваясь сиюминутному порыву. Лишь изредка тщательно продумывал план действий и жаждал выполнить его в мельчайших подробностях.
Импульсивный и несколько избалованный парень. Так характеризовала брата Челси. Этого же мнения придерживались остальные родственники. Мать, отец, и супруг сестры. Племянник пока был мал, потому анализом личности дяди не занимался.
Вот с ним Ромуальд, кстати говоря, отлично ладил. Между ними царило идеальное взаимопонимание. Может потому, что виделись редко? Или как раз в силу возраста племянника? Вполне реальная перспектива.
– Привет, – Челси сегодня была на редкость добродушной и не стала с порога наскакивать с обвинениями и попытками подчеркнуть гениальность своего кандидата.
Всего одно слово и – как вариант – улыбка, которую Ромуальду было не суждено увидеть в силу пребывания на более или менее внушительном расстоянии от сестры.
– И тебе, – отозвался он без особого энтузиазма, заранее предсказывая определённую реакцию со стороны Челси.
На заинтересованность и попытки разузнать, что же произошло, не рассчитывал. Они никогда не были близкими друзьями, а сейчас – не время начинать. Когда он в дурном настроении, Челси не лезет с расспросами, не предлагает помощь и не говорит, что брат может положиться на неё. Он отвечает ей тем же. Оптимальное решение для обеих сторон, потому что в противном случае разговор может пойти по проторённой дороге. Попытки указать просчёты со стороны Челси, полный игнор в ответ со стороны Ромуальда. Это его жизнь, и только он будет решать, как поступать. Каких людей приближать к себе, каких отталкивать.
«Ты оттолкнул всех, кроме одного».
Конечно, это заявление было преувеличением. Ромуальд не отказался окончательно от общения с окружающими людьми и не замкнулся в себе. По мере возможности он старался поддерживать старые знакомства и при необходимости обзаводиться новыми. Другое дело, что Джулиан перетягивал на себя большую часть внимания, и это не подлежало обсуждению и пересмотру. Это стало нормой поведения.
– Надеюсь, помнишь, какой сегодня день?
Челси ожидания оправдала на сто процентов. Ни единой попытки влезть в душу и поинтересоваться, почему брат разговаривает с ней подобным тоном. Она не удивилась, смирилась и привыкла, что любая попытка завести беседу оборачивается взаимными обвинениями и откровенной демонстрацией нежелания общаться.
«Милая родственница, я счастлив слышать твой голос, а теперь провались в пропасть, потому что ещё пара реплик с твоей стороны, и меня стошнит».
– Такое проблематично позабыть.
– Я рада, что с годами ты становишься ответственным, – произнесла Челси, поставив Ромуальда в тупик.
Пошутила или была предельно серьёзной?
– Сложно выпустить из вида момент, когда тебе объявляют войну.
– Ты так и не отказался от своей идеи?
– И не откажусь в дальнейшем.
– Мне сложно тебя понять.
– Относительно?
– Не подумай, что решила отговаривать и наставлять на путь истинный, поскольку не привыкла биться в закрытые двери. Придерживаюсь мнения, что люди до всего доходят самостоятельно, не стоит оказывать на них давление. Вот и ты… Так отчаянно ненавидишь человека, которого увидишь впервые в жизни. И почему? Потому, что он перешёл дорогу твоему обожаемому Джулиану. Это ли не глупость?
– Ты решила сыграть роль миротворца?
– Просто подумала, что иногда находить компромиссы интереснее, нежели воевать. Особенно, если сражение изначально бессмысленно.
– Челси, ты знаешь, что я буду до последнего настаивать на кандидатуре Джулиана.
– Знаю, – произнесла она. – К сожалению.
На секунду показалось, что в голосе промелькнули печальные нотки, но Ромуальд поспешил отмести от себя подозрения. Они ничего хорошего не сулили, призывая к признанию очередного поражения и капитуляции перед сестрой и её правильными решениями.
Ромуальд моментами сам себя не понимал. Вступая в спор с Челси, он мог продемонстрировать собственную незрелость, поскольку при детальном рассмотрении ситуации становилось понятно: она вновь сказала правильные слова, и эта точка зрения наиболее оптимальна для всех.
Джулиан может пользоваться добротой Ромуальда, вить из него верёвки в надежде получить желаемое. При этом его даже в корысти обвинить нереально, потому что кратковременное расследование сорвёт покровы и продемонстрирует истинное положение вещей. Ромуальд всё делает по собственному желанию, никакой выгоды не получает. Джулиан выигрывает во всём. Сидит себе спокойно в стороне, пока другие дерутся. Как только прольётся кровь и определится победитель, он поднимется с места, придёт и заберёт приз. Всё равно, что король, отсиживающийся в замке, пока армия рискует собой, подставляясь под вражеское оружие в надежде защитить своего лидера.
Как было не задаться актуальным вопросом. Где твоё самоуважение, Ромуальд? Куда оно подевалось? Что ты с ним сделал? Почему вообще решил это сделать?
Ответы витали в воздухе, но не удовлетворяли полностью.
Моментами Ромуальд себя за это ненавидел, но продолжал настаивать на собственной правоте, зная, что бьёт мимо. Это было делом принципа. Это было его жизненным кредо. Он не мог не совершать ошибок. Челси неоднократно говорила, что ему необходимо взрослеть, он с этим соглашался, но временами испытывал трудности в вопросе принятия тех или иных решений. Ему следовало до всего дойти самостоятельно, вариант обучения на чужих ошибках не рассматривался.
Особенно нелепыми выглядели его попытки на фоне недавних событий. Если несколько недель, а то и дней назад Ромуальд знал, за что конкретно борется, то теперь у него не осталось ориентиров и уверенности, что все его старания не пойдут прахом. Джулиан так отчаянно цеплялся за слова о роли, что сложно было поверить в дальнейшее развитие ситуации. Нереально предположить, что он собственными руками начнёт рушить любовно выстроенный фундамент, снесёт всё до основания.
Он молчал и не давал знать о событиях своей жизни, обособленной, скрытой от посторонних глаз и наблюдения Ромуальда, но, несмотря на эту размолвку, которой больше подходила характеристика «ссора», продолжал надеяться на благополучное, для него, разрешение конфликта. Джулиан ждал эту роль. Ромуальд чувствовал. Более того понимал, что от исхода противостояния зависит его будущее. Сдержит слово и подарит роль – будет прощён. Нет – нет. Простая математика или экономика. Практически товарно-денежные отношения. С поправкой на то, что он не агент Джулиана, и занимается продвижением не за определённую плату, а на голом энтузиазме.
Когда эти размышления затягивались, Ромуальд вспоминал насмешливую ухмылку Джулиана и его голос, произносивший одну и ту же фразу:
«Ты меня любишь и не хочешь, чтобы я страдал».
Любишь, да.
Периодически к этому результату размышлений добавлялись слова «к сожалению». Ромуальд, ловя себя на подобных мыслях, испытывал чувство неловкости и мысленно не просто зачёркивал данную формулировку, а методично закрывал жирными линиями чёрного маркера. Разве реально сожалеть о том, что любишь человека?
Всё чаще накрывало осознанием: бывает и такое.
Казалось бы, такое прекрасное чувство. Оно по умолчанию должно дарить исключительно положительные эмоции, но в реальности всё оказывалось не так радужно. Там, где по сценарию прописывались радость и счастье, в мире настоящем, а не выдуманном, оставались разочарование и горечь. А ещё отвращение, презрение, отторжение и желание проблеваться от души, до мерзкого послевкусия на языке и абсолютной пустоты желудка. Отлично, если попутно и в голове не останется тяжких мыслей.
Он неоднократно вспоминал о теории чистого листа.
Но сам таким листом становиться не умел.
Его попытки оставались провальными всегда. Стоило только потянуться к стопке и вытащить пару новых бумаг, чтобы начать сочинять приятный во всех смыслах сценарий, как на белом полотне вырисовывались чернильные пятна. Те самые, что принято называть призраком отношений. Он не чувствовал себя свободным. Он не мог избавиться от своей привязанности к Джулиану. Он видел себя предателем, когда представлял, что встречает кого-то другого и начинает за ним ухаживать. Как будто в мыслях, на уровне подсознания возник блок, запрещающий даже думать о чём-то подобном. Знак радиации, опасность. Не приближаться. Не мечтать. Вы связаны навеки… Смешно. Для многих, но не для него.
Ромуальда качало на этих волнах, паруса несчастного судна «Почти семейная жизнь» превратились в шторку от мух, основательно потрёпанную и разорванную в сотнях мест, а он придерживался прежней политики. Отрицал правдивость чужих доводов и упрямо цедил, что всё хорошо. Джулиан станет прежним, они будут счастливы, вдвоём сыграют в мюзикле. Один прославится, второй вернёт прежнюю любовь слушателей и увеличит аудиторию.
Он верил. Правда, верил.
Потом не верил.
А потом снова верил.
С переменным успехом, в зависимости от того, насколько активными были попытки убеждения, исходящие от него самого. Насколько очередной день борьбы с болезнью Джулиана, его капризами и нервными срывами выматывал самого Ромуальда. И ещё от множества факторов, о которых он предпочитал умалчивать, чтобы не утонуть в потоке пессимизма.
Он отчаянно нуждался в одобрении или хотя бы поддержке со стороны близких, но они не были настолько романтичными или наивными. Его семья состояла из прагматиков до мозга костей, и такие люди не восхищались его сомнительным подвигом. Как следствие, поддержки Ромуальд не получал, оттого и колебания маятника под названием «Уверенность» были столь внушительными. От бешеного оптимизма, хлещущего через край, до глубокого отчаяния, когда хотелось опустить руки, бросить всё и отключиться на время от окружающего мира.
Это происходило спонтанно, не на фоне каких-то особых событий, не условным рефлексом, а так, будто импровизация. Ничего удивительного. Как другие люди берут отпуск, бросают всё и уезжают подальше от рутинной работы, так и он не отказался бы от отпуска. Только отдыхать предписывалось не от работы, а от проблем личного характера, которые находились с ним в непрерывном режиме и не планировали отчаливать в неизвестность.
На день сегодняшний выпал один из таких моментов. Слова Челси что-то задели в нём. Не прорвали мясо до костей, лишь слегка оцарапали. Сестра говорила разумные вещи. Невозможно ненавидеть того, кто попадается тебе на глаза впервые в жизни. Когда такая нереальная ситуация действительно вырисовывается и разворачивается в полном объёме, стоит подумать о приёме успокоительных, плюс появится шанс заподозрить себя в прогрессирующей мизантропии.
Раны, нанесённые проникновенной речью, затянулись практически моментально, стоило вспомнить, какой становится Челси, возжелав торжества справедливости. Он мог переадресовать сестре её же слова, но не стал этого делать, только многозначительно ухмыльнулся и принялся собираться на встречу.
Челси не стремилась раскрывать перед ним все карты, потому о личности актёра, утверждённого на роль, особо не распространялась. Ромуальду оставалось лишь догадываться, каким окажется временный напарник по сцене, что он скажет при встрече. С девушками, занятыми в постановке, уже доводилось пересекаться, с некоторыми – неоднократно, и только партнёр, играющий лучшего друга, пока не был представлен лично.
Лучше бы ему вообще сидеть и не отсвечивать.
Он мог оказаться каким угодно, потому-то фантазия Ромуальда подкидывала на оценку разнообразные варианты. Несмотря на уверения Челси, что она никакого отношения к безоговорочному утверждению кандидатуры не имеет, Ромуальд только посмеивался, вспоминая эти попытки отвертеться и переложить ответственность на посторонних людей. Он был уверен процентов на девяносто восемь, что всем заправляла сестра, она же отчаянно перелопачивала биографии кандидатов, надеясь, что результат прослушивания себя оправдает. И дело не столько в голосе претендента на роль, сколько в том, что он должен стать подарком-сюрпризом. Удивить Ромуальда и поставить в тупик. Вряд ли у него будет смазливое лицо, вряд ли он окажется влюбчивым до невозможности, с откровенно проглядывающей через тонны грима «голубизной», вряд ли, увидев напарника, он моментально вскинется, протянет кокетливо узкую ладонь с идеальным маникюром на ногтях и пропоёт соблазнительным тоном, что безумно рад знакомству. Впрочем, это был уже гротеск.
