Текст книги "Bittersweet (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 53 страниц)
Вода полилась в стакан, пальцы ловко, по привычке, отсчитали необходимое количество таблеток. Джулиан закрыл глаза и поднёс ко рту первую из них.
«Глотай».
Когда-то Джулиан Ормонт считал себя счастливым человеком, а события его жизни служили этому заявлению подтверждением. Он относился к той категории людей, которым не приходится прикладывать огромное количество усилий для достижения своей цели, всё получается само собой, едва ли не по взмаху волшебной палочки. Играючи, что называется. Казалось, что он всегда будет любимчиком судьбы, один за другим распаковывая подарки, приготовленные ею для него.
Детство Джулиана прошло в любящей семье, перед глазами не разыгрывались трагедии и драмы. Родители обожали и готовы были исполнить любую прихоть, если чадо вдруг попросит. Джулиан не просил, с ранних лет обозначив себе цели в жизни, и зная, с чем свяжет судьбу в дальнейшем. Быть может, многим его увлечение казалось глупым и не слишком стабильным, но Джулиан никого не хотел слушать. Родители, впрочем, не спорили, а обеими руками поддерживали начинания талантливого ребёнка. Ему пророчили карьеру классического музыканта и определили, что чадо является обладателем абсолютного слуха. Уникальный дар, который даётся немногим. Человек, им обладающий, просто не может выбрать другую стезю, поскольку это едва ли не преступление против личности. Всё равно, что уметь писать восхитительные книги, но отказываться от их издания, выливать задуманное на бумагу и тут же швырять в огонь, не позволяя окружающим насладиться своим талантом.
Несомненно, не стоит судить всех по одному шаблону, равно как и не стоит навязывать свою точку зрения посторонним людям. Тот, кто обладает абсолютным слухом, но музыку не любит, вполне может отказаться от карьеры в музыкальном бизнесе. Вряд ли таких случаев никогда не происходило. Но Джулиану повезло. Его не выталкивали на сцену насильно, он сам поднимался на неё с удовольствием. Несколько лет он провёл в специальной школе с музыкальным уклоном, но долго там не продержался. Не потому, что другие одарённые и талантливые старались сжить более удачливого конкурента со свету, а потому, что пришёл к определённым выводам. Ничего нового он там не узнает. Всё, что ему пытаются вложить в голову преподаватели, уже давно известно, и на уроках он лишь теряет время.
Дальнейшую науку он постигал самостоятельно, выстраивая и оттачивая свой собственный, хорошо узнаваемый стиль. Его успехи в музыкальном бизнесе были довольно внушительными, и это не могло не радовать. Он занимался любимым делом, а оно помимо удовольствия приносило ещё и неплохие деньги. Джулиану казалось, что он находится в сказке.
Пока другие исполнители презрительно кривились, увидев очередного журналиста, желающего задать пару вопросов, он с радостью отвечал, улыбался, принимал участие в программах на радио и телевидении. Снимал клипы и купался в любви слушателей. Вслед за успехами в певческой карьере подтянулись и новые предложения, открывавшие неведомые прежде горизонты. Джулиану предложили попробовать себя в качестве актёра, и он без промедления согласился.
Ему часто доводилось слышать, что совмещать успешную карьеру с личной жизнью невозможно, рано или поздно приходится делать выбор в пользу чего-то одного. Что ж, тогда своим примером Джулиан и это утверждение опровергал, поскольку его личная жизнь не оставляла желать лучшего, здесь всё складывалось так же прекрасно, как и во всех остальных сферах.
Открывая газеты, он точно знал, что очередной журналист не удержится, и в очередной раз назовёт его привычным, но таким приятным прозвищем. Джулиан Ормонт – Lucky Boy. Счастливчик Джулиан. Успешные альбомы, фильм с его участием, сделавший кассу, вечная улыбка на лице, заботливое отношение к поклонникам. Он был нереальным. Примером для подражания многих. Звезда, сияющая настолько ярко, что глазам становится больно, когда смотришь на него.
Тем удивительнее было видеть, в кого он превратился теперь.
Наверняка правда, вылезшая наружу, стала поводом для зубоскальства завистников, коих набралось не меньше, чем поклонников. Конечно, теперь о Джулиане практически позабыли. Он ушёл в тень, не работал в музыкальной индустрии. Бывшие друзья отвернулись, на официальном сайте стояла гулкая тишина, а те, кто раньше сходил с ума и признавался в любви, нашли себе новые объекты для поклонения. Он с трудом поддерживал в себе жизнь, всё чаще приходя к выводу, что она вообще никому не нужна. Даже ему. Особенно ему.
А потом вспоминал, что есть тот, кто готов бороться за его никчёмную жизнь.
Горько усмехался и вновь принимал эти чёртовы таблетки, один вид которых провоцировал приступ острой тошноты и ненависти к событиям последних лет.
Отвратительное чувство, когда понимаешь, что не живёшь, а существуешь, лишь время от времени выныривая из своего сумасшествия и становясь нормальным человеком.
От таблетки до таблетки.
Джулиан давно опустил руки, и если бы не поддержка со стороны Ромео…
Ромуальд Эган появился в жизни Джулиана стремительно, ворвался вихрем из цветочных лепестков, аромата туалетной воды в стиле унисекс с запахом дождя, потока восторженных слов, направленных в адрес молодого и талантливого. Вообще-то они могли познакомиться раньше, поскольку Джулиан был одним из тех артистов, что записывали свои диски на лейбле, принадлежащем отцу Ромуальда. Но как-то не сложилось. То ли Ромуальд заинтересовался только теперь, то ли просто наблюдал и не решался подобраться к объекту своего восторга.
Последний вариант казался сомнительным, поскольку уж кто-кто, а Ромуальд не походил на человека стеснительного. Скорее, наоборот. Достаточно было однажды посмотреть на него, чтобы прочитать на лице решимость и умение добиваться своего. Ещё один любимчик судьбы, которого жизнь приласкала с самого рождения, да и сейчас продолжала баловать.
Семья Эган вообще принадлежала к тем, кого принято называть королями по жизни. Те самые, что готовы полюбить только королеву, а проигрывают не меньше миллиона. Что Ромуальд, что Челси, что Эйден, что Симона.
До того, как Ромуальд появился в гримёрке после концерта, Джулиан слышал о сыне своего работодателя исключительно от посторонних людей. Даже с Челси сталкивался чаще. Впрочем, в этом ничего удивительного не было. Старшая дочь семьи Эган тоже занималась продюсерской деятельностью и помогала отцу, в то время как Ромуальд считался богатым бездельником, способным прожигать жизнь, тратя её на самые разнообразные развлечения. Странно, что в своём графике он сумел выкроить время для общения с кумиром. Хотя…
В правдивости данного утверждения Джулиан как раз сомневался, почему-то пребывая в твёрдой уверенности, что, попросив Ромуальда напеть хотя бы пару его песен, не услышит в ответ ничего, кроме невыразительного блеяния. Нарочно он неловкие ситуации не провоцировал, потому петь Ромуальда не просил, благосклонно приняв очередной букет и посчитав знакомство оконченным. Тогда он не рассчитывал на длительное общение, не думал, что будет проводить с Ромуальдом всё больше времени, и в конечном итоге, они станут парой.
Публично признаваться в своих отношениях, целоваться на каждом углу и раздавать интервью они не собирались, просто наслаждались обществом друг друга. Это общение ни у кого вопросов и нареканий не вызывало. Все прекрасно знали, кто является продюсером Джулиана, и когда он попадал в объектив камеры папарацци вместе с Ромуальдом, всё воспринималось как должное. Исключительно деловые моменты, полное отсутствие двойного дна.
Само собой, сплетни тоже встречались, но отсутствие реакции на них сводило старания пронырливых журналистов на нет.
Всё было замечательно до тех пор, пока Джулиан не почувствовал некоторые перемены в собственной личности. Тогда он думал, что просто немного устал от любимой, но изнуряющей работы. Тогда он думал, что всё пройдёт со временем, нужно только дать себе передышку и немного отдохнуть. Тогда он предположить не мог, что год счастья так быстро померкнет, и он превратится для Ромуальда в обузу. Если в свои девятнадцать и двадцать они чувствовали себя счастливыми, то начиная с двадцати одного года и по сию пору, обитали в состоянии вечного напряжения, седативных препаратов, постоянного общения с лечащим врачом и ожидания очередного обострения.
Результат обследования Джулиана ошарашил, и этот момент своей жизни он вполне мог подвести под определение того состояния, когда земля уходит из-под ног, мир теряет краски, остаются лишь серые декорации, шаткие, неустойчивые. Только тронь одну из них рукой, как она моментально упадёт, подняв столб пыли и спровоцировав дикий шум, из-за которого усилятся головные боли, любой шорох покажется невыносимым. Когда каждое слово звучит, как приговор, и ты понимаешь, что ничего не сможешь сделать.
Никогда. Ничего. Не. Изменишь.
Это перманентное безумие будет находиться рядом с тобой семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Оно может засыпать на некоторое время, но потом пробудится с новой силой, и, возможно, усугубит и без того нестабильную ситуацию.
Его состояние не было результатом переутомления. Оно соседствовало с ним с рождения, просто не находило подходящего момента, чтобы заявить о себе. Мирно почивало, как спящая красавица в своём замке, а потом взяло и начало стремительно прогрессировать.
Родители знали с самого начала, родители опасались, но решили, что в их случае судьба окажется благосклонной, и Джулиана сия участь минует.
Говорят, что психическим расстройствам чаще подвержены женщины, но в семье, из которой происходила мать Джулиана, эта мерзость передавалась только мужчинам. Женщины рождались абсолютно здоровыми и проживали свою жизнь от начала и до конца, не думая о том, что однажды придётся отправиться на принудительное лечение в заведение, которое пользуется определённой незавидной славой и вызывает исключительно отторжение. Единственное, за что могли переживать эти дамы, так только за своих детей. Они мечтали родить девочек, чтобы не мучиться потом с психом, обитающим под боком. Мать Джулиана не боялась, потому родственников не послушала и на аборт не отправилась. Она родила и вырастила своего сына, получила повод гордиться его успехами, чтобы в дальнейшем всё равно оказаться у линии старта. Счастливчик Джулиан, как показала практика, тоже умел притягивать к себе неудачи. Кажется, теперь, после наступления совершеннолетия он расплачивался за все подарки судьбы, выданные ранее. Сначала она мило гладила его по голове, трепала по волосам, улыбалась и убеждала, что за поворотом ожидает ещё большее счастье, нежели прежде, чтобы потом продемонстрировать километровый счёт и заявить бескомпромиссно: сказка закончилась. Пора паковать чемодан и отправляться на лечение.
Родители, услышав приговор со стороны врача, не стали спорить и отстаивать до последнего свою точку зрения. Они лишь согласно кивали, мысленно прощались со своим отпрыском, выписывая ему билет в один конец. Путешествие в страшную комнату, где он проведёт остаток жизни, ограждённый от реальности. Впрочем…
Она совсем не страшная.
Она самая обыкновенная.
Ты привыкнешь.
Ты смиришься.
Ты будешь жить такой жизнью, Джулиан. Иначе нельзя.
Ты понимаешь?
Он не понимал. Он отказывался это делать.
И именно в тот момент осознал так чётко, как никогда прежде: у него практически нет единомышленников. Только один человек готов до последнего защищать и отстаивать его права на жизнь в социуме. И этот человек – Ромуальд Эган. Тот, кого Джулиан в момент знакомства воспринимал исключительно в качестве смешливого мажора, решившего поиграть в романтического героя. Джулиан был уверен на сто процентов, что Ромуальд бросит его в числе первых, скажет, что не желает иметь ничего общего с сумасшедшим уродом. Реальность продемонстрировала обратную картину.
И всё-таки желания Ромуальда оказалось недостаточно для того, чтобы отменить решение врачей и родителей Джулиана.
Ему хотелось кричать во всю мощь лёгких, повторяя раз за разом, что родители совершают ошибку. Он должен был докричаться до них, но чувствовал, что его действия равнозначны попытке метать бисер перед свиньями. Родители уже поставили на нём крест, окончательно смирившись с тем, что болезнь одержала победу над их чадом. Они даже не думали бороться и торопились избавиться от него до тех пор, пока он не превратился в обузу. С самого начала было понятно, что перспектив практически нет. С годами всё будет становиться только хуже. Спасти Джулиана способно чудо, а их, как известно, в принципе, не существует.
Для того чтобы обойти запрет и помочь Джулиану выйти из психиатрической клиники, Ромуальду потребовалось не менее полугода, и это время превратилось в бесконечность. Иногда Джулиану казалось, что его жизнь остановилась, и его совершенно случайно перекинуло из одного мира в другой. Вскоре выяснится, что это случайность, его вытащат, перед ним извинятся, и он снова вернётся к своей счастливой жизни, где есть сцена, поклонники, творческий процесс и Ромуальд.
Но закат сменялся рассветом, рассвет – закатом, а знакомые врачи никуда не девались, они появлялись каждый день, они давали таблетки, заставляли глотать их, вкалывали какую-то дрянь, шепча преувеличенно-заботливыми голосами, что это делается исключительно во благо, никакого вреда не причинит.
Джулиан не верил, он чувствовал, как распадается изнутри на части.
Эта мерзость жила в нём с рождения, в каждой клетке тела. Растекалась по венам, заполоняла каждую пору, она умело выжидала время, чтобы нанести сокрушительный удар, в конечном итоге. Быть может, он этого не замечал, а она подтачивала его изнутри каждый день, потихоньку ломала систему защиты, как вирус взламывает персональные компьютеры, а то и целые сети. Она не оставляла ему шанса, медленно подводя к тому краю, с которого он должен был шагнуть в пропасть.
Если до момента попадания в лечебницу он чувствовал себя живым, умел радоваться и, в общем-то, не столь сильно акцентировал внимание на своём недомогании, то теперь ему не оставили шансов. Мир в картонной коробке – всего четыре стены – за пределы этого пространства невозможно прорваться, оно навечно стало его домом. Приходится смириться с тем, что эту «уютную квартиру» не сдать в аренду, не перепродать. Его прописка здесь приравнивается к вечности. Один и тот же распорядок дня, одна и та же безвкусная еда, одни и те же лица. Вот от чего реально можно было свихнуться здесь, так это от однообразия, от молчания, от отсутствия надежды, как таковой.
Так, наверное, чувствовали себя те, кого в средние века приговаривали к смертной казни.
Джулиан понимал, что с каждым днём от его личности, которой так восхищались окружающие, остаётся всё меньше. Его место занимает кто-то другой. Нервный, неуверенный в себе, опасающийся каждого шороха, каждого звука. Иногда ему казалось, что собственное дыхание бьёт по нервам, с размаха, и заставляет выть от отчаяния. Это было жутко. Он опускался всё ниже и ниже и понимал, что подняться не сумеет. В какой-то момент это осознание превратилось в настолько осязаемое и реальное, что он проснулся с мыслью: так дальше жить нельзя. Тогда же, спустя неделю, он впервые поймал себя на размышлениях о суициде. Ещё через неделю предпринял попытку осуществить задуманное, грохнув стакан и применив его осколки в качестве орудия собственного убийства.
Конечно, раз уж он оставался жив по сию пору, попытка не увенчалась успехом. А статус психа получил ещё одно подтверждение.
Последний месяц в стенах лечебницы был особенно тяжёлым. Джулиан практически смирился с осознанием, что выбраться отсюда не сумеет. Тем удивительнее было осознать, что свобода совсем рядом. Есть человек, готовый поручиться за него, привозить, когда возникнет необходимость, на консультацию к лечащему врачу, да и вообще, что угодно сделать, только бы мир, состоящий из четырёх стен, разрушился, жизнь вновь заиграла красками, а радость вернулась.
Джулиан и сам не был против такого поворота, но, оказавшись на свободе, понял, что сломался. Он неоднократно обдумывал историю своей жизни, пропускал через себя, анализировал, находил те или иные крючки, за которые можно было зацепиться. Выводы делал неутешительные. До попадания в мир психиатрической клиники он был здоровее, нежели после.
Любящие – как будто – родственники вынесли ему вердикт и зачитали приговор. Они не пытались его спасти, они поставили на нём крест и позабыли о существовании. Пока он был известным исполнителем, имевшим популярность и мелькавшим на страницах глянцевых изданий, им гордились и превозносили. Но теперь… От былого образа не осталось ничего. Личности, как таковой, не осталось. Она разрушилась, отмерла часть за частью. Сгнила и заразила те ткани, что ещё оставались здоровыми в пределах этого организма. Джулиан больше не являлся тем человеком, каким помнили его окружающие три года назад, потому и путь на сцену был закрыт для него. Он сам его закрыл, понимая, что не сможет смотреть на тех, кто сначала кричал о любви к его персоне, потом с лёгкостью позабыл, а теперь вновь пришёл и смотрит. Более того, ему не хотелось больше шоу и концертов. Ему не хотелось перелётов и гастролей. Не потому, что он потерял связь с публикой и боялся её, а потому, что вообще не представлял себя частью социума.
Стены лечебницы отрезали его от актуальных событий, захлопнули дверь перед носом и принудили ограничить сознание этими стенами. Он оказался на свободе, но отделаться от былых ощущений не сумел.
Не оставляло в покое и ещё одно осознание, снизошедшее на него в прошествии определённого периода времени. Если раньше он был настоящей звездой, то теперь превратился в никчёмного психа, на концерт которого придут только ради фана. Поглазеть на сумасшедшего, выискивая промахи и ошибки, радуясь тому, что он спотыкается и временами забывает текст. Раньше такого не случалось, но кто даст гарантию, что не начнётся теперь?
Всем известно, что на несчастных обитателях психиатрических клиник частенько тестируют неизвестные лекарства, не прошедшие апробацию. Как на крысах или кроликах. Кого волнует судьба сумасшедшего? Родственники добровольно отправили его сюда, тем самым дали докторам карты в руки. Никто не удивится, если у подопытного кролика человеческого происхождения начнутся судороги, или взгляд остекленеет, или случится внезапный припадок. Кто озадачится, если такой неудачник замрёт на месте, ошарашенный пониманием, что не помнит текста своей песни? Кто посочувствует, когда он не сможет вовремя переставить ногу, запнётся и упадёт? Никто. Все только посмеются, и ради смеха продолжат ходить на эти шоу. Иных причин для наблюдения у них просто нет. Ведь это так весело! Чужие неудачи, чужая боль, чужие страдания.
Перепады настроения, смех и слёзы, истерика и желание, чтобы кто-то погладил по голове. Отвращение к еде, отвращение ко сну, отвращение к сексу. Отвращение к жизни во всех её проявлениях.
Таблетки, меняющие разум, разрушающие основу, крошащие её без сожаления. Кому нужны психи? На них можно проводить эксперименты, не опасаясь огласки. Если эти люди что-то скажут, им никто не поверит. Кто они против дипломированных специалистов? Просто свихнувшиеся мальчики и девочки, которые не понимают, что всё делается им во благо.
После выписки положение вещей практически не изменилось. Таблетки так и остались в повседневном рационе Джулиана, и теперь они были для него жизненной необходимостью, а не прихотью, с которой можно запросто распрощаться. Он чувствовал, что от этих таблеток облегчения не испытывает. Они поддерживают в нём жизнь, они же её разрушают.
Единственным местом, где Джулиана ждали, и куда он мог вернуться, теперь была квартира Ромуальда. Не сказать, что эта перспектива его несказанно угнетала, вовсе нет.
До того, как наследственность дала о себе знать, разрушив привычный мир, Джулиан часто оставался ночевать в этом доме.
Они были парой, потому ничего удивительного в совместно проведённых ночах не проскальзывало, напротив, это было довольно закономерно, естественно, в какой-то мере. Теперь к ним применимо только одно определение.
Недоотношения.
Доктор и пациент, наблюдатель и объект наблюдения. На первый взгляд казалось, что всё по-прежнему, но только на первый…
Сорвав красивый занавес, можно было без проблем пронаблюдать реальное положение вещей, понять, что теперь это не настоящие любовные отношения, а нечто…
Джулиан не знал, как охарактеризовать собственное взаимодействие с Ромуальдом. Три года назад у них было всё, теперь остались лишь жалкие ниточки сострадания, которыми Ромуальд привязывал себя к сумасшедшей обузе. Он отказывался слушать доводы, приводимые Джулианом, и постоянно повторял, что вернёт его к нормальной жизни. Он пытался сделать это на протяжении трёх лет, но все попытки обернулись крахом.
У любого лекарственного препарата, независимо от того, к какой ценовой категории оно относится, найдутся побочные эффекты, если медикамент реален, а не является обычным плацебо, выписанным только потому, что принимающий врач обязан продвинуть продукцию на рынке. Чем сильнее препарат и серьёзнее болезнь, которую ему предстоит победить, тем больше побочных эффектов он имеет. Здесь Джулиан опирался не на людскую молву, а на собственный опыт. Он знал обо всём не понаслышке, он самостоятельно прошёл через все круги ада.
Удача окончательно от него отвернулась. Если бы в былое время, когда он считался Счастливчиком Джулианом, ему досталась парочка таких таблеток, он бы ничего не почувствовал, теперь же собрал весь комплекс побочных эффектов. Тошнота практически не покидала его. От приёма одних таблеток болел желудок. От тех, что угнетали желудочные боли, начинала раскалываться голова, словно кости черепа распиливали на тончайшие пластины, и в такие моменты хотелось влезть на стену. Те, что спасали от головной боли, вызывали сонливость и подавляли реакцию. Он мог смотреть на яркий свет, при этом не чувствовать, как слезятся глаза. Он был жалким и беспомощным. Ко всему прочему, кажется, ещё и импотентом.
Не сказать, что на фоне всего остального его это сильно волновало. Это открытие стало для него не более чем констатацией очередного факта. Ему плевать на тактильные контакты, он не испытывает сексуального желания, оно перестало играть какую-либо роль в его жизни. Теперь у Джулиана осталось только два ощущения, которые он различал. С трудом, но всё-таки различал, и это давало мизерную надежду. Состояние покоя и боль. Боль и состояние покоя. Не самая богатая палитра. Будто у художника отобрали все краски, оставив лишь чёрный и белый колер, и он вынужден довольствоваться столь жалким набором.
Депрессия, о которой так любили говорить бывшие коллеги по цеху, теперь не была для Джулиана пустым звуком. Он постоянно пребывал в этом состоянии. Не человек, а зомби, которому наплевать абсолютно на всё. Теперь он жил не ради себя, а ради Ромуальда, на грани сознания отмечая, что, возможно, в его жертвах никто не нуждается. Возможно, Ромуальд сам давно устал от этой борьбы и хочет найти покой, однако не может оставить бывшего любовника в одиночестве, опасается, ведь Джулиан в любой момент способен продемонстрировать нестабильность своего эмоционального фона.
Каждый новый день его жизни походил на предшественника, особо порядок действий не отличался. Еда, сон, попытки читать, хотя теперь он уставал не в пример быстрее, чем прежде. Приём таблеток, приём таблеток, приём таблеток. Ненависть ко всему живому, а, прежде всего, к себе. Утихание боли и очередные попытки сосредоточиться на повседневных делах. Он немного готовил, мыл посуду. Музыку не слушал, поскольку она оставалась болезненным напоминанием об удачах прошлого и невозможности вернуть всё это обратно.
Ромуальд пытался убедить его, что потеряно далёко не всё, и однажды…
Ромуальд единственный верил, что звезда его неудачливого экс-любовника – и камня на шее в настоящем – вновь способна ярко засиять.
Только он интересовался, хочет ли Джулиан вернуться на сцену. Только он готов был создать для этого возвращения все необходимые условия.
– Я хочу петь, но не так, как раньше, – однажды признался Джулиан.
– Тем лучше, – заверили его.
И тогда стало понятно, что у Ромуальда есть какой-то план, в детали которого он никого не посвящал, предпочитая вынашивать идею в одиночестве, чтобы потом сделать роскошный сюрприз.
Судя по всему, задумка была грандиозная, и денег в неё вкладывали немало. Но, кажется, этот вопрос Ромуальда заботил меньше всего, если вообще заботил. Его конечная цель состояла в другом, и он старался добраться до неё. Собственно, имея таких родителей, можно было не загоняться особо, только собирать сливки и наслаждаться жизнью.
Джулиан пытался понять, почему Ромуальд продолжает за него держаться, но ответа на этот вопрос не находил, периодически переводя его в разряд риторических, а потом снова возвращаясь к размышлениям. Анализируя их отношения, продлившиеся каких-то два года, он приходил к выводу, что это был не самый яркий роман из всех, что возможны в жизни.
Да, несомненно, им было хорошо вместе. Немало тем для разговоров, общие интересы, вполне себе неплохое взаимодействие в постели. Быть может, оно даже подходило под категорию отличного, но Джулиан и до курса в лечебнице не замечал за собой большой страстности. И особого восторга он не испытывал, просто сбрасывал напряжение и забывал о том, что произошло, до следующего раза. Не сказать, что он покорно терпел изощрения Ромуальда, но и при каждом удобном случае не стремился прыгнуть в койку. Наверное, это тоже было одно из проявлений его болезни, кто знает? Кто-то не может контролировать себя, а кому-то наплевать на эту часть жизни и отношений даже с тем, кого принято называть любимым человеком.
Теперь, когда даже прежнее, слабое либидо уснуло окончательно, Джулиан абсолютно не удивился бы появлению пассии у Ромуальда. Благо, выбор был не просто большим, огромным. Не в силу каких-то нереальных характеристик Ромуальда, а просто потому, что тот вполне мог позволить себе роман и с мужчиной, и с женщиной. У Джулиана желание и к мужчинам-то просыпалось редко. Женщины не вызывали никакой реакции, кроме благодарности за любовь к его творчеству.
Ромуальд активно увлекался обоими полами и не упускал возможности пофлиртовать с окружающими. Это не было потребностью, скорее, походило на стиль жизни. Без скрытого умысла, не ради пробуждения ревности, поскольку она в отношениях этих двоих тоже не проскальзывала. Если когда-то затесалась, то, скорее, со стороны Ромуальда, а не Джулиана.
После столь «страстного» описания собственных отношений Джулиана реально было обвинить в некой попытке приспособиться к другому человеку. В определённой степени даже мотив прослеживался. Роман с сыном продюсера был ему выгоден, более чем выгоден. Даже если известность пойдёт на спад, можно удержаться на плаву за счёт личных симпатий и внутрисемейных отношений. Однако, в тот период, когда отношения были любовными во всех смыслах, на ум мысли о выгоде не приходили вовсе. Просто он не являлся сторонником пламенных отношений, тяготея к чему-то более спокойному и размеренному.
Иногда закрадывалась мысль, что это было заложено на подсознательном уровне. Тянуться к комфорту и уюту, предрекая себе море бессонных ночей в лечебном заведении, где об этих понятиях никто не слышал.
Кое-как переборов тошноту, Джулиан допил последний глоток воды и закрыл глаза. Прислушался к своим ощущениям. Сегодня процесс приёма лекарств протекал на удивление легко, боль проявлялась неясными, смазанными толчками, пульсацией, не переходящей грань. Такой, словно через слой плотной материи, а не напрямую к коже. После подобного подарка судьбы можно было зарядиться оптимизмом и подумать о перспективе ужина. Нужно только немного подождать, чтобы лекарства начали работать. Организм смирится с тем, что его заправили новой дозой лечебного дерьма и, возможно, благосклонно примет пищу. Она всё-таки куда приятнее на вкус содержимого капсул и той горечи, что скрывается под сладкой оболочкой.
Есть даже шанс, что этим вечером получится выбраться на прогулку или просто посмотреть вместе с Ромуальдом какой-нибудь необременительный фильм.
Может быть… Может быть.
========== 3. ==========
Soundtrack: Blutengel – The war between us
Единственный ребёнок обязательно вырастет эгоистом. Об этом любят повторять многочисленные психологи, призывающие к тщательному планированию семьи и вкладывающие в головы своих клиентов мысль о том, что детей должно быть несколько. Опять же, прекрасным бонусом послужат хорошие отношения, сложившиеся между детьми-погодками. И даже большая разница в возрасте не станет проблемой, если правильно подойти к вопросу воспитания, уделять внимание своим чадам и не делить их на любимых и не очень. Это, пожалуй, как было, так и остаётся до сих пор одним из самых актуальных моментов. Можно приложить немало усилий, практически в лепёшку расшибиться, а на выходе получить определённый итог. Старший ребёнок будет чувствовать себя лишним, наблюдая за тем, как младшего окружают заботой и любовью, спускают с рук любую провинность и считают, что на него нельзя обижаться. Он ведь младше. Разумеется, следует относиться к его выходкам с пониманием и снисхождением. И если с родственником своего пола можно было худо-бедно найти общий язык, то с человеком пола противоположного компромиссы достигались потом и кровью, превращаясь с давних пор в дикие перепалки.
С годами традиции практически не изменились. К общему решению Челси и Ромуальд Эганы приходили с большим трудом, предварительно основательно помотав друг другу нервы, припомнив все детские и не очень обиды, благосклонность родителей, трудолюбие одной и отсутствие определённых целей в жизни другого. Чудную семейную жизнь Челси, прекрасного внука, которого она подарила родителям, и сумасшедшего парня, которого притащил в семью Ромуальд. Как ни крути, а стартовые позиции у этих двоих были неравны. И пусть Ромуальд родился не первым, а вторым, то есть был как раз младшим ребёнком, Челси родители любили больше.
Отец восхищался деловой хваткой, мать – родительскими инстинктами и умением совмещать карьеру с воспитанием ребёнка, при этом закрывая глаза на то, что в последнем заслуги Челси не так уж много.
Ромуальд мог спорить с ними до бесконечности, но неизменно оставался в проигрыше. Челси радовала родителей, он огорчал. Так повелось с детства, так продолжалось и поныне. Отчаявшись пристроить его хоть куда-нибудь, в конечном итоге, родители пришли к выводу, что можно сыграть на собственных успехах в жизни и продвинуть чадо вперёд, подарив ему главную роль в одном грандиозном проекте. Ромуальд, правда, не располагал сведениями, насколько это мероприятие планируется грандиозным, но, зная своего отца, приходил к выводу, что за малозначимый проект тот не возьмётся. Значит, всё действительно развернётся с шиком и станет громким явлением в музыкальном мире.
