Текст книги "Bittersweet (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 53 страниц)
– Что-то вроде того, – произнёс Ромуальд. – Мне стоит рассчитывать на встречу или же это обречённое занятие?
– Вопрос провокационного характера, и я не знаю, что ответить.
– Почему?
– Не хочется повторять печальный опыт прошлого. Тогда меня никуда не приглашали, но приняли живое участие в насыщении пресной и скучной жизни событиями.
– Это не повторится. Я действительно хочу просто поговорить.
– Мы разговариваем сейчас.
– В более подходящей обстановке.
– Чем плоха данная расстановка сил?
– Мы не видим друг друга. На пресс-конференции же будем сидеть рядом и улыбаться журналистам, желающим расколоть нас и развести на сенсационный материал. По телефону не получится репетировать. Так что? Ты придёшь?
– Когда?
– В девять вечера.
– Не поздно?
– Ты выходил из дома и в более позднее время.
– Хорошо. Приду.
Илайя ответил совсем не то, что крутилось на языке и в голове. Он собирался честно ответить «нет», но потом подумал, что честность мало кто ценит. Обещание не обязательно выполнять. Он волен ответить согласием, а потом отправиться в одиночестве в кино, на концерт, а то и вовсе никуда не ходить. Никто не требовал от него в обязательном порядке отвечать на звонки Ромуальда, можно отключить телефон или не играть в детский сад с попытками спрятаться от неприятного абонента, а просто игнорировать входящие вызовы. Или бросить его в чёрный список и не париться на этот счёт. Благо, что Ромуальд свои данные открыл, и теперь не требовалось ломать голову над тем, кто звонит с данного номера.
Сам звонок, конечно, удивил несказанно, как и тон, которым партнёр по сцене выдвигал предложение о встрече. Ещё и выбирать позволил, где встретиться, а не поставил перед фактом. Деловая встреча с налётом дружеских посиделок, так сказал Ромуальд, и не было повода усомниться в правдивости слов.
Здесь Челси тоже не солгала. Её родственник умел убеждать, если испытывал в этом необходимость. Илайя запросто представлял Ромуальда периода школьных лет, нашёптывающим на ухо какой-нибудь скромной одноклассницы, как она ему нравится, а её способность решать сложные задачи по химии вообще с ума сводит, будоражит сознание и заставляет сердце биться чаще. Да, именно химия. Математика сегодня не в тренде. Да, милая, дай списать. Доведи меня до оргазма своим высоким интеллектом.
Зашвырнув телефон подальше от себя, Илайя поднялся с кровати и направился в сторону кухни. До момента предполагаемой встречи оставалось приличное количество времени, и он мог позволить себе никуда не торопиться. Впрочем, именно торопиться он и не планировал. Приходить заранее – тоже. Он не был заинтересован в общении с Ромуальдом, чего нельзя сказать о последнем. Интерес Ромео проявлялся периодически и являл собой сомнительные действия, перемежаемые не менее сомнительными фразами, слизанными то ли из порнографии, то ли из тупой молодёжной комедии, которую смотришь с каменным лицом, не зная, когда смеяться. И стоит ли вообще это делать, не рискуя показаться дебилом.
Пролитая на брюки кола, игрушечный пистолет, приставленный к голове, окровавленные салфетки, брошенные на колени, попытка удушить собеседника, спровоцированная очередным потоком насмешек. Поцелуй.
Отличная основа для дружеских отношений.
Ладно, стоит признать, что иногда они начинаются и с более абсурдных вещей, при этом получаются достаточно продолжительными и крепкими. Но это точно не их случай, поскольку здесь нет основного – истинного стремления к дружбе. Есть желание Ромуальда сыграть роль хорошего товарища, чтобы в дальнейшем воспользоваться слабостями противника, надавить на него и вышвырнуть из основного состава, победоносно пройдя перед камерами в обществе Джулиана. Там не придётся лгать, лицемерить и репетировать.
Там можно открыто улыбаться, не растягивая губы так, что скулы болеть начинают. Искренняя радость и триумф от осознания: цель достигнута.
Возможно, помимо этого у него имеется немало причин для поведения в подобном ключе, но вот для Илайи они оказались за гранью понимания.
Он не видел смысла во встрече и последующем разговоре, не представлял, с чего они начнут и чем закончат общение.
Сам собой напрашивался вывод, что встреча обречена на провал с первых минут, и удовольствие от пересечения получить нереально. Здесь сказывался вопрос личного комфорта, в котором Илайя отказывать себе не любил. Помня печальный опыт прошлых лет, проведённых в доме Агаты, старался ограждаться от внешних раздражителей и не добавлять себе проблем. Встречи с Ромуальдом были как раз вещами этого плана, в них не наблюдалось ничего привлекательного, только ожидание базарной склоки и выяснения отношений на повышенных тонах с бонусами в виде разбитой губы, сломанного носа, выбитого зуба, синяков по всему телу и ощущения грязи, в которой искупали со вкусом и торжеством. Илайя готов был выдержать необходимость общения в работе, поскольку страдания щедро оплачивались, но сейчас его поставили перед фактом, что придётся тратить личное время и нервы на добровольной основе. Ему не возместят убытки и моральные страдания не компенсируют.
Работа в убыток себе. Поразительная расточительность.
С наступлением вечера он окончательно утвердился в правдивости данного мнения, как и в том, что вопреки логике, на встречу отправится. Чисто из принципа, чтобы Ромуальд понял: от него никто не бегает. И бегать не собирается. Если он настаивает на необходимости встречи, пусть получит желаемое, вновь выйдет из себя, продемонстрирует истинные порывы и навсегда отстанет, осознав, что первым сорвётся, проваливая одну за другой попытки поиграть в дружную актёрскую семью, готовую друг ради друга на любые жертвы.
В принципе, Илайя мог посоветоваться в этом вопросе с Челси, даже пару раз потянулся к телефону, но потом приказал себе не опускаться до подобного уровня, полагаясь на собственное мнение. Челси, конечно, могла дать пару дельных советов, поведать о том, какие карты скрывает в рукаве Ромуальд, но… С некоторых пор Илайя взял за правило – делиться информацией выборочно, а не всей подряд. Ему не хотелось рассказывать о своих приключениях в туалетной комнате, о некоторых замечаниях Ромуальда. О самой первой встрече он и вовсе промолчал. Упоминал, что доводилось сталкиваться с этим человеком прежде, но не сказал, где и при каких условиях. Он не откровенничал. Когда мысленно прикидывал ситуацию, в которой сумеет поведать о своих самых «страшных» тайнах, разделённых с Ромуальдом, кривился презрительно и моментально отметал эти наработки воображения. Выглядело, как любовь к сплетням, что смотрелось довольно жалко в сочетании с его половой принадлежностью.
Девушкам легче. Пойти и рассказать обо всём подруге? Проще простого.
Уже через пару минут после происшествия о нём будут знать все более или менее близкие люди. Не сказать, что Илайя осуждал подобную тактику поведения, просто к себе не примерял.
Чтобы презирать кого-то, нужно чрезмерно задрачиваться чужой жизнью, копаться в принципах, анализировать. Этого он делать не собирался. Потому не осуждал. Лишь резюмировал, что ему нечто подобное неприятно и отказывался от опрометчивых решений.
Писать матери, прося совета? Идея ещё более абсурдная, нежели первый вариант. Отчиму? Совершеннейшее безумие, к которому не стоит присматриваться внимательно. Всё равно ничего путного из него не получится.
Вот и выходило, что в деле решения личных проблем Илайе не на кого было положиться, только на себя. Возможно, так даже лучше. Разные люди могли посоветовать диаметрально противоположные вещи, и это взорвало бы ему мозг в мгновение ока. В случае провала обвинить тоже было некого. Все моментально сделали бы невозмутимые лица и сказали, что думать нужно своими мозгами, не полагаясь на посторонних людей. Посоветовать можно многое, но ответственность ложится на плечи того, кто принимает окончательное решение.
Свой выбор он обозначил ещё во время телефонного разговора, потому-то теперь и входил в здание спортивного бара, в котором была назначена встреча с Ромуальдом. Место для встречи всё же выбрал Ромео, территория, в целом, выглядела нейтральной, на посторонние мысли не наводила. Илайя, стоя на пороге, осмотрелся по сторонам, разыскивая в толпе одного из членов «большой актёрской семьи». Заметил его в самом конце зала и направился туда.
Ромуальд пока ничего не заказывал, праздно простаивая у стойки. Время от времени он бросал взгляд на экран своего сенсора и понимал, что скоро решится на звонок. Илайя не опаздывал чудовищно, да и минимально тоже, однако не давало покоя подозрение, что согласие было всего-навсего способом отделаться от нежеланного собеседника, после чего заняться своими делами. Вечером же он свалит куда-нибудь и не даст знать о себе до следующего утра, дня, вечера. Вообще не даст знать. Звонки проигнорирует. Когда это преследование основательно его достанет, внесёт номер в чёрный список и посчитает миссию завершённой.
У Илайи был весомый повод усомниться в чистоте намерений напарника по сцене, и этот фактор мог оказать влияние на принятие окончательного решения. После угроз, происшествия в арке, посещения больницы и тупых действий с машиной, летящей на него, потом резко тормозящей… Логично, что доверия нет.
Размышляя над своим поведением, Ромуальд неоднозначно характеризовал и оценивал сегодняшнюю инициативу. Набирая номер, он сначала даже не представлял, что скажет. Стоило услышать голос, как план родился сам собой. Он не был хитрым, коварным и мстительным, как предшественник. Ромуальд вообще не понимал, как ему на ум пришло что-то такое, однако, от идеи не отказался и заранее настроился на общение, связанное с предстоящей пресс-конференцией. Наверное, после недавнего провала следовало залечь на дно, ошибок не повторять и слегка сменить тактику. Постараться перевести вражду в приятельские отношения, далее – действовать по обстоятельствам.
В любом случае…
Да, не стоит забывать о Джулиане.
Он обещал ему эту роль. Он должен сделать хоть что-то.
Ромуальд потянулся к телефону, собираясь вновь набрать номер, посмотрел в сторону входной двери. Заметил знакомый шейный платок и куртку цвета топлёного молока в сочетании с бежевым свитером. Джинсы на Илайе были обычные, без стандартных дыр на коленях, а вполне себе классические. Словно таким образом пытался подчеркнуть серьёзность встречи, на которую явился.
– Ты, правда, считаешь, что совместный просмотр футбольных матчей способствует зарождению дружбы? – поинтересовался Илайя, решив начать не с приветствия, а с вопроса по теме.
Поздороваться они успели и во время телефонного разговора.
– И разговоры, – усмехнулся Ромуальд. – Разговоры – тоже. Болеешь за какую-нибудь команду?
– Нет.
– И футбол ненавидишь, да?
– Отношусь спокойно. Без особого восторга, но и без рвотных позывов, потому это не самое ужасное место, которое можно было предложить, – Илайя пожал плечами и устроил локти на высокой стойке.
Он внимательно разглядывал напитки, которые можно было здесь попробовать, но которые ему не светили из-за возраста.
– Закажешь что-нибудь? – спросил Ромуальд, отметив направление чужого взгляда.
Следовало уже определиться с тем, куда двигаться и стоит ли вообще рассчитывать на продуктивное общение. Да, теперь, когда он убедился, что его никто за нос не водил и не обманывал, можно было выдохнуть с облегчением. Но ненадолго, поскольку это согласие и появление на месте встречи означало только половину победы. Со второй половиной всё обстояло сложнее, и придуманный триумф мог обернуться ничьей, стремительно перетекающей в поражение.
– Нет.
– Почему?
«Потому что не планирует долго задерживаться здесь», – услужливо подсказало подсознание.
– Мне не продадут, – усмехнулся Илайя. – Детям только сок.
– Детям? – Ромуальд вскинул бровь. – Сколько тебе?
– Неужели не знаешь?
– Как-то не доводилось.
– До полного счастья не хватает двух лет. Сам отнимешь или помочь?
– Девятнадцать?
– Прекрасные способности к математике.
– Не обязательно иронизировать.
– Я серьёзно, – Илайя хмыкнул, стягивая с себя куртку. – Ты сам будешь что-то, или мы быстро обсуждаем вопрос, спровоцировавший у тебя неподдельный интерес, и расходимся?
– Буду. Думаю, разговаривать будет удобнее не здесь, а… Ну, хотя бы за тем столом. Займёшь место?
– Хорошо, – Илайя не удивился.
Перекинув куртку через плечо, он направился прямо к тому месту, на которое указал Ромуальд. Оно было непосредственно у стены, и вместо стульев там были диванчики. Некое подобие места для избранных. Оттуда и обзор открывался лучше, и некая атмосфера уединения присутствовала. Вип-зона, хотя, конечно, до столь громкого звания не дотягивает, просто сама собой появилась аналогия.
Наверное, в дни важных спортивных событий этот стол пользовался большим успехом у компаний из нескольких человек, которая за одним стандартным столиком уместиться не может. Но сегодня особо громких матчей не предвиделось, ставки никто не делал и в бар не ломился, желая разделить триумф или порыдать мысленно и поорать на проигравших любимцев в компании единомышленников.
В день, когда фанаты безумствуют, они с Ромуальдом точно не смогли бы докричаться друг до друга, но сегодня, в относительной тишине и спокойствии разговор мог уложиться в десять или пятнадцать минут. Немного поговорить о делах и удалиться, оставив Ромуальда наедине с его бокалом. Странно, но скандала пока в программе не намечалось, и это напрягало. Илайя ждал подвоха, однако продолжал сидеть на месте, сложив руки на груди, устроившись на самом краю, а рядом бросив куртку. Хотя он и не думал, что партнёр по сцене сядет рядом. Он выберет возможность – сидеть напротив, чтобы постоянно таращиться в переносицу и откровенно бесить.
Ромуальд появился спустя добрых пять минут.
– Очередь, – голос его звучал вроде бы обыденно, но с подозрительно весёлыми нотками, что заставило Илайю нахмуриться.
Как, впрочем, и пивной бокал, опустившийся на стол прямо перед ним.
– Это…
– Да?
– Зачем?
– Просто подумал, что будет несколько неловко сидеть и пить в одиночестве.
– А алкоголь отлично сближает, не правда ли? – Илайя усмехнулся, но отказываться и демонстративно отталкивать от себя бокал не стал. – Сколько оно стоит?
– Спроси у бармена.
– Значит, деньги возвращать не нужно?
– Нет.
– Не думал, что скажу это однажды, но спасибо.
– Всегда пожалуйста.
Ромуальд надежды, на него возложенные, оправдал. Сел строго напротив, не пытаясь убрать куртку подальше и устроиться рядом. Он не стал внимательно наблюдать за действиями собеседника, не сверлил его взглядом, давая понять, что жаждет посмотреть на цирк в исполнении Илайи, когда тот подавится пивом и закашляется. Вместо этого Ромуальд потянулся к своему бокалу и посмотрел в сторону одного из экранов. Сегодня громких событий не предвиделось не только в американском футболе, но и в европейском, потому демонстрировали матч локального масштаба. Наблюдать за ним можно было либо от скуки, либо от большой любви к спорту.
В представлении Илайи Ромуальд на преданного поклонника этого вида спорта не тянул. Наверное, давали знать о себе стереотипы. В ходе размышлений воображение рисовало Ромуальда с клюшкой в руках, он вполне мог увлекаться гольфом, а футбол смотреть именно от скуки. Он точно любил бейсбол. Ну, или посещал матчи из солидарности с Джулианом, неравнодушным к данному виду спорта. В официальном профайле, да и в нескольких интервью Джулиан говорил, что любит бейсбол и называл несколько команд, за которые болеет по очереди – определить фаворита он не мог. Самый сложный выбор настигал его в тот момент, когда на поле пересекались две любимые команды. Илайя был застрахован от подобных мук выбора. К бейсболу он тоже был равнодушен, зато с интересом наблюдал за хоккейными матчами и любил баскетбол.
Любовь к последнему подтачивали слова тётки, что это – его единственная возможность пробиться в люди. Жаль только, что он со своими ста восьмьюдесятью сантиметрами никому не нужен в высшей лиге.
В школьной команде его навыки ценили, но за пределами школьных стен таланты уже востребованными не были, в национальную команду Илайю не приглашали, за спортивные заслуги в колледж не позвали.
В общем, и здесь у него всё сорвалось. Иногда он сожалел. Иногда считал, что всё к лучшему. Если бы учёба привязала его к родным местам, ни о каком контракте с продюсерским центром «Эган Медиа-групп» речи не шло, теперь перед ним открывались перспективы, о которых даже Тим с его большими, по меркам их родного города, возможностями мечтать не мог.
Да он и не мечтал, поскольку считал подобного рода работу глупой самодеятельностью. Он вообще не любил искусство.
Напиток в бокале был холодным, а потому не слишком подходящим для осеннего вечера. В такое время хотелось бы чего-то потеплее, вроде глинтвейна, и не столь важно, какого именно. Можно и на основе вина, можно и безалкогольного, главное, чтобы он согревал. Однако от перспективы пить тёплое пиво Илайю здорово воротило, поскольку более отвратительную вещь стоило поискать.
– Нам стоило бы обсудить тактику дальнейшего поведения.
Ромуальд оторвался от созерцания экрана. От напитка тоже оторвался. Поставил свой бокал на столешницу, посмотрел на Илайю. Тот, погрузившись в состояние некоей отстранённости от действительности, вздрогнул и едва не подавился. Успел сориентироваться и не поставил себя в неловкое положение. Сглотнул с трудом, проталкивая порцию напитка в горло, чувствуя, как дёргается кадык.
– По-моему, здесь особо нечего обсуждать.
Илайя быстро взял себя в руки и постарался выглядеть невозмутимым, произнося это.
– Почему?
– Начать с того, что я до сих пор не верю в лояльность с твоей стороны?
– Начни.
– Я не верю. Пока ты не продублировал недавний вопрос, поясню. Я сомневаюсь, что одно решение можно так быстро отменить и принять другое. Это всё же не потенциально смертельная игра в «синий или красный». У тебя есть определённое мнение, кто должен играть вместе с тобой в мюзикле. Ты хочешь видеть на сцене Джулиана, и это знают все. Я, ты, Челси, ваш отец. Если бы Флинт интересовался подобными вещами, он бы тоже знал, кого пророчит на роль своего друга дядя. Ты не отступишься от своего решения, продолжишь продвигать вперёд кандидатуру наиболее симпатичную. И потому сомневаюсь, что дружба возможна, но вряд ли на неё кто-то из нас претендует. Чтобы проверить теорию о том, насколько хорошо мы переносим общество друг друга, не обязательно придумывать какие-то планы, а потом пытаться их реализовывать. Того, что было, уже достаточно. Мы способны сидеть рядом, пить пиво, кстати, весьма вкусное, хотя и отвратительно холодное. Чинно молчать и изображать идиллическое равнодушие. Большего не нужно, насколько я понял. От нас не требуют закадычной дружбы перед камерой, просят лишь вести себя сдержанно и не устраивать склоки. Я не сомневаюсь, что нам обоим хватит ума – не превращать пресс-конференцию в цирк, а мило улыбнуться, отпустить парочку шуток, восхититься возможностями и поблагодарить папу с мамой, как на вручении «Оскара», за то, что родили нас и позволили получить шанс на счастливую жизнь.
Договорив, он вновь взялся за бокал и сделал сразу несколько глотков. Во рту основательно пересохло, пока он говорил. Хотелось, чтобы всё сказанное звучало достаточно уверенно. Никаких сомнений в правильности того, что произносится в данный момент. Словно он давно сделал выводы из сложившейся ситуации, теперь делится наработками с напарником, предлагая оценить и внести собственные предложения, если таковые имеются, на рассмотрение.
Напрягало осознание, что он сам в подобную расстановку не особо верил, и высказывания, повисшие в воздухе, напоминали ему речь, озвученную в клубе анонимных алкоголиков, наркоманов или ещё чего-то подобного. Вот, он поделился своей проблемой, давайте поддержим, похлопаем и скажем, какой он молодец, раз осмелился заявить о своих переживаниях.
Судя по улыбке на лице Ромуальда, ему в плане восприятия этот вариант тоже показался ближе остальных.
– Долго репетировал перед зеркалом? – спросил, откинувшись на спинку своего диванчика и неторопливо потягивая напиток.
Постояв немного, он не слишком много потерял во вкусовых качествах, да и вообще оказался на редкость хорошим. Насыщенный и густой вкус. Окажись в расписании матч, интересный Ромуальду, вечер вообще получился бы замечательным, но и такие незначительные мелочи его не портили. Немного не дотянуло до идеала, а, в целом, прекрасно.
– Импровизация.
– Правда?
– Да. Иначе откуда там взялась строка о вкусовых качествах напитка?
– Именно она могла быть импровизацией.
– Но так получилось, что ею стала вся речь.
Поддавшись внезапному порыву, Илайя не удержался и отсалютовал бокалом, практически скопировав действия самого Ромуальда, датированные числом их первой встречи. Ромуальд ухмыльнулся, чуть склонил голову, оперся локтем на столешницу. Бокалом, находившимся во второй руке, тоже отсалютовал собеседнику, а потом и вовсе прикоснулся к его бокалу, мысленно отмечая, что этот жест совершенно ничем не обоснован. Они ничего не празднуют, да и пивные бокалы мало похожи на своих утончённых собратьев, из которых принято пить шампанское.
– Тебе действительно девятнадцать? – спросил, продолжая разглядывать Илайю пристально, внимательно с долей изучения во взоре.
Он это уже неоднократно делал, но вечно что-то мешало. Сначала темнота и мелькание разноцветных огней, в которых хорошо различался силуэт и отдельные черты лица. Затем растерянность и злость, когда они встретились и поняли, что узнавание сработало, оба поняли, кого же видят перед собой. Ненависть, раздражение и осознание, что ничего невозможно сделать, чтобы не выставить себя в невыгодном свете перед Челси. Боль, отражённая на нём, после ранения. Сейчас Илайя выглядел довольно расслабленным, не поджимал губы презрительно, превращая их в подобие куриной задницы, не метал глазами молнии и вообще не позволял злости прорываться наружу.
Он не пил украдкой, стесняясь собственных действий. Он всё делал уверенно, и, что примечательно, в состоянии покоя притягивал к себе внимание не меньше, чем в момент гнева. До сегодняшнего дня Ромуальду казалось, что он находит некое очарование исключительно в эмоциональности своего оппонента и после состояния варёного овоща, присущего Джулиану, видит этот взрыв идеальным именно на контрасте. Однако практика показывала, что Илайя может просто сидеть напротив, пить своё пиво, сок, чай – в зависимости от того, что желает пить – при этом всё равно интерес к его персоне слабее не станет. Как и желание, горячими искрами зарождающееся в теле и заставляющее мысленно себя за это ненавидеть.
Маленькая. Блондинистая. Сучка.
Какая, мать её, романтичная формулировка.
И, правда, ведь – маленькая. Ромуальд, увидев его впервые, сам не понял, откуда взялось в лаконичной характеристике такое определение. При дрянном освещении он подумал, что незнакомец младше его года на два, не больше. Теперь выяснялось, что их разделяет пять лет. Узнав правду, Ромуальд несколько удивился, но решения его новое открытие не отменило. В конечном итоге, возраста согласия партнёр по сцене уже достиг, и мысли о нём не были преступлением.
Просто неожиданно.
– Нет смысла преуменьшать или преувеличивать свой возраст, – ответил Илайя. – А что? Настолько хреново выгляжу, что мне можно дать тридцатник? Не подумай, что я против этого числа, но когда тебе девятнадцать, хотелось бы выглядеть соответственно возрасту, а не потасканной тряпкой.
– Не хреново. Лишь немногим старше.
– Тогда всё в порядке.
– И соблазнительнее.
– Это было уже лишним, – произнёс Илайя, понимая, что всё вновь скатывается к теме, которую он обсуждать не планировал.
– Пространное замечание о твоей внешности. Малолетки редко бывают красивыми в полном смысле этого слова. У них есть некая свежесть, а вместе с тем – угловатость, нескладность и море комплексов относительно внешности. Я говорил исключительно в этом плане.
– Такое чувство, что я тупая школьница на выпускном, которая сидит и хлопает накрашенными ресницами, попутно выпячивая сиськи перед учителем математики, по которому давно сохнет.
– Странные ассоциации.
– Ещё немного, и он начнёт гладить коленки, забираясь под подол короткого платья, потом запустит руку ей в трусы, и начнёт шептать пошлости на ухо. Потащит в свой кабинет, разложит на парте и попросит никому не говорить о том, что они сейчас сделают. Она пойдёт радостная, а потом будет лить слёзы, осознавая одну простую истину. Кровь, размазанная по парте, и пара слюнявых поцелуев – это не то, чего она хотела в жизни. Но до девочек часто слишком поздно доходит, что их использовали. Верят они в большую и светлую. Но я не тупая школьница, не демонстрирую тут мифические сиськи, и до сегодняшнего дня мне уже приходилось иметь дело со спиртными напитками, потому я не опьянею от одного бокала. С таким же успехом ты мог напоить меня водой из унитаза.
– Зачем?
– Потому что меня в обоих случаях стошнит. Сейчас от попыток ко мне клеиться, в противном случае, от осознания того, что именно пришлось выпить. Чайнатаун далековато, а у меня лапши на ушах килограммы.
Илайя усмехнулся и поднялся с места, подхватывая свою куртку и залпом допивая содержимое бокала.
– Уже уходишь?
– Если ты не возражаешь.
– Нет. Не вправе тебя задерживать.
Ромуальд развёл руками и посмотрел на Илайю, стараясь взглядом выразить сожаление о том, что всё получилось именно так. Илайя надел куртку, поправил волосы, вытаскивая их из-под ткани. Не попрощался, но начал пробираться к выходу. Ромуальд продолжал сидеть на месте, наблюдая и втайне радуясь, что счёт оплачен. Тратить время на ожидание официанта и оплату выпитого не придётся. Потому он может в любой момент повторить чужой манёвр. Нужно лишь выдержать паузу.
Раз, два, три.
На старт. К чёрту – внимание. Марш!
Он поднялся с места и рванул вслед за Илайей, понимая, что второй раз за довольно короткий промежуток времени может получить по роже, и теперь синяк волосами не замаскирует. Уж Аркетт-то постарается на славу.
Затемнённый коридор между основным залом и выходом на улицу, именно там можно его найти, если время рассчитано правильно.
Ромуальд настиг Илайю именно в обозначенном месте, дёрнул за воротник куртки, попутно захватив несколько прядей, но даже не обратив на это внимания. Илайя резко обернулся, надеясь вновь ударить, но только теперь уже не вскользь, по скуле, а как-то больнее и масштабнее, однако Ромуальд перехватил его за запястье. Оттолкнул к стене, запустил ладонь в длинные светлые волосы. Пропустил их сквозь пальцы раз, второй, едва не застонав от одной лишь возможности прикоснуться. Закрыл глаза на мгновение.
– Сука. Ненавижу, – прошипел обречённо, теперь не торопясь с поцелуями и вообще сомневаясь, что они нужны.
Стоит прикоснуться к чуть влажным губам, и он вновь ощутит тот же кислотный ожог. Стоит прикоснуться, и он окончательно смирится с тем, что не является примером для подражания, как символ верности идеалам и одному человеку.
Поцелует, и ему прокусят губу.
Попытается использовать язык и хорошо, если останется с ним.
Отпустит, и тут же получит меткий удар.
Потому он не целовал, а просто стоял, медленно втягивая воздух, отравленный чужим ароматом. Ненавистью. Раздражением. Негодованием. Растерянностью. Непониманием.
Чужой живостью.
Рядом с Джулианом и его проблемами Ромуальд сам угасал, здесь же тонул в потоке эмоций, ощущая себя живым.
Он всегда боялся появления такой дилеммы. И она не заставила себя ждать.
Закон подлости работал.
========== 20. ==========
Soundtrack: Blutengel – The end
Этот разговор озадачил его с самого начала. Чрезмерная любезность, повышенное количество сладости в голосе и плохо скрытые стремления продемонстрировать отрешённость, некую незаинтересованность в происходящем. Будто натужная попытка держать дистанцию и не переступать определённую черту. Границу между опасностью и тихой размеренной жизнью. От осознания этого становилось ещё противнее, потому что все совершаемые действия разили лицемерием при полном отсутствии откровенности. Она была лишней, она ушла и не оставила о себе напоминаний.
Странно приходить к подобным выводам. Особенно, если сам недавно убеждал человека в широте собственных взглядов, а потом внезапно изменил точку зрения, но упомянуть об этом забыл. Сознательный провал в памяти, желание сделать вид, будто ничего не изменилось, всё осталось на прежнем уровне.
Картинка к идеальным отношениям.
Ты не уходишь навечно.
Проходит немного времени, и ты возвращаешься ко мне, несмотря ни на что.
Снова через эти коридоры, комнаты, пересекая их, меряя шагами. Хлопки дверей о косяк, взор предельно честный, улыбка на губах и заявление, что всё нормально. Немного устал, немного перенервничал, потому настроение не ахти. Нужны тишина и одиночество. В подобных условиях нормальные показатели восстановятся, и больше не будет пролегать складка между бровей, взгляд перестанет смотреть сквозь собеседника, а окажется направлен непосредственно на него.
Хотелось бы верить, что это так, но вера почему-то не желала поддерживаться на должном уровне, она падала всё ниже и ниже, как показатель гемоглобина в крови у тех, кто мучается от недостатка железа в организме. Она умирала в корчах, позволяя прочувствовать истинные настроения, а не ложные понятия, прилипшие под влиянием момента, а после озвученные всё в тех же условиях.
Он старался переубедить себя, рассмеяться и сказать: «Какой бред!». В конце концов, ему можно. У него не совсем стабильная психика, потому она многое перевирает, дорисовывая лишние детали. И расшифровки даёт иные, не те, что действуют в реальности. Он просто накручивает себя, не понимая, что выглядит глупо, когда позволяет ревности выходить на первый план.
Это обычная деловая встреча, ничего иного в пределах её не планируется, только разговор, обсуждение вопросов, актуальных для обоих. Это не вечеринка, где будет море алкоголя, громкая музыка и предельно вызывающие наряды, призванные привлекать к живым манекенам повышенное внимание. Это встреча в спортивном баре, и придут туда не тайные любовники, а люди, которые друг друга на дух не переносят, что уже неоднократно было доказано в процессе их общения. Синяк на скуле Ромуальда дополнял стройную теорию, будучи неопровержимым доказательством. Тем не менее…
Джулиан не находил себе места и с трудом удерживался от того, чтобы не вылететь из комнаты, выхватить телефон из рук Ромуальда и швырнуть в стенку, разбивая. Не оставляло ощущение, что давно знакомый голос слишком яро демонстрирует равнодушие и незаинтересованность, чтобы это оказалось правдой. Многое указывало на игру. Вот только для кого Ромуальд поднимался на сцену? Для Джулиана, находившегося поблизости, или для того, кто разговаривал с ним в данную минуту?
