Текст книги "Bittersweet (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 53 страниц)
– Потому, что это дело принципа для меня.
– Что-то имеешь против этого артиста?
– Историю его жизни знаешь?
– В подробности не вникал, но…
– О периоде пребывания в клинике тебе известно?
– Да. Но если он вылечился…
– Нет.
– Что?
– Он не вылечился. Его психическое состояние нельзя назвать стабильным, и я категорически против такого персонажа в основном составе. В среде дублёров, в общем-то, тоже. Он мне не нужен. Я не хочу, чтобы этот человек принимал участие в постановке, которую я спонсирую. И не хочу, чтобы Ромуальд добился своего.
– Но для него это тоже дело принципа?
– Разумеется. Он будет биться до последнего и вряд ли остановится перед чем-то.
– Мне стоит дрожать и прятаться?
– Если не совершишь ошибок, то нет.
– Какого рода?
– Просто не верь ему, каким бы добрым и заботливым Ромуальд не казался. Когда предложит дружбу, смело бей по руке и отказывайся, потому что дружба эта выйдет боком. Я не люблю трясти грязным бельём в воздухе, но здесь, пожалуй, придётся поступиться правилами и внести ясность в происходящее. Мой брат и Джулиан… Они раньше, до эпизода с клиникой, были близкими друзьями.
Интонация на слове «близкими» изменилась настолько, что пропустить этот намёк мимо ушей мог только полный придурок.
– А теперь?
– Теперь у них всё сложно, но желание Ромуальда реанимировать чужую карьеру прогрессирует столь же стремительно, как болезнь Джулиана.
– То есть, мне реально стоит опасаться?
– Зависит от тебя. Немного бдительности, капелька осторожности… Мой родственник – пришибленный романтик и ради своего друга готов на многое, но черту пересекать вряд ли решится, всё ограничится какими-нибудь мелкими пакостями. На преступление он точно не пойдёт, в этом вопросе можешь быть спокоен. Ромуальд хорошо вживается в роли. Он может быть милым, как вариант, даже сделает вид, что волочится за тобой и страстно влюбился, но в реальности не стоит доверять подобным проявлениям чувств. Томная поволока исчезнет из его взгляда в тот же момент, как только ты выйдешь из гримёрки, оставив партнёра по сцене в одиночестве. Он, конечно, не начнёт хохотать безумно, кося под психа, но улыбок точно не будет, останется только ненависть.
– Ты хочешь, чтобы я принял на себя удар, так? Профессионал не сможет этого сделать?
– Можешь смеяться. Я не знаю, почему зацепилась за твою кандидатуру и решила сделать главной звездой постановки. Я не представляю, почему профессионалы оказались за бортом. Просто… Мне кажется, что у тебя сильный характер, и это противостояние не размажет тебя, как некоторых «профессионалов», – Челси пальцами изобразила кавычки. – Творческие личности, капризные, повёрнутые на своём хрупком внутреннем мире и прочих закидонах, в большинстве слащавые и требующие к себе непомерного внимания. Не хочу работать с такими. Чувствую, что проще из тебя сделать алмаз, чем биться с этой распиаренной кучей дерьма.
– Добрая госпожа продюсер, – протянул Илайя, едва не присвистнув.
– Я не сказала, что все. Я сказала, что многие. Есть приятные исключения из правил. И, кстати говоря, пора начинать работать, а не злоупотреблять моим гостеприимством.
– Петь?
– Да.
– А что именно? На мой выбор?
– Пожалуй… – Челси задумалась на мгновение. – Нет, на мой. Знаешь песню «Мы другие»? Если да, то спой её.
– О!
– Что-то не так?
– Немного удивлён выбором. Почему именно она?
– Во-первых, мне интересна твоя манера передачи настроения, вложенного в текст, а оно там точно есть, поскольку человек, сочинивший данную песню, неистово дрочит на смысл своей лирики. Не подумай, что я ругаю. Напротив… Немного восторгаюсь, но пока не было случая сказать ему об этом. Во-вторых, с подачи моего отца именно он станет композитором грядущего мюзикла. Интересно, насколько органичным будет твоё соединение с его музыкой.
– Пару минут на подготовку можно?
– Окей, – протянула Челси. – Если это действительно важно, то я не стану возражать.
– Это важно, – ответил Илайя, чуть прикусив губу.
Челси никогда не придавала значения таким мелочам, но сейчас непроизвольно зацепилась за осознание: её потенциальный ученик и протеже по совместительству, нервничая, делает то, что и будущий композитор, которому планировал предложить сотрудничество отец. Ничего необычного, ничего странного. Сколько ещё людей поступают столь неоригинальным способом? Да сотни, тысячи, миллионы по всему миру. Однако, именно в этот момент, она прониклась мыслью, что «мальчик из секс-шопа» действительно проникнется настроением чужой песни и исполнит её так, как нужно. Так, что слушатель в её, Челси, лице искренне поверит, что норма не всегда нормальна, а стремление быть одинаковыми приводит к убийству оригинальности. Услышит в голосе Илайи мотивы о том, что люди разные, и это прекрасно. Так и должно быть.
Мы другие, пропоёт он.
Мы другие, подхватит за ним толпа.
И каждый из них поверит в свою индивидуальность.
========== 7. ==========
Soundtrack: Blutengel – Elegy; Red Hot Chili Peppers – Californication
Его безумие, затянувшееся на множество дней и ночей.
Не разделённое на двоих с Джулианом, не попытка влезть в чужое сознание, проникнувшись мотивами, а его собственное, персональное, которым вовсе не хотелось делиться с окружающими. Заводить с кем-то посторонним разговор на эту тему? Абсурдно и нелепо, никто не поймёт и откровенности не оценит. Покрутят пальцем у виска и скажут, это низко, подло и отвратительно. Джулиан? О, нет! Он закатит истерику, пусть даже утверждает обратное, и снова настанет очередь битой посуды, суицидальных настроений, которые, казалось бы, только-только улеглись, и к которым не хотелось возвращаться.
Безумие, именуемое ожиданием развязки.
Жизнь в подвешенном состоянии, никакой определённости.
Полнейшая растерянность и отсутствие представлений о том, что будет в дальнейшем.
Ромуальд подставил руку под струю тёплой воды, раздвинул пальцы, глядя, как единый поток разбивается на несколько тонких ручейков. Встряхнул ладонь и потянул полу рубашки в сторону. Его настроение находилось где-то на уровне минус ста из сотни возможных пунктов, в голове практически не было разумных мыслей. Виной тому была Челси, позвонившая ему не так давно и заявившая с гордостью, что через определённый промежуток времени Ромуальду предстоит познакомиться с партнёром по сцене.
– Лучше ему со мной не пересекаться, – заметил Ромуальд, стараясь сохранить внешнее спокойствие, не радуя сестру приступами ненависти и негодования.
– Врага нужно знать в лицо, – отпарировала она. – Пусть он увидит, кого следует сторониться.
– То есть… Это твоя кандидатура? Прослушивания не было? Отец выбрал актёра, на которого указала любимая доченька?
– Было. Почему сразу не было? Честная борьба, идеальный кандидат.
– А Джулиан?
– Он мог появиться на прослушивании, но что-то я никого не заметила…
– Все и так знают, что у него прекрасный голос.
– Да-да, как у оголодавшей по вниманию мартовской кошки. Ни глубины, ни проникновенного тембра.
– Однако это не мешало публике любить его.
– Тебе ли не знать, что талант не всегда лежит в основе популярности? Привлекательная внешность, сносный голос, мощная ротация – и перед тобой очередная звезда. Единственное… Нужно обладать определённой долей везения, чтобы попасть на глаза определённым людям в определённое время.
– Вряд ли тот, кого вы утвердили на роль, поёт лучше.
– Есть сотни и тысячи человек, поющих лучше Джулиана. Правда, многие из них незаслуженно обделены вниманием.
– И этот парень тоже превосходит Джулиана?
– Тоже. Я готовлю профи.
– То есть, я не ошибся, и он всё-таки твой протеже?
– Он мой ученик, только и всего.
– Только ученик?
– В отличие от тебя, дорогой, я не трахаю тех, кого пытаюсь продавить в основной состав того или иного проекта. У нас с ним исключительно деловые отношения. Я – наставник, он – ученик, и надо сказать, способный. Иногда ловлю себя на мысли, что основной звездой состава будет именно он, а не ты.
– И ты этому порадуешься?
– Как знать.
– Если ты так гордишься своей находкой, почему газеты хранят молчание?
– Потому что ещё не время. Если ты помнишь, мы решили окружить постановку флёром таинственности, и до определённого момента актёрский состав останется в тайне. До тех пор, пока отец не решит, что пора срывать покровы и представлять зрителям и слушателям новых потенциальных кумиров.
– Ты молчала почти два месяца, я думал, что позабыла о своей идее.
– И расслабился?
– Частично.
– Не стоило. Ты же знаешь, Ромуальд. Когда твоя сестра ставит перед собой задачу, никто не помешает ей претворить задуманное в жизнь.
– Ты же знаешь, Челси. Когда твой брат ставит перед собой задачу, он ни за что не отступится от задуманного. И мистер идеальный голос может заранее продумывать себе пути к отступлению, потому что убегать ему придётся.
– Всё ещё веришь, что Джулиан способен окончательно реабилитироваться и начать нормально жить?
– Его лечащий врач сказал, что наметилась положительная динамика.
– Поздравляю, – сухо произнесла Челси.
Но Ромуальд на другую реакцию и не рассчитывал. Это было бы слишком жирно, начни сестра рассыпаться в поздравлениях, изображая искреннюю заинтересованность жизнью Джулиана. Она отказывалась воспринимать его, и как человека, и как проект, о котором можно поговорить.
Быть может, всё упиралось в излишнюю категоричность, присущую Челси.
Быть может, виной всему было её убеждение, что в бизнесе не бывает полумер, нужно общаться только с проверенными людьми, полагаться на них же, а Джулиан из этой системы оценки выпадал по причине своей нестабильности.
Быть может, Челси просто продолжала играть в войну, начатую много лет назад, ещё в раннем детстве… При желании вариантов обнаруживалось море.
Временами Ромуальда одолевали приступы сентиментальности, и он готов был признать правомерность и правильность убеждений и поступков сестры. Подходя к рассмотрению вопроса с точки зрения истинного прагматика, он делал те же выводы, что и Челси. Постановка сама по себе – риск. Неизвестно, будет ли она пользоваться успехом. Неизвестно, окупит ли себя. Добавлять проблем, привлекая к работе над этой задумкой человека, чьё настроение непостоянно, как весенний ветер, мог только тот, кто просто хотел потешить самолюбие, а не стремился заработать на постановке. Если бы проектом занимался Ромуальд, он бы именно так и поступил. Всё ради развлечения, наплевать на риски, главное – помочь тому, кто отчаянно нуждается в допинге подобного рода. Тому, кто жаждет вновь вернуться к активной работе, но не знает, с чего начать и куда податься, чтобы не напороться ненароком на отказ. Он готов был дать Джулиану шанс. Один, два, три… Сколько угодно, когда угодно, в каком угодно проекте. Он бы Джулиана на главную роль определил, оставив себе режиссёрское кресло и пребывая в тени. Но обстоятельства сложились иначе. Понимая самую суть, Ромуальд, тем не менее, продолжал из принципа настаивать на своём и планировал избавиться от конкурента Джулиана.
Пока, правда, даже не представлял, как он выглядит и что собой представляет. Какая разница? Каким бы он ни был, ему придётся подвинуться и поискать счастья в другом направлении. А роль в постановке останется за Джулианом.
С течением времени мысли о происшествии в клубе Ромуальда практически оставили, превратившись из чего-то несказанно важного и больно ударившего по самолюбию в тусклый, не слишком выразительный эпизод, который был в его жизни, но теперь обратился достоянием прошлого и перестал иметь значение. Постепенно мысли о светловолосом парне, сначала откровенно провоцировавшем, а потом стремительно отступившем, перестали донимать Ромуальда, и он посчитал это одной из проверок на прочность.
Поскольку до непосредственного взаимодействия дело не дошло, можно было похвалить себя за относительную стойкость и выбросить эти воспоминания из головы. Они ничего не стоили и не значили. Особенно теперь, когда в отношениях с Джулианом воцарилось полное взаимопонимание и теплота, которой Ромуальд грезил прежде. Конечно, многие проблемы продолжали присутствовать в их жизни, но, в целом, действительно давала знать о себе положительная динамика. Нормальные разговоры, совместные вылазки в город и отсутствие дрожи вкупе с перекошенным лицом, когда Ромуальд нечаянно, а то и намеренно прикасается, сжимая ладонь или обнимая. Последние несколько дней они спали в одной кровати. Всё прилично, сдержанно, в пределах. Действительно спали, и пару раз Ромуальд просыпался от того, что чувствовал, что Джулиан находится рядом с ним.
Вряд ли эти перемены были связаны с происшествием в клубе. Не мог же Джулиан подсознательно почувствовать опасность и, испугавшись, внезапно прийти к выводу, что должен вести себя немного ласковее, нежели прежде. Просто… Просто он действительно начал выкарабкиваться из своей депрессии, не получая плохих новостей и практически не думая о мюзикле.
Теперь в их спокойную жизнь обещал вернуться ураган.
Как донести до Джулиана новость об окончательном решении отца и Челси? Как сказать, что пока роль занята? Как убедить в том, что нужно немного подождать, и… Вопросов было много, ответа Ромуальд не находил, потому и чувствовал себя выпотрошенным и уничтоженным. Он верил, что сумеет избавиться от партнёра по сцене, но не мог назвать точные сроки этой операции, а Джулиан наверняка потребует моментального отчёта. Когда оного не получит, снова погрузится в своё отчаяние и ненависть ко всем окружающим, о теплоте придётся позабыть, они снова будут жить, как на вулкане.
Ромуальд нисколько не сомневался в собственных силах, план, несмотря на некоторую расслабленность стратега и тактика, продолжал обрастать деталями, получать новые подпункты, способные отточить каждое задуманное действие до блеска, чтобы никто не придрался и не заподозрил. Нужно действовать размеренно, осторожно. Так, чтобы Челси до последнего сомневалась, что это дело рук брата, а не обыкновенная случайность или техническая накладка, коих может быть великое множество, даже, если организацией занимаются такие профессионалы, как она и отец.
Руки делали привычную работу, отмеряли пену, наполняли мерную крышку водой и выливали полученную смесь непосредственно в ванну. И вроде можно было расслабиться, но Ромуальд продолжал активную мозговую деятельность, практически отключившись от реальности и погрузившись в мир размышлений.
Покончив с приготовлениями, Ромуальд выключил воду, несколько раз провёл ладонью по поверхности воды, предварительно закатав рукав, чтобы не намочить ненароком ткань. Температура была практически идеальной, не холодная, но и на кипяток не тянула. Стянув рубашку, Ромуальд швырнул её в сторону корзины для грязного белья, расстегнул джинсы. Освободившись от одежды, погрузился в ванну, задержал дыхание и нырнул под воду. Этот нехитрый ритуал чем-то напоминал Ромуальду медитацию, хотя общего между занятиями йогой, погружением в неглубокий транс и пребыванием под водой в пределах собственной ванной комнаты было до неприличия мало. Настолько мало, что даже заикаться о сходстве не стоило, поскольку со стороны это могло показаться смешным.
Грёбанные обязательства.
Почему человек не способен жить только собой, исключительно ради себя? Почему он, при настолько ярко выраженной сволочной натуре, продолжает заботиться о Джулиане и не способен вновь наорать на него, сказав, что за роль следовало бороться самостоятельно, не полагаясь на посредников?
Ведь Челси права. Если Джулиан хотел вернуть былую известность, следовало делать шаги навстречу славе. Для начала – отправиться на прослушивание, а не сидеть здесь, ожидая, пока его заботливый приятель примерит на себя образ пеликана и притащит в клюве заветное место, а потом ещё и передаст из клюва в клюв, говоря образно.
Нет, в своих характеристиках он несколько ошибся. То ли преувеличивал, то ли преуменьшал. Пока сам не разобрался.
Оптимисты, верящие в человечество, наверное, обвинят его в жёсткости только потому, что он допускает мысли об использовании других людей. Пессимисты, к которым будет отнесено большее количество мизантропов, скажут, что он, напротив, задаётся нелепыми вопросами, да плюс ко всему, ведёт себя как размазня, позволяя собой пользоваться. Какой диагноз последует от реалистов?
Иногда, в моменты, наступающие после таких размышлений, Ромуальд приходил к выводу, что Джулиан провоцирует в нём противоречивые чувства, начиная от любви, что ещё не угасла окончательно, заканчивая бешенством и ненавистью. После он осаживал сам себя и приходил к выводу, что ненавидит не Джулиана, а его болезнь, разрушающую личность до основания. Это она виновата, что чужое сознание изменилось практически полностью, отстроилось заново из руин, оставленных принудительным лечением. Не стоит судить его по общепринятым меркам, сопоставляя с собой. Понятно, что это два разных взгляда на мир. Они были различными в былое время, теперь-то уж точно легче обозначить отличия, нежели обнаружить точки соприкосновения.
А тут ещё этот ученик Челси…
Неизвестно, каким он окажется, но вряд ли стоит ожидать от него благосклонности и хорошего отношения. Челси старательно делает вид, что во всех поступках руководствуется исключительно деловым подходом, но это лишь вершина айсберга, доступная каждому наблюдателю. Основная часть ледяной глыбы находится под водой, и неопытные новички могут поверить ласковым речам, соблазниться ими. Ромуальд не из таких. Он привык к тому, что сестрица не упускает возможности вставить палки в колёса и помешать ему в осуществлении задуманного.
Ромуальд не сомневался: Челси уже успела прочитать своему подопечному море правил поведения, провела курс молодого бойца и предупредила о возможных опасностях со стороны потенциального противника. Расписала в красках все его сильные и слабые места, упомянула Джулиана, развернула карту военных действий и приказала идти в бой, ни перед чем не пасуя.
Ему было не слишком приятно думать о грядущем противостоянии, но вместе с тем, интересовало, как выглядит противник. Посмотреть на него, оценить силы, прикинуть, как долго продлится эта военная кампания. Получится ограничиться блицкригом или противостояние затянется на длительное время, до тех пор, как одна из противоборствующих сторон не выбросит белый флаг, предлагая мирное урегулирование?
Разумеется, в телефонном разговоре Челси подробно положение не расписала, лишь уведомила о грядущей встрече, тем и ограничилась. Остальные пункты были заслугой Ромуальда. Он сам себя накручивал, заставляя постоянно акцентировать внимание на грядущем знакомстве и рукопожатии, сопровождаемом милой улыбкой вкупе с притворными словами: «Надеюсь, сработаемся». Он ведь знал, что не сработаются. Даже не собирался подстраиваться под партнёра по сцене, его требования, желания и стиль игры.
Он знал Джулиана. С ним и собирался играть, поскольку искренне верил, что здесь не придётся ни под кого подстраиваться. У них и без того сложится отличное взаимопонимание, а история дружбы, положенная в основу сценария, будет прекрасно передана в ходе этого взаимодействия. По сути, играть особо не придётся. Они будут проживать на сцене собственную жизнь, с небольшими поправками.
Челси, рассчитывая на своего ученика, ошиблась. Даже если он способен выстоять во время психологический травли, должный уровень мастерства продемонстрировать вряд ли сумеет. Люди, ненавидящие друг друга, не станут играть друзей. Если рискнут, неестественность и натужность данного мероприятия продемонстрирует себя во всей красе. В таком случае замена – самое верное решение. В данной практике нет ничего удивительного. Как в кино, где герои играют любовь, а между ними не искрит, приходится ставить дублёра или дублёршу, так и здесь. Изобразить дружбу даже сложнее, чем любовь. Там всё можно скрыть за объятиями, вымученными поцелуями и постельными сценами, и выражение лиц актёров будет последним, на что обратит внимание зритель. На сцене этого сделать не получится, тем более, если речь идёт исключительно о платонических чувствах. Играешь во взаимопонимание, а в голове зреет план, как изловчиться и поставить партнёру по сцене подножку. Идеальное сочетание, лучше просто не придумать.
Запас воздуха в лёгких кончился, и Ромуальд перестал торчать под водой, всплывая осторожно, чтобы не спровоцировать море брызг. Слегка помотал головой, отвёл влажные волосы от лица и едва удержался от того, чтобы не закашляться, поскольку на бортике ванны сидел Джулиан. Он ничего не делал и не говорил, лишь время от времени зачёрпывал небольшие порции пены и растирал её в пальцах.
Окажись на месте Ромуальда кто-то другой, куда более пугливый, наверное, сейчас задумался бы о том, что ударило Джулиану в голову, если он решил нанести визит вежливости. Он сотню лет ничего подобного не делал, потому его поступок выглядел, как минимум, странно. Любой другой человек уже заподозрил бы его в обдумывании преступления, но Ромуальд продолжал придерживаться мнения о безоговорочном доверии, и о том, что Джулиан вполне нормален, потому по-настоящему безумные идеи его не посещают.
– Как ты здесь оказался? – поинтересовался Ромуальд, опираясь на бортик ванны и посмотрев в сторону бывшего любовника.
Джулиан с ответом не торопился, продолжая большую часть своего внимания уделять пене для ванн, а не собеседнику. Ромуальд не удержался, придвинулся ближе, осторожно провёл пальцами по шву на брючине. Когда-то, давным-давно, подобные действия имели тенденцию плавно перетекать в секс. Теперь о чём-то подобном речи не шло, но… Почему бы не прикоснуться к человеку, который не противен, а продолжает нравиться, несмотря ни на что? Тем более, если этот человек в кои-то веки не ведёт себя, как дикое животное, больное бешенством. Не злится, не скалится злобно, не кричит о том, что Ромуальд только и может думать, что о своих потребностях, а с чужой физиологией не считается, задвигая на задний план знания об отсутствии сексуального желания у бывшей второй половины, а ныне просто квартиранта или соседа. Кому какое обозначение больше по душе придётся, на том тот и остановится.
– Дверь не была закрыта, вот и решил заглянуть.
– Мне звонила Челси, – произнёс Ромуальд, убирая руку.
Он не представлял, куда способен завести этот разговор, но не удержался и закинул удочку, прикидывая, какая реакция последует со стороны Джулиана. Насторожится? Разозлится? Начнёт кричать? И это даже не от болезни зависит, это на уровне подсознания заложено. Эти двое никогда не скрывали взаимной антипатии. Челси намеренно отгораживалась от Джулиана, а в разговорах тет-а-тет, глядя брату в глаза, говорила, что выбор не одобряет. Он ей не нравится, и она никогда не смирится с подобным кандидатом на роль потенциального родственника. Неудивительно, что и теперь она тормозила процесс, не позволяя Джулиану продемонстрировать собственные таланты и море энергии, накопившейся за годы молчания. Притом…
Ромуальд едва сдерживался, чтобы не ткнуть родственников носом в недавнее событие их жизни, развитию коего они всячески способствовали. Артист, который молчал несколько лет, да и вообще исчез из поля зрения, свалился на работников компании, как снег на голову. Подробностями Ромуальд не интересовался, да и не планировал этого делать, поскольку знал, что история достаточно тёмная, и меньшее количество знаний избавит его от бессонницы, в то время, как попытка копаться в чужом грязном белье принесёт одну лишь головную боль.
Почему-то этому артисту они помогали, позволили и материал свой продвинуть, и сценарий для клипа сочинить, и вообще… Теперь ещё и сотрудничество в области создания музыки предложили. Основной композитор мюзикла. Это ли не карьерный рост? Это ли не поблажка для того, кто когда-то был звездой, а потом погрузился в молчание?
Так и надирало пойти к отцу и поинтересоваться ехидным тоном: какие люди должны стоять за спиной артиста, чтобы ему открыли все двери моментально, по первому зову, а то и вовсе по щелчку пальцев? И почему никто не гонит его в шею, а носят на руках и позволяют почивать на лаврах?
Ладно, ладно. Не стоило сравнивать Джулиана и мистера Уэбба; точно не стоило. Они вообще не могли соперничать друг с другом, да и аудитория у них была, вероятно, разная. Милашка Джулиан и тело на продажу, отзывающееся на имя Энтони. Ах, нет. Тони… Отвратное сокращение, от которого Ромуальда подташнивало и вообще заставляло кривиться всякий раз. Благо, что по долгу службы им не доводилось пересекаться на постоянной основе. Просто один из топовых артистов и сын продюсера. Вряд ли первый нуждался в признании со стороны второго. Достаточно того, как носится с ним отец. Носился раньше… Теперь этот самый Тони считался независимым артистом и лейблу не принадлежал, просто сочинял песни для своей подруги, некогда имевшей неосторожность клеиться к Ромуальду. Вообще-то она была вполне себе ничего, и не будь Ромуальд связан отношениями с Джулианом, позволил бы себе увлечься. Тогда. Не теперь. Теперь он уже точно расставил все приоритеты и не собирался бросаться на каждого встречного. Или каждую.
На ум тут же пришёл силуэт незнакомца, его пристальный взор и собственные нелепые действия. Думать об этом было чревато, и Ромуальд постарался избавиться от внезапного видения, да и от воспоминаний о том, как прижимался к холодной стене, о том, как шептал в пустоту нечто о блондинистых сучках и представлял всё, будто наяву. Это было давно. Это было неправдой. Он позабыл, а тот, второй, и подавно. Если им доведётся встретиться лицом к лицу, они друг друга не узнают. Если узнают, то разговор вряд ли сложится. О чём им болтать?
«Помнишь, как ты пялился на меня, заливая слюной собственные колени?».
«Да. Помнишь, как послал меня?».
«Да».
Крайне продуктивный диалог и невероятная по эмоциональному накалу беседа. Гамма чувств и переживаний.
– И что она сказала?
– Предложила встретиться.
– Ради чего?
– Не пояснила.
Это было совсем не в его стиле, но слова сами собой сорвались с губ. Ромуальд начал разговор, подумал, что ничего хорошего из этой попытки поделиться соображениями не выйдет, потому моментально сделал два шага назад. Ему не хотелось портить неплохой эпизод совместной жизни долгими, выматывающими выяснениями отношений, не хотелось снова переходить на обсуждение личности Челси и остальных членов семьи. Он мечтал о тихом покое и правильном распределении ролей. Справедливом. На его взгляд. И на взгляд Джулиана.
– Она не приносит хороших новостей.
– Иногда бывают исключения из правил.
– Когда речь заходит о твоей сестре? Вряд ли.
– Я даже спорить не стану. Челси упёртая, как стадо баранов.
– Это ваша фамильная черта, и в твоём лице она получила достойного соперника, – заметил Джулиан, улыбнувшись.
– Думаешь?
– Привык к вашему вечному противостоянию. Потому не уверен, что она скажет нечто обнадёживающее.
– Вполне возможно.
– То есть?
– Ну… На сей раз, у них возникли какие-то проблемы с композитором. Отец настаивает на данной кандидатуре, другие рассматривать отказывается.
– А сам композитор?
– Отлёживается на больничной койке. Неизвестно, когда поднимется и поднимется ли… В общем, прогнозы не особо оптимистичные, но мне откровенно наплевать.
– Добрый Ромуальд, – протянул Джулиан, набрав на ладонь пены.
Усмехнулся и сдул с руки воздушную белую шапку и ароматом трав, названия которых не знал.
– Если верить газетам, то личность эта живуча, как кошка. Однажды он уже «умирал», а потом вернулся в сопровождении какого-то крайне подозрительного субъекта и начал пиар-компанию вокруг своего имени… Ладно-ладно, это был вовсе не пиар, это были реальные проблемы, наверное. Но, как я уже говорил раньше, мне плевать, что происходит в его жизни. Умирает, восстаёт из мёртвых, снова отправляется на тот свет. Пусть распоряжается жизнью, как хочет, а я сосредоточусь на своей.
– Кажется, даже догадываюсь, о ком речь.
– Ты не догадываешься. Ты знаешь.
– Может быть, – заметил Джулиан, перестав акцентировать внимание на второстепенных вещах и посмотрев на Ромуальда.
– Если не хочешь намочить рубашку, то лучше закатай рукава, – произнес Ромуальд, стараясь сделать так, чтобы это прозвучало не чрезмерно заботливо, а повседневно, обыденно.
Когда его пробивало на нежность, Джулиан обычно становился на дыбы. Ему казалось, что Ромуальд проявляет снисходительность, видит перед собой больного, потому старается разговаривать с ним так. У них наблюдалось поразительное непонимание в этом вопросе, потому стоило придержать нежности при себе и произносить каждое слово в максимально сдержанном ключе.
– Не хочешь предложить мне присоединиться? – поинтересовался Джулиан, поставив бывшего любовника в тупик.
Он даже в былое время не проявлял инициативы. Что говорить о периоде после клиники? Ромуальду хотелось спросить, что произошло, но он лишь посмотрел на Джулиана с удивлением, чуть прищурился, словно пытался без дополнительных подсказок отыскать ответ на невысказанный вопрос в глазах собеседника.
– А ты ответишь согласием, если предложу?
– Посмотрим.
– Предлагаю. Присоединяйся, если есть желание.
– Есть, – ответил Джулиан, проводя кончиками пальцев по воротнику своей рубашки.
Несомненно, в его настроении произошли кардинальные перемены, которые логическому объяснению поддаваться не желали. Но Ромуальду совершенно не хотелось биться над разгадкой этой тайны. Он старался списать всё именно на положительную динамику, о которой говорил лечащий врач Джулиана, ею же оправдывал всё на свете, предрекая разгром армии Челси. Если Джулиан действительно выберется из своей депрессии и вновь станет таким, как прежде, пусть не совсем таким, но хотя бы частично… У Челси не будет никаких шансов, и она будет вынуждена признать чужую победу, своё поражение. Окончательное, бесповоротное, безоговорочное.
Мысленно отпраздновать победу Ромуальд не успел, потому что Джулиан наклонился к нему, коснулся ладонью влажных волос, пропустил их сквозь пальцы и второй раз за этот вечер проявил инициативу и вполне понятный интерес. Это до дикости противоречило его обычному поведению, но Ромуальд снова закрывал глаза на происходящее, не думая о том, что его мечты могут обернуться достаточно грязной реальностью и фатальным разочарованием.
Не дожидаясь, когда одежда окажется на полу, он потянул Джулиана к себе, надеясь, что сможет провернуть задуманное предельно аккуратно. Привести план в действие не получилось. Джулиан вцепился в бортик ванны, не позволив утянуть себя на дно. Он оставался верен себе. Предельная педантичность, никакой импровизации.
