Текст книги "Bittersweet (СИ)"

Автор книги: Dita von Lanz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 53 страниц)

– Как думаешь, она отколет что-нибудь на церемонии вручения премии? Или всё обойдётся? – поинтересовался Илайя, неотрывно глядя собеседнику в глаза.

Он позволял Ромуальду прикасаться к своим волосам, время от времени жмурился, иногда прижимался ладонью к щеке.

Идея с посещением церемонии вручения премии уже не казалась столь привлекательной, как прежде, хотя, стоит признать, он продолжал в разговорах упоминать, что нисколько не страшится перспектив. Когда победителем объявят Прим, ни один мускул у него на лице не дрогнет. Если возникнет необходимость в демонстрации форменного лицемерия, сделает всё в лучшем виде, расписав в красках свою любовь к бывшей коллеге, присыплет речь порцией обожания и восторгов, да так, что у неё не возникнет желания усомниться в правдивости сказанного. Впрочем, у неё такого желания при любом раскладе не возникнет, ведь она искренне уверена, что является единственной и неповторимой. Персона, рождённая блистать, но ошибочно засунутая на второй план.

Что ж. Триумф угнетателей оказался недолгим. Она так думала.

Ромуальд и Илайя сходились во мнении, что истина откроется, когда мюзикл вновь будет на сцене, а зал так и останется полупустым, ведь его главные звёзды больше не имеют к постановке никакого отношения. Они не интересовались дальнейшей судьбой постановки, Челси от работы оказалась отстранена, потому не знала, что и как там планируется обновлять, какими методами творение продвигать в массы и вообще поддерживать интерес зрителя. Нет, оно-то понятно, что теперь в основной состав перекочуют их дублёры, которые и раньше помогали в форс-мажорных обстоятельствах, однако им придётся очень сильно постараться, чтобы перехватить звание главных лиц постановки, ныне принадлежавшее Ромуальду и Илайе. Официально об их увольнении «Эган Медиа-групп» не объявляли, потому были подозрения, что Эйден не считает решение окончательным, в любой момент способен пойти на попятный. В противном случае, об этом уже кричали бы все газеты, делая ставки, насколько провальным окажется второй сезон, если состав почти полностью обновится.

Наверное, осознание собственной значимости должно было радовать Ромуальда, но его такое положение вещей несколько огорчало. В процессе работы над постановкой он сроднился с остальным коллективом, сумел проникнуться сценарием, окончательно примерив на себя роль своего героя, даже музыку полюбил, несмотря на то, что написала её личность, Ромуальду неприятная. Сотня-другая репетиций, и он уже начал воспринимать эти партии иначе, без предвзятости, а как часть своей истории, потому полюбил их и начал получать удовольствие от рабочего процесса. Пусть господина композитора он по-прежнему не особо жаловал, но отрицать его талант перестал, приняв это как данность. Энтони умеет создавать то, что привлечёт слушателей, но при этом не будет откровенной чушью без капли смысла. Создание таких пустышек было присуще многим. Мистер Уэбб умудрялся балансировать на грани, привлекая интерес, но при этом предоставляя своим слушателям качественные произведения.

Относительно его участия в церемонии пока толком не говорили, однако ходили слухи, что Энтони будет вручать одну из премий. Илайя склонялся к мысли, что награду из рук композитора примет Примроуз. Ромуальд придерживался той же версии развития событий. Всё пока было окружено флёром тайны, потому оставалось лишь гадать, чем оно обернётся в итоге. Ожидание, в общем-то, сложно было назвать томительным, поскольку до церемонии оставалось не более суток.

Всего один день, и пора позировать перед камерами. В последний раз, если повезёт. Во всяком случае, в ближайшее время выходов на сцену не планируется, контракты расторгнуты, а журналистов они сами не жалуют.

– Не думаю, что она решится на такое, – ответил Ромуальд. – Если только кто-нибудь по доброте душевной не скажет, насколько отвратителен подобранный наряд или что-то в этом роде. Почему тебя это заинтересовало?

– Понятия не имею, – честно признался Илайя. – Несмотря на то, что своей цели она достигла, и твой отец благополучно вышвырнул нас обоих из основного состава, я подсознательно ожидаю какого-то подвоха. Не знаю, почему так.

– Если бы премии раздавали, как положено, она могла рискнуть и постараться сорвать тебе номер. Испорченный костюм, лезвия в ботинках. Что-нибудь в этом роде.

– Тогда, пожалуй, стоит порадоваться, что меня миновала эта участь, – Илайя усмехнулся. – Знаешь…

– Да?

– Сегодня я буду предельно честным, и признаюсь, что мне не хочется посещать церемонию. Однако наступлю на горло собственной песне, и отправлюсь туда.

– Можем и пропустить. Вряд ли многое от этого потеряем. Хотя…

– Что такое?

– Челси тебе не говорила?

– О чём?

– Значит, не говорила.

– Она должна была?

– Думаю, что да, однако решила, как всегда, сыграть на эффекте неожиданности.

– Но тебе она рассказала?

– Да.

– И ты не поделишься со мной знаниями?

– Раз в разговоре с тобой промолчала, значит, планировала сохранить всё в секрете. Не буду ломать сестре планы, потому…

– Точно не скажешь?

Илайя присел на кровати и пристально посмотрел на Ромуальда. Ладонью осторожно провёл по ткани его футболки.

– Не скажу.

– Уверен?

– Да, – Ромуальд усмехнулся. – А что? Бросишь мне вызов?

– Стоит попробовать?

– Шанс есть всегда.

– Заманчиво, – уголок губ приподнялся. – Очень.

– Рискнёшь?

– Если кончишь первым, всё мне расскажешь, – прошептал Илайя, наклонившись близко-близко к Ромуальду, практически выдыхая выдвигаемые требования ему в губы. – Если нет, то продолжаешь хранить всё в секрете. Идёт?

– Идёт. Готовься к поражению.

– Не надейся, потому что…

Он коротко вскрикнул, поскольку не ожидал, что Ромуальд так стремительно сменит положение, и от мнимого доминирования, которое прежде маячило в перспективе, не останется ничего.

Однако, несмотря ни на что, Илайя планировал в этом споре одержать победу.

Ощущения из серии сочетание несочетаемого. Оксиморон во все поля. Проиграть стыдно, тем более при таких условиях, когда он точно знает, что способен оказаться победителем. Но вместе с тем, чисто на уровне эмоций – приятно, тем более, что сомнений относительно важности информации – хоть отбавляй. Сложно поверить, что премия способна стать сенсацией и произвести фурор в его сознании.

В общем-то, ничего такого он от сообщения и не ждал, но любопытство время от времени напоминало о себе, проскальзывая в сознании тонкими нитями, наводя на мысли о периоде детства. Не его собственного, а, в принципе. У него-то как раз ничего подобного не было, а вот у других детей сколько угодно. Тот момент, когда знаешь, что у родителей есть для тебя подарок, но они его надёжно спрятали и не планируют показывать раньше положенного. В таком случае, ребёнку ничего не остаётся, кроме как ходить за ними хвостом, задавая наводящие вопросы, в надежде на получение ответа. Ну, или смириться и ждать, когда наступит нужная дата, и подарок сам собой приплывёт в руки.

Примерно с такой позиции следовало рассматривать сообщение о необходимости посещения торжественного мероприятия. Илайя не представлял, для чего окружающим может понадобиться его присутствие, если с премией всё-таки прокатили. Хотя, подозревал, что ему могут награду вернуть из принципа, дабы превратить людей, сообщивших о рокировке во всеуслышание, в лжецов. Вроде как, это были только слухи, ничего такого.

Организаторы премии решили очистить совесть, убить скандальность шоу, переговорили несколько раз со своими спонсорами, обратились к Эйдену, и он согласился с привёдёнными аргументами. Впрочем, он не был уверен в правильности такого варианта, подозревая, что верни ему премию и вычеркни вышестоящие граждане Прим из списка лауреатов, она бы уже подняла вой, визг, замутила очередную встречу с журналистами и заявила, что её наглым образом подставили, вывалив на публику ложные факты. Ничего подобного не планировалось. Как вы только могли подумать?! Она никогда не конфликтовала с Илайей. Письма с угрозами, о которых он говорил – фикция, а единственная верная версия была опубликована ранее. Женщине, пробившейся на одну из главных ролей, завидует не только Ромуальд. Да и вообще… Они даже не завидуют, просто мстят прелестнице за чистую любовь.

Ромуальд придерживается мнения, что Прим увела Эйдена из семьи, но, на самом деле, ничего подобного не происходило. Она никого не уводила. У них с Эйденом не взаимовыгодный союз, в ходе которого девушка получает все блага жизни и многочисленные роли в перспективе, а мужчина уважаемого возраста – внимание и вроде как обожание. У них действительно любовь. Потому Эйден и решил развестись. Он искренне любит свою пассию, она отвечает ему взаимностью. Ромуальд мстит обоим, считая, что счастья достойны все, кроме Прим.

Почему мистер Аркетт продолжает находиться рядом с ним? Неужели вы до сих пор не поняли, что происходит? Их отношения не ограничиваются платонической любовью, причём уже давно. Они перешли эту границу приличное количество времени назад, потому теперь заглядывают друг другу в рот.

Сообщения? Почту взломали, сама Прим ни о чём подобном не догадывалась и была поражена, когда узнала, что с её почтового адреса присылают письма с угрозами коллеге. Может, он сам и присылал? Ради своего продвижения и раскрутки. Ради привлечения внимания к своей персоне. Ну, или они с Ромуальдом задумали это, чтобы утопить неугодного им человека.

Илайя нередко ловил себя на мыслях о развитии скандала в подобном направлении. И неизменно удивлялся, как Прим до сих пор не дошла до откровений с журналистами на тему безумной любви, вспыхнувшей между ней и продюсером. Потом приходил к выводу, что Эйден просто не даёт ей свободы действий. Удовлетворив пожелание однажды, повторять этот трюк не планирует, да и устал от выкрутасов порядочно. Если бы от Прим зависело многое, она бы давно развернула полномасштабное сражение, не ограничившись парой статей с обвинениями в садистском обращении с собой со стороны потенциального пасынка.

Иногда Илайя думал, что у старшего поколения семьи Эган есть шанс сохранить брак, если Прим решит крутить Эйденом по полной программе, не усмирив свои аппетиты. Но на сто процентов ни за что поручиться не мог.

– Потому что – что? – спросил Ромуальд, прижимая его руки к кровати, моментально пресекая любую возможность пошевелить конечностями и вновь перехватить инициативу в свои руки.

– Я намерен выиграть это противостояние, – пояснил Илайя.

– Попробуй.

– Попробую. Только борьба должна быть честной. Не ограничивай меня в средствах.

Илайя засмеялся, чуть запрокидывая голову. Он нарочно прикрыл глаза, чтобы Ромуальд не видел смешинок, что там наверняка плясали. Он постарался вырваться из захвата и удовлетворённо хмыкнул, осознав, что его больше никто не удерживает, позволив действительно использовать все возможности, а не начиная игру без правил, заранее расставляющую приоритеты и обозначающую личность потенциального победителя.

Илайя запустил одну ладонь Ромуальду в волосы, второй рукой обнял за шею и потянулся за поцелуем. Прижался на секунду, отстранился, облизал губы, чтобы уже, спустя мгновение, вновь прикоснуться к ним, только теперь не столь стремительно, порывисто и кратковременно, а предельно нежно, тягуче, практически смакуя каждую секунду совершённого действа.

Никакого ограничения в выборе методов, никаких попыток пресечь его действия, перехватив инициативу, со стороны Ромуальда не следовало. Он как будто насмехался, заранее предрекая победу себе, понимая, что имеет намного больше шансов на неё, а потому позволял Илайе развлекаться, давая определённую фору.

Помечтай о том, чтобы вырваться вперёд, а потом не успеешь рта открыть, как уже останешься в проигрыше и ничего не узнаешь до наступления нового дня. Ничего-ничего. Вообще.

Такая игра только сильнее подстёгивала и раззадоривала, пробуждая азарт. Вместе с тем, она абсолютно не позволяла расслабиться, заставляя постоянно размышлять над тем, как может повести себя Ромуальд в тот или иной момент, какие козыри припасены у него в рукаве. Может, он с самого начала собрался пойти на уступки, позволив любовнику одержать победу, а сопротивления, как такового, не планирует вообще.

Ромуальд это напряжение ощущал прекрасно. Оно его немного веселило, поскольку являлось именно тем фактором-препятствием, который способен сбить Илайю с толку, заставив сосредоточиться на поисках подвоха, а потом так стремительно потеряться в ощущениях, что сам расскажет больше, чем ожидает от любовника. Хотя, вряд ли у него в мыслях сейчас выстроился стройный ряд секретов, коими хочется поделиться мгновенно, без промедления, обменяв одну информацию на другую.

– Расслабься, – прошептал Ромуальд томно, выдохнув в основание шеи и проведя кончиком языка от этого места, согретого дыханием, до подбородка. – Ты такой напряжённый сейчас.

Илайя сжал губу зубами, словно надеялся причинить себе боль, сохранить способность размышлять здраво любыми способами. Но голос персонального змея-искусителя звучал настолько соблазнительно, что не было никаких сил ему сопротивляться и концентрировать внимание сильнее, чем прежде. Ему отчаянно хотелось последовать озвученной просьбе, расслабиться и получить порцию своего опьяняющего удовольствия, не оглядываясь на глупые условия, которые сам же выдвинул, думая, что сумеет оказать сопротивление. Думая, что действительно одержит победу в шуточном противостоянии, где даже приз, как таковой, может оказаться ценным, а может и пустышкой. Второе вероятнее, конечно, но Ромуальд сумел своим нежеланием говорить начистоту пробудить интерес к такой ерунде. Как всегда. Как…

Илайя тонул в этом голосе, обволакивающем его со всех сторон, будто бабочку в коконе. Голос, подавляющий волю, отнимающий желание сопротивляться. Неудивительно, что при таком раскладе родственники решили, что место Ромуальду именно на сцене. Лучшего применения его вокальным данным было просто не придумать, хотя, если задуматься, то именно такие его оттенки, такие нотки и такой шёпот предназначался одному человеку, а не всей толпе. Повод для гордости практически.

Илайя мог бы задрать нос и действительно возгордиться, если бы сейчас вообще мог уследить за направлением своих мыслей. Если бы понимал, о чём думает, поскольку мысли пробегали в голове стремительным потоком, сменяя одна другую. Так по цепочке – постоянно.

И, кажется, о споре, как таковом, он уже не думал.

«Ромуальд, что ты со мной делаешь?» – хотелось спросить, но он понимал, что сейчас даже пару слов между собой связать не сумеет, кроме того, при сложившихся обстоятельствах вопрос прозвучит крайне двусмысленно.

А что, собственно, делает?

Многое, попутно упиваясь произведённым эффектом и тем, как на него реагируют, окончательно отделавшись от мыслей о секрете, связанном с церемонией вручения премии. Кому она нужна? Разве что некоторым персонам, вроде Примроуз, которые спят и видят себя мировыми звёздами с миллионом наград и восторженных откликов в сети, при этом не думая, что сеть сама по себе ничего не значит, это практически безликое пространство, в котором зачастую сложно понять истинные настроения людей, а безнаказанность делает своё дело. Прим, кажется, готова была за получение награды не только тело продать, но и душу, позабыв о том, что душа у неё всего одна, а риск продешевить настолько велик, что лучше в подобный аукцион не ввязываться. Впрочем, она могла придерживаться иной точки зрения.

Осуждать её не хотелось, да и думать о ней тоже.

Прохладный воздух скользнул по обнажённой коже, отрезвляя немного. Илайя окончательно оторвался от действительности, иными словами нереально было объяснить, почему он не придал значения моментам, когда его избавили от одежды. Равно как и упустил из вида те моменты, во время которых Ромуальд сам успел раздеться, и теперь между ними не было никакой преграды в виде нескольких слоёв ткани, только тёплая кожа под пальцами, горячее дыхание на губах, неизменно переходившее в прикосновения, влажные поцелуи, которым не было конца. Скольжение ладоней по телу, всюду и везде, окончательно отброшенное в сторону смущение, которого, кажется, не должно было оставаться в их отношениях, но почему-то проскальзывающее время от времени. И собственный голос, звучащий крайне необычно, непривычно и не так, как в любое другое время, за пределами спальни, за пределами постели. Он доносился будто через слой ваты, потому и был настолько приглушённым, просящим, с умоляющими интонациями. Продолжать вести себя, словно ничего не происходит, уже оказалось нереально. Это и прежде было невозможно, но мелькали проблески, пытавшиеся убедить в обратном. Теперь Илайя совершенно точно готов признать собственное поражение в пари. В споре, заключённом ради шутки, проигранном, но не разочаровавшем результатом, полученным в ходе эксперимента.

– Давай же, – прошептал Илайя.

Он собирался продолжить фразу, но вместе с тем понимал, что щеки моментально порозовеют, как только с губ сорвётся всего два слова. Почему-то во время секса по телефону это его нисколько не смущало, более того, возбуждало нереально, но, находясь рядом с Ромуальдом, он моментально забывал о даре красноречия, коим, в принципе, обделён не был.

Наверное, ещё один из талантов мистера Эгана-младшего.

Ромуальд над ним издевался, ничем иным нельзя было объяснить его поведение. Этот пристальный взгляд, прикосновение кончика языка, скользнувшего по губам, размеренный и немного ленивый тон:

– Что именно?

– Тебе обязательно меня смущать?

– Само собой.

Ромуальд осторожно прикоснулся ладонью к щеке Илайи, погладив, улыбнулся соблазнительно и… широко распахнул глаза в удивлении, поняв, что его перехитрили. Вместо того чтобы дышать, уподобившись загнанному скакуну, томно и мягко ластиться к ласкающей руке, шептать еле различимо единственную просьбу, будто поставленную на повтор, Илайя решил перехватить инициативу. Он улыбнулся, чуть приподняв уголки губ, отчего выражение лица получилось не радушным, а достаточно хитрым и как будто немного лисьим.

Странная ассоциация, но именно она первым делом напрашивалась, стоило только подумать о том, как можно охарактеризовать улыбку Илайи в этот момент.

Рука скользнула по груди, едва-едва прикасаясь, дразня только самыми кончиками пальцев.

Илайя запрокинул голову и зажмурился, опускаясь сверху и начиная двигаться, медленно-премедленно, самостоятельно контролируя ситуацию. С губ сорвался томный выдох, не наигранно-показательный, а самый искренний из всех возможных, возбуждающий, проходящий по нервным окончаниям и отзывающийся огненными искрами под кожей. Ромуальд положил одну ладонь на талию, проводя по коже, перемещаясь на спину, поглаживая поясницу и очаровательные ямочки на ней.

В отличие от Илайи, он не закрывал глаза, напротив, увлечённо наблюдал за процессом, ловя все оттенки эмоций, отражённых на лице. Каждое движение губ или подрагивающих ресниц. Он сожалел о невозможности заглянуть Илайе в глаза, чтобы увидеть потемневшую до черноты радужку; без этого картинка казалась неполной, а Ромуальду отчаянно хотелось запечатлеть в памяти каждый штрих, каждую деталь.

В этом облике будто прочитывалось одно желание, а, может, просьба. Или приказ?

Смотри на меня, наслаждайся, лови кайф от возможности наблюдать.

Ромуальд наблюдал. В сознании отпечатывалось малейшее изменение, мимолётное движение.

Он запустил ладонь в волосы, потянув их, заставив Илайю наклониться ниже, прижался к губам, проталкиваясь языком в его рот, услышал очередной стон.

Пальцы в последний раз скользнули по спине, осторожно провели вдоль позвоночника, чтобы в дальнейшем переместиться на бедро, поглаживая.

Илайя всё-таки соизволил открыть глаза, и этого взгляда было достаточно, чтобы испытать гамму чувств и эмоций, чтобы перехватить это настроение, заразившись им, как гриппом. Сильнее сжать пряди волос, намотанные на руку, а второй ладонью провести по члену, истекающему смазкой, обрисовать пальцами вступающие вены, коснуться мокрой головки, получив в награду ещё несколько стонов, тихих, неразборчивых, расплавленных и утонувших в соприкосновении губ, раз за разом.

Вновь и вновь.

Ромуальд не позволял Илайе отстраняться, продолжая терзать этот рот, вылизывая его, чуть прикусывая язык, а потом проводя по нему своим. Ладонь скользила по члену, и было видно, что эта постельная битва не продлится долго.

Совсем немного, и…

Илайя прихватил нижнюю губу Ромуальда зубами, провёл по ней языком и вновь прижался в поцелуе, чтобы не застонать слишком громко. Чтобы этот стон не стал символом его поражения в противостоянии, которое он сам же предложил, а потом оказался в числе аутсайдеров. Хотя, с какой стороны посмотреть.

– Проиграл, – произнёс Ромуальд, отстраняясь и демонстрируя ладонь с белёсыми разводами на ней.

– Наслаждаешься триумфом?

– Наслаждаюсь. Но не триумфом.

– А чем?

– Мне нравится смотреть на тебя, когда ты кончаешь, – шепнул доверительно, вновь отмечая, как заалел кончик уха. – Обожаю, потому что более развратного зрелища представить не могу. Оно неповторимо. Оно восхитительно. Оно совершенно. И я не против того, чтобы посмотреть на него ещё раз где-нибудь… Ну, например в душе.

– А секрет так и не откроешь?

– Нет. Ты же проиграл. Жди до завтра, и всё узнаешь.

– Коварно, – усмехнулся Илайя.

– Это были твои условия, не мои. И, кстати, я всё ещё жду ответа. Впрочем, можно…

– Что?

– Первый раунд засчитать как поражение. И посмотреть, что будет во втором. Ты же пойдёшь со мной в душ? Да?

Ромуальд провёл языком по шее, прихватывая тонкую кожу зубами. Ему отчаянно хотелось поставить на ней засос, но правила игры обязывали воздержаться от подобного проявления чувств. Хотя бы до завтрашнего вечера и определённых событий. Потом уже можно позволить себе, что угодно.

– Пойду. Но спорить не буду.

– Почему? Боишься поражения? – улыбка вышла ехидной.

– Если они будут такими же, как сегодня, то я готов проигрывать постоянно. Просто… Не хочется отвлекаться на размышления и на попытки контролировать себя. К тому же, церемония не настолько важна, чтобы занимать мои мысли и отвлекать от… хм, борьбы, – Илайя улыбнулся и провёл пальцем по губам Ромуальда; выдохнул тише обычного. – Идём. Я тебе ещё раз проиграю.

========== 51. ==========

Soundtrack: Amaranthe – Digital world; Delain – The tragedy of the commons

Наверное, придерживаясь определённых правил, Илайя должен был посвятить оставшееся время подготовке к церемонии награждения, старательно распланировать время нового дня, чтобы не опозориться перед камерами и не навлечь на себя гнев работников продюсерской компании.

Наверное, ему следовало относиться к происходящему серьёзнее, пить успокоительное горстями, или же, напротив, не притрагиваться ни к чему такому, что окажет воздействие на поведение.

Перед камерами нужно показывать себя в выгодном свете, особенно артистам такого плана, как он. Милый и обаятельный с неизменной улыбкой на губах. Он не может появиться на глазах у многочисленной публики с бутылкой «Джека» в руке и пожеланием пройти в том направлении, куда добропорядочные граждане друг друга не посылают.

Он обязан поддерживать созданный имидж, ни на шаг от выбранной стратегии не отступая, в противном случае придётся поплатиться материальными ценностями, отстегнув менеджерам определённую долю дохода. Он не имеет права срывать мероприятие.

Никаких поблажек и уступок, исключительно свод правил, с коим необходимо сверяться. А ещё не тратить время даром и учить текст так, чтобы звучало это одновременно проникновенно, вышибая слезу у всех, кто будет наблюдать за происходящим, сидя перед экранами своих компьютеров или телевизоров. Что уж говорить о людях, присутствующих в зале? Перед ними он обязан полностью раскрыть душу, а лучше – пустить пару слезинок, принимая премию из рук другого именитого артиста, всхлипнуть, взяв микрофон в руки, и гордо сказать, что просто потерял дар речи от такой вот чести. Потом, не прекращая рыдать, должен произнести шаблонные благодарности, адресатами которых будут родственники до седьмого колена, продюсеры, менеджеры, гримёры, ассистенты гримёров и вся команда, работавшая над созданием проекта. Сказать, как обожает жизнь во всех её проявлениях, выдержать паузу. После выполнения обязательной программы, необходимо собраться с силами, вытереть слёзы и спеть свою главную – на данный момент – песню, подарившую возможность подняться на сцену и быть признанным открытием года.

От представления подобных перспектив у Илайи кружилась голова, давала знать о себе лёгкая тошнота, после чего он с поразительной радостью резюмировал, что несказанно счастлив повороту событий, имевших место быть в реальности. Прим получит его премию, и для неё это станет реальной радостью. Она не упустит возможности провернуть все операции, перечисленные выше, при этом даже играть не придётся. Для Примроуз премия – это вовсе не формальность, а способ заявить о себе, продемонстрировать себя во всей красе, получив порцию внимания, которым она столь отчаянно грезит. И которое успело порядком утомить Илайю, хотя он и провёл в шоу-бизнесе поразительно малое количество времени.

Ему не хотелось думать о том, что период этот мог затянуться на неопределённый период. В принципе, участие в мюзикле стало для него полезным опытом, этого не отнять. О принятом некогда решении Илайя больше не сожалел, но и думать о продолжении карьеры в музыкальном бизнесе не думал.

Не потому, что сломался, устал и больше не находил в себе сил для борьбы за место под солнцем.

Его это болото просто утомило, а личности, вроде бывшей коллеги, окончательно утвердили во мнении, что в своих оценках он не особо ошибался. Конечно, подобные кадры встречаются всюду и везде, не только в пределах шоу-бизнеса, но здесь их собралось огромное количество. Концентрация выше той, что можно выдержать. Уровень радиации зашкаливает.

Он нередко задумывался о будущем, находил множество самых разнообразных вариантов, но музыкальный бизнес был той дверью, на которую Илайя повесил огромный замок, вышвырнул ключ и не собирался отправляться на поиски.

Ромуальд, кажется, придерживался такого же мнения. Его индустрия развлечений утомила ещё раньше, поскольку ему пришлось вращаться в данных кругах едва ли не с детства. Если от этого реально устать за год, то за двадцать лет жизни – ещё проще, а именно с этого времени Ромуальд узнал, что его отец имеет отношение к созданию и распространению музыки. Тогда же ловил себя на мысли, что мир, близкий отцу, несколько неинтересен для него самого.

Участие в мюзикле подозрения подтвердило.

Ромуальд способен выступать на сцене, неплохо общаться с журналистами, выполнять указания фотографов, но он никогда не примет эту жизнь, в качестве чего-то по-настоящему интересного и близкого. Он давно поставил перед собой определённые цели, распределил приоритеты, и в их многообразии нет такого пункта, как покорение сцены, независимо от того, насколько масштабным будет размах проектов, к созданию которых он приложит руку. Ну, или примет участие в качестве приглашённого гостя, когда имя станет знаменитым не только благодаря родственным связям, но и собственным заслугам.

Присутствие на церемонии вручения премии было для него столь же интересным, как просмотр прогноза погоды на месяц, но не родного города, а любого, выбранного рандомно населённого пункта, расположенного на расстоянии в тысячи и десятки тысяч километров.

Он не носился по квартире, как угорелый, не перерывал шкаф на предмет наиболее выигрышных вещей, не продумывал заранее речь для поздравления. Хотя помнил замечание отца, согласно которому следовало проникнуться моментом и поздравить Примроуз с получением награды, наступив на горло своим принципам и пустив пулю в лоб знанию, у кого премия отобрана. Ромуальд не собирался лицемерить в усиленном режиме прежде, не планировал ничего подобного и теперь, когда ему в лицо швырнули заявление об официальном увольнении и отстранении от работы над мюзиклом.

Весь подготовительный этап они с Илайей пропустили, не побывали ни на одной репетиции, но угрызений совести не испытывали. С какой бы радости? Они ничего никому не должны. Пока считались актёрами мюзикла, работу делали. И делали так, что публика приняла их, полюбила и вознесла на вершину. Мюзикл сыграл, как та самая ставка в казино из сказок о счастливчиках, купивших одну фишку на последние деньги, а потом сорвавших на этой фишке банк.

Период формирования актёрского состава невозможно было назвать простым, но финал-то радовал всех, кроме одной крайне озадаченной и озабоченной продвижением своей персоны особы. Недолюбленная, недооценённая. Просто «недо». Она легко и просто пустила всю постановку под откос, а отец этого как будто не заметил. С таким же успехом он мог изначально обречь постановку на провал, пригласив Джулиана, но… Конечно, он этого не сделал, потому что уступить Ромуальду – смерти подобно, а пестовать собственные интересы – это нормально. Ничего необычного, эгоизм правит миром. Люди ничего не делают ради других, только ради себя.

Если бы Эйден только знал, насколько ненавидим собственным сыном, он бы, наверное, поразился не на шутку. Если бы Эйден знал, насколько возненавидела его Челси, он бы, наверное, моментом слёг, потому что ненависти этой могло хватить на пятерых человек. Дочь, всю жизнь считавшая отца примером для подражания, наконец, открыла глаза, а то и прозрела, получив возможность увидеть истинную натуру любимого папочки. И теперь грезила местью. Она жила вынашиванием планов, она подпитывала себя этой ненавистью, понимая, что никогда и ни за какие сокровища мира не простит Эйдену предательства, вкупе с требованием принимать его любовницу, как равную.

Челси перестала плакать, вернув себе хладнокровие, после чего начала разрабатывать особую систему. Она понимала, что собирается поступить жестоко, знала, что это не самый благородный из поступков, но иного развития событий не представляла. Она неоднократно говорила, что прощения отцу не будет.

– Я положу на это жизнь, но «Эган Медиа-групп» будет моей, – говорила Челси, и в глазах её прочитывалась такая решимость, что Ромуальд ни на секунду не сомневался в правдивости заявлений сестры.

В общем-то, он поддерживал данное стремление. Ему противно было думать о Примроуз, как о будущей владелице компании. В случае если Эйден окончательно свихнётся – недолго осталось, судя по всему – и женится на ней. Такой поворот означал крах компании. Пожалуй, только Челси и могла спасти семейный бизнес от стремительного разорения и потери репутации.