Текст книги "Ревет и стонет Днепр широкий"

Автор книги: Юрий Смолич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 62 страниц)

– Простите! – похлопал ладонью по столу Винниченко. – Не переизбрана, а лишь пополнена! Так мы договорились с вашим братом, Юрием Леонидовичем…

– Мой брат, – мрачно промолвил Леонид, – уехал в Петроград.

– Давайте отложим этот разговор до его возвращения.

– Он не вернется. Он останется в Петрограде.

– Не вернется? Очень жаль…

Сожаление Винниченко было совершенно искренне. С Юрием Пятаковым они никогда не обменялись добрым словом, был Юрий Пятаков заядлым украинофобом, великодержавником, но, в конце концов, они с Винниченко всегда находили общий язык.

– Очень жаль, – повторил Винниченко. – А впрочем, это не имеет значения. Юрий Леонидович выступал как председатель Совета рабочих депутатов и вашего большевистского комитета. Так что…

– Юрий Пятаков не вернется, – повторил и Леонид Пятаков. – Не вернется и его… соглашательское политиканство. С этим покончено, господин Винниченко.

Владимир Кириллович расстроился. Нелады в Киевском комитете большевиков не были ни для кого секретом, и в кулуарах Центральной рады даже ходила острота: «Камарилья большевиков – слева Пятаков и справа – Пятаков»… Сообщение о том, что теперь придется иметь дело с Пятаковым Леонидом – непримиримым противником Пятакова Юрия, – встревожило его не на шутку.

Леонид между тем говорил:

– Съезд Советов – это второй вопрос, с которым я к вам пришел. Мы прилагаем сейчас все старания, чтобы созвать съезд возможно скорее и избрать на нем советский орган центральной власти на Украине.

– Центральную раду, хотите вы сказать?

– Центральный орган власти Советов! А ваши губернские комиссары и национальные рады препятствуют этому. Мы требуем, чтобы органы Центральной рады по всей Украине не чинили препятствий созыву пленумов местных Советов для избрания делегатов…

Винниченко, слушая, морщился: опять это – требуем!.. Что за наглость! Кто тут, в конце концов, власть? ВРК или генеральный секретариат? И Винниченко прервал Пятакова.

– Слушайте, Пятаков, – сказал Винниченко. – Мы считаем излишним и вредным созыв в настоящее время съезда. Мы, правительство YHP, заняты сейчас организацией государственного аппарата. Мы не можем отрывать людей на местах от плодотворной деятельности в интересах государственного строительства ради какого–то там съезда…

– Господин Винниченко! Мы протестуем! И это – второй протест, заявить который уполномочил меня Военно–революционный комитет!

Винниченко минутку побарабанил пальцами по столу.

– Слушайте, Пятаков, – произнес он наконец, сдерживая ярость, вот–вот готовую прорваться. – Было бы лучше, если бы протест вашего ВРК вы заявили не мне лично, а правительству Украинской народной республики, путем внесения парламентской интерпелляции в Центральную раду.

– Вы же знаете, что мы, большевики, не входим в вашу Центральную раду.

Винниченко саркастически улыбнулся:

– Что ж… этому тоже можно помочь. Пускай председателем ревкома станет… не большевик, тогда через представителя своей партии в Центральной раде…

– Вы не желаете со мной разговаривать?

– Что вы! – Сардоническая усмешка уже не сходила с уст Владимира Кирилловича. – Но мы с вами не дети!.. Не кажется ли вам, что теперь, когда революция свершилась, существует даже революционное правительство – правительство Украинской народной республики, – потеряло смысл… самое существование Военно–революционного комитета?..

Существование Военно–революционного комитета давно уже досаждало Винниченко. Разве это нормально – какое–то… двоевластие в стране? Нет, нет, с Военно–революционным комитетом давно уже пора кончать.

Леонид Пятаков застегнул пиджак на все пуговицы. Пиджак он носил поверх старой, еще фронтовой гимнастерки.

– Господин председатель генерального секретариата Центральной рады! От имени Военно–революционного комитета я заявил вам наши протесты и предъявил наши требования. Это – решительные протесты и категорические требования. Адрес Военно–революционного комитета вам известен…

Не сказав «прощайте», Леонид Пятаков вышел из кабинета главы правительства УНР.

7

Не приходится сомневаться, что Винниченко чувствовал себя в эту минуту незавидно.

Мало того, что он устал, был взволнован и раздражен, он к тому же не мог толком разобраться и в самом себе. Сомнения и противоречия снова овладели им. Он пребывал сейчас в том душевном состоянии, для которого в русском языке есть очень меткое выражение: в растрепанных чувствах.

Посудите сами!

С одной стороны, Владимир Кириллович получил известную моральную сатисфакцию: он таки одержал верх, таки дал отпор представителю Военно–революционного комитета! Но с другой стороны…

Впрочем, в этой другой «стороне» тоже были два элемента: теза и антитеза.

Теза говорила: с ВРК надо кончать, ибо за ним стоит опасная, даже грозная сила, которая отстаивает примат идеи надгосударственного или там внегосударственного социального освобождения, – между тем как создание Украинского государства было для Винниченко первоочередной задачей. Антитеза, однако, предостерегала: сила эта – пролетариат, и, порывая с этой силой, пролетариатом, тот, кто рвет, становится, таким образом, на сторону сил, так сказать, антипролетарских…

И тут опять–таки возникало два компонента единой мысли.

Ясно, что во имя возрождения украинской государственности надо жертвовать всем остальным: тут голос национального деятеля заглушал в Винниченко все.

Но с другой стороны – ведь он, Винниченко, социал–демократ и его классовые симпатии должны быть, понятное дело, на стороне пролетариата. Это подавал свой голос в Винниченко партийный деятель. Боже мой! Что же делать?

– Панна София, или, тьфу, товарищ Галечко! – крикнул в сердцах Владимир Кириллович. – Ну его к дьяволу! Просите товарищей, или как их там – господ иностранцев, на аудиенцию!

И тут снова – о господи, в который уже раз сегодня! – ждала Винниченко очередная неприятность. София Галечко доложила:

– Приношу извинения товарищу презесу, но господа главы действующих на Украине иноземных фирм и представители иноземного консулата отбыли. Их, прошу товарища презеса, уже нет…

– Как это – нет?

– Нет! Переждали раз, переждали второй, согласились переждать и в третий представителя ревкома, но эвентуально – соскучились, а весьма возможно, и обиделись и… разошлись по домам, мои извинения товарищу презесу…

Винниченко застонал и схватился за голову.

– Товарищ София! Что же вы наделали, побойтесь бога!

– Но, пршу, при чем же тут я? – обиделась наконец и верная секретарша. – Что же мне, мои извинения, им путы на ноги накинуть? Или я, мои извинения, в состоянии задержать силой чуть не два десятка здоровенных мужчин?.. Пока еще речь шла о соблюдении очереди консеквентной, то господа представители держались спокойно. Но, прошу, когда ворвался без очереди этот невежа революционно–комитетский, то паны чужеземцы разгневались. Может ли простая секретарша предотвратить международный скандал?

Скандал! Это действительно был скандал. И скандал – на первых же шагах выхода молодого Украинского государства на международную арену.

И все этот проклятый Леонид Пятаков!

Нет, с ревкомом надо кончать, и как можно скорее!

– Кто же там был… среди иностранных представителей? – едва овладев голосом, простонал Винниченко.

Галечко вынула свою записную книжку и прочитала:

– Представитель киевского отделения «Франко–русской торговой палаты…»

Франция! Да ведь во владении французских компаний находилось больше половины всех шахт и рудников на украинской земле!

– Киевский представитель «Англо–русской торговой палаты»…

Англия! Английским фирмам принадлежало восемьдесят процентов металлоплавильной и металлообрабатывающей промышленности на Украине.

– Представитель «Русско–американской мануфактуры»…

Боже мой, еще и Америка!

– А также агентства фирм: «Паровые котлы Джон Фаулер». Лондон – Бирмингем, в Киеве – Меринговская, 10… «Часы Мозер», Швейцария – Локль, в Киеве – Крещатик, 23… «Резиновые изделия франко–русского товарищества «Проводник», Крещатик, 2… Швейные машины «Зингер», Нью–Йорк, в Киеве – Крещатик, 46, Александровская, 20… «Отис элеватор компани», Соединенные Штаты, контора в Киеве… «Таврическо–американское мукомольное товарищество»… «Международная компания жатвенных машин Мак–Кормик»… Весы «Фербенкс»…

– Хватит, хватит! – Винниченко замахал руками; запомнить все эти названия он все равно не мог, но ясно было и так: приходили и… ушли представители солиднейших иностранных фирм, которые добывали на Украине ископаемые, скупали украинское сырье либо продавали украинскому потребителю разные машины и бытовые товары. Вся торгово–промышленная мощь! Весь цвет торговых связей Украины с заграницей! Лучший и вернейший путь для налаживания реальных связей Украинского государства с государствами европейскими, да и американскими!.. А он возился с этими… отечественными акулами, просвитянскими лидерами, большевистскими горлохватами – терпел их издевательства, изворачивался перед ними, унижался…

– Товарищ София! – чуть не заплакал Винниченко. – Дело нужно немедленно исправить!..

Верной секретарше, уже переложившей гнев на милость, стало жаль своего незадачливого шефа:

– Но как, пршу пана презеса?

– Звоните по телефону. Всем, всем, всем, кто тут был! Извиняйтесь, объясняйте, просите немедленно назад! Скажите: произошло недоразумение. Скажите, имел место неожиданный эксцесс государственной важности, и потому – в порядке, так сказать, военной необходимости – пришлось принять вне очереди… что–нибудь такое – сводки с фронта, сообщения о каком–нибудь катастрофическом событии. Что угодно, только скорее! Не теряйте ни минуты…

София Галечко кинулась к телефону. Но телефон как раз и сам зазвонил.

– Прошу? – сняла трубку Галечко. – У телефона личный секретарь пана головы генерального секретариата.

Винниченко наконец перевел дыхание – фу! Сардоническая улыбка уже снова искривила его уста. В этой улыбке была и жалость к себе – бедному, замотавшемуся, измученному, и ирония над самим собой. Ведь Винниченко был человек умный и щедро наделенный чувством юмора: вот она жизнь – воюешь против империализма и должен перед этими империалистами… заискивать. Вот что значит – создавать государство, если желаешь, чтобы оно было не хуже прочих приличных государств.

Галечко вернулась от телефона.

– Товарищ презес, – как–то нерешительно произнесла она, – телефонировал консул Соединенных Штатов Америки, господин Дженкинс.

– Консул Соединенных Штатов? – удивился Винниченко. – Но ведь консула от Соединенных Штатов у нас до сих пор в Киеве не было?

– Уже есть. Господин Дженкинс был консулом в Риге. Ригу заняли немцы. Теперь он переведен к нам на Украину.

– Что же говорит американский господин Дженкинс? – поинтересовался Винниченко. – Просит аудиенции? Пожалуйста, передайте, что я готов принять его в любое время, как только у господина Дженкинса найдется свободная минута.

– Господин Дженкинс предлагает товарищу презесу прибыть к нему…

– Что?.. Американский посол приглашает меня первым явиться к нему с визитом? Но дипломатический этикет…

– Господин Дженкинс, – ответила Галечко, – не упоминал о дипломатическом визите. Господин Дженкинс только просил передать, что ждет пана презеса в своей резиденции – гостиница «Европейская», Крещатик, 4 – в половине третьего.

Винниченко вспыхнул. В первую минуту он хотел было вскочить, грохнуть кулаком по столу и послать американского господина Дженкинса к его собственной маме. Этакая наглость!.. Но в следующую минуту… Винниченко ничего не сказал, тихо сунул кулак в карман и остался сидеть в своем кресле.

Консул Соединенных Штатов Америки!

Даже не в том дело, что по всему видно, хотя бы по наплыву американских торговых и финансовых представителей, какую роль на мировой арене начинает играть американский капитал. Куда важнее то, что Соединенные Штаты Америки первыми откликнулись на просьбу молодого Украинского государства о финансовой помощи. Ведь два месяца тому назад, как раз в дни корниловского путча, через представительство нью–йоркского «Механик–металл–бэнк» в адрес председателя Центральной рады профессора Грушевского переведено в золотой валюте сто тысяч американских долларов! И это была первая иностранная субсидия, полученная только что созданным Украинским государством из–за границы. Одновременно с авизо пришло уведомление о том, что надо ждать и дальнейших поступлений… Быть может, консул Дженкинс и привез очередной взнос на конто? Может быть, еще сто тысяч? Может быть, пятьсот? А может, и миллион?

Впрочем, и это еще было не самое важное.

Полгода уже сулят официальное признание Украинского государства союзные державы Антанты. Обещала Франция. Обещала Англия. Обещал пан дать кожух, так и слово его греет… Прислали покуда свои военные миссии и дипломатических наблюдателей. Но официального признания и до сих пор нет как нет…

Может, консул Дженкинс привез признание от Соединенных Штатов? Тоже – первым среди всех? И именно потому разрешает себе вызывать… или, скажем, срочно приглашать самого премьера признанного ими правительства?..

Винниченко вскочил с места:

– Который час, товарищ София?

– Пять минут третьего, прошу пана презеса.

– Автомобиль!

8

Петлюра меж тем действовал решительно. У него не было времени на болтовню. И он не имел права медлить. Ведь он не какой–нибудь там председатель парламента или, скажем, премьер–министр, он глава военного дела – первый человек в государстве в военное время. А военное дело, особенно в военное время, не терпит ни малейшего промедления.

Тем паче, что все было абсолютно ясно.

Страна нуждалась во власти твердой руки. У вооруженной власти стоял он. Значит, он должен был обладать соответствующей твердой рукой.

Потому–то Петлюра и начал с приказов.

Приказы он писал собственноручно.

Когда он писал приказы, в его кабинет не имел права входить никто, а на пороге стоял с обнаженной шашкой сам сотник личной охраны Наркис.

В кабинете – бывшем генерала Квецинского, а ныне Петлюры – было уютно: те же репинские «Запорожцы» на стене, та же хрустальная люстра, те же телефонные аппараты на столике у окна… А давно ли в этом кресле сидел генерал, и он, Петлюра, словно проситель, ежился вон там, напротив, на стульчике?

Впрочем, генералы уже были Петлюре нипочем. Беседовал с Квецинским, беседовал с Корниловым, беседовал и с Духониным. Квецинский дал драла – пятки засверкали. Корнилова посадили в кутузку – с перспективой попасть на виселицу. Духонин просто получил пулю из матросского маузера. А вот он, Петлюра, жив–здоров и сейчас даже распоряжается любыми царскими генералами.

Приказ, который только что сочинил Петлюра и который в данный момент лежал перед ним на столе, был о назначении царского генерала Щербачева командующим первым в истории Украины Украинским фронтом, который протянулся по территории Украинской народной республики от Припяти до самого Дуная!

Ах, да! Надо же сперва – приказ о самом создании Украинского фронта!

Петлюра переправил в заголовке приказа № 1 на 2, придвинул к себе чистый лист и под № 1 в шести строках оповестил армию, фронт и тыл, Украинское государство, всю бывшую Российскую империю, а также и весь мир, что, согласно его воле, воле начальника вооруженных сил Украины, отныне Юго–Западный и Румынский фронты объединяются в один – Украинский.

Ведь именно так договорено было три дня тому назад в ставке верховного главнокомандующего между ним, Петлюрой, и верховным – Духониным. Духонина, правда, вчера ухлопали большевики, но разве это имеет принципиальное значение?

Ах, да! Большевики ведь назначили своего большевистского главковерха – прапорщика–большевика Крыленко, того самого, что сбежал–таки из–под расстрела от генерала Квецинского, из киевского Косого капонира. От Петлюры бы, будьте уверены, не сбежал!..

Что ж, совершенно очевидно, что нужен еще один приказ.

Петлюра придвинул третий листок бумаги и настрочил приказ № 3: самозванного большевистского главковерха, поскольку не признана власть Петроградского Совета Народных Комиссаров, – не признавать. Войскам Украинского фронта, а также гарнизонам, дислоцированным на всей территории Украины, приказов мнимого главковерха Крыленко не выполнять и распоряжениям ставки не подчиняться…

На минуту перо в руке Петлюры повисло над бумагой – перед тем как поставить подпись. А кому же тогда подчиняться? Генералу Щербачеву. А генерал Щербачев кому подчиняется? Петлюра опустил перо на бумагу… только генеральному секретарю военных дел Украинской народной республики Симону Петлюре.

Теперь три приказа лежали рядом на столе, и на них можно было минуту полюбоваться. Затем Петлюра встал, заложил руки за спину и прошелся по кабинету взад–вперед.

Перед окном Петлюра остановился. Волнение распирало ему грудь. Вот и свершился акт исторической важности. За окном город тонул в тоскливой осенней мгле. С серого неба сеялась изморось, сквозь сетку дождя едва вырисовывался фантастический дом с морскими чудищами на крыльце – напротив, а дальше, под горой, даже театра Соловцова почти не было видно. Давно ли миновали времена, когда он, Петлюра, проходил вон через тот крайний подъезд на галерку театра, а потом рысцой спешил в ночную редакцию на Владимирскую, чтоб успеть в утренний номер дать рецензию на «Веру Мирцеву» с Полевицкой в главной роли или «Тетку Чарлея» – с Кузнецовым? И получить за это в кассе… один рубль пятьдесят копеек. При этом еще рецензентам украинских газет контрамарок не давали; билет стоил полтинник, бумаги испишешь на пятак, чернил копейки на две, а сколько стопчешь калош и протрешь штанов на этом самом месте?.. А теперь – это вам не театр: исторический акт! И вершит его он, Петлюра, на театре военных действий, на Украинском фронте… Гм! А как же будет с украинскими частями, которые и до сих пор находятся за пределами Украины, на фронтах Западном, Северном или Турецком?

Нужен был еще один приказ.

Петлюра вернулся к столу, сел, придвинул бумагу и взял перо.

Гм!.. Но ведь он – начальник всех вооруженных сил Украины – разве может издавать приказы по другим фронтам?.. Разве командующие теми фронтами примут во внимание его приказ?..

Петлюра задумался, уже в который раз выписывая и снова наводя пером цифру 4 – приказ № 4.

Нужно было изобрести какую–нибудь юридическую заковыку… Ara!

Перо Петлюры быстро побежало по линованной бумаге. Из–под пера явилось:

«Приказываю всем украинским воинским частям, пребывающим в Петроградском, Московском и Казанском военных округах, подчиняться лишь: в Петрограде – петроградскому украинскому революционному штабу, а в Москве и Казани – украинским войсковым радам».

Юридическая заковыка найдена: ведь войсковые украинские рады всех фронтов и украинский так называемый революционный штаб в Петроградском военном округе подчинены были непосредственно ему, генеральному секретарю военных дел УНР.

Петлюра облегченно вздохнул и задумчиво посмотрел в окно. Рука его машинально придвинула еще один лист бумаги, и перо – так же автоматически – вывело наверху: «Приказ № 5».

Что бы такое еще приказать – под пятым номером?

О чем они еще договаривались с покойным – царство ему небесное – последним главковерхом Духониным?

Тьфу! Чуть не забыл!

Пятый приказ был готов за каких–нибудь две минуты. Он был адресован персонально каждому воину – любого воинского звания, рядовым солдатам или старшинам–офицерам, украинцам по происхождению, где б они не находились, в каких бы частях ни служили, если это не части украинизированные: по ознакомлении с этим приказом немедленно оставить свою часть и персонально передислоцироваться на территорию УНР, а там явиться в любую военную украинскую комендатуру на предмет назначения, в соответствии с воинским званием, в украинскую часть на фронте или в тылу.

С главковерхом Духониным, правда, было договорено, что тот сам издаст такой приказ всем командующим фронтами: не чинить препятствий украинцам – солдатам и офицерам, буде они изъявят желание переместиться из своей части в части украинской армии. Да кто ж его знает, успел ли генерал Духонин издать такой приказ до того, как его догнала большевистская пуля из матросского маузера? Правда, в портфеле у Петлюры сохранился проект этого приказа, составленный тогда же на совещании с Духониным в ставке, еще двенадцатого ноября и на проекте собственной рукой главковерха Духонина: «…в сознании крайней необходимости проведения в жизнь вышеуказанного мероприятия, настоящим изъявляю свое согласие…» Только – какая цена этому факсимиле теперь, когда главковерх Духонин… сыграл в ящик?

А старикана, что ни говорите, жаль – сговорчивый был дед, напуганный всеми этими комитетами, ревкомами, «совдепами», да и смекалистий: соображал, что против большевиков единственное средство – объединить все антибольшевистские силы, и путь через формирование национальных частей – это, конечно, самый верный путь.

Жаль старика. И Петлюра все обещанное ему выполнял свято.

Просил Духонин отпустить с Украины на Дон все казачьи части, и Петлюра их отпустил.

Просил не разоружать сдавшихся юнкеров, а отправить их туда же, к генералу Каледину? Петлюра так и сделал. Просил не чинить препятствий офицерам русской армии, выразившим желание выехать с Украины? И Петлюра не чинит.

Ибо Духонин это разве для себя просил?

Просил в интересах создания власти твердой руки.

А кому же на Украине быть твердой рукой, которая впишет новую страницу в историю Украины?

Не профессору же истории Грушевскому – старой калоше. Не болтуну, елизаветградскому Гамлету, курносому «Мефистофелю» – Винниченко. Это будет только он – военачальник и полководец Симон Петлюра.