Текст книги "Кровь королей (СИ)"

Автор книги: Влад Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 55 страниц)

– Надо бы и мне с двумя мечами потренироваться, – вслух произнёс паладин, – А то всё фламберг, да фламберг. Видное солидное оружие, да скучно в каждый бой с ним идти.

– А щит неужто вражеская катапульта снесла? – удивилась немного Арекса, заметив, что кроме этого фламберга-то в руках у паладина ничего нет.

– Ха-ха, скажешь тоже, – гремел его голос, как массивный колокольный звон, гулко возвещавший о радости победы, – Я по итогу решил не брать его сегодня, и коню легче, и мне проще, – кивнул он куда-то вдаль, где у дерева был привязан его крепкий скакун, с нетерпением дожидавшийся, когда же королевский паладин вернётся на нём в крепость.

– А где же наш главный пленник? – произнесла Арекса, – Капитан сказал, адмирала решили оставить до суда Его Величества.

– Крэйн опять слишком много болтает, – улыбнулся белозубым ртом Эйверь, – Да связан он, на траве усажен, чтобы удрать никуда не вздумал. Скоро повезём пленников в Олмар.

Пока они с Эйверем болтали, сам капитан и Нина с Ильнаром прошли далеко вперёд, где лежали собранные Рихардом и его кадетом-стрелком собранные ими вещицы и продукты из вражеского лагеря, чтобы захватить с собой в замок.

– На вот, смотри что для тебя есть, – среди своих сложенных поодаль мешков, до которых они сейчас добрели, Крэйн поднял перевёрнутый шлем, переполненный свежее сорванными крупными лесными грибами.

– Ой, что это вдруг? – удивилась Нина, с удивлением и аппетитом глядя на содержимое.

– Боровики, подберёзовики, подосиновики, – отвечал тот, перечисляя, – Ты же у нас мясо не ешь, а грибы это что? Это «мягкое золото», «белое мясо», – называл он их кулинарные эпитеты, – Там в мешках ещё весенних опят целое море. Искал вас, а нашёл только их. У каждого дерева, плотные такие, – нахваливал свой «улов» Рихард, – Весенний грибной сезон начался!

– Ой, да не стоило… Спасибо большое! – улыбнулась Нина, густо краснея от такой заботы, – Грибы я люблю, это верно. Нам их нечасто подают, всё что в лесу находят либо местные в городе едят, либо в цитадели высшие чины.

– Теперь наешься, – заверял капитан, – Вы хорошо и храбро повоевали. Осада кончена, всё то, что будет полезно, солдаты доставят из лагеря да с поля боя в крепость. Тоже по пути подхватывайте, что найдёте, – напоминал он, – При тебе же есть мешок или сумка какая-нибудь в карманах? Переложи их, а то шлем не мой, взял у одного гвардейца. Если узнает, для какой цели, увидев «лукошко», наверняка рассердится.

– Заходят как-то два э-э-э-э… дворфа в таверну, – где-то позади слышался голос Арексы, попытавшейся немного оживить и взбодрить Тиля, выглядящего сейчас, словно некромант или вовсе вампир какой-нибудь, правда, вовремя сообразился, что «про эльфов» шутить отныне не следует и переиначила начало истории.

Из замка уже были посланы новые отряды и воинов, и рабочих, и даже прислуги, собирать с округи западных стен вооружение с трупов противника. Одни лезвия валялись в пепле, после магических вихрей, другие валялись на траве и земле, иные приходилось вынимать из плотно сжатых окоченевших пальцев мертвецов.

А тела потом велено было сволакивать в кучи и сжигать, словно прокажённых. Хоронить врагов королевства на кладбище, да ещё и не просто там воинов с различных герцогств, прислуживавших благородным правителям, а каких-то корсаров да лесных лиходеев, никто, естественно, не желал.

Походов в остатки вражеского лагеря и обратно приходилось делать несколько. За один раз всё оказалось унести невозможно, хотя на первый взгляд, казалось, что в нём и на поле брани у лесной опушки оставалось довольно мало ценного. На деле же королевству очень многое ещё могло пригодиться. Но в первую очередь, конечно, были очень сильно пополнены оружейни, где теперь было вдоволь сабель, кортиков и палашей.

XXI

Эйверь, молодой Вершмитц и оба кадетских капитана, участвовавших в миссии, вместе со своими воинами привели Лейтреда и остальных пленников к цитадели, где ожидал король вместе с Вайрусом Такехарисом. Из дверей в этот момент позади них вышел примицерий Корлиций с важным видом, преисполненный в своих глаза искреннего презрения к пленникам, проигравшим свою войну против королевской крепости.

Кисти его рук были спереди спрятаны в серо-зелёные рукава, словно в муфту. Очки он на этот раз не надевал, дневного света прекрасно хватало, чтобы всё увидеть и всех рассмотреть, в отличие от привычной возни с документами и бумагами, где нужно было подмечать каждую мелочь, а заодно иметь не дюжий опыт отличать подделки от подлинников или же находить какие-то неточности и расхождения между копиями приказов.

Во дворе неприятно пахло рыбой от выставленной на обозрения головы морского змея, что немного омрачало помпезное шествие под горны трубящих, умолкших лишь сейчас, когда военачальникам-победителям уже стоило заговорить со своим монархом.

– Вот он, ваше величество, – представил генерал худощавого пленника, разодетого в элитный дорогой костюм морского мундира, – главарь осады, адмирал Лейтред.

Джеймс подошёл ближе, вглядываясь в лицо с усиками и бородкой, оформленное длинными тёмными волосами из-под красивой синей шляпы, всё ещё прекрасно сидевшей на своём владельце, несмотря на ход последних событий. Фигура словно казалась ему знакомой, но он никак не мог сообразить, откуда именно.

– И кто же ты такой? – вопрошал король пленника, осматривая с интересом.

– Адмирал Лейтред, ваше величество, – манерно поклонился тот, правда без должных жестов руками, ибо те были сейчас связаны за спиной, ещё раз представившись уже самостоятельно.

– И что это такое? Имя? Фамилия? Прозвище? – хмурился монарх, а его допрашиваемый собеседник молчал.

– Лейт-ред? – проговорил Вайрус Такехарис, сегодня распустивший свой привычный хвост волос в переливающийся водопад блестящих прядей, – Лей-Тред? Ле-Трейд? Лет-Рейд? – перечислял он, пытаясь понять, что же это всё значит, – Чепуха какая-то…

– Вам не должно быть дела до того, как меня зовут, – отвечал тот, – Куда важнее, чем я могу быть полезен королевскому двору.

– Ну, это точно не Фандор, – произнёс Джеймс, подходя ближе и разглядывая пленника, – Эти глаза… – задумчиво промолвил король, вглядываясь во взор, вокруг которого зачем-то были обстрижены верхние и нижние ресницы, а также выщипаны брови, – Я знаю их… Кажется, знаю…

– И эта лилия, – смотрел монарх на вышитый узор, – Что это? Фамильный герб? У нас в Энторионе нет династий с лилиями в символике.

– Так, может быть, я стану первым, – горделиво заявлял немолодой и ещё не старый адмирал, глядя куда-то над головами представителей власти.

– Служил у вас на флоте, – предполагал Адельмар, – Оттуда и подался в пиратство. Что-то его, видать, не устроило.

– Возможно, что видел его вместе с Уолтером, – соглашался король, подозрительно вглядываясь в вытянутое лицо лидера осаждающих, – Поднимите бумаги, найдите мне, где служил этот Лейтред, – велел он Корлицию, – И заодно о золотой лилии тоже что-нибудь.

– Сию секунду распоряжусь, – кланялся тот с почтением, но развернувшись едва не подпрыгнул на месте, когда небольшие ступеньки ко входу в цитадель Олмара вдруг сменились на полыхающий неестественным свечением с переливающимися языками магического пламени круг, а тот вскоре остался лишь кольцом своей каёмки, когда изнутри виднелось богатое убранство убежище, и выходящие на порог архимаг Бартареон с матерью короля Сарой Темплин-Дайнер.

Позади них виднелись слуги, накрытый стол, постаменты с вазами и внутренний фонтан, но всё это в мгновение ока скрылось, едва портал затянулся. Волшебник таким быстрым способом провёл свою госпожу прямиком к смотру связанных пленников, не обременяя королеву-мать проходам по лестницам и коридорам замка, а сразу через магический портал вот так выводя наружу.

Она оглядела обезоруженных стрелков в их тёмных кафтанах и, казалось, тоже как-то странно и с прищуром узнавания вглядывалась в их главаря. Её длинное серебристое платье с бахромой у рукавов, с плотно приложенным воротом, каплей обхватывавшим морщинистую шею и золотыми узорами, вышитыми поверх бархатного материала выглядело сейчас парадным и роскошным, как раз подходящим для выхода в свет среди воинов-соратников и даже схваченных врагов.

– И вот это всё? – спросила она будто с явным недовольством, оглядывая пленников.

– Остальные пожелали умереть на месте, – прогремел голос Эйверя.

Он, пожалуй, был единственным во всём дворе, с кем она не желала спорить. Сара спокойно высказывала недовольство чем-либо в их работе примицерию, камерарию, казначею, мажордому и другим высокопоставленным придворным, даже самому архимагу, вступая с тем в определённые споры, не говоря уже о прислуге.

И только Эйверь никогда не удостаивался от неё резкого тона или повышения голоса. Что было тому истинной причиной – некое личное расположение и симпатия, страх ли перед его могуществом или же просто самое обыкновение уважение к персоне паладина, естественно, кроме неё самой никто не знал. Но и сейчас она сменила гнев на милость, услышав его ответ.

Корлиций подобру-поздорову поспешил удалиться, как собирался сделать ещё до внезапно открытого архимагом портала. Теперь уже он смог пройти в цитадель и помчаться к документам, пока извечно недовольная королева вдруг что-нибудь ему не припомнила из оплошностей, которые примицерий за собой не признавал, однако спорить с королевой-матерью здесь было попросту невозможно.

– Значит, вы привели самых трусливых, не способных даже принять участь свою неминуемого поражения на поле боя, – заявила она паладину с ухмылкой, смотря на связанных преступников, – Не удивительно, что среди таких оказался и их предводитель, – ещё раз усмехнулась королева-мать, переведя взгляд небесно-голубых глаз теперь на Лейтреда, – Распять их всех полукругом вокруг ворот, – уже было повелела она.

– Но как же праздник в честь победы? – пододвинулся к ней ближе её сын Джеймс, негромко и тактично объясняя свои планы, – Будет ярмарка в главном дворе, люди придут, а там снаружи такое.

– А что, казни уже не в почёте толпы, как развлекательное зрелище? – сверкнула она глазами, недовольно восклицая на его доводы.

К порогу сбегалось всё больше людей. Не задействованные в операции двух армий военнослужащие, другие генералы, старший кавалер Зорен и его люди, мажордом Харрис, старый астролог Винсельт, который и был свидетелем начала атаки на замок, конечно же прелат Клеарх и архиклирик Селеста, пожилой лысенький Ангус Файден, как королевский писарь, не мог не появиться здесь, чтобы сделать заметки о победе над врагом со слов Эйверя и Вершмитца, чтобы затем представить королю полноценную летопись хода осады на утверждение.

Сбегались многие слуги и придворные: конюхи, уборщики, церковные служки Семерых вместе с юношей Альриком, Каледос и другие интенданты, некромант Ширн и придворные маги стихий, помощники Бартареона, много любопытных зевак за исключением разве что вечно занятых в эти дни прачек и кухарок. Впрочем, работы первым ещё подкинут вернувшиеся, а вот вторым предстояло как раз к этому часу приготовить не просто похлёбки и закуски, а настоящий победный пир для самых разных чинов от кадетов и рыцарей до семьи Его Величества.

Кирстен и детей, к слову, во дворе не было. Те до сих пор находились в убежище, так как король намеренно не позвал за ними, чтобы те не видели процесса казни бунтовщиков. Королю же во двор вносили забранные из стана неприятеля припасы и собранное у них оружие, показывали захваченные арбалеты, один из которых выглядел наиболее массивно, с невероятно плотной тетивой, которую натягивать в одиночку мог бы, наверное, только Эйверь и ещё какие-нибудь силачи типа Тектана Орфа, когда сами разбойники для этой задачи явно использовали двух, если не трёх человек.

– Арбалеты отобрали как раз у этих, вся элита телохранителей адмирала оказалась стрелками, – представлял их Адельмар Вершмитц.

– Были и с мечами, – добавил паладин, – Но те полезли первыми на рожон, так что остались лишь эти.

– Стрелки значит, – ходил Джеймс в своей красно-золотой мантии, осматривая пленников, – Элита адмирала? Значит, он намерено не пускал их в бой до самого конца?

– Кстати, он там что-то говорил про стрелу в гонца, – прогромыхал басовитый голос Эйверя, – Клялся, что знает какие-то сведения, которые до Олмара не добрались вместе со всадником.

– Адмирала уведите в темницу для дальнейших допросов, – распорядилась Сара, – Он ещё немало интересного может сообщить, – спасала она того от неминуемой казне на месте прямо здесь и сейчас, явно желая послушать ещё истоки восстания, поводы для объединения лесных банд с речными пиратами и, вероятно, многое другое.

Такехарис, как камерарий кивнул, пока сам Джеймс разглядывал принесённые арбалеты и явно тоже не возражал придержать жизнь главаря осады, его казнь оставив на потом, уже после всех допросов. А заодно ему нетерпелось выяснить, почему же тот выглядит столь знакомым, хотя его самого и никакого Лейтреда лично он в своей жизни не припоминает.

– Я провожу, – хитро улыбнулся Такехарис, взяв связанного преступника под локоть и поволок в сторону данжеона.

Адмирал пытался заговорить с ним о погоде, о весне, однако камерарий не сбавлял шаг и отнюдь не желал со своим пленником сейчас о чём-либо болтать, снижая бдительность. От такого разговорчивого хитреца всякое можно было ждать. Поначалу его войско казалось безумцами, карабкающимися на стены под котлами с кипящим маслом. Потом же он начал тактический обстрел стены из недосягаемости, оборачивал строй в огнеупорные винеи и всё такое прочее.

Потому недооценивать такого противника, вероятно, всё-таки не стоило. А любезничать с тем, кто покушался на их мирный быт в Олмаре и самого гостящего сейчас здесь короля, Вайрус и вовсе не желал. Когда же они зашли в помещение темницы, на очередную попытку пошутить от Лейтреда, он со всей силы прижал того ко внутренней стене.

– Подкрашенные кое-как волосы, обрезанные ресницы, да? Меня ты не проведёшь, – заявил он адмиралу с хитрой загадочной ухмылкой, убедившись, что больше их никто не слышит, к тому же всех остальных узников темницы пришлось вырезать паладину во избежание возможного бунта, – Я знаю, кто ты, – заявил он Лейтреду, ничего более не добавив, и затем снова, схватив за руку связанного Лейтреда, направился вниз по лестнице к поземным камерам заключения, в одну из которых и предстояло поместить главаря прошедшей осады.

Вскоре на тонкой шее и хилых запястьях со звоном защёлкнулись широкие кандалы, хоть и не ржавые, но тяжёлые и крепкие, демонстрирующие всю суровость этого места и нынешнего положения пленника. Глаза Лейтреда опасливо взглянули на возвышавшегося Такехариса, собиравшего волосы в хвост и явно о чём-то задумавшегося.

– Буду я добр и груб целиком зависит от твоего поведения, – злобно усмехнулся камерарий, – Вот и увидим скоро, что же тебе дороже. Истина или цель, – проговорил он, давая ясно понять, что очень многое знает о потаённых секретах своего узника, и у того впереди теперь серьёзные испытания на прочность духа.

Тем временем дожидавшиеся его возвращения король со своей матерью в окружении придворных и всех собравшихся в западном дворе, слушали Вершмитца, изредка поправляемого вязким и грохочущим тембром паладина в определённых деталях или неточностях.

– Они отстреливали с позиций, затаившись в лесах, – докладывал генерал, – Наверняка они первыми караул и сняли.

– Да, раз уж они его лучшие стрелки, то среди полков он их в бой не посылал, держал при себе, – кивнул Джеймс, – Но с такого расстояния…

– Их арбалеты совершеннее, чем то, что нам доводилось видеть прежде. Искусные стрелы, мощная тетива, отлаженное устройство. Надо бы выяснить, кто спонсировал их всем этим оружием, – чеканил своим голосом Адельмар.

– Они могли и без всякой поддержки просто налётами обворовать торговцев и поставщиков, например, из Хаммерфолла или Скальдума, – добавлял Эйверь.

– Значит, это они всё и начали, – размышлял вслух король, – Винсельт, ты же помнишь, с чего стартовала осада?

– Конечно, ваше величество, угловая западная башня, два стражника получили по пущенной стреле, не успев даже сообразить, что происходит! – скрипел тот своим старческим голосом.

– Дорогая моя матушка, помнишь на одной из вечерних трапез одна кухарка сильно возмущалась, что её сына убили на башне во время службы, – спросил король у Сары, чуть обернувшись в её сторону.

– Да, это была Милдред, – припоминала та, – Свен, её сын, был поставлен дозорным на этой угловой башне, – сказала она, так как всегда следила за порядком исполнения приказов и хорошо знала структуру обороны крепости, – И был первым из тех, кого убили, согласно докладу нашего астронома, – кивнула она Винсельту.

– Повели послать за ней, – попросил монарх.

Сара Темплин-Дайнер эту просьбу сына тотчас же выполнила, отправив подвернувшуюся под руку служанку из ближайшего окружения, разыскать Милдред на кухню и доставить сюда. Пока её ждали Вершмитц для короля и для писаря перечислял то, что им удалось уже принести из лагеря пиратов, не забывая сообщить, что там ещё могло что-нибудь остаться, а потому некоторые отряды посланы на поиск и проверку. Потому точный пересчёт мечей, боеприпасов и прочего лучше провести к вечеру.

Но вот чёткое количество направляющихся сюда лодок, парусников и плотов, оставшихся в полной целостности и сохранности, он уже мог абсолютно точно назвать. Принимать их предстояло уже у задних ворот, так как Ниса не текла прямо в крепость, а огибала её по ту сторону. Там как раз минувшей ночью на воду выходили и высаживались кадеты, разодетые в пиратов, для проведения диверсии, а теперь прибудут захваченные вражеские суда.

Наконец, раздавая поклоны королю и королеве-матери прибыла с кухни и Милдред, чьи длинные русые волосы, как и прежде, крупной косой были уложены вдоль спины поверх чёрно-белого наряда с накинутым поверх фартуком. Она оглядела всех собравшихся, будучи поставленной по итогу справа от короля.

– Ваше величество, – тихо проговорила она, кланяясь своему монарху, нервно пальцами теребя белый, но слегка запачканный передник.

Король же со своего места направился ближе к расставленным пленникам с недобрым прищуром оглядывая их всех. Позади них, у каждого за плечами, стояли гвардейцы целой стеной, перекрывая любой путь к бегству, а заодно проверяя, чтобы у всех, кто стоял перед ними, были хорошо связаны руки. Дабы те не могли вырваться и выхватить у кого-нибудь клинок из ножен, а то и вместе с боевым футляром, сорвав с пояса. Ведь такое в военной истории королевства иногда случалось, когда даже сдавшиеся воины потом учиняли потасовку перед собственным допросом или казнью.

– Айнона бросила этого своего агронома, у старика Фердуса минувшей ночью свинью украли, поросёнка одного, а Ридетт прямо за время осады разродилась двойней и была отослана домой в город, благо там всё оставалось спокойно, – было слышно, как в возникшей тишине приведшая Милдред немолодая служанка сейчас шёпотом делилась с той последними сплетнями про их знакомых, о которых вследствие бурной занятости на кухне, та, видимо, за последние деньки ничего не знала, если уже, конечно, не услышала то же самое от кого-нибудь другого, слуг-то на территории Олмара хватало и многие из них так или иначе общались и дружили.

А вот глава Олмара и монарх всего Энториона сейчас явно что-то обдумывал, поглаживая на мужественных руках свои драгоценные перстни. И, судя по его лицу и расхаживающему виду, казалось, что он размышляет над какими-то вариантами, подбирая лучший, взвешивая все «за» и «против» к определённому решении. И, наконец, он задрал в воздух указательный палец правой руки.

– Один, – заявил он пленникам, глядящим на его приподнятый перст, – Только один из вас сейчас сможет уйти отсюда живым, – оглядел он быстрым взором их всех, удачно расставленным одной линией полумесяца, – Тот, кто выдаст мне стрелка, начавшего весь этот бой. Того, кто первым убил моего дозорного на западной башне. Того, на ком была первая кровь защитников Олмара.

В честь грядущего праздника победы всё равно по правилам хорошего тона было принято сохранять жизнь одному из сдавшихся врагов, дабы тот мог во всей красе пересказывать о событиях битвы или даже целой войны, нести молву в люди и радоваться своему чудесному спасению по воле случая. Сейчас же никакой жребий исход судьбы стрелков уже не решал.

К тому же король был не совсем точен в формулировке. Ведь не у каждого из схваченных был равный шанс спастись. Один из них, как раз тот самый стрелок, которого и необходимо было выдать для спасения своей шкуры, не мог ведь безнаказанно сдаться сам и быть освобождён. Он, убивший стражника Свена, единственного ребёнка этой несчастной кухарки Милдред, по всей видимости, у неё на глазах примет свою жуткую смерть в качестве отмщения за судьбу несчастного молодого парня.

Однако был вариант, при котором никто из них не захочет сдавать своего. Если все будут молчать, и тогда уже действительно может быть либо жеребьёвка на случайного и самого удачливого, либо казнь на этот раз настигнет всех без толики милосердия, такое тоже вполне могло случиться. Но все молчать не пожелали.

– Это Гривус его снял с башни, – тут же раздался голос одного пожилого брюнета с бурыми усами-подковой и проклёвывавшейся на лбу и темени лысиной, так что его каштановые давно не мытые и нуждавшиеся в уходе патлы по большей части красовались лишь сзади на затылке.

– Шаг вперёд, – велел ему король, хотя команда на самом деле скорее была для одного из гвардейцев, стоявших сзади, чтобы он его туда вывел.

Вскоре этот разбойник поравнялся с королём, ехидно улыбаясь и оглядывая всех остальных, считая их неудачниками, а сам надеясь получить от Его Величества прощение и заветную свободу. Так что оказавшись рядом он уже с радостью был готов отвечать на все остальные его вопросы.

– И кто из них Гривус? – сурово и с не поддельным интересом спросил у него монарх Энториона.

– Да вот этот седовласый, – кивнул тот того самого сероглазого стрелка, с которым залегал на ветвях первых деревьев Оленьего Леса, руководя начальным обстрелом, которого ещё хвалил фразой «в яблочко» за меткий выстрел по промчавшемуся всаднику.

Кивнул на того, с которым по своим разбойничьим понятиям, может быть даже дружил и был приятелями, раз уж они вместе держали одну позицию в начале осады, но которого теперь предавал, чтобы спасти собственную жизнь. Но и тот, хмуря свой массивный выпяченный лоб сейчас в обиде молчать не желал.

– Да он лжец, чем он докажет? – заявлял этот названный Гривусом, – Врёт, чтобы ноги унести, шкуру спасти, так любой может.

– И вправду, – согласился король, – Есть ли доказательства? Мы-то можем допросить, но под пытками любой сознается, это так себе метод.

– Мне кажется, ваше величество, вы ещё удивлялись расстоянию от опушки до угловой башни. Среди арбалетов, что вы забрали, был один особо тугой, особо удлинённый, – перевёл предатель взгляд на генерала Вершмитца, чтобы тот припомнил в описи подобный инструмент и показал его сейчас же королю.

– Да, ваше величество, – тут же согласился тот, и быстро отыскал то самое орудие.

– Он бьёт особо далеко. Но из листвы невозможно прицелиться точно в человека. Стрела бы пронеслась мимо, вонзилась в башню, хе-хе, – улыбался тот гнилым желтозубым ртом, – Но к этому стреломёту прилагается одна диковинка. Вы обыскали нас на поясе и не запрятаны ли кортики в обуви, но, похоже, обыскали недостаточно, – кивал он в сторону того Гривуса.

– Обыскать! – приказал Вершмитц гвардейцам опередив такой же приказ короля, испытывая явный конфуз, что если у того действительно что-то найдут, приложенное к телу, то это его вина и недосмотр его войск, ведь с тем же успехом кто-то также мог пронести сюда и оружие.

Внутри кафтана у пытавшегося оказать сопротивление разбойника была обнаружена подзорная труба на манер той, что есть у астролога Винсельта в его башне, сквозь которую тот и видел первые убийства. Какая из них имела более качественные линзы и более сильное приближение предстояло ещё сравнить в дальнейшем, но пока что предмет передали королю, чтобы тот подержал его в руках, посмотрел в «глазок», убедившись в оптической силе прибора.

– И впрямь диковинный приближатель, – заключил Джеймс Дайнер, передав трубу матери, сделавшей с ней примерно тоже самое: осмотрела с разных сторон, да взглянула сначала на воинов вблизи, потом вдаль, насколько со ступенек цитадели позволял обзор двора, а затем уже она передала предмет Винсельту.

– А теперь приложите её к тому арбалету сверху. Там будет специальное лоно и даже два деревянных держателя, закрепляющие трубку намертво. Всё точь-в-точь, – заверял разбойник, – чтобы та вообще не ёрзала и прицел не мог сбиться, – советовал он, – Вот вам и все доказательства. Только он, только с этой штукой и только с тем арбалетом мог дострелить до ваших дозорных. Не верите, давайте прогуляемся к лесу и проверим! – предлагал он, в надежде удрать в чащу, если таки посчастливится оказаться снова на опушке.

Генерал придерживал арбалет, протянув его ближе к астроному, тот прислонил оптический прибор к положенной выемке, защёлкнул подошедшие засовы, и действительно всё подошло так, словно изначально так и было задумано. Словно только сейчас этот предмет стал цельным и завершённым. минуя все прежние странности вытянутого и непохожего на остальных своих собратьев арбалета.

– Что ж, я думаю, этого достаточно, – проговорил король, повернувшись к кухарке Милдред.

Женщина, сейчас заново преисполнявшаяся гнева за своего убитого сына сдержано кивнула, когда руки и ноги её слегка тряслись, а пальцы, теребившие фартук, сейчас уже были вытянуты и сжимались в кулаки. Утопавшая в делах она не позволила себе утонуть в слезах собственного горя. Работа спасала её от затяжной депрессии и отсутствия смысла жизни, когда единственный сын был убит этим коварным негодяем. А теперь все эти эмоции и переживания вновь нахлынули на несчастную женщину.

– Тогда он твой, Милдред, – сказал монарх, – Достопочтенный Грейвстром, – вовремя заметил Джеймс своего главного судью, мужчину уже в годах, со вздёрнутыми седеющими волосами, глубоко посаженым жёлто-зелёным взором, широкой густой полоской усов песчаного цвета и гладко выбритым подбородком, – Позовите сюда своих палачей.

Указ короля беспрекословно выполнили, пока сам он, завидев возвращающегося из района данжеона Вайруса, направился к нему, чтобы о чём-то побеседовать. Седого стрелка Гривуса выволокли вперёд двое рослых мужчин с голым внушительного телосложения торсом, на которых были лишь тряпичные красные шаровары, кожаные сапоги и чёрный тканый колпак на всю голову с прорезями лишь для глаз, а толпа расступилась в ожидании зрелища. Тот сперва с мольбой в глаза попытался жалостливо взглянуть на Милдред, но видя её яростный взор понял, что никакой пощады и жалости ждать от неё не стоит.

– Пусть… – всхлипывала несчастная женщина, – Пусть его также расстреляют! – повелела она, – Сделайте его мишенью, словно в тире, пусть на нём практикуются наши воины.

Палачи взглянули на судью, а тот им кивнул выполнять распоряжения той, которой право приговора передал при всех них король самолично. Стрельбище располагалось не здесь, так что прежде, чем пригвоздить его в какой-нибудь позе к деревянному каркасу, требовалось дотащить его через дворы и галереи Олмара до нужного места.

– Погодите, – вдогонку бросила им Милдред, не зная, как ещё сильнее помучить убийцу собственного единственного сына, – Вырвите ему все ногти и зубы, пусть страдает в агонии от боли всё оставшееся время, пока ещё жив!

– А остальных распять, – скомандовала следом Сара Темплин-Дайнер, – Прямо здесь, в том дворе, который они так мечтали взять. Будет им последним пристанищем.

«Остальных» она имела в виду, естественно, за исключением предателя, которому король уже пообещал гарантировать жизнь. Того раздели и выгнали пинками прочь, с собой не дав с собой ни одежды, ни монет, ни оружия.

Причём вышвырнули даже не из главных ворот в сторону города, а как раз сквозь ещё не до конца залатанную брешь в западной стене, где ещё не были достроены новые внутренние укрепления. Так что тому пришлось топать по дороге в лес и отныне пытаться выживать там на тропинках средь дикий зверей, проснувшихся дэвов и прочих опасностей. По крайней мере, шанс встретить там разбойников теперь был минимальным, в свете последних событий, ведь оставшихся из них ждала сейчас незавидная участь.

Сам же монарх на всё это кровопролитие сейчас глядеть не желал, да и у Сары теперь хватало распоряжений по поводу готовящейся ярмарки и праздника победы, всё это с подготовкой к переезду в Триград, где ещё пышнее нужно отмечать юбилей принцессы Леноры, так что даже у слуг и работников сейчас хватало забот.

Однако же большинство из них прервали все свои дела, чтобы лицезреть, как осиновые сухие доски, крепкие словно слоновая кость, будут перекрещены буквой «Х», снизу залиты небольшой оковкой железного «фундамента», который можно будет вкопать в землю двора для устойчивости. И как потом как к ним сквозь свои ладони, запястья, пробитые колени и боковые части лодыжек ног будут загнутыми снаружи штырями пригвождены осуждённые на казнь, раздетые и истекающие сквозь эти раны кровью до самой смерти, неспособные слезть и соскочить с пронзившего их металла.

Нередко в распятии использовали даже ржавое железо, чтобы заражение крови ещё сильнее убивало осуждённых, ведь подобная казнь имела иногда особенность сильно затягиваться. Изначально вообще прознали ладони и стопы, но так тело кровоточило слишком медленно, так что при Уорберге Виаланте, некогда бывшем правителе Энториона, ряд казней был дополнен и усовершенствован.

Например, именно он также повелел, чтобы голова после обезглавливания не катилась прямиком в толпу, как всегда было, а, сочтя сию деталь слишком варварской, повелел ставить корзину, в которую та будет падать и исчезать от взора собравшихся людей. При этом ряд долгих пыточных казней типа сажания на кол он в ближайших от Гладшира и Триграда регионах упразднил, желая всё делать быстро и чётко, но распятие было оставлено и обновлено так, чтобы кровопотеря у казнённых преступников шла гораздо быстрее.

– Ну, что там? – интересовался Джеймс Дайнер у своего камерария, – Выяснил что-то интересное? Парадную причёску, смотрю, унял, – отметил он слегка обновившийся внешний вид своего самого близкого советника.

– Кандалы на руки, ноги и шею, – пожал плечами тот, не желая выдавать тот факт, что знает секрет адмирала, – Захочет есть, расколется. Там уж пусть секретари в бумагах находят что-то на этого Лейтреда, если сам ни в чём не сознается, кто он и откуда взялся.