Текст книги "Кровь королей (СИ)"

Автор книги: Влад Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 55 страниц)

XIV

Со стены второго кольца крепостной защиты король спустился прямиком к осевшей пыли и груде останков от разрушенной стены, встав перед войском. Справа от него встал подошедший Эйверь, оглядывая построившихся и просто вольно рассевшихся во внутреннем западном дворе, а симметричное место за левым плечом вскоре занял спешащий следом за правителем камерарий.

– Враг всё слабее, его силы на исходе, а численность за эти дни, благодаря всем вам, значительно сократилась. Честь вам и хвала, воины! И благодарность всем тем, кто храбро воевал на защите своего города, своих земель, своих людей. Мы тоже понесли серьёзные потери, – оглядывал он собравшихся, а на его речь сходилось всё больше людей, разошедшихся уже в другие проходы средь башен и стен, сейчас возвращаясь обратно к месту осады, – Ближе к сумеркам, чтобы не стать лёгкой добычей для стрелков неприятеля, я распоряжусь организовать вылазки во вне, забрав всех павших для отпевания и достойных похорон! А пока, для всех, кто принимал активное участие в защите крепости, я объявляю отдых и банный день! Всем пора умыться, вылезти из панцирей и вязкой свалявшейся в пылу сражения одежды, очистить кожу, привести себя в порядок, промыть волосы и бороды, хорошенько перекусить, набираясь сил, и хорошо выспаться! В доспехах служите, помогая и ожидая своего часа, в доспехах спите, в доспехах воюете! Немедленно распределиться и организоваться! – приказывал он, – Все те, кто не в лазаретах: часть идёт в бани помыться и пропариться, после чего свободны и получают день отдыха, чтобы выспаться и придти в себя, а бани занимают другие. Кухне готовить сытные блюда не переставая, пока все не наедятся и не наберутся сил для новых подвигов! И так сменяться, пока все войска от кадетов до королевской гвардии и генералов не пройдут каждый пункт. Пока одни парятся, трапезничают и отдыхают, другим продолжать нести службу. Быть наготове всем, кто ещё не воевал. Но им, не задействованным резервам, простоявшим столько дней в запасе, полагается мытьё и отдых! Тем же, кто был отправлен на отбой сегодня ночью, будучи оставленным в запасе королевских войск, сейчас принять обязанности, возводить укрепления, нести раненых в лазарет и выполнять распоряжения своих капитанов и наставников! Олмар стоял, Олмар выстоял, Олмар выстоит! – закончил свою речь Джеймс Дайнер, высоко поднимая блестящий меч в пятнах успевшей подсохнуть крови.

– Ура! – скандировали многие синхронным хором вокруг, принимая обещанный отдых в награду за отвагу и верную службу.

Их довольные крики разносились по дворам и зданиям. Генералы начали организовывать процесс очерёдности в парилки, подготовку которых помчались исполнять дворовые слуги. Мажордом Харрис и главная служанка Нейрис на пару занимались организацией кухонь, дорожками к лазарету и пробитой церкви, где всё ещё камень от катапульты лежал на главном алтаре, поставкой сушёных веников в парилки и тому подобным, задействовав интенданта Каледоса, главного по всякого рода снабжению, чтобы его люди также выполняли самые разные поручения.

Одни воины отправлялись в казармы на отдых, другие стремились к трактиру в центральный двор, далеко прочь от западной стены, чтобы напиться, другие первым делом хотели умыться и ополоснуться, бежали записаться в первых рядах, когда начнут пускать в растопленные бани.

Те же, кто не принимал участие в бою и не стоял среди запасных полков у стены, а в эту ночь был отпущен на отдых, те, как и велел король, теперь принимались за работу. Крепкий плечистый Эсфей Кастор и широкий двупалый Войтех Грох, облысевший к своим годам, занимались их распределением, заодно призывали зодчих и строителей, чтобы из руин разрушенной стены и новых материалов за неизвестное, отведённое до следующей атаки врага, время возводить новые укрепления, натачивать частокол снаружи, выстраивать кладки стен, создавать бойницы и бастионы.

Вскоре все уже занимались своим делом, кипела работа, готовилась еда, топились парные. Прислуга суетилась, часть воинов также разбредалась, кто куда, толпилась у одних проходов, сновала по дворовым зонам Олмара. Некоторые стояли дружными компаниями что-то обсуждая, в том числе уже организовав деревянные пинты пива на вынос из трактира.

Там нечасто соглашались на подобное, потом ведь могли и кружек не досчитаться, не все в хмельном состоянии вспоминали их вернуть. Однако же, либо сегодня за стойкой был уступчивый работник, либо знал лично в лицо того, кто арендовал наполненные сосуды, а то и мог папирус или бумагу подать для полной ответственности берущего, чтобы тот указал кто он и откуда.

– Я видел рослую крепкую женщину, оставленную без щита и оружия, которая голыми руками умудрилась сокрушать врагов, пока её не оставили последние силы! – воодушевлённо сообщил король Эйверю, пока они шли по лестнице, взбираясь вдоль стены к галереям башен, чтобы взойти туда и наблюдать за станом врага.

– И я видел одну храбрую девицу, сражающуюся вообще без щита. Представляешь? Двумя мечами! Сначала думал из Хаммерфолла, потом присмотрелся, вроде железные акинаки с сердцевидными перекрестиями и полумесяцами в навершиях, – дивился и покачивал слегка головой из стороны в сторону паладин.

– Весь их подвиг надо увековечить красивым военным фонтаном в тылу смотровой площади, с галереями, ведущими ото всех казарм и гарнизонов именно туда, чтобы каждый служащий в королевских войсках Олмара проходил мимо него и видел увековеченные памятники, их храбрые героические фигуры, величественные статуи, напоминающие о сегодняшнем сражении!

– Сейчас же распоряжусь начать работу архитекторов и скульпторов, ваше величество! – послышался голос догонявшего их Такехариса, решившего дальне не следовать за королём, и направиться прямиком исполнять эту его просьбу.

Конечно же начинать работы над фонтаном до окончания осады никто не собирался, но чертежи и план, а также миниатюрные глиняные слепки фигур на обозрение и утверждение Его Величества в своих мастерских мастера вполне могли бы уже начинать делать. Так что он оставил монарха с его паладином, вернувшись с лестницы во внутренний двор.

– Вот скажи мне, Эйверь? Неужели я такой плохой и глупый король? – покачивал недлинным бородой Джеймс, – Мы столько дней пытаемся понять, что нападающим нужно, каковы их цели, что ими движет в сумасбродном поступке взятия Олмара, но я до сих пор не приказал притащить пару пленных, чтобы их разговорить, не попросил сам или через Бартареона призвать придворного некроманта Ширна оживить в виде зомби труп кого-то из павших врагов для той же цели…

– Дельные мысли иногда приходят с запозданием, – констатировал паладин.

– Но, если они сейчас уйдут, мы же вообще ничего не узнаем, кто это был и чего хотел. А отступить после того, как мы сожгли столько осадных башен, уничтожили столько катапульт и баллист, уж пора бы, проявляя хоть какую-то логику и зачатки разума, – твердил король.

– Да нет, дым от печей и костров в лагере идёт, это ещё не всё, – проговорил, щуря взор вдаль Эйверь, – Они там ещё что-то затевают.

Монарх неглубоко вздохнул, глядя в область Оленьего Леса, и замолчал на какое-то время, обдумывая дальнейший план или же пересматривая ранние сформированные мысли о ходе и возможном развитии событий по поводу этой осады.

Внизу закипела работа у обвала стены, начали возводить новые укрепления, пока отвоевавшие войска всё более спешно покидали это место, уступая позиции для тех из воинов королевского двора, кто не был задействовать в сегодняшнем затяжном сражении.

– Капитан! – со слезами Нина набросилась на Крэйна в одном из проходов, обнимая того только сейчас, горько всхлипывая и прижимаясь, покачивая убранным за спину клаймором.

Она не позволяла чувствам одолевать себя ни после крушения баллист, ни во время отступления, ни даже внутри, когда стена рухнула и оставшиеся отряды врага принялись уходить на свои лесные позиции. Лишь когда сам король их отпустил на день отдыха, именно в это мгновение, она могла наконец разделить с командиром горе утрат всего отряда.

На Рихарде не было лица. Он просто шагал, едва приобняв златовласую девушку одной рукой в ответ, как бы придерживая, не находя слов утешения даже себе самому, не то что ей. Остальные дружной компанией стояли у принесённых с поля брани мёртвых тел товарищей. Тиль выглядел даже бледнее Рихарда, остальные смотрелись неплохо, вроде как пришедшие в себя, не сонные, но потрёпанные и усталые.

– Отнесите их к центральной церкви на отпевание, – велел он, – Кадетов будут хоронить сегодня, так что если после бани не завалитесь спать, то неплохо бы поприсутствовать. Отдать последние почести павшим… – зашагал он мимо, оглядывая истерзанного кортиком Нимрода слева и утыканного стрелами плечистого Стромфа, опустив голову и жмуря глаза от терзающей печали.

Нина отпустила его из объятий, когда тот совсем миновал их зону «стоянки», поспешив помочь остальным с телами, чтобы за всех, кто погиб, успели до вечера помолиться клирики, уповающие на надежды, что всем нам ещё выдастся шанс родиться вновь. Он был здесь для неё всем. Наставником, заменившим родителей, которым она никогда не была нужна. Пусть он был по-военному строг, взвывал к дисциплине, не отличался нежностью и лаской, но иной заботы она никогда и не знала, кроме той, как наставлял и тренировал их капитан.

Остроухий фехтовальщик, оказавшийся одним из немногих, чья физическая сила не пригодилась для транспортировки тел в сторону церкви направился в столярную мастерскую вместе с холщовым мешком. Там он договаривался с местным мастером, чтобы занять свободный верстак, развёл клей из яичных белков, сахара и древесной смолы, принявшись из обломков восстанавливать инструмент своего павшего товарища-музыканта.

Старался, как мог. Даже пропустил трапезу, и принёс её в казарму, придя последним, когда все уже переодевались, чтобы сдать одежду прачкам, а самим в накидках и сложенной тканой обновкой пройтись до бани. Однако сослуживцы были очень рады неожиданно узреть его работу. Разве что мнения разделились, оставить скрипку в казармах на вечную память или всё же захоронить вместе со скрипачом.

Решающим аргументом почему-то был практический довод Арексы, что, мол, даже на неплохо склеенной всё равно вряд ли можно снова красиво играть, да и передавать её некому. Им не было известно о каких-либо его родственниках, которым можно было бы отправить инструмент. Так что большинством голосов было решено всё-таки положить её под руки скрипачу при вечернем захоронении.

Конечно же не всех павших кадетов взводы смогли отыскать и занести до обвала, за ними ещё будут вылазки, чтобы доставить тела в Олмар и предать земле позже, но основные похороны кадетов должны были состояться именно сегодня.

Ритуал возвращения тел матери-земли в Энторионе практиковался издревле почти везде. Редкие приморские поселения отправляли тела в «последнее плавание» на плотах в древности, но мало кто из них сохранил подобные обычаи. Всё-таки земля считалась матерью всего живого – там в недрах зародились гномы, оттуда первыми вылезли на поверхность эльфы. Земля породила деревья и леса, природа породила людей, зверолюдей и орков. Так что тела усопших предавали праматери-прародительнице, растворяясь в ней.

Это, кстати, было весомым доводом для магов земной стихии, как давшей начало и жизнь всему остальному, а стихийные волшебники очень любили развязывать конфликты на почве, какой же элемент является самым главным и важным. Поклонение матери-земле у людей в том числе выражалось и в захоронениях на особых местах-кладбищах.

Гномы поступали также, только с учётом подземной жизни, они не «хоронили», а замуровывали тела в особых камерах-могильниках, а иногда возводили в горах целые курганы запретные к посещению, со страшными ловушками на случай, если кто понадеется разграбить могилу.

Эльфы же придавали своих павших огню, стараясь держаться подальше от гниения, некромантии и тлена. Обращали павших в пепел. Хотя высшие эльфы дану жили столь долго, что для людей считались практически бессмертными. И хотя в конце концов тоже старели, «павшими» у них чаще были убитые в бою или умершие от болезней, ядовитых укусов, падений с высоты и прочих подобных обстоятельств.

Орки своих также сжигали, но по иной причине. Они по большей части вели кочевой образ жизни, а потому кладбищ не имели. Обратиться в пепел и развеяться по степям и долинам для них было тоже своеобразным возвращением к матери-земле. Низшие зеленокожие типа гоблинов или троллей обычно вообще почтения к усопшим не имели. В лучшем случае оставляли лежать там, где упал, оставляя на растерзание лесным зверям, насекомым и свободное гниение. В худшем могли и полакомиться падшим, особенно, если тот умер не от чахлой старости, а по какой-то не естественной причине за исключением ядовитых укусов и отравлений плодами да ягодами негодными в пищу.

Впрочем, те гоблины, орки и прочие представители их расы, что перебирались на оседлый образ жизни в городах Энториона, такие, как Гонзо, например, в своих новых поселениях вроде деревень Лысогорья уже перенимали местные традиции, организуя кладбища и повторяя похоронные обряды людей.

Также поступало и большинство «меньших» рас, именуемых часто просто зверолюдьми: псоглавцы, кентавры, крысолюды и всё прочее их многочисленное многообразие, если их народ поселялся на земле людей. Исключение составляли минотавры, продолжавшие даже в своих городах на территории Энториона сжигать своих умерших, а иногда даже зажаривать и съедать, если умирал какой-то знатный великий вождь, шаман или воин. В их странной традицией поедание своих было знаком оказанного почтения, а заодно разделения его силы и могущества между остальным племенем.

В Олмаре же тоже вовсю разжигали костры, но отнюдь не для павших в бою, а для обогрева живых. Особенно в обилии разгорались сегодня банные печи которым ещё долго предстояло не униматься, ведь даже после перерывов на уборку и прочистку печей и дымоходов от сажи, бани снова требовалось топить для новой партии желающих.

Олмарские бани уже изначально в большинстве своём возводились так, чтобы вмещать довольно много человек, а в день когда помыться и пропариться нужно такому количеству народа, то помещения и вовсе забивали под завязку. Банники следили за временем, напоминали, когда пора ополаскиваться да освобождать комнаты, поторапливая задержавшихся, а также занимались поддержанием должного уровня жара, регулярно контактировали со снабженцами Харриса, требуя доставку дров, веников или средств для уборки, если тех не хватало.

Армия есть армия, никакого тактичного и галантного деления на женщин и мужчин, если те к тому же служили вместе в одном взводе. Добивавшиеся веками своего права воевать плечо к плечу с мужчинами дамы-воительницы не могли требовать к себе какого-то особого отношения.

И если отдельные отряды копейщиц и лучниц, состоявшие только из девушек, естественно дружно попадали в помещения бани вместе без представителей противоположного пола, чередуясь с чисто мужскими армейскими подразделениями, то такие, как сослуживцы смешенных взводов, типа Шестого Кадетского, без тени смущения и парились вместе, и спали на койках в одном помещении, вместе ели, вместе одевались, вместе тренировались.

Сосновые и лиственничные двухметровые по своей длине полки-лежаки ступенькой из двух уровней с широким дощатым настилом располагались по периметру того помещения, где сейчас находились раскрасневшие и покрытые крупными каплями подопечные Рихарда Крэйна, правда без него самого, по всей видимости, запоздавшего и топившего горе утраты бойцов в ближайшем трактире на территории крепости.

Нина сидела, наклонившись вперёд, подперев голову за подбородок руками, локтями упиравшимися чуть выше колен, а пальцы веером расплылись по щекам и касались её висков. Полученные в бою раны немного побаливали, но ей досталось не так сильно, как, например, Такаде исполосанного всюду небольшими порезами и по торсу, и по спине, и по плечам вместе с руками.

– Ох, ну чего ты так, – подсел к ней Ильнар поближе, чтобы утешить, но не соприкасаясь влажной кожей, единственным предметом одежды на нём оставалась кожаная повязка на повреждённый глаз, и он единственный был без полученных в бою шрамов и порезов, так как всё время провёл за узкой щелью бойницы в левой от разлома башне, – Несмотря ни на что, нужно жить дальше, – подбадривал он.

– Смерти бояться – в полку не служить, – со вздохом проговорил остроухий шпажист, сидящий неподалёку, не поворачивая головы к собеседникам.

– Верно, – кивал на его слова стрелок, – Все наши тренировки и готовили нас к этому, что все мы смертны, что в сражении можем пасть, защищая родные земли.

– Но не в первом же бою, Ильнар… – сквозь слёзы едва проговорила Нина.

– Бывает и такое, – опустил он голову, – Мы все были не готовы, наверное…

– Не готовы? – она повернулась к одноглазому лучнику, чей привычный выступ из зачёсанных волос сейчас совсем сплыл вдоль головы от пара и влаги, – Паладин сказал, что соперника проще, чем лесные оборванцы и бродяги-пираты и быть не может! – при этом ей хотелось заодно как-то попытаться защитить тренировавшего их наставника от таких нападок и фраз об их неудачной боевой форме, вот только подходящих слов девушка сейчас не находила.

– И что, Одуванчик? – немного возмутился тот, глядя в её голубые преисполненные слезами глаза, – Как будто корсар не способен убить или что? Убить и крестьянин может молотком по темени или вилами в живот, даже ни разу не репетируя и не оттачивая такой удар. Записавшись в стражу, мы прекрасно все знали, что будем биться насмерть. И дело даже не в том, что капитан нас как-то не так подготовил, как-то плохо тренировал… Я понимаю все эти разговоры про планы и мечты, мол, вот выслужимся, скопим денег с жалования, все дела, кто поместье отгрохает, кто школу фехтования, а умереть можем в любой момент! Вот прямо здесь и сейчас! Я серьёзно! Представьте, мы паримся, – оглядел он тех, кто повернулся на его слова из остальных одиннадцати людей в парилке, – А там снаружи снова катят катапульты или гелеполи с ними. И вот булыжник упадёт на баню, раздавит нас или некоторых из нас. А кого-то пронзят щепки с досок и брусьев, – жуткими картинами фантазировал он.

– Ой, ладно, одноглазый, – прервала его Арекса, – завались уже, а!

– Ну, в чём-то он прав, Арекса, – поглаживая тонкие мокрые усики промолвил сидящий с боку и повернувшийся спиной к ней Эрвуд.

Его пышный каскад двуцветных волос тоже сейчас сильно намок и был прилизан к контурам головы, так что от привычной волнистой причёски ничего не осталось из-за влаги. Однако же боевая девица с выбритыми висками свои косички ирокеза, например, не распустила, чтобы хорошенько промыть, а вот Такада лезвие из косы вытащил и ту расплёл, так что сейчас не просто сверкал основной лысиной черепа, но и позади красовался широкой чёрной копной оставленных волос, веером покрывших его плечи и опускаясь чуть ли не до середины спины.

Он всегда следил за их длиной, так как от этого напрямую зависело попадание вплетённого туда метательного ножа, венчавшего косичку. Он научился управляться с этим дополнительным оружием движениями головы и тела, однако умения эти сопоставлялись с конкретной длиной волос. Потому периодически их нужно было подравнивать и подрезать.

– Нина? – Арекса после воцарившегося молчания потянувшись вперёд попыталась взять её за руку, – Они бы не хотели, чтобы мы вот так грустили. Чтобы винили себя, чтобы постоянно чувствовали, что живём взаймы, бесконечно горюя по ним, – уверяла она. Мы же помним их и никогда не забудем, этого вполне достаточно.

– Да, – раздался согласный высокий голосок эльфа, – Уж Стромф-то точно не позволил бы никому сейчас реветь, его оплакивая. Мы все хорошо знали его характер…

– Он даже умирал с улыбкой, – всхлипывала светловолосая воительница, прервав Кифлера.

– Вот видишь, – попыталась выдавить мягкую улыбку Арекса, – Реальный бой оказался очень суров к нам, но если мы выжили, то не должны прожить остаток жизни зря. Нужно молиться за них, и за нас, что мы остались живы. Быть благодарными, что Семеро нас оградили от смерти.

– Будем воевать за себя и за их честь! – воскликнул покрытый шрамами Такада, – Меня не зря сюда отправили служить! Как младший сын своего отца, я не посрамлю наш род! – заявлял он, когда вокруг ни один даже не знал его фамилию, да и не факт, что знал даже капитан, – Буду биться с честью и до конца!

– Биться надо не с честью, а с врагами королевства, – подшутил Кифлер в надежде развеселить в первую очередь Тиля Страйкера, но тот сидел, слегка согнувшись, уставившись в никуда, преисполненный горестных мыслей.

– Верно, – поддержала Арекса, обернувшись на щура, – А ты чего такой весь изрезанный? Каждый хотел ухватить от тебя кусочек на пробу? – усмехнулась девушка.

– Весь, не весь… даже на заднице есть, хочешь, покажу? – захохотал тот, поворачиваясь на бок.

– Ой, избавь, – покачала та головой и закатила глаза, вернувшись по итогу рыжевато-карим взором на Нину, – Ну, как ты?

– Ты думаешь, за такое время серьёзно может стать легче? – подняла она на неё глаза.

У всех в отряде было немало синяков и порезов разной степени тяжести, однако вся физическая боль сейчас уходила на второй план, хотя некоторые раны в парилке действительно очень сильно болели. Но всё это было ничто в сравнении с душевным горем от утраты своих знакомых, практически членов их большой, не слишком дружной, не слишком сплочённой, но всё-таки цельной и научившейся принимать друг дружку со всеми странностями и особенностями, семьи.

– Мы же стражники, Одуванчик, – проговорила Арекса, – Нужно быть готовыми умереть в бою.

– Это помогает наслаждаться каждым мгновением жизни, – прозвучал мелодичный голосок Эрвуда, – Живёшь каждым днём, дышишь полной грудью, чувствуешь вкус пищи, ценишь красоту окружающего мира. Каждый день, как последний, и ты всецело им наслаждаешься.

– У Нимрода была какая-то склянка, Такада… – сорвалось с губ Нины, хотя на исполосанного метателя она даже не посмотрела, – Я слышала, стоя с капитаном, как Нимрод рассказывал Стромфу, что разводил кристаллики морского йода в пшеничном спирте, получая мазь или раствор, – не разбиралась она в этих терминах, – Которые помогают затягивать раны. Тебе бы помазаться этим…

– Хорошо ли брать его добро? – усмехнулся тот да ещё с явным недоверием.

– Что ты! – хохотнул эльф, – Да этот алхимик был бы только рад, если б его прибамбасы кому-то реально пригодились.

– Всё равно, – упирался Такада, – Знаем мы эти его зелья. От одного пьянеешь, от другого засыпаешь, третье глотку жжёт, а обещанного эффекта никакого.

– Радуйся, что слабительного эффекта не получил, узкоглазый, – хохотнул эльф.

– Так одно дело пить, другое царапины мазать, – заметила Арекса.

– И что? Я где-то треть по телу нащупать и дотянуться смогу, – всё никак не хотел щур соглашаться и испытывать что-то из поделок Нимрода на себе.

– Кто-то поможет, – продолжал хихикать Кифлер.

– Чур не я! – сразу громогласно заявила Арекса.

– Да кто-нибудь из клириков, – логично заметил Эрвуд, – Попросишь кого-то из монахов и монахинь.

– А если не поможет? – не унимался Такада.

– Ну, вряд ли станет хуже, – заметила Арекса, – Спиртом итак раны промывают при необходимости, а там ещё и что-то добавлено-разбавлено. Нам бы всем раны чем-то смазать не помешало, – заодно проговорила она.

– Сегодня мажем раны, завтра все сдохнем, – усмехался Такада, – Пустая трата времени царапины латать.

– Не говори так, в бою нужен победный настрой, а не желание проститься с жизнью, – хмурилась Арекса.

– Ну, Стромф так и умер… Всё ему царапина да ерунда… Стрелы не вынимал, мази на раны не клал… – вздохнул одноглазый лучник.

– Если уж и помирать, то хотелось бы, конечно, мгновенно, – призадумался метатель, – А не так, как бедолага Нимрод. Видела его тело? Я его нёс, там весь живот исколот так, словно в нём золото спрятано было и кто-то достать пытался, – Такада аж вздрогнул, воображая себе как умирал несчастный алхимик.

– Может, обсудим что-то другое? – предлагала та, возмущаясь такими рассуждениями Такады.

– А когда нам ещё это обсуждать? – зоркнул он на неё с прищуром, ещё сильнее сузив свои из без того неширокие глаза, – Может, лучше как раз сейчас и поговорим? Мы потеряли несколько боевых товарищей, с которыми, как семья, жили вместе в одной казарме несколько последних лет. Общались, тренировались, ели, гуляли, всё делали вместе. А теперь их нет!

– Мне не страшно погибнуть в бою, – ответила ему Арекса, – За Олмар, за короля, за жителей Кхорна! Мы для этого и служим.

– Вот упёрлась и талдычишь одно и то же. Твоё мнение понятно, считаться с ним мы здесь, хвала богам, не обязаны, – восклицал Такада, – Это ведь ты рассказывала, как на спор могла украсть яблоки на рынке? Как к кому-то на чердак забиралась, дабы развеять слухи о чёрном колдовстве? Весёленькое у тебя детство было, ничего не скажешь.

– И неужели нет больше никаких мечтаний? Планов на будущее? – снова раздался голос Эрвуда из угла парной.

– Я не задумываюсь о таких вещах, – сказала она, – Всю жизнь в драках возилась, добралась до настоящей битвы. Всецело отдаю себя службе, а там, если уж повезёт выжить да состариться, там и видно будет.

– Верно-верно, – кивал Такада, – Планы на будущее после такой бойни, это уже такая себе затея…

– Стромф тоже жил в ожидании битвы, – проговорил эльф, – Мечтал поучаствовать в сражении, быть по-настоящему кому-то полезен.

– И был полезен, – встряла Нина, – Все должны узнать о его геройстве.

– И мы обязательно почтим его память, – обещал ей рядом сидевший Ильнар, – Всех их. Что-то придумаем. Остались же у нас рисунки Галы? Её плакаты, надписи, – спрашивал он у окружающих.

– Я… Я так рада, что она меня не послушала тогда, – вновь залилась Нина слезами, сначала улыбнувшись, а потом уткнувшись в ладони.

– Одуванчик? О чём ты? – Арекса встала со своего места и подошла ближе, присев на корточки перед плачущей девушкой.

– Она… Эта битва едой, что вы устроили, – подняла та влажный лазурный взор, – Она ведь её устроила. Она хотя бы вдоволь повеселилась… Я помню её озорной взгляд, я её тогда умоляла «Гала, не надо! Пожалуйста!», а она лишь широко улыбнулась и началась очередная её любимая забава… Я так рада, что не смогла её тогда остановить… Хотя бы повеселились перед смертью… – всхлипывала светловолосая девушка.

– Она зимой любила играть в снежки, – напомнила Арекса, – Выйти из казармы нельзя было, не получив плотный ком снега в лицо, протерев с глаз который натыкаешься на её самодовольную ухмылочку.

– Да-а, – протянул и захохотал Кифлер, вспоминая, как в казармах жилось в снежное время года.

– Вот-вот, – кивнул и Такада, – Наверное, потому и швыряние остатками еды любила.

– Своеобразная была дама, – отметил Эрвуд.

– Они хотя бы все повеселились перед тем, как осада началась, – всхлипнула и глубоко вздохнула Нина.

– По большому счёту, они погибли, чтобы мы жили, – заключил Ильнар, – Все мы, не только вот мы, как взвод, а вообще. И король, и другие воины, и те, кто стоял в запасе, и прислуга, и горожане.

– Да, кстати, – заметила Арекса, – повезло, что атаковали западную стену, а не центральные ворота и городских жителей.

– Да я думаю, опасно им было бы туда соваться, – предположил Такада, задумчиво проскрипев, – Реально вот крестьяне с вилами им бы тоже бой дали из каждого домика, а там, на западе, отгрохали себе лагерь на опушке Оленьего Леса. Никто их не трогает.

– Так почему бы не пойти туда и не убить их всех? – сурово отметила Нина, сжав ладошки в кулаки на своих коленках, – Проникнуть ночью и перебить одного за другим, повесив щит Стромфа на пике, словно флаг, воткнув в гору мёртвых тел.

– Своё задание с баллистами мы выполнили, ждём новое, – констатировал Эрвуд, – Почтить их память есть немало способов.

– У Нимрода на бляхе ремня была её гравюра, – тихий голос Такады долетел до всех в воцарившейся тишине.

– М? – не совсем поняла его Нина.

– Забыли уже? Эх, вы, – качал он головой с серьёзным видом, – Гала перед боем подарила нам свои маленькие чеканки. Склянка, как символ алхимии, там была для Нимрода. На моей выгравирован сюрикен метательный, у Стромфа щит наверняка, – предполагал он, – Мы же их по карманам спрятали, один Нимрод на видное место повесил.

– Ой, да, ведь, – стыдливо опустила глаза Нина под кивки Арексы с таким же неловким взглядом, – Поблагодарили, но убрали… Нехорошо получилось. Не было просто времени ими заняться, как-то прикрепить. Ну, вот, а если бы… они отвалились в пылу сражения, если бы плохо закрепили по-быстрому…

– Давайте их реально разместим на одеждах. И павшим перед похоронами прикрепим, как сможем. Уверена, ей бы очень понравилось и было приятно, если б мы отныне сражались с её медальонами-гравюрами, – предложила Арекса.

– Отличная идея, – слегка улыбнулась Нина, – На моём был клаймор, в весь овал большущий широкий меч, а у тебя? Два меча? – без особых размышлений предполагала она, глядя в огненные глаза красновласой воительницы.

– Ага, крест-накрест, – улыбнулась та кончиками губ, – Закреплю на груди, дополнительная броня у сердца не помешает.

– Хм, слушай, а у тебя что? – Такада подсел поближе к всё это время молчащему и смотрящему в никуда Тилю, – Эй, ты здесь, ты с нами?

Но тот не обращал внимания, утопая в озере собственной печали, в мыслях о невыносимости бытия и отказе принимать реальность вокруг такой, какая она есть. Не слышал он остальных, или не хотел слышать, нарочно ли не вступал в беседу, или даже не вдумывался о том, что вокруг происходит, не вслушивался в окружающий шум, было неясно, однако же на контакт с остальными сослуживцами парень совершенно не шёл.

– Ну, что же ты? – раздался напротив, совсем рядом такой родной и знакомый голос, – Они с тобой разговаривают, а ты сидишь ни жив, ни мёртв.

Тиль неуверенно поднял взгляд, поражаясь, как из дымки густого пара, словно в каком-то потустороннем переливающемся сиянии выходит на деревянный пол парилки Уильям, однако не раздетый, как все остальные вокруг, а в своём полном обмундировании. Во всём том, в чём и умер. Со всё той же крупной пробоиной в груди, сквозь которую Тиль мог видеть интерьер бани, сидящую внизу Арексу, над ней расположившуюся на досках полка Нину, рядом сидевшего с ней почти вплотную Ильнара…

Однако же взгляд свой парень с окровавленной дыры поднимал прямиком ввысь на лицо улыбающегося брата. Это он, а не Тиль, стоял сейчас «ни жив, ни мёртв», как можно было выразиться. Ходячий труп, бледнеющий, с огромной раной, никак не совместимой с таким хождением и спокойными разговорами.