Текст книги "Кровь королей (СИ)"
Автор книги: Влад Волков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 55 страниц)
Иногда одно другому не мешало, игра «Блеф» у взрослых или «Обмани меня» у детей по сути ничем не отличались по правилам: бралась карта светлой или тёмной масти, которую видел лишь водящий, клалась им рубашкой вверх для остальных, он рассказывал небольшую историю, а быль это или вымысел должны были отгадывать остальные. Первый давший правильный ответ становился следующим ведущим, но сначала каждый должен был сказать, что думает, правда или ложь, чтобы за каждый такой кон получить или не получить игровой балл. А когда все играющие неоднократно поучаствовали, уставали от затеи, желали сменить форму проведения досуга или уже поджимало время, то подсчитывали по итогу у кого сколько набралось.
Впрочем обычно по итогам игры в почёте оставался не тот, кто угадывал чаще и набрал наибольшее количество очков, а кто лихо сумел выдумки под чистую монету подогнать, чтобы все поверили, да не один раз.
Но сейчас они были вовсе не в бане, весёлых историй не рассказывали, и отнюдь не были в равных условиях – ведь раздетой была лишь одна Ленора, а потому не смущаться она попросту не могла. Даже не смотря, что в таком виде для картины и позировала, но это было наедине в приятной и спокойной обстановке, без заливного смеха братца и тревожной суеты с вестью о нападении на крепость.
Хотя по сути она не особо стеснялась Генри, они в конце-то концов неоднократно видели друг дружку в таком виде, сколько ей было некомфортно от его такой хихикающей реакции над ней без наряда. Эти смешки реально стыдили, если не сказать раздражали, и заставляли чувствовать себя не в своей тарелке, словно с ней что-то не так.
Вскоре она, наконец, оделась, расправляя светлые и чуток волнистые, не такие, как у Генри, волосы, возвращая на них длинную золотую заколку в виде древесного листика, представ в бело-золотом лёгком платьице с перламутровыми застёжками спереди, так что ничья помощь ей для одевания не требовалась.
Это, конечно же, была, если можно так сказать, «домашняя» одежда, как и в случае того, в чём был её брат. Отнюдь не то платье, в котором дочери короля можно заявиться на приём или на бал, предстать перед важным гостем и тому подобное. Это был попросту один из многочисленных удобных и довольно простых нарядов, в котором она резвилась и играла, ходила на общие занятия, не боясь, что что-то может помараться или даже зацепиться, порваться, в чём она бегала по домашним коридорам замка, в котором проживала семья в конкретный момент времени.
Так как замков у короля по сути было три – фамильный «Каменный Дракон» Дайнеров, столица и центр всех мероприятий Кхорна – крепость Олмар, где они сейчас и были, и, конечно же, величественный Триград, как столица всего Энториона, куда семья перебираться должна была поближе к празднику, дней через семь-восемь, за пару дней до торжественного юбилея принцессы.
Теперь, наконец, все в помещении были одеты, перестали смущаться и краснеть, но не перестали паниковать, особенно это касалось художника. Кетцеля пришлось чуть ли не за руки выводить, собравшимся с духом детям, да ещё и взять с собой, так как и Ленора, и Генрих были уверены, что он, судорожно мотающий головой туда-сюда, будто не понимающий, где находится, от волнения попросту заблудится.
– Ну, ты его веди, я пошёл, – бросил Генри сестре, – В конце центрального коридора у лестниц будет Нейрис, – надеялся он, что по их договорённости главная служанка будет всё ещё там, а не понеслась их искать из-за явной задержки по времени.
– А ты куда? – недовольно воскликнула девочка, оглянувшись вслед убегающему брату.
– Пойду, посмотрю, что стряслось! – оглянулся он, пятясь на бегу, примерно также, как недавно общался с архимагом спешащий примицерий, причём голос у Генри сейчас звучал даже с нотками возмущения, мол, куда же ещё, смотреть с башни на нападение и сражение, будто бы вопрос сестрицы для него был глуп и нелеп.
– Ты же сказал, надо прятаться! – с неуверенностью произнесла она, чуть не останавливая шаг.
– Вот и прячься! – буквально приказал он, отмахнувшись от её расспросов и недовольства, – Меня ж за тобой позвали! Спасаем единственную принцессу королевства! Дуй давай к Нейрис, художника проводи, будь вежливой и послушной, – хихикнул только Генри напоследок, и развернувшись понёсся уже к лестницам наверх, чтобы преодолевая этаж за этажом, выскочить на стены цитадели.
Ленора бы могла топнуть бледно розовой безкаблучной туфелькой и помчаться за братом, чтобы тому не доставалось всё веселье, но не смогла себе позволить бросить несчастного и растерянного Кольвуна, так что пришлось двигаться к Нейрис, как и велел брат.
Но она понимала, что делает это вовсе не потому, что он так велел, а потому что так правильно. И в отношении гостя, и в отношении поведения в случае реальной угрозы замку, для этого ведь и придумали секретные убежища, запираемые и блокируемые изнутри, чтобы никакие вторженцы не достали самое ценное, и можно было спастись самим, спасти какие-нибудь ценные предметы, а иногда попросту в хорошем укрытии переждать время до прихода подкрепления.
Она в свои почти десять вполне неплохо была образована по части географии Энториона и владела общими тезисами политической карты – кто с кем союзники, кто с кем в конфликте, так что понимала, что в случае реально серьёзной угрозы крепости, сюда должны будут придти на помощь войска Кромвеллов, Розенхорнов, Уинфри и Мейбери. Возможно, по рекам даже военные корабли Унтары.
И также она знала, что ждать помощи из Астелии смысла мало, в Церкингеме армия стережёт только своё добро и никому помогать не станет, в Лотц вообще сейчас эпидемия болезни, из Ракшасы и Гладшира, если войска к ним и придут, то как раз явно с целью этой самой осады, а вот за Хаммерфолл и Иридиум она не ручалась.
Её воспитывали так, что Аркхарты довольно воинственная семейка, что их люди нарушают границы, совершают набеги на деревни, воруют людей в рабство и прислугу, но при этом всём, когда те прибывали к королю, выглядели вполне мирно, угрозами не сыпали, войну не объявляли, а даже наоборот, она не раз слышала, что Ричард и его сыновья готовы выступить с королём в случае чего, особенно это касалось отвоевания обратно Ультмаара, а тот, как она знала, находится как раз в заснеженной Астелии.
Что же касается края Радужной Реки, то с магами её всегда учили быть на стороже. Семья Лекки едва удерживает бесконечно ссорящиеся между собой Стихийные Гильдии. Высшему Совету даже пришлось включить представителей каждой из них в свои ряды, чтобы учиться договариваться и поддерживать общий мир.
Учителя нередко говорили, что Лекки издревле любили влиять на политику королей, вмешиваясь в те или иные законы, чуть ли не управляя через монархов, в каком-то смысле. И только развал при Веринге их отдалил от такого расклада дел, а воцарение Дайнеров и вовсе не подпускало снова близко к трону, пока в приближённые к её отцу таки не добился Драген Лекки, молодой двадцатидвухлетний юноша, талантливый боевой маг, служащий на поручениях, как Его Величества, так и по своему чину в распоряжении и у архимага Бартареона, и у архиклирика Селесты, так как в травах, зельях и алхимии молодой человек тоже большой знаток и может быть полезен.
Это, естественно, были не школьные знания, а почерпнутое из занятий с частными учителями, среди которых и у Леноры, и у Генри, и в юные годы у Вельда, были, выкраивающие своё время на преподавание королевским детям, Вайрус, Корлиций и звездочёт Винсельт. Многие аристократы стремились заполучить талантливых учителей своим детям – травников, учёных, просто мастеров своего дела типа астрономов, канцлеров или верховных советников.
Помимо приближённых короля, конечно же, были и такие учителя, которые по определённым дням являлись в замок, вели урок с какой-то темой, объясняя, проверяя усвоенный материал, задавая задания для подготовки с дальнейшей проверкой через неделю, и уезжавшие тем же днём под вечер или ближе к ночи.
Историки, натуралисты, философы – все они старались расширить кругозор каждого ребёнка Дайнеров, дать пищу для размышлений и рассказать о том, что будет полезно аристократам, крупным землевладельцам и, вероятно, будущим монархам. А общих знаний об окружающем мире, никак не связанных с отношениями между регионами, хотя иногда касающихся информации о каждом из них, например, что откуда привозят в большом количестве, кто чем славится и тому подобное, хватало и в общей придворной школе, что в главном центральном дворе крепости. Одна здесь, в Олмаре, и ещё одна, зданием покрупнее, в Триграде.
При домашнем родном замке своей школы не было, так как само его устройство не слишком к тому располагало. Школа там была уже в городе, за пределами стен замка, но дети Дайнеров в ту как раз не ходили, так как в «Каменном Драконе» были предоставлены сами себе, по большей части живя там давно в самые юные детские годы, а теперь оказывались там в последнее время всё реже и реже.
Он ассоциировался у Генри и Леноры с детством, а сейчас они себя ощущали как бы уже подросшими из того беззаботного возраста. Учёба, манеры, этикет – теперь от них требовалось куда больше, чем просто вовремя ложиться спать и кушать без каприз то, что дают. Впрочем, многообразие кушаний на королевском столе обычно никогда не позволяло детям плохо себя вести. Другое дело, что иногда требовалось доесть всё, что было на тарелке, а сидеть за столом для малышей было уже так скучно и не интересно, но всё это осталось уже лишь в их воспоминаниях.
Сейчас двенадцатилетний мальчишка взбирался вверх по лестницам, а волновавшаяся, в том числе и за него, девятилетняя девчонка спешно за руку с художником направлялась, наоборот, к витому спуску вниз, где, сильно нервничая, теребила свой фартук Нейрис.
– Ленора! Солнышко моё! О, и господин Кольвун с тобой! – обрадовалась она, но через мир тут же сменилась в лице сначала на расстроенную мину, а следом и на рассерженное выражение, – А почему я не вижу с вами Генри? – высоким тоном чуть не кричала она, хотя во фразе не звучал какой-то укор самой Леноре, мол, где твой брат, почему не уследила, а скорее было выражение общего возмущения к ситуации, складывающейся не по её плану.
– Да убежал он, сказал, что посмотреть хочет, – хмыкнула принцесса, шагая вниз по ступенькам.
– Несносный сорванец! Да король же мне голову оторвёт, узнай, что мы до сих пор не в укрытии! Просто казнит меня завтра же утром! – причитала служанка, – Я за ним не управляюсь, нужно послать туда кого-нибудь, но давайте-ка я вас сначала спрячу в безопасном месте, – взяла она Ленору за руку, и вышла в их сопровождении в один из коридоров первого этажа, чтобы сначала отвести гостя в какой-нибудь из залов с укрытием, а затем и спрятать саму Ленору.
И всё это время она только и бормотала, хоть бы не встретить здесь короля, хоть бы на него не наткнуться, только бы он не решил сейчас оказаться в этом же коридоре или проверить, в безопасности ли дети. Впрочем, Вельд уже должен был добраться до тронного зала, как и Бартареон, так что его величество должно быть сейчас занято планировкой обороны и руководством ею. И это сейчас её долг, как преданной и верной служанки, позаботиться о его младших детях, чтобы монарху не нужно было о них волноваться.
И пока у западной башни уже кипела подготовка к сражению, так как не всех патрульных и дозорных можно бело легко одолеть стрелами, заставив замолчать, до тронного зала вести о нападении ещё не доходили, а только близились к тому, чтобы разразиться, как гром среди ясного неба.
III
Король же в просторном помещении принимал делегацию патеков – гномов-колдунов из Химинбьёрга, что под землями Иридиума и Хаммерфолла, один из которых – сам Гродерик Громм Ским со шрамом на лице представлял Гильдию Земли, будучи к тому же и её главой, а та территориально входила в земли Лекки, как все гильдии магов, и, соответственно, включалась в территорию королевства людей.
Маленькие человечки на тоненьких ножках стояли прямо посреди зала, напротив короля всей своей компанией. Остроухие, но при этом являющиеся явно гномами, а никак не эльфами, тем более, что примерно половина гномьих родов обладала подобным качеством и лишь у другой половины видов ушные раковины были округлыми.
Разодетые в тёмные жакеты и фраки с длинными фалдами, поверх которых ещё были накинуты держащиеся на наплечниках мантии чёрных, бордовых и коричневых оттенков с золотыми вышивками рунических символов, имели цвет кожи на своих лицах и кистях рук – единственными местами, где эту самую кожу можно увидеть, от бледно-розового до бледно-зелёного оттенка, они стояли друг за другом по большей части в три ряда – так разместились первые девять, а последняя четвёрка в линейку стояла так, что двое по краям выбивались из общего построения, а двое других стояли как бы в щелях между первым и вторым, и, соответственно, между вторым и третьим, в каждом из рядов.
Ноги их в не то узких и обтягивающих тканых штанах, не то в непроглядных плотных чулках, снизу которых виднелись полосатые сине-белые гольфы, были обуты в башмаки с позолоченной пряжкой и удлинённым носком.
Они не были пузатыми, как вихты и веттиры, не являлись столь заросшими носатыми комками, как шидхи, отнюдь не были широкоплечими и коренастыми, как лопоухие широконосые краснолюды или же плотные почти лишённые шеи норды, потому заодно не выглядели мощными и крепкими, как цверги и дворфы. Не были они и большеголовыми, как свирфнеблины Трудхейма, что над Ракшасой, не горбились, как северо-западные дуэргары, но всё ж таки носили бороды или хотя бы бакенбарды в отличие от карликов Гастропнира, и были всё-таки иных пропорций тела, чем ловкие тощие хоббиты, похожие просто на маленьких людей.
У всех их был выдающийся широкий лоб, а лысину скрывали тёмно-бурые валенные шапки гречневики, украшенные плетёной косичкой из переплетений бечёвки с позолоченной нитью. Головы не особо круглые, да и не сказать, что вытянутые. Все похожи на старичков, но скорее на пожилых и приближающихся к старости мужчин, нежели реально на бородатых дедушек, как, к примеру, садовые вихты и веттиры, или некоторые другие разновидности низкоросликов.
Патеки – род гномов с острыми прилегающими к голове ушами, тонким и остреньким носиком, не таким крупным и выдающимся, как у дуэргов, а либо торчащим вперёд, словно палец, либо загнутым крючком, а иногда просто с небольшой горбинкой. Обычно они проживали в подземельях и обустроенных норах, прекрасно владели магией рун и магией стихии земли, славились своими песнями и плясками, были известны, как поэты-певцы скальды. И в отличие от многих собратьев с людьми практически не конфликтовали и не воевали.
Даже в случае прихода поселенцев на их земли, они просто могли уйти поглубже в почву, перебраться тоннелями под более спокойные места типа ближайших не заболоченных лесов или не используемых в сельском хозяйстве лугов, полей, всевозможных не заселённых суматохой пространств, чтобы сверху кипящая жизнь не мешала им там, внизу в своих просторных логовищах веселиться и плясать, восхвалять своих богов-предков и играть на скрипках, гуслях и прочих инструментах, распевая свои хвалебные драпы, повествовательные о реальных исторических событиях флокки и о героических мифических событиях из поверий и легенд – висы.
А также патеки очень любили свои забавные язвительные песенки ниды, в которых обычно в форме едкой сатиры и осмеяния рассказывалось об отрицательных героях или отрицательных качествах каких-то персонажей с иронией и насмешкой, кто чем был плох, как некрасиво либо некультурно поступал и всё в таком духе. Такой низший жанр певческой поэзии был в особом почёте среди большинства простого гномьего населения.
Посмеяться над чьей-то глупостью, трусостью или алчностью, особенно если это в итоге по сюжету ниды доводило до какой-то кульминации: краха, разорения, смерти, или, к примеру, ситуации, когда такой неприятный персонаж был кем-то ловко обманут и оставался ни с чем, эти гномы очень любили.
Но, как большинство низкоросликов, патеки любили не только веселиться и петь, но заниматься ремеслом. Они изобретали различные полезные в хозяйстве вещи, мастерили те же музыкальные инструменты, кроили одежды, занимались научными изысканиями об окружающем мире, делали настои и зелья, а также всяческие приспособления, помогающие в алхимии и зельеварении, начиная от глиняных и стеклянных сосудов, ступок с пестиками, до куда более сложных конструкций с горелками, конденсацией паров в капли или приспособлениями для кристаллизации, плавления и многих других операций с самыми разными веществами от порошков и металлов до глин и кристаллов.
Недаром же центр всех научных открытий и изобретений – Скальдум в нынешнее время просто переполнен всеми видами образованных и неугомонных в своих научных изысканиях гномов и гоблинов. Людям на землях Розенхорнов остаётся лишь сдавать тем в аренду жильё на своих землях или номера в гостиницах, вкладываться в лаборатории или мастерские, получая потом прибыль с испытанных новшеств. Правда делиться своими достижениями со всеми остальными регионами жители Скальдума не слишком горели желанием.
В последние годы край превратил сам себя в диковинку для гостей и путешественников. Мол, приезжайте, посмотрите, как мы с помощью переносной большой горелки поднимаем аэростат в воздух, образуя из шёлковой и хлопчатобумажной оболочки впечатляющий воздушный шар. Не управляемый, не стабильный, однако, как аттракцион для восхищения съезжающихся со всех концов любопытных горожан, прекрасно подходящий.
А с приехавших и пришедших тоже можно было вполне хорошо подзаработать, продавая еду и устраивая на ночлег. Ни один регион в Энторионе не процветал так, как Скальдум под управлением Розенхорнов. И королю по дружбе они нередко дарили различные диковинки, облегчающие или улучшающие жизнь, полезные в хозяйстве или даже военном деле, как, например подзорная труба с линзами.
Именно она-то и помогла старому Винсельту разглядеть происходящее на западной башне, ведь без увеличения в своих очках он бы едва заметил, что там что-то не так. Да и без прибора было бы вовсе в тот момент не так интересно разглядывать видневшийся западный периметр, он мог бы быть занят чем угодно, тем более днём, когда звёзд не видно, но стал свидетелем нападения и вот, наконец, добрался до своего монарха.
Кроме короля здесь были, конечно же, придворные и слуги. Визит важной делегации был не просто приходом за советом или с жалобой от какого-нибудь подданного, будь то помещик или крестьянин. Встретить гномов, тем более тех родов и с тех земель, с которыми нет вражды и конфликтов, полагалось со всеми почестями.
Помимо стоящей полумесяцем за троном и по краям от него охраны, и, конечно же, присутствия грозного паладина Эйверя в серебристо-синих лёгких доспехах без шлема, чтобы ничто не сдавливало пышную шевелюру пшеничного цвета слегка вьющихся прядей и не мешало серо-зелёным глазам могучего воина следить за всем, что происходит вокруг, в просторном зале сидел лысый и гладко выбритый летописец Ангус, переваливший за середину пятого десятка, помечавший самые важные моменты, и при нём собравшая ободом длинные русые волосы, чтобы не мешались, помогающая молоденькая девушка-писарь Кира, отмечавшая на длинном свитке папируса весь ход обсуждения, фиксируя каждое слово и действие, помечая авторов сказанного, будь то король или кто из гномов.
Эльфы цветом «руссус» когда-то именовали оранжево-красный оттенок, а «руса» у них означало ржавчину и цвет ржавчины, однако много веков спустя на земле людей «русый» цвет изрядно поменял значение своего оттенка, обозначая холодные золотистые оттенки с примесью сероватого, разделяясь на более светло-русые, отнюдь не являющиеся рыжими или там полноценно белыми либо желтоватыми из светлых, именуемых категорией «блонд», или же «белокурые», и на тёмно-русые, которые отличались от просто светло-коричневых, словно переливаясь в блеске светлыми и тёмными тонами. Кира относилась к первой категории, будучи совсем не такой «светленькой», как Эйверь или Ленора с Генри, но при этом и не подходя под бурые, рыжие и каштановые оттенки. Такой пограничный оттенок встречался нередко, и в любом случае должен был как-то именоваться, так уж вышло, что в языке людей он стал «русым», хотя многие нынешние жители и эльфийских корней своего словообразования-то не вспомнят.
По другую сторону от Эйверя стоял Вайрус Такехарис, друг детства короля, ставший теперь камерарием – старшим из всех советников и не просто самым приближённым к монарху лицом, но даже имеющим право заменять его на троне, если того в данный момент нет, например в случае военного похода или визита в гости к соседям. А за его плечами располагалось ещё двое его приближённых, также входивших в число советников короля по важным вопросам. Оба уже довольно пожилых, преподававших Такехарису в детстве и юности историю и неплохо знавшие нравы многих в королевстве и за его пределами, в том числе хорошо разбирались в гномах, их повадках и мотивах.
А вот десницы короля – Кваланара Мельнесторма в зале, как и на территории замка, не было, так как он выполнял одно важное поручение, иначе бы обязательно присутствовал возле своего правителя, как были здесь камерарий со своими помощниками и грозный паладин.
Вероятно, советников было бы больше, проходи визит в Триграде, а не в Олмаре. Но здесь же Вайрус на такую встречу решил позвать только их двоих, пока другие здешние его подчинённые выполняли иные поручения или же попросту спали с утра во время визита, так как Вайрус позволил им отдохнуть, решив, что переговоры с гильдией Земли не будут чем-то сверх-серьёзным, требующим полноценного собрания всех приближённых короля.
Со времён событий в Крумвельском саду внешне этот человек изменился мало, разве что возмужал к своим сорока годам. Он всё также носил длинные волосы песчаного оттенка, не располнел, не похудел, не сказать, что набрал в стати и мышечной массе, его главным орудием всегда был ум, а не физическая сила. Золотисто-карие глаза смотрели на мир всё тем же взором, вобрав опыта и мудрости, но не изменив внутренним принципам и убеждениям.
Его прозорливость и умение планировать наперёд помогало видеть возможные последствия определённых решений и законов, принятых королём. Он помогал тому глядеть вперёд не на шаг или два, а на несколько, чтобы быть более рассудительным и здравомыслящим в разных вещах.
А ещё он был так занят королевскими делами, что до сих пор не был женат. И, кажется, даже не присматривал себе пассию, так как у него не было времени ни на свидания, ни на ухаживания, ни на воспитание детей. Даже когда король говорил с ним об этом, он обещал просто присмотреть сиротку в приюте при монастыре его сестры и воспитать, как сына, а заодно и себе на смену.
Ведь род Такехарисов при сменяющихся монархах вот уже в пятом поколении служили советниками, а в данном случае аж на самом почётном титуле камерария, выше которого придворных попросту не было. Вот и неплохо было бы и вправду задуматься о продолжении рода, хотя бы усыновив ребёнка и взрастив во дворце с должной мудростью советника.
Можно было бы даже устроить какой-то конкурс на сообразительность среди мальчиков приюта, выбрав самого смекалистого, однако это всё нужно было организовывать и опять-таки найти время. Так что подобные мысли и планы только откладывались, а для какой-то нежности и ласки ему вполне хватало жриц любви.
Конечно же, многие считали свой придворный титул при короле самым высшим и главным. Так, например, верховный канцлер не знал должности выше, сообщая королю о различных обращениях от народа, на что жалуются, за что хвалят, с какими предложениями приходят люди – например, с просьбами организовать пахоты или воздвигнуть монумент. То же самое мнил о своей должности и примицерий Корлиций, и казначей Гавр, и архимаг Бартареон, пока ещё в зале отсутствующий, но определённо спешащий сюда после небольшой беседы с Нейрис.
Разве что у его высокопреосвященства – королевского прелата Клеарха, как представителя верховного духовенства при короле, в теории были ещё окна карьерного роста вообще уж в Епископы Двенадцати и Архиепископы Семерых, но тогда бы он перестал был прелатом при короле и соответственно викарием центрального королевского края – в данном случае Кхорна. А, значит, вместо влияния на политику, мог бы быть только символом веры, занимаясь совершенно другими делами, нежели сейчас.
Сам же он нынче стоял последним права от короля на узорчатом углу мягкого бордового ковра с вышитой по периметру двойной тоненькой рамкой золотистого узора, в каждом углу распускаясь эдаким цветком красивых симметричных линий.
Прелат выглядел серьёзно помоложе примицерия и камерария. Его короткие чёрные кудри казались сегодня взъерошенными, словно он по пути в зал сопротивлялся с утра потокам встречного ветра. Обычно гладкое лицо сегодня слегка показывало колкость суточной щетины, будто священнослужитель до визита гномов не успел побриться. Но извилистые мало на чьи похожие брови так подчёркивали его выразительные оливково-хвойные глаза, что смотреть на его причёску или ямочку на подбородке у многих попросту не было сил.
Прелат был из тех, чей прямой многозначный взгляд всегда было тяжело на себе выдержать, и хотелось просто с почестями поклониться, отвести взор в сторону, поразглядывать его золотую тогу или белую обувь без задников, сделать всё, что угодно, лишь бы не иметь с ним контакт глазами.
Это не было каким-то строгим или недобрым взглядом, за что многие не любили сурового Кромвелла, как когда-то его отца. Но прелат Клеарх будто бы всегда смотрел вам в душу, видел самую суть и не позволял лгать себе, словно видел все ваши сокровенные тайны и умыслы.
Наверное, это было не последним личным качеством, помогшим ему достичь такого высокого духового сана. А также он обычно был немногословен, советовал что-то королю лишь в исключительных случаях. Оно и понятно, придя к власти, Джеймс дал свободу разным верованиям и религиям, теперь ни гнения на еретиков, ни сожжения богохульников, власть духовенства резко пошатнулась более двадцати лет назад, пребывая сейчас скорее пережитком прошлого, тенью былого могущества, имея мало влияния при довольно условном оставшемся уважении.
Король и сам это понимал. Церкви и монастыри тянули средства из казны, их нельзя было попросту распускать, ввергая верования народа вообще в абсолютный хаос. Но жить на пожертвования многие монастыри уже не могли. Короля выручали аббатства – можно сказать, частные церкви и монастыри под знамёнами какого-то религиозного ордена со своими особенностями идеологии, закрытым членством и существованием на полном обеспечении той знатью, что этот орден основывает.
Например, вся династия Розенхорнов исходила из такого Ордена Розы и Единорога, аббатства в Скальдуме, обучавшего монахов доблести и фехтованию помимо богослужения. Это были воины, сражающиеся не столько за своего господина, который в итоге их нанимал, сколько за свою родину, своих богов, своих мирных сограждан. Редкий случай, когда любовь к «ближним» перерастала в возможность убивать «дальних». Так как именно будучи наёмными рыцарями они и вскормили свой орден, тот разросся во влиятельную династию, та поставила в своём городе гигантский монолит, признанный вскоре одним из Пяти Чудес Королевства, а в итоге Розенхорны и вовсе сменили Ферро на посту герцогов всего края Скальдума.
Это, конечно, единичный случай, когда изначально простые монахи в итоге стали настоящими герцогами, но менее яркие, и всё равно довольно успешные примеры орденов и аббатств также сейчас имели место быть. Большинство из них выращивало яблони и виноградники, изготавливали вина, торговали напитками, так что не просто не завесили от казны короля, но и сами туда определённую подать с дохода отдавали.
Монастырский квас, мёд, сыть, грушовки, вина, были даже пивоварни при орденах, те могли так и зваться «Орден Браги и Ячменя», «Орден Виноградной Лозы», «Орден Солода», «Орден Кваса и Киселя», «Орден Сидра», «Орден Яблочного Налива», «Орден Ежевики и Можжевельника» – все и не перечислить. Разумеется, не все были связаны с напитками, были и монастыри-пекарни с мельницами на своих территориях, а также аббатства церковных художников, предоставляющих услуги для росписей храмов, памятников, статуй, мемориалов, идолов и прочего вплоть до наружного изображения на стенах некоторых башен и фортов религиозных сюжетов или просто сцен с божествами.
Обычные монастыри, без покровительства того или иного ордена, живущие за счёт королевских отчислений, тоже, в принципе, без дела не сидели. Но они, если и изготовляли хлеб, то не на продажу, а чтобы накормить бедняков. Если и собирали яблоки, то весь урожай также раздавали крестьянам. Организовывали приюты для сирот, занимались изготовлением пергамента, чернил, папируса и даже Унтаровской новинки – шёлковой, бамбуковой и других видов бумаги.
Клеарх мечтал, чтобы Кхорн мог прослыть центром печати книг, а то подобным пока могли промышлять лишь Хаммерфолл с его прекрасной техникой сбора и прессования волокон, Скальдум, где прогресс никогда не стоял на месте и бумага постепенно вытесняла все остальные материалы, и, конечно, Унтара, где до сих пор не прекращались эксперименты с материалами, пытаясь отыскать наиболее лёгкую и прочную.
Не боящийся воды пергамент и привычные свитки и сшитые в книги листы папируса в остальных регионах по-прежнему оставались в большом ходу, а вот попытки использовать древесную кору, например, бересту, особо не приживались. Возиться с ней приходилось не меньше, чем с обработкой пергамента, а служила она всё равно хуже, да и страницы со временем выгибались да прогибались, когда совсем иссыхали, такие книги выглядели громоздкими и не красивыми.
Так что прелат весьма надеялся, что дружеские отношения и со Скальдумом и с Унтарой помогут наладить местное производство всего необходимого для расцвета письменности, и тогда уже во всех домах будут не просто религиозные псалмы, торговые договоры и дарованные грамоты, а такое же многообразие книг, как в библиотеках аристократов, где были и сборники поэзий, и философские размышления мудрецов, и записанные легенды с поучительными и увлекательными сюжетами.
В королевском зале прелат представлял духовенство не в одиночку, а с одетой в белую робу при красивом сине-серебристом поясе черновласой игуменьей, представительницей высшего духовенства примерно равнявшейся на этой должности с настоятелями монастырей и кардиналов епископа, просто выполнявшими иного рода обязанности.