Текст книги "Кровь королей (СИ)"

Автор книги: Влад Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 55 страниц)

Крепкий мужчина лет около тридцати, с мощными руками и красивой кирасе в виде кованных расходящихся на груди лучей и рельефным торсом, с прикреплёнными наверху шипованными наплечниками, и с такими же торчащими зубьями на защитных наколенниках только в меньшем количестве. Даже его недлинные волосы на голове были вздыблены мятной слизью на манер таких же торчащих игл, делая причёску ежом, а заодно поблёскивая ничем не хуже этих самых металлических шипов, с весьма практической целью украшающих его выразительные доспехи.

Он быстрым шагом двигался во двор, недовольно щуря глаза оттенка густого кофейного ликёра, а его догоняла та самая светленькая девушка по прозвищу Одуванчик, сбегавшая за капитаном, словно староста галдящего школьного класса за задержавшимся где-то учителем. Нина отнюдь не хотела выглядеть той, кто вечно жалуется на своих выше поставленному, но выбора в данной ситуации не видела.

Капитану взвода уже хорошо были видны всюду разбросанные косточки и кусочки овощей. Особенно гневно он зоркнул взглядом на и без того провинившуюся на неделе Арексу, боковым взором видящую это, но не подающую вида, а стоящую с чуть задранной по повелению скомандованной стойки головой, не смея шевелится.

– О, милорд Эйверь! – воскликнул он, крайне удивившись визиту паладина, чуть поклонившись, но не сбавляя шаг.

– Следи за языком, Крэйн, разве ж я владею землями? Какой же я, хе, «милорд»! – недовольно рыкнул паладин.

– Прошу прощения, ваше благородие, – обратился он тогда к нему самым простым светским титулованием, с которым принято было говорить даже с простыми помещиками, но первому королевскому воину не понравилось и это.

– Вовсе я не из благого рода, Крэйн, пора бы знать. Я Карпатский Пёс! Безжалостный берсерк! Олицетворение всего могущества, силы, всей мощи и власти, что в руках короля! Так ведь обо мне пишут? – усмехнулся он, вскидывая голову, пытаясь привести хаос своих волос в хоть какой-то уложенный порядок, – Со мной не нужно сюсюкаться этими вашими любезностями, поклонами, титулами. Я не сражаюсь за деньги или земли. Я не жду наградных грамот и регалий! Всё это для меня – пустой звук! Я дух борьбы, я и есть сама война! Я Эйверь Карпатский, паладин Его Величества! И я вижу, что у вас во взводе большущие проблемы с дисциплиной!

– Ребята просто дурачились, с ними бывает, – попытался развести руками капитан в их оправдание, – Ну, свободный день, сидят без дела. Кто-то не то сказал, понеслась, слово за слово, кусок за куском, ничего ведь страшного не случилось… Ваше превосходительство.

– Так-то лучше, – на последнее обращение уже улыбнулся Эйверь, – Сам капитан, а не выучил, как к военным требуется обращаться. Совсем загнил ты здесь, дитя сапожника. Детей уму-разуму учишь, нигде не бываешь, с людьми мало общаешься, в замке-то капитанов не держат, это да, вечно в казармах гарнизона прозябаешь, – констатируя сей факт, паладин вовсе не стремился как-то задеть или словесно уколоть капитана кадетского взвода, а скорее даже хотел помочь, намекая, что стоит побольше времени проводить, если уж не с друзьями, то хотя бы в общества разного рода аристократов и этих самых друзей там заводить, подначивая к продвижению по службе, – О, а это, что за опоздавший Одуванчик? – только сейчас он достаточно развернулся, чтобы заметить ещё и Нину недалеко от прохода во двор.

Он знал, конечно же, её имя и прозвище, как знал здесь и остальных. Не в первый раз этот небольшой отряд служил поводом для выговоров и обсуждения учинённых ими происшествий. Как-то со скуки они «своровали» со скотного двора поросят, устраивая в своём узком дворике при казармах забег с монетными ставками на своё жалование.

Однажды кое-кого из них, а в частности близнецов, одноглазого стрелка и усача-громилу Стромфа ловили влезающими на башню, которую они на спор взялись покорить, почти также, как некогда юные графы и герцоги штурмовали дуб в Крумвельском саду вслед за маленьким Джеймсом Дайнером. А как-то раз их поставили охранять зерно, так они себе все пальцы ног и даже рук, после падений, перебили мышеловками, порвали несколько мешков, да так напугали дремавшего там бродячего кота, что тот больше не суётся на территорию замка, предпочитая ловить мышей где-нибудь в амбарах крестьян, а не в королевских запасах.

– Она пыталась их угомонить, да за мной… – попытался ответить Рихард, но девушка его оборвала.

Ей показалось крайне неприличным, что вопрос задали ей, а отвечать за неё начал капитан. Так что, приняв военную стойку, статно держа спину, она гордо прошла вперёд к паладину, и механическим движением поклонившись, самостоятельно принялась говорить, перебив Крэйна, что, в принципе, тоже было как-то не очень-то вежливо.

– Кадет Нина Гладиус, – представилась она, – Шестой Кадетский Взвод Его Величества при Олмаре, – патетично и с чувством гордости проговорила девушка, – Я пыталась их унять и остановить, да они и слушать ничего не желали, – следом начала она поспешно тараторить своим звонким голоском.

– Девчонка-ябеда, значит. Все веселятся, а она бежит сдавать. Хм, «гладиус»? Это такой короткий меч на вооружении хаммерфолльцев, – вслух заметил Эйверь, будто бы не слушая всё остальное.

– Вероятно кто-то из предков служил при Аркхартах, – пожала плечами Нина, – Мне неизвестно. Я сражаюсь клаймором, – отметила она также, что специализируется на двуручном мече.

– Неизвестна твоя родословная? – вскинул брови паладин, – Интересно, – он погладил свою тёмно-пшеничную щетину в задумчивом жесте, неторопливо шагая вокруг девушки, – И родители тебе ничего не рассказывали? О дедушках и бабушках, а те о своих родных? – интересовался он, – Об истоках имени рода, о твоей фамилии?

– Мои родители, ваше превосходительство… – сжав губы и состроив на лице выражение одновременной ненависти, обиды и презрения, сменяющих друг друга на всём протяжении, наливая её голубые глаза дрожащей прозрачной влагой, – Я лет до семи думала, что меня зовут «Лишний Рот», только так ко мне обращалась мать, когда звала обедать. Если была трезва вообще, конечно же. А мой отец пытался продать меня в бордели, да никто не брал. Смотрели и говорили «тощая какая-то», «лицом не вышла», «опять светлая, их пруд пруди», «хватает у нас мелких девчат, ты б грудастую бабу привёл лучше, старый», – цитировала она то, что помнила по памяти, – Родители ждали, когда стукнет четырнадцать, чтобы выгодно отдать замуж за одного толстого купца, поселившегося рядом, готового отвалить мешок золота в вес невесты… Тогда-то меня и начали нормально кормить. Но я сбежала и поступила сюда, – закончила она свой рассказ, не зная, что ещё конкретно стоит добавить, хоть и не пускалась во многие детали своего прошлого, казавшиеся ей сейчас не столь важными именно для ответа перед паладином.

Ей не слишком нравилось распространяться о своих родных, так что из кадетов взвода немногие знали эту её историю, однако же лгать паладину или отвечать на вопрос о её происхождении как-то увиливая от разных деталей ей сейчас, глядя ему в глаза, не хотелось.

– Ну, «толстый» ещё не значит, что скверный, плохой и не заботливый, – начал Эйверь с этой характеристики неприятного ей купца, подойдя ближе, – У меня тоже был отец, который хотел продать своих детей. И я убил его, – хладнокровно громыхал он своим голосом, – Я вообще, много кого убил. И вам врагов жалеть не советую. Грядёт битва.

Он отошёл от оставшейся под впечатлением от его слов девушки, снова переведя взор на капитана взвода, словно вспомнив, зачем вообще сюда явился, пока все остальные двадцать человек продолжали стоять смирно, даже не думая отдыхать, зевать, переминаться с ноги на ногу, почесаться или ещё как шевелиться, пока паладин не рявкнет им «Вольно!».

– Мобилизуй свой взвод Крэйн, на западную башню началась осада. Там командует Вайрус, – чуть более спокойным голосом проговорил паладин, – Возможно, уже всё под контролем, но я поведу кадетов, чтобы, наконец, боевого опыта познали.

Тёмно-коричневые глаза Рихарда резко увеличились в размерах, услышав, что на крепость кто-то осмелился напасть. А ещё он приподнял правую руку, едва не возразив ему что-то в духе «Они же дети!» в отношении своих кадетов, но осёкся, осознав, что просто сам ещё не привык, что его воспитанники уже выросли и закончили обучение. Просто те так порой продолжали дурачиться, что, похоже, так и оставались для своего капитана, как дети малые.

За большинством из них истории стояли не веселее, чем прошлое Нины. Мало кто желал без веской на то причины становиться курсантом гарнизона, идти в кадеты и затем становится стражником либо гвардейцем. Возможность выслужиться и как-то себя проявить здесь была мизерной, в любом сражении они были не больше, чем расходники, пущенные ценою своих жизней изматывать врага, прежде чем по тем ударят элитные подразделения и благородные рыцари.

Сюда попадали из безвыходных ситуаций и обречённых положений, со слабой надеждой на более хорошую жизнь, чем у них была прежде. Бедные семьи, гибель родителей от болезни, разбоя или какого чудища, голод, приюты, конфликты с опекунами и родственниками, тяжёлая жизнь, скитания, отцы-насильники, дяди-пьяницы, ночи в хлеву средь скота, суровые наказания, избиения, чистка обуви, попрошайничество, бордели, возможно даже недолгая разбойничья жизнь…

Такое иногда бывало, что на путника нападает незадачливый грабитель, путник оказывается кем-то из умелых рыцарей, специально поджидавшем нападение, так сказать, занимающийся «ловлей на живца», а разбойник юнцом лет четырнадцати. Так что, сохранив тому жизнь, молодого преступника отправляли исправляться куда-нибудь в войска, где учили дисциплине, гарантировали хорошую еду и крышу над головой, а заодно общение со сверстниками, что тоже иногда многим помогало на пути к исправлению со скользкой дорожки.

– Осада с запада? А я ведь знал, что без рва и частокола… – уже готов был он заявить что-то на свой взгляд полезное и важное, как паладин его одёрнул.

– Это какие-то лесные банды и речные пираты, ничего серьёзного, но вырезать всю эту шваль всё равно бы не плохо. С кем прикажешь закалять твоих бойцов, если не с самым невзрачным противником, а? – вопросительно глянул на него Эйверь.

– Так чего ж мы стоим-то? – только и бросил в ответ капитан, – Взвод, стройся! – приказал он, но никто не сдвинулся со своих мест, все смотрели на реакцию паладина.

– А швыряние едой, мы, значится, им простим? – хмыкнул Карпатский Зверь, разворачиваясь в сторону выхода со двора.

– Думаю, если на Олмар напали, то их наказание может подождать. Пусть в бою себя проявят, пусть поведут себя достойно, – отвечал он, касаясь своего меча в ножнах на тёмно-бордовом поясе с позолоченной застёжкой.

– Иными словами, ты даже им взыскание не придумал, – констатировал паладин, удаляясь.

– Я думал, раз такое дело, то защита крепости куда важнее, – кофейные глаза нервно забегали, выдавая поток мыслей в попытках придумать, как же потом наказать участников перепалки едой.

– Лучше бы ты придумал дисциплинарный лист для своих, где были бы указаны виды наказаний за все проступки. Прикрепишь такой на дверце казармы или ещё где на видном месте, чтобы всегда перед глазами был, глядишь, начнут себя вести нормально, – посоветовал паладин.

– Обязательно что-нибудь придумаю, ваше превосходительство, – нервничал Рихард всё сильнее, мечтая, хотя бы тему поменять.

– Ну, что? По семь плетей каждому и отпустим с миром? – предложил сурово паладин, обернувшись и вгляделся в ошарашенное лицо остановившегося капитана – Хе-хе, да не бледней так, Крэйн, шучу я, – хотел было ладонью хлопнуть он капитана взвода по плечу, но вовремя остановился за пару дюймов от шипов, и, поменяв положение ладони, похлопал того сзади в области лопатки по броне, а затем обернулся к остальным, – Вольно, бойцы! Взять обмундирование, проверить оружие, – командовал он, – Ну давай, это же твои слова, собирай их и выдвигайся в западное крыло, – велел он Рихарду, – Пойду остальные взводы «пробужу», – имел он в виду, спешно сообщит им весть о нападении, прикажет подготовиться, собраться и также двигаться к осаждаемым стенам и башням крепости.

Капитану Крэйну, воспитанному успешным, небедным, но суровым отцом-сапожником без матери в большой строгости, любые напоминания телесных наказаний навевали жуткие воспоминания о пережитом детстве, когда любое баловство, непослушание, слишком долгие прогулки с друзьями заместо веленной работы по дому и прочие детские обыденные выходки карались довольно жёстко. И так как к сапожному делу он не тяготел, а скорее испытывал отвращение, как и к собственному отцу, то, как дармоеда, тот отправил его по юности сюда, служить в войсках, где Рихард вполне преуспел вот уже и дослужился до звания капитана собственного взвода.

Но когда к его кадетам приходилось применять подобные дисциплинарные взыскания он всегда в душе их жалел, старался вообще не допустить подобного с теми, кто уже итак от жизни натерпелся, защищал, давал предупреждения и последние шансы, однако иногда выхода у него просто не было и приходилось отдавать приказы о наказании. Хоть сейчас взвод пронесло, видать, из-за случившейся осады, что взвод куда нужнее в деле защиты крепости.

Кадеты во дворе тут же повиновались, ринувшись к казармам, ощупывая оружие на поясе, у кого было, у кого не было, у кого красовались лишь пустые ножны… А Ильнар, например, выбирал, какой из любимых луков стоит взять с собой, белокудрый Нимрод обвешивался порошками и алхимическими склянками, да и Такада пополнял запасы метательных орудий на своих переброшенных через плечо крестом чёрных кожаных лентах помимо креплений на ремне у поясницы.

– Смотри, что сделала, – похлопала Гала по кожаному многослойному наплечнику Стромфа, показывая ему ту самую железяку из нагрудной сумки, которую усердно чеканила всё утро.

Аккуратно обточенный почти ровный овал по центру имел выпуклое изображение его щита-капли с выгравированным драконом Дайнеров. Немалое терпение требовалось, чтобы во всех деталях исполнить этот не самый простой среди правящих семей Энториона герб, и весьма неплохие художественные навыки, чтобы вообще при помощи чеканки его на щите правильно и ровно отобразить.

– Красиво, – улыбнулся рослый усач, бывший крупнее даже самой Галы, – Мой щит? Один в один! – дивился он, – Дать такой пикси в ручки, как бы мило смотрелось, – воображал он, если б у такого снаряжения был соответствующий по росту владелец, например из маленького народца фей.

– Это для тебя, – сказала девушка смущённо, – Я для всех сделала, – добавила она спешно следом, чтобы первая фраза не прозвучала как-то романтично и влюблённо.

– Мило, э-э… Спасибо! – принял он подарок, даже не зная, что с ним делать и куда сейчас деть, пытался поставить на полку, уперев задней частью о стенку.

– Можно вставить в кожаную оправу и носить, как отличительный знак, – предложила Гала, – Или вплавить к броне.

– Здорово, обязательно над этим подумаю, – неловко отвечал Стромф, спешно собиралась, и забрав с полки предмет, переложил в карман хлопковых штанов, раз уж подруге так не понравилась идея хранения на виду.

– Эй, ребята, – Гала с улыбкой рванула к остальным, доставая из сумки позвякивающие такие же овалы.

Оказалось, что сегодняшний был последним из двадцати, что она чеканила в свободное время все последние месяцы. Она со скромным видом, преодолевая собственную необщительность, вручала их всем, словно медали. Нимроду досталась железка с контурами алхимической бутыли, над которой линиями шёл дымок или же пар, обозначалась волна уровня жидкости и внутри ещё были вычеканены маленькие кружочки пузырьков. Для Диего была гравюра его скрипки, Арекса получила два красивых перекрещённых меча, а Кифлер – изображение шпаги с небольшими линиями вокруг, словно та рассекает воздух.

Всем достались особые и уникальные «медали». Даже близнецы Страйкеры, получив чеканку зажатого в руке длинного меча различались как бы стороной отображения руки на изображении. Обе кисти были правыми, ведь никто из них не был левшой, как Эрвуд, так что, если поставить подарки рядом, было ощущение, чтобы ими бьются спина к спине, один в одну сторону, другой в другую.

Для вежливости все благодарили девушку, принимая без отказов её подарки, однако по их лицам нельзя было сказать, что они довольны и готовы носить эти штуковины. Только Нимрод за счёт магнитов прикрепил свою медаль со склянкой к поясу, закрыв пряжку, и как бы вместо неё теперь красовалась эта новенькая гравюра. Остальные же спрятали по наружным и внутренним карманам, некоторые в убрали в мешочек, чтобы не вытряхнуть, впереди-то бой намечался. Кадеты подготовили своё обмундирование и начали выдвигаться.

Выйдя со дворика при казармах, где их поджидал Рихард, они столкнулись с такими же другими взводами гарнизона. Все при полном параде, с оружием наготове, собранные своими капитанами под предводительством паладина короля, ожидавшего впереди широкого и длинного прохода, чтобы повести их к западному крылу, где уже вовсю отбивал нападение Вайрус с королевской гвардией.

Минуя казармы и гарнизоны, выстроившись в смотровом дворе, где частенько проходили какие-нибудь соревнования и небольшие турниры, минующие главную площадь, они заполнили собой большую часть пространства, перешёптываясь между собой, пока перед ними начинал свою речь паладин.

– Добрые воины! Отважные защитники Его Величества и простого народа Энториона! Погань лесная да погань речная: бандиты, преступники, пираты, душегубы, со стороны Оленьего Леса вышли стремглав на крепость Олмара и атаковали нас с запада! – громыхал его торжественный голос, отчеканиваясь от стен двора.

– Встречаются на дороге два некроманта, – шептал Уильям не столько брату, сколько стоящим вокруг него, – Видят, драка на деревенской свадьбе. «Вот дурачьё!» – говорит один, «Нет, чтобы пиво пить, а они морды друг другу бить!», а второй ему «Попросил бы повежливее. В конце концов, они наши будущие клиенты!», – заканчивал он рассказ.

Сдавленный лёгкий смешок, раздавшийся там и здесь уже был для него наградой и успехом, хотя большинство слышавших никак на это не отреагировали, или же старались просто сдержанно себя вести, больше слушая мощный голос Эйверя, нежели шепоток весельчаков-кадетов.

– Вылезают из могилы два зомби, – продолжил с братом Уилл, – Ой, фу-у-у, что это за запах мертвечины, – заткнул он нос пальцами так же, как персонаж его истории, – Э-кхе-х…

Закончить ему не дали, так как Нина ткнула его локтём в бок, процедив по слогам «Пре-кра-ти!» почти не шевеля губами, после чего обречённо и горько вздохнула, мол, за что мне всё это. И хотя своих сослуживцев она вполне любила и уважала, некоторое их поведение для неё порой было поистине невыносимо и неадекватно в её понимании дисциплина, порядков, да и картины мира, в целом.

– Эй, Тиль, – наклонился между близнецами остроухий фехтовальщик, обращаясь отчего-то лишь к стоящему справа, желая продолжать разряжать обстановку перед возможным грядущим боем, – Стрижёт как-то орк эльфа и спрашивает «Тебе уши-то нужны?». «Ага!» отвечает тот. «Ну, на тогда. Держи», – после чего он замолчал, не поясняя и без того очевидные детали о вручении отрезанных ушей владельцу.

Уилл сгорбился, хватаясь за живот сквозь кирасу, едва лбом или даже затылком не ткнув в спину стоящего спереди. Тиль же хихикал, прикрыв рот рукой, тоже слегка приседая и наклоняясь корпусом, словно держаться на ногах в постойке смирно было уже невмоготу. Он никак не ожидал, что Эльфу не чужда ирония и подобные шуточки.

– А знаешь, что сказал сам себе проглоченный драконом эльф? – сквозь смешки попытался выдавить Тиль остроухому склонившемуся к ним собеседнику.

– Не надо отчаиваться, есть, как минимум, два выхода! – процитировал окончание этого забавного сюжета знающий его остроухий кадет.

Нина снова ткнула ближайшего из близнецов в бок, как раз между связующими цепями переднего и заднего панцирей кирасы и заодно повернулась на Кифлера, чтобы тот убрал голову из их ряда и выпрямился, перестав болтать. Заметив её строгий небесный взор из-под белёсых облаков-бровей, эльф перестал улыбаться и вернулся на своё место позади них, действительно замолчав.

– И я не буду говорить, что противник лёгкий или сложный, там уже гибнут стражники, там были убиты дозорные, – звучала речь паладина, знавшего о гибели на стенах со слов ворвавшегося в тронный зал Винсельта, – Потому вам каждому стоит быть начеку! Это не учения, бойцы! Вас ждёт настоящее испытание на готовность к жизни, провалом которого будет смерть, – предупредил он, – Ни второго шанса, ни пересдачи, ни подкупа судьбы. Ничего не пройдёт. Есть только вы, здесь и сейчас! И родные земли, которые нужно защитить во что бы то ни стало! – он поднял свой крупный обоюдоострый меч с зазубринами и в некоторых местах извилистым лезвием, а кадеты подняли в воздух кулаки в знак преданности и готовности.

Отсюда Эйверь повёл их за собой в западное крыло. Впереди каждого взвода двигался его капитан, а затем цепочкой сами кадеты, по двое и по трое в ряду, в быстром темпе шагая друг за другом. Почти бегом они двигались позади паладина, устраивая ногам и рукам такую своеобразную разминку, на которую особо не было времени.

– Ну, как тебе? – покрасовался пряжкой Нимрод перед рядом бегущим товарищем.

– Отлично, – усмехнулся тот, проведя по усам, – Дай-ка мне лучше твоего зелья хлебнуть, пока бой не начался.

– Это для храбрости что ли? – звонко заливался алхимик.

– Давай то, чтобы боли не чувствовать, – задумчиво ответил крепыш.

И его партнёр вскоре протянул ему флягу с бордово-сиреневым напитком. Тот отхлебнул прямо на ходу, так как некогда было останавливаться. Сначала чуть не облился, потом чуть не поперхнулся, но всё же, сделав пару больших глотков, после чего вернул пойло Нимроду. На деле это была просто ежевичная настойка на меду без каких-либо волшебных свойств и дополнительных примесей, но об этом знал лишь хозяин фляги, никогда не разглашавший свои рецепты.

С ранних лет он увлекался составлением зелий, изготовлением мазей, сбором трав, цветов, ягод и их измельчением для настоек и микстур. Родители Нимрода вместе не жили, мать была знахаркой, а отец мельником в ближайшей от их хижины деревни. Говорить ребёнок начал довольно поздно, был скромным, но послушным и любознательным. С детства помогал матери толочь что-нибудь в ступке. Но в деревне решили, что причины гибели скота не в упырях и серых ползунах, что наведывались ночами в деревню, а в колдовском проклятье, под давлением местного клирика обозлившись против колдовских сил травницы…

Несчастную женщину по итогу сожгли на глазах и у бывшего мужа, и у маленького сына. И оставаться в деревне, отрекаясь от всех заветов и устоев матери, он не желал, продолжая осваивать ремесло зельевара, хоть без должных знаний или книг рецептов получалось долгое время довольно-таки скверно. А когда от его зелий реально умерло несколько доверчивых человек, купивших у него расхваленное целебное пойло, как к уличного торговца, парнишку-самоучку схватила стража, приговорив либо к смерти либо вот к пожизненной службе в гарнизоне. Пришлось выбрать путь, сохраняющий жизнь, однако в том городке новички на службе нужны не были, так что его, в клетке, в кандалах, как преступника, позорно перевозили в Олмар, где в кадетской казарме ещё предстояло доказывать свое равенство с остальными, пока ему не начали доверять, как одному из них, став на учёбе более сплочённым коллективом.

– Уфф! Ух! – бодрился рослый усач, – Ну, что? Готов умереть за короля? – не слишком удачно шутил он сослуживцу.

– Да мне всё равно за кого воевать, Стромф, – на удивление по-серьёзному отвечал на его вопрос кудрявый алхимик-самоучка, – Я не верю, что знати и всем этим аристократам есть хоть какое-то дело до их воинов, до их крестьян, до тех, кто в поте лица трудится для них, воюет… Им плевать на народ… – обречённо подытоживал он.

– Ну, зря ты так, дружище! Я уверен, что король ценит каждого в своей армии. Не будь нас, и стражи бы не было. Если б никто не верил в то, что он защищает и за что он воюет, – высказывал свои мысли тот, удерживая свой массивный щит.

– А вот эту пить не смей, – предупреждал его приятель, – Здесь, в мутной склянке раствор маленького камешка морского йода пшеничным спиртом, – показывал алхимик, – Если исследования верны, должен помочь клирикам в заживлении ран и царапин. Если понадобится, то кричи, обработаем прям в бою твои раны. Но жжётся ужас! – сразу предупредил тот.

– Ха-ха, – усмехался крепыш, поглаживая свои белокурые слегка свисающие вдоль подбородка усы, – Что, похлеще того «Драконьего пойла»?

– Оно не сработало, как я полагал, – замялся Нимрод, – Однако же, капитан…

– Разговорчики там! – донёсся до них строгий голос бегущего на несколько бойцов впереди Рихарда Крэйна.

Им оставалось лишь переглянуться и замолчать, как бы пожав плечами и вдохнув, пусть этих жестов на ходу толком и не было видно, расстроившись, что даже поболтать на пути к баталии не дают, продолжим быстрый шаг, переходящий то на бег, то обратно. Несколько кадетских взводов дружно вышагивали вперёд на защиту Олмарской крепости.