Текст книги "Кровь королей (СИ)"

Автор книги: Влад Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 55 страниц)

Перешёптываясь, все двенадцать кадетов зашагали следом. Никто не посмел расспрашивать капитана зачем он это сделал или почему выбрал именно рунопись для увековечивания имён. Эльф попутно захватил кое-какие инструменты, Нина взяла со столика у дальней угловой кровати стопку записей Нимрода, и проходя мимо сундука Стромфа заодно сняла тяжёлый прикреплённый над ним его щит и повесила себе на спину, а Такада продолжал грызть яблоко, забрав то с собой в дорогу. Тиль замыкал колонну в одиночестве, хотя чисто в теории они могли шагать парами. Но Ильнар, Кифлер и Эрвуд брели вместе, обсуждая татуировки и бритую голову военачальника, а позади них тем же занимались Нина с Арексой, высказывая своё мнение с ладошкой у рта, что б никто рядом стоящий или впередиидущий не могли толком разобрать их шепоток.

В церкви вовсю звучали песнопения. Ряды послушников в серых мантиях с вышитыми семиконечными звёздами стояли по периметру вдоль стен, ещё несколько скоплений были у алтаря, на котором красовался упавший сквозь крышу снаряд катапульты. Дыру изнутри прикрыли навесом, чтобы на случай дождя всё вокруг не отсырело и не намокло, однако до окончания осады Его Величество не велел проводить восстановительные работы.

Тела павших кадетов покоились обрамлённые свечами в прямоугольных ящиках без крышек. Там, у тела Галы сидел с мольбертом гостящий до сих пор в замке художник Кетцель Кольвун, который старался в виде зарисовок, как грифельных так и чёрной краской сделанных скетчей, изобразить её лицо и пропорции в различных ракурсах для одной из будущих скульптур фонтана по повелению королевских архитекторов.

Кадетским взводам полагалось выносить гробы своих, чтобы затем на кладбищенском дворе за церковью опускать их в раскопанные ямы, после чего должна была начаться основная церемония отпевания и прощания. Вокруг славили Семерых Богов, просили позволить павшим родиться заново и снова и снова служить своей родине и своему королю, защищая народ и весь Энторион от бед и напастей.

Кадеты Шестого Взвода дали художнику закончить, пока Нина, заметив гравюру со склянкой на поясе Нимрода, напомнила обыскать тела остальных павших, чтобы найти, где те спрятали свои медальоны и прикрепить их к их доспехам и одежде с помощью инструментов, прихваченных Кифлером.

Так они и сделали. А сам эльф в это время, втихаря, пока стоял позади Кетцеля, в тени от лишних глаз умыкнул в карман одну из запечатанных чернильниц, расставленных на лавке, а заодно и тройку перьев из заполненного ими деревянного футляра, немного тем самым обокрав известного художника.

Наконец, они поочерёдно выносили погребальные ящики с телами, заполняя раскопанные вглубь на семь футов могилы, пока все собравшиеся кадетские отряды не разложили своих умерших соратников и не собрались у длинных рядов принесённых на улицу лавочек, где и расположились.

Королевский архиклирик Селеста вышла в сопровождении прелата и короля, взобравшись на ступеньку небольшого выстроенного подиума перед собравшимися. Облачённая в красивое белое платье из бархата с узкими предплечьями и широкими рукавами, с накинутым на тёмные волосы капюшоном, она, собрав вместе пальцы ладони, очертила благословением семь точек септаграммы в воздухе и начала скорбную речь о том, как война губит детей Кхорна, верных сыновей и дочерей своего края, сложивших головы для защиты слабых.

Окаймлённый серебристыми широкими линиями в поясе, кончиках рукавов и дугой под шеей с одного плеча до другого, наряд блестел в озаряющих всю церемонию огнях свечей с возведённых светильников. Вокруг собирался хор с традиционными песнопениями к богам под молитвы Селесты, читаемые её нежным голосом нараспев.

В сложенные кольцом на животе пальцы покойных погружалось по горящей свече. И пока пламя её говорит у собравшихся была возможность поговорить с ними в последний раз, чтобы попрощаться. А за монахами из хора уже опирались на лопаты работники двора, готовые по повелению Селесты начать закапывать могилы.

Прелат Клеарх спешно благословил собравшихся на новые боевые подвиги, пообещав, что боги за нами присматривают и пока мы с ними едины, мы всегда отобьём любую атаку врага королевства. Сам же монарх пообещал скорейшее прекращение этой осады, сказав, что в ближайшие дни планирует покончить с напавшим врагом, разбив их напавшую наглую армию окончательно.

Краткую речь монарха кадеты встретили воодушевлённым кличем, показывая свою готовность воевать дальше и мстить за свои утраты, чтобы вернуть должок всем тем, кто ещё остался в стане неприятеля и рискнёт снова пойти на крепость.

Когда же король спустился с ораторского подиума и слегка отошёл в сторону, где его ждала личная стража и камерарий, к нему успела подбежать Нина, сжимая в руках, как сшитые, так и отдельные листы записей.

– Ваше величество! – поклонилась она, удерживая на спине массивный щит-каплю Стромфа, после чего протянула всю кипу бумаг, – Нина гладиус, кадет Шестого Взвода под командованием Рихарда Крэйна, – представилась она, быстро тараторя своим щебечущим голоском, – У нас служил Алхимик-самоучка по имени Нимрод, погибший в бою. Я хотела, чтобы его записи пребывали вместе с ним, как, например, скрипка нашего музыканта, – начала она уже отвлекаться от темы, отводя взор, но быстро собралась и снова взглянула в тёмно-зелёный взор правителя, – Но подумала, что его идеи, планы на эксперименты, результаты собственных опытов и прочие наработку могут оказаться полезны для королевских учёных и алхимиков. Вдруг, среди них найдётся хоть что-нибудь по-настоящему полезное в какой-либо сфере от быта до ведения боя. Может, что доработать знающие люди смогут. Вдруг пригодится? Вы не могли бы передать для изучения и прочтения королевским учёным из этих областей?

– Самоучка? Как любопытно, – проговорил король, принимая стопку записей, разглядывая папирус и пергамент.

– Да, он красил соль, растворял йод, пытался сделать настойки, улучшающие память, внимание и прочие качества бойцов, – рассказывала она, – У него было много самых разных идей. Как-то неудачно попытался изобрести Зелье Драконьего Огня, чтобы человек мог тоже дышать пламенем. Результата не добился, но капитан Крэйн отметил, что вместо зелья тому удался прекрасный острый соус к мясным блюдам. Даже в кулинарии может быть полезен, – отметила девушка.

– Ах, это его рук дело, – дивился король и вправду вспоминая, как капитан Крэйн принёс похожее угощение и после чудесного застолья делился рецептом, который при короле записывали его кухарки, – Что ж, будем надеяться, что талант у воина и вправду был довольно обширный. Я передам алхимикам на исследование, – пообещал он, – Ты сказала «гладиус»? Но у тебя из-под щита виднеется явно рукоятка двуручного орудия. Фламберг? Эспадон?

– Там клаймор, ваше величество, – отвечала она скромно, – Да, я специализируюсь сейчас на двуручных мечах и их владении. Гладиус – это просто фамилия.

– Что ж, довольно неплохая, яркая и запоминающаяся, – отметил король, – Береги себя, воюй также отчаянно и смело, приглядывай за остальными. Придёт день и ты обязательно прославишь свой род, – заверил он её, хотя, конечно же, не знал, насколько храбро она сражалась на поле боя, и что осталась в живых много раз лишь благодаря внимательному Стромфу, которого уже нет рядом.

Но сама она об этом не забывала. А потому, поклонившись ещё раз уходящему королю, сама перед кадетами поднялась на пустующий подиум, пока все они не разошлись. До неё там успело побывать несколько капитанов с ободряющими и в то же время грустными речами, пока она поодаль беседовала с королём. Теперь же светловолосая девушка сняла треугольный и для неё самой весьма тяжеловесный заслон со спины, демонстрируя юношам и девушкам из кадетских взводов.

– Этот щит прикрыл жизни стольких людей! – демонстрировала медную каплю с гербом Дайнеров сейчас Нина кадетам, – Его носил большой Стромф. Он прибыл в королевский двор издалека, в его семье было столько братьев и сестёр, что он просто желал не быть обузой, – чеканила он сквозь нахлынувшие слёзы, – Он очень хотел быть полезен, и был полезнее всех в случившемся сражении! Никто не спас от смерти столько наших славных воинов, как Стромф! И многие из вас, и из ополченцев, из королевской гвардии, обязаны ему своей дальнейшей жизнью! – сквозь слёзы патетично возвещала она, – Пусть его щит всегда стоит на виду, как вечная память о том, кто с честью и со всей отдачей служил и защищал! Как пример для всех нас, отдавший свою жизнь, чтобы жили его ближние, его соратники и сослуживцы. Чтобы каждый из вас помнил, что мы можем положиться друг на друга, и сам не забывал прикрывать и защищать, становиться щитом и опорой для ближних.

Они внимали её словам, помогая своей стойкостью держаться на эмоциях и ей самой. Вспоминали своих павших, которые тоже погибали, прикрыв кого-то из своих в разгар сражения, почтительно молчали, пока Нина сама не сошла с возведённого подиума. Тогда кадеты разошлись в последний раз проститься со своими.

Бедняга Тиль вглядывался в лик умершего брата, словно всё ждал, что тот откроет глаза и вдруг оживёт. Застыл возле его могилы, прождав всё время, пока, наконец, не догорела свеча, погаснув чёрным маленьким фитильком, испустив последнее дымное дыхание, растворявшееся во мраке выкопанной ямы.

– Ты был для меня всем, – наконец голосом вымолвил выживший из близнецов, глядя на труп Уильяма, – Я… я просто не знаю теперь, как дальше жить, – едва сдерживал он слёзы, – Ну, почему ты ушёл? Как не уследил… Как я не уследил…

Его плеча коснулся добровольно облысевший капитан Крэйн, давая понять, что время на прощания и последние слова унеслось вместе с догоревшей свечёй. Они итак всем оставшимся взводом давно уже его ждали, стояли поодаль, простившись со своими, и наблюдали, как он молча стоит, не в силах отойти от могилы брата.

Работники двора, вооружённые лопатами, принялись засыпать тела, обдавая крупными горстями земли неподвижно лежащие тела, постепенно всё сильнее и сильнее скрывавшиеся от взора. Вокруг не прекращал петь церковный хор, славящий подвиг павших на защите своей родины и восхваляющий богов, что уберегли остальных, кто сражался бок о бок с ними.

– Она и вам такие сделала? – только сейчас, когда уже вокруг вовсю стемнело и лишь установленные подсвечники играли в отблеске доспехов своими огнями, капитан заметил гравюры Галы, что каждый из его взвода на себе прикрепил.

– Да, – ответила Арекса, – Вам тоже? – заодно поинтересовалась она.

Он пролез пальцами в округлый бронированный ворот, за плотную маленькую цепочку доставая металлический медальон, на котором красовался капитанский пентакль и изображение его меча со всеми особенностями дизайна: с двумя дополнительными лезвиями вверх от гарды, со всеми выемками и зазубринами лезвия.

– Принесла несколько дней назад, когда мы были выставлены, как запасные войска на случай прорыва стены, – рассказал он.

Крэйн, вероятно, был единственным, кто носил изделие должным образом по его прямому назначению – как военный медальон. Не в виде украшения, не впаянным в нагрудник, не как пряжку ремня, а именно на цепочке. Однако и остальные считали, что должным образом почтят память искусной боевой подруги, если будут носить с честью так, как по итогу закрепили на своём облачении.

Медальоны с вычеканенными небольшими гравюрами стали их фирменным знаком отличия среди всех остальных кадетских взводов, что в Олмаре, что за его пределами. Отличительные особенности в обмундирование крепили обычно знатные рыцари и то был их семейный герб. Здесь же, в отряде тоже все друг друга в каком-то роде считали родными и близкими. И хотя изображение у каждого было персональное, эти металлические овалы по сути стали их собственным гербом. Знаком Шестого Кадетского Взвода под командованием капитана Рихарда Крэйна.

Дождь начинал уже накрапывать холодными маленькими каплями на истерзанную татуировками набухшую поверхность кожи головы военачальника, когда они вместе прошагали в свой двор и в молчании остановились на какое-то время.

Именно здесь их застал Эйверь, здесь они узнали про осаду, отсюда, наспех собравшись, маршировали по улочкам и дворам крепости в сторону западного крыла… А вернулись оттуда уже не все. И теперь это место для всех них стало ещё более памятным, чем прежде. Не просто своим и родным участком, где проходили многие тренировки, где они ели, разговаривали, веселились, иногда слонялись без дела или же обдумывали какие-то насущные проблемы, но местом, где в последний раз видели здоровыми и счастливыми всех тех, кто не вернулся с поля боя.

– Не мокните, хороших и спокойных снов, – наконец, первым нарушил молчание Крэйн, – Завтра, возможно, урвём свой шанс поквитаться. Но не нужно ночами рыдать о мёртвых и видеть сплошные сражения. Отдохните хоть немного, – посоветовал он, развернувшись в проходе, неспешно направляясь прочь, к казармам старшего состава.

– И вам хорошей ночи, капитан! – единственной из двенадцати выкрикнула ему Нина в спину на прощание, когда он ещё отошёл не достаточно далеко, чтобы её расслышать.

Одни во взводе считали, что она слишком перед ним пытается выслужится, завоёвывает внимание и старается быть чересчур уж правильной и прилежной, словно школьная староста, набивающаяся в любимчики учителя. Иные думали, что у Нины всерьёз могут быть к капитану какие-то чувства. Может, она влюблена или тот ей хотя бы симпатичен, как возможный для отношений мужчина. Другие же полагали, что он для всех здесь попросту как новый отец, в том числе и для неё, видевшей в нём опору, мудрость и пример для подражания.

Что же на самом деле было на душе у Нины наверняка из них не знал никто. С ней мало кто обсуждал что-либо лежащее в плоскости эмоций и чувств. Ни Арекса, ни даже погибший Стромф, любящий иногда поболтать со всеми о том, да сём. Это при том, что светловласая девушка была натурой более открытой и общительной, чем Гала или воительница с красным ирокезом, однако же разговоры с ней в основном касались дел насущных, а не помогали заглянуть в её душу.

Об Одуванчике они знали, что ей не нравится её местная кличка, что из цветов она куда больше любит подсолнухи, в том числе и погрызть семечки, если удавалась такая возможность, и что её любимым цветом является зелёный – особенно светлые его оттенки ранних ростков и свежей зелени. Никто не разделял её нелюбовь к мясу, рыбе и птице, а Нина куда больше любила овощное рагу и салаты, а больше всего сладкие оладьи в хрустящей панировке под тонкими дорожками карамельного соуса – блюда, которое она могла надеяться получить только на День Рождения и то, если повезёт.

Она повесила щит Стромфа на видное место, в качестве вечной памяти об отважном защитнике, чтобы он отныне красовался на проходе у всех на виду. Никто не протестовал, все просто начали потихоньку готовиться ко сну и вскоре загасили свечи.

Барабанящий дождь снаружи мешал уснуть вместе с мыслями и воспоминаниями, однако затяжное сражение с их непростой, но выполненной миссией, посиделки в бане и последнее прощание на кладбище отняли столько энергии и ресурсов организма, что не провалиться в сон не было сил даже у Тиля Страйкера.

В одном из слабо освещённых парой факелов подземелий двое рослых слуг-эльфов волокли труп одного из пронзённых пиратов, подобранный где-то возле замка, чтобы далеко не ходить. Вперед них, освещая путь, в своём косом чёрном кафтане, парчовых штанах и высоченных кожаных сапогах шагал черновласый Ширн, придворный некромант в подчинении Бартареона.

Сам же Архимаг и Его Величество вдвоём замыкали всю эту «процессию», пока по коридору подземелья не достигли маленького зала с центральным косым постаментом. На это каменное изваяние можно было усадить мёртвое тело, придерживая за руки, как в целях безопасности, так и, чтобы не дать ему упасть и соскользнуть.

Вставшие в проходе, едва войдя сюда, король и его главный придворный волшебник долгое время, зевая, наблюдали, как Ширн расставляет четыре человеческих черепа, как раскладывает в должные фигуры куриные косточки жертвенной чёрной курицы, расшвыривая заодно её смольное оперение, периодически поджигая. Окуная в ещё не свернувшуюся кровь где-то в недрах раны пленника у пронзённого сердца, зажигая опять, наполняя комнатку дымом и смрадом, заставляя остроухих слуг покашливать.

Следом шёл ритуал в сочетании жестов, движений и заклинаний. Какие-то сушёные травки с мешочков на поясе клались покойнику в рот, старинные монеты на закрытые веки, а особые кольца надевались на пальцы обеих рук. Внутрь сердечной раны он тоже что-то периодически помещал, читая заговоры и пытаясь пробудить от мертвецкого сна это истерзанное убиенное тело.

Наконец, финальный поджог травяного сбора во рту у трупа заставил того дрыгаться и трепетать, напугав бедных слуг, что удерживали его крепкой хваткой за руки, где снова после долгого застоя будто бы разжижалась сгустившаяся кровь. Пальцы его судорожно сжимали кулаки и разжимали их обратно, а пламя во рту заставляло двигать язык и производить душераздирающие почти звериные вопли.

Монеты на глазах дёргались, но не падали, словно намертво прилипшие к векам и ресницам. Шёпот Бартареона на ухо королю пояснил, что, мол, так положено – всем будет лучше, если зомби будет их только слышать, но не видеть. А Джеймс Дайнер ничему происходящему и не противился, полностью доверяя умению некроманта и его знаниям в должной области.

– Акэме ньергард зу-у! – наконец, тот завершил последнее громогласное чтение заклятья подчинения воли покойника, развернувшись к своим командирам, – Что ж, теперь он ваш, правда, ненадолго.

И архимаг, и король подошли ближе, рассматривая подёргивающийся оживший труп, искренне надеясь на силу хватки рослых и верных придворных, что сейчас держали ему руки. Сомнений, что это создание ожило – ни у кого уже давно не оставалось, вот только само оно осталось ли человеком после всей церемонии – был ещё большой вопрос.

– Кто ты? – спросил монарх для разминки.

– Вейн Карцки, пират на «Медузе» под командованием Рогана Крага, – представлялся полыхающим ртом покойник.

– Почему ты напал на Олмар? – перешёл король к делу.

– Адмирал Лейтред повёл нас, – последовал краткий ответ.

– Почему? Как он вас заставил идти на верную смерть? – не понимал Джеймс.

– Смерть это только начало! – звучал ответ зомби, – Вечная жизнь в Авалоне нам станет наградой за верную службу!

– Вечная жизнь где? – не понял король.

– Мир за пределами миров! Новое пристанище! То, что будет после. То, куда живым дороги нет. Лишь храбрая смерть отправляет к извечному блаженству! – звучал искривлённый голос пленённого мертвеца.

– Что это? – поглядел Джеймс на своего архимага, и заодно переводя взор на Ширна.

– Жизнь после смерти, – задумчиво молвил Бартареон, погладив свой гладкий подбородок, – Что-то похожее на верования гномов, верящих, что за павшими в бою явятся девы-валькирии и унесут в лучший мир, где не будет ценности золота, но всегда будет в достатке. Можно будет славно биться и пировать, где смерти больше нет.

– Слышал что-то про Авалон? – желал Джеймс конкретики.

– «Став огнём, меж светом и льдом. Где все – такие, как я. Мы – беспечные дети зари, идущие по волнам. Зажги свечу, беги за мной. Забудь, что такое смерть. Смерти больше нет!» – процитировал он кусок одной проповеди, – Есть поселения, где ослабла вера в Пантеон Семерых, где не желают перерождения и боятся забвения. Где смерть в земле презирается, а покойников принято сжигать особыми ритуалами. И они верят, что распавшееся в пепел тело ещё заново обретёт новую плоть, когда дух их окажется в райском роскошному саду, где бродят крупные чёрные кошки, где на берегах пасутся водяные кони, где по ночам не гаснут живые блуждающие огоньки, где летают жар-птицы, где есть двуглавые животные, у которых обе части тела – передние, то есть, например, кони у которых вторая голова вместо хвоста, – пояснял он, – Там же после смерти оказываются пикси и фэйри. Много разных диковинок и чудес, в общем, – не слишком утопал в подробностях архимаг.

Понятием «рай» ещё до объединения герцогств в Энторион называли любое мифическое место, в котором пророчили загробную жизнь. Такие верования противоречили Церкви Семерых, проповедовавшей перерождение в далёком светлом будущем, однако было распространено за счёт религиозных культов, отголосков влияния веры гномов и по разным иным причинам. В конце концов, некоторым людям попросту хотелось думать, что где-то там, после смерти, их ждёт поистине цветущий райский уголок.

– И этот Лейтред вам наплёл про вечную жизнь после смерти? Как вы в это поверили?! – возмущался король, снова повернувшись к зомби с монетами на глазах.

– Захочешь хорошей жизни, и не в такое поверишь, – пытался заулыбаться тот, хотя мышцам мёртвого рта это едва-едва удавалось, искорёживая на хладном бледно-синеватом лице уродливую гримасу.

– Ерунда какая-то, – промолвил ошарашенный Джеймс, а покойник постепенно снова обмяк, – Убедить разбойников и пиратов в то, что вместо забвения за их злодеяния их ждёт прекрасная вечная жизнь после смерти? И такая толпа поверила в это?! – восклицал он, поворачиваясь к Бартареону.

Пламя во рту мертвеца затухало, руки переставали дрожать и дёргаться к хватке остроухих слуг, голова поникла вниз, и тело плавно сползало, теряя пепел из пасти. А вскоре соскочили с закрытых век и монеты, приземлившись на каменистый пол зала. Ритуал был окончен и повторять его монарх не просил. Как не просил приволочь и ещё одного убиенного для разговоров.

– О, тут не только в красивых обещаниях дело, – заметил архимаг, – Они настойчиво проповедуют свои убеждения, обращают вокруг себя в веру, создают паству, видать, даже из таких мерзавцев и преступников, желающих о совсем иной жизни вместо той, что имеют. Даже довольные грабежами и совершением злодеяний, видать, поддаются сладкой сказке, начиная искренне в это всё верить.

– Значит, они всё-таки больше убеждённые фанатики, чем ошалевшие опьяневшие берсерки… – умозаключал король, – Эх, идёмте, – бросил он всем, и Бартареону, и Ширну, и прислуге, – Вряд ли мы ещё чего-то дельного добьёмся от этого или ему подобных. Чтобы эпидемии какой не началось, все разлагающиеся тела придётся сжечь снаружи, – отдавал он распоряжения.

– Вы ведь сейчас слышали, что они только того и хотят. «Стать огнём», – напоминал ему архимаг.

– И что прикажешь? Могилы им копать здесь? Всему вражескому войску?! – возмутился Джеймс, – Они верят в бредни! А у меня крепость, полная реальных людей и целый город вниз от главных ворот. Я не хочу, чтобы всякая гниль выкосила нас тут всех, как болезни в Астелии и в Лотц! Все тела сволакивать и сжигать, – повторил он чётко и строго свои указания, – Все до единого. Самим, кто их стаскивал и подпаливал, тщательно мыться и париться, избегая любой заразы. Растираться спиртом, особенно руки. Не внутрь глушить, – ещё раз строго глянул он на следующую за ним пару крепышей, – Не тратить зазря ценные королевские запасы из погребов! Напьётесь ещё, когда победу над этой швалью будем отмечать! А пока следить за своим здоровьем, и не подпускать никакие болезни к Олмару. Испепелить все тела до единого, – приказывал король, – Организуйте ночных работников и стражников по моему распоряжению.

– Подсоблю им тогда, раз такой приказ, – вздохнул архимаг, – Разбужу пиромантов своих, сейчас приступим, – пообещал он.

– Добро, – кивнул Джеймс, – Только много сил не трать, не увлекайся. Нельзя, чтобы ты ослаблен был, когда завтра неизвестно что случиться может. Мы здесь на настоящей войне, на завтрашний день большие планы, – напоминал он волшебнику.

Но на улице их встретил проливной дождь, означавший конец всему указу короля о сожжении тел. Даже обливая те смолой или горючим спиртом едва ли стоило на что-то дельное рассчитывать, однако хотя бы оттащить их подальше от замка было можно. К тому же Бартареон мог, не взирая на дождь, испепелять вместе с помощниками сваленные тела. Да к тому же кроме пиромагов можно было подключить к делу либо мастеров водной стихии, либо создавать воздушные щиты и купола на небольшом расстоянии от куч трупов, чтобы те смогли хорошо прогореть.

Джеймс оставил всё на усмотрение архимага, обняв того за предплечья на прощание и с кивком пожелал вызвавшемуся помогать хорошей продуктивной ночи, тем более, что тот в основной части грандиозных планов задействован не был, и мог сейчас развернуться своим искусством, но всё равно не настолько, чтобы слечь в беспамятстве и беспомощности. Он должен быть всегда под рукой у монарха в такое время. Сам же он, наконец, отправился отдохнуть в покои, надеясь что с ручьями льющихся вод на территорию замка от гниющих мёртвых тел не нанесёт каких-нибудь болезней.

Ливень щедро поливал всю ночь королевские сады, как и поля с огородами самого города Олмара вне крепостных стен, только чудом не оказавшегося под атакой армии врага, отчего-то сфокусировавшего все силы на пробитии западной стены вместо штурма главных и задних ворот. Сейчас их кострам и дымоходам передвижных полевых печей изрядно досталось, так что разбойники и флибустьеры остались и без обогрева, и без тёплого завтрака. С возможностью перекусить с утра только холодными или не требующими разогрева блюдами, например овощами, булками, вяленой или маринованной говядиной, ветчинными рулетиками с сыром, соленьями из банок, сушёной рыбой, пусть даже от сырости и не столь уж привычной на вкус.