Текст книги "Кровь королей (СИ)"

Автор книги: Влад Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 55 страниц)

С громогласным боевым кличем из города сквозь дыру в истерзанной стене вновь рванули бронированные отряды. Шеренги копейщиков прикрывали следующими за них мечников, неслись вперёд, насаживая на свои копья тело за телом, после чего останавливались, чтобы вытащить орудие, а в дело вступали вооружённые клинком и щитом воины, старающиеся прикрыть их в этот момент.

Молодой Вершмитц и седой Уоттенмайер управляли построением, в проход стены выпуская всё новые отряды, отдавая приказы тем нестись прямиком в авангард врага или же бить по боковым целям. Давали указания, как действовать и каких целей добиваться. Так, например, если отвести силы неприятеля от центре правее или левее, вставив напротив башен, то в тех будет проще попадать из катапульт. При этом генералы напоминали, чтобы и сами воины под обстрел со стороны замка не подставлялись, а всегда имели в виду дальность дистанции метательных машин.

Но как только перед стеной развязалось большое сражение, широкие сараи виней замерли, начав расчехлять свои орудия. На этот раз под ними ютились уже не катапульты и не требушеты. Умельцы из стана осаждающих всё это время спешно переделывали свои одноплечевые палентоны в стреломёты: баллисты, станковые луки, гастрафеты и так называемые «скорпионы» с торсионной рамой и удобным ложем для массивных стрел с громадными литым наконечниками. Размером с копье или даже больше, они дожидались своего часа в заряженном положении, и лежали вязанками рядом, чтобы в свою очередь вовремя перезаряжать стрелковые орудия.

Словно неповоротливые предки арбалетов, коими они по сути и являлись, эти взведённые громадины начинали прицеливаться, могли бить сквозь ряды своих, не задевая тем обычно ни плечи, ни спины, но чётко угождая в строй обороняющихся ополченцев.

Усатый адмирал взирал серо-голубыми глазами поодаль, командуя залпами из этих стремительно бьющих и далеко поражающих машин. С первыми же выстрелами плотные длинные стрелы сминали построения защитников крепости, нанизывая на себя несколько человек, и столь глубоко зазубренными лезвиями вонзались в землю, что даже пока те оставались живы, слезть и избавиться от вонзившегося в тело древка им не удавалось.

Баллисты стреляли нечасто, но наносили серьёзный ущерб войскам короля. Стрелковые «скорпионы» же, как и тенсионные станковые луки, перезаряжались чаще и удобнее, пронзая кольчуги, пробивая ноги и тела защищающихся. Косили первые ряды и без раздумий принимались за следующие. Пребывающее войско было занято ближним боем с несущейся вражеской ордой, в то время, как их самих уничтожали издали с большой дистанции.

От баллист не прикрывали даже большие плотные щиты. От выстрелов этих «скорпионов» защита периодически спасала, но на долгий и упорный обстрел не хватало ни кирас, ни иных литых панцирей. Спасало ситуацию то, что чем лучше выбегающие из-за стен смешивались в сражении с толпой неприятеля, тем сложнее было вести обстрел.

Битва начинала приобретать черты многоэтапных дуэлей, когда баталии стенка на стенку перерастала в краткие поединки. Так рыцарь Оцелот видел противника, рубил с плеча и двигался дальше, сталкивался позади того с новым вооружённым разбойником, пронзал тому грудную клетку, отпихивал ногой с лезвия, и вновь бежал вперёд в поисках цели. Раз за разом побеждая, проносясь в стан отрядов врага глубже и глубже, он менял направления, не стеснялся бить в спины и помогать другим образовавшимся «дуэлям».

Иногда такие стычки проходили один в два или двое на двое, сабли вооружённых пиратов кромсали и резали воздух, стремились попасть в щели забрал или искали иные уязвимые места в боевом облачении защищающихся, однако, когда одни отряды бегут в броне, а другие в тряпках и рубахах, преимущество ловких взмахов лезвий в умелых руках оставалось за стражниками города.

И как раз только стрелковый обстрел тех и останавливал от полной доминации на поле боя, уравнивая шансы. Стрелы могли ранить гвардейца, заставить того оступиться, упасть или опуститься на одно колено в случае ранения в ногу, тогда-то корсары уже лихо находили применения своим клинкам, не мешкаясь и не позволяя до себя даже дотянуться. Иногда свистящие снаряды сбивали шлемы, и тогда уже сабли наступающей стороны рубили головы в ответ.

Одни рыцари выглядели тяжеловесно и неповоротливо, кружились вокруг себя с двуручным мечом в надежде кого-то да задеть из обступивших их со всех сторон. Другие наоборот вели себя ловко, умудрялись воткнуть копьё в одного недруга, сбивая с ног, опереться на него и толкнуть подошвами укреплённой обуви в грудь ещё и стоящего следом. Запрыгнуть на него, вытащить наконечник из первого и вонзить в обездвиженное тело нового неприятеля.

Такое выделывал, например, Аргус Дименталь. Его длинные бронированные манжеты от локтя к кисти имели выступы боевых зазубрин и ведущие вперёд лезвия, так что он мог даже с удара руки пронзать плоть атакующих его флибустьеров. Доспехи покрывали не всё его тело, в основном защищались колени, голень, грудь и спина. Причём поверх панциря кирасы был накинут плащ с капюшоном, из-под которого торчал не цельный шлем, а только диковинная металлическая маска с прорезью для глаз, как-то крепящаяся удобным способом к голове под накидкой.

Это, конечно, делало уязвимым бёдра, икры, предплечья, а также затылок, раз уж бронёй у него было покрыто только лицо, однако же позволяло на поле боя творить поистине боевые чудеса, замеченные даже с вершин башен военачальниками. Когда некоторые рыцари и от летящих стрел могут ловко увернуться, и врагов на лезвия своих оружий насаживают с успехом раз за разом, минуя все их ответные выпады и попытки на себя напасть – это не может не обратить на себя внимание.

Схожим образом свою пугающую маску разъярённого быка закреплял и массивный рыцарь Тектан Орф. Он был из мавров, что было заметно по тёмной коже его шеи и мускулистых почти не прикрытых доспехами неприкрытых плеч. Едва ли металлическая звериная морда использовалась им для защиты, скорее для общего устрашения неприятеля, особенно с учётом его причёски, но держалась на двух плотных ремнях из эластичной кожи.

Косматые длинные волосы воина представляли собой свалявшиеся локоны дредлоки, напоминающие копну лиан, растущих из головы толстых змей или же даже некие рога, органично сочетаясь с жутковатой и пугающей металлической маской. Словно разъярённый зверочеловек, несущийся стремглав на толпы лиходеев.

Изначально, как и Оцелот, он бился с мечом и щитом, но потеряв оружие под натиском врага бился уже всем, что попадалось под руку. Он поднимал оброненные копья или даже стрелы «скорпионов», метал в противника и бежал дальше. Хватал палицу из рук уже погибшего ополченца, и махал ей со всей силы, сшибая неприятелей одного за другим, а то и сразу нескольких, пробивая им рёбра и кроша челюсти ловкими выпадами снизу и вперёд.

Был там и рыцарь Арнетт Гардбух, однажды потерявший в бою всю правую руку по плечо, что не остановило его на боевом поприще и отнюдь не заставило бросить службу. Вооружённый клинком лишь в левой руке, также обучившейся мастеровито искусству фехтования, он приделал к правой стороне доспеха массивный щит-каплю, наподобие того, что был у Стромфа, которым мог защищаться, подставляя под удары врага правое плечо и даже атаковать соперников напором, так как к заслону крепилось несколько острых торчащих наружу штырей-шипов.

И это были лишь немногие из числа также отчаянно бьющихся знатных рыцарей, мечтавших отличиться и достойно себя проявить на глазах у своего короля. Однако же, чем сильнее редели войска неприятеля, тем больше возможностей и удачного обзора открывалось для расставленных стреломётов.

А такого развития событий уж точно со стороны, стоявшие на верхах башен военачальники не могли не заметить, пока другие генералы руководили внизу, посылая всё новые отряды ополченцев в бой, дабы не пустить наступающих к западной стене.

– Пора бы уже, дядька Вайрус и кх-кх, – покряхтел паладин шутливо, показывая руками, сжатыми в кулаки, вращательные движения друг над другом, как будто бы выжимал бельё, крутил канат или же, в случае Эйверя, скорее душил какого-то тощего длинношеего гоблина в своём воображении, когда так делал.

– Рано ещё, пусть выдохнутся, – томно отвечал камерарий.

– Но так же интереснее будет, – рвался в бой Эйверь, уставший сверху вниз взирать столько дней на поле боле, никак во всём этом не участвуя собственноручно.

– Тебе да, а гарнизоном рисковать я не хочу. Пусть с ослабшим врагом дерутся, чем с бодрым, – мудро проговаривал он.

Королевский камерарий был всего лет на восемь постарше тридцатидвухлетнего паладина, но тот исправно за все годы их совместной службы Его Величеству именовал Вайруса не иначе, как «дядькой», хотя они не были ни родным, ни друзьями, ни даже какими-нибудь хорошими старыми знакомыми и не знали друг друга, пока Эйверя в Триград как-то раз не прислал Дрейк Кромвелл, в качестве отличного кандидата на должность.

Однако сам Такехарис на такую вольность никогда не обижался. Возможно, уверенный в себе паладин попросту не мог выговаривать ни к кому слова почтения, так как никогда ни с кем не любезничал и познавать этикет при дворе нисколечко не желал. А, быть может, дело было в чём-то другом, но он никогда не расспрашивал Эйверя на эту тему.

Эйверя вообще мало кто желал о чём-либо расспрашивать кроме самого Его Величества, а также архимага, шута Гонзо, которому дозволялось буквально всё, и трёх детей Дайнеров. Вельд восхищался умениями паладина, желая тому подражать, Генри просто видел в нём сильного и доброго защитника своей семьи, да и всего королевства, а Ленора была чуть ли не единственным человеком, кому Эйверь мог искренне улыбнуться. Без усмешки, без хитрости, а по-настоящему.

Так что это, были, наверное, всего несколько жителей королевства, не считавших Карпатского Зверя каким-то неистовым чудовищем, воплощённым рождённым демоном или божеством зла, служащим при действующем короле. И королю всё это было на руку. Чем сильнее ходит грозная молва о его паладине, тем больше боятся и уважают его власть. А потому и Эйверю дозволялось ни с кем не любезничать, если тому нужно было что-то сказать или уж тем более отдать приказ, дать какое-то поручение либо распоряжение.

XII

Несколько последних дней военачальники вот так взирали с башен на сражения, на чудеса магии, на хитрости инженерной мысли с различными ловушками и постройками. Они видели, как были забраны уже сотни, если не тысячи жизней, а ведь за каждым, кто бежал штурмом на замок была своя отдельная история.

Они не от хорошей жизни становились ворами, речными пиратами, грабящими торговые суда и рыбаков. Кто-то из них добровольно избирал разбойничий путь, кто-то считал, что в сложившихся жизненных обстоятельствах это был единственный выход, чтобы выживать. И все эти банды слаженно шагали вперёд и дружно гибли ради некой высокой цели, не выдвигая требований, а нагло пытаясь занять хорошо охраняемый Олмар.

Пусть здесь служили не сильнейшие маги, не самое натренированное ополчение, но даже пади сразу все два кольца стен вместе с оборонительными башнями, внутри ещё хватало возведённых структур и укреплений, в которых располагались бойницы, с которых можно было дать отпор, колдовать заклятья, держаться вооружённым гарнизоном, вырезая в узких проходах и тоннелях любые вторгшиеся войска.

– Гвардейцы гибнут, маги обессилены, – раздался за их спинами голос короля, вновь поднявшегося на башню, – Я внизу сказал генералам, чтобы не выпускали подмогу, а спустили собак, как только эти оборванцы подойдут слишком близко. Зря что ли у нас псы на псарне столько дней не кормлены. Злые, голодные, самое время им дать погулять на воле.

– Я бы лучше пошёл вместе с кадетами ломать баллисты, – предложил Эйверь, – Долго им в запасе так сидеть? Стоят у стен, спят у стен…

– А я ему говорю, что пусть гвардия вымотает бойцов этих, так куда проще будет. Людей у нас хватает, хотя, конечно, из-за стреломётов начались серьёзные потери, – проговорил Такехарис, собирая свои песочные длинные волосы в хвост на затылке.

– Я думал конницу послать к орудиям, – проговорил им Джеймс, – Да столько коней перебьют, сильно ослабнем. Если осада не чья-то безумная шутка, а тактический ход, то я бы предпочёл сейчас кавалерию не задействовать вообще.

– Согласен, – вслух прогремел Эйверь, так как незадействованность конницы открывало больше возможностей ему самому посражаться, – Вот начнётся Золотой Путь, а они вновь нападут, решив, что без короля город будет взят, там и пригодятся все запасные подразделения.

– Усилим охрану замков на этот случай, – пообещал король, – Прикрой кадетов. Там многие взводы ещё кроме молока матери ничем не питались. Зелёные все, ни турнира, ни поединка, жалко ребят, но что делать… – качал он головой, – Дай им задачу уничтожить баллисты, а то нас так попросту всех расстреляют.

– Это что же, неужто прям в бой вести? – заулыбался паладин.

– Именно. Пойди, малыш, напомни всех, почему вокруг все так боятся Карпатского Зверя, – хитро улыбнулся монарх, положив ладонь воину на покрытое бронёй плечо.

– Ну, понеслась! – кивнул тот взъерошенными завитыми локонами косого пробора, помчался по ступенькам прочь с башни, и вскоре внизу перед выстроенным внутренним карманом заграждений позади расщелины в стене, уже предстал перед кадетскими взводами и их капитанами.

И пока паладин толкал воодушевляющую молодёжь помпезную речь, расставлял взводы так, чтобы отряды с массивными топорами, молотами и булавами шли в дальних рядах, в ожидании, когда передние пробьют им дорогу, чтобы те могли крепкими молотящими ударами уничтожать стреломёты без возможности на починку и восстановление, командующие у расщелины генералы велели открыть псарню и гнали крупных голодных собак на неприятеля.

Последние несколько дней обрывками окровавленной одежды с трупов побеждённых вражеских воинов этих собак дразнили и натаскивали. Сложно было бы, конечно, представить, что все пираты пахли одинаково, но они уж определённо отличались от привычного бойцовым псам запаха местных жильцов, будь то кадеты, ополчение Кхорна или королевская гвардия.

Тех периодически за все годы службы даже заставляли посещать псарню, чтобы собаки на них адекватно реагировали, не лая и не нападая на своих. Они проводили там какое-то время, могли играть, бросать палки, гладить и кормить отобранных для защиты зверей, а потом сменялись другими через день-другой, чтобы местных здешние псы знали хорошо как раз для подобных случаев.

И сейчас, некормленые пару дней, озлобленные и тоже соскучившиеся по командам типа «взять!», активно отрабатываемых на тренировках, сейчас они неслись со всей своей звериной мощью, по земле, грязи и пеплу своими крупными могучими лапами.

Чёрные, серые и бурые, лохматые и с гладкой недлинной шерстью, одинаково крупные и быстрые псы миновали разрушенную стену, выскакивая наружу, и стремглав неслись на отряды неприятелей, напрыгивая и вгрызаясь в горло, хватая цепкой пастью за руки, заставляя тем самым выбросить оружие, кусали ноги, раздирая плоть крепкими острыми зубами.

Бьющиеся с гвардейцами, ополченцами и рыцарями разбойники явно не ожидали того, что появится такая четырёхлапая голодная свора, тут же начавшая вгрызаться сквозь изодранные ткани им в плоть. Поле брани обрастало новыми воплями ужаса, боли и страха, в то время, как до этого все крики по большей части были боевыми кличами на выпадах или же стонами раненых, не столь истошно вопящих от того, что их заживо пожирают звериные пасти.

Королевские псы отрывали куски от бёдер и ляжек, сдирали икры с костей ног, упивались кровью из хлещущих шей и буквально отрывали бойцам руки, обгладывая, словно подброшенную им косточку. Сцены дикой расправы пугали даже отважных рыцарей. Так сэр Оцелот едва не получил стрелой в лицо, прямиком в пасть металлического черепа, где под тёмной тканью скрывались его глаза в этой особой прорези шлема, когда наблюдал, как две массивные собаки, схватившие одного бедолагу за разные ноги, буквально раздирали того пополам, а тот ничего не мог с этим поделать, лишь истошно вопя и захлопываясь кровью.

Спущенные с цепей псы неплохо отвлекли вражеских воинов, так что тех удавалось легче ранить в бока, срубать головы, да и вообще оказывать напавшим псам различную помощь в умерщвлении оппонентов. В этот момент как раз повёл за собой кадетов Эйверь, обнажив свой волнистый пламевидный большущий фламберг, который спокойно удерживал в одной руке, прикрываясь крупным щитом в виде раздутого и расплывшегося треугольника остриём вниз, с литыми изображениями драконьих крыльев на верхних краях и гербом-короной в центре. А вместе с паладином шагали и капитаны кадетских взводов, не забывающие при необходимости давать чёткие указания.

Поначалу их маленький отряд стражи крушил одного негодяя за другим. Разбойников было много, и все прекрасно вооружены, но гибли десятками под свистом оружия ловких натренированных стражников. Руки бандитов, все ещё сжимающие дорогие клинки, валялись отрубленными на сырой траве, смеживая хлещущую кровь с крупной утренней росой. Летели головы, выбивались зубы, вопли лились в воздух несмолкаемым шумом и, казалось, числу разбойников не было конца.

Крэйн махал мечом крест накрест, резал врагов, отталкивая их ногами и сваливая наземь, а иногда делал ловкие подножки, тут же пронзая плоть мечом сверху вниз, и продолжал своё движение, расчищая путь, как своим бойцам, так и утяжелённым отрядам. Возле него был почти весь шестой взвод, уже и Стромф и Гала сейчас находились не у катапульт, а в пехоте, лишь только одноглазый лучник Ильнар оставался в бойнице башни на своём посту, куда его заранее распределил Эйверь.

Он, вместе с остальными засевшими в оборонительной башне, смотрел в щели и старался прикрывать своих, метко выпуская стрелу за стрелой в неприятелей, пока войско под командованием Эйверя уже стремглав неслось вперёд, шумно звеня доспехами, оружием и топотом, своих, облачённых в сапоги с блестящими пряжками, ног.

Острые металлические наконечники пронзали легко и уверено лишенную брони плоть бандитов. Те всё ещё безо всяких прочных доспехов были одеты в какие-то тряпки и лохмотья, вонючую старую одежду и изредка в кафтаны да наряды, отнятые некогда прежде разбоем у торговцев и богатых путников. Никакой брони, ни кольчуги, ни даже кожаных кирас за редким исключением. Но в глазах каждого блестела воля к победе и уверенность в своих вооруженных действиях.

Они гибли один за другим, изредка пытаясь метнуть топор или кинжал. Чаще всего промахивались, но и несколько серьёзных ран такими действиями нет-нет, да и наносили. Вопли раненных сливались с грозным кличем нападавших. Словно под чарами и гипнозом или глотнувшие настойки для состояния берсерка, едва сохраняя грань рассудка и личности, они по чьему-то жестокому приказу шли сюда умирать.

– Ну, надеюсь, хоть на этот раз сработает! – сам себе проговорил высоким и гудящим голоском алхимик-самоучка.

Нимрод накинул шлем-шапку на свои светлые кудри, и в удобный момент достал очередную склянку с малинового цвета зельем, намериваясь отпить. Однако мимо пронеслась стрела из «скорпиона», разбив бутыль и едва не ранив ровный нос, выпирающие надбровные дуги и худые щёки алхимика-самоучки разлетевшимися по лицу осколками, чудом не впившимися в плоть.

Зажмурившись, кадет не мог даже среагировать на последующий свист стрел, да и скорость их полёта всё равно превышала любой доступный для уворота интервал. Лишь шумный прыжок приземлившегося рядом Стромфа, прикрывшего его щитом, защитил бедолагу от неминуемой смерти.

– Вот и щит пригодился, ха-ха! – узнаваемым горловым тембром с довольной ухмылкой заявил усатый крепыш, прикрывая соратника от прицельных стреломётов и арбалетчиков, бьющих откуда-то издали.

– Стромф! Твоё плечо! – обратил внимание Нимрод на вонзившуюся в его друга стрелу, торчащую из плеча, казалось вообще не доставляющую неудобств могучему усачу.

– Не важно, до свадьбы заживёт! – усмехался тот, и потащил алхимика прочь от новых выстрелов, прикрывая собой и своим заслоном от всего, что сквозь ночную мглу летели в их сторону.

Отряд Эйверя уже определённо сломил дух многих нападавших, оставляя за собой трупы и смертельно раненных, постанывающих в муках и продвигаясь всё ближе в сторону небольшой возвышенности с расставленными осадными орудиями и обилием охранявших и обслуживающих их войск неприятеля.

Кругом воцарялся лязг и звон сражений. Разрозненные обособленные стычки сменяли друг друга с подходом новых отрядов. Кадеты шли всё дальше, мешая вражеским отрядам подступать к крепости, оттесняя тех назад, однако же полноценного противостояния войско на войско не получалось, а сверху подходящие отряды неприятеля осыпали стрелами лучницы под командованием Вайруса.

К тому же теперь и у врага цель была не только прорваться в крепость, но и не подпустить полки защищающихся к своим осадным орудиям. Толпы наступающих могли расступаться, организуя меж собой коридоры, смыкаясь по обе стороны и окружая оказавшихся в такой ловушке бойцов короля. Могли напирать клином, вынуждая слаженные построения войск разделяться и дробиться, провоцируя на себя и отвлекая от своих расставленных стрелков.

Арекса лихо управлялась с двумя мечами акинаками, Одуванчик вертелась со своим клаймором, выпуская лиходеям внутренности из рассеченных животов, Такада с лезвием в косе перерезал глотки окружавшему неприятелю и со смертельной точностью направлял свои ножки и металлические звёздочки в подбегающих оппонентов, а Тиль и Уилл стояли спина к спина, вертясь на месте и двигаясь боком, отражая разные выпады разбойников со всех сторон, пока впереди капитан Крэйн прокладывал им курс движения, то и дело тоже скрещивая свой меч с кем-то из яростных набегающих бандитов.

Ловкие пальцы щура Такады только и успевали метать в грудины и шеи неприятеля порции своих заточенных и свистящих в воздухе орудий. Когда же к нему подходили слишком близко, то он либо пускал в ход лезвие на своей косе, активно мотая головой и не подпуская на расстояние укола лезвием, либо его прикрывали остальные, кто был неподалёку. Эрвуд лихо нарезал врагов вокруг него, делая молниеносные рывки со своим ребристым изогнутым клинком, за один раз успевая смертельно изранить сразу нескольких противников, да и братья-близнецы в две пары глаз пытались уследить за происходящим вокруг, лихо двигаясь вдвоём и снося подходящим пиратам головы, лихими и крепкими ударами мечей.

Кое-где кадетов выручали собаки, ещё не набегавшиеся по полю брани, стремящиеся вонзить свои клыки в незадачливых лиходеев. Они также атаковали и помогали в сражении, однако уже не с такой прытью и не такой активной численностью, как когда только выскочили из-за городских стен.

Бежавший на кураже в пыл битвы Эйверь кромсал извилистым мечом направо и налево, бил врагов щитом, сбивая с ног под своим напором, и всё дальше отходил от капитанов, распоряжавшихся своими людьми самостоятельно, пока он наслаждался побоищем, будучи в его самом центре.

Рихард Крэйн старался следить за обстановкой и своими подопечными, регулярно звучал его приказ «не отставать!», но в их сторону то и дело сбегались организованные мелкие банды, на которые приходилось отвлекаться лидерам молодых отрядов, так что сами кадеты растягивались разрозненными компаниями по полю сражения, принимая атаки спереди и сбоку, пока совсем дальних наступавших пытались настичь из бойниц меткие лучники.

Ближе к Эйверю старались держаться некоторые бронированные гвардейцы, не то сами, как стража, прикрывая паладина от подлых ударов с тыла, не то чувствуя себя безопаснее, когда рядом с ними сражается такой лихой воин.

Кадетам же на первом их важном задании, на испытании и проверке всего того, чему их научили, по ходу сражения приходилось принимать решения самостоятельно. Особенно, когда любое промедление было смерти подобно.

– Стромф, о боги! – слышался голос Галы, увидавшей, сколько стрел с арбалетов в итоге в себя принял рослый воин.

– Пустяки, ерунда всё, – тяжело дышал он после пробежки в их сторону вместе с Нимродом, – Идём дальше, нечего здесь задерживаться! Всяко не лазарет, – отшучивался он, плотнее сжимая полуторный фламберг в одной руке и серый медный щит с гербом Дайнеров за внутренний поручень в другой.

Гала пыталась помочь, шагала рядом, пытаясь вытащить стрелы из плоти Стромфа, продолжая быть начеку, чтобы самой не подставиться под удар. А опасность подстерегала на каждом шагу. Эйверь где-то впереди бился среди продолжавших сражение гвардейцев. Капитаны взводов для поднятия духа бойцов велели играть своим музыкантам, дав команды прикрывать тех от вражеских нападений.

Трое человек из взвода окружило Диего для защиты, который принялся играть королевский гимн на своей замечательной скрипке. Под знакомые всем с детства ноты воины отчаянно сражались с наступавшими оппонентами. Щиты отражали стрелы, свои лучники старались прикрыть со стен и башен, но всё чаще и чаще приходилось орудовать клинками с неплохо вооружёнными разбойниками.

Пиратские сабли раз за разом оставляли на предплечьях могучей Галы всё новые ранения и царапины. Она старалась не подпустить к близнецам слишком много людей, заодно приглядывала за израненным Стромфом, а потому в процессе движения взвода всё сильнее задерживалась и отдалялась, пока рубила нападавших своим широким и верным клинком бракемаром, чтобы бить наверняка, а не просто тех отгонять. Рослая крупная девушка любила всё делать наверняка, раз и навсегда, нежели бессмысленно с угрозой махать мечом и щитом в воздухе.

Когда злоумышленников вокруг становилось слишком много, она применяла навыки боевой магией. Окружала себя непробиваемой временной капсулой, иногда возводила перед уколами со стороны вражеских воинов стенки или висящие в воздухе магические щиты.

Но, к сожалению, по окончании каждого удачного заклятья, а были ещё такие, которые формировались, но кроме свечения так и не обретали заветную форму, не давали никого эффекта, увы, не сплетаясь в должную обороняющую фигуру, она чувствовала как теряет жизненные силы и ориентир в пространстве, как в груди что-то сдавливает, кровь подступает к горлу, а порезы на плечах и предплечьях открываются с новой силой, не желая заживать.

И чем дольше она пребывала в ослабленном состоянии, тем сложнее и опаснее для неё было вообще не применять защитную магию. Но при этом именно применение магии изнуряло её даже сильнее физической активности: прыжков к врагу и от врага, отражения летящих к себя, попыткам сдержать натиск и нанести свой карающий смертельный удар.

Затягивающиеся схватки отдаляли её от остальных, изнуряя сильнее, а вокруг сбегалось всё больше и больше неприятелей, смыкая строй и перекрывая все пути для отступления. И не смотря на всё это, Гала продолжала уверенно сражаться, держась с успехом даже одна против нескольких оппонентов, обрушивая на них мощные удары лезвия, отрубающего руки, сносящие головы, протыкающие их лишённые доспехов тела насквозь.

Нимрод использовал дымовые завесы для отвлечения внимания, и заодно, чтобы получше скрыться от бегущих на них банд неприятеля, дабы не попасть в кольцо окружения. Однако и сам начинал задыхаться в дыму, уже серьёзно отдалившись от того же Стромфа. Но там впереди и вовсе разгоралось большое сражение. Капитан Крэйн, хмуря брови, со всей сосредоточенностью бился сразу с тремя вооружёнными саблями корсарами.

Эльф-шпажист Кифлер ловко пронзал неприкрытые воротами глотки, скользя среди вражеских воинов, однако быстро выдыхался, несмотря на умелые выпады. Теперь уже ему потребовалась защита Стромфа, рванувшего прикрыть от лязгающих лезвий и бьющего своим клинком-фламбергом в ответ, расчищая путь для своих.

На пару они слаженно работали, стараясь прикрыть и защитить друг друга, пока пролетевший между ними топор не заставил отскочить в разные стороны. А метатель орудия имел целый запас тому подобных, побрасывая их, словно уличный цирковой артист, жонглируя небольшими мясницкими тесаками-топориками, начиная метать их в сторону эльфа.

Кифлер, как и все вокруг, не мог позволить себе ни секунды отдыха, словно танцор на углях, прыгающий то вправо, то влево от летящих в него орудий, но при этом всё ближе и ближе приближаясь к ухмыляющемуся оппоненту, который лишь перед колким ударом, пронзившим шею, сменился в лице из самоуверенного на ошарашенный, удивлённый и даже напуганный вид, застывший на нём уже навечно.

А едва эльф нагнулся, чтобы что-то подобрать с тела павшего метателя, как мимо просвистел ещё один колун. Шпажисту сильно повезло склонится именно в тот момент, когда в него целился неприятель, однако предстояло теперь рвануть к тому и продолжать сражение.

Отскочивший в другую сторону Стромф уже прикрывал Нину, блокируя массивные удары множества сабель по рукам и броне молодой девушки, давая той время хорошенько размахнуться здоровенным клинком, чтобы изрубить и задеть сразу нескольких атакующих неприятелей.

Замыкавший весь растянувшийся взвод и окружённый аж тремя телохранителями Диего, да к тому же увлечённый игрой помпезного гимна на скрипке, старающийся вслушиваться в звучащую вокруг мелодию гимна, чтобы вместе со всеми военными музыкантами попадать в такт, не замедляясь и не ускоряя должный ритм, совсем с трудом ориентировался в пространстве, не видя даже, куда идёт.

По итогу он просто споткнулся об одно из убитых тел, с криком рухнув на землю и разломив в щепки свой ценный музыкальный инструмент. Напуганный этим событием, не верящий своим глазам, приподнимая на струнах деревянные обломки, он даже не обратил внимание, как всех трёх кадетов, обернувшихся на него расстреляли в спины вражеские стрелки, занимавшие новую позицию.

Его в таком положении заметил Нимрод, отвлекшийся от изрезанного его клинком врага и уже был готов помчаться на помощь, но падающий исполосанный по кровоточащему телу лезвием речной корсар вонзил в ботинок алхимику свой звездчатый кортик. Пригвоздил стопу завопившего кадета к земле, да ещё и удерживал поверх за рукоять, вращая оружие в свежей ране.

Дёргая изнывающую ногу со вспыхнувшей адской болью, кадет пытался ту вытащить из хватки валявшегося неприятеля, а тот из последних сил тянулся к своему поясу левой рукой, вынимая ещё один припрятанный кортик дирк уже плоский, с деревянной рукояткой.

Колкие удары последовали по ноге сбоку, прямиком сквозь мышцы икры. Что было сил пират вонзал лезвие в плоть, вынимал обратно и опять втыкал своё оружие в подергивающуюся ногу, не давая Нимроду времени сопротивляться. Одёрнуть в нарастающей агонии свою истерзанную конечность он никак не мог. Один кинжал пригвоздил к земле, другой скользил, словно в мягкое масло, оставляя крупные кровоточащие ранения. Наконец взмахом клинка Нимрод отрубил правую кисть злоумышленника почти по локоть, вырывая ногу из издевательского пыточного плена, но устоять на другой уже никак не мог.