Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 63 страниц)

* * *

В забитой людьми комнате на верхнем этаже гостиницы разбушевались мертвые недавно твари, рыча и щелкая челюстями. Черная мохнатая крыса с вспоротым животом вдруг взлетела и приклеилась к потолку, царапая штукатурку; кишки свисали вниз, словно крошечные сосиски в коптильне. Синяя мышь-черепаха откусила хвост игуане; рептилия суматошно сбежала, разбрызгивая сукровицу, и теперь отчаянно билась в ставни, ища выход. Дятел, разбрасывая глянцевые перья, хлопал крыльями, бешено нарезая круги над головами – но присутствующие его не замечали, ибо все бутылки упали со стола, разбрызгивая вино, словно струйки жидкой крови; вырезанные Хрясем кони извивались и били копытами, а резчик смотрел, раскрыв рот и выпучив глаза словно жук. Вскоре одна из неуклюжих лошадей вырвалась из деревянной основы, спрыгнула с коленей сапера – копытца застучали по полу – и ударилась о дверь, став грудой щепок.

Крики, вопли, паника… Эброна рвало фонтаном, Хром, всячески пытаясь избегать брызг, поскользнулся в луже вина и снова разбил левое колено. Он громко выл.

Мертвяк пополз в угол. Он увидел, что Мазан Гилани успела нырнуть под резную кровать, а миг спустя дятел ударился головой об изголовье, превратившись в облако мокрых перьев.

«Умная баба. Ну, если там еще есть местечко – я туда».

В другой части города свидетели готовы были поклясться именем Странника, самим Пустым Троном и могилами любимых, что два дракона вылетели из развалин таверны, разбрасывая обломки – гибельный дождь кирпича, щепок, пыли и кусков порванных на части тел – по всем улицам в пятидесяти шагах. Даже на следующее утро никакого иного объяснения нельзя было дать разрушению большого здания, из руин которого не удалось извлечь выживших.

* * *

Комната дрожала. Хеллиан удалось заехать локтем в бородатое лицо, услышав приятный хруст, но тут стена треснула, словно тонкое стекло, и упала в комнату, погребая беспомощно барахтающихся на полу людей. Женщины кричали… ну, точнее, кричала только толстуха, но так громко и часто, что хватало на всех – на всех, что старательно выползали из-под обломков.

Хеллиан отступила на шаг; пол вдруг перекосился, она поняла, что бежит непонятно куда именно, и сочла мудрым найти дверь, где бы та ни была.

Найдя искомую, она наморщила лоб, потому что дверь валялась на полу. Хеллиан встала и принялась смотреть на дверь.

Пока на нее не наткнулся Урб. – Что-то пронеслось по улице! – пропыхтел он, сплевывая кровь. – Надо уходить…

– Где мой капрал?

– Уже внизу – идем!

«Ну нет, сейчас самое время выпить».

– Хеллиан! Быстрее!

– Иди пр’чь! Ежли не счас, когда!

* * *

– Ткач Смерти, Рыцарь Тени, Мастер Фатида. – Голос Cкрипача стал холодным, почти нечеловеческим рычанием. – Стол удержит их, но не остальные. – Он начал кидать карты, и каждая, им брошенная, летела словно железная пластина к магниту, ударяя в грудь того или иного участника, заставляя отшатываться. С каждым ударом – Брюс мог лишь смотреть в ужасе – жертва поднималась над полом, роняя стул, и отлетала к стене, где и повисала, пришпиленная.

Сотрясение ломало кости. Затылки тяжело ударялись о камни, источая кровь.

Все происходило очень быстро. Лишь Скрипач стоял в сердце мальстрима, подобный хорошо укоренившемуся дереву.

Первый удар выпал на долю девушки Синн. – Дева Смерти. – Карта врезалась ей в грудь, заставив дергать ногами и руками, и вознесла к стене почти под потолок. Раздался тошнотворный хруст; девушка повисла, походя на сломанную тряпичную куклу.

– Скипетр.

Гриб завопил, пытаясь уклониться, но карта ловко поднырнула, прилепившись к груди и протащив по полу. Затем мальчик был поднят на стену слева от входа.

Когда третья карта коснулась грудины Быстрого Бена, на его лице все еще было выражение полного непонимания. – Маг Тьмы. – Его швырнуло с такой силой, что спина продавила штукатурку. Тело повисло недвижимо, словно труп на копье.

– Каменщик Смерти. – Еж заблеял и по глупости решил отвернуться. Карта ударила его в спину, так что пришлось врезаться в стену лицом. Карта тащила его кверху; за потерявшим сознание сапером тянулся красный след.

Та же участь постигла остальных – быстро, словно в них выстрелили горстью камней из пращи. Всякий раз одно и то же: жестокий удар, сотрясение стены… Сендалат Друкорлат – Королева Тьмы. Лостара Ииль – Поборник Жизни.

Обелиск – Бутылу.

Геслеру – Держава.

Буяну – Трон.

Наконец Скрипач поглядел на Брюса: – Король Жизни.

Карта вылетела из руки, сверкая словно кинжал; Брюс затаил дыхание и закрыл глаза – ощутил удар, но совсем не такой безжалостный, какой достался прочим. Открыл глаза: карта повисла, подрагивая, перед лицом.

Он поглядел в тусклые глаза Скрипача.

Сапер кивнул: – Вы нужны.

«Что?»

Еще двое остались нетронутыми. Скрипач поглядел на того, что был ближе. – Банашар, – сказал он. – У тебя дурная компания. Дурак в Цепях. – Он вытащил карту и выпустил из руки. Бывший жрец застонал, когда его подбросило над стулом и потащило к куполу. Пыль скрыла все подробности столкновения.

Скрипач глядел на Адъюнкта. – Вы знали, не так ли?

Она молчала, бледная как снег.

– Для вас, Тавора Паран… ничего.

Женщина вздрогнула.

Дверь внезапно открылась. Петли нестерпимо скрипели в леденящей тишине.

Турадал Бризед ступил в комнату. Остановился. «Турадал… нет, конечно же. Странник. Тот, что незримо стоит за Пустым Троном. Я гадал, когда же ты покажешься». Брюс понял, что успел выхватить меч; понял также, что Странник пришел убить его – бессмысленное деяние, безумное желание, непонятное ни для кого, кроме самого Странника.

«Он убьет меня.

Потом Скрипача – за дерзость».

Скрипач неспешно повернулся и поглядел на Странника. Улыбка малазанина вызывала леденящий ужас. – Если бы карта была твоей, – сказал он, – она покинула бы стол в миг твоего появления. Знаю, ты думаешь, что она принадлежит тебе. Думаешь, что она твоя. Ошибаешься.

Единственный глаз Странника светился изнутри. – Я Владыка Плиток…

– А мне плевать. Иди к ним. Играйся со своими плитками, Старший. Тебе не устоять против Владыки Колоды Драконов. Твое время, Странник, ушло.

– Но я вернулся!

Когда Странник, источавший необузданную силу, сделал второй шаг в комнату, слова Скрипача упали на его пути: – Я бы не стал.

Старший Бог ощерился: – Думаешь, Брюс Беддикт меня остановит? Остановит то, что я намерен сделать?

Брови Скрипача поднялись. – Без понятия. Но если ты сделаешь еще шаг, Странник, Владыка Фатида тоже шагнет. Сюда, сейчас. Ты встанешь с ним лицом к лицу? Ты готов?

И Брюс поглядел на карту, лежавшую на столе. Безжизненно, неподвижно. Она казалась раскрытой пастью самой Бездны. Он вдруг задрожал.

Спокойные, но дерзкие слова Скрипача остановили Странника. Брюс видел, как на красивом, хотя и малость износившемся лице Турадала Бризеда пробуждается сомнение.

– Ради всего благого, – подал он голос, – ты не пройдешь мимо меня, Странник.

– Смехотворно.

– Я жил в камне, Старший. Во мне записаны бесчисленные Имена. Человек, погибший в тронном зале, и человек вернувшийся – не одно и то же.

– Ты искушаешь меня. Раздавлю одной рукой! – оскалился Странник.

Скрипач изогнулся, бросая взгляд на карту. – Он пробудился, – сказал он, снова поглядев на Старшего Бога. – Возможно, уже стало… поздно.

На глазах Брюса Странник внезапно сделал шаг назад, и еще. Третий шаг вынес его за дверь. Еще миг – и он скрылся из вида.

Тела медленно скользили к полу. Насколько мог определить Брюс, никто так и не пришел в сознание. Нечто покидало комнату – словно удалось сделать давно задерживаемый выдох.

– Адъюнкт.

Тавора перевела взгляд с пустого порога на сапера.

– Это было не чтение, – произнес Скрипач. – Никто не был найден. Не был призван. Адъюнкт, они были отмечены. Понимаете?

– Да, – шепнула она.

– Думаю, – сказал Скрипач, и лицо его исказилось горем, – я уже предвижу конец.

Она кивнула.

– Тавора, – хрипло продолжал Скрипач. – Я… мне так жаль…

Брюсу подумалось, что, хотя он почти ничего не понимает, но понятого достаточно. Если бы это имело хоть какой-то смысл, он повторил бы слова Скрипача ей, Адъюнкту, Таворе Паран, несчастной одинокой женщине.

В этот миг скорченное тело Банашара упало на столешницу – словно труп сорвался с крюка. Жрец застонал.

Скрипач подошел и забрал карту так называемого Владыки Фатида. Чуть поглядел на нее, спрятал обратно в колоду. Подмигнул Брюсу.

– Чудная игра, сержант.

– Она так безжизненна. До сих пор. Я даже тревожусь.

Брюс кивнул: – И все же роль не кажется… вакантной.

– Верно. Благодарю.

– Вы знаете этого Владыку?

– Да.

– Сержант, если бы Странник понял ваш блеф…

Скрипач ухмыльнулся: – Тогда вы порезвились бы на славу. Выглядите достаточно надежным.

– Не одни малазане умеют блефовать.

Они по-приятельски улыбнулись. Адъюнкт переводила удивленный взгляд с одного на другого.

* * *

Багг стоял у окошка и смотрел на скромный сад Серен Педак, омываемый ныне серебристыми отражениями затянувших небо облаков. Этой ночью городу причинен ущерб – гораздо больший, нежели один-два обвалившихся дома. В комнате за спиной царила тишина с того самого мгновения, как окончилось гадание. Он все еще чувствовал себя… хрупким, почти сломанным.

Женщина зашевелилась, чуть слышно закряхтела, вставая. Подошла к нему. – Они умерли, Багг?

Он оглянулся на соединившиеся бесцветные лужицы под стульями. – Не знаю, – признался бог. – Думаю, да.

– Это было не… неожиданно… Скажите, Цеда, ведь не такую роль должны были они сыграть?

– Да, аквитор.

– Тогда… что…

Он потер заросший подбородок, вздохнул, покачал головой. – Она выбирает узкий путь… боги, что за смелость! Я должен поговорить с Королем. И с Брюсом. Нужно решить…

– Цеда! Кто убил Пиношель и Урсто?

Он повернул голову, заморгал: – Смерть просто прошла мимо. Даже Странник оказался… не у дел. – Он фыркнул: – Да, не у дел. В Колоде Драконов так много силы. В подходящих руках она может выпить нас досуха. Каждого бога, старого и нового. Каждого властителя, получившего роль. Каждого смертного, обреченного стать лицом на карте. – Он отвернулся к окну. – Он бросил карту на стол. Вашего сына. Стол удержит их, сказал он. Значит, он не желает использовать вашего сына. Оставляет. Отпускает. – Багг дрожал. – Пиношель и Урсто – они просто сели слишком близко к огню.

– Что – что?

– Гадающий держался в стороне. Никто не нападал на Урсто и Пиношель. Даже карта Рыцаря не искала вашего первенца. Гадающий положил ее, словно плотник, вбивающий гвоздь в дерево. Возьми меня Бездна, дерзкая сила, готовность так сделать чуть не лишила меня чувств. Аквитор, Урсто и Пиношель пришли защищать вас от Странника. О да, мы ощутили его. Ощутили его злодейское желание. Но затем он был отброшен, сила его рассеялась. Пришедшее на его место казалось ликом солнца, растущим, столь огромным, что заполнило весь мир… они были пришпилены к стульям, пойманы, неспособные пошевелиться… – Он одернул себя. – Все мы были. Аквитор, я действительно не знаю, умерли ли они. Повелитель Смерти не подкормился этой ночью – разве что несколькими душами в разрушенной гостинице. Они могли попросту… уменьшиться… а потом они восстановят себя, вернут форму – плоть и кость – еще раз. Не знаю, но могу надеяться.

Он видел, как внимательно она изучает его лицо, и гадал, удалось ли скрыть охватившее его горе, охватившую его тревогу. Похоже, удалось плохо.

– Поговорите с этим гадателем, – сказала она. – Попросите его… сдерживаться. Никогда больше в этом городе. Прошу.

– Он сам не хотел, аквитор. Он сделал все, что смог. Защитил… всех. «Кроме, думаю, себя самого». Больше чтений не будет.

Она выглянула в окно. – Что его ждет? Моего… сына? – спросила она шепотом.

Багг понял вопрос. – У него есть вы, Серен Педак. Матери наделены силой великой и странной…

– Странной?

Багг улыбнулся: – Странной для нас. Неизмеримой. К тому же отца вашего сына любили многие. Его друзья не станут колебаться…

– Онрек Т’эмлава.

Багг кивнул: – Имасс.

– Что бы это ни значило.

– Аквитор, Имассы имеют много свойств, и одна их добродетель стоит над всеми. Неколебимая преданность. Они переживают дружбу с силой глубокой и…

– Странной?

Багг помолчал, чуть было не обидевшись на намек, который вроде бы содержался в единственном ее слове. Но потом улыбнулся: – Пусть так.

– Извините, Цеда. Вы правы. Онрек был… замечательным, он очень утешил меня. Но я не думаю, что он придет снова.

– Придет, когда родится ваш сын.

– Откуда он узнает?

– Его жена – гадающая по костям, Кайлава, благословила вас и ваше дитя. Поэтому она будет узнавать о вашем состоянии.

– О. Что же она ощутила сегодня? Угрозу? Опасность?

– Возможно, – отвечал Багг. – Она должна была… обеспокоиться. Если вам будет угрожать прямая опасность, подозреваю, что… да, она вмешается.

– Как может она надеяться защитить меня, – удивилась Серен, – если вы, трое древних богов, не сумели?

Багг вздохнул: – Немало времени понадобилось мне чтобы понять ваши заблуждения. Люди не понимают, что такое сила. Видят в ней состязание, битву: кто сильнее? Кто победил, кто проиграл? Но сила важна скорее не для открытого конфликта – она видит, что конфликт повлечет взаимный урон, и даже победитель окажется уязвимым – а для демонстрации. Присутствие – вот, аквитор, лучшее выражение силы. А присутствие по сути своей – занятие пространства. Заявление о себе, если вам угодно. Вы – то, к чему приходится прислушиваться всем иным силам, большим или меньшим, неважно.

– Не уверена, что поняла.

– Кайлава объявит о своем присутствии, аквитор. О защите. Если вы желаете более простых образов, то она станет как бы камнем в потоке. Вода может мечтать о победе, может жаждать победы, но не лучше ли просто потерпеть, верно? Поглядите на дно высохшего ручья, аквитор, и подумайте, кто же оказался победителем в войне терпения.

Женщина вздохнула. Багг понял, что она утомлена.

И поклонился: – Я должен идти – есть неотложные дела. Угроза для вас и вашего сына миновала.

Женщина оглянулась на лужи: – А это… просто подтереть?

– Оставьте до утра. Возможно, там будет лишь малое пятно.

– Я смогу показывать его гостям, говоря: «А вот здесь расплавились боги!»

Да, ей нужно защититься от событий этой ночи. Сейчас в ее разуме не осталось места ничему, кроме мыслей о ребенке. Несмотря на слова, она не осталась равнодушной к гибели Урсто и Пиношели. Все ради самоконтроля – Багг понимал, что в женщине проснулась неодолимая сила, как бывает с матерями. – Они были упрямыми, эти двое. Я не стал бы сбрасывать их со счетов.

– Надеюсь, вы правы. Спасибо, Цеда. Даже если угроза прошла стороной, я ценю вашу готовность защитить нас. Прошу не обижаться, но я не хотела бы повторения такой вот ночки.

– Не на что обижаться. До свидания, аквитор.

* * *

Едва угас жар противостояния, едва холодок пронизал тело, Странник принялся размышлять – хотя мысли текли вяло. Он не знал в точности, действительно ли пробудился Владыка Колоды – как утверждал малазанин – но риск преждевременного столкновения был реальным. Что до наглой похвальбы Брюса Беддикта… ну, это совсем иное дело.

Странник стоял на улочке неподалеку от малазанского квартала. Его трясло от гнева и еще от некоего чувства, на редкость приятного. Это было предвкушение мести. Нет, Брюсу Беддикту не дойти до дворца. Не имеет значения, сколь искусен он с мечом. Против необузданного потока магии Странника не защитит никакое мерцающее лезвие.

Верно, это не будет ловким, незаметным толчком. Но старые привычки следует использовать, а не поклоняться им. А иногда и избавляться от них. Иногда тонкость только мешает. Он вздрогнул от наслаждения, припоминая, как держал под водой голову Пернатой Ведьмы, пока та не прекратила жалкое сопротивление. Да, есть величие в насилии, в прямом наложении воли на окружающих.

Оно стало соблазнительным; оно так и зовет к повторению…

Но его одолевало слишком много забот. Столь много нужно сделать! Гадатель оказался… устрашающим. Жалкие твари, уповающие на собственные силы, всегда беспокоили Странника. Он не мог измерить глубины их душ, понять их уклончивость, понять правила, которые они добровольно налагают на свое поведение. А это крайне важно: нельзя понять врага, не зная его мотивов, его жажды. Но этот гадатель… все, чего он желает – остаться в одиночестве.

Возможно, это следует использовать. Но ведь ясно, что в ответ на давление гадатель готов нанести удар. Без страха и сомнений. Не моргнув и глазом, с улыбочкой, до ужаса крепко веря в себя. «Оставь же его… пока. Подумай об остальных. Кто опасен?»

У ребенка аквитора нашлись защитники. Те убогие пьяницы. Маэл. И другие сущности. Нечто древнее, черная шкура, горящие глаза – он уже слышал угрожающее рычание, подобное отдаленного грому – одного этого оказалось достаточно, чтобы смутить Странника.

Что же, и ребенок подождет.

О, это поистине опасная война. Но у него есть союзники. Банашар. Слабак, которого всегда можно использовать. И Фенер, трусливый бог войны – да, он сможет подкормиться силой дурака. Возьмет все, что захочет, в обмен на предоставленное убежище. Наконец, есть силы на далеком востоке, и они дорого оценят его союзничество.

Очень многое нужно сделать. Но сейчас, этой ночью, он отомстит этой жалкой груде доспехов, Брюсу.

Он ждал, пока дурак покинет штаб малазан. В этот раз никаких толчков. Нет, руки на шее ублюдка – вот что утолит злобу Странника. Верно, верно – вернувшийся человек не таков, каким был раньше. Брюс Беддикт – не просто сплетение имен на камне души. Есть еще что-то. Он словно бы отбрасывает не одну тень. Если Брюс предназначен для чего-то большего, если он станет сильнее, чем сейчас… Страннику следует подавить угрозу немедленно.

Удалить из игры. Убедиться, что он мертв и еще раз не вернется.

* * *

Нет ничего хуже, чем войти в комнату средней руки гостиницы, приблизиться к постели, сдернуть шерстяное одеяло – и обнаружить дракона. Или двух сразу. Превратившихся против воли своей. В одно жалкое мгновение сброшены все иллюзии защищенности. Бурная трансформация и глядите! крошечная комната не вмещает двух драконов.

Гостиничная прислуга по всему миру свято убеждена, что повидала в жизни всё. Да, горничная той злосчастной гостиницы может теперь утверждать это по праву. Увы, но торжествовать ей пришлось недолго.

Телораст и Кодл, снова перетекшие в форму мелких, хрупких скелетиков (давно ставших привычными, драгоценными, любимыми – кто смог бы пережить расставание с милыми ящерицами?) очутились на холме в нескольких лигах к северу от города. Едва пережив приступ негодования по поводу нежданных происшествий, панически улетев из Летераса, они провели звон или более, завывая от смеха.

Выражение лица горничной было поистине незабываемым; когда голова Кодл – драконицы проломила стену и высунулась в коридор… ну как же, все постояльцы сами высунули головы из номеров, чтобы понять причину ужасного шума и о кошмар, какое их ждало открытие! Кодл вывернулась бы кишками наружу от веселья, будь у нее кишки.

Крошечные клыки Телораст еще блестели от крови, хотя, когда она воспользовалась ими, они были гораздо, гораздо больше. Инстинктивное движение – кто станет ее ругать, ну? – подняло с мостовой жирного купца. Миг спустя она приземлилась, разбрасывая кирпичи и куски штукатурки. Разве для хищников не естественно при случае поддаваться алчности? Должно быть – так писал некий ученый, где-то, когда-то. В любом случае купец был очень вкусным!

Можно ли судить акулу, откусившую ногу пловцу? Свернувшуюся кольцами змею, проглотившую сосунка? Волков, загоняющих старуху? Нет, конечно. Вы можете осуждать их деяния, можете оплакивать погибших – но выслеживать и убивать хищника, словно это какой-то сознательный злодей – это же смешно! Да, да, это чепуха высшего сорта.

– Таков путь мира, Кодл. Всегда есть охотники и есть жертвы. Жить в мире – значит принимать эту истину. Зверь ест другого зверя, и у драгоценных людей то же самое. Разве не потому они так ценят охоту? Еще как ценят! Подумай, если хочешь – а ты же хочешь! Вот кривоногий мужлан ставит ловушку на зайца. Неужели все зайцы должны собраться и учинить кровавое отмщение над мужланом?! Неужели это будет правильно и достойно?

– Смею думать, что зайцы мыслят именно так! – крикнула Кодл, ударяя хвостиком по траве.

– Точно, точно. Но подумай, какое негодование поднимется среди родичей и друзей мужлана! Как же, это будет война, кровная рознь! Призовут солдат и хитроглазых шпионов, мастера – охотники наденут широкополые шляпы, король поднимет налоги. Тысячи шлюх поплетутся в обозе! Поэты сочинят напыщенные баллады, возбуждая чувство поруганной справедливости! Целый эпос возникнет ради оправдания жестоких сражений!

– Они просто распухли от гордыни, Телораст. Вот и все. Крошечные их умы видят себя императорами и императрицами. Видят владения, в которых можно творить что захочется. Как смеет тупой зверь огрызаться?

– Ну, Кодл, мы положим этому конец.

– Мы и зайцы!

– Верно! Правите владением, друзья? Нет, владение правит вами!

Тут Телораст замолчала, ибо в ее разум прокралась мрачная мысль. – Кодл, – сказала она неуверенно, поднимая головку, – нам придется действовать быстро.

– Знаю. Ужас!

– Кто-то в городе устроил проблемы. А мы ведь проблем не любим? Я как-то не замечала, чтобы любили.

– Только если мы сами вызываем проблемы, Телораст. Вот это бывает весело. Очень.

– Пока все не спутывается, как в прошлый раз. И не ты ли была виновата? Я все помню, Кодл. Твоя вина. На этот раз будь настороже. Делай что я скажу. В точности.

– Так мы порвем его в клочки?

– Кого его?

– Того, что любит прятаться за пустым троном. Меняет и меняет сидельцев. Всем неуютно! Хаос и смута, гражданская война, измены и кровь повсюду! Что за гадость!

– Думаешь, надо его порвать?

– Думаю, мне положено идти за тобой, Телораст. Что же, веди! Так мы рвем его на мелкие клочочки или не рвем?

– Зависит… – Телораст встала на когтистые лапы и принялась расхаживать, дергая передними лапками. – Он нам враг?

– Он кто? Сладкая моя, разве вокруг не одни враги?

– Ай, ты права! Что на меня нашло?

– Он думал, что нас можно игнорировать. А мы этого не любим. Те, что нас игнорировали, все умерли. Извечное наше правило. Шлепни нас, и мы зажуем тебя. Станешь уродливой кучей волос и кожи! Осколками костей, с которых что-то капает и сочится!

– Так мы идем и убиваем его?

– Может быть.

– Ой, да скажи, что делать!

– Я не могу тебе сказать, что делать, пока ты первая меня не научишь.

– Да, это суть партнерства. Дай подумать. – Телораст постояла, подняла голову. – Га! Что там за зеленые шарики в небе?

* * *

– Не подходи.

Вифал поглядел на жену, вспомнил, что такое уже бывало, и остался в стороне. – Почему она вообще позвала тебя? Вот чего понять не могу!

Сендалат села, вздыхая, постанывая и морщась от усилий. – Физического нападения я не ожидала. Это точно.

Вифал снова чуть не бросился к ней, но сумел подавить инстинктивное движение. – Она избила тебя? Боги подлые, я знал, что Адъюнкт – женщина крутая, но до такого?!

– Да тише ты. Разумеется, она меня не била. Просто карты оказались наделенными какой-то… гм, силой. Как будто это может нас убедить. Все это волшебство, окружающее Колоду Драконов, бросает вызов любому разумному существу. Вроде меня.

«Разумному? Ну, ну…» – Значит, гадатель нашел для тебя карту. Какую?

Он видел, что она тщательно обдумывает ответ. – Она швырнула меня на стену.

– Кто?

– Карта, идиот! Королева Тьмы! Как будто такое возможно. Глупая колода, что она знает о Высоком Доме Тьмы? Прошлое мертво, троны брошены. Там нет Короля и, разумеется, нет Королевы! Что за чепуха – как Быстрый Бен может быть Магом Тьмы? Он вообще не Тисте Анди. Ба, сплошная нелепость. Боги, у меня вроде ребра треснули. Сделай чаю, любимый, будь так добр.

– Я уже приготовился, – пробормотал Вифал, проходя к котелку. – Какой предпочтешь?

– Какой угодно с капелькой масла д’байанга. В следующий раз надену доспехи. Почему так холодно? Разожги очаг, не хочу простыть. Брось те меха. А тот кальян – просто украшение? Дурханг есть? Боги, говорить тяжело.

«Вот это новость, дорогая!»

* * *

Последним подвигом мертвой игуаны было – укусить Хрома за левое ухо. Солдат жалобно плакал; Мертвяк склонился над ним, пытаясь избавить от намертво вцепившейся ящерицы. Текла кровь и казалось, что Хром лишится половины уха. Эброн сидел на кровати, закрыв голову руками. – Все путем, Хром. Мы придумаем, как вправить колено. А может, и ухо назад пришьем…

– Нет, не пришьем, – сказал Мертвяк. – Тут явно есть зараза. Как бы дальше не пошла. Слюна игуаны, а особенно мертвой игуаны, очень вредна. Придется провести ритуал, изгоняя токсины, что уже вошли в рану. – Он помолчал. – Мазан, можешь вылезать из-под кровати.

– Как скажешь, – сказала женщина и закашлялась. – Худом клятые волосяные шары… никогда не отчищусь…

Хром закричал, когда Мертвяк просунул в челюсти игуаны нож и принялся кромсать мышцы и сухожилия. Еще миг – и тварь упала на пол, заставив всех вздрогнуть, ибо из горла ее вырвалось шипение.

– Я думал, ты сказал, она мертвая! – крикнул Корд, раздавив голову игуаны ударом сапога. Брызги полетели во все стороны.

– Теперь точно мертвая, – согласился Мертвяк. – Лежи, Хром. Давай начнем исцеление…

– Не позволяйте некромантам исцелять людей, – жалобно сказал Хрясь, сверкавший глазами из угла. Результаты его резчицкой работы – кони и всадники различных степеней неготовности – выломали дверь (кажется, они не только бились в нее, но и грызли зубами) и пропали в коридоре.

Мертвяк скривился, глядя на сапера: – Ты так не сказал бы, если бы умирал от ран и единственным спасителем…

– Нет, сказал бы.

Некромант послал ему мрачную улыбку. – Что же, однажды увидим, не так ли?

– Нет. Я убью тебя раньше, чем ранюсь.

– Тогда нам обоим конец.

– Точно, точно! Я всегда говорил: ничего доброго от некроманта не дождешься, ну никогда!

Дятел превратился в неопрятную кучку перьев. Мышь-черепаха скрылась через пролом в двери и, возможно, преследовала сейчас деревянное войско. Черная крыса все еще висела верх лапами на потолке.

Шип встал около Эброна: – Мертвяк прав, колдун? Повелитель Смерти показался здесь?

– Нет. Ничего такого. Почему бы тебе не спросить у него самого…

– Он занят исцелением. Хочу тебя услышать, Эброн.

– Скорее проснулись сразу все садки. Капрал. Не знаю, во что играет Адъюнкт, но весело не будет. Скоро нам в поход. Думаю, эта ночь все решила. Роли розданы, но сомневаюсь, что кто-то – даже Тавора – знает всех игроков. Доведется нам носы расквасить.

Мертвяк, разумеется, слышал их разговор. Работа над развалинами Хромова колена стала для каждого целителя в роте привычной до автоматизма, хотя каждый всячески старался помочь невезучему придурку. – Эброн прав. Не завидую вашему взводу, если вас опять определят в сопровождение Синн. Она в самой середине всего.

Эброн ощерился: – В середине или на краю – разницы нет. Мы все в беде.

Странный булькающий звук привлек всеобщее внимание. Солдаты уставились на раздавленную голову игуаны, которая снова задышала.

Из-под кровати фыркнули: – Я не вылезу, пока солнце не встанет.

* * *

Все вышли, хотя это скорее походило на бегство, нежели на чинное окончание встречи с командиром. Остались только Адъюнкт, Лостара Ииль и Брюс. Штукатурная пыль висела в воздухе, сделав свет фонарей тусклым; пол скрипел и шуршал под ногами.

Брюс следил, как Адъюнкт медленно опускается в кресло, что стояло во главе стола. Было трудно сказать, какая из женщин более утомлена и огорчена. Таинственное горе, одолевающее Лостару Ииль, готово было показаться на поверхности; она не произнесла ни слова с момента ухода Скрипача, она стояла, в отчаянии скрестив руки. А может, у нее просто ребра болели?

– Спасибо вам, – начала Тавора, – за присутствие, сэр.

Брюс нахмурился: – Я мог быть причиной, привлекшей сюда Странника. Адъюнкт, вполне возможно, вам следует меня проклинать.

– Не думаю. Нам свойственно везде наживать врагов.

– Это был задний двор Странника, – подчеркнул Брюс. – Естественно, нарушители покоя ему не нравятся. Более того, он презирает тех, с кем приходится делить место. Вроде меня, Адъюнкт.

Она искоса поглядела на него: – Вы были мертвы, однажды. Я правильно понимаю? Вас воскресили.

Он кивнул. – В таких делах у нас очень мало выбора. Если бы я задумывался о происходящем, впал бы в уныние. Трудно принять идею, что тобой так легко манипулируют. Предпочитаю думать, что моя душа принадлежит только мне.

Она отвела взгляд, положила ладони на стол – странный жест – и вроде бы принялась внимательно их изучать. – Скрипач говорил о … сопернике Странника. Владыке Колоды Драконов. – Она чуть помедлила. – Это мой брат, Ганоэс Паран.

– О. Понимаю…

Она потрясла головой, не отрывая глаз от собственных рук. – Сомневаюсь. Мы можем быть родней по крови, но, насколько я знаю, мы не союзники. Не… близки. Между нами многое стоит. Ошибки, которых не исправить ни делом, ни словом.

– Иногда, – рискнул дать совет Брюс, – когда между людьми нет ничего общего, кроме сожалений, сожаления могут стать точкой нового начала. Примирение не требует, чтобы один сдался другому. Простое признание ошибок – с обеих сторон – способно затянуть разрыв.

Женщина криво улыбнулась: – Брюс Беддикт, ваши слова мудры, но они предполагают общение между сторонами. Увы, но здесь иной случай.

– Возможно, вам следовало сегодняшней ночью добиваться внимания Владыки. Хотя если я правильно разгадал Скрипача, контакта не ожидалось. Солдат блефовал. Скажите, если можете: ваш брат знает о вашем… трудном положении?

Ее взгляд стал резким, оценивающим. – Не помню, чтобы рассказывала о нашем положении.

Брюс промолчал. Он гадал, какую же тайную паутину только что затронул.

Она встала, чуть нахмурилась, заметив Лостару – как будто удивившись, что та еще здесь – и сказала: – Сообщите Королю, что мы намерены выйти очень скоро. Назначена встреча с союзниками на границе Пустошей. Оттуда пойдем на восток. – Она помолчала. – Разумеется, нужно вначале убедиться, что мы пополнили необходимые припасы. Мы готовы платить серебром и золотом.

– А мы готовы вас отговаривать. Пустоши очень уместно названы. Что до земель восточнее, то слухи оттуда доходят самые дурные.

– Мы не ждем ободряющих слухов, – отрезала Адъюнкт.

Брюс поклонился. – Позвольте оставить вас, Адъюнкт.

– Желаете, чтобы вас сопроводили?

Он покачал головой: – Нет необходимости. Но благодарю за предложение.

* * *

Крыша подойдет, хотя… Он желал бы оказаться на башне, высокой до неприличия. Или на шпиле некоей шатающейся, готовой обрушиться в бурное море твердыни. А может, и на крутом утесе дикой горы, скользкой ото льда и швыряющей вниз лавины. В монастыре на круглой месе с единственным доступом в виде веревки и подъемной корзины. Но и крыша сойдет.