Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 63 страниц)

К концу дня все узнают ответ.

Ведит готовился вести армию в битву. В первый раз. В этот миг он ненавидел вождя Желча, давшему ему власть. Он не хочет командовать тысячью воинов. Не хочет тяжести их взоров, сокрушающей душу силы их веры в командира.

Жаль, что он слишком труслив, чтобы сбежать.

Он не сбежит.

Ибо Желч выбрал верно.

* * *

Тысячи зонтиков, десятки тысяч машущих опахалами рабов не смогли бы согнать пот с лица канцлера Ревы. Ему казалось: он плавится в котле истории – увы, им же разожженном. Мысль эта возвращалась то и дело, подбрасывая свежих угольков. Он сгорбился в паланкине, его одежды намокли. Рабы дергали и резко накреняли паланкин, пытаясь спуститься по козьей тропке.

Пыль проникла внутрь, запятнав поверхности резных украшений, сделав тусклыми яркие оттенки плюша. Пыль смешалась с потом в его рту. Он даже мочится песком. Или еще чем похуже. – Не там, тупая баба, – рявкнул он. Д’расская рабыня отпрянула, пригибая голову.

Величайшее мастерство состоит в избегании ловушек. Он был Государственным Канцлером, служил Королю и (избавьте небеса!) Королеве. Более того, он служил самому королевству, мириадам источников богатства, процветания и так далее… не говоря уже о вонючих массах тупоголового человечества. Разумеется, он знал, что на деле все эти «ценности» не ценнее поздравлений, провозглашаемых у кроватки отмечающего первый год жизни младенца – даже сам виновник торжества не вспомнит смысла речей.

Ну же, не будем говорить, что Фелаш подпоила рабов подозрительно пряным пуншем, что дверь комнаты заклинило и он – Канцлер Болкандо! – оказался запертым внутри и вынужденным разгребать мусор, чтобы было где стоять. Не будем вспоминать, что…

Рева оскалился. Он чем он только думал? Ах да, о нехватке искренности, лежащей, строго говоря, в самом сердце политического триумфа. Он уже давно сделал открытие: самая наглая ложь может оставаться безнаказанной, ибо некому ее обличать – а если и есть кому, что вряд ли, через месяц или два любители тыкать пальцами поглядят в другую сторону, отвлекаясь на нечто иное, способное пробудить легко вспыхивающий гнев. Гримаса откровенного пренебрежения сгодится для отражения практически всего, что могут бросить ему оппоненты. Как бывает в сражениях на бесчисленных бранных полях, все решают крепкие нервы.

Но, черт подери, здесь и сейчас – в сражении с монстром в обличье женщины, с Кругхевой – нервы готовы подвести канцлера.

Превзойден варваркой с костяным лбом! Неслыханно!

Так о чем он думал? Взор снова упал на рабыню. Та все еще корчилась у ног, вытирая подбородок и пряча глаза. Да, о любви. И несносной твари Фелаш, так нагло отвергшей его ухаживания… что же, она заплатит. Будет платить весь остаток жизни, если Рева не свернет с проторенного пути – а зачем бы ему? Да, она встанет на колени, как эта рабыня, и различие станет самым лакомым блюдом. Фелаш ведь не будет скована видимыми кандалами. Она сама себя поработит. Сдастся ему, Реве, будет находить удовольствие лишь в служении ему, ублажении всех его причуд, каждого из желаний. Вот это любовь.

За стенками раздались стоны облегчения, паланкин выровнялся. Рева достал платок и утер лицо. Дернул за звонок. Проклятая коробка остановилась. – Откройте дверь! Быстрее! – Он поддернул панталоны, завязал пояс и привстал, отталкивая рабыню из Д’раса.

Снаружи он увидел именно то, что ожидал. Они прошли перевал. Перед ним простиралась относительно ровная местность, остатки леса перемежались с лугами, которые местные дикари используют под выпас. Регион служил буфером между жалкими горными племенами и цивилизованным народом Болкандо, но буфер все уменьшался – местные уходили либо в города, либо в бандиты, прячась среди скал. Рева знал: придет время, и королевство попросту поглотит регион, что означает постройку фортов и пограничных постов, создание гарнизонов и патрулей, чтобы отгонять синекожих дикарей. Новые расходы для казны. Хотя, как подумал Рева, будут и доходы, для начала от срубленного леса, потом от зерна, выращенного на освобожденной почве.

Эта мысль его утешила, выпрямила мир под затекшими ногами. Снова стерев пот со лба, он начал озираться, ища Покорителя Авальта и его свору вестовых, лакеев и так называемых советников. Военные – гадость необходимая, пусть и наделенная всеми видами наследственных пороков. Вложи хоть кому меч в руку, дай несколько тысяч солдат, стоящих за плечами – и рано или поздно острие меча коснется затылка человека вроде Ревы. Канцлер скривился, напоминая себя, что Авальта нужно держать на коротком поводке, хотя поддерживать паутину взаимных выгод все сложнее.

Вокруг него разливалась болкандийская гвардия, отыскивая удобные места по сторонам дороги. Мычали волы, стремясь к сочной траве, где-то за толпой визжали свиньи. В воздухе завоняло человеческим потом, скотской мочой, навозом. Хуже чем в лагере торговцев – драсильянов.

Вскоре Реве удалось заметить знак Авальта – в двух сотнях шагов вниз по тракту. Он подозвал одного из слуг, указал на развевающийся штандарт: – Я желаю переговорить с Покорителем. Приведи его.

Старик скрылся в толпе.

Армия устала и слишком медленно разбивала лагерь, хотя две трети дня уже минули. Насколько мог судить канцлер, Авальт остановил всю колонну. Рева вытянул шею, но так и не сумел разглядеть легионы Напасти. Где-то далеко впереди, летят с тупым усердием мельничных жерновов – надо было все же устроить им засаду, какая армия сможет сражаться после такой гонки? Идут в полных доспехах, только без щитов, если верить донесениям. Смехотворно.

Через некоторое время он увидел, как толпа заволновалась; фигуры торопливо разбегались в стороны, и вскоре показался Покоритель Авальт. На его лице была непривычная ухмылка. Злобный взгляд потряс Реву.

Едва он раскрыл рот, Авальт подскочил ближе и прошипел: – Думаете, я существую чтобы прибегать по каждому вашему зову, Канцлер? Если вы еще не заметили, вся треклятая армия разлагается. У меня уже офицеры дезертируют, клянусь двадцатью ранами Беллата. А вам чего нужно? Очередного обмена любезностями и утешениями?

Глаза Ревы сузились. – Осторожнее, Покоритель. Будьте уверены, я призвал вас по серьезной причине. Я требую введения в курс дел, ибо, как сами могли бы заметить, мои носильщики не успевали за ходом вашего авангарда. Вы остановили всю армию и я желаю знать, почему.

Авальд моргнул, как будто недоумевая. – Вы что, не слушали меня, Рева? Половина легионов едва способны идти, у них подметки отваливаются. Края нагрудных пластин врезались в тело, потому что мастера не позаботились смягчить кожу. Подстилки гниют, едва отсыреют. Половина припасов оказалась негодной. У нас нет соли. Если этого недостаточно, добавлю: мы отстали от Напасти не меньше чем на пять лиг, а что до армии, оставленной их встречать… один из гонцов выжил и смог сообщить, что хундрилы Горячих Слез три дня назад были в семи лигах от нашей столицы. Теперь, – добавил он, фыркнув, – сколько же еще смелых допущений мы сделали в прошлом? Скоро ли нас ожидает полный крах? – Он указал на паланкин закованной в перчатку рукой: – Залезайте назад, Канцлер, и предоставьте мне заниматься делом…

– Делом, с которым вы не справляетесь, – бросил канцлер.

– Требуете моей отставки? Получите. Берите все, что захотите, Канцлер. Я уеду в горы и прибьюсь к бандитам. Они хотя бы не претендуют, будто мир движется по взмаху их руки.

– Спокойнее, Покоритель. Вы явно переутомились. Я не желаю принимать груз вашей ответственности. Я ведь вовсе не человек войны. Итак, отставка отвергнута. Восстановите армию, Авальт. Вам дается столько времени, сколько потребуется. Если оставленная армия исчезла, значит, ушла навстречу хундрилам. Наверно, ситуация потребовала вмешательства. К тому же мы вряд ли сможем повлиять на то, что происходит у них, верно?

– Склонен полагать, у нас слишком много своих забот, Канцлер. Как думаете?

– Вернитесь к командованию, Покоритель. Мы сможем поговорить, оказавшись в безопасности дворца. «И там я смогу научить тебя, кто тут кому служит».

Авальт смотрел на него достаточно долго, чтобы показать полное неуважение. Затем отвернулся и пошел к войскам.

Рева дождался, пока он не исчезнет в толпе, и подозвал слугу, по глупости оказавшегося в десятке шагов и выслушавшего всю беседу. – Найди нам место для лагеря. Поставьте шатер – тот, что поменьше, сегодня ночью мне понадобится мало людей, не больше двадцати. Найдите в обозе еще женщин, и не из драсильяни, их невнимательность мне надоела. Давай быстрее. И принеси вина!

Закивав головой, слуга поспешил прочь. Рева отыскал взглядом одного из личных ассасинов. Тот смотрел прямо на него. Канцлер указал глазами на слугу. Ассасин кивнул.

«Видишь что ты натворил, Покоритель? Ты убил старика. Я пришлю тебе его голову в соли, и мы отлично поймем друг друга».

* * *

Надежный Щит Танакалиан вошел в шатер, стянул перчатки. – Я тут осмотрелся, Смертный Меч. Они действительно выдохлись. Сомневаюсь, что они смогут завтра идти, не говоря уже о сражениях в ближайшую неделю – другую.

Сидевшая на походной кровати Кругхева сосредоточенно натирала маслом меч и не подняла головы. – Все вышло легче, чем я ожидала. На сундучке вода – угощайтесь.

Танакалиан перешагнул запачканный солью ящик. – Еще новости. Мы поймали болкандийца – гонца, пришедшего от остатков армии, которая должна была нас поджидать. Похоже, Вождь Желч сделал именно то, чего мы ожидали, сир. Скорее всего, сейчас он уже видит столицу королевства.

Женщина хмыкнула: – Что же, будем ждать канцлера, чтобы сообщить об изменившейся ситуации, или продолжим марш? Вождь хундрилов захочет осаждать столицу, но у него есть только кавалеристы. Можно предположить – он не станет ничего делать до нашего появления. А на это уйдет не менее трех дней.

Танакалиан сделал глубокий глоток из глиняного кувшина и поставил его в выемку крышки сундука. – Ожидаете битвы, Смертный Меч?

Она поморщилась: – Хотя события вряд ли дойдут до подобных крайностей, сир, нужно учитывать любую возможность. И все же, – она встала, зрительно заполнив собой весь шатер, – мы добавим переход в половину ночи. Бывают времена, когда следует делать неожиданное. Я намерена устрашить короля, заставить его подчиниться. Одна мысль о потере брата или сестры в конфликте с Болкандо мне противна; но мы покажем королю Таркальфу пример пылкой несдержанности – в меру, разумеется, не как Вождь Войны Желч.

Танакалиан обдумал ее слова. – Воины хундрилов уже пали в нежданной войне, Смертный Меч.

– Иногда уважение заслужить трудно, Надежный Щит.

– Полагаю, болкандийцам приходится переоценивать былое пренебрежение к Горячим Слезам.

Женщина поглядела на него, оскалившись: – Они давятся своим презрением. Мы позаботимся, чтобы они помучились подольше. Скажите, можем ли мы поживиться припасами, оставленными сбежавшей армией?

– Можем, Смертный Меч. Их спешка – наша выгода.

Она вложила меч в ножны, пристегнула к поясу. – Такова сущность военной добычи, сир. А теперь выйдем к братьям и сестрам. Они постарались, и мы должны напомнить, как высоко их ценим.

Танакалиан помедлил. – Смертный Меч, вы приблизились к выбору нового Дестрианта?

В глазах женщины что-то блеснуло, прежде чем она отвернулась. – Подобные вопросы могут подождать, Надежный Щит.

Он последовал за ней в отлично устроенный, тихий лагерь. Расположенные между ротами костры горели ровными рядами. Палатки покрыли землю с идеальной регулярностью. В воздухе висел сильный запах горячего чая.

Танакалиан шагал чуть позади Кругхевы, и в уме его кружились подозрения. Смертный Меч, похоже, довольна, что осталась одна. Триумвират высшего командования Серых Шлемов остается незавершенным и несбалансированным. В конце концов, Танакалиан – очень молодой Щит, никто не видит в нем ровню Кругхеве. По сути его обязанности пассивны, а вот она должна стоять впереди всех. Она и кулак и латная перчатка, а он лишь тащится следом. Вот как сейчас, буквально говоря.

Как такое может ее не радовать? Пусть грядущие легенды об эпическом походе сосредотачивают внимание на фигуре Кругхевы; она великодушно позволит остальным стоять в тени. Она выше всех, ее лицо первым встречает лучи солнца, четко вырисовывающие черты героической решимости.

Он вспомнил, что говорил сто лет назад Надежный Щит Эксас: «Даже самая свирепая маска трескается на жаре».

«Что же, я буду следить за вами, Смертный Меч Кругхева, и позволю единолично завладеть высоким помостом. История ждет нас, и все твари встали в стороне, чтобы увидеть, какие плоды приносит их самопожертвование.

Но настанет миг, когда вперед должен выйти Надежный Щит, одиноко встав под жестоким светом солнца, ощутив касание пламени и не дрогнув. Я буду горнилом правосудия и даже Кругхеве придется отступить и восхвалить мое суждение».

Она щедро тратила свое время и внимание, приветствуя каждую сестру, каждого брата – но Танакалиан угадывал в этом холодный расчет. Он видел, как она ткет нити персонального эпоса, видел, как нити развеваются за спиной командира, переходящего от одной группы солдат к другой. Тысячи глаз узрят героиню, тысячи языков сложат хвалебную песнь. Короче говоря, он расчетливо дарит им возможность заранее увидеть все детали широкого, длинного гобелена деяний Смертного Меча Кругхевы из Серых Шлемов Напасти.

Он шел чуть позади, играя свою роль.

«Ибо все мы создаем личный культ, рисуем героическое существование. Увы, лишь самые безумные используют одни золотые нити – а иные не страшатся истины и пользуются полной палитрой, вплетая темные пряди, тени, и в некоторые места никогда не проникает ясный свет – там разрастается нечто непотребное.

Какая трагедия, что нас так мало – нас, не страшащихся истины».

В любой толпе, полагал он – сколь угодно большой и тесной – стоит вглядеться пристальнее, и увидишь по сторонам лишь золотые огни, такие яркие, так сверкающие самообольщением и необузданным эгоизмом, что выгорят глаза, оставив пустые провалы.

«Но кто готов услышать мое предостережение? Я Надежный Щит. Некогда мой род был проклят необходимостью принимать всё – и ложь, и истину. Но я не буду таким, как другие. Я возьму вашу боль, да, всех и каждого – но, сделав это, я затащу вас в горнило, чтобы огонь очистил ваши души. Подумайте об одной из истин: среди железа, серебра, бронзы и золота именно золото расплавится первым».

Она шла на шаг впереди, принимая и смех и приветствия, дразня и становясь предметом любопытства – любимый командир, шаг за шагом создающий легенду о себе.

А он шел молча, улыбаясь, такой добродушный, такой миролюбивый, такой довольный, что ему позволено разделить с ней миг торжества.

Иные маски трескаются на солнце, на жаре. Но его маска не свирепа, не сурова. На самом деле она может принимать любую желаемую форму, мягкая как глина, скользкая и чистая как лучшее из масел. Иные маски, действительно, ломаются – но не его, ибо он понял смысл, скрытый в словах давно погибшего Надежного Щита.

«Это не жара ломает маску, а лицо, когда маска уже не соответствует ему. Хорошенько запомни сегодняшний день, Танакалиан. Ты засвидетельствовал создание иллюзии, рождение времени героев. Поколения станут петь о лжи, творящейся здесь, и такой огонь будет пылать в глазах поющих, что сгорят все сомнения. Они станут с лихорадочным рвением хранить маски прошлого и оплакивать свой век, век падения.

Ибо это оружие истории, создаваемое из переплетенных корней. Мы живем сказками, мы передаем ложь потомкам, поколение за поколением, и шероховатости неверия сглаживаются от касания множества рук.

Лживая Кругхева идет среди братьев и сестер, связывая их посулами любви и грядущей судьбы. Во лжи любое мгновение истории чисто, замкнуто в клетку речений героев. К чему сомневаться?

Мы герои, никак иначе. Мы знаем, как носить маски. Мы знаем, когда на нас устремлены взоры не рожденных еще потомков.

Так солгите им, все вы».

И Надежный Щит Танакалиан улыбнулся, и весь цинизм его улыбки остался утаенным от братьев и сестер. Не пришло еще его время. Не пришло, но скоро…

* * *

Вождь Желч накинул на плечи черный вороний плащ, надел украшенный клювами ворон шлем. Приладил громадную саблю к бедру. Подошел к коню. Вокруг подобно искоркам крылатой пыли носилась мошкара. Желч кашлянул и сплюнул густую слизь, ставя ногу в стремя. – Почему война всегда рождает дым?

Двое юных Слезоточцев обменялись непонимающими взглядами.

– Не обыкновенный дым, – продолжал вождь, понукая коня. Двое воинов поехали по сторонам. – Нет, самого мерзкого вида. Одежда. Волосы. Прилипает к языку как деготь, разъедает глотку. Падением проклятая неразбериха, вот что это такое.

Желч поскакал по дороге. – Елк, ты сказал – среди них Баргасты?

Разведчик, что был слева, кивнул: – Два или три легиона, Вождь Войны. Они составят левый фланг.

Желч хмыкнул: – Никогда еще не дрался с Баргастами – их мало осталось на Семиградье, они живут далеко к северу и востоку от наших домов, как я помню. Кажутся могучими?

– Прежде всего кажутся недисциплинированными, – сказал Елк. – Ниже, чем я ожидал, а доспехи из каких-то раковин. Волосы стоят дыбом, клиньями, и лица размалеваны. Похожи на безумцев.

Желч бросил взгляд на Слезоточца: – Вы знаете, почему едете со мной на переговоры вместо офицеров?

Елк кивнул: – Нами можно пожертвовать, Вождь.

– Как и мной.

– Тут мы не согласны.

– Рад слышать. Но, если они обгадят флаг мира, что вы с Генап сделаете?

– Поставим свои тела между вами и вражеским оружием, Вождь Войны, и будем драться, пока вы не отступите.

– Если мою жизнь спасти не удастся, что тогда?

– Убьем их командира.

– Стрелами?

– Ножами.

– Хорошо, – удовлетворенно сказал Желч. – Юность быстра на руку. А вы быстрее всех прочих, поэтому и стали Слезоточцами. Может быть, – добавил он, чуть подумав, – они сочтут вас моими детьми, э?

Дорога повела вверх, начала извиваться и, наконец, слилась с широким мощеным трактом. На перекрестке стояли три приземистых квадратных амбара, над которыми поднимались черные столбы дыма. Напрасная трата. Местные предпочли сжечь зерно, нежели отдать хундрилам. Привычка к разрушению всегда раздражала Желча. Как будто война извиняет всё. Он помнил историю, рассказанную, кажется, кулаком Кенебом – как отряд королевской гвардии в городе Блур на Квон Тали, окруженный на площади, использовал детей в качестве щита против лучников Императора. Лицо Дассема Альтора потемнело от отвращения, он приказал стрелять из баллист, а не арбалетов. Едва гвардейцы были смяты, Первый Меч послал солдат вынимать детей из кучи тел. За все время войн под руководством Альтора лишь этим солдатам прокололи животы, оставив умирать медленно, в страшных муках. Некоторые вещи нельзя прощать. Желч предпочел бы содрать с блурианских ублюдков кожу.

Уничтожение хороших продуктов не такой жестокий поступок, но, как он подозревал, за ним стоят такие же чувства. До войны, не ими развязанной, хундрилы платили за зерно полновесным золотом. Вот как все разваливается, когда корону надевает глупость. Война – полнейшее разрушение цивилизации и даже простой логики.

В конце долины, примерно в пятой доле лиги, расположилась на низких холмах армия Болкандо. В центре стоял легион примерно в три тысячи тяжелой пехоты – черные доспехи во многих местах сверкали золотом, как и прямоугольные щиты. В середине легиона вздымалась рощица флагов.

– Генап, говорят, твои глаза самые острые. Скажи, что ты видишь на знаменах.

Женщина перекатила языком за щекой комок ржавого листа, окрасив губы коричневым, и ответила: – Вижу корону.

Желч кивнул. – Итак…

Баргасты стояли на левом фланге, как и докладывал Елк. Ряды были неровными, многие наемники сидели, сняв шлемы и бросив щиты. Высокие штандарты над их ротами были украшены человеческими черепами и пучками волос.

Справа от главного легиона были вырыты траншеи, за ними колыхался лес пик. Наверное, новонабранная пехота, подумал Желч. Плохо обучены, но их достаточно много, чтобы задержать любого врага на время, потребное, чтобы центр и левый фланг окружили и размололи силы, которые может бросить Желч.

Между и позади тремя основными частями виднелись застрельщики и лучники.

– Елк, расскажи, как ты начал бы атаку на эти силы.

– Не начал бы вообще, Вождь Войны.

Желч глянул на молодца, и глаза его заблестели. – Продолжай. Ты поджал бы хвост? Сдался? Наделал в штаны и взмолился о мире? Выторговывал мелкие уступки, пока кандалы не сомкнулись бы на лодыжках каждого из хундрилов?

– Я развернул бы крылья и стоял напротив них весь день, Вождь Войны.

– А потом?

– На закате мы отступили бы с поля. Выждав, пока солнце совсем не скроется, обогнули бы фланги неприятеля. Ударили бы на заре, сзади, пуская горящие стелы и дико крича. Подожгли обозный лагерь, рассеяли стрелков, вгрызаясь в бока легионов. Атака за атакой, волна за волной через каждый ползвона. А в полдень отошли бы.

– Оставив их. Пусть ползут, теряя кровь, в город.

– Во время отступления мы нападали бы еще и еще…

– Истратив все стрелы?

– Да. Как будто у нас миллионы стрел, бесперебойное снабжение. Мы загнали бы их за городские ворота и услышали просьбы о мире.

– Хундрилы поистине стали сынами Колтейна! Ха! Отлично, Елк! А теперь давайте встретимся с королем Болкандо, оценим, сколько горечи в его глазах!

* * *

Шестеро рабов вынесли оружие и доспехи. Золотая филигрань на черненых пластинах нагрудника отливала золотом, казалась потоками солнечного пламени. На чаше шлема извивались змеи с разинутыми пастями, «хвост омара» блестел серебром. Боковые пластины имели замки, позволявшие одним движением скрепить их со стальной защитой носа. Наручи украшали Королевские Гребни Болкандо, поножи были залиты черной эмалью. Широкий меч с затупленным концом прятался в ножных изумительно тонкой работы, как бы маскировавшими кровавое назначение объятого ими оружия.

Заботливо разложив части доспехов на толстом пурпурном коврике, рабы встали на колени с трех сторон.

Королева Абрасталь подошла с четвертой стороны, уставилась на детали. Чуть помедлив, произнесла: – Это смехотворно. Дайте шлем, пояс и вот те перчатки – надев остальное, я двинуться не смогу, тем более сразиться. К тому же, – сверкнула она глазами на побледневших советников, – вряд ли они планируют предательство. Так называемый вождь и двое щенков против десятка моих телохранителей. Это было бы самоубийством, а они до сих пор таких наклонностей не выказывали, не так ли?

Хефри, третья дочь, выступила вперед: – Дело идет о вашей жизни, Мать…

– Ой, сожри мое дерьмо. Если бы ты смогла притвориться хундрилом, чтобы воткнуть нож мне в спину, сейчас ко мне ехали бы не трое, а четверо. Иди играй с братом и не давай пустых советов. Я свой обед сама приготовляю. – Она подняла руки и рабы надели перчатки. Еще один раб нацепил пояс на широкие, мясистые бедра, а четвертый держал в руках шлем, ожидая своей очереди.

Едва Хефри отступила, метнув в мать дюжину ядовитых взглядов, королева повернулась к вождю племени Гилк. – Пришел посмотреть, не перекупят ли тебя, Спакс?

Баргаст ухмыльнулся, оскалив подпиленные зубы. – У хундрилов, похоже, большая половина вашей казны, Огневласка. Но нет, гилки верны слову.

Абрасталь хмыкнула: – Думаю, тот, кого зовут Тоол, описался бы от смеха.

Широкое плоское лицо Спакса стало совсем не радостным. – Не будь ты королевой, женщина, я отрубил бы тебе плюсны.

Она подошла к воину, хлопнула по защищенному раковинами плечу. – Вернемся к этому позже, Спакс. Мы с тобой прогуляемся, расскажешь о вашем калечении. Если оно действительно так ужасно, я попробую на дочери. Или на всех сразу. Почти всех.

Выдернув шлем у раба, она пошла по дороге. Телохранители побежали следом, окружив ее и Спакса с боков.

– Твоим дочерям нужна порка, – сказал Спакс. – Тем, которых я уже видел – точно нужна.

– Даже Спальтате? Ты обжимаешь ее бедра уже три ночи подряд. Думаю, для нее это рекорд. Наверное, нравятся привычки варвара.

– Особенно ее, Огневласка. Наглая, неутолимая – любой Баргаст не из Гилка уже умер бы от истощения. – Он залаял смехом. – Ты мне нравишься, поэтому тебя никогда не искалечат.

– Но рана по имени Тоол еще болит, не так ли?

Вождь кивнул: – Разочарование хуже рака, королева.

– Расскажи о калечении, – сказала она, подумав о муже и еще кое о чем.

– Женщина, которой отрубили передние половины стоп, не может отказать ни одному мужчине, женщине и даже лагерной собаке.

– Понимаю. Используй это слово еще раз в отношении меня – я тебе корешок отрублю и скормлю любимой крысе.

Вождь ухмыльнулся. – Видала зубы?

– Так-то лучше.

Хундрилы ждали на дороге, не слезая с коней. Когда представители Болкандо приблизились, главный воин спешился и вышел на три шага вперед. Затем к нему присоединились спутники.

– Посмотрите на них, – пробормотала Абрасталь. – И покажите хоть одну болкандийскую лошадь, которая стоит смирно с отпущенными поводьями.

– Конные воины, – сказал Спакс. – Они более близки с лошадями, чем с женами и детьми. Сражаться с ними одна морока, королева. Ну, припоминаю, как ривийцы…

– Не сейчас, Спакс. Стой позади, среди солдат. Слушай. Смотри. Молчи.

Гилк пожал плечами: – Как угодно, Огневласка.

* * *

Абрасталь была вынуждена признать, что первый взгляд на Вождя Войны Желча вызвал в ней внутреннее беспокойство. Острые, дерзкие глаза хищной птицы. Ему далеко за шестьдесят, как решила она, но он силен как кузнец. Черные татуировки – слезинки идут по впалым щекам, пропадая под бородой, серой, словно железными опилками припорошенной. Просторный плащ из вороньих перьев слишком тяжел, чтобы виться за спиной – он колышется, раскрываясь в стороны, так что воин словно бы выходит из устья пещеры. Звенья кольчуги имитируют на широкой груди те же слезы, а на плечах вытягиваются перьями.

Двое телохранителей кажутся едва повзрослевшими, но и в их глазах – тот же хищный блеск. Абрасталь вдруг увидела, как берет их в постель, и что-то теплое зашевелилось внизу пухлого живота. Юные лучше всего, они еще не обрели скучных привычек, они податливы, готовы отдать ей власть. А у нее большой опыт во всяческих ухищрениях; некоторые назвали бы это развратом, но ни один любовник еще не жаловался, не так ли?

Королева моргнула, не желая отвлекаться, и снова уставилась на вождя. Она успела кое-что узнать об этих хундрилах. Они были восхищены врагом, встреченным на поле брани, а потом стали поклоняться ему. Необыкновенные сведения – она с трудом поверила. Как… чуждо. По любому счету, командир, погибший, но сумевший превратить врагов в поклонников, должен быть наделен необычайными достоинствами. Одно несомненно: варваров недооценили, с самыми роковыми последствиями.

– Вождь Войны Желч, – сказала она воину, вставшему в двух шагах, – я Абрасталь, командующая Эвертинским легионом и королева Болкандо.

В глазах, озирающих ее и тяжеловооруженных телохранителей за ее спиной, сверкала насмешка. – Эти солдаты под вашей командой, Королева? Эти… шесты для палаток. Когда налетит вихрь хундрилов, устоят ли они?

– Можете попробовать, Вождь Войны.

Он что-то проворчал. – Уверен, не устоят, да и королевский шатер будет разорван в клочья. – Вождь пожал плечами. – Придется внимательно смотреть под ноги, когда будем уходить. Но мне нравится, что вы прежде всего называете себя командующей. Титул королевы звучал так, словно вы не сразу о нем вспомнили. Могу ли я заключить, что мы поведем переговоры как два командира?

– Не совсем.

– Значит, сказанное вами сегодня свяжет все королевство, в том числе вашего супруга – короля?

– Именно.

Он кивнул: – Отлично.

– Я готова выслушать список ваших обид, Вождь Войны.

Кустистые брови взлетели:– Как? Неужели мы будем подкалывать друг друга? Ваши купцы злоупотребляли в землях хундрилов, и войско готово было их поддержать. Мы изведали меру их презрения и ответили равным… а сейчас мы в одном дне пути от вашей столицы. Вы встали на дороге. Будем драться или вы станете искать мира?

Абрасталь прямо взглянула ему в глаза: – У города позади меня есть стены и укрепления. Ваши конники не могут надеяться взять их. Что вам остается? Только разорить округу, не оставив ничего.

– Мне легче прокормить воинов, чем вам город, забитый десятками тысяч беженцев.

– Вы будете морить нас голодом?

Желч пожал плечами: – Ваше Высочество, Болкандо проиграло войну. Пожелай мы, всё уже закончилось бы. Вас и ваше отродье бросили бы в колодец и крышку задвинули.

Абрасталь улыбнулась: – Ну ладно. Вы показываете мне, что родились в дикой хижине, Вождь Войны Желч. Я готова рассказать о непреодолимых трудностях управления государством, жители которого сделали заговоры своей религией, но прежде упомяну другие детали. Да, ваши летучие воины причинили нам немало бед, но мы далеко еще не проиграли. Мой Эвертинский легион – да, он принадлежит мне, не королю, не государству – никогда не терпел поражений. Строго говоря, он никогда еще не отступал ни на шаг. Ради богов, бросайте своих молодцев на стальную стену – мы сложим стену из трупов вдвое выше наших голов. Но, к сожалению, не думаю, что у вас будет шанс. Устройте сражение здесь, Вождь Войны, и будете уничтожены. Горячие Слезы перестанут существовать, став несколькими тысячами рабов с необычными клеймами.

Чуть помедлив, Желч выхаркал густую мокроту, отвернулся и сплюнул наземь. Вытер губы. – Ваше Высочество, пока мы стояли здесь, вашим тискам изрядно затупили зубы. Если вы и сомкнете челюсти, мы вряд ли окажемся в полном окружении, а вскоре прибудет на подмогу новая сила. Придется вам нас выплюнуть. – Он пренебрежительно махнул покрытой шрамами рукой. – Напрасно встаете в позу. Далеко ли отсюда Напасть? Они раздавят ваш легион, переплавят эти потешные доспехи ради золота.

Она попыталась возразить, но он снова поднял руку: – Я еще не упомянул о худшем, с чем вы встретитесь – об Охотниках за Костями. Среди моего народа ведутся бесконечные споры, каких солдат следует считать величайшими в мире. Ага, вижу по вашему лицу: вы думаете, что мы имеем в виду себя и еще кого-то. Нет, я говорю о виканах Колтейна и морской пехоте Малазанской Империи. – Жестокая улыбка обнажила зубы. – К счастью для вас, среди Охотников больше нет виканов, но, к несчастью, очень много морпехов.

За этими словами последовал долгое молчание. Наконец Абрасталь вздохнула: – Чего вы требуете?

– Мы уже получили немало добычи, Ваше Высочество, так что намерены сменять ее вам же – на воду, пищу, скот и фураж. Но, ради жизней убитых и покалеченных на этой войне, мы дадим лишь треть настоящей цены. Едва приготовления благополучно завершатся, мы соединимся с Серыми Шлемами Напасти и покинем ваше королевство. Навсегда.