Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 63 страниц)

А я считала опасной себя».

– Смола, – шепнула она, – ты разум потеряла.

Сестра услышала. – Она проникла глубже, чем все люди, нам известные.

– И что?

Смола не ответила. Мазан Гилани была уже близко и расслышала бы любые слова, даже сказанные шепотом.

Взгляд продолговатых глаз прошелся по сестрам – с любопытством, а потом с насмешкой.

«Сучка. Уже порвать готова».

– Южане, – сказала Мазан. – Всегда любила южан. Ваш пот пахнет джунглями. Вы не такие узловатые и неловкие, как северяне. Знаете, мне приходится делать особую заявку на одежду и доспехи – под меня нет стандартов, разве что среди Феннов, а это нехорошо, ведь они вымерли.

Целуй-Сюда фыркнула: – Ты не такая уж большая, – и тут же отвела взгляд, ощутив, как жалко это прозвучало.

Но Гилани всего лишь улыбнулась еще шире. – Единственная проблема с вами, южанами: вы едва умеете сидеть на конской спине. Никогда не положусь на вас как на конников. Хорошо, что вы в морской пехоте. Я же, честно говоря, давно должна была бы уйти в разведчики…

– И почему не уходишь?

– Разведка скучна, – пожала та плечами. – К тому же не хочу быть гонцом, приносящим одни дурные вести.

– Ожидаешь дурных вестей?

– Всегда. – Блеснули зубы.

Целуй-Сюда отвернулась. С нее уже довольно разговоров. Пусть Смола наслаждается.

– Итак, – сказала, чуть помедлив, Мазан Гилани. – Сержант Смола. Ходят слухи, что у тебя природный талант. Скажи скорее, есть в слухах правда или нет. Это единственное, что меня сюда привело – ну, что ты талант. Если не так, встреча окончена.

– Послушайте ее! – взвилась Целуй-Сюда. – Императрица приказывает!

Мазан моргнула. – Еще здесь? Думала, ты пошла цветочки собирать.

Целуй-Сюда потянулась за ножом, но Смола выбросила руку, ухватив сестру пониже локтя. Целуй-Сюда с шипением подчинилась, не сводя с Мазан горящих глаз. – О, для тебя во всем одна забава, да?

– Целуй-Сюда твое имя? Скажу один раз. Не знаю, какой горностай тебе задницу кусает, сердитая моя. Лично я тебе никогда дорогу не перебегала. Остается предположить, что ты просто вздорная чудачка. Что случилось – уступила любовничка гибкой как тростинка северянке? Ну, это не я была. Почему бы не опустить перышки? Может, это поможет? – Она вытащила дальхонезский бурдюк. – Увы, в нем не вино дикой лозы нашей родины…

– И не рисовая моча из Летера, надеюсь?

– Нет. Из Синей Розы. Торговец клялся, это давний напиток Тисте Анди. – Женщина пожала плечами, протянула бурдюк. – Вполне сносно.

Целуй-Сюда приняла мех. Она умела распознавать намеки и поняла: Мазан предлагает ей способ избежать унижения, и глупо было бы отказываться от этого пути. Вытянув смоляную пробку, она сделала глоток. Проглотила – и задохнулась. – Хорошо пойдет, – прохрипела она внезапно севшим голосом.

Смола наконец заговорила: – Втянули коготки? Отлично. Мазан, ты хотела узнать, есть ли у меня талант. Хм, я не похожа на дальхонезских ведьм. Но, полагаю, кое-что мне дано.

– Ладно. И что тебе сказало «кое-что»?

Смола колебалась. Она протянула руку за бурдюком. Сделала два глубоких глотка. – Да, ты северянка, мы нет – но всё равно мы из Даль Хона. Понимаем друг дружку. Не нужно говорить: если я обещаю, что дам тебе кое-что, то ожидаю ответного подарка.

Мазан Гилани захохотала, но без всякой едкости. Ну, почти. – Как надо сказала.

– Ты дольше нас в солдатах, – вскинулась Смола, – и я просто напоминаю старые пути, которые ты могла забыть или просто отвыкла.

– Давай же.

– Я могу ощущать события, которые вот-вот случатся или могут случиться, если мы не позаботимся об обратном.

– Ты провидица.

Смола потрясла головой: – Не так просто.

– И что может с нами случиться, сержант?

– Нас вот-вот бросят.

Целуй-Сюда, как и Мазан, поглядела на сестру с тревогой. – Как это? Сестра, что это значит? Бросят? Кто? Ты о нас или обо всех Охотниках?

– Да, – отвечала Смола. – Нас, Охотников за Костями, включая Адъюнкта.

Мазан Гилани нахмурилась: – Ты про хундрилов Горячих Слез? Про Напасть? Или летерийский эскорт?

– Не знаю. Может, про всех.

– Значит, куда бы мы ни шли, – медленно проговорила Мазан, – сражаться будем в одиночку. Никто не будет беречь спины, никто не встанет с боков. Так?

– Думаю, да.

Мазан потерла шею. Целуй-Сюда протянула ей мех с вином, но она покачала головой: – Трудно понять, Смола, в какое дерьмо мы вляпаемся, ведь никто толком не знает, с кем мы будем воевать. Что, если это будут дикари со свиными рылами? Спрячутся за частоколом, будут кидать камни. Вряд ли нам нужна будет помощь?

– Ты знаешь, что впереди нас не пустяки ожидают, – сказала Смола.

Глаза Мазан постепенно сужались. – Вот чего ты хочешь? Думаешь, я прикладываюсь ухом к стенке шатра Адъюнкта?

– Ты явно знаешь больше нас.

– Даже если так, какая вам разница?

Целуй-Сюда затаила дыхание, видя, что сестра крепко сжимает кулаки. – Мне нужна причина, Мазан Гилани. Нужно знать, что наше дело стоящее.

– Думаешь, мои крохи знаний подарят тебе уверенность? Ты что, совсем отчаялась…

– Да! Точно!

– Почему?

Смола замолчала, сжав челюсти.

Мазан Гилани глянула на Целуй-Сюда, словно спрашивая: что за проблема? Почему так трудно рот раскрыть?

Но у Целуй-Сюда не было ответов. Ну, удовлетворительных ответов. – Сестра, – сказала она, – человек очень преданный. Но преданность она ценит превыше всего. Я о том, что она отдаст…

– Но тот, – прервала ее Мазан, – или то, чему она отдаст свою преданность, должны быть по-настоящему важными. Правильно. Похоже, я начала понимать. Вот только, Целуй-Сюда, посмотрела бы ты на собственные чувства.

– Как это?

– А так. Ты говоришь с изрядной горечью. Как будто преданность – проклятие, которого никому не пожелаешь. Готова поспорить: сестра затащила тебя сюда, чтобы в чем-то убедить. Смола, я правильно догадалась?

– Это наше личное дело.

Целуй-Сюда сверкнула глазами на сестру.

– Ладно, – сказала Мазан Гилани. – Выдам то немногое, что знаю. То, что сложили по кусочкам Эброн и Бутыл, Мертвяк и Наоборот. Может, поможет, а может, и нет. Тебе решать. Вот что мы думаем. – Она помедлила, потянулась к меху.

Целуй-Сюда отдала вино.

Мазан выпила и присела, принимая позу сказительницы, отлично им знакомую. Сестры сели перед ней.

– Он об этом не просил. Но он давно устраивает неприятности. Быстрый Бен встречался с ним лицом к лицу. Как и некий кузнец-оружейник из мекросов, как нам удалось узнать. Вифал. Он – яд, он это знает, но ничего не может сделать, ведь он не отсюда. Его части разбросаны по миру, но самая большая находится в месте под названием Колансе. И ей… пользуются.

– Мы идем убивать Увечного Бога.

Целуй-Сюда метнула на сестру дикий взгляд: – Но кто захочет нам помешать?

Смола покачала головой. Лицо ее исказилось смущением.

Мазан следила за ними. Голос ее был холодным: – Ты поскакала по неверному пути, Смола. Словно одноглазая мангуста. – Она выпила еще, смяла бурдюк, скривилась. – Надо было взять два. Мы не думаем, что идем его убивать. На деле мы идем к цепям Увечного. Ну, то есть Адъюнкт. Она идет. – Подняв голову, она внимательно поглядела на Смолу, потом на Целуй-Сюда: – Мы идем освобождать ублюдка.

Целуй-Сюда хрипло засмеялась. – Не удивляюсь, что все нас бросают! И я первая в очереди!

– Тихо, – сказала Смола, закрывшая лицо руками. Она дрожала… нет, ее прямо трясло. Целуй-Сюда видела слезинки, просочившиеся между пальцев сестры.

Мазан Гилани молчала с серьезным видом.

Целуй-Сюда обрушилась на сестру: – Нет! Нельзя! Невозможно! Что, если они ошибаются? Должно быть так – пусть Адъюнкт и не похожа на дуру. Все боги и властители мира выступят против нас, уж не говорю про идиотов в Колансе! Она разум потеряла! Наша командующая безумна, и нет такого закона, чтобы нам за ней идти!

Смола глубоко вдохнула, опустила ладони. Лицо ее стало твердым, как будто под ониксовой кожей теперь был несокрушимый камень, а не мягкие ткани. Глаза уже не были мутными. – Сойдет, – сказала она. – Думаю, – добавила она, – всё иное не сошло бы.

– Что…

– Это справедливо. Правильно.

– Все ополчатся на нас, – протестовала Целуй-Сюда. – Ты сама сказала…

– Если мы ничего не сделаем, так и выйдет. Они накинутся на нас. И лишат нас последних шансов на успех. Нужно заставить их передумать.

– Как? – спросила Мазан Гилани.

– Я вам скажу, – заверила Смола. – Всё начнется с тебя, Целуй-Сюда.

– Я не говорила, что хочу помогать…

– Ты дезертируешь?

– Что… а?

– Так всё начнется. Единственный путь. Ты сама этого хотела, не пытайся возражать. Ты дезертируешь из Охотников, прямо сегодня ночью, на самом быстром коне, которого найдет Мазан.

Но Мазан Гилани протестующе подняла руку: – Погоди. Я должна обсудить с…

– Разумеется, – бросила Смола. Только ничего не изменится. А теперь дослушай. Мне нужно от тебя то же самое…

– Дезертировать? Мне?

Смола кивнула: – Но поскачешь ты в противоположном направлении, Мазан Гилани. При удаче обе вернетесь.

– Чтобы быть повешенными? Нет, спасибо, сестричка…

– Нет. Адъюнкт – холодное железо, самое холодное, какое только бывает. Она всё поймет быстрее молнии, она всё поймет.

– Тогда почему просто не сказать ей? – спросила Мазан. – Мол, мы тут поняли, в чем проблема, и только вы можете ее решить.

Смола улыбнулась. Ее улыбка была бы очень к лицу самой Таворе. – Я так и сделаю… едва вы скроетесь.

– И всё же она может послать погоню.

– Не пошлет. Она же быстрая.

– Тогда зачем ждать?

Смола потерла лицо, стирая последние слезы. – Вы не поняли. Она заперта в камере, в тюрьме собственного изготовления. Она там ничего не слышит, ничего не видит. Она там совершенно одинока. Сжимает меч так, что костяшки побелели. Это ее бремя и она ни на кого его не переложит, даже на кулаков и Верховного Мага – хотя он и сам, должно быть, всё понял. Она встала между нами и правдой, и такая позиция ее убивает.

– Значит, – сказала Мазан, – ты покажешь ей, что она не одинока, что не все мы дураки, что мы, наверное, уже готовы к правде. Мы не просто догадались, мы примкнули к ней. Готовы помогать, хочет она того или нет.

– Точно.

Мазан Гилани вздохнула и ухмыльнулась Целуй-Сюда: – Ты никого не удивишь. Вот я – это другая история.

– Адъюнкт бросит кое-какие намеки, чтобы не поганить твою репутацию, – сказала Смола. – Иначе ты станешь примером для тысяч колеблющихся солдат. Целуй-Сюда… ну, сестра, тебе никто не удивится. Так?

– Спасибо. Пока люди будут понимать, что я не трусиха…

Мазан Гилани хмыкнула: – Они подумают именно так. Тут ничего не сделаешь. Мы идем на войну, а ты сбежала. И я. Тогда Смола и Адъюнкт скажут что-то, намекнут, что я отослана с заданием…

– Истинная правда, – бросила Смола.

– И это поможет. Да. Но суть в том, что многие уже видят в дезертирстве выход, и мы дадим идеальный повод. Адъюнкт может не пойти на такой риск, что бы ты ни говорила, Смола.

– Я не трусиха, – повторяла Целуй-Сюда. – Просто армия – не семья, сколько не твердите обратное. Чепуха. Командиры и короли говорят так, чтобы мы всегда были готовы вычищать их дерьмо…

– Верно, – рявкнула Мазан. – Догадываюсь, что в диких джунглях, где ты росла, никто не слышал рассказов насчет армейских мятежей. Как убивают командиров, свергают правителей. Берут…

– И при чем тут сказка о том, что мы «одна семья»?

– При том, что некоторые делают дела, а другие прохлаждаются. Ничего более. Как в семье. Кто-то один главный, не все. Узурпаторы ничем не отличаются от тех, кого они убили. Обычно всё становится хуже. Семья сражается за выживание. Ты встанешь до упора ради родных, а не чужаков. Понимаешь?

– И главные воспользуются нами. До конца. Они-то себя нашими родственниками не считают, сама знаешь.

– Вы, – бросила Смола, – можете пререкаться всю ночь. Но времени нет. Целуй-Сюда, давно ли тебе важно, что скажут люди за спиной? Или ты нашла особую гордость в звании солдата Охотников…

– Тебе нужна помощь или нет?

– Ладно. Мир. Дело в том, что ты только кажешься дезертиром. Как Фаредан Сорт под И’Гатаном.

– Я еду на юг.

Смола кивнула.

– Найду Напасть и хундрилов.

– Да.

– И что скажу?

– Убедишь их не бросать нас.

– Как, во имя Худа?!

Смола лукаво улыбнулась: – Попробуй свои чары, сестра.

Мазан Гилани сказала: – Сержант, если она едет к обеим союзным силам, куда еду я?

– Нелегко объяснить, – смущенно сказала Смола.

Мазан хмыкнула: – Постарайся. А я пока пойду красть коней.

* * *

– Ага, лейтенант, наконец я вас нашел.

– Я теперь старший сержант, сэр.

– Разумеется. И где ваши подчиненные, старший сержант?

– Распущены, сэр.

– Простите?

– То есть разосланы, сэр. Распределены по взводам, причем как родные пришлись, ни складки ни заусенца.

– Ну, просто превосходно, старший сержант. Вы заслуживаете благодарности, если вообще чего-либо заслуживаете. Увы, внимательно изучив недавние списки, я сделал открытие: ни одного из ваших рекрутов нельзя найти в армии.

– Да, сэр, они отлично обучены.

– Чему, старший сержант? Исчезновению?

– Ну, сэр, я сейчас припомнил историю из юности. Разрешите?

– Прошу, продолжайте.

– Благодарю, сэр. Ах, юность… внезапное рвение овладело Арамстосом Прыщом…

– Арамстосом?

– Да, сэр…

– Ваше второе имя?

– Так точно, сэр. Могу продолжить рассказ, сэр?

– Продолжайте.

– Внезапное рвение, сэр, вырыть пруд.

– Пруд.

– Прямо за кучей битого кирпича, сэр, у задней стены сарая. Я часто там играл, когда родители заканчивали перебрасываться словами и начинали перебрасываться ножами, или когда хижина загоралась, хотя она этого не любила. Я встал на колени и принялся копать руками среди битых черепков и острых собачьих зубов…

– Собачьих зубов.

– Отцу не везло с домашними животными, сэр, хотя это другая история, наверное, на другое время. Пруд, сэр, в котором я мог бы поместить крошечных пескарей, которых выловил из грязной реки сразу под сточной трубой – мы обычно там купались в холода, чтобы согреться, сэр. Пескари для пруда. Вообразите мое возбуждение…

– Как живое перед глазами стоит, старший сержант.

– Чудесно. Я поместил туда, гм… пятьдесят крошечных серебристых мальков – и вообразите также мой ужас, мое удивление, когда днем позже я не нашел в пруду ни единого пескаря. Что с ними случилось? Какая-то хищная птица? Старуха из переулка волосами выловила? Неужели блестящие пескари украсили ее прическу? Насекомые? Крысы? Ну, не похоже было – насекомые и крысы ужинали за столом после нашей трапезы и далеко от дома не отходили. Да, сэр, это тайна, и тайной она остается. До сего дня и, уверен, до конца дней моей жизни. Пятьдесят пескарей. Пропали. Пуф! Трудно поверить, но для ясноглазого усердного мальчугана это было ужасающе сокрушительным опытом.

– И теперь, насколько я вас понимаю, старший сержант, вы вновь уязвлены необъяснимой тайной.

– Все эти рекруты, сэр. Распределены по взводам. И сразу…

– Пуф.

– Умеете вы сказать, сэр.

– И что случилось с вашим прудом, старший сержант?

– Ну, мои ручные водяные змеи поблаженствовали еще немного, а потом пруд высох. Дети так славно мечтают, правда?

– Точно, старший сержант. Пока все не идет наперекосяк.

– Точно, сэр.

– До скорой встречи, старший сержант Прыщ.

– И вам спокойной ночи, капитан Добряк.

* * *

«Это был он. Я обманывала себя, стараясь думать иначе. Но кому дано объяснить любовь?»

Она спрятала нож в ножны, раздвинула обвисшие края полога, вышла из шатра и задрожала: легкий бриз почему – то веял холодом. «Темный север высунул язык. Отзвуки нежданного рождения – рада, что я не волшебница. Уж им-то сегодня танцевать не хотелось».

Лостара отошла от шатра командующей. Распоряжение Адъюнкта, выгнавшее ее наружу в разгар ночи, было необычным – «я готовилась спать, чтоб тебя!» – но еще более тревожным был призыв стражи. Пьяный Банашар тоже был изгнан. «Что Быстрый Бен и Бутыл расскажут тебе, Тавора? Будет ли конец твоим тайнам? Развалится ли стена твоей изоляции? Что такого приятного в одиночестве? Твоя любовница стала призраком. Империя, который ты служила, предала тебя. Твои офицеры всё больше молчат, даже между собой не разговаривают.

О змея севера, твой язык не лжет. Ползи сюда. Мы едва дышим».

Ей пришлось остановиться: на пути был шатающийся Банашар. Завидев ее, он тоже попытался встать и чуть не упал. – Капитан Иль, – пробормотал он пораженно, глубоко вздохнул и сипло выдохнул (кажется, все пьяницы так делают, пытаясь собрать растекшиеся мысли). – Приятный вечерок, а?

– Нет. Холодно. Я устала. Не понимаю, почему Адъюнкт всех прогнала – вряд ли ей не хватало места. Или так и есть? Для чего?

– Для чего, именно, – кивнул он, улыбаясь так, будто обнаружил полный кошель сладостей. – Видишь ли, это шкаф.

– Что?

Он покачивался из стороны в сторону. – Платяной шкаф. Так это называется? Да, вроде бы. Не для долгих странствий сделан. Но… и ногда… о чем это я? О, иногда шкаф так велик, что девушка бежит со всех ног и как можно дальше. Именно это я хотел сказать? Я правильно сказал?

– Шкаф.

Банашар уставил на нее палец. – Именно.

– Кто убегает от шкафа? Девушки не…

– А женщины да.

– Не понимаю.

– Всяческий выбор, ясно? Что надеть. Когда надеть, когда не надевать. Если это, то что к нему? Что надеть, капитан Иль. Выбор. Необходимости окружают тебя. Приближаются. Давят. Девушки убегают, и будем надеяться, она сделает так же.

Фыркнув, Лостара Ииль обошла дурака и двинулась вдоль по улице палаток.

«Это был он. Но ты позволила ему уйти. Может, думала – он вернется, или что ты снова его найдешь. Думала, у тебя есть время. Но мир всегда держит оружие наготове; всё, что ему нужно – твой неверный шаг, ложное решение. Ты вдруг ранена, истекаешь кровью. А он внезапно испускает дух и нет времени помешать ему, остается только стоять и смотреть, как развертывается свиток дурных новостей.

Что еще ты можешь сделать?

Это был он, но он ушел и не вернется».

Шаги ее замедлились. Лостара нахмурилась. «Куда я иду? А, правильно. Взять новое точило. Мир вооружен, Адъюнкт. Берегись. Распахни шкаф пинком, девушка, и поскорее натягивай доспехи. Окончены дни веселья, окончены ночи, полные блистающих улыбок, привилегий и прав.

Ты идиот, Банашар. В шкафу всего один наряд. Чего выбирать?»

Лостара почти услышала его ответ: «И всё же она бежит».

Нет, разговор получился нелепый и бессмысленный. Она продолжила путь к кузницам. Встретила морпеха, обменялась приветствиями.

«Сержант. Дальхонезка. Куда, во имя Худа, она идет в самую ночь?

Плевать. Точильный камень. Они так часто изнашиваются… А звук ходящего взад-вперед железного клинка так соответствует словам в голове. Чудесно. Идеально.

Это был он. Это был он.

Это был он».

* * *

Почти все застежки и ремешки доспехов никуда не годились. Тяжелые драконьи чешуи нагрудной и спинной пластин косо повисли на широких плечах. Украшенные шипами наколенники вонзились в почву, когда он склонился в мокрой траве. Он стащил тяжелые рукавицы, чтобы проще было стирать слезы со щек и густые сопли из-под носа. Массивная секира с рукоятью из кости лежала рядом.

Он выл полночи, пока горло не покраснело и голова не наполнилась песком. Где все? Он одинок и, кажется, будет одиноким еще целые годы. Будет скитаться по пустыне. Он видел старые лагеря, заброшенные деревни. Видел заваленную костями и мусором долину. Видел хромую ворону – она смеялась над ним, хотя потом, когда он ее поймал, просила прощения. Тупой! Сердце его размягчилось и он по-глупому ее отпустил, а мерзкая тварь снова захохотала и ухромала прочь. Она кончила хохотать, только когда на нее упал булыжник. А сейчас ему недостает хохотливой вороны и ее забавных прыжков – хотя бы компания была. Тупой булыжник!

День убежал и вернулся, и был он уже не таким холодным. Призрак Старого Горбуна Арбэта сдуло как пыль, и разве это честно? Нечестно это. Итак, он потерян, ищет чего-то, но забыл чего, и желает оказаться дома в Летерасе, веселиться с королем Теолом и заниматься сексом с Шерк Элалле и ломать руки приятелям-гвардейцам во дворце. Ох, где все его друзья?

Унылые, мокрые глаза уставились на секиру. Он скривился. Даже не красивая совсем.

– Лупи, – пробурчал он. – Круши. Ее звать Рилк, но она никогда ничего не скажет. И как ее имя узнали? Я одинок. Все, наверное, померли. Прости, ворона, ты была последней живой вещью! В целом мире! И я тебя убил!

– Прости, не заметил, – раздался голос за спиной.

Аблала Сани встал и повернулся. – Жизнь!

– Разделяю твое восхищение, друг.

– Как холодно около тебя, – сказал Аблала.

– Пройдет.

– Ты бог?

– Более – менее, Тоблакай. Ты испуган?

Аблала Сани потряс головой: – Я уже встречал богов. Они собирают цыплят.

– Пути наши поистине неисповедимы.

– Знаю. – Аблала помялся. – От меня ждут спасения мира.

Незнакомец склонил голову набок. – А я тут подумываю, не уничтожить ли его.

– Тогда я опять буду один! – завыл Аблала, и слезы снова хлынули из вспухших глаз.

– Потише, Тоблакай. Ты напомнил мне, что в мире еще есть нечто ценное. Если ты намерен спасать мир, друг, драконьи доспехи будут отличным пособием, как и оружие у твоих ног. Да, кажется, я помню их.

– Не знаю, – сказал Аблала, – не знаю, куда мне идти, чтобы спасать мир. Ничего не знаю.

– Тогда давай странствовать вместе.

– Боги – хорошие друзья, – кивнул Аблала, обрадованный подобным поворотом.

– И зловредные враги, – сказал незнакомец. – Но мы не будем врагами, так что не тревожься, Владеющий Рилк, Носящий Дра Элк’элайнт. Как твое имя?

Он надул грудь. Ему понравилось зваться Носящим то и Владеющим этим.

– Аблала Сани. А ты?

Незнакомец улыбнулся: – Мы пойдем на восток, Аблала Сани. Меня зовут Драконус.

– О, забавно.

– То есть?

– Это слово выкрикнул дух Старого Горба Арбэта, прежде чем черный вихрь порвал его в клочья.

– Ты должен рассказать, Аблала Сани, как здесь очутился.

– На такие вопросы я отвечать не мастак, Драконус.

Бог вздохнул: – Тогда у нас уже есть что-то общее, друг. Ну, бери Рилк и позволь, я подтяну ремешки.

– О, спасибо. Не люблю узлы.

– Думаю, никто не любит.

– Но цепи еще хуже.

Руки пришельца замешкались на пряжке. Он подтвердил: – Вполне правильно, друг.

Аблала утер лицо. Ему сразу легко зашагалось. Солнце встало и вообще, подумал он, все снова хорошо.

Каждому нужен друг.