Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 63 страниц)

– Да, государь, возможно, так будет мудрее.

– Бежать?

– Нет, предостеречь.

– Я пошлю Брюса.

– Бедный Брюс.

– Ну, разве я виноват? Бедный Брюс, это точно. Пора бы ему заслужить свой титул, каким бы он ни был, а я в данный момент не припоминаю. Что меня больше всего бесит – так это его бюрократическая натура. Таится в темноте конторы, безликий работник, прячется туда и сюда, едва ответственность постучится в дверь. Да, я не могу терпеть такого человека, брат он или нет…

– Государь, вы поставили Брюса над армией.

– Неужели? Разумеется, поставил. Поглядим, как он теперь спрячется.

– Он ожидает вас в тронном зале.

– Ну, он не дурак. Понимает, что загнан в угол.

– Ракет тоже там, – сообщил Багг, – с петицией от Гильдии Крысоловов.

– Петицией? Насчет чего – умножения крыс? Вставай, старый друг, пришло время встретиться с народом. А всё это королевское величие – штука весьма утомительная. Зрелища, парады, десятки тысяч обожающих меня подданных…

– Вы еще не устраивали зрелищ и парадов, государь.

– А они уже обожают.

Багг встал и пошел перед королем Теолом через комнату, в коридор и в тронный зал.

Там их поджидали только трое: Брюс, Ракет и королева Джанат. Теол приблизился к Баггу, когда всходил на престол. – Видишь Ракет! Обожает! Что я говорил?

Король воссел на трон и улыбнулся королеве, уже занявшей второй трон, слева. Откинулся на спинку, вытянул ноги…

– Не надо, брат, – сказал Брюс. – Вид отсюда…

Теол выпрямился. – Уф, самый что ни на есть королевский.

– Насчет этого, – начала Ракет.

– С облегчением вижу, что ты сбросила бесчисленные стоуны веса, Ракет. Весьма рад. Насчет чего?

– Обожания, о котором вы шептались с Баггом.

– А я думал, у тебя петиция.

– Я желаю спать с вами. Я желаю, чтобы вы обманывали жену, Теол. Со мной.

– Это и есть петиция?

– А что, плохая?

Королева Джанат сказала: – Меня не обманешь. Обманывать нужно было за спиной. Хитрость, уловки, измена. А я, между прочим, сижу здесь, Ракет.

– Точно так. Давайте без мрачных деталей. Свободная любовь для всех. – Она улыбнулась Теолу. – Особенно для вас и меня, сир. Ну, не совсем свободная, ведь я ожидаю, что вы оплатите ужин.

– Не могу, – сказал Теол. – Никто больше не хочет моих денег, хотя они у меня есть. Вот так всегда. К тому же… публичная измена Короля? Что за пример я подам?

– Вы носите одеяло, – указала Ракет. – Какой в этом пример?

– Ну… пример возвышенного апломба.

Брови ее взлетели: – Почти все взирают на ваш апломб с ужасом, государь. Но не я, – добавила она с обольстительной улыбкой.

– О боги, – вздохнула, потирая лоб, Джанат.

– Ну что это за петиция? – воскликнул Теол. – Ты же не Гильдию представляешь, а только себя?

– Не только. Я желаю упрочить наши связи. Как знают все, секс – это клей, удерживающий общество от рассыпания, и я подумала…

– Секс? Клей? – Теол подался вперед. – Теперь я заинтригован. Но давай отложим твое дело на миг. Не издать ли нам указ: Король будет иметь секс с каждой могущественной женщиной королевства? Только нужно будет доказать, что она именно женщина, изобрести некий способ проверки. Пусть потрудятся Королевские Инженеры.

– Зачем останавливаться на могущественных женщинах, – спросила супруга Джанат. – Не забывай о могучей скотине в домохозяйствах. И как насчет аналогичного указа насчет королевы?

Багг подал голос: – Было некогда племя, в котором король и королева имели право первой ночи на каждую невесту и жениха соответственно.

– Правда?

– Нет, Ваше Величество, – признался Багг. – Я только что придумал.

– Я могу записать это в историю, если хочешь, – сказала Джанат с плохо скрываемым нетерпением.

Теол скорчил гримасу: – Моя супруга ведет себя неподобающе.

– Я только кинула монетку в кучу дурацкого идиотизма, любимый супруг. Ракет, нам с тобой нужно посидеть вдвоем, потолковать.

– Никогда не общаюсь с женщинами. – Ракет выпрямилась, вздернула подбородок.

Теол хлопнул в ладоши. – Ну, еще одна аудиенция окончена! Чем займемся? Я намерен пойти в постель. – Он метнул взгляд на Джанат. – Разумеется, в компании дражайшей супруги.

– Мы еще не ужинали, супруг.

– Ужин в постель! Можем пригласить и… нет, нет, вычеркните это.

Брюс выступил вперед.

– Насчет армии…

– О, ты всегда насчет армии. Закажи больше сапог.

– Вот именно. Нужно больше денег.

– Багг, дай ему больше денег.

– Сколько, государь?

– Сколько нужно на сапоги и так далее.

– Не в сапогах дело, – сказал Брюс, – а в обучении.

– Солдаты обучаются без сапог? Необычайно.

– Я хочу использовать расквартированных в городе малазан. Этих «морских пехотинцев» и их тактику. Я намерен заново изобрести все военное дело Летера. Нанять малазанских сержантов.

– Адъюнкт сочтет это приемлемым?

– Сочтет. Солдаты скучают, а это всегда нехорошо.

– Воображаю. Мы знаем, куда они уходят?

Брюс нахмурился: – Меня спрашиваешь? Почему не спросить ее?

– Ага, вот и готова повестка следующей встречи.

– Мне предостеречь Адъюнкта? – спросил Багг.

Теол потер подбородок, кивнул: – Это было бы мудро, Багг. Да. Весьма мудро. Что же, дела закончены.

– Как насчет моей петиции? – требовательно спросила Ракет. – Я приоделась и всё такое.

– Буду иметь в виду.

– Отлично. А пока что – как насчет Королевского Поцелуя?

Теол заерзал на троне.

– Весь апломб сдулся, супруг? Ясно, что он лучше тебя знает границы моего терпения.

– Ну хотя бы, – сказала Ракет, – Королевские Объятия?

– Есть идея, – предложил Багг. – Поднять налоги на гильдии.

– Чудесно, – бросила Ракет. – Я ухожу. Очередной проситель отвергнут королем. Толпа станет еще более беспокойной.

– Какая толпа?

– Та, которую я соберу.

– Не соберешь.

Женщина скривилась: – Толпа опасна, Ваше Величество.

– Ох, поцелуй ее и обними, супруг. Я отвернусь.

Теол резко вскочил – и ту же сел снова. Моментик, – пропыхтел он.

– Вот и новая регалия – Королевское Достоинство, – прокомментировал Багг.

Но Ракет улыбнулась: – Будем считать это долговой распиской.

– А толпа?

– Чудесным образом рассосалась, исчезла как сонный вздох, о Канцлер или кто ты там.

– Я Королевские Инженеры. Да, сразу все. И еще Казначей.

– И Смотритель Плевательниц, – добавил Теол.

Все наморщили лбы.

Багг скривился: – Я был так приятно отвлечен – и вдруг такое. От вас!

– Что-то не так? – вмешался Брюс.

– Ах, брат, мы должны послать тебя к Адъюнкту с предостережением.

– О?

– Багг?

– Я иду с вами, Брюс.

Когда мужчины ушли, Теол поглядел на Джанат – и на Ракет – обнаружив, что обе все еще хмурятся. – Ну?

– Что-то, что мы должны знать? – спросила Джанат.

– Да, – сказал Ракет. – Ради Гильдии Крысоловов, разумеется.

– Не совсем, – ответил Теол. – Маловажный вопрос, уверяю вас. Кое-что насчет разгневанных богов и разрушительных гаданий. А теперь пора переходить к Поцелую и Объятиям… нет, погодите. Сначала вздохну поглубже. Моментик… еще один…

– Может, поговорим о моем вышивании?

– Да, это было бы идеально. Начинай. А ты, Ракет, сядь поближе.

* * *

Лейтенант Прыщ открыл глаза. Точнее, попытался, чтобы обнаружить, что они опухли. Сквозь мутные щелки он увидел нависшую сверху фигуру. Лицо натийца, задумчивое.

– Узнаете меня? – спросил натиец.

Прыщ попытался ответить, но кто-то сдавил ему челюсти. Он кивнул, узнав при этом, что шея раздулась в два раза толще обычного. Или так, подумалось ему, или голова сжалась.

– Мулван Бояка. Взводный целитель. Будете жить. – Натиец распрямил спину и сказал кому-то еще: – Будет жить, сэр. Но пользы от него не будет еще несколько дней.

Капитан Добряк появился в поле зрения. Костистое, угловатое лицо, как и всегда, было украшено выражением презрительного равнодушия. – За такое, лейтенант Прыщ, попадете в рапорт. Преступная глупость, недостойная офицера.

– Тут таких целая куча, – пробормотал уходящий целитель.

– Вы что-то сказали, солдат?

– Нет, сэр.

– Наверное, слух ухудшился.

– Так точно, сэр.

– Намекаете, что у меня плохой слух, солдат?

– Никак нет, сэр!

– А я уверен.

– Ваш слух идеален, капитан. Я уверен. Примите это как… гм… заключение целителя.

– Скажите, – продолжал Добряк, – есть ли средство от редеющих волос?

– Сэр? А, разумеется, есть.

– И какое?

– Побриться налысо, сэр.

– Кажется мне, что вам нечем заняться, целитель. Посему проследуйте в место расположения взводов вашей роты и займитесь жалобами солдат. Да, еще и вшей изгоните. И проверьте мужчин на наличие кровавых волдырей на мошонках – уверен, это симптом опасных заболеваний.

– Кровавых волдырей сэр? На мошонках?

– Похоже, плохой слух у вас, а не у меня.

– Гм… в них нет ничего особенно опасного, сэр. Только не протыкайте, или кровь потечет чертовской струей. Это от долгой езды в седле, сэр.

– И точно.

– Целитель, почему вы еще здесь?

– Простите, сэр! Бегу!

– Буду ожидать подробного отчета о состоянии вверенных вам солдат.

– Так точно, сэр! Иду проводить мошоночную инспекцию!

Добряк снова склонился над Прыщом: – Вы даже говорить не можете, так? Нежданная милость. Шесть ужалений черных ос. Вы должны были умереть. Почему не исполнили? Да ладно. Похоже, недоносков вы потеряли. Придется спустить с цепи овчарку, пусть ищет. Сегодня же ночью. Выздоравливайте поскорее, лейтенант, мне еще нужно шкуру с вас содрать.

* * *

Оказавшись вне помещения, Мулван Бояка чуть постоял, а затем торопливо направился к своим товарищам в одну из спален. Он вошел в комнату, оглядел скопище солдат, валявшихся на койках или бросавших кости, и наконец заметил сморщенное черное лицо Непа Борозды, с мрачной улыбкой на губах сидевшего скрестив ноги.

– Я знаю, что ты сделал, Неп!

– Э? Уйди-т от мня!

– Ты проклял Добряка, так? Кровавые волдыри на яйцах!

Неп кудахтнул: – Черны липки пятна тож, хе!

– Прекращай. Хватит этого, понял?

– Слишкм пздно! Они уж наросли!

– А вдруг он случайно узнает, кто виноват?..

– Не смей! Свин! Натий фрупаль! Ву бут бу вут!

Мулван непонимающе выпучил глаза на старика. Метнул взгляд и на Шелкового Ремня, развалившегося на соседней койке: – Что это он сказал?

Дальхонезец лежал, закинув руки за голову. – Худ знает. Думаю, какое-то шаманское наречие. Готов спорить, это порча.

Натиец сверкнул глазами на Непа: – Наведи порчу, и я вскипячу твои кости, кислая слива. Ну-ка, отстань от Добряка, или я расскажу Бадану.

– Бадна здесь нету, а?

– Он вернется.

– Паль!

* * *

Никто не стал бы клясться, что Преда Норло Трамб – самый восприимчивый из людей; шестеро летерийских стражников, что были сейчас под его командой, пытались спрятаться за спиной начальника, подозревая, что глупость Трамба будет стоить им жизни.

Норло раздраженно скалился на дюжину всадников. – Война есть война, – твердил он, – а мы были на войне. Люди умерли, не так ли? Такие деяния не должны оставаться безнаказанными.

Чернокожий сержант сделал едва заметный жест закованной в перчатку рукой, и на стражу нацелились арбалеты. Он сказал на грубом летерийском: – Еще один раз. Последний раз. Они живы?

– Разумеется, живы, – фыркнул Норло Трамб. – Мы тут свое дело знаем. Но, видишь ли, их приговорили к смертной казни. Мы только ждем чиновника Королевской Адвокатуры, чтобы он поставил печати на приказы.

– Никаких печатей, – сказал сержант. – Никакой казни. Отпустите их. Мы заберем.

– Даже если их преступления прощены, – упрямо ответил Преда, – мне нужна печать на соответствующем приказе.

– Отпустите их всех. Или мы вас перебьем.

Преда выпучил глаза, повернулся к подчиненным. – Оружие наголо, – рявкнул он.

– Ни шанса, – сказал страж ворот Фифид. – Господин, едва мы схватимся за мечи, как будем убиты.

Лицо Трамба потемнело даже в тусклом свете фонарей. – Ты только что заслужил суд трибунала, Фифид…

– Хотя бы еще подышу, – ответил тот.

– Остальные?

Стражники молчали. Оружие оставалось в ножнах.

– Выдавай их, – зарычал с коня сгорбившийся сержант. – Хватит нежностей.

– Послушайте этого тупого неразумного иноземца! – Норло Трамб повернулся к малазанину спиной. – Я намерен внести официальный протест в Королевский Суд. Вы ответите за угрозы…

– Ну.

Слева от сержанта с коня соскользнул юный, до странности женоподобный воин, положил ладони на рукояти двух огромных фальшионов. Темные, блестящие глаза смотрели томно, словно он еще не вполне проснулся.

Но тут червь сомнения защекотал наконец шею Трамба. Он облизал внезапно пересохшие губы: – Спенсерд, проведи этого малазанского… гм, воина к камерам.

– И? – спросил стражник.

– И освободи заключенных, разумеется!

– Слушаюсь, господин!

Сержант Бадан Грук позволил себе чуть слышно вздохнуть – так, чтобы никто не заметил – и с облегчением стал смотреть, как летериец ведет Смертоноса к тюремному блоку, что виднеется у стены казарм.

Остальные моряки неподвижно сидели на лошадях, но Бадан почти что носом чуял их напряжение. У самого пот течет под кольчугой. Нет, ему не нужны никакие сложности. Особенно кровавая баня. А проклятый Преда с мозгами землеройки чуть не дошел до края. Сердце тяжело стучало в груди. Он заставил себя взглянуть назад, на своих солдат. Круглое лицо Досады стало красным и потным, однако она подмигнула ему, прежде чем поднять арбалет, уперев приклад в пухлое бедро. Релико поместил свой самострел на сгиб локтя, а вторую руку протянул к Больше Некуда – тот только сейчас сообразил, что во дворе казарм что-то пошло не так, и теперь озирается в поисках врагов, которых нужно будет убивать (только задайте правильное направление!) Кони Накипи и Мёда стоят бок о бок, тяжелые штурмовые арбалеты саперов нацелены Преде точно в грудь – но дурак этого даже не замечает.

Прочие солдаты остались у входа; настроение у всех дурное, ведь их вытащили с веселой пирушки в Летерасе.

В тюремном блоке клацнула тяжелая дверь.

Все – и малазане и летерийцы – устремили взоры на четырех медленно вышедших людей. Смертонос почти нес подопечную, да и летериец Спенсерд сгибался под тяжестью. Вызволенные из камер пленницы оказались в плохом состоянии.

– Тише, Большик, – пробормотал Релико.

– Но это… эти… я ж их знаю!

Панцирник тяжко вздохнул: – Мы все знаем, Большик.

На пленницах не было следов пыток или побоев. На грань смерти их поставило простое небрежение. Самая эффективная пытка из возможных.

– Преда, – тихо произнес Бадан Грук.

Норло Трамб повернул лицо: – Теперь что?

– Их не кормили?

– Заключенные получают урезанный рацион. Боюсь, что…

– Как долго?

– Ну, я уже сказал, сержант, мы ждем прибытия Королевского Адвоката уже больше месяца…

Два арбалетных болта просвистели у головы Преды, начисто срезав оба уха. Он завопил от внезапной боли и тяжело шлепнулся на задницу.

Бадан ткнул пальцем в съежившуюся стражу: – Никому не шевелиться! – Затем он развернулся в седле, сверкнув глазами на Накипь и Мёда: – Даже не думайте перезаряжать! Тупоголовые саперы!

– Прости, – ответила Накипь. – Думаю, у нас обоих… пальцы затекли. – Она пожала плечами.

Мёд передал ей свой арбалет и слез с коня. – Пойду подберу болты. Кто-то видел, куда они отскочили?

– Оба упали между вон теми домами, – сказал Релико, показав направление подбородком.

Потрясение Преды перешло в ярость. Он с трудом встал на ноги; с остатков ушей текла кровь. – Попытка убийства! Я увижу вас под арестом! За такое поплаваете в канале!

– Ихняя не понимать, – сказал Бадан Грук. – Превалак, приведи запасных лошадей. Надо было взять Бояку, они же едва идти могут. Поддерживайте их на пути назад. Едем медленно.

Он смотрел на женщин, тяжело опиравшихся на освободителей. Сержант Смола и ее сестрица, Целуй-Сюда. Похожи на грязные подштанники самого Худа. Но живые. – Боги подлые, – шепнул он сам себе. – Они живы.

* * *

– Ай! Лапка отвалилась!

Банашар неподвижно сидел в кресле, следил, как скелет мелкой ящерицы кружится по полу, дергая единственной лапой.

– Телораст! На помощь!

Вторая рептилия восседала на подоконнике и смотрела вниз, покачивая головой, словно отыскивая совершенный угол зрения. – Бесполезно, Кодл, – сказала она наконец. – Так ты никуда не убежишь.

– А мне нужно убежать!

– От чего?

– От факта отпадения моей лапки!

Телораст поскакала по подоконнику, чтобы оказаться поближе к Банашару. – Жрец, промокший от вина, хшш! Погляди сюда, в окно! Это я, та, что поумнее. Та, что поглупее, на полу. Видишь? Ей нужна твоя помощь. Нет, умной ты ее не сделаешь, но не об этом речь. Дело касается лапы, видишь? Веревочка из кишок или чего-то другого перетерлась. Она изувечена, беспомощна, бесполезна. Она кружит кругами, а это нам очень обидно. Понимаешь? О Глист Богини Червей, о Беглец от убивающей поклонников безглазой земной твари! Банашар Пьяница, Банашар Мудрец, Банашар мудростью опьяненный! Прошу, смилуйся и почини лапу моей спутницы, моей милой сестрицы, той, что поглупее.

– Ты сама можешь догадаться, что я отвечу, – сказал Банашар. – Слушай, если жизнь – шутка, то какая шутка? Веселое ха-ха? Или что-то вроде «ой, я сейчас пукну»? Это умная шутка или тупая, та, которую повторяют и повторяют, пока не пропадает всякий след веселья? От этой шутки смеются или рыдают? Сколько раз мне задавать один и тот же вопрос?

– Уверена, добрый господин, ты изобретешь еще сто вопросов. Изгнанный, опозоренный, лишенный сущности жрец. Видишь те нитки? На оторванной лапе… ох, Кодл, ты прекратишь вертеться?

– Я привык смеяться, – бормотал Банашар. – Много. Разумеется, это было до того, как я решил стать священником. Увы, в таком решении нет ничего смешного, как и в жизни святоши. Годы и годы жалких размышлений, ритуалы, церемонии, упорные упражнения в магии. А Осенняя Змея, она же просто терпела нас. А потом выдала заслуженную награду… жаль, я опоздал к раздаче.

– Жалкий обломок бесполезной учености, не будешь ли так любезен – да, протяни руку, вниз и влево, еще чуть дальше. Ах! Ты взял ее! Сустав! Нитка! Кодл, слушай – смотри – прекрати вертеться сейчас же! Спасение уже близко!

– Не могу! Все перекосилось! Мир падает в Бездну!

– Забудь обо всем. Видишь? У него твоя лапа. Он смотрит на нитку! Мозги шевелятся!

– Там были канавки, – сказал Банашар. – Под алтарем. Чтобы собирать кровь в амфоры – видишь ли, мы ее продавали. Забавно, какую дрянь готовы покупать люди.

– Что он делает с моей лапкой!?

– Пока ничего. Слушай, я думаю. И думаю. Он всякий разум растерял, это ясно. У Апсалар, которая не Апсалар, в мочке левого уха было больше ума, чем в этом маринованном червяке. Но забудь! Кодл, используй локти и ползи к нему – хватить дергать лапой! Хватит!

– Не могу! – тоненько провизжала та.

Кодл дергалась, описывая круг за кругом.

– Старая кровь наружу, блестящие монеты внутрь. Мы смеялись, но это не был добрый смех. Скорее неверие, немалый цинизм, презрение к врожденной глупости народа. Так или иначе, мы скопили сундуки и сундуки богатств, больше, чем вы можете вообразить. Подвалы лопались. Клянусь, на такое можно было купить много смеха. А кровь? Что же, любой жрец вам скажет: кровь дешева.

– Прошу, ох прошу, яви милосердие, столь презираемое твоей бывшей Госпожой. Плюнь ей в глаза и помаши рукой на прощание! Тебя ждет щедрая награда, поверь! Щедрая!

– Богатства. Бесполезные.

– Награда иного рода, уверяю тебя. Существенная, значительная, ценная, пришедшая как раз вовремя.

Он оторвался от созерцания лапы, взглянул на Телораст.

Скелет качал головой. – Сила, друг мой. Больше силы, чем ты сможешь вообразить…

– Весьма сомневаюсь.

– Сила делать что захочешь, с кем захочешь и когда захочешь! Сила хлещущая, переливающаяся через край, оставляющая обширные мокрые пятна! Да, ценная награда!

– А если я тебя на слове поймаю?

– Слово мое крепко как лапа, которую ты так крепко держишь!

– Сделка заключена, – сказал Банашар.

– Кодл? Слышала?

– Слышала. Ты сошла с ума? Мы не будем делиться! Никогда не делились!

– Тише! Он слышит!

– Заключена, – повторил Банашар, распрямляя спину.

– Оййй! – завыла, кружась еще быстрее, Кодл. – Ты нас подставила, Телораст! Только что! Оййй, смотри, я не могу!

– Пустые обещания, Кодл. Обещаю!

– Заключена, – в третий раз сказал Банашар.

– Ай! Трижды! Мы обречены!

– Расслабься, ящерица, – сказал Банашар, склоняясь и хватая вертлявую тварь, – скоро снова танцевать будешь. И, – добавил он, поднимая Кодл повыше, – я тоже.

Держа в руках ящерицу и оторванную лапу, Банашар поглядел на молчаливого гостя. Тот сидел в тени, блестя единственным глазом. – Ладно, – сказал Банашар. – Теперь я выслушаю тебя.

– Польщен, – мурлыкнул Странник. – Времени у нас мало.

* * *

Лостара Ииль сидела на краю кровати; на ее коленях стояла бадейка с песком. Она погрузила клинок в тыкву со срезанной верхушкой, чтобы смазать железо маслянистой мякотью, а затем положила кинжал в песок, принявшись отчищать.

Она трудилась над клинком уже два звона. До этого были другие обработки. Больше, чем можно сосчитать.

Все твердили ей, что более чистого лезвия и найти невозможно… но сама она все еще видела пятна.

Пальцы ее стерлись, покрылись ссадинами. Кости ломило. В последние дни пальцы болели все сильнее, словно нечто проникло в плоть сквозь кожу и начало превращать ее в камень. Наступит время, когда она вообще перестанет их ощущать, и руки повиснут бесполезными палицами. Но нет, не бесполезными. Ими можно молотить мир. Если бы в этом была хоть какая польза…

О дверь ударилась рукоять меча; миг спустя вошла капитан Фаредан Сорт. Отыскала глазами Лостару. – Адъюнкт ожидает вас, – сказала женщина бесцветным тоном.

«Итак, время». Лостара Ииль схватила тряпицу и вытерла лезвие. Капитан стояла в дверном проеме и смотрела. Лицо ее было непроницаемым.

Лостара встала, вложив кинжал в ножны, и надела плащ. – Вы будете меня конвоировать? – спросила она, направляясь к двери.

– Один беглец у нас уже есть, – сказала Сорт, зашагав почти за спиной Лостары.

– Вы что, шутите?

– Не совсем. Но я буду сопровождать вас этой ночью.

– Зачем?

Фаредан Сорт не ответила. Они дошли до украшенных резьбой двойных красных дверей, отмечавших конец коридора. Капитан открыла двери.

Лостара Ииль вошла в комнату. Потолок жилища Адъюнкта – штаб-квартиры и личных покоев одновременно – был переплетением выступов, сводов и овальных балок. Он весь зарос пыльными паучьими сетями; мертвые мухи висели на паутинках, качаясь под дуновениями сквозняков. Под центральным, до странности неровным куполом поставили большой прямоугольный стол и дюжину высоких кресел. Напротив двери стену прорезали высокие окна; их пересекала платформа с балюстрадой. В-общем, на вкус Лостары это было самое непонятное помещение из ею виденных. Летерийцы называли его Великим Лекционным Медиксом, это был самый большой зал колледжа, ставшего жилищем малазанских офицеров и штабом армии.

Адъюнкт Тавора стояла на платформе и напряженно рассматривала что-то сквозь толстое стекло.

– Вызывали, Адъюнкт.

Тавора сказала, не поворачиваясь: – На столе лежит табличка, капитан. На ней вы найдете имена тех, что должны присутствовать на чтении. Поскольку некоторые могут оказать сопротивление, капитан Сорт сопроводит вас в казармы.

– Ясно. – Лостара подошла к столу и взяла табличку. Пробежала глазами ряд имен на золотистом воске. Брови ее взлетели: – Адъюнкт? Этот список…

– Отказов не принимать, капитан. Исполняйте.

Снова оказавшись в коридоре, женщины замерли, увидев приближающегося летерийца. Скромно одетый, с длинным мечом в простых ножнах, Брюс Беддикт не был наделен потрясающей красотой; но ни Лостара, ни Фаредан не могли оторвать от него глаз. Даже случайно брошенный взгляд обречен был вернуться, притягиваемый чем-то неодолимым и неотразимым.

Они расступились, пропуская его.

Брюс остановился, отвесив короткий, но вежливый поклон. – Простите меня, – сказал он Лостаре. – Мне нужно поговорить с Адъюнктом, если это возможно.

Разумеется, – отвечала она, протягивая руку к двойной двери. – Просто войдите и назовитесь.

– Благодарю. – Мелькнула улыбка; он вошел в комнату, закрыв двери.

Лостара вздохнула.

– Да, – согласилась Фаредан Сорт.

Через мгновение они ушли.

* * *

Едва Адъюнкт повернулась, Брюс Беддикт поклонился и сказал: – Адъюнкт Тавора, приветствия и пожелания всего доброго от Короля.

– Постарайтесь донести до него мои ответные теплые слова, сэр.

– Постараюсь. Мне приказано довести до вас предостережения, Адъюнкт, касательно предстоящего ночью гадания.

– Должна спросить: какое именно предостережение и от кого?

– Есть один Старший Бог, – отвечал Брюс, – традиционно превращающий королевский двор Летераса в свой храм, так сказать. Он делает это уже бесчисленное число лет. Он чаще всего действует в качестве консорта Королевы, и всем знакомо его имя – Турадал Бризед. Разумеется, почти всегда его подлинная сущность никому не известна… но нет сомнений, он Старший Бог, известный как Странник, Владыка Плиток. Как вы знаете, это летерийское подобие вашей Колоды Драконов.

– Ага, начинаю понимать.

– Все верно, Адъюнкт.

– Этот Странник готов увидеть в гадании на Колоде вызов, узурпацию.

– Адъюнкт, реакция Старшего Бога непредсказуема, в особенности реакция Странника, ведь он сложным и тесным образом связан с судьбой и случаем.

– Могу я побеседовать с Турадалом Бризедом?

– Старший Бог не являлся в этом облике со времени правления императора; его не видят во дворце. Но меня заверяли, что он близко – возможно, его пробудили ваши намерения.

– Интересно, кто же во дворце способен выяснить подобное?

Брюс неловко пошевелился. – Это, скорее всего, Багг.

– Канцлер?

– Если вы знаете его лишь в этой роли… да, Канцлер.

Во время разговора она стояла на помосте, но теперь спустилась на четыре ступени и подошла ближе. Бесцветные глаза впились в Брюса. – Багг. Один из моих Верховных Магов находит его… как он выразился? Восхитительным. Но ведь Быстрый Бен склонен к необычным, зачастую сардоническим заявлениям. Ваш канцлер еще и Цеда – ведь так здесь именуют Верховных Магов?

– Было бы разумным рассматривать его именно так, Адъюнкт.

Она о чем-то задумалась, затем сказала: – Я уверена в способности моих магов отразить почти любые угрозы… но со Старшим Богом они, похоже, не справятся. Как насчет вашего Цеды?

– Багга? Гм, ну… не думаю, что его очень пугает Странник. Увы, он намерен удалиться, если вы все же решитесь на гадание. Поэтому я и довожу до вас искреннее беспокойство Короля Теола относительно вашей безопасности.

Казалось, эти слова ее встревожили, ибо Тавора отвернулась и медленно обошла квадратный стол. Затем обернулась к Брюсу, встав по другую сторону стола. – Спасибо вам, Брюс Беддикт, – сказала она подчеркнуто официальным тоном. – К сожалению, я откладывала чтение Карт слишком долго. Нам необходимы указания и даже побуждения.

Брюс склонил голову набок. Что намерены делать эти малазане? Такой вопрос часто обсуждается при Дворе, а также, без сомнения, во всем городе. – Понимаю, Адъюнкт. Мы можем помочь еще чем-то?

Тавора нахмурилась: – Я уже не уверена, учитывая нежелание Цеды быть даже простым свидетелем.

– Он не желает, чтобы его присутствие повлияло на гадание. Я так подозреваю.

Адъюнкт открыла было рот, чтобы нечто сказать, но промолчала. Кажется, глаза ее чуть расширились… но она тут же отвернулась. – Тогда какие формы помощи вы можете предложить?

– Я готов предложить себя самого. Я Королевский Меч.

Она метнула на него удивленный взгляд: – Странник не пожелает вступить с вами в схватку, сэр?

Он пожал плечами: – По крайней мере, Адъюнкт, я смогу вступить с ним в переговоры, претендуя на некое знание, с уважением к его прошлому среди нашего народа и так далее.

– Вы готовы рисковать ради нас?

Брюс помедлил, ибо не любил лгать. – Риска нет, Адъюнкт, – выдавил он наконец.

И тотчас заметил в ее отвердевшем взоре неуклюжесть своей лжи. – Вежливость и честь требуют, чтобы я отклонила ваше великодушное предложение, сэр. Но, – тут же добавила она, – я должна опуститься до подлости и сказать, что ваше присутствие будет приветствоваться.

Он вновь поклонился.

– Если вам нужно довести всё до сведения Короля, время еще есть. Времени мало, но на короткую аудиенцию, надеюсь, хватит.

– Это не обязательно.

– Тогда прошу, налейте себе вина.

Он поморщился: – Благодарю, Адъюнкт, но с вином я покончил.

– Вон там, на столике, есть кувшин эля. Фаларского. Уверена, это чудесный напиток. Мне докладывали.

Он улыбнулся и заметил, что она вздрогнула – и ненадолго удивился, почему женщины так часто реагируют на его улыбку. – Да, я его попробую. Спасибо.

* * *

– Чего я не приемлю, – сказал он, – это самого факта твоего существования.

Мужчина напротив поднял голову. – Взаимно.

Таверна была переполнена, посетители явно относились к высшим, уставшим от привилегий классам общества. Груды монет, запыленные бутылки, сверкающие золотые кубки, головокружительная пестрота нарядов – почти все являют подобие Королевского Одеяла, хотя «костюм» включает еще и набедренную повязку. Некоторые молодые люди (чрезмерно надушенные) носят также шерстяные штаны, у которых одна штанина заканчивается над коленом.

В клетке около столика, за которым сидели двое малазан, две странные птицы обменивались гортанными комментариями, выдаваемыми неизменно равнодушным тоном. Птицы были размером со скворцов, с короткими клювами, перья желтые, а головы серые.

– Может и так, – сказал первый, пригубив душистое вино, – но мы все же разные.

– Тебе так кажется.

– Так и есть, вислоухий идиот. Во-первых, ты мертвый. Ты швырнул себе под зад треклятую долбашку. Одежда на тебе была вся рваная. Клочья одни. С пятнами сажи. Мне плевать, сколь хороши портняжки Худа, и сколько миллионов портняжек он уже проглотил – но никто не смог бы собрать ее, залатать. Да и швов нет. Значит, это прежняя твоя одежда. Как и ты.

– О чем ты, Быстрый? Я сложил себя воедино в подвалах Худа, так? Я помог самому Ганоэсу Парану, я ездил с экипажем трайгаллов. Мертвым ты тоже сможешь делать… разные штуки.

– Это зависит только от силы воли.

– Сжигатели возвысились, – подчеркнул Еж. – Стыди за это Скрипа, я ни при чем.

– Но ты же их посланник?

– Может быть. Не то чтобы я получал от кого-то приказ…

– Вискиджек?

Еж неловко заерзал, отводя взгляд. Дернул плечами: – Забавно всё это.

– Что это?

Сапер кивнул на клетку с птицами: – Это ведь джараки?

Быстрый Бен склонил голову, постучал по лбу костяшками пальцев. – Какая-то тайная подмога, может быть? Какое-то проклятие неуловимости? Или просто упрямая дурость, так хорошо нам знакомая?

– Ну вот. – Еж потянулся за элем. – Опять ты сам с собою.

– Ты ловко обходишь некоторые темы, Ежик. Есть тайны, которыми ты не делишься, и я нервничаю. И не только я…

– Скрип всегда нервничал от меня. Все вы. А дело всего лишь в потрясающем моем шарме и неземной прелести.

– Ловко, – повторил Быстрый Бен. – Я говорил об Адъюнкте.

– Ей-то чего нервничать? – удивился Еж. – Опять по кругу пойдем. Эту женщину понять невозможно – ты сам часто так говоришь, Быстрый. – Он склонился, прищуриваясь: – Услышал что-то новое? Насчет куда пойдем? Насчет что будем делать дальше, Худа ради?