Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 63 страниц)

– Когда твой друг умирает, ты от него отдаляешься. Вот и всё.

– Но он вернулся.

– Вернулся, да не совсем. Не могу сказать лучше.

– Если нельзя как раньше, нужно придумать что-то новое.

– Все хуже, чем тебе кажется. Вижу его лицо и вспоминаю всех погибших. Друзья. Все уже мертвы. Мне было – эх, ненавижу такое говорить – лучше в одиночку. Даже Калам и Быстрый меня выводили из себя. Но ведь мы выжили, так? Прошли через всё. Это было естественно, я думаю. Это было вполне хорошо. Сейчас Быстрый еще жив, хотя Адъюнкт его себе забрала. Оставался один я, понимаешь? Один я.

– Пока не выскочил Еж.

– И не порушил всё, что казалось устоявшимся. Да уж. – Они встали у входа. Скрипач поскреб под бородой. – Может, со временем…

– Да, я именно так и думаю. Со временем.

Они вошли в госпиталь.

Солдаты так дрожали под потными шерстяными одеялами, так сильно дергались в бреду, что тряслись койки. Каракатица подошел к одной из постелей, заваленной грудами сырой одежды. В воздухе воняло мочой.

– Дыханье Худа! – прошипел он. – Выглядит погано, как думаешь?

Тут было не меньше двух сотен коек, и каждая была занята жертвой комариного укуса. Каракатица уже знал, что солдат с головой закрывают мокрыми тряпками, чтобы не дать им потерять всю воду в теле.

Скрипач показал пальцем: – Там. Нет, не бойся. Он нас не узнает. – Он схватил за плечо проходившего хирурга. – Где целители Денала?

– Последний упал от истощения утром. Сержант, все вымотались. Я иду дать солдатам воды. Позволите?

Скрипач отпустил руку лекаря.

Они с Каракатицей поспешно вышли.

– Давай искать Брюса Беддикта.

– Он не целитель, сержант…

– Знаю, идиот. Ты видел на койках хоть одного летерийца – возчика или носильщика?

– Нет…

– Значит, у них есть лечение от малярии.

– Иногда для местных нипочем то, что убивает нас…

– Чепуха. Просто местные раньше заболевают и умирают, вот мы больных и не видим. Чаще всего виной обычные источники – протекающие выгребные ямы, стоячая вода, грязная пища.

– Ох. И откуда ты все такое знаешь?

– До морантских припасов, Карак, нам, саперам, приходилось делать много работ для успешной оккупации. Рыть дренажные системы, глубокие колодцы, ледники – делать людей, которых мы месяц назад резали, счастливыми, здоровыми и веселыми гражданами Малазанской Империи. Я удивляюсь, что ты так туго соображаешь.

– Я всё соображаю, только я не знал, для чего всё это было придумано.

Скрипач даже остановился. – Ты недавно говорил насчет полного незнания…

– Да?

– Тебе в голову не приходило, Карак, что ничего не знаешь только ты, а не остальные?

Нет.

Скрипач уставился на Каракатицу, а тот на Скрипача. Потом они двинулись на поиски Брюса Беддикта.

* * *

Малазанская армия медленно покидала городские квартиры. Взводы, полные и неполные, сливались в роты, а роты разбивали лагеря на недавних полях сражений перед городскими стенами. Многие солдаты после нескольких ночей в палатках заболевали – как, например, Корик – и ехали на телегах в госпиталь, расположенный между армией и обозами.

Маневры прекратились; однако они успели принести вред. Многие солдаты сбежали от муштры и рассеялись по городу. Спайка армии оказалась под угрозой. В конце концов, только морская пехота нашла для себя грязную работенку во время вторжения.

Усевшись на складной табурет около палатки, капрал Тарр размотал связку железной проволоки и при помощи хитроумных кусачек, изобретенных неким малазанским кузнецом пару десятков лет назад, принялся разрезать ее на куски одинаковой длины. Поддержание кольчуги в надежном состоянии требует много возни. Он мог бы отослать ее к кольчужникам, но предпочитал чинить самолично. Не то чтобы он не доверял ублюдкам… ну да, он не доверяет ублюдкам, особенно перегруженным работой и спешащим. Нет, он тщательно приладит каждое звено к основе, убедившись в отсутствии заусенцев, потом завернет кусачками концы колечек, а потом…

– Такая одержимость сведет тебя с ума, Тарр. Понимаешь?

– Найди чем заняться, Улыба. И ты забыла, что я капрал.

– Вот тебе и доказательство: структура командования у нас в полном беспорядке.

– Проблей это сержанту. Или забоишься?

– Куда делся Корабб?

Тарр пожал плечами, поправил лежащую на коленях кольчугу. – Пошел реквизировать новое оружие.

– Прежнее потерял?

– Сломал, если быть точным. Нет, не спрашивай – я не скажу как.

– Почему?

Тарр помолчал и не спеша поднял глаза. Улыба ощерилась, уперлась руками в бедра. – А в каком состоянии твои вещи, солдат?

– В отличном.

– Запасы стрел пополнила?

– На одной написано твое имя. Да и других полно.

* * *

Корабб Бхилан Зену’алас возвращался по тракту своей особенной походкой – каждый шаг осторожен как на тонком льду – и притом широко расставляя ноги, словно нес между коленями бочонок. На плече висел длинный меч летерийской работы в новеньких, еще покрытых воском с отпечатками брезента ножнах. Рука прижимала к боку набитую пером подушку.

Подойдя к костерку, он положил подушку на стул и осторожно уселся сверху.

– Что ты с собой сделал, во имя Худа? – воскликнула Улыба. – Дырку мечом прочистил?

Корабб скривился. – Это личное.

Он снял меч, положил на колени. На лице было выражение, какое Тарр прежде видывал только на личиках детей в День даров Королевы Снов: румянец, сияние, глаза жаждут узреть спрятанное под крашеной змеиной кожей сокровище….

– Просто меч, Корабб, – сказала Улыба. – Ну что ты.

Тарр видел как гаснет, скрывается в привычный тайник чудесная улыбка. Глаза его стали суровыми. – Солдат Улыба, наполните бурдюки в количестве, достаточном на наш взвод. Вам придется найти мула и телегу, если не хотите бегать много раз.

Женщина взвилась: – Почему я?!

«Потому что ты гадишь людям просто от безделья». – Пропади с глаз моих. Сейчас же.

– Ну разве не лучший друг, – буркнула она, уходя.

Тарр положил инструменты. – Летерийский, не так ли? Ну, Корабб, давай полюбуемся…

Глаза воина снова загорелись.

* * *

До официального выступления в поход остались целые дни. Приказ Тарра преждевременный. Будь капралом она, она бы знала и не посылала себя непонятно за чем. Да, будь капралом она, Тарр бегал бы с дурацкими заданиями каждый раз, как ее рассердит – то есть все время. Так или иначе, она решила: ночь надо провести весело. Тарр привык ложиться рано…

Не стань Корик похож на рыботорговца, потеющего в коптильне, у нее уже сейчас была бы хорошая компания. А так… она побрела к кучке солдат тяжелой пехоты, собравшихся за какой-то игрой. Поденка и Тюльпан, Острячка, Курнос, Лизунец и еще люди из другой роты, которых она помнит по стычке в деревне – Спешка, Оглянись и Больше Некуда.

Пропихнувшись между потными солдатами, она оказалась внутри круга.

Не игра. Огромный след на песке. – Что стряслось? – громко вопросила Улыба. – Это же след, Худа ради!

Здоровенные рожи выпялились на нее со всех сторон. Поденка ответила восхищенным и почтительным тоном: – Это его.

– Кого?

– Его, она же сказала, – прогнусил Курнос.

Улыба вгляделась в отпечаток ноги. – Неужто? Ни шанса. Откуда вам знать?

Острячка утерла нос (насморк одолевал ее со дня высадки на этот континент). – Явно не наш. Видишь какая пятка? Это моряцкий каблук, гвоздики полумесяцем.

Улыба фыркнула: – Идиоты! Половина армии так подкована! Боги подлые, у вас у всех такие каблуки!

– Точно, – согласилась Острячка.

И все закивали.

– Тогда пойдем по следу и сможем, наконец, его увидеть.

– Мы думали, – сказал Курнос. – Но он же один, не видишь?

– Что это значит? Один след? Всего один? Смехота! Вы другие затоптали…

– Нет, – заявил Оглянись, почесывая грязным пальцем похожее на капустный лист ухо. – Я первым на него набрел, и он точно был один. Вот так. Всего один. Кто еще мог бы такое сделать?

– Вы все идиоты. Я не верю, что Непотребос Вздорр вообще существует.

– Это потому что ты тупая! – завопил Больше Некуда. – Ты тупая, тупая, тупая и… э… еще тупая. А я не такой как ты. Спешка, я ведь прав, а? Я не такой как она, а? Я не такой, а?

– А ты ее знаешь, Большик? Знаешь кто она?

– Нет, Спешка, не знаю. Ничего не знаю.

– Значит, ты с первого взгляда всё понял. Как хорошо! Ты прав, Большик.

– Я так и знал.

– Слушайте, – сказала Улыба, – кто хочет сыграть в кости?

– А чем?

– Костями, разумеется!

– У нас нет.

– А у меня есть.

– Что есть?

Улыба послала всем ослепительно-яркую улыбку (лицо заболело от непривычки). Вытащила из кармана мешочек. – Делайте ставки, солдаты. Начнем игру. Слушайте внимательно, я объясню правила…

– Мы знаем правила, – сказал Курнос.

– Не мои правила. Мои совсем особенные. – Она видела, какой интерес нарисовался на лицах, как загорелись маленькие глазки. – Слушайте же внимательно, потому как они сложные. Большик, ты встанешь рядом, вот тут, как положено другу. Да?

Больше Некуда кивнул: – Да! – и надул грудь, расталкивая остальных.

* * *

– На словечко, лейтенант.

Прыщ вскочил: – Да, сэр!

– За мной. – Капитан Добряк быстро вышел из штаба. Паковавшие вещи солдаты отчаянно старались сойти с его дороги, словно пугливые уличные коты. Однако к лейтенанту Прыщу они отнеслись с куда большей небрежностью, и пришлось садануть в пару рож, чтобы не отстать от капитана.

Они вышли на плац и замерли перед неровным строем каких-то гражданских, которым явно нечем заняться. Их была полная дюжина. Прыщ увидел двух женщин в заднем ряду – и дух его опустился ниже пяток.

– Я решил продвинуть вас по службе вбок, – сказал Добряк, – старший сержант.

– Благодарю, сэр.

– Я делаю это, признавая в вас великий талант рекрутирования гражданского населения.

– Ах, сэр, я снова уверяю вас, что не имею никакого отношения к тем двум шлюхам… – он указал на двух толстух в заднем ряду, – которые посмели без приглашения показаться в вашей конторе…

– Ваша скромность впечатляет, старший сержант. Однако мы видим перед собой летерийских рекрутов. Большинство – Должники, да и парочка недавних представительниц альтруистической профессии имеется, как вы изволили заметить. – Взгляд его отвердел. – Как знает любой малазанский солдат, прошлая жизнь теряет значение, едва принята присяга и получен вещмешок. Нет предела служебному росту, ограниченному лишь уровнем компетентности…

– А иногда ничем не ограниченного, сэр.

– У вас нет достойных причин прерывать меня, старший сержант. Отныне славные новобранцы ваши. Одеть, снарядить, подготовить к долгим переходам и сражениям. Ясно, что с ними придется еще много работать. Выступаем через два дня, старший сержант.

– Подготовить их за два дня, сэр?

– Эти рекруты полагаются на вашу компетентность, как и я. – Добряк выглядел до тошноты довольным собой. – Смею посоветовать: первым делом протрезвите их. А теперь оставлю вас с ними, старший сержант.

– Спасибо, сэр. – Прыщ отдал честь.

Капитан Добряк торжественно удалился в штаб.

Прыщ смотрел ему вслед. – Это, – прошептал он, – война.

Ближайший новобранец – тощий мужчина лет под сорок с огромными пегими усами – вдруг просиял улыбкой: – Не могу дождаться, сэр!

Прыщ взвился: – Я не «сэр», навозный ты жук! Я старший сержант!

– Простите, старший сержант!

– Тебе не случилось ли усомниться, что продвижение вбок, произведенное капитаном Добряком – свидетельство полного его доверия?

– Никак нет, старший сержант!

Прыщ прошел к дальнему краю строя и уставился на шлюх. – Боги подлые, что вы здесь забыли?

Блондинка (красное лицо ее лоснилось, как бывает с толстухами всего мира, если им доводится долго стоять на солнце) рыгнула, отвечая: – Старший сержант, поглядите на нас!

– Гляжу.

– Нам никак не удавалось избавиться от жира. Но в армии выбора нет, так ведь!

– Вы обе пьяные.

– Мы больше не будем, – сказала брюнетка.

– А насчет проституции?

– Ах, старший сержант, оставьте нам маленькие радости.

– Вы обе едва дышите. Если одеть доспехи и вещмешки, вам конец.

– А мы даже рады, старший сержант. Все ради похудания!

– Назовите имя солдата, подбившего вас заявиться к капитану.

Женщины лукаво переглянулись. Блондинка сказала: – Имени не слышали.

– Мужчина или женщина?

– Было темно, – заявила брюнетка. – Мы не поняли. К тому же Большой Добряк сказал…

– Простите, кто?

– Ох, э… Капитан Добряк, вот о ком я. Теперь он в мундире…

– Отличный мундир, – встряла блондинка. – Он сказал, что вы сделали, типа, все лучше некуда, что вы самый лучший и здоровый солдат во всей Маложалкой Армии…

– Малазанской Армии.

– Точно. Извините, старший сержант, во всем иноземные слова виноваты.

– И кувшин рома, поклясться готов.

Женщина кивнула: – И два кувшина рома.

Тут глаза Прыща обрели собственную порочную волю и опустили его взор чуть пониже лица шлюхи. Он кашлянул и отвернулся. – Понимаю, вы сбежали от долгов, – начал он. – В любой армии мира одно и то же. Должники, уголовники, неудачники, извращенцы, патриоты и психи. Это всё упомянуто и в моем личном деле. Но поглядите на меня: произведен в лейтенанты, а потом и в старшие сержанты. Итак, дорогие рекруты, – Прыщ расплылся в улыбке, и весь строй расплылся в ответ, – никто лучше меня не знает, откуда вы пришли и где вы окончите службу. Скорее всего, либо в госпитале, либо на кладбище. Я обещаю привести вас туда либо туда в самое ближайшее время.

– Да, старший сержант! – рявкнул усатый идиот.

Прыщ уперся в него взглядом. Улыбка сразу поблекла. – В Малазанской Армии, – сказал Прыщ, – отбрасывают старые имена. Они все были негодные. Ты… теперь ты Нагоняй, первый лидер взвода.

– Да, старший сержант! Спасибо, старший сержант!

– Однако, – Прыщ заложил руки за спину и принялся расхаживать перед строем, – за два дня подготовить вас к сражениям – задача непосильная даже для меня. Значит, я должен придать вас настоящему боевому взводу. У меня уже есть один на уме. Идеальный. – Он замер на месте, резко повернулся к солдатам. – Но сначала все вы пойдете в уборную, где одновременно – как подобает настоящим солдатам – сунете пальцы в рот и проблюетесь над корытом. Затем будем получать обмундирование и учебное снаряжение. Сержант Нагоняй, нагоните их потом, а сейчас за мной.

– Слушаюсь, старший сержант! Мы идем на войну!

Все громко радовались.

* * *

Походные костры успели покрыться золой, а котелки остынуть, когда старший сержант Прыщ привел бледных, тяжело дышащих рекрутов к палаткам Третьей роты. – Сержанты Третьей роты! – заревел он. – Немедленно ко мне!

Бадан Грук, Смола и Чопор не спеша подошли к Прыщу. Десятки тускло освещенных лиц следили за ними.

– Я старший сержант Прыщ и…

– Я думала, вы капитан Добряк, – сказала Смола.

– Нет, это мой брат – близнец. Увы, вчера он утонул в собственном ночном горшке. Прервете меня еще раз, сержант, и я приготовлю для вас целое корыто.

Бадан Грук хмыкнул: – А я думал, он лейтенант Прыщ…

Прыщ оскалился: – Это второй мой брат – близнец, ныне откомандированный. Королева Фрупалава из Надругайской империи наняла его в телохранители и сожители. Но хватит болтовни. Как видите, позади меня стоят новые рекруты, их нужно подготовить к выступлению за два дня…

– К выступлению куда, старший сержант?

Прыщ вздохнул: – К выступлению вместе с нами, сержант Смола, а именно рядом с вашими тремя взводами. Отвечаете за них. – Он повернулся, махнул рукой. Двое поспешно вышли вперед. – Знакомьтесь, сержанты Нагоняй и Соплюк. – Он сделал еще пару жестов и вперед вышли две женщины. – Знакомьтесь, капралы Ромовая Баба и Шпигачка. Советую капралу Целуй-Сюда взять их под личное покровительство. Вы заметили, что они притащили с собой палатки. К сожалению, ни один не умеет палатки ставить. Поставите сами. Вопросы? Нет? Отлично. Разойдись.

Пройдясь немного, Прыщ увидел одну из относительно новых палаток. Рядом сидели у костра трое солдат. Прыщ оправился и строевым шагом подошел к ним. – Солдаты, вольно. В задней части палатки есть перегородка? Я думаю, есть.

– Сержант Урб распорядился насчет…

– Похвально. Увы, друзья мои – понимаю, новость ужасная – но капитан Добряк передал ее в полное мое распоряжение. Я не соглашался, это же явный произвол, но вы ведь знаете, каков капитан Добряк? – Он с удовольствием увидел мрачно склонившиеся головы. Сунул руку в ранец на поясе. – Список необходимого. Мне нужно кое-что личное, а теперь, когда штаб-квартира закрыта, вам придется самим всё разыскивать. Но слушайте, друзья, и не забудьте передать сержанту Урбу: я слежу за снабжением офицеров – неужели я забыл упомянуть? – всем необходимым, в том числе и провиантом, в число коего, разумеется, входят приличные вина. Даже такой совершенный служака, как я, не сможет удержаться и непременно потеряет пару кувшинов при инвентаризации. – Он увидел, что все заулыбались.

– Рады служить, лейтенант.

– Чудно. А теперь не беспокойте меня.

– Да, лейтенант.

Прыщ влез в палатку, переступая скатки и сундучки, и нашел за перегородкой вполне достойную койку, чистые одеяла и хорошо набитую подушку. Сбросил сапоги, плюхнулся на матрац, погасил лампу и достал из ранца первую фляжку (всего он конфисковал у рекрутов пять штук).

Очень многое можно узнать о мужчине или женщине по тому, какой напиток они предпочитают. Пора пристальнее ознакомиться с новыми членами Охотников за Костями, может, даже составить представление о состоянии их умов. Прыщ вытащил пробку.

* * *

– Он заставил нас тошнить, – пожаловалась Ромовая Баба.

– От него всех тошнит, – сказала Целуй-Сюда. – Ну-ка, передвинь колышек, пока твоя сестра его не забила.

– Она мне не сестра.

– Сестра, сестра. Все мы теперь родные друг другу. Вот что значит быть солдатом. Сестры, братья.

Шпигачка ухнула, опуская деревянный молоток. – А офицеры, они вроде как родители?

– Это зависит.

– От чего?

– Ну, если твои родители были слабоумными, ленивыми, развратными бездарями или садистами – а может, всем сразу – то наши офицеры им под стать.

– Не всегда, – сказал капрал Превалак Обод, притащивший свернутые куски брезента. – Некоторые офицеры знают что почем.

– А нам что с того, Обод?

– Ты права, Целуйка. Но приказ всякого ли офицера ты выполнишь, когда дела пойдут совсем худо? Вот то-то и оно. – Он бросил пару кусков брезента. – Положите это внутри и аккуратно расстелите. О, и не забудьте проверить ровность почвы – если ляжете головами вниз, проснуться вам с жуткой головной болью…

– Они и так ее получат, – заметила Целуй-Сюда. – Что, нюх потерял?

Обод скривился и вытащил молоток из рук Шпигачки. – А ты разум потеряла, Целуйка?

Она сейчас подружке руки раздробит.

– Ну, одной обузой в пути меньше.

– Ты шутишь.

– Не совсем. Но я вот что думаю: плохо быть за кого-то ответственной. Ладно, давай руководи. Я пойду в город и вытащу Смертоноса из объятий Хеллиан.

Когда она ушла, Ромовая Баба облизала пухлые губы. – Капрал Обод?

– Да?

– У вас есть солдат по кличке Смертонос?

Обод ухмыльнулся: – О да. Погоди, ты его еще не видела!

– Мне моя кличка не нравится, – пробурчал Нагоняй. – То есть, я пытаюсь сохранять бодрость духа, так? Не думать, что сам себе вынес смертный приговор. Я смотрел молодцом, а он что? Назвал меня Нагоняем.

Досада похлопала его по руке: – Не нравится имя? Чудесно. В следующий раз, когда мимо пройдет капитан лейтенант старший сержант Добрый Прыщ, скажи, что сержант Нагоняй утопился в лохани с супом, но у него есть брат, и его зовут… как? Какое имя ты хочешь?

Нагоняй нахмурился. Поскреб затылок. Подергал усы. Закатил глаза. Пожал плечами. – Думаю, я еще не придумал.

Досада ласково улыбнулась: – Давай попробуем помочь. Ты Должник?

– Был. И это совсем нечестно, Досада. Я все делал хорошо, жил тихо. У меня жена была красивая. Считала себя глупой, и мне это нравилось, ведь я всем заправлял, а я люблю…

– Не надо никому рассказывать о прошлом. Не здесь.

– О, значит, я уже надурил.

– Не ты, а брат – утопленник.

– Что? Видит Странник, он не сам утопился… стой, откуда ты знаешь? Погоди! А, понял. Правильно. Ха, ха. Чудеса.

– Значит, ты человек старательный?

– Я? Да, я все добром делал. Дела шли хорошо и я решился на инвестиции, впервые в жизни. Реальные инвестиции. Строительство. Не моя идея, но…

– А чем? Чем ты занимался, я имела в виду.

– Делал и продавал масляные лампы. Большие, для храмов. По большей части бронза и медь, иногда глазурованная глина.

– А потом ты вложился в строительство.

– И все пошло прахом. Вы еще не прибыли. Все развалилось. Я разорился. А жена… ну, она сказала, что только и ждет кого другого, более богатого и удачливого. Она ушла, вот так. – Он утер лицо. – Думал покончить с собой, но не придумал как. А потом меня озарило: вступи в армию! Но не летерийскую, ведь новый король войн не затевает. Тогда я останусь в городе, буду видеть всех, кого считал друзьями, а они теперь делают вид, что меня вовсе не замечают. И тут я услышал, что вы, малазане, идете прямиком на войну…

– Неужели? Впервые слышу.

– Ну вроде того! Суть в том, что меня опять озарило. Не обязательно идти на смерть. Может, я смогу начать все заново. Только, – он похлопал себя по ноге, – первым делом я надурил. Вот тебе и новое начало!

– Ты в порядке, – сказала Досада, со стоном вставая на ноги. – Это ведь Нагоняй был дураком, так?

– Что? А, ты права!

– Думаю, у меня есть для тебя новое имя, – продолжала она, смотря на скорчившегося у мешков мужчину. – Как насчет Восхода?

– Восхода?

– Да. Сержант Восход. Новое начало, как заря на горизонте. Каждый раз, слыша свое имя, ты будешь вспоминать о новом начале. Ты свежий. Ни долгов, ни вероломных друзей, ни жен-изменщиц.

Солдат резко встал и порывисто обнял ее: – Спасибо, Досада! Никогда не забуду. Честно. Никогда!

– Отлично. А теперь отыщи ложку и миску. Ужин маячит.

* * *

Они нашли Брюса Беддикта стоящим на одном из мостов канала, том, что ближе всего к реке. Он опирался о каменный парапет и смотрел на текущую внизу воду.

Каракатица дернул Скрипача за руку, едва они подошли к мосту. – Что он делает? – прошептал сапер. – Похоже на…

– Знаю, на что похоже, – поморщился Скрипач. – Но не думаю, что так и есть. Идем.

Брюс оглянулся и выпрямился, заслышав их шаги. – Добрый вечер, солдаты.

– Командор Беддикт, – кивнул в ответ Скрипач. – У нас проблемы в лагере, сэр. Потная лихорадка от москитов – люди так и валятся, и наши целители устали и ничего не могут поделать.

– Дрожь, так мы это зовем, – сказал Брюс. – Есть колодец, имперский колодец примерно в лиге к северу от вашего лагеря. Воду из него извлекает насос, соединенный с мельничным колесом. Одно из изобретений Багга. Короче говоря, в воде полно пузырьков, она достаточно кислая – но это и есть местное лекарство от Дрожи. Я выделю команду для доставки фляг с водой. Сколько ваших товарищей – солдат заболело?

– Две, может, уже три сотни. Каждый день прибавляется, сэр.

– Начнем с пятисот фляг – придется пить всем, ведь вода имеет некие предохранительные свойства, хотя и не доказанные. Я также придам вам военных лекарей в помощь вашим.

– Благодарим, сэр. Мы привыкли, что местный народ заражается от пришельцев из-за моря. А сейчас вышло наоборот.

Брюс кивнул: – Полагаю, Малазанская Империя склонна к экспансии, завоеванию отдаленных территорий.

– Мы всего лишь чуточку жаднее вас, Летера.

– Да. Мы предпочитаем принцип тайного проникновения. Так это описывал мой брат Халл Беддикт. Мы расползаемся как липкое пятно, пока кто-нибудь в осажденном племени не очнется, поняв, что происходит. Тогда начинается война. Мы оправдываем войну, заявляя, что просто защищаем граждан-первопроходцев, экономические интересы, собственную безопасность. – Он горько усмехнулся. – Обычная ложь.

Скрипач оперся о парапет рядом с Брюсом; Каракатица сделал то же самое. – Помню высадку на одном из отдаленных островов Боевого архипелага. Мы не нападали, просто устанавливали контакт. Их главный остров уже капитулировал. Так или иначе, местные выставили сотни две воинов, и они стояли, смотрели на транспорты, кряхтящие под весом пяти тысяч закаленных морпехов. Старый император предпочитал победы бескровные, когда это было возможно. А мы стояли у борта – вот почти как сейчас – и попросту жалели бедняг.

– И что потом? – спросил Каракатица.

– Местный вождь свалил на пляже кучу безделушек, показывая свое богатство и одновременно задабривая нас. Смелый жест, ведь он становился бедняком. Не думаю, что он ждал ответных даров от адмирала Нока. Нет, он просто хотел, чтобы мы взяли дары и свалили подальше. – Скрипач помолчал, почесывая подбородок и вспоминая старые времена. Ни Каракатица, ни Брюс его не торопили. Наконец он продолжил, вздохнув: – У Нока был приказ. Он принял дары. Затем мы доставили на берег золотой трон для вождя, а также шелк, лен и шерстяные ткани, чтобы одеть всех на острове – он позволил вождю сохранить достоинство и явить милость подданным. Я до сих пор вспоминаю, как поглядел ему в лицо… – Скрипач принялся утирать слезы. Лишь Брюс не опустил глаз. Каракатица же отвернулся с явным смущением.

– Отличный ход, – сказал Брюс.

– Кажется. А потом местные начали болеть. Может быть, в шерсти что-то было. Блохи, зараза. Мы так и не узнали об этом, мы несколько дней стояли вдалеке, дав вождю время. Деревня была скрыта густыми мангровыми зарослями. А потом дозорный заметил девочку, вышедшую, шатаясь, на пляж. Она вся была покрыта язвочками – прекрасная недавно кожа… – Он замолчал, сгорбившись. – Нок действовал быстро. Мы послали на остров всех целителей Денала. Спасли две трети людей. Но не вождя. Я гадаю, о чем он думал, умирая. Если ему выпало единственное мгновение, успокоившее бурю лихорадки, если он мог думать ясно… он наверняка счел, что его предали, намеренно отравили. Я подозреваю, он проклял нас на последнем издыхании. Будь я на его месте, так бы и сделал. Хотя мы вовсе не… я говорю, у нас и в мыслях не было, но наши намерения ни гроша не стоят. Нет нам прощения. Все слова звучат фальшиво. До сих пор.

Чуть помедлив, Брюс вернулся к созерцанию текущей воды. – Она бежит в реку, река в море. Ил собирается на дне, в глубинах, падает на равнины и горы, не видящие света. Иногда, – добавил он – души идут тем же путем. Падают вниз, слепые, молчаливые. Пропащие.

– Вы двое того, кончайте, – зарычал Каракатица. – Или я вниз прыгну.

Скрипач фыркнул: – Сапер, слушай сюда. Слушать легко, а услышать неправильно – еще легче, так что будь внимательным. Я не мудрец, но в жизни я кое-что понял – увидел очень ясно. Сдаться – это ничего не решает. Даже если ты находишь слова и жалуешься кому-то другому – полная чепуха. Безответственно быть оптимистом, когда ты не видишь страданий мира. Хуже чем безответственно. А пессимизм… ну, это первый шаг по тропе к Худу – а может, по тропе в такое место, где ты сможешь сделать всё возможное, стойко сражаясь против бед и страданий. И это отличное место, Карак.

– Это место, Скрипач, – заявил Брюс, – где обретаются герои.

Но сержант покачал головой: – Всякое бывает, командор Беддикт. Вы можете оказаться словно в глубочайшей пропасти вашего океана. Вы делаете что должны, но истина не всегда озаряет вас светом. Иногда вы смотрите в черную яму, она дурачит вас, заставляет думать, что вы ослепли. Но нет. Вы обрели что-то противоположное слепоте. – Тут он замолчал и заметил, что сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели даже в тусклом закатном свете.

Брюс Беддикт пошевелился. – Я пошлю за водой сегодня же ночью, и целителей соберу. – Он чуть помедлил. – Сержант Скрипач, спасибо вам.

Но Скрипач не знал, за что его можно благодарить. Не находил ничего достойного ни в воспоминаниях, ни в сказанных сегодня словах.

Едва Брюс ушел, он поглядел на Каракатицу: – Получил, солдат? Надеюсь, больше ты не будешь благословлять землю, по которой я ступаю. Она проклята самим Худом.

Он тоже ушел. Каракатица стоял и качал головой. Потом направился следом за своим сержантом.