Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 63 страниц)

– Королева Абрасталь из Болкандо и Боевой Вождь Белолицых Баргастов Спакс соединили свои силы с нашими, сир. Но я отошлю на расстояние моих людей. – Она поглядела на королеву. – Приемлемо, Ваше Высочество?

На лице Абрастали читалось раздражение. – О да, они хуже мух. Прочь! Пошли вон!

Более двадцати всадников отъехали от авангарда. Остались лишь Кругхева, Танакалиан, Желч, королева и Спакс.

– Так лучше? – спросила Кругхева.

Целуй-Сюда тяжко вздохнула. Она слишком устала, чтобы хитрить. – Среди провидцев Адъюнкта… Смертный Меч, я не могу сказать иначе. Угроза предательства сочтена весьма реальной. Меня послали, чтобы подтвердить союз.

Смертный Меч смертельно побледнела. Иноземная королева метнула взгляд на Надежного Щита Танакалиана.

«Что? Мать вашу, хотелось бы знать больше. Кажется, угроза действительно оказалась реальной. Сестра, твои глаза видят незримое. Удивляться ли, что я всегда от тебя бежала?»

Вождь Желч ответил первым: – Как твое имя, солдат?

– Целуй-Сюда, Десятый взвод Третьей роты Восьмого легиона.

– Целуй-Сюда… духи подлые, вы, малазане, умеете превращать имена в приглашения. Никогда восхищаться не устану… Я отвечу на страхи Адъюнкта словами, подобающими хундрилу. Мы выдвинемся и поскачем во всей поспешностью, чтобы воссоединиться с Охотниками как можно скорее.

– Сир, – заявила Кругхева, – от Напасти не ждите измены. Видите, с какой скоростью мы идем? Получив известие о близкой опасности, мы спешим навстречу армии Адъюнкта. Нам повезло: Королева Болкандо с Эвертинским легионом и племенем Гилк поклялись всячески помогать нам. Скажите, неужели Охотники за Костями попали в осаду? Какой враг показался из Пустошей и напал на них?

«Своих сведений у тебя до сих пор нет?» – Смертный Меч, два дня назад единственным нашим врагом были тучи кусачих мошек.

– Однако вас послали к нам.

– Да.

– Значит, – продолжала Кругхева, – было некое предощущение угрозы, и не только предательства.

Целуй-Сюда пожала плечами: – Я мало что могу еще сказать, Смертный Меч.

– Вы ехали всего лишь за уверениями в преданности?

Целуй-Сюда отвела взгляд, услышав вопрос Желча. – Да, это может казаться странным. Всем вам. Но у меня нет иного ответа. Союз, похоже, находится в опасности – и это все, что я знаю.

«Похоже, никто не верит. Слишком плохо. Что я могу сказать? У сестры дурное предчувствие. Скрипа постоянно колотит, а единственный верховный жрец в команде Таворы пьян с Летераса. А мошки пребольно кусаются…»

Рефела вернулась с оседланной лошадью – гнедой кобылой, у которой был на редкость тупой взгляд. Подвела животное к Целуй-Сюда. – Перелезай, если умеешь.

Поморщившись, Целуй-Сюда вынула носки сапог из стремян и задрала правую ногу. Рефела передвинула кобылу чуть вперед, малазанка вставила ногу в стремя, поднялась, схватившись за семиградское рогатое седло, и перебралась на широкую спину новой лошади. Все прошло гладко, и губы Рефелы сжались, словно одна мысль о комплименте вызвала тошноту. Она перехватила поводья боевого коня и увела его прочь.

Целуй-Сюда оглянулась. Желч улыбался. – Я понял, куда, – сказал он.

Баргаст загоготал.

– Езжайте с хундрилами, – сказала ей Кругхева. – Ведите их к Охотникам.

«Боги подлые, да как мне выбраться?» – Боюсь, я лишь замедлю их, Смертный Меч. Лошадь свежая, но я, увы, нет.

– Как насчет поспать между лошадьми? – предложил Желч.

– Простите?

– Гамак на веревках, Целуй-Сюда. Шесты, чтобы держать животных порознь. Так мы перевозим раненых на марше.

«Все эти бабы, что на меня пялились. Они знают неведомое мужчинам. Показываете острые зубки, милашки? Вы так рады увидеть меня в ловушке». – Если наступит нужда, Вождь, я вам скажу.

– Отлично, – отозвался воин. – А теперь едем к Горячим Слезам. Ваше Высочество, Смертный Меч – в следующий раз увидимся в командном шатре Адъюнкта. Пока же – доброго пути и пусть боги ослепнут в вашей пыли.

Целуй-Сюда поехала за вождем; они скакали на восток, отклоняясь навстречу основной массе без особого порядка едущих воинов. За пределами пикетов Желч сказал: – Извини, солдат. Я вижу, ты бросила мундир и последнее место, где ты желаешь оказаться – то, откуда приехала. Но Смертный Меч женщина суровая. Ни один из Серых Шлемов Напасти никогда не дезертировал, а если попытался бы… вряд ли прожил бы долго. Она будет служить Адъюнкту, невзирая на последствия. В любой вообразимой армии дезертирство карается смертью.

«Он не так глуп». – Мне приказали ехать скрытно, Вождь Войны, так что я уничтожила все признаки принадлежности к армии.

– Ах, вот как. Извини во второй раз, Целуй-Сюда.

Она дернула плечом: – В их колонне идет моя сестра, Вождь. Как я могла бы избегать скорейшего возвращения?

– Разумеется. Теперь я понимаю.

Он впал в дружелюбное молчание; Целуй-Сюда гадала, обманулся ли он. Да, простота не всегда значит глупость. Она дала правильные ответы, избегая резкости. Что же, немного вежливости перед оскорблением – отличное оружие, как говаривала мать.

– Уверен, она будет рада увидеть тебя снова.

Целуй-Сюда метнула любопытствующий взгляд, но промолчала.

* * *

Над западным горизонтом впереди нее поднимались столбы пыли; Мазан Гилани ощущала касания прохладного бриза. Она каждые две-три лиги останавливала лошадь, но животное все же успело устать. Именно эта мелочь губит почти всех дезертиров, понимала она. У отряда преследователей есть запасные кони, а у бегущего дурня обыкновенно нет ничего, кроме той скотинки, на которой он (или она) ушел.

Разумеется, ее никто не преследует… но это почему-то не избавляет от чувства вины. Она – часть взвода, она глотала с друзьями одну пыль, проклинала одних и тех же назойливых мух. Если дела пошли плохо – как все и предполагали – она должна быть рядом с товарищами, стоять лицом к грядущей беде. А вместо этого она охотится… за чем же? Уже десятый день она подносит руку к мешочку на поясе, убеждаясь, что он не пропал. Потеряй его – и вся миссия провалена. Хотя… наверное, она и так провалена. «Я не смогу найти невидимое, есть на поясе мешочек или нет».

Она видела впереди только ливень: серовато-синие полотнища обрушиваются под косым углом, ветер хлещет почву. Новая неприятность, как будто с нее не хватит. «Бесполезно. Я ищу призраков. Настоящих призраков? Может быть. А может, нет. Может, они живут в голове Адъюнкта – все эти дряхлые карги прежних союзов и забытых клятв. Тавора, ты слишком многого хочешь. Как и всегда».

Дождь плюнул в лицо, застучал по земле, пока ей не стало казаться, что пыль танцует подобно обезумевшим муравьям. Еще миг – и пропало все за пределами нескольких шагов. Теперь она стала еще более слепой в своем поиске.

«Мир насмехается над нами.

Бесполезно. Вернусь назад…»

Пять фигур оказались перед ней, серые как дождь, мутные как влажная грязь, внезапные как сон. Выругавшись, она натянула удила, сражаясь с испуганной лошадью. Заскрипел гравий. Животное фыркнуло, копыта расплескивали ручейки и лужицы.

– Нас ты искала.

Она не смогла понять, от кого исходит голос. Схватилась за мешочек с шевелящейся грязью, дар Атри-Цеды Араникт, и всхлипнула от внезапного жара.

Все они были трупами. Т’лан Имассы. Потрепанные, изломанные, конечностей не хватает, оружие болтается в мертвых руках. Кости, обернутые почерневшей кожей. Длинные свалявшиеся волосы, белые и ржаво-рыжие, закрывают лица, на которых дождь кажется вечно текущими слезами.

Тяжело вздыхая, Мазан глядела на них. Потом спросила: – Всего пятеро? Других нет?

– Мы оставшиеся.

Она думала, что говорит стоящий ближе прочих, но не была уверена.

Дождь уже ревел вокруг, ветер стонал, словно запертый в огромную пещеру.

– Должно быть… больше, – настаивала она. – Видение…

– Мы те, кого ты ищешь.

– Значит, вас призвали?

– Да. – Главный Т’лан Имасс указал на ее мешочек: – Зеник неполон.

– И кто из вас Зеник?

Вперед выступило существо, стоявшее справа. Казалось, у него разбита каждая кость – повсюду торчали осколки. Жуткие морщины покрывали лицо, едва видневшееся под шлемом из черепа неведомого зверя.

Запутавшись в завязках, Мазан Гилани не сразу смогла открыть мешочек. Бросила. Зеник не стал его ловить; мешочек упал к ногам, погрузившись в лужу.

– Зеник благодарен, – объявил говоривший. – Я Уругал Плетеный. Со мной пришли Зеник Разбитый, Берок Тихий Глас, Кальб Молчаливый Ловец и Халед Великан. Мы Несвязанные, и прежде нас было семеро. Теперь нас пятеро, но скоро мы снова станем Семерыми – на этой земле есть падшие сородичи. Некоторым не нужны враги. Некоторые не последуют за ведущим в никуда.[5]5
  Это те самые Каменные Лица, которыми клянется Карса Орлонг. Семеро Т’лан Имассов, слуг Увечного, выдавали себя за богов перед племенем Теблоров. Узнав истину, разъяренный Карса убил Сибалле Ненайденную (роман «Дом Цепей»), а Эмрот Жестокую впоследствии взорвал долбашкой Мертвый Еж (см. «Буря Жнеца». – прим. переводчика.


[Закрыть]

Мазан хмуро покачала головой: – Вы не понимаете… Ладно. Я послана вас найти. Теперь надо вернуться к Охотникам за Костями – моей армии. Там…

– Да, она поистине охоча до костей, – сказал Уругал. – Скоро охота завершится. Скачи на животном, мы полетим следом.

Мазан смахнула влагу с лица. – Думала, вас будет больше, – пробормотала она, разворачивая лошадь. – Вы не отстанете?

– Ты словно знамя впереди нас, смертная.

Мазан Гилани нахмурилась еще больше. Она уже это слышала… где-то.

* * *

В четырех лигах к северу Онос Т’оолан резко встал – впервые за несколько дней. Что-то происходящее недалеко коснулось его чувств… и пропало. Т’лан Имассы. Чужаки. Он колебался, но снова накатила волна отчаянного и неотвязного принуждения. Он уже неделями ощущает ее, он привык к этому вкусу. Его искал Тук Младший, к нему гнал он Первого Меча.

Но он уже не друг, которого знавал Тук, а Тук больше не друг Тоолу. Прошлое и живо и мертво… но между ними осталась лишь смерть. Это призыв малазан. Это притязание на союз, выкованный давно, заключенный между Императором и Т’лан Имассами Логроса. Где-то на востоке ждет армия Малаза. Близится опасность, и Т’лан Имассы должны встать рядом с давними союзниками. Таков долг. Таковы чернила чести, глубоко впитавшиеся в души бессмертных.

Он отверг приказ. Долг мертв. Честь оказалась ложью – поглядите, что сенаны сделали с его женой, с детьми. Мир смертных – царство обмана; в середине дома живых скрыта комната страха с покрытыми потеками стенами, с черными пятнами на покоробленном полу. Пыль скопилась в углах, и пыль эта сделана из чешуек кожи, из обломков волос, обрезков ногтей и плевков. В каждом доме есть тайная комната, и в ее плотной тишине воет память. Некогда он был логросом. Теперь – нет. Перед ним один долг, и он воистину безжизненен. Ничто не отвратит его с пути – ни желания Тука, ни безумные требования Олар Этили… О да, он знает: она рядом, она слишком умна, чтобы показаться на глаза, ибо знает – тогда он уничтожит ее навеки. Надежды и требования льются дождем, приходящим с юго-запада, но не оставляют следов на коже. Было время, когда Онос Т’оолан решил приблизиться к людям; когда он отвернулся от рода своего, заново открыв чудеса тонких эмоций, чувственные радости дружбы и простого приятельства. Дары любви и веселья. А потом он дождался, наконец, и возрождения к жизни.

Тот мужчина взял его жизнь, и причины понять трудно – кажется, вспышка сочувствия. За человечность приходится платить высокую цену, и кинжал глубоко впивается в грудь. Сила ушла; он смотрел на мир, пока мир не утратил цвет и смысл.

С телом его свершили невообразимые мерзости. Осквернение – рана, жгущая даже мертвеца, но живые устраивают его с такой беззаботной легкостью – да, не им лежать на земле. Не им вставать из холодной плоти и костей и следить, что делают с телом, с привычным домом. Им не приходит в голову, что душа способна страдать фантомными болями, ощущая тело как отрезанную руку.

Его новые сородичи просто стояли, смотрели каменными глазами. Говорили себе, что душа Тоола ушла от расчлененного месива в кровавой траве, что издевки и смех не потревожат того, у кого нет ушей.

Как могли они не подумать, что любовь наделена великой силой и душе Тоола пришлось смотреть на мучения изнасилованной жены? Что, не найдя детей наяву, он спустился в преисподнюю, чтобы найти возлюбленную Хетан, семью, чтобы навеки убежать от острых шипов царства живых?

«А ты развернул меня, Тук Младший. Друг. Ты вернул меня… к этому».

Он уже не прежний. Не муж. Даже не Первый Меч. Не воин Логроса. Ничего подобного.

Он стал оружием.

Онос Т’оолан продолжил путь. Призыв – ничто. По крайней мере, для него. К тому же вскоре он затихнет. Навсегда.

* * *

Не было дорог через Пустоши, не было путей, готовых вести их к судьбе, какой бы ни была эта судьба. Потому роты двигались, разделившись на отряды по шесть взводов; каждая рота отдалилась от соседних, но не теряла связи с командованием легиона. Отряды строились в соответствии с привычными функциями взводов: морская пехота в центре, за ней тяжелая, по флангам средняя и охранение из застрельщиков.

Длинная колонна обоза прокладывала свой маршрут. Сотни запряженных волами фургонов, стада блеющих коз и овец, коров и родаров. Все они скоро начнут голодать в бесплодной местности. Овчарки усердно исполняли свой долг, конные пастухи скакали, бдительно выискивая заблудших животных, которые сбежали от собак. Пока таких не было.

Бока колонны защищали крылья копейщиков и лучников; отряды разведки выдвинулись далеко вперед, другие отъехали к югу и в тыл, но не к северу – там маршировали легионы и бригады Брюса Беддикта. Его колонны построились более тесно; сзади тащился обоз не меньший, чем у малазан. Кавалерия Синей Розы широко разошлась по флангам, рассылая часто сменяемые дозоры.

Командующий Брюс ехал почти в голове основной колонны. Справа от него на расстоянии двух сотен шагов виднелись малазане. Рядом скакала Араникт, позади ожидали приказов несколько гонцов. Стояла жуткая жара; фургоны с водой быстро расходовали запасы. Летерийские стада из родаров и миридов переносили сушь лучше овец и коров, но затем и они начнут страдать. Вскоре обеды будут состоять из мяса; но, понимал Брюс, чем дальше в Пустоши, тем сильнее все начнет меняться.

Что лежит за полосой негостеприимной, мертвой земли? Насколько он знал (хотя точных знаний нет ни у кого, вместо них служат слухи), дальше идет некая пустыня, но по ней проложены караванные тропы. Еще дальше начнется страна Элан, населенная родичами овлов. Равнины Элана граничат с городами-государствами Колансе и Пеласиарской Конфедерацией.

Идея перевести армию через Пустоши и настоящую пустыню казалась Брюсу безумной. Но каким-то образом сама невозможность дела вызывала в нем извращенное влечение. Будь они в состоянии войны с далекими королевствами, подобное вторжение вошло бы в легенды. Разумеется, нет ни войны, ни повода к войне. Из Колансе исходит лишь зловещее молчание. Так что если это вторжение, то несправедливое. Не было ни зверств, оправдывающих возмездие, ни угроз от какой-нибудь далекой империи, которые не следует оставлять без ответа. «Мы ничего не знаем. Что творится в душе солдата, знающего, что он не прав? Что он несет горе и насилие, что он агрессор?» Брюс мучился этой мыслью, а возможные ответы вызывали лишь горечь. Внутри что-то ломается. Слышится стон. Начинаешь мечтать о самоубийстве. Главный позор – командиру. Ему. И брату Теолу. Они же вожди, правители, они двигают жизни тысяч людей как фигуры на грязной игральной доске.

«Одно дело – вести солдат на войну. Совсем другое – посылать на войну. И совершенно особое дело – вести солдат на войну преступную. Неужели мы так равнодушны к страданиям, которые навлекаем на свой народ и несчастные жертвы в неведомой стране?»

В сердце его пребывают имена бесчисленных богов. Многие погубили души своих поклонников. А другие сами сломались от безумств смертных, от жестоких войн, резни и бесцельного истребления. Первые страдают неизмеримо сильнее. Ведь в самом конце будет – должно быть – судилище. Не над павшими, не над жертвами, а над теми, кто руководил злым роком.

Конечно, он может ошибаться. Да, он ощущает страдания богов, имена коих застыли в нем – но, возможно, это его знание усиливает муки души, обреченной извиваться в ловушке сочувствия. Возможно, он сам устроил судилище над давно погибшими божествами. Если так… какое он имеет право? Тревожный вопрос. Но его легионы маршируют. Они идут искать ответ на вопрос, хотя даже вопрос известен лишь Адъюнкту. Это превыше доверия, превыше самой веры. Это готовность разделить безумие; все они захвачены водоворотом, и грядущая участь уже не важна. «Достоин ли я? Как узнать? Я веду, но смогу ли защитить?.. Ведь я не знаю, что нас ждет».

– Командор.

Вздрогнув от мрачных мыслей, он пошевелился, выпрямляясь в седле. Поглядел на Атри-Цеду. – Извините, вы что-то сказали?

Араникт утерла пот на странно бледном лице. Она явно колебалась.

– Похоже, у вас солнечный удар. Спешивайтесь, я пошлю за…

– Нет, господин.

– Атри…

Он видел на ее лице нарастающую панику, ужас. – Мы в плохом месте! Командор Брюс! Нужно уходить! Мы должны… мы в плохом месте…

И тут гром сотряс землю; барабанный грохот длился и длился…

* * *

Пылевая буря или армия? Кенеб прищурился на ярком солнце. – Капрал.

– Сэр.

– Скачите к авангарду. Думаю, мы сейчас увидим хундрилов и войска Напасти.

– Слушаюсь, сэр!

Едва вестовой ускакал, Кенеб глянул налево. Колонны Брюса чуть впереди – сегодня малазан никак нельзя назвать скороходами. Плохое настроение, брожение; дисциплина рушится. Утром он проснулся от изжоги столь сильной, что слезы потекли из глаз. Сейчас стало чуть лучше, но ему нужно найти хорошего целителя.

Внезапный порыв ветра ударил в лицо, запахло горечью. Он видел, что Блистиг выехал из колонны своего легиона и скачет к нему. Это еще что?

* * *

Банашар трусил рядом с тяжелым фургоном. В голове грохотали молоты. Он иссох не хуже здешней проклятой земли. Он не сводил глаз с налегающих на упряжь волов, с дергающихся хвостов, с облаков мух, с соли и пыли, покрывших бока и ноги животных. Копыта стучали по твердой почве.

Расслышав ропот солдат, идущих справа, Банашар поднял взгляд. Небо вдруг приобрело тошнотворный цвет. Ветер ударил его, во рту был мелкий песок, глаза жгло.

«Проклятая пылевая буря. Пора ей скомандовать остановку. Пора ей…»

Нет, цвет неправильный. Рот был суше камня; у него сдавило горло, заломило в груди… «Боги, нет. Ветер – дыхание садка. Это же… Осенняя Змея, нет!»

Он упал и забился в судорогах, чуть не ослепнув от боли.

Сержант Восход уронил вещевой мешок и бросился к упавшему жрецу. – Ромба! Зови Баведикта! Похоже, ему худо…

– Пьян, – буркнула Шпигачка.

– Я хочу…

Под ними задрожала земля. Заревели бесчисленные животные. По рядам солдат что-то пробежало – рябь тревоги, мгновенно родившейся неуверенности. Звучали вопросы без ответов; смятение нарастало.

Шпигачка наткнулась на Восхода, чуть не сбив присевшего около жреца сержанта. Он видел, что старик бормочет, видел, как голова его дергается от невидимых ударов. Что-то разлилось по левой руке Восхода – он поглядел и увидел капли крови. – Толчок Странника! Кто его ударил? Я не заметил…

– Ножом? – крикнула Шпигачка.

– Не… я не… давай, помоги перевернуть…

Грохот усилился. Ревели волы. Колеса скрипели, фургоны отклонялись. Раздались тревожные вопли.

Восход поглядел в небо: ничего, только плотное облако золотистой пыли. – Мы попали под чертов шторм! Где Баведикт? Шпига, иди ищи его!

– Думала, тебе помощь нужна…

– Погоди… ищи Ежа… ищи командира – у мужика кровь из кожи сочится! Прямо через поры! Быстрее!

– Что-то происходит, – сказала сверху Шпигачка.

Ее тон заставил его продрогнуть до костей.

* * *

Капитан Рутан Гудд прерывисто вздохнул, яростно отгоняя тошноту; пронизавший тело ужас заставил руку саму выхватить меч. Корни Азата, что такое? Но он ничего не видит – пыль повисла пеленой, заслонив небо, солдаты по сторонам вдруг заметались, словно потеряв зрение – но впереди ничего, пустая земля. Скаля зубы, Рутан пнул коня, встал в стременах. Меч был в руке, с белого, почти прозрачного лезвия струился пар.

Он заметил это краем глаза. – Кулак Худа! – Колдовской рисунок, маскирующий лезвие (сотни лет ушли на уплотнение защитных чар) сорвало за миг. Руку ожгло холодом. «Она отвечает. Отвечает… на что»?

Он вылетел из колонны.

Вдоль гребня холмов к юго-востоку появилась какая-то шевелящаяся линия.

Гром подкатывался все ближе. Словно алмазная крошка, блестело железо; казалось, на вершинах холмов прорезываются зубы. Суета заставляла глаза болеть. Он видел всадников, выскакавших из авангарда. На копьях треплются флаги переговорщиков. Ближе – пехотинцы уставились на него и проклятый меч, другие шатаются, попав в леденящий холод, оставшийся по его следу. Закованные в сталь доспехов бедра, спина коня покрылись густым слоем инея.

«Она отвечает – никогда еще так не было! Боги подлые! Отродье Азата! Я чую… о нет, о боги…»

* * *

– Стройся! Морская пехота, в строй! Первая линия – застрельщики! Отходим, назад!

Скрипач не медлил ни мгновения. Капитана не видно, ну и что? В животе словно сотня гвоздей застряла. Воздух смердит. Проскочив между ошеломленным Кориком и бледной Улыбой, он увидел взвод, что шел впереди.

– Бальзам! Мертвяк – открывай садок! И Наоборот… а где Корд и Эброн?

– Сержант!

Он оглянулся. Фаредан Сорт расталкивала лошадью паникующих солдат.

– Что вы делаете? – крикнула она. – Это чужая армия – мы послали переговорщиков. Не пугайте солдат…

Скрипач увидел спокойный взгляд Тарра. – Видишь, они строятся – передай, задние отходят первыми. Понял?

– Да, сэр…

– Сержант!

Скрипач подскочил к капитану, вытянул руки и стащил с седла. Она зашаталась, изрыгнув брань. Вес женщины сбил Скрипача с ног; он упал, Сорт повалилась сверху. Сержант крикнул ей в ухо:

– Слезайте с клятого коня и оставайтесь здесь. Переговорщики уже мертвы, даже если сами этого не знают. Нужно окапываться, капитан. Немедленно.

Капитан встала, потемнев от гнева, и засверкала глазами. Но взгляд Скрипача ударил ее не хуже кулака. Сорт почти отшатнулась. – Кто-нибудь, уведите коня. Где сигнальщик? Передавай: готовиться к битве. Защищаем гребень. Пехота роет окопы, две линии. Припасы во вторую. Ну, живо!

* * *

Большинство треклятых солдат только мешаются. Рыча и ругаясь, Бутыл пробился сквозь толпу и подошел к ближайшей телеге. Ухватился за веревку, влез на кучу бревен. И встал.

Полудюжина посланцев Адъюнкта скачет к далекой армии. Небо над чужаками кишит… птицами? Нет. Риназаны? И кто-то побольше. Энкар'алы? Вайвелы? Ему было так плохо, что кишки готовы взбунтоваться. Он узнал запах. Эта вонь просочилась в самый мозг после той изрезанной палатки. «В той армии не люди. Адъюнкт, ваши посланцы…»

Что-то блеснуло, выгнувшись аркой над первым рядом далеких фаланг. Извиваясь, пролетело над землей и ударило по конным переговорщикам. Тела охватило пламя. Пылающие лошади шатались и падали грудами пепла.

Бутыл выпучил глаза. Святое дерьмо Худа…

* * *

Смола мчалась со всех ног, разрезая ряды солдат. Они наконец начали окапываться, а обоз – фургоны похожи на громадных зверей, их окружили стрелки и копейщики – повернул к северу, заставляя летерийские силы разделиться надвое.

Это плохо. Она видела, какой хаос воцарился в узких проходах между колонами, когда туда вломились тяжелые фургоны. Пики качались, отклоняясь в обе стороны; иные солдаты падали.

Не ее проблема. Она снова поглядела вперед, увидев авангард. Адъюнкт и капитан Ииль, кулаки Блистиг и Кенеб, десятка два избранных стражников и помощников на лошадях. Тавора отдавала приказы, гонцы летели к различным отрядам. Времени мало. Далекие холмы покрылись марширующими фалангами, уже десяток видно и появляются новые – и каждый строй кажется огромным. Пять тысяч? Шесть? Гром стал мерой их ровного, неуклонного движения. Небо над головами приобрело цвет желчи; среди облаков пыли вились крылатые твари.

«Те солдаты… это не люди, совсем… боги подлые, они громадины!»

Она доскакала до авангарда. – Адъюнкт!

Шлем Таворы пошевелился.

– Адъюнкт, нужно отступать! Это неправильно! Они …

– Сержант. – Голос Таворы острым клинком прорезал шум. – Времени нет. Более того, подходящий путь отступления блокирован силами Летера…

– Пошлите гонца к Брюсу…

– Уже сделано, сержант.

– Они не люди.

Непроницаемые глаза разглядывали ее. – Нет, не люди. К'чайн…

– Мы им не нужны! Мы просто на пути оказались, черт!

Адъюнкт ответила без всякого выражения: – Очевидно, что они жаждут напасть на нас.

Смола дико развернулась к Кенебу: – Кулак, прошу вас! Объясните…

– Смола, – сказала Тавора. – Это К’чайн На’рхук.

Цвет лица Кенеба сравнялся с желчным небосводом. – Вернитесь к своему взводу, сержант.

* * *

Быстрый Бен стоял в тридцати шагах от малазанского авангарда, завернувшись в кожаный плащ. В одиночестве. В трех сотнях шагов летерийские роты разворачивались, ощетиниваясь пиками на гребне холма, около которого оказались их колонны. Они соединили свой обоз со стадами Охотников и казалось: целый город панически убегает на север, унося скарб и скотину. Брюс намерен защищать отступающих. Верховный Маг понимал его логику. Похоже, вот последний рациональный момент дня.

Невезение. Глупая, нелепая, жалкая неудача. Абсурд. Тошнотворный до неприличия. Что за боги собрались, чтобы устроить это безумие? Он рассказал Адъюнкту все, что знал. Едва раскрылась пасть садка, едва земля задрожала под тяжелыми шагами первых фаланг, он понял.

«Мы видели их небесные крепости. Мы знали: они никуда не денутся. Мы знали: они готовятся.

Но это было так давно. Так далеко отсюда». [6]6
  см. «Охотники за Костями», гл. 5. – прим. переводчика.


[Закрыть]

Тяжелый запах масел повис над холмами. Ветер всё дул из садка. За охряной завесой маг мог различить глубокую тьму, не принадлежащую этому миру.

Они пришли сюда, в Пустоши.

Они уже бывали здесь.

Амбиции и страсти бурлят пеплом над погребальным костром. Сразу стало ясным: нет ничего важного, кроме нынешнего мига и того, что вскоре начнется. Кто мог предсказать? Кто мог пронзить прочную непостижимость будущего, узрев эту сцену?

Бывает, знал он, что даже боги отшатываются, утирая окровавленные лица. Нет, не боги это устроили. Им не дано понять сердце Адъюнкта, тот источник, что столь полон потаенными истинами. «Мы вечно служили затычками, но чья рука нас держала? Никто не знает. Даже сны…»

Он стоял одиноко, садки пробуждались и бурлили вокруг. Он сделает всё, на что способен, продержится так долго, как сможет. А потом, похоже, падет – и никого не останется, кроме нескольких взводных магов и Атри-Цеды.

«Сегодня мы узрим гибель друзей. Сегодня же мы можем присоединиться к ним».

Верховный Маг Бен Адэфон Делат достал из кармана горсть желудей и бросил наземь. Снова прищурился, глядя на бездонность за пеленой пыли, потом на легионы На’рхук. Чудовищны в своей непреклонности. Возьми одного, и он будет почти неразумен. Собери тысячи и воля тысяч станет единой… и воля эта… боги подлые, так холодна…

* * *

На’рхук были ростом вполовину выше среднего человека, а по весу, пожалуй, вдвое тяжелее. Выше поясов тела скрывались под скорлупой эмалевых или кожаных доспехов, закрывавших также плечи и бедра. Обрубки хвостов защищали пластинки меньшего размера. Головы покрывали просторные шлемы; короткие рыла торчали между резных боковых пластин. Шедшие в передней линии держали загадочные дубинки с тупыми концами, обмотанные какой-то проволокой; один из каждых двенадцати воинов сгибался под весом массивного керамического куба за плечами.

Остальные шеренги несли короткие алебарды или фальшионы, подняв их вертикально. Каждый из сотни воинов каждой шеренги двигался в безупречном ритме, сгибаясь вперед, перебирая толстыми мускулистыми лапами. Не было ни знамен, ни стягов, ни видимых командиров или авангардных отрядов. На взгляд Рутана Гудда, их нельзя было отличить друг от друга – конечно, кроме воинов со странными ранцами.

Теперь все его тело блестело инеем, и толстый как броня лед облекал коня. Конь уже мертв – но лед сумеет выполнять приказы. Он выехал на двенадцать шагов вперед передовой линии малазан, зная, что бесчисленные глаза устремлены на него, что все пытаются понять, кого видят – не только чужую армию, явно вознамерившуюся их истребить, но самого Рутана Гудда на коне, покрытом слоем льда, сквозь который с трудом можно различить скрываемую им форму.

Он держал меч Бурегона как продолжение руки – лед окружил предплечье, гладкий, но текучий словно вода.

Глядя на На’рхук, он бормотал сквозь зубы: – Да, вы ищете меня. Вы отметили меня. Шлите же свою ярость. Нападайте только на меня…

Сзади, из неглубоких траншей, слышался тревожный шепот. Охотники скорчились, словно пришпиленные к земле, пойманные неготовыми и подавленные нежданной невозможностью происходящего. Ни одного боевого клича, ни один меч не стучит о край щита. Не поворачиваясь, он знал – там прекратилось всякое движение. Не отдаются приказы. Ведь всё это, в сущности, стало ненужным.

По приблизительному счету на них надвигаются сорок тысяч На’рхук. Ему казалось, что мгновение назад он услышал какофонический звук – это дрожат стены грядущего, готовые рассыпаться, выпуская в прошлое ужас. Вот тогда голова его взорвется от грохота.

– Тем хуже, – прошептал он. – Какой хороший был день…

* * *

– Дыханье Худа, кто это?!

Глаза Адъюнкта Таворы сузились. – Капитан Рутан Гудд.

– Я так и думала, – сказала Лостара Ииль. – Но что с ним творится?

Адъюнкт только качала головой.

Лостара поерзала в седле; рука потянулась к ножу у пояса – и отдернулась. «Меч, идиотка. Не нож. Дурацкий меч». Перед внутренним взором проплыло лицо. Хенар Вигальф. Он должен сейчас быть рядом с Брюсом, он готовится нести приказы. Летерийцы отходят, формируя два мощных фланга, выгибаются словно лук. Они увидят столкновение передовых сил и, надеялась она, быстро поймут бессмысленность сражения с треклятыми ящерами. Брюс отдаст приказ о бегстве. «Уходите отсюда, Худа ради – бросайте всё, только сами успейте бежать. Не гибните как мы, не стойте только потому, что мы стоим. Уходи, Брюс – Хенар – прошу вас. Умоляю…»

Она услышала топот копыт, оглянулась и увидела, как кулак Кенеб перескакивает окопы, минует работающих лопатами солдат. Что он задумал?

Он скачет к капитану Гудду.

Тавора сказала: – Поднимайте рог, сигнальщик – особый приказ Капитану Кенебу. Отступить.

Воздух разорвала череда заунывных сигналов.

– Он не слушается, – крикнула Лостара. – Дурак!

* * *

Быстрый Бен увидел Рутана Гудда и вздохнул. Маэлом укушенный Неррузой выдрюченный Бурегон. Кто бы знал.

Но что он делает впереди строя? Еще миг – и Верховный Маг вполголоса выругался. «Хочешь, чтобы они шли на тебя. Хочешь их отвлечь. Даешь Охотникам дюжину ударов сердца, чтобы они поняли, с чем имеют дело. Капитан Рутан Гудд или кто ты есть… боги, что я могу сказать? Удачи, капитан.

Удачи».

Кенеб выкрикивал ругательства и бешено вонзал шпоры в бока лошади. Это же Рутан Гудд, и если глупец не тот, за кого себя выдавал, малазанам он сейчас особенно нужен. Будь он, черти его дерите, богом – все равно в одиночку его порубят на куски. «Рутан! Ты нам нужен – кем бы и чем бы ты ни был. Ты нам нужен живым!»