Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 63 страниц)

– Так точно, сэр! – пролаяла сержант Смола.

– Отлично, – кивнул Прыщ. – А теперь вон. Если встретите лейтенанта Прыща в коридоре, напомните ему, что ему поручили везти почту в форт Вторая Дева. Треклятый идиот уже должен быть в пути. Можете идти!

Едва женщины вышли, Прыщ вскочил с кресла и внимательно осмотрел поверхность стола, убедившись, что ничего не сдвинул. Тщательно оставил кресло в прежнее положение. Нервно глянув в окошко, выбежал в приемную и сел за свой, гораздо более скромный стол. В коридоре раздались тяжелые шаги; лейтенант зашелестел свитками и восковыми табличками, озабоченно хмуря лоб в ожидании прихода капитана.

Едва дверь открылась, Прыщ подскочил на месте: – Доброе утро, сэр!

– Уже полдень, лейтенант. Похоже, осиные жала испортили остатки ваших мозгов.

– Так точно, сэр!

– Сестры дальхонезки уже доложились?

– Нет, сэр. Не видел ни рожи ни кожи, сэр. Но скоро мы увидим…

– О. Вы решили их изловить самолично, лейтенант?

– Как только закончу с бумажной работой, сэр, займусь именно этим, даже если придется отложить путешествие в форт Вторая Дева.

Добряк скривился: – Какая бумажная работа?

– Как, сэр? – Прыщ повел рукой: – Эта, сэр.

– Не глупите, лейтенант. Вам известно, я должен быть на встрече в половине седьмого звона, и я желаю видеть их в конторе до этого времени.

– Слушаюсь, сэр!

Добряк скрылся в кабинете. Прыщ подумал, что он проведет остаток дня, любуясь коллекцией гребней.

* * *

– Тихо, тихо, – пробормотала Целуй-Сюда, когда они с сестрой шли в спальни. – Капитан Добряк не только урод, но еще и сумасшедший. При чем тут наши волосы?

Смола пожала плечами. – Без понятия.

– Нет правил насчет волос. Можем пожаловаться Кулаку…

– Не будем, – оборвала ее Смола. – Добряк желает волосы на столе – мы положим ему волосы на стол.

– Не мои!

– Не твои, Целуй-Сюда, и не мои.

– Тогда чьи?

– Вообще ничьи.

Капрал Превалак Обод стоял у входа. – Ну, получили благодарность? – спросил он.

– Любимый, – пропела Целуй-Сюда. – Добряк не раздает благодарностей. Только наказывает.

– Что?!

Смола сказала, не останавливаясь: – Капитан приказал нарастить вес… среди прочих распоряжений. – Тут она помедлила, повернулась к Ободу: – Капрал, найди нам ножницы и большой джутовый мешок.

– Слушаюсь, сержант. Насколько большой?

– Главное, найди.

Целуй-Сюда послала молодому мужчине широкую улыбку и торопливо вошла в казарму, дойдя до середины спальни. Встала в том месте, где койки были скручены в подобие гнезда. В середине гнезда восседал морщинистый, покрытый шрамами кошмар с блестящими глазками. – Неп Борозда, мне нужно проклятие.

– Э? Идипроч! Мымза! Ку!

– Капитан Добряк. Я думаю о чесотке самого чесоточного рода. Погоди! Он станет еще злее. Сделай его косым – но так, чтобы сам он не видел, только другие. Сможешь, Неп?

– Ч’го мне будет, а?

– Как насчет массажа?

– Целуйн’го?

– Да, моего особенного.

– Долголь? А?

– Целый звон, Неп.

– Гылшом?

– Кто, ты или я?

– Обои!

– Ладно, но нам нужна будет комната. Или ты хочешь, чтоб смотрели?

Неп возбудился, хотя каким-то странным образом. Он завертелся, заерзал, кожа покрылась потом. – Целовзвод, Цалуйка, целовзвод!

– С засовом, – настаивала она. – Не желаю, чтобы входили чужие.

– Хип-хо! Проклят’е?

– Да, косоглазие, но так чтоб он не знал…

– П’стяки! Люззия.

– Иллюзия? Чары? Звучит отлично. Давай, приступай.

* * *

Бадан Грук потер лицо, когда Смола плюхнулась на его койку. – Что ты тут делаешь, во имя Худа?

Темные глаза обласкали его – коротко и сладко – и тут же женщина отвела взор. – Ты солдат единственного рода, которому можно доверять. Знаешь, Бадан?

– Что? Ну, я…

– Ты не хочешь. Ты не желаешь творить насилие, поэтому не лезешь в драку. Сначала пользуешься умом, а твой дурацкий костолом – только последний аргумент. Злобные действуют совсем иначе, и в результате многие теряют жизни. Снова и снова. – Она помолчала. – А верно рассказывают, что какая-то пьяница – сержант пересекла всю треклятую империю от кабака до кабака?

Он кивнул: – И оставила за собой след из восхищенных почитателей. Но она не боялась пролить кровушку, Смола. Просто выбирала правильные цели – тех, кого никто не любит. Сборщиков налогов, старост, адвокатов…

– Но она же пьяница?

– Да.

Покачав головой, Смола упала на спину. Уставилась в потолок. – И как ей удалось не спалиться?

– Она же из тех, что выбрались из огненного шторма И’Гатана. Вот почему. Она из тех, что прошли под землей.

– Ох, и верно. – Она еще немного подумала. – А мы скоро выходим.

Бадан вновь потер лицо. – Но никто не знает куда и даже зачем. Путаница какая-то, Смола. – Он помедлил. – У тебя дурное предчувствие?

– Совсем ничего не чувствую, Бадан. Ни о чем. Я не знаю, что схватило меня за горло в ночь, когда Скрип читал Карты. На самом деле ничего не помню о той ночи, ни скачки, ни потом.

– А ничего и не было. Мы просто мимо проехали. Уже появился какой-то Фенн. Ударил бога в висок.

– Отлично.

– И все? Больше тебе сказать нечего?

– Ну, как говорит одноглазая карга, в мире хватает культов всякого сорта.

– Я не… – Взгляд, который она метнула ему, словно наполнил рот солдата землей. Он вздрогнул и отвернулся. – Ты тут сказала насчет моего ума, Смола. Это была шутка, да?

Она вздохнула и закрыла глаза: – Нет, Бадан. Нет. Разбудишь, когда вернется Обод. Ладно?

* * *

Адъюнкт Тавора в сопровождении Лостары, Кенеба, Блистига и Быстрого Бена вошла в тронный зал и остановилась в десяти шагах от престолов.

– Привет вам всем, – сказал король Теол. – Адъюнкт, присутствующий здесь Канцлер сообщил мне, что у вас имеется список пожеланий, большая часть которых приятно разопрет сундуки наших сокровищниц. Будь я корыстным, просто сказал бы «да». Но я не того сорта человек, поэтому подниму тему совершенно иную, но весьма важную.

– Разумеется, Ваше Величество, – отвечала Тавора. – Мы в вашем распоряжении, готовы помочь всем, чем сумеем.

Король просиял.

Лостара удивилась вздоху королевы, но ненадолго.

– Чудесно! Что же, когда я припомню все подробности темы, то подниму ее. А пока что… Мой Цеда сообщает, что вы разворошили гнездо магических проблем. Мой Канцлер, увы, утверждает, что тревоги преувеличены. Так кому из них двоих мне верить? Прошу вас разрубить ужасающий узел.

Нахмурившаяся Тавора повернула голову и сказала: – Верховный Маг, вы можете ответить на вопрос? Прошу.

Быстрый Бен подошел, чтобы встать рядом с Адъюнктом. – Ваше Величество, и Канцлер и Цеда правы, каждый на свой манер.

Лостара заметила, что Багг улыбнулся, но тут же скривил губы.

– Как восхитительно, – промурлыкал король, склонившись и опершись подбородком на кулак. – Сможете пояснить, Верховный Маг?

– Наверное, нет. Но попытаюсь. Ситуация ужасающая, но временная. Чтение Колоды Драконов, на котором присутствовал Преда Брюс Беддикт, как кажется, выявило… гм, прореху в ткани мироздания, некую рану. Кажется, Ваше Величество, некто – некто весьма могущественный – попытался наложить новую структуру на уже существующие магические садки.

Брюс Беддикт, стоявший слева от королевы, спросил: – Верховный Маг, можете ли вы объяснить эти «садки», которые, как кажется, являются центром вашего учения о магии?

– В отличие от волшебства, которое преобладало на континенте до недавних пор, Преда, в остальном мире господствует магия более формализованная. Сила, столь сырая здесь, повсюду утончена, наделена аспектами, организована тематически – и эти «темы» мы называем садками. Многие доступны для смертных и богов; другие же, – тут он метнул взгляд на Багга, – принадлежат Старшим. Некоторые практически исчезли и стали недоступными по вине невежества или благодаря ритуалам закрытия. Другие захвачены и управляются элементами, возникшими в этих садках или столь с ними сродными, что различия стали несущественны.

Король Теол воздел палец: – Моментик. Позвольте мне моргнуть, чтобы изгнать из глаз выражение полного отупения. Давайте поразмыслим над уже сказанным. Я, не сочтите за хвастовство, хорошо умею размышлять. Я правильно вас понял, Верховный Маг: королевство, которое Эдур называют Куральд Эмурланном – это один из садков?

– Да, – ответил Быстрый Бен и поспешно добавил, – Ваше Величество. Садки Тисте – мы знаем о трех – являются Старшими. Два из них, кстати говоря, уже давно не управляются Тисте. Один практически запечатан. Второй захвачен.

– И как эти садки соотносятся с вашей Колодой Драконов?

Верховный Маг даже отпрянул: – Не моей Колодой, государь, уверяю вас. На ваш вопрос не существует простого ответа…

– Как хорошо! Я уже начал ощущать себя тупым. Прошу понять – я не стесняюсь быть тупым. Но ощущать себя тупым – это совсем другое дело…

– Ах, точно, Ваше Величество. Ну, Колода Драконов, наверное, сначала задумывалась как средство гадания, менее неуклюжее нежели плитки, горелые кости, узлы, костяшки пальцев, пуканье и осмотр кала…

– Понятно! Прошу вас, любезный господин – здесь присутствуют дамы!

– Простите, Ваше Величество. Высокие Дома Фатида очевидным образом связаны с определенными садками, они как бы являются окнами, через которыми мы заглядываем в садки… и, соответственно, на нас могут глядеть с той стороны. Вот почему чтения так… рискованны. Колода равнодушна к барьерам – в умелых руках она может показать схемы и связи, незримые для очей смертных.

– Все ваши описания, – вмешался Брюс, – вряд ли объясняют творившееся на гадании Скрипача.

– Да, Преда, и это возвращает нас к ране в городе. Некто извлек нож и прорезал здесь новый рисунок. Новый, но и древний сверх всякого вероятия. Произошла попытка пробуждения, но все пошло неправильно.

– А вы знаете, кем мог быть этот «некто»? – спросил король Теол.

– Это Икарий Хищник жизней, Ваше Величество. Поборник, который должен был скрестить клинки с императором Руладом Сенгаром.

Теол повернулся на троне. – Цеда, можете что-то добавить?

Багг поглядел удивленно, моргнул: – Знания Верховного Мага весьма впечатляют, государь. Даже пугают.

Королева Джанат сказала: – Можно ли исцелить рану, Цеда? Если нет – какие беды угрожают Летерасу, если рана будет… кровоточить?

Старик состроил гримасу, словно съел что-то неприятное. – Летерас ныне похож на пруд с взбаламученным илом. Мы ослеплены, идем наугад, никто не может извлечь ничего, кроме тонкой струйки магии. Эффект распространяется словно рябь по воде. Скоро во всем королевстве маги станут бессильны.

– Верховный Маг, – произнесла Джанат, – вы только что говорили, что это эффект временный. Значит, исцеление произойдет само собой?

– Большинство ран исцеляются течением времени, Ваше Высочество. Надеюсь, это начнется, как только мы, малазане, унесем от вас Худа. Чтение проткнуло рану. Кровь хлещет, а кровь – это сила.

– Ну что же, – протянул король. – Как все удивительно, как восхитительно, как тревожно. Думаю, пора поспешно переходить к теме наполнения сундуков. Адъюнкт Тавора, вы пожелали составить обоз, достаточный для пересечения Пустошей. Мы рады будем продать вам все нужное по особо низкой цене, чтобы доказать благодарность за помощь в свержении тирании Эдур. Мой Канцлер уже начал организовывать дела, он сообщает, что припасы потребуются весьма немалые. Нам потребуется около четырех недель для комплектации обоза; надеюсь, вам для расплаты потребуются лишь мгновения. Разумеется, Брюс сам снабдит силы сопровождения, об этом не беспокойтесь.

Он замолчал, потому что Адъюнкт вздрогнула. – Да, ваше сопровождение. Мой брат настаивает, что он проведет вас через пограничные королевства. Коротко говоря, Болкандо и Сафинанд будут предавать вас и мешать каждому движению. Неприятные соседи… но ведь и мы раньше доставляли им неприятности. Я обдумываю Королевский Проект – постройку самой высокого в мире плетня для ограждения наших территорий, с живой изгородью для лучшего декоративного эффекта. Да – да, дорогая супруга, я блуждаю словами и получаю от этого удовольствие!

– Ваше Величество, – начала Тавора, – благодарю за предложение эскорта, но, уверяю вас, в этом нет нужды. Королевства, через которые мы пройдем, могут быть вероломными – но нас этим вряд ли удивишь. – Ее тон был ровным, но Лостара, хотя не могла видеть глаз Адъюнкта, чувствовала: в них сияет отнюдь не покой.

– Они воры, – заявил Брюс. – Ваш обоз, Адъюнкт, будет огромным, ведь искомые вами земли бесплодны. Возможно, всё Колансе не сможет снабжать вас.

– Извините, – сказала Тавора, – не припоминаю, чтобы раскрывала нашу конечную цель.

– Там больше ничего нет, – пожал плечами Брюс.

Адъюнкт промолчала. Атмосфера вдруг стала стесненной.

– Преда Брюс, – сказал король, – поможет провести обоз по землям народов – карманников.

Тавора все еще колебалась. – Ваше Величество, мы не намерены втягивать ваше королевство в войну, если даже Сафинанд и Болкандо попытаются предать соглашения.

– Одно наше присутствие, – возразил Брюс, – помешает им предпринять нечто откровенно недружественное. Прошу понять, Адъюнкт: если мы не сопроводим вас, а вы окажетесь в состоянии войны с коварным врагом, без возможности отступления – нам придется идти вам на подмогу.

– Точно, – согласился король. – Примите сопровождение, Адъюнкт, или я задержу дыхание, пока не приобрету самый королевский оттенок пурпура.

Тавора покорно склонила голову. – Отзываю все возражения, Ваше Величество. Благодарю за эскорт.

– Так-то лучше. Теперь я должен получить от слуг уверения по трем различным проблемам. Канцлер, вы сможете удовлетворить все запросы сил Адъюнкта?

– Смогу, государь, – сказал Багг.

– Превосходно. Королевский Казначей, вы уверены, что малазане обладают средствами, достаточными для закупок?

– Так меня заверили, государь, – сказал Багг.

– Хорошо. Цеда, вы согласны с тем, что уход малазан ускорит требующееся городу исцеление?

– Да, государь, – сказал Багг.

– Наконец-то согласие! Как восхитительно! Теперь чем займемся?

Королева Джанат встала: – Пища и вино ожидают нас в трапезной. Позволь проводить гостей.

Она сошла с помоста.

– Дорогая жена, – сказал Теол, – тебе я готов позволять всё.

– Рада слышать, что ты добровольно взвалил на себя такое бремя, супруг.

– Таков уж я, – ответствовал он.

Глава 6

Медленно ползущему жуку нечего бояться.

Сафийская пословица

Покрывшийся мелкими брызгами крови Ведит выехал из полосы густого дыма. За спиной остались жалобные крики и злой рев пламени, охватившего трехэтажное правительственное здание в центре города. Почти все здания по сторонам проспекта были уже выпотрошены; языки огня еще лизали почерневшие рамы, вонючий дым поднимался к небу столбами.

За Ведитом выехало еще четверо всадников с обнаженными скимитарами. Аренская сталь была запятнана красными ошметками.

Ведит морщился, слыша их дикие вопли. Шит, притороченный к правому предплечью, был пробит – острые щепки вошли в мышцы, так что он не мог крепко держать поводья. В левой руке скимитар, переломленный в середине лезвия – он мог бы его выбросить, но рукоять и эфес так привычны ему, что стали почти частью тела. Поводья свисали между передних ног лошади: стоит ей понестись от боли и страха, ремни заставят всадника упасть, а животное может сломать себе шею.

Он привстал в стременах, склонился на холку – резко ударившись – и ухватил лошадь зубами за левое ухо. Голова завизжавшего зверя поднялась, копыта неровно застучали. Лошадь встала. Это дало Ведиту время вложить остатки отцовского меча в ножны и обвить рукой шею лошади.

Едва хватка зубов ослабла, раненая кобыла сбежала с мостовой в траву и встала около канавы. Все тело ее дрожало.

Бормоча успокоительные слова, воин отпустил ухо и выпрямился в седле. Подобрал поводья здоровой рукой.

Четверо спутников проскакали мимо: кони прядают, мечи воздеты над головами, изо ртов летят торжествующие крики пополам с кровавой слюной.

Ведита затошнило. Но он понимал. Растущие списки запретов, постепенно уменьшающаяся свобода, оскорбления, откровенное пренебрежение. Каждый день прибывали всё новые солдаты Болкандо; укрепления окружили лагерь хундрилов, словно грибы кучу навоза. Трения нарастали. Споры полыхали пожарами, а потом вдруг…

Он послал лошадь назад, на дорогу. Оглянулся на горящий город. Потом изучил горизонты. Колонны черного дыма вздымаются тут и там – да, терпение Горячих Слез иссякло, все известные ему ближайшие деревни, дюжины выселков, сотни ферм познали гнев хундрилов.

Налетчики Ведита, тридцать конников – почти все моложе тридцати лет – покончили с гарнизоном. Бой вышел яростный. Он потерял большинство, и этого оказалось достаточно, чтобы разбудить жажду жестокой мести, от которой уже пострадали раненые солдаты и все обитатели городка.

Вкус резни казался ему горьким; ядовитое пятно словно залило его изнутри и снаружи.

Лошадь так и не успокоилась. По изрезанным бокам текла кровь. Она ходила кругами, прихрамывая на заднюю ногу, мотала головой.

В безымянном городке остались сотни трупов. Еще утром это было мирное место – жизнь пробуждалась и шла по привычным путям, сердце города билось спокойно. Теперь тут руины и горелое мясо – они даже не потрудились пограбить, так сильно было желание убивать.

Гордому народу самую болезненную рану наносит презрение другого племени. Болкандо думало, что клинки хундрилов затупились. Тупые клинки, тупые мозги. Они думали, что смогут обманывать дикарей, высмеивать, накачивать дрянным пойлом, обирать.

«Мы с Семиградья – думали, вы первые решили сыграть в такие игры?»

Из города все еще выезжали отставшие – по двое, по трое. Вот одинокий воин склонился в седле. За ним еще двое…

Солдаты гарнизона не знали, как отражать атаку кавалерии. Они как будто никогда такого не видели, они раззявили рты, наблюдая за умелым истреблением, когда пущенные с ужасающе точным расчетом дротики пролетели дюжину шагов, остававшихся до вражеского строя. Строй болкандийцев, перегородивший главную улицу, смешался – зазубренные наконечники пробивали щиты и чешуйки брони, тела шатались, падали, сбивали соседей.

Боевые кони хундрилов врезались в поредевший строй. Воины завывали, размахивая кривыми мечами. Бойня. Потом задние ряды болкандийцев разбежались, прячась за деревьями, в переулках, аллеях, за каменными стенами лавок. Битва стала чередой разрозненных стычек. Хундрильским воинам пришлось спешиться, ведь кони не могли пройти в узкие улочки. Солдаты вжимались в каждую нишу, прикрывшись круглыми щитами. Они все еще превосходили хундрилов числом, и воины начали гибнуть.

Горячим Слезам пришлось потратить все утро, выслеживая и истребляя болкандийских солдат. До последнего. И едва ли больше звона на уничтожение мирных жителей, не сумевших сбежать – они, скорее всего, верили, будто семьдесят пять солдат легко побьют тридцать дикарей. Затем на город пустили огонь, заживо сжигая хорошо спрятавшихся.

Венит понимал: подобные сцены творятся сейчас по всей округе. Никого не пощадим. Чтобы донести это послание самым ясным образом, фермы болкандийцев грабят, не оставляя ничего съедобного и полезного. Мятеж произошел по вине последнего повышения цен – на сто процентов, только для хундрилов – на всё, в том числе фураж для коней. «Да, вы издевались над нами, одновременно принимая наше золото и серебро».

С ним осталось двенадцать воинов, один, похоже, умрет от ран – гораздо раньше, чем они доедут до лагеря. Толстые щепки торчат из руки словно лишние кости. Боль пульсирует.

Да, высокие потери. Но какой другой отряд атаковал гарнизон в городе? Он принялся гадать: не совершили ли хундрилы ошибку, разворошив осиное гнездо?

– Перевяжите раны Сидаба, – зарычал он. – Он сохранил меч?

– Сохранил, Ведит.

– Дайте мне. Мой сломан.

Сидаб знал, что умирает, но все же поднял голову и кроваво улыбнулся командиру.

– Он ляжет в мою руку так же, как меч отца, – сказал Ведит. – Я буду носить его с гордостью, Сидаб.

Мужчина кивнул. Улыбка его увяла. Сидаб выкашлял сгусток крови и с тяжелым стуком выпал из седла.

– Сидаб остался за нашими спинами.

Остальные кивнули и сплюнули вокруг трупа, освящая почву, осуществляя единственную траурную церемонию воинов – хундрилов на тропе войны. Ведит протянул руку, схватив узду лошади Сидаба. Он возьмет ее себе и станет ездить, позволив своей кобыле оправиться. – Возвращаемся к Вождю Желчу. От наших слов засияют его глаза.

* * *

Вождь Войны Желч тяжело опустил плечи. Трон из связанных веревками рогов заскрипел. – Сладкое дыханье Колтейна! – вздохнул он, протирая глаза.

Джарабб, Слезоточец вождя, единственный, с кем он делит палатку, снял шлем и стеганый подшлемник, провел рукой по волосам. Затем шагнул и опустился на одно колено. – Приказывай мне, – сказал он.

Желч застонал. – Не сейчас, Джарабб. Прошло время игр… Моя Падением клятая молодежь устроила войну. Двадцать групп рейдеров въехали в лагерь улюлюкая, с мешками, полными кур, щенков и боги знают чего еще. Готов побиться об заклад, тысячи невинных фермеров и селян уже мертвы…

– И сотни солдат, Вождь Войны, – напомнил Джарабб. – Крепости горят…

– Я кашляю от дыма все утро – не нужно было поджигать, дерево могло бы пригодиться. Мы рычим и плюемся, словно пустынная рысь в норе. Как ты думаешь, что сделает король Таркальф? Ладно, забудем о нем, у этого мужичка грибы вместо мозгов; бояться нужно Канцлера и хитрого Покорителя. Дай я скажу тебе, что они будут делать. Они не станут просить, чтобы мы вернулись в лагерь. Не станут требовать репараций и платы за кровь. Нет, они соберут войско – и прямиком на нас.

– Вождь, – выпрямился Джарабб. – Дикие земли зовут нас на север и восток. Едва мы уйдем на равнину, никто нас не отыщет.

– Очень хорошо. Но болкандийцы не были врагами. Они поставляли нам…

– Мы хорошенько пограбим, прежде чем сбежать.

– А уж как обрадуется Адъюнкт, узнав, что мы смочили песок перед ее ногами! Беспорядок, Джарабб. Полный беспорядок.

– Так что же делать, Вождь Войны?

Желч наконец открыл глаза, поморгал и закашлялся. – Я не стану пытаться исправлять то, чего уже не исправить. Этим Адъюнкту не поможешь. Нет, пора хватать быка за петушок. – Он рывком встал, подхватил плащ, отделанный вороньими перьями. – Снимайте лагерь. Забейте весь скот, коптите мясо. Пройдут недели, прежде чем Болкандо наберет достаточные силы для боя. Ради обеспечения свободного прохода Охотников за Костями – не говоря уже о Серых Шлемах – мы пойдем на столицу. Мы устроим такую угрозу, что Таркальф трижды обмочится и загоняет советников. Хочу, чтобы король думал, что на его урыльник, из вежливости называемый королевством, идут сразу три армии.

Джарабб улыбнулся. Он видел, как разгораются темные огни в глазах командира. А это значит… едва будут пролаяны приказы, едва вестники оставят за собой пыльные следы, настроение вождя резко улучшится. Вполне возможно, он снова созреет для… игр.

Стоит позаботиться, чтобы старухи – жены вождя не оказалось поблизости.

* * *

Надежному Щиту Танакалиану было неуютно в кольчуге. Ватник протерся на правом плече; нужно было починить еще утром, но он слишком торопился, желая наблюдать высадку первых когорт Серых Шлемов на негостеприимный берег.

Как он ни спешил, Смертный Меч Кругхева уже стояла на возвышенности, покраснев под тяжелым шлемом. Хотя солнце едва показалось над восточными пиками, воздух успел стать спертым, душным. Вокруг кишели насекомые. Приблизившись, он сможет узреть в ее глазах рок бесчисленных эпических поэм, словно она посвятила жизнь впитыванию трагедий падения тысяч цивилизаций и находит в этом дикарское наслаждение.

Да, она была священным ужасом, эта суровая, стальная женщина.

Подойдя к ней, он отвесил поклон. – Смертный Меч. Что за судьбоносное мгновение!

– Однако лишь двое стоят здесь, сир, – пророкотала она, – хотя должны были стоять трое.

Он кивнул. – Нужно избрать нового Дестрианта. О ком среди старейшин вы думаете, Смертный Меч?

Четыре широких и прочных баржи – авара отделились от «Престолов Войны» и сверкали веслами, быстро двигаясь по извилистому каналу. Прилив вовсе не помогал им. Гавань должна бы вздуться, но вместо этого она беспорядочно волнуется, словно засмущавшись. Танакалиан прищурился, смотря на передний авар и ожидая, что тот застрянет у берега. Тяжеловооруженным братьям и сестрам придется спрыгнуть на болотистую почву. Он гадал, глубока ли там грязь.

– Еще не решила, – призналась наконец Кругхева. – Ни одному из наших старейшин не случилось быть достаточно старым.

Весьма точно. Тяжелое морское путешествие стоило жизни более двадцати дряхлым братьям и сестрам.

Танакалиан повернулся и стал разглядывать два укрепления, построенных в двух тысячах шагов на берегу – одно на этой стороне реки, второе на противоположной, западной. До сих пор у них не было прямого контакта с делегацией Акрюна – с толпой ощетинившихся пиками, беспрестанно поющих варваров, которых явно недаром называют любителями почестей. Оставаясь на той стороне реки, акрюнаи могут петь, пока горы не сползут в море…

Лагерь Болкандо – все разрастающийся городок разноцветных шатров – уже пробудился. Похоже, близость высадки Напасти привело их в бешенство. Странные люди эти болкандийцы. Покрытые шрамами, но изнеженные; вежливые, но кровожадные. Танакалиан не доверял им. Было заметно, что в качестве сопровождения через горные перевалы подготовлена целая армия – тысячи три или четыре солдат. Он не думал, что средний болкандиец сравнится силой с Серым Щитом, но само их число заставляло беспокоиться.

– Смертный Меч, – сказал он, – мы идем в объятия измены?

– Рассматривайте путешествие как проходящее по враждебной территории, Надежный Щит. Мы идем в доспехах, с оружием. Если эскорт болкандийкев поднимется на перевал первым, я не найду причин для тревоги. А если они разделятся на авангард и арьергард, придется оценить силу арьергарда. Если он будет малым, нам можно успокоиться. Если же он будет слишком большим в сравнении с передовыми частями, можно заподозрить: за перевалом поджидает вторая армия. Учитывая, – продолжала она, – что мы пойдем колонной, такая засада причинит немало хлопот, по крайней мере вначале.

– Будем же надеяться, – вздохнул Танакалиан, – что они намерены принять нас с честью.

– Если нет – они пожалеют о собственной дерзости, сир.

Три легиона, восемнадцать когорт и три вспомогательных роты. Пять тысяч братьев и сестер в наземной операции. Остальные легионы пойдут на «Престолах Войны» вдоль плохо показанных на карте берегов, отыскивая Пеласиарское море. Адъюнкт и Кругхева согласно решили, что Горячим Слезам требуется поддержка. Учитывая, что Пустоши столь бесплодны, Охотникам придется идти отдельно от более южных сил, которые составит конница хундрилов и пехота Напасти. Два соединения пройдут параллельными маршрутами на расстоянии приметно двадцати лиг, пока не достигнут первого королевства восточнее Пустошей.

Кругхева убеждена, понимал Танакалиан, что их ожидает священная война, главная цель существования, что на чуждой почве Серые Шлемы отыщут славу, героический триумф на службе у Зимних Волков. Подобно ей, он разделяет чувство предназначения, готов смело бросить вызов судьбе, не страшится войны. Они воспитаны на путях насилия, они поклялись изменять ход событий на полях брани. Мечом и волей они сумеют изменить мир. Такова истина войны, и пусть мягкотелые дураки думают иначе, мечтают о мире и гармонии между чуждыми народами.

Романтики с их благими намерениями вечно кусают вас словно ядовитые гады, хотят они этого или нет. Вера и надежда просачиваются сладким нектаром, чтобы обернуться подлой отравой. Почти все добродетели, знает Танакалиан, беззащитны. Их так легко извратить, использовать ко злу, они могут обернуться против носителя. Склонный к самообману разум пытается принести в мир справедливость, но миру этого не нужно; реальность пренебрежительно высмеивает правосудие.

Война отметает всё в сторону. Она чиста, она жестока и не ищет оправданий. Правосудие приходит со вкусом крови, одновременно сладким и горьким. Так и должно быть.

Нет, он не передаст Смертному Мечу последних, пронизанных ужасом слов Дестрианта, впавшего в недостойную мужчины трусость и каркавшего зловещими предупреждениями. Отчет о слабости никому не пойдет на пользу. Сам же Танакалиан клянется быть вечно бдительным, осторожным, не доверять никому и ничему, ожидать предательства от любого встречного.

«Ран’Турвиан стал слишком старым для войны. Страх поглотил его жизнь – я очень ясно это увидел. Он ослеп, он впал в безумие. Бормотал что-то. Это было так… недостойно».

Авары застряли на отмели в сотне шагов от линии прилива. Тяжело нагруженные солдаты увязали по щиколотки в кишащей личинками мух грязи, моряки пытались снять баржи и вернуться назад, к «Престолам Войны».

Не скоро им это удастся.

* * *

– Ну что же, – пробурчал канцлер Рева, изучив кодированное письмо, – наш дорогой Король, кажется, завел наше драгоценное королевство в полную неразбериху.

Авальт нервно мерил шатер шагами. Он мог догадываться о большинстве фактов, изложенных в пергаменте в руках канцлера. Если говорить честно, комментарии канцлера – откровенная чепуха. Неразбериха возникла не по вине короля Таркальфа; на деле – никаких сомнений! – ее вызвали злоупотребления слуг канцлера, да и самого покорителя. – Что мы должны понять прямо сейчас, – произнес он хрипло (недавно пришлось держать утомительную речь перед сборищем купцов, шпионов и прочих агентов), – это суть отношений между нашими друзьями из Напасти и хундрильскими бандитами.

– Верно, – отвечал Рева. – Однако прошу вспомнить, что Напасть держится до смешного возвышенных понятий о чести. Едва мы представим нашу версию внезапного и необъяснимого буйства хундрилов, едва заговорим о жестокостях и резне сотен, если не тысяч невиновных… – он улыбнулся, – думаю, мы получим – к полнейшему нашему облегчению – суровое осуждение со стороны Смертного Меча.

Кивок Авальта был резким. – Это позволит мне собрать силы и сокрушить хундрилов, не опасаясь удара Напасти.

Водянистые глазки канцлера словно соскользнули с лица Авалта. – А есть ли повод для опасений, Покоритель? Разве у нас нет сил, способных раздавить всех сразу?

Авальт окостенел. – Разумеется, Канцлер. Но разве вы забыли последние донесения из Летера? Третий элемент иноземных сил намерен пройти через королевство. Может быть, даже тогда мы сможем сокрушить все три войска, но лишь ценой ужасающих потерь. Более того, мы не знаем, какие соглашения заключены между летерийцами и малазанами – возможно, мы вызовем ту войну, которой так старались избежать…

– В результате все наши ухищрения станут очевидными для так называемых союзников, сафиев и акрюнаев.

– Они поймут, какое предательство мы замыслили. А мы уже не сможем отразить их силы. Одно дело давать обещания, а потом изменить союзникам на поле брани – и совсем другое дело не суметь занять их земли, даже когда их армии истреблены. Мы можем потерять всё.