Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 63 страниц)

Сзади раздался шорох – Аблала обернулся… – А, ты. Чего нужно?

– Я пришел пугать тебя, – сказал гнилой, облаченный в лохмотья труп, поднимая костлявые руки, растопыривая украшенные зазубренными ногтями пальцы. – Аррррааааагрррр!

– Дурак ты. Иди прочь.

Харлест Эберикт опустил плечи. – Ничего больше не работает. Погляди. Я разваливаюсь.

– Иди к Селаш. Она тебя сошьет обратно.

– Не могу. Глупый дух не пускает.

– Какой дух?

Харлест постучал по голове, сломав при этом ноготь. – О, видал? Все не так!

– Какой дух?

– Тот, который хочет поговорить с тобой и кое-что дать. Которого ты убил. Убийца. Я тоже хотел стать убийцей, знаешь ли. Рвать людей на куски и пожирать эти куски. Но к чему строить дерзкие планы – всё равно провалишься. Я слишком высоко забрался, слишком многого хотел. И потерял голову.

– Не потерял. Голова еще на месте.

– Слушай, чем скорее мы это сделаем, тем скорее дух меня отпустит. Хочу опять ничего не делать. За мной.

Харлест повел Аблалу к провалу шага в длину и два в ширину. В земле виднелось много костей. Труп указал пальцем: – Подземный поток изменил курс, прошел через кладбище. Вот отчего под ногами все оседает. Зачем тебе кость?

– Ни за чем.

– Брось ее. Ты меня нервируешь.

– Хочу потолковать с призраком. Со Старым Горбом.

– Не сможешь. Разве что в голове, но дух недостаточно силен и не войдет в тебя, пока пользуется мной. Говори со мной. Там внизу кости Тартеналов, это самое древнее захоронение. Ты хочешь расчистить их, найдя большую каменную плиту. Ее нужно будет стащить или столкнуть на сторону. То, чего ты хочешь, внизу.

– Ничего я не хочу.

– Хочешь, хочешь. Пока что ты не вернешься к сородичам. Прости, знаю, у тебя были планы… но ничего не поделаешь. Карсе Орлонгу придется подождать.

Аблала скривился, глядя в яму. – Я пропущу корабль – Шерк с ума же сойдет. И я вроде должен собрать всех Тартеналов – вот чего желает Карса. Старый Горб, ты все порушил! – Он схватился за голову, ударив себя костью. – Ой, видишь, чего ты наделал?

– Все потому что ты дела в кучу мешаешь, Аблала Сани. Давай, копай.

– Лучше бы я тебя не убивал. Это я призраку.

– Выбора не было.

– Ненавижу. Никогда у меня нет выбора.

– Просто спрыгни в яму, Аблала Сани.

Вытирая глаза, Тартенал залез в провал и начал разбрасывать куски земли и кости.

Через некоторое время Харлест услышал скрежет сдвигаемых камней и подошел ближе к краю. – Отлично, ты ее нашел. Теперь засунь руки под край и столкни ее. Давай, напрягай спину.

Харлест всего лишь развлекался, а потому был немало удивлен, когда тупоголовый великан действительно смог поднять громадную глыбу камня, столкнуть к стенке могилы. Погребенное в саркофаге тело когда-то не уступало в объеме самому Аблале, но давно успело обратиться в прах; в гробнице остались лишь оружие и доспехи.

– Дух говорит, что знает имя доспехов, – крикнул Харлест. – Даже палица имеет имя. Первые Герои любили производить впечатление. Вот этот Теломен был славен в одном из пограничных регионов Первой Империи – том самом, откуда прибыли первые летерийцы. Воинственный ублюдок. Его имя забыто, и лучше пусть таковым и остается. Бери доспехи, бери палицу.

– Воняет, – пожаловался Аблала Сани.

– Драконья чешуя иногда воняет, ведь на ней есть железы, особенно на шее и боках. Вот эта именно оттуда и взята. Дракон был первенцем Алькенда. Доспехи зовутся Дра Элк’элайнт – что на теломенском должно означать «убил дракона Дрэлка». Он воспользовался палицей, ее имя Рилк, что на теломенском значит «круши» или «лупи». Или что-то такое.

– Не нужна мне эта дрянь, – сказал Аблала. – Не знаю как пользоваться палицей.

Харлест изучал сломанный ноготь. – Не бойся – Рилк сама знает, как ей пользоваться. Давай, вытаскивай всё это наверх, одевай доспехи. Наклоняй спину.

Сначала Аблала взял палицу. Длинная рукоять сделана из прочной, слегка кривоватой кости или рога, за протекшие века отполирована до янтарного блеска. На конце небрежно вделанное бронзовое кольцо. Голова напоминает четыре слепленные вместе луковицы. Металл темно-синий, мерцающий.

– Металл, упавший с неба, – сказал Харлест. – Тверже железа. Ты без труда ее держишь, Аблаа, а вот я вряд ли поднял бы. Рилк довольна.

Аблала, кривясь, склонился снова.

Доспехи состояли из наплечников, грудной и спинной пластин. Толстый пояс удерживал наборную юбку; чешуи меньшего размера прикрывали бедра, на коленных пластинах торчали устрашающего вида шипы, сделанные из кончиков когтей. Согнутые чешуи защищали голени. Имелись тут и подобного же вида наручи, а также усеянные кусочками кости рукавицы.

Время оказалось посрамленным – чешуи остались прочными, кожа и кишечные жгуты привязей выглядели как новые. Доспехи весили, вероятно, не меньше взрослого человека.

Последним Аблала вытащил шлем. Сотни кусков кости – наверное, из челюстей и черепа дракона – были просверлены и собраны в подобие черепной коробки; искусно сделанный «хвост омара» прикрывал затылок. Шлем имел зловещий, наводящий ужас вид.

– Вылезай. Будем тебя одевать как подобает.

– Не хочу.

– Лучше останешься в яме?

– Да.

– Ну, так не пойдет. Дух настаивает.

– Я больше не люблю Старого Горба. Я рад, что убил его.

– Он тоже.

– Тогда я передумал. Не рад. Лучше бы он жил вечно.

– Тогда тут стоял и болтал бы он, а не ты. Тебе не выиграть, Аблала Сани. Дух желает, чтобы ты надел эту штуку и взял дубину. Шлем пока можешь оставить, его лучше в городе не одевать.

– И куда я пойду?

– В Пустоши.

– Даже название мне не нравится.

– У тебя очень важная задача, Аблала Сани. Подозреваю, она тебе может понравиться. Нет, точно понравится. Лезь сюда, я тебе все расскажу, пока одеваем доспехи.

– Расскажи сейчас.

– Нет. Это тайна, пока ты внизу.

– Ты мне расскажешь, если я вылезу?

– И наденешь доспехи. Да.

– Люблю, когда мне рассказывают тайны.

– Знаю, – сказал Харлест.

– Ладно.

– Чудно.

Харлест огляделся. Может, вправду следует пойти к Селаш. Когда ночь настанет. В прошлый раз он вышел днем, и толпа мелких сорванцов кидала в него камни. Куда катится мир? Ну, будь он в лучшей форме, побежал бы за ними, отрывая руки и ноги. Никогда больше не смеялись и не дразнились бы, верно?

Детям нужны уроки, да, нужны. Когда он был ребенком…

* * *

Брюс Беддикт отпустил офицеров, а потом и вестовых; подождал, пока они покинут шатер, и присел на раскладной стул. Склонился, уставился на руки. Они были холодными, как всегда со дня возвращения, словно воспоминания о ледяной воде и яростном давлении все еще преследовали его. Смотреть в лица жаждущих дела офицеров становится все труднее – в нем что-то растет, какое-то абстрактное горе, раздвигающее пропасть между ним и всеми людьми.

Он вглядывается в оживленные лица, но видит лишь тени смерти, лик призрака под лицом человека. Просто новый, извращенный взгляд на смертность? Здравый ум легче сохранять, когда имеешь дело со «здесь» и «сейчас», с физическим присутствием реальности, ее неотложными нуждами. Касание иного мира подточило его самоконтроль. Если сознание – лишь искра, обреченная погаснуть, упасть в забвение – к чему вся борьба? Он держит в себе бесчисленные имена давно умерших богов. Только он дает им жизнь – или то, что сходит за жизнь для давно забытых существ. Ради чего? Кажется, он завидует брату. Никто, кроме него, не радуется так сильно блаженной нелепости людских побуждений. Не это ли лучший ответ отчаянию?

Он переименовал все отправленные в поход части, кроме одного легиона Харридикта, оставленного по просьбам вошедших в него малазанских солдат. Отказавшись от привычных бригад и батальонов, создал пять легионов. Четыре состоят из двух тысяч солдат и вспомогательного персонала; пятый охраняет растянувшийся обоз, полевые госпитали, скот, возчиков и прочий люд. В него вошли пять сотен кавалерии с новыми стременами; всадники быстро учатся под руководством малазан.

У каждого из боевых легионов, включая легион Харридикта, есть теперь своя кухня, кузница, арсенал, осадные орудия, есть разведка и вестовые. На командиров и их помощников можно полагаться куда увереннее, чем раньше – Брюс желал компетентности и самоуверенности, по этим качествам он и отбирал офицеров. На каждом совещании выявляются отрицательные стороны таких качеств, происходят столкновения самолюбий. Однако он полагал, что на марше врожденная страсть к соперничеству будет перенесена на идущую рядом иноземную армию, что хорошо. Летерийцам нужно кое-что доказать себе, а может, и обрести в первый раз.

Малазане, коротко говоря, расколотили их во время вторжения. Слишком долго армия Летера сталкивалась с примитивным врагом – даже Тисте Эдур предпочитали варварские способы ведения войны. Несколько битв с легионами Болкандо – десять лет назад – оказались кровавыми и сомнительными в плане результативности. Однако полезный урок был проигнорирован.

Военная сила редко когда умеет размышлять. Консерватизм связан с традициями теснее, чем узел с веревкой. Брюс желал новой армии – изменчивой, быстро приспосабливающейся, бесстрашно бросающей вызов старым приемам. Но он понимал также и ценность традиций. Структура легиона – это, на самом деле, возвращение к истории Первой Империи.

Он сжал руки и смотрел, как кровь отливает от костяшек.

Это не будет простой, беззаботный поход.

Брюс взглянул на своих солдат и увидел смерть на лицах. Пророчество или чуждая память? Желал бы он знать…

* * *

Релико заметил, что трое фаларийцев из тяжелой пехоты – Оглянись, Мелоч и Спешка – стоят на коленях у фургона над грудой вещмешков шестого взвода. Подошел к ним. – Слушайте. – Три загорелых лица поднялись на звук его голоса (впрочем, лбы у них были такие низкие, что особенно задирать головы не пришлось). – Вот что. Панцирник Курнос – тот, у которого носа почти не осталось – знаете его? Он на Ханно женился, а она погибла.

Похожие как родственники фаларийцы переглянулись. Спешка пожала плечами, утерла пот со лба. – Этот, ага. Теперь за Острячкой таскается…

– Самая большая баба, какую я видел, – облизнулся Мелоч.

Оглянись кивнул: – Ее зеленые глаза…

– Нет, Огля, – возразил Мелоч. – У нее кое-что еще больше.

Спешка фыркнула: – Хочешь большой попы, погляди на меня. Хотя если подумать, не гляди. Слишком ты прыткий, а?

Релико скривился: – Я говорил насчет Курноса, помните? Я четко помню, у него в самом начале было одно ухо, а потом и его откусили.

– Да, – неспешно проговорила Спешка. – И что?

– Давно его видели? У него есть одно ухо. Как это? Еще раз выросло?

Солдаты молчали. Лица стали особенно тупыми. Еще миг – и они вернулись к укладыванию вещичек.

Выругавшись под нос, Релико застучал сапогами. В этой армии полно секретов, это точно. Курнос и треклятое его ухо. Непотребос Вздорр и единственная ступня. Тот взводный маг и ручные крысы. Больше Некуда – у него мозга нет вообще, а дерется как демон. Лейтенант Прыщ и его злой близнец, нынче мертвый. Лысый Добряк с коллекцией расчесок… Релико решил, возвращаясь во взвод, что все здесь, кроме разве что его самого и его сержанта, совершенно сумасшедшие.

Никто, стоящий вне армии, не поймет. Они видят только мундиры и оружие, шлемы и забрала, строевой шаг. А пойми они истину… что же, напугались бы еще больше. Разбежавшись с воплями.

– Жвешь решки, Рылко?

– Заткнись, Неп. Где Бадан?

– Не здеся, жирн’й пзырь!

– Сам вижу. Так куда он ушел? Вот что я хочу знать.

Похожее на сморщенную сливу лицо мага скривилась с непонятной гримасе. – Проч’ ушл, ха!

– Досада? Видела сержанта?

Взводный капрал сидела, прислонившись к колесу фургона. В тонких губа зажата самокрутка с изрядной порцией ржавого листа – дым идет отовсюду, даже из ушей (кажется).

– Не вишь, у ей зубьи склились! – каркнул Неп Борозда.

Релико невольно хихикнул. – Верно подмечено, Неп. Досада, тебе чистый воздух не нравится?

Женщина лениво повела рукой, вынув самокрутку изо рта. – Дурак. Я отгоняю гадких москитов.

– О, это умно. Не поделишься?

– Я привезла почти тысячу. Но предупреждаю, Релико, первые дни ты будешь зеленым. Хотя очень скоро начнешь обильно потеть, никакой жук тебя не захочет.

– Ух ты. Но где все-таки Бадан?

– Болтает с другими сержантами, Скрипачом и прочими. – Досада сделала затяжку и добавила: – Думаю, решил, что надо нам держаться поближе. Раньше мы с ними неплохо работали.

– Полагаю, так. – Но Релико идея не понравилась. Эти взводы притягивают неприятности лучше магнита. – А что говорит Смола?

– Думаю, согласна.

– А где бесполезные рекруты?

– Пришел какой-то летериец, всех забрал.

– А кто ему позволил?

Досада пожала плечами: – Он не спросил.

Релико поскреб затылок (скрести было особенно нечего, ведь шея у него как у цыпленка – однако ему нравилось проводить рукой по мозолям, на которых в бою покоится шлем). Он заметил, что из-под фургона торчит нога Накипи, и подумал, не умерла ли она. – Я пойду поищу Большика. Взвод должен собраться к возвращению Бадана.

– Хорошая идея, ага.

– Ты самая ленивая из капралов, которых я встречал.

– Привилегия звания, – пробубнила она, не выпуская самокрутки.

– Ты на марше дня не выдержишь. Ты толще, чем была вчера.

– Нет. Я даже сбросила вес. И я его чувствую.

– Кого?

– Даже не думай, Неп, жаба сушеная, – пробурчала Досада. Релико ушел искать Больше Некуда. Он, Большик и Бадан Грук. Остальные… в подметки не годятся.

* * *

Скрипач вытащил пробку из кувшина, помедлил, оглядывая остальных. Геслер поймал ящерицу и подставляет ей палец для кусания. Бальзам сел скрестив ноги и хмурится на злобную ящерицу. Корд встал, опираясь спиной о дерево со срубленной верхушкой – о чем впоследствии пожалеет, ведь сверху сочится смола; однако он так старался принять эффектную позу, что никто не стал его предупреждать. Фом Тисси притащил здоровенный кусок соленой грудинки какого-то местного животного и нарезает его на меньшие порции. Хеллиан не сводит глаз с кувшина в руках Скрипача, Урб не сводит глаз с Хеллиан. Трое остальных – Чопор и уроженцы Даль Хона, Бадан Грук со Смолой – показывают старую дружбу, тесно усевшись в отдалении от остальных на бревне гнилого забора и зыркая глазами.

Скрипачу хотелось бы видеть еще пятерых сержантов – однако найти их в хаосе снимающегося лагеря невозможно. Он поднял кувшин. – А ну, все приготовили чаши. – Он встал и начал обход. – Хеллиан, тебе только половину, – сказал он, оказавшись напротив нее. – Вижу, ты уже совсем готова.

– Я готова? Лей да не жадничай.

Скрипач налил до краев. – Слушай, ты совсем не уважаешь дар Клюва.

– Какой дар? Он ничё мне не давал кроме белых волос и хорошо что их больше нет.

Налив всем, Скрипач вернулся к гнилому пеньку и сел. В пятидесяти шагах была река; воздух кишел ласточками. Он опустил взгляд, посмотрев на солдат, собравшихся вокруг старого рыбацкого кострища. – Вот, – сказал он. – Так сержанты собирались во времена Сжигателей Мостов. Полезная была традиция и я думаю, пора ее возродить. В следующий раз отыщем всех сержантов.

– И зачем всё это? – спросила Смола.

– У каждого взвода свои умения. Нужно знать, что могут другие и как могут. Всё продумаем и будем надеяться, что в заварушке больше не будет роковых сюрпризов.

Смола чуть подумала и кивнула: – Разумно.

Корд сказал: – Ты ожидаешь, что мы скоро попадем в беду, Скрип? Колода подсказывает? А лицо у беды есть?

– Он не скажет, – пожаловался Геслер. – Но можно догадываться, что мы узнаем беду, когда встретим.

– Болкандо, – предположил Бадан Грук. – Слухи ходят везде.

Скрипач кивнул: – Да, мы можем пару раз с ними столкнуться, если Горячие Слезы с Напастью не вобьют в них покорность первыми. Кажется, только сафии рады нашему визиту.

– Они почти изолированы, окружены горами, – сказал Корд, скрестив руки на груди. – Наверное, проголодались по новым лицам, даже таким уродливым как наши.

– Но мы ведь не знаем, что идем в Сафинанд, – заметил Скрипач. – По тем картам, которые я видел, он гораздо севернее простейшего пути к Пустошам.

Корд крякнул: – Пересекать местность, которую зовут Пустошами – плохая идея. И что это за Колансе вообще? Что движет Адъюнктом? Мы идем на новую войну, чтобы отомстить за очередное оскорбление Малазанской Империи? Почему бы не оставить все Лейсин? Кажется, мы Императрице и гроша не задолжали.

Скрипач вздохнул: – Я здесь не намерен пережевывать мотивы Адъюнкта, Корд. Догадки бесполезны. Мы ее армия. Куда она ведет, туда мы идем…

– Почему? – Смола почти пролаяла это слово. – Слушайте. Мы с сестрой чуть не померли от голода в летерийской камере. Нас ждала смертная казнь. Ну, может, почти все вы считаете, что изгонять Тисте Эдур и их безумного императора – дело очень важное; но много морпехов полегло на этом деле, а тем, кто дошел сюда, просто повезло. Если бы не Клюв, все мы погибли бы. А его больше нет. Синн тоже пропала. У нас всего один Верховный Маг… насколько он хорош? Скрипач, сможет ли Быстрый сделать, как сделал Клюв?

Скрипач расстегнул шлем, стащил с головы. Почесал в потных волосах. – Быстрый Бен не так работает. Он привык быть за сценой, но Еж говорит, что в последнее время, после Черного Коралла, наверное, он изменился…

– Вот чудно, – оборвал его Корд. – Как раз там Сжигателей стерли в порошок.

– Не его вина. По-любому, все видели, на что он способен. Отогнал эдурских магов у побережья Семиградья. А потом в Летерасе победил треклятого дракона…

– Я думаю, долбашки под нос помогли делу, – буркнул Корд.

Геслер горько рассмеялся: – Ну, Скрип, мы не сержанты Сжигателей. Думаю, это чертовски ясно. Можешь представить, чтобы Вискиджек, Брякля и Хватка и остальные стонали над каждой мелкой трудностью, как мы тут? Я не могу, хотя даже не встречал их.

Скрипач дернул плечом: – Я не был тогда сержантом, так что судить не могу. Но что-то мне подсказывает – они тоже много мямлили. Не забудь о Черном Псе и долгом пути до Даруджистана. Кое-кто в Империи хотел, чтобы они погибли. Может, им не было на что особенно жаловаться при Даджеке Одноруком, но будь уверен – они не знали, что задумал Верховный Кулак. Не их это было дело.

– Ну-ну.

– Даже если солдатам предстояло погибнуть? – спросила Смола.

Скрипач грубо засмеялся, обрывая разговор: – Разве это не дело командира, как думаете? Адъюнкт нам не мама родная. Ради Худа, Смола! Она – воля за кулаком, а мы – кулак. Иногда нас заливает кровью – но так бывает, когда ты бьешь врага кулаком в лицо.

– Зубы виноваты, – сказал Геслер. – Я – то знаю.

Однако Смола не сдавалась: – Если бы мы знали куда идем, было бы легче выжить.

Скрипач встал. Правая рука швырнула шлем оземь и он закувыркался, подскакивая, пока не успокоился в яме костра. – Не поняла, что ли? Выжить – не главное!

Слова его показались ядовитее последнего плевка умирающего. Сержанты отпрянули. Даже глаза Геслера широко раскрылись. Ящерица уловила момент, вырвалась и сбежала.

В потрясенной тишине Скрипач зарычал, вцепился в бороду. Он не хотел ни с кем встречаться взглядом. «Дыханье Худа, Скрип. Ты проклятый дурак. Позволил ей подойти слишком близко. Погляди в глаза – она не настоящий солдат. Что она тут делает, во имя Фенера? И много ли таких в армии?»

– Ну, – натянуто сказал Корд, – это было гадание по струе Худа.

Скрипач хрипло вздохнул. – Не струя, Корд, а чертов потоп.

И тут Смола удивила всех. – Рада, что все прояснилось. А теперь поговорим насчет того, как стать самым жестким Худовым кулаком на руке Адъюнкта.

* * *

Залегший в спутанных кустах Горлорез чуть не подавился. Во рту и горле вдруг стало так сухо, что подумалось – он мог бы дышать пламенем. Солдат проклял себя за лишнее любопытство. Сунул длинный нос куда не надо было и – надо признать – обрел преимущество перед товарищами. Теперь есть резон для хитрых подмигиваний, для сардонической всепонимающей улыбки – а человек вроде него не удовлетворился простой имитацией знания.

Ну, теперь он узнал.

Скрипача обвели вокруг пальца. Он сказал, что не знает дела Таворы, но тут же показал, что врет. Он все знает, но не говорит. «Да. Не говорит, но ясно намекает. Зачем детали, если мы станем поживой для ворон?»

Он мог бы кашлять пламенем, да, или смеяться облаками пепла. Нужно переговорить с Мертвяком, найти другого Крючка, что прячется среди морпехов. Были знаки, то тут то там, призывы к контакту, которые может узнать лишь приятель – Крючок. Он тоже кое-что оставил, но похоже, они танцуют друг вокруг друга. До сих пор это было правильно. «Если мы идем в серые врата Худа, мне нужны союзники. Мертвяк – наверняка. И тот тайный танцор. Наверное».

Сержанты говорили о том и о сем, спокойно и хладнокровно, как будто Скрип только что их не высек. Горлорез почти не слушал, пока не различил свое имя. – Он защитит нам спины, если нужно будет, – говорил Бальзам, и в голосе его не было и капли ошеломления.

– Не думаю, что нужно будет, – сказал Скрипач. – Говоря об измене, я не имел в виду наши ряды.

«Измена? Какая измена? Боги, что я пропустил?»

– Союзники? – спросил Корд. – Не могу поверить. Ни со стороны Напасти, ни от Горячих Слез. А от кого еще?

– От летерийцев, – бросила Смола. – Нашего излишне большого эскорта.

– Не могу уточнять, – сказал Скрипач. – Просто не забывайте держать носы по ветру. Бадан Грук, на что способен твой маг?

– Неп Борозда? Ну, он же колдун из леса. Хорош в проклятиях. – Грук пожал плечами. – Ничего особенного больше не видел, хотя… однажды он создал клубок пауков и швырнул в лицо Накипи. Они были достаточно злыми на вид и больно кусались. Накипь даже завизжала.

– Все равно это должна была быть иллюзия, – заметила Смола. – Иногда проклятия дальхонезцев близки к Мокра – вот почему они проползают в мысли жертвы.

– Кажется, ты кое-что об этом знаешь, – удивился Геслер.

– Я не колдунья. Но магию чувствую.

– А кто у нас самый опасный боец-на-все-руки?

– Смертонос, – разом ответили Смола и Бадан Грук.

Скрипач хмыкнул. – Корик и Улыба с вами согласились бы. Корик – с неохотой, но это просто зависть.

Хеллиан хохотнула. – Рада слышать, что он хоть на чтой-то способен. – Она выпила и утерла губы рукавом.

Все ждали пояснений, но она молчала. Скрипач продолжил: – Мы можем, если потребуется, выставить сильный строй тяжелой пехоты. Саперов хватает, а припасов – нет. Но тут ничего не сделаешь. Они, впрочем, могут делать ночные подкопы, да и с осадными орудиями Летера управятся.

Разговор продолжился, однако Горлореза отвлек шорох около уха. Он повернул голову – и встретился глазами с крысой.

«Одна из крыс Бутыла. Этот ублюдок…

Но в том и соль, не так ли? Скрипач о нем словечка не сказал. Приберегает. Вот это интересно…»

Он оскалился на крысу. Та была не любезнее.

* * *

Проезжая по выбитому тракту к лагерю Охотников, Рутан Гудд заметил пятерых капитанов, скачущих на гребень возвышенности, что разделяла контингенты малазан и летерийцев. Он скривился, однако пришпорил коня. Пустая болтовня всегда раздражает. Капитанам достается с обеих сторон: их не допускают до секретов Кулака, их презирают подчиненные. Лейтенанты же – либо амбициозные спиногрызы, либо тупые жополизы. Единственное известное ему исключение – Прыщ. Добряк счастлив, имея такого конкурента, достаточно злобного и хитрого, чтобы развлекать начальника. Лейтенантом Рутана была мрачная напанка по имени Ребенд, некомпетентная и потенциально опасная для всех. Двух других он потерял в И’Гатане.

Капитаны заметили Рутана и натянули удила; на всех лицах читались различные степени неудовольствия. Добряк старше остальных а, значит, здесь главный. За ним идет Скенроу, женщина лет сорока из Итко Кана, необыкновенно высокая и тощая для канезки. Наверное, она происходит из народности южного берега, когда-то бывшего отдельным племенем. Суровое лицо покрыто шрамами, словно она провела детство в семье диких кошек.

Дальше – Фаредан Сорт, успевшая послужить везде и, вроде бы, даже стоявшая на Буревой Стене. Рутан, знавший о тех местах больше других, полагал, что это правда. Она держалась как человек, повидавший самое худшее и не желающий повидать его снова. Однако есть опыт, который никогда не оставишь позади, как ни пытайся… К тому же Рутан видел на ее мече зазубрины, повреждения, которые возникают только от губительного касания магического жезла.

Рутан мог считаться четвертым по старшинству; за ним шли недавно продвинутые – фленгианец Скор, уже нацелившийся на чин кулака, и похожий на хорька человечек по кличке Нечистый Ром. Его перевели из морской пехоты, когда солдаты послали ему «метку смерти» – за какие грехи, никто не знал. Какое бы прошлое за ним не тянулось, Нечистый Ром мог скакать не хуже викана, поэтому стал командиром легкой конницы.

– Вы все же решили появиться, – проговорил Добряк.

– Спасибо, капитан, – отвечал Рутан, прочесывая бороду пальцами и созерцая хаос малазанского лагеря. – Мы, к счастью, завтра уходим.

– Моя рота готова, – сказал Скор.

– Может, недавно была, – натянуто ухмыльнулась Скенроу. – Наверное, сейчас они разбежались по дюжине шатров шлюх.

Надменное лицо Скора омрачилось. – Сидеть и ждать – таков был мой приказ, и они его исполнят. Лейтенанты позаботятся.

– Если они хорошие лейтенанты – сомневаюсь, – ответила Скенроу. – Они видели, что солдаты утомились, слышали, как они начинают браниться, а потом и драться. Если у них есть хотя бы капля мозгов, позволят солдатам оторваться напоследок.

– Скенроу о том говорит, капитан Скор, – пояснила Фаредан Сорт, – что не стоит слишком рано готовить взводы к маршу. Лучше прислушайтесь к советам более опытных офицеров.

Скор закусил губу, чтобы не ответить слишком грубо. Натянуто кивнул.

Рутан Гудд обернулся в седле, чтобы посмотреть на летерийские легионы. Отлично организованные ублюдки, это ясно. Брюсу Беддикту придется заставить их хромать, чтобы малазане не остались позади. Они ждут терпеливо, как старухи ждут смерти стариков-мужей.

Добряк заговорил: – Скенроу, Скор, вы и остальные офицеры под командой кулака Блистига, вы должны лучше всех понимать наши проблемы. Кулак Кенеб вынужден влезать во всякое дело, хотя ему следует тревожиться только о своих ротах и ничем ином. Он взвалил на плечи снабжение рот Блистига, и все от этого страдают.

– Зато Блистиг теперь молниями не блещет, – заметила Скенроу.

– А вы могли бы все там подтянуть?

Женщина заморгала: – Я стала капитаном, Добряк, лишь потому что умею вести солдат в бой и знаю, что с ними делать в бою. А к снабжению у меня таланта нет. – Она пожала плечами. – Есть пара хороших лейтенантов, они следят, чтобы все были посчитаны и никто не получал по два левых сапога перед походом. Без них я была бы хуже Блистига.

– У меня со снабжением никаких трудностей, – уверенно заявил Скор.

Остальные промолчали.

Добряк потянулся, поморщился: – Когда Блистиг командовал гарнизоном Арена, все говорили о нем как об умном и компетентном офицере.

– Зрелище избиения Седьмой Армии, а потом армии Пормкваля его сломило, – сказала Сорт. – Удивляюсь, что Адъюнкт этого не видит.

– Об одном мы можем договориться, – сказал Добряк. – О том, как помочь Кенебу. Нужно, господа капитаны, чтобы лучший наш кулак не переутомился, не выдохся.

– Ничего не сделать без сержантов, – ответила Сорт. – Нужно привлечь служивых к сотрудничеству.

– Рискованно, – заметил Добряк.

Рутан хмыкнул, привлекая всеобщее недоуменное внимание.

– Прошу объясниться, – проговорил Добряк.

Рутан пожал плечами: – Наверное, нам, офицерам, приятно думать, будто мы одни способны видеть развал Высшего Командования. – Он встретился взглядом с Добряком. – Сержанты видят все лучше нас. Привлечь их – для нас небольшая жертва. Они даже порадуются, поняв, что мы не сборище слепых зануд. Сейчас они, скорее всего, так и думают.

Он высказал что хотел и снова замкнулся.

– Кто говорит редко, говорит метко, – процитировала какую-то пословицу Фаредан Сорт.

Добряк натянул удила. – Значит, решено. Соберите сержантов. Пусть приструнят взводы. Худ знает что думает о нас Брюс, но готов поспорить – что-то нелестное.

* * *

Едва Добряк и остальные уехали, Скенроу развернула лошадь, заставив Рутана остановиться. Он прищурился на нее.

Удивительно, как улыбка может преобразить лицо. – Старцы моего народа говаривали, что иногда встречаются люди с ревом морской бури в очах, и такие люди способны переплыть самую глубокую пучину. Я встретила вас, Рутан Гудд, и поняла, о чем они толковали. Но я вижу в ваших глазах не бурю. Я вижу треклятый тайфун.

Он торопливо отвернулся, погладил бороду. – Меня просто пучит, Скенроу.

Женщина грубо хохотнула: – Как скажете. Избегайте овощей, капитан.

Он смотрел ей в спину. «Рыбаки. Тебя, Скенроу, я должен избегать, хотя ты так сладко улыбаешься. Тем хуже. Седогривый, ты вечно твердил, что из нас двоих я удачливее. Неверно. Если дух твой услышал, пусть пошлет мне хоть отзвук смеха».

Он помолчал, но слышен был лишь свист ветра, и ничего веселого не было в этом звуке.

– Пошел, коняга.

* * *

Корик выглядел развалиной. Когда он, дрожащий, с дикими глазами, показался на стоянке взвода, Тарр нахмурился: – Солдат, ты мне напоминаешь жалкого любителя д’байанга.

– Трясучий параноик, вот ты кто, – согласился Каракатица. – Садись, Корик. Завтра найдем тебе местечко в фургоне.

– Я просто болел, – слабо зарычал Корик. – Я видел любителей д’байанга в торговых фортах и мне не нравится, что меня с ними равняют. Я давно дал обет, что не буду таким глупым. Я просто болел. Дайте несколько дней – я выправлюсь и вгоню кулак в лицо первому сказавшему про д’байанг.

– Это уже лучше звучит, – сказала Улыба. – Добро пожаловать назад.

Корабб вылез из палатки, неся оружейный пояс Корика. – Наточил и намазал маслом меч, Корик. Но похоже, что поясу понадобится новая дырочка. Нужно нарастить мясо на костях.

– Спасибо, мамочка. Только титьку не суй, ладно? – Он сел на пустой ящик из-под морантских припасов и уставился в огонь. Тарр решил, что Корика утомил путь из госпиталя. Со всеми солдатами то же самое. Кислая водичка помогает, но все жертвы лихорадки стали какими-то пустыми, в глазах одержимый блеск.

– Где Скрип? – спросил Корик.

Бутыл пошевелился, подняв голову над матрацем и стянув тряпку с глаз. Поморгал, щурясь на ярком свете. – Скрип записывает все наши прегрешения. Он на одной из тайных сходок сержантов.

Тарр хмыкнул: – Рад, что это до сих пор тайна.

– У нас нет прегрешений, – сказала Улыба. – Разве что ты, капрал… Эй, Бутыл, о чем они там болтают?

– Ни о чем.

Слова его привлекли всеобщее внимание. Даже Корабб оторвался от проделывания новой дырки в толстом кожаном ремне (шило впилось в ладонь, а он даже не обратил внимания).

– Видит Худ, ты худший из всех лжецов, – сказал Каракатица.

– Скрип ожидает стычки, причем скоро. Он намерен подтянуть взводы. Ясно? Вот вам. Пережевывайте.