Текст книги "Пыль Снов (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 63 страниц)

– Где мы?

– Это Пустоши.

– Все объясняется.

– Что объясняется?

– Окрестная… пустота.

– Ты когда-либо слышал о Пустошах, Картограф?

– Нет.

– Тогда я тоже задам вопрос. Откуда явилась ваша карета и почему вы не знаете, по каким землям едете?

– Учитывая мое имя, я поистине жалок в незнании. Разумеется, земля эта была дном внутреннего моря – но так можно сказать о множестве низин на разных континентах. Вряд ли я доказал тебе блестящее владением ремеслом. Увы, после смерти мне пришлось пересмотреть излюбленные заблуждения.

– Ты ответишь на вопрос?

– Наше явление было внезапным, но Мастер Квел считал, что так нужно. Клиент выразил удовлетворение и немалую долю удивления. Бесплодная страна куда лучше мирка внутри проклятого меча, тут мы вряд ли разойдемся во мнениях. Карты показывают не всё, это точно. Мы опустили защиту, как же иначе? Ага, видишь? Впереди полное доказательство.

Колеи куда-то исчезли на протяжении пятнадцати или двадцати шагов, а дальше лежали обломки, в том числе половина оси.

«Одинокий конь и одинокое колесо позади, половина оси впереди – как такое возможно? Что они делали в промежутке? Летели?» – Духи подлые, Картограф… – Она замолчала. Свет угасал, но с высоты коня она смогла различить… – Вижу.

Две полосы, уже не похожие на следы колес; дальше различные части резной кареты. Она увидела большой кусок лакированного дерева – наверное, верх повозки – со следами от громадных когтей. В некотором отдалении лежала сама карета, точнее, то что от нее осталось. Бесформенные туши мертвых лошадей были разбросаны по сторонам.

– Картограф…

– Он напал с неба, – отвечал труп. – Был ли это дракон? Уверен, нет. Энкар’ал? Какой энкар’ал так легко поднимет карету вместе с упряжкой? Нет, не энкар’ал. Помни, я был свидетелем лишь первой атаки… скажи, Сеток, видишь еще кого-нибудь?

– Пока нет. Стави, Стория! Оставайтесь здесь. – Она сняла мальчика, поставив на почву. – Я проеду туда. Знаю, уже темнеет, но следите за небом – там что-то есть. «Где-то там. Надеюсь, не близко».

Конь нервничал и не желал идти к карете, но она заставила его слушаться.

Его приятели разорваны, кости расщеплены, не хватает изрядных кусков мяса. Повсюду те же тонкие, но глубокие порезы. Когти. Огромные и ужасающе острые.

Она нашла первый труп. Мужчина. Обернул поводья вокруг рук, и обе руки вырваны из плечевых суставов, болтаются на сухожилиях. Что-то рассекло его голову, поняла она. Разрезало шлем и макушку, нос и челюсть. Осталась лишь половина лица. За ним еще мужчина, ловко обезглавленный; головы нигде не видно.

Сеток остановила коня в нескольких шагах от разбитой кареты. Она была громадной, на шести колесах. Весила, наверное, как юрта со всем семейным кланом. Нападавший систематически ломал один бок, как будто стремился забраться внутрь. Края дыр запятнала кровь.

Она забралась и поглядела внутрь. Тела нет. Но какая-то масса видна на двери, ставшей ныне полом. Влажно поблескивает. Она подождала, пока глаза привыкнут к сумраку. И отпрянула. Это внутренности. Несчастную жертву выпотрошили. Где остальное? Она встала на обломки и огляделась.

Вон там. Половина, только верхняя половина.

И тут она заметила следы – три или четыре цепочки сходятся в одну тропку, уводящую на восток. Выжившие. Но они, должно быть, бежали, иначе позаботились бы о павших. Хотя… мало кому интересны мертвецы.

Она спустилась с повозки и села на коня. – Прости, друг, но, похоже, ты остался один.

– Сколько тел? – спросил Картограф, едва она вернулась.

– Три точно. И следы, ведущие отсюда.

– Три?

– Я видела три. Два на земле и один в карете – точнее, то, что от него осталось.

– Мужчина? Там мужчина?

– Да.

– Увы мне. Это очень плохо.

Картограф вернулся к обломкам и постоял над каждым из трупов, покачивая головой и что-то бормоча – может, молитву? Сеток не расслышала слов. Затем он присоединился к ней. – Я вижу в себе разлад, – сказал он. – С одной стороны, хотелось бы видеть ужасающую схватку, в которой полностью пробудится Смертный Меч Трейка. В которой из глубины души Трелля поднимется гнев. Но, с другой стороны, созерцание жуткой гибели тех, кого я привык считать друзьями… да, это было бы страшно. Я вынужден сказать с печалью, что иногда исполнение желаний приводит лишь к недоразумению. Оказывается, то, чего ты желал, ты вовсе не должен был желать. Лучше вообще не знать, чего желаешь. Думала, мертвецам недоступны колебания? Хотелось бы…

– На их следах кровь.

– Хотелось бы удивиться. Но они сумели отогнать демона – само по себе необычайное деяние.

– И давно ли всё это случилось?

– Недавно. Я пролежал на земле все утро. Воображаю, мы можем их найти…

– Уже нашли. Они разбили лагерь.

Она заметила слабый свет костерка; люди вставали, оборачиваясь, чтобы разглядеть их. Заходящее солнце было за спинами группы Сеток и она понимала: чужаки видят лишь их силуэты. Она подняла руку в приветствии и похлопала коня по холке, побуждая медленно идти вперед.

Двое незнакомцев впечатляли своим видом. Один огромный, звероподобный, с кожей оттенка горелого красного дерева, черные волосы заплетены в сальные косы. Он держал двуручную палицу. Второй был тоньше, кожа татуирована в подобие полосок тигра; подъехав ближе, Сеток увидела, что во всей его внешности есть что-то кошачье, даже глаза янтарные и с вертикальными зрачками. Два тяжелых клинка в руках вполне подходили полосатой коже.

Еще там были две женщины и высокий, молодой мужчина, длинношеий, с узкой челюстью и черными злыми глазами. Он стоял чуть поодаль остальных.

Взгляд Сеток вернулся к женщинам. Обе толстые коротышки, чуть старше самой Сеток. Однако глаза их выглядят глазами старух: мутные, тусклые от шока.

Еще двое выживших лежали у костра, спящие или без сознания.

Звероподобный заговорил первым, обратившись к Картографу на непонятном языке. Неупокоенный ответил и обернулся к Сеток: – Маппо Коротыш приветствует вас и предостерегает. За ними охотятся.

– Знаю. Картограф, кажется, у тебя талант к языкам…

– Дар Худа, ибо он возложил на меня миссию. Маппо говорил со мной на языке дару, на жаргоне торговцев, чтобы понимали его спутники. Они с Генабакиса.

– А он кто?

– Трелль…

– А полосатый – что он за существо?

– Смертный Меч Трейка…

– И что это значит?

– Трейк – Летний Тигр, иноземный бог. Грантл – избранное оружие бога среди смертных.

Названный Грантлом заговорил, устремив на Сеток взгляд зловещих глаз. Она заметила, что сабли он не прячет, тогда как Трелль опустил палицу.

– Сеток, – пояснил Картограф, когда Грантл закончил речь, – Смертный Меч называет тебя Дестриантом Тогга и Фандерай, Зимних Волков. Ты в некотором роде близка ему. Еще одна служительница войны. Но, хотя Трейк может видеть в тебе и твоих Повелителях смертельных врагов, Грантл не разделяет его мнение. На деле он не особенно уважает своего бога и не ценит… гм, то, что назвал проклятием. Поэтому не бойся его. Однако, – добавил Картограф, – если ты хочешь битвы, он сочтет за честь ответить.

Сеток ощутила, что сердце быстро и громко стучит в груди. Во рту вдруг пересохло. «Дестриант. Я уже слышала это слово? Так назвал меня Тук? Или кто-то еще?» – Я не желаю насилия, – сказала она.

Когда Картограф передал ее ответ, Грантл мельком глянул на неупокоенного волка, стоявшего между девочек (вставшая дыбом шерсть недвусмысленно выражала его настрой), оскалил впечатляющие клыки, но потом кивнул и вложил клинки в ножны. И замер: брат близняшек вылез вперед и побежал к воину.

– Клав-клав-клав-клав-клав!

Сеток заметила, что Трелль вздрогнул и внимательно поглядел на мальчишку, который уже встал перед Грантлом и вытянул руки.

– Он хочет, чтобы Грантл его поднял, – сказала Сеток.

– Уверен, Грантл сам поймет, – отозвался Картограф. – На редкость бесстрашный ребенок. Они хочет вымолвить имасское слово. Не думал, что такое еще возможно – ну, дети Имассов.

Грантл подхватил мальчика, завизжавшего от восторга, заполнившего воздух смехом. Сеток услышала низкое рычание Баалджагга и оглянулась. Хотя неупокоенный зверь не шевелился, черные дыры глаз были устремлены – насколько можно было понять – на Смертного Меча и дитя в его руках. – Тебя раз убили. Не хватило? – спросила она гигантского волка. – Щенку помощь не нужна.

Близняшки придвинулись к спешившейся Сеток. – Все хорошо, – сказала она.

– Мама говорила, коты – это одни зубы и когти без мозгов. – Стория ткнула пальцем на Грантла. – Похоже, его мама спала с котом.

– Твой брат не боится.

– Слишком глуп для страха, – сказала Стави.

– Они, – пояснила Сеток, – отогнали небесного демона, но не убили, ведь трупа мы не видели. С кем безопаснее – с ними или без них?

– Хочу, чтобы здесь был Тук.

– Я тоже, Стави.

– А куда они идут? В Пустошах ничего нет.

Сеток пожала плечами: – Я еще не нашла ответа, но попытаюсь.

Женщины принялись перевязывать раненого спутника. Высокий юнец остался в стороне. Он выглядел взволнованным. Сеток поглядела на Картографа: – Что с ним не так?

– Мне сказали, что не нужно глядеть на Бревно из Волонтеров Мотта с презрением. Амба сердится и гнев его нелегко унять. Брат его серьезно ранен, почти что при смерти.

– Он винит Грантла или Маппо?

– Вряд ли. О, я догадываюсь – оба они храбро сражались с небесным демоном. Смертный Меч сделан ради подобных схваток. Но не Грантл и Маппо отогнали чудовище. Братья Бревно презирают демонов и подобных тварей. Если разбудить их гнев, он окажется гибельным для врага. Чудная Наперстянка называла это лихорадкой. А Мастер Квел намекал, что Бревна сами по себе отродье магии, возможно, результат неудачного творчества Джагутов. Не объясняет ли это их необычайную вражду к Джагутам? Возможно. Так или иначе, Амба и Джула Бревно дали демону пинка. Но Амба поддерживает остаток гнева, ожидая, что демон окажется достаточно глупым и вернется.

Сеток поглядела на мужчину с новым интересом, но и с изрядной долей недоверия. Что он сделал – укусил летающую тварь?

Картограф продолжал: – Ты недавно упомянула Тука. Мы тоже его знаем. Именно Тук вывел нас из мира Драгнипура. А Грантл, тот однажды напился вместе с Туком Анастером. Ясное дело, это было до его смерти.

Близняшки слушали, и в глазах читалось облегчение. «Новые друзья Тука. Вам подойдет, девочки? Похоже на то».

– Картограф, а кто такой Дестриант?

– Ах. Хорошо. Дестриант – тот меж смертных, кто избран носить кожу бога.

– Ко… кожу?

– Слишком поэтично? Дай подумать. Погляди в глаза тысячи священников. Если среди них есть Дестриант, ты его – или ее – заметишь. Как? Истина в глазах. Поглядев, ты поймешь, что смотришь в глаза богу.

– У Тука был волчий глаз.

– Потому что он Глашатай Войны.

Титул заставил ее похолодеть. – Тогда почему второй глаз не волчий?

– Уверен, он был человеческим.

– Точно. И почему?

Картограф неосмотрительно почесал макушку, и на ногти мигом налипли кусочки прогнившей кожи. Он пошевелил пальцами, чтобы клочки улетели в ночь. – Потому что, думаю я, люди – истинные глашатаи войны. Не так ли?

– Может быть, – сказала она с сомнением. – Тук вел нас на восток. Если он Глашатай Войны, тогда…

Картограф качнул головой: – Я склонен согласиться. Он приведет вас туда и тогда, где вы будете нужны.

«Дестриант Зимних Волков. Божеств войны». Она глянула на Баалджагга, вставшего на краю светового круга. Страшен как всегда: вечно оттянутые губы, вечная тьма в глазницах.

«Кожа войны.

И я должна ее надеть».

Она снова поглядела на Грантла. – Картограф.

– А?

– Он сказал, что не особо уважает своего бога. Сказал, что проклят.

– Точно.

– Нам нужно поговорить.

– Разумеется, Сеток.

Смертный Меч расположился у костра, посадив мальчика на колено. Полосатые татуировки необъяснимым образом поблекли, да и лицо уже не казалось таким кошачьим. Мужчина снова стал почти человеком, вот только глаза… хотя в них читалось спокойствие.

«Что бы сделал с этим Онос Т’оолан? Тук, ты вел нас к ним?» Она вздохнула. «Кожа войны. Волки желают, чтобы я ее надела.

Не стану».

– Проведи меня к нему, пожалуйста.

* * *

Маппо поглядывал на юную женщину, присевшую напротив Грантла. Картограф переводил. Без сомнения, им многое нужно обсудить. Неведомая война близится – схватка отчаявшихся смертных и, возможно, отчаявшихся богов. А Икарий? «Старый друг, ты не должен встревать в надвигающиеся события. Если тысячи погибнут от твоей безответственной руки – какое ужасное равновесие будет нарушено? Какая жестокая судьба пробудится? Нет. Я должен тебя найти. Увести прочь. Уже слишком многие умерли за твоей спиной».

Он услышал хриплый вздох слева. Повернулся и посмотрел на скорчившуюся женщину. – Будешь жить, Финт.

– Тогда… тогда…

– Ты не успела. Если бы успела – была бы мертва, а вот Мастер Квел…

Женщина поднесла руки к лицу, соскребла корку крови с уголков рта. – Лучше бы я успела. Теперь все пропали.

Он мог бы сказать: «Но мы так близко. Я чувствую намеки… мы почти там, где нужно». Хотя это было бы эгоистично. Доставка Маппо – лишь половина работы. Невезучим дольщикам нужно попасть домой, а единственный способный выполнить задачу человек погиб. Ему нечего ответить Финт.

– Грудь ломит, – сказала та.

– Че’малле напал на тебя, глубоко вонзил когти. Я наложил почти триста швов от правого плеча до левых ребер.

Она чуть подумала и ответила: – Значит, в последний раз видели вы пляшущие титьки Финт.

– Они на месте, не нужно бояться. Они все же будут покачиваться, хотя, наверное, немного перекосятся.

– Воистину есть на свете боги. Слушай. Чудная Наперстянка – она жива?

– Да.

– Тогда шанс есть.

Маппо моргнул. – Она молода, Финт, и почти не обучена…

– Шанс есть, – настаивала Финт. – Черные соски Беру, как больно!

– Она скоро попробует тебя исцелить. Удержание Джулы забирает все силы.

Финт хмыкнула и застонала. – Чувство вины на такое способно.

Маппо кивнул. Братья Бревно пошли за Наперстянкой в Гильдию, а она вступила в нее ради прихоти или, скорее, ради того чтобы проверить, на что способны влюбленные. Если любовь превращается в игру, люди страдают. Наперстянка наконец начала это понимать.

«Слишком далеко их завела, не так ли?»

Но без братьев все они были бы мертвы. Маппо до сих пор не верилось, что кулаки смертных способны причинить такой ущерб. Амба и Джула без затей набросились на крылатого Че’малле, громадные руки били сильнее, чем смогла бы палица Маппо. Он слышал, как трещали кости, слышал полное изумления и боли шипение Че’малле. Он всего лишь отбивался, отчаянно пытаясь оторваться от озверевших врагов. Когти существа – каждый длиннее семкийского скимитара – вонзились в спину Джулы, высунувшись спереди. Рептилия отшвырнула человека – но тут кулак Амбы достал ее горло. Сила удара могла бы сломать шею коню. Че’малле взлетел, хлопая крыльями, толчком опрокинул Амбу и поднялся ввысь.

Грантл, который вроде бы был целью атаки Че’малле – он был унесен в сторону, все сочли его погибшим – вернулся, подобный привидению, окруженный ореолом ярости бога. Он перетек в форму громадного тигра, он казался расплывчатым, лишь полосы извивались языками черного пламени. Он подпрыгнул в воздух, пытаясь утащить Че’малле вниз, но тот ускользнул и замолотил крыльями, поднимаясь в небо.

Потом Маппо разузнал у Грантла – ярость его утихла, вернув подобие прежнего человеческого тела – что первая схватка состоялась в тысяче саженей над Пустошами, что Че’малле не смог его убить и попросту бросил наземь. Грантл перетек в форму Солтейкена на середине падения. Он жаловался на боль в суставах, но Маппо понимал: падение должно было убить Меча. Вмешался Трейк. Нет иных объяснений.

Он вспомнил ужасную тварь, снова убеждаясь – это было существо из К’чайн Че’малле, хотя прежде он таких не видел и даже не слышал о подобном от знатоков древней расы. Дважды выше Охотника К’эл, хотя более тощий. Крылья не уступали размерам Элайнту средних лет. Однако драконам крылья были нужны лишь для ускорения и маневров в воздухе – тяжелое тело несла магия – тогда как Че’малле полностью полагался на них при взлете. Его вес составляет малую долю тяжести Элайнта. Боги, он был быстрым. Что за сила! Во время второй атаки, избавившись от Гратнла, он поднял всю карету вместе с лошадьми. Если бы основа кареты не разломилась, зверь сбросил бы ее с убийственной высоты. Просто, эффективно. Че’малле приподнял обломки несколько раз, а потом решил спуститься и добить оставшихся.

И пожалел об этом.

«Хотя и нам придется пожалеть. Гланно Тряп мертв. Как и Рекканто Илк. И Мастер Квел, разумеется». Когда Маппо вытаскивал ведьму из кареты, женщина билась в истерике: Квел заслонил ее телом, и когти Че’малле выпотрошили его. Если бы братья не прыгнули ему на спину, чудовище убило бы и Наперстянку. У Маппо до сих пор остаются царапины на руках – следы слепого ужаса женщины.

Экипаж обычными средствами не починить. Нет иного выхода, как идти пешком, неся раненых, все время опасаясь нового нападения сверху. Хотя Бревна наверняка его серьезно ранили.

«Че’малле не нас поджидал. Воспользовался случаем для драки. Нет, тварь исполняла другие задачи. Насколько могу судить, она тоже ищет Икария – возможность слишком страшная, чтобы думать спокойно. Будем надеяться, что она сочла нас слишком опасными».

Взгляд остановился на палице, лежавшей под рукой. Ему удалось нанести Че’малле сильный удар, заставивший того отпрянуть. Маппо показалось, что оружие коснулось железного обелиска. Плечо все еще болит. Он замахивается, целясь глубже шкуры врага. Если удар не достигает цели, отдача заставляет содрогаться каждый мускул, каждую кость. «Не могу припомнить подобной неудачи».

– Что за чужаки? – спросила Финт.

Маппо вздохнул: – Не уверен. С ними неупокоенный ай.

– Кто?

– Древний волк из эры Имассов. Их кровь использовали для выведения Гончих Тени… но не Гончих Тьмы, для тех потребовалась кровь равнинных медведей. Тю’нат окралов на языке Бентракта.

– Немертвый волк?

– Прости? А, да, живых звали ай. А этого? Возможно, маэт ай от слова, означающего «гниль» или «распад». Или оф ай, с намеком на «скелет». Лично я предпочел бы Т’ай, сломанный ай, если угодно…

– Маппо, меня не заботит, как его назвать. Это немертвый волк, подходящий приятель Картографу – он вернулся, да? Я слышала…

– Да. Он привел чужаков и переводит для них.

– Не понимают дару? Варвары!

– Но у двух – у девочек – в жилах даруджийская кровь. Я почти уверен. А мальчик, привязавшийся к Грантлу – в нем кровь Имассов. Больше половины. Значит, мать или отец были, скорее всего, Баргастами. Их глава – ее зовут Сеток, Грантл назвал ее Дестриантом Волков – напоминает мне жителей Кана, хотя она не оттуда. Картины на стенах древних гробниц северного берега Семиградья изображают похожий народ. Полагаю, это было время, когда нынешние племена еще не вышли из пустыни.

– Ты мешаешь мне потерять сознание?

– Ты упала на голову, Финт. Некоторое время говорила на разных языках.

– Чего говорила?

– Ну, это была смесь языков – я опознал семнадцать, но были еще. Необычайная способность, Финт. Одна ученая утверждала, что мы наделены всеми языками, таящимися глубоко в разуме, и что могут существовать десять тысяч языков. Она пришла бы в восторг, наблюдая за твоим припадком. Был еще рассекатель трупов в Эрлитане, заявивший, что мозг – лишь беспорядочное переплетение цепей. Большинство звеньев спаяно, но не все. Некоторые можно расклепать и переделать. Любая травма головы, говорил он, ведет к обрыву цепей. Обычно это остается, но иногда выковываются новые связи. Цепи, Финт, упакованные внутри голов.

– Но они не совсем похожи на цепи, так?

– Увы, совсем не похожи. Проклятие теории, оторванной от практического наблюдения. Разумеется, Икарий возразил бы: не всегда теория должна основываться на базисе прагматического опыта. Иногда, сказал бы он, теорию нужно интерпретировать более поэтически, как метафору.

– У меня есть метафора, Маппо.

– О?

– Женщина лежит на земле, в мозгах недостача, а клыкастый Трелль рассуждает о возможных толкованиях теории. Что бы это значило?

– Не знаю. Чем бы это ни было, вряд ли это можно считать метафорой.

– Уверена в твоей правоте, ведь я даже не знаю, что такое метафора. Тогда вот как. Женщина всё это слушает, причем знает, что у нее в мозгах недостача. Но насколько большая? Неужели она просто вообразила, что лежит и слушает пустившегося в философию косматого Трелля?

– А, возможно, это тавтология. Или иной вид непроверяемых доказательств. Хотя… может быть, это нечто совсем иного рода. Хотя я иногда философствую, но философом себя назвать не могу. Уверен, важная грань не перейдена.

– Если хочешь, чтобы я не засыпала, Маппо, придумай другую тему.

– Ты правда веришь, что Чудная Наперстянка может увести вас назад, в Даруджистан?

– Если бы ее не ранило… Пора учить местное наречие у Сеток. Но она не может обитать здесь, правильно? Земля выжжена. Квел сказал, она использована. Истощена. Никто здесь не выживет.

– Покрой ее одежд баргастский. – Маппо почесал обросшую челюсть. – А раз в мальчике кровь Баргастов…

Он громко крикнул по-баргастски: – Мы с тобой знаем этот язык, Дестриант Сеток?

Все четверо гостей подняли головы. Сеток сказала: – Похоже, да.

– Хорошая догадка, – заметила Финт.

– Наблюдение и теория. А теперь можешь немного отдохнуть. Я хочу знать историю чужаков. Потом вернусь и снова тебя разбужу.

– Не могу дождаться, – буркнула Финт.

* * *

– Если ни одно решение не годится, – размышлял вслух Надежный Щит Танакалиан, – что остается? Нужно идти по проверенной тропе, пока не представится альтернатива. – Он не сводил взора с медленно приближающегося кортежа королевы Абрастали. Дюжина всадников гарцевала, двигаясь по неровной почве, знамена подстреленными птицами трепетали над головами.

Смертный Меч Кругхева тяжело завозилась в седле. Скрип кожи, лязг металла… – Отсутствие нависло над нами, – бросила она. – Повсюду зияют дыры, сир.

– Так выберите одну, Смертный Меч. Дело будет сделано.

Лицо ее потемнело под ободом шлема. – Вы даете искренний совет, Надежный Щит? Неужели я так отчаялась, что готова стать неразумной? Неужели я должна проглотить недовольство? Я однажды сделала это, сир, и теперь готова пожалеть.

«Всего однажды? Жалкая ведьма. Ты всегда ходишь с кислым лицом. Намекаешь, что выбрала меня, не испытывая доверия? Старик тебя надоумил? Но только я, о женщина, видел горчайшее его недовольство в конце пути. Значит, в твоем разуме он еще говорит в мою защиту. И хорошо». – Печально слышать ваши слова, Смертный Меч. Не ведаю, чем подвел вас, и не знаю, чем могу исправить репутацию.

– Моя нерешительность, сир, подстегивает ваше нетерпение. Вы советуете действовать без раздумий, но если выбор нового Дестрианта не требует размышлений, то что требует? Кажется, для вашего ума это лишь титул. Вы полагаете, что человек может потом дорасти до ответственности. Но суть в том, что титул подходит лишь персоне, достигшей ответственности. От вас же исходит только раздражение юнца, уверенного в своей крутизне – как уверены почти все юнцы. Предубеждение ведет к необузданным поступкам и плохо продуманным советам. Но прошу вас молчать. Королева прибыла.

Танакалиан сражался с яростью, пытаясь сохранить внешнее спокойствие перед всадниками из Болкандо. «Ударила меня за миг до переговоров, чтобы проверить самообладание. Знаю твою тактику, Смертный Меч. Тебе меня не превзойти».

Королева Абрасталь не стала терять времени: – Мы встретили посла Сафинанда и я рада уведомить вас о скором пополнении припасов – и, добавлю, по разумным ценам. Если подумать, это благородно с их стороны.

– Да, Ваше Высочество, – сказала Кругхева.

– Кроме того, сафии видели колонну малазан. Они обогнули самый край Сафийских гор и направились к Пустошам. Идут быстро. Любопытно, что у ваших союзников имеется эскорт – никто иной, как сам принц Брюс Беддикт, ведет армию Летера.

– Понимаю, – сказала Кругхева. – Летерийская армия далеко вышла за свои границы, показывая, что сопровождала малазан не из-за недоверия.

Взгляд королевы отвердел: – Я же говорю – очень любопытно, Смертный Меч. – Она помедлила. – Становится очевидным, что среди всех важных персон, вовлеченных в нынешние приключения, одна я остаюсь в неведении.

– Ваше Высочество?

– Ну, все вы куда-то идете. В Пустоши, не иначе. А через них в Колансе. Мои предостережения относительно мрачной – нет, ужасающей – ситуации в тех далеких землях остались не замеченными.

– Напротив, Королева Абрасталь, – возразила Кругхева. – Мы обратили на них самое пристальное внимание и высоко ценим ваши советы.

– Тогда ответьте: вы идете, чтобы завоевать себе империю? Колансе, истощенное внутренней рознью, засухой и голодом, окажется легкой добычей. Конечно, вы не можете считать измученное население главным своим врагом? Но вы же там не бывали. Если, – добавила она, – вы удивлялись, почему я все еще с хундрилами, так далеко от родного государства, трачу недели ради грядущих переговоров с Адъюнктом – теперь, возможно, вы разгадали мои причины.

– Любопытство? – подняла брови Кругхева.

На лице Абрастали мелькнуло раздражение.

«Да, королева, я отлично вас понимаю».

– Уместнее описать это как тревогу. Я правлю Болкандо совместно с Королем и несу ответственность за удержание народа в узде. Мне отлично известна склонность человечества к хаосу и жестокости. Главное назначение власти – сдерживать их, принуждать к цивилизованности. И начинать я должна с себя. Так не тревожит ли меня мысль, что я, возможно, помогаю орде бешеных завоевателей? Не угнетает ли мою совесть идея, что я способствую вторжению в чужое королевство?

– Обширность выгод, истекающих из общения с нами, – сказала Кругхева, – должна привести к мысли, что вы, Ваше Высочество, и ваш народ получите много благ цивилизации, притом без особенных расходов.

Вот теперь она рассердилась по-настоящему, видел Танакалиан – эта суровая, ясноглазая королева, восседающая на коне посреди отряда солдат. Истинная правительница народа. Истинная служанка народа.

– Смертный Меч, я говорила о совести.

– Лично я полагаю, Ваше Высочество, что изрядное количество монеты может разрешить любые трудности. Не такая ли вера господствует в Летере и Сафинанде, как и в Болкандо?

– Значит, вы действительно решили наброситься на несчастный народ Колансе?

– Если и так, Ваше Величество… неужели вы не ощущаете облегчения? Не говоря даже о малазанах, мы стоим у стен вашей столицы. Захватить королевство… ну, ваше уже у нас под руками. Не нужны дальнейшие походы, трудности и лишения. А малазане уже успешно завоевали Летер. Весьма уютное гнездо – но они решили не сидеть в нем.

– Я именно об этом! – рявкнула Абрасталь, стягивая шлем, распуская каскад буйных, увлажненных потом волос. – Почему Колансе? Чего вам нужно от Колансе, во имя Странника?!

– Ваше Высочество, – сказала не потревоженная нежданной вспышкой монаршего гнева Кругхева, – ответ может поставить нас в сложную ситуацию.

– Почему?

– Потому что вы говорите о совести. Воздерживаясь от объяснений, Ваше Высочество, мы дарим вам возможность заботиться только о своем народе. Вы его Королева, и в этом важнейшее различие между нами. Мы, Напасть, с начала и до конца несем ответственность лишь за себя, за исполнение задачи нашего существования. То же самое относится к вождю Желчу и Горячим Слезам. И, наконец, самое важное: те же обстоятельства определяют путь Охотников за Костями. – Она чуть склонила голову. – А вот принц Брюс вскоре может оказаться перед трудным выбором – вернуться в Летер или сопровождать Адъюнкта и ее союзников.

– Итак, – оборвала ее Абрасталь, – служа лишь себе, вы готовы нести ужас и страдание сломленному народу?

– Мы этого не желаем, Ваше Высочество, но к этому можем прийти.

В потрясенной тишине Танакалиан видел, как тускнеют глаза королевы, как наморщивается лоб. Казалось, душу ее заслонили облака сомнений. Когда она заговорила, голос звучал шепотом: – Значит, вы так и не объяснитесь, Смертный Меч?

– Тут вы правы.

– Вы говорите, что служите лишь себе. Звучит фальшиво.

– Простите, что заставила вас сомневаться.

– На самом деле, – настаивала Абрасталь, – я начала подозревать прямо противоположное.

Смертный Меч молчала.

«Тут вы правы», молча ответил Танакалиан, насмешливо воспроизводя слова Кругхевы, «Всё, что мы делаем, служит не нам, а всем вам.

Бывает ли что-либо более славное? Если нам придется проиграть, если мы должны проиграть – как я думаю – разве можно вообразить конец более приятный? Величайшая в мире неудача.

Да, все знают сказание о Падении Колтейна перед вратами Арена. Но конец наших дней заставит померкнуть это сказание. Мы желаем спасти мир, а мир сделает все что возможно, чтобы помешать нам. Проследит за неуспехом. Смотрите, как мы выдавливаем кровь из каменного сердца!

Но нет. Свидетелей не будет. Если сущее – поэма, мы стоим в тишине между строк, упорные слуги безвестности. Никто не увидит, никто не узнает. Ни могил, ни камней, прикрывающих разбросанные кости. Ни кургана, ни погоста. Мы останемся в пустоте, не позабытые – ведь забвение подразумевает знание – а никогда не узнанные».

Сердце его стучало, восхищенное тонкой красотой ситуации. Идеальный герой – тот, чей героизм не видит никто. Самая драгоценная слава – слава, пропавшая в равнодушном ветре. Высочайшая добродетель – добродетель, навеки схороненная внутри. «Понимаете, Смертный Меч? Нет, никоим образом».

Он вспыхнул от удовольствия, видя, как королева натягивает поводья и резко разворачивает коня. Свита поспешила следом. Изящного галопа больше не было – эскорт мчался за отступающей королевой, беспорядочным строем напоминая скомканную в гневе тряпку.

– Поделитесь со мной вашей мудростью, Надежный Щит.

Сухой голос заставил его вздрогнуть. Жар улыбки вдруг стал казаться признаком иных, более темных чувств. – Они оставят нас, Смертный Меч. Болкандо мы больше не нужны.

Женщина фыркнула: – И долго мне ждать?

– Чего же?

– Мудрости моего Щита.

Они были в одиночестве. Лагерь Напасти стоял довольно далеко. – Кажется, никакие мои слова вас не удовлетворят, Смертный Меч.

– Королева Абрасталь должна понять, чего мы добиваемся. Она так просто не отступится; она станет поддерживать в себе решимость в надежде, что Адъюнкт Тавора окажется откровеннее.

– А та?

– Что сами думаете, Надежный Щит?

– Думаю, королеву Абрасталь ждет великое разочарование.

– Наконец-то. Да.

– Адъюнкт самолюбива, – сказал Танакалиан.

Кругхева дернула головой. – Простите?

– Она пригласит других разделить славу – этот Эвертинский легион королевы, он кажется отличной армией. Хорошо тренированной, способной не отставать от нас, в отличие от солдатни Покорителя Авальта. Встань они рядом с нами в Колансе…