Текст книги "Жертвуя малым (СИ)"

Автор книги: Олег Мейдерос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 58 страниц)

   Сказав эти слова, аристократ повернулся к Солю и, опустившись перед ним на одно колено, приложил ко лбу сложенные лодочкой ладони. Этим жестом подданные выражали почтение императору и богам, волю которых он выражал. Сильнее этого жеста был разве что жест самого базилевса, когда он отправлял на казнь кого-нибудь из знатных преступников.

   И сердце с силой заколотилось в моей груди, а в горле пересохло, когда Соль использовал этот жест, но только наоборот – поднес к груди сжатую в кулак ладонь и раскрыл ее, демонстрируя желание дарить жизнь, а не отнимать. И тут же, чутко реагируя на драматичность момента, остальные аристократы в едином порыве начали вставать на колени вслед за доном Джехути, принося Солю своеобразную клятву верности. И не нашлось среди них ни одного, кто отказался бы присягнуть Небесному Отцу. Я и Луций, все так же держась за руки, выполнили ритуал последними из всех, лишь братья-ониры замешкались, потому что их спящий брат, которого они усадили на песок и придерживали за плечи, чтоб не упал, открыл вдруг глаза и, покрутив осоловелой головой, слабым голосом произнес:

   – Ой, ребятушки, я тут закемарил малость, ух, ну и кошмар мне приснился! А мы что, выбираем нового лидера взамен братца Джехути?

   – Мы начинаем новую эру, братишка! – радостно смеясь и стискивая брата в горячих объятиях, возразил ему дон Онирос, а третий близнец, хохоча, просто навалился сверху, образовав восторженно вопящую кучу-малу.

   Дон Джехути, вероятно, ожидавший более торжественной развязки, вскинул голову, взглядывая на Соля с вопросительным ожиданием. В ответ тот лишь развел руками, всем своим видом показывая, что среди прочих божеств в мире он отнюдь не является самым ярым приверженцем церемониала, и дон Джехути, горестно вздохнув, нахмурился и поник. Его тут же облапал воодушевленный дон Август и зашептал на ухо что-то такое, от чего бывший император невольно заулыбался. Остальные аристократы, видя, что официальная часть, похоже, закончилась, начали подниматься с колен, отряхиваться от песка, переговариваться друг с другом. Дон Лавада завел беседу с Солем, пытаясь сообразить, как теперь всему честному обществу выбираться с острова (хорошо хоть, благодаря его предусмотрительности у нас сохранилась накрепко привязанная к корню лодка).

   Луций вскочил на ноги и помог встать мне. Держась за руки, поскольку нам обоим было так вполне комфортно, мы вышли на засыпанный обломанными ветками и отколовшимися от свода кусками гранита пляж, остановились у кромки черной воды, лениво облизывающей подножие острова. Глядя на спокойные волны, я с трудом верила, что совсем недавно они бушевали вокруг с бешеной мощью, грозя поглотить все живое.

   – Мы ведь теперь, наверное, на материк отправимся, как думаешь? – спросил меня Луций, прикладывая ко лбу ладонь козырьком, чтобы обвести взглядом раскинувшееся перед нами в лучах восходящего солнца густо-лиловое море Хаоса. – Тебя родители-то хоть отпустят?

   – Ну, если ты или Соль их попросите, они наверняка сочтут за честь, – я пожала плечами, впервые, в общем-то, начиная думать на эту захватывающую тему. – Маменьке всегда хотелось, чтоб я сделала карьеру при дворе.

   – Едва ли Соль согласится быть посредником в этом вопросе, – хмыкнул Луций.

   – Значит, придется тебе, – сказала я.

   Он покосился на меня лукаво.

   – Знакомство с родителями девушки, получается, – елейным тоном проговорил он.

   Я дернула его за руку.

   – Коллеги и жрицы, в первую очередь!

   – Ну да, ну да, – с видом лихим, удалым и хитроватым он покивал.

   – Только для начала нужно будет тебя приодеть, – заметила я, поворачиваясь к нему лицом и окидывая оценивающим взглядом.

   Мой ангел заметно стушевался, хоть и попытался выглядеть невозмутимым. «То-то же», – со значением я погрозила ему пальцем.

   – Кстати, Соль во время нашего первого знакомства тоже был без порток, – добавила я.

   Луций, фыркнув, повел плечами.

   – Мы с ним похожи, не находишь? – сказал он, снова устремляя взгляд вдаль.

   «Похожи, – подумала я, крепче сжимая его ладонь. – Отличие лишь в том, что этот вот – мой собственный, и ничего от меня не скрывает. Да и мне от него тоже совершенно нечего скрывать. И хорошо бы так было всегда».

   Словно услышав мои мысли (ну, почему же – словно?), Луций шагнул ближе и положил руку мне на плечо. Я прислонилась к нему и, обнявшись, мы смотрели, как золотые лучи восходящего солнца освещают тяжелые волны древнего озера и плотная вода начинает светлячково мерцать под теплым взглядом просыпающегося светила. Занимался новый день, знаменуя начало новой эры, полной простых и обыденных чудес, в которой каждому найдется, чем заняться. И перед нами – послушницей и ее ангелом, и их мудрым и милосердным, хотя временами слегка сумасбродным другом и хранителем, и всей честной братией, – простиралось все время этого мира, наполненное любовью и волшебством, и испытаниями, в которых закалятся наша воля и наша дружба, и каждому воздастся по заслугам. Перед нами, играя серебряной радугой над древней, истосковавшейся по ясному солнышку водой, сияла новая надежда, и сердца открывались навстречу ей, наполняясь отвагой и радостью, а свежий ветер промокал выступающие на глазах слезы по всем тем, с кем нам хотелось бы разделить этот сказочный миг, но кого с нами – увы! – уже не было рядом. С теми, кого рядом с нами еще не было.

   И сдержанно, совсем чуть-чуть, улыбался за нашими спинами Соль, отвлекшись от насущного и глядя туда же, куда и я с Луцием, – в искрящуюся возможностями даль будущего, и знал он то, что неведомо еще было нам, молодым, – все те, кого мы не видим подле себя, незримо присутствуют рядом, согретые нашей памятью о них и нашей любовью к ним, и тихо радуются вместе с нами, неслышно грустят, являясь плотью от плоти нашей, частью души, средоточием сердца.

   ...А где-то далеко, близ Саракиса, на границе дремучих лесов, в белой и вычещенной до блеска, опустевшей лаборатории просыпался на жестком лежаке Неждан, тщедушный юноша-вампир, невольный спутник Соля, приведший его в Империю. Пробуждался от тяжкого сна, открывал глаза, с трудом садился, оглядываясь по сторонам недоверчиво, не узнавая места, в котором очутился. Он был свободен от наручников и от кишки насоса, родного брата столичного, с помощью которого ученые мудрецы древности придумали избавлять и вампиров, и ангелов от излишней скверны, не вовлекая в механический процесс труд души; моргал непривыкшими к свету глазами, морщился от боли в затекшем теле. Странно и непривычно он чувствовал себя – беззащитным, живым, голодным и до костей промерзшим, одиноким и печальным, но в то же время удивительно окрыленным.

   Дрожа от слабости и холода, слезал он на покрытый блестящей плиткой пол лаборатории – чистый, ровный и скользкий, словно лед. Ковылял, кое-как удерживая равновесие на подгибающихся ногах, к выходу из белой незнакомой комнаты, в которой неведомые ему агрегаты дремали в переплетении трубок и проводов. Мощная, обшитая металлом дверь отворялась перед ним, не успевал он дотронуться до засова, и появлялась на пороге девушка в дорожном плаще и в глухом черном платье, виднеющимся из-под него, в черной траурной косынке на темных прямых волосах, с молодым, но несчастным лицом, с затаившейся болью в глазах. Окажись здесь Кора, она опознала бы в девушке Лету, свою закадычную подругу-однокашницу. В руке Лета, будто карту местности, держала раскрытое письмо.

   Она успевала подхватить потерявшего силы Неждана, аккуратно усадить его на пол, потрогать горячечный лоб, дать выпить воды из фляжки, что была у нее с собой. В изнеможении он сидел, привалившись к Лете, переводил дух, а она укрывала его своим, пропитанным теплом живого тела плащом, и, озираясь, сокрушенно вздыхала, жалуясь на незнакомом ему языке:

   – Опять неудача, и здесь. В письме написано, – она обвиняюще потрясла бумажкой в воздухе, словно бы убеждая кого-то невидимого в собственной правоте, – что в этой комнате я найду того самого пришлеца, который мне все-все объяснит про вампиров, но тут только ты, бедолага, ну надо же, до чего худенький!..

   Неждан слушал ее полные неподдельного сожаления слова, кивал виновато, не понимая, о чем она толкует, и радовался про себя тому, что при виде этой озабоченной чем-то невеселым молодой девушки его совсем не тянет причинять ей вред. Он не понимал, отчего должно тянуть, ничего не помнил о том, что с ним случилось до того, как он очнулся в этой удивительной белой и чистой комнате, но нисколько о собственном беспамятстве не сожалел.

   А потом девушка решительно встала, помогла подняться и ему, закутанному в ее просторный плащ, и вдвоем, держась друг за друга, они пошли к выходу из этого странного помещения, мимо молчащих загадочных и в чем-то даже зловещих агрегатов, дремлющих в своих пазах вдоль стен будто огромные доисторические животные, пошли, держа курс на распахнутый в яркий солнечный день дверной проем, и Неждан заморгал слезящимися, отвыкшими от света глазами, снова беспричинно радуясь про себя таким обыденным и простым своим способностям дышать, щуриться на солнечный свет, лить слезы по пустякам. Как будто все это он умел когда-то давно, но затем вдруг разучился, накрепко забыл, и вот теперь обрел право обладать всеми этими чудесами заново.

   «Как же здорово быть живым!» – подумал он и, опираясь на руку Леты, заботливо идущей рядом, ускорил шаг, торопясь окунуться в золотистый поток приветливого солнечного света.

2002 – апрель 2021

Россия-Япония

   Половина седьмого утра по новому стилю (прим. сост.).

   Без четверти девять утра по новому стилю (прим. сост.).

   Брайан – предводитель (атаман) плебейской слободы, сын Мудрой деревни. Это означает, что он выполняет обязанности старосты и отвечает за все трудоспособное население перед законом. «Брать на поруки» – ручаться за младшего, совершившего правонарушение. Староста получает за это условный срок, или выплачивает штраф (в зависимости от вида правонарушения), отбывает его и самостоятельно наказывает провинившегося (возможно в том случае, если правонарушение незначительное). Чаще всего беднейшие члены плебейской общины обращаются к старосте (атаману) за помощью в случае необходимости платить штраф, однако бывает, что староста берет на себя вину за уголовное преступление. В таком случае он сильно рискует, но может рассчитывать на более серьезное отношение судей и поддержку адвокатов. Но если суд решит, что плебей виновен, староста и его семья понесут всю тяжесть наказания вместо ответчика.

   Одиннадцать часов вечера по новому стилю (прим. сост.).

   Девять часов утра по н. с. (прим. сост.).

   Стихи древнего классика доимперского периода, Кобаяси Исса (прим. сост.).

   Технически говоря, Парилии посвящены покровительнице скотоводства богине Палес и непосредственно к Прабогине, Матери-Сырой земле, отношения не имеют. Однако в более широком смысле Парилии, безусловно, связаны с культом верховной сельскохозяйственной Богини (как ритуально, так и тематически), вероятно, это обстоятельство Лу и имела в виду (прим. сост.).

   Час крысы – время с одиннадцати вечера до первого часа ночи по н. с. С часа крысы начинается первая стража (прим. сост.).

   «Намыр» (И.п. «намыт») – старый (мудрый) дед Большое гнездо, дед, у которого много внуков. Старшина (прим. сост.).

   Здесь «ди» крепится к модальному глаголу напрямую, без служебных частиц, с целью показать, что эта потенция изначально присуща деятелю (ты можешь-хочешь говорить с ним, можешь не говорить, никто не вправе запретить тебе, отнять у тебя эту возможность. Она присуща тебе как субъекту действия). В остальных случаях «ду бк'нор т'хол» – у него нет всей широты потенции, он не может прийти. Здесь «ду» – объект действия, обстоятельства управляют им. «Он есть непрешедший». «Ди баш т'ойк' да мыг тур» – сложный случай, но приблизительная логика та же – «ты являешься Светлым, но в силу этого можешь стать кем-то другим и перестать быть Светлым» – безграничная потенция. «Зонни» – коннотация, связанная с имперской трактовкой этого имени, Солнце, однако включает в себя значение соли как минерала также, в связи с ее цветом (светлая, белая – как противоположность тьме). Дословный перевод всей фразы «ты являешься Светлым и в силу этого способен на все». «Т'ойк'Зонни» позволяет местоимению «ди» остаться субъектным, не перейти в разряд объектных под влиянием значения глагола «баш» (инфинитив – «бат», «багы»), «быть, являться», несмотря на то, что он не является модальным. «Т'ойк'Зонни» – Солнце, меняющее цвет; Светлый, способный стать не светлым. «Баш» здесь под влиянием т'ойк приобретает вид глагола волевого действия. В плебейском языке только модальные глаголы со значением «мочь, хотеть» являются глаголами действия. Все остальные – глаголы состояния, описания ситуации, в которых деятель является объектом и волю свою применить для изменения ситуации не может (прим. сост.).

   В речи плебея в данном месте употребляется сложная префиксальная конструкция, означающая «наш уважаемый погибший старший товарищ», причем причастие «погибший» использовано в несовершенном незаключительном виде – «не до конца погибший». Кора использует стандартную формулу перевода таких наименований. Язык плебеев с языком тех, кто называет себя свободными людьми, ничего общего не имеет. В Высшей речи аристократов на лексическом уровне встречаются слова с корнями, сходными с корневыми основами слов плебейского языка. «Зи т'бар» – «эта вещь знает, не может не знать» (прим. сост.).

   «Зи» – местоимение 1 л. ед.ч., грубый перевод – «это». Кору оно не смущает, потому что многие плебеи в разговоре со свободными людьми используют это местоимение по отношению к себе (например, «Это смотр[ит] на тебя» в значении «Я смотрю на тебя», где «это» использовано вместо "я"). Однако к Солю плебеи обращаются «ди» – субъектная форма уважительного местоимения 2 л. ед. ч., которое используется в плебейской среде при обращении к уважаемым людям, старшим по возрасту или родителям (прим. сост.).

   Как ни странно, волевое действие. «Я принимаю на себя долг, я могу-хочу его принять, и не могу отказаться». Если бы мог отказаться от долга, глагол утратил бы активность действия. Потенция здесь ограничена, но присутствует добровольное взятие на себя обязательств субъектом. Местоимение «зи» здесь использовать было бы грамматически неверно, поскольку «это», в представлении плебеев, производителем волевых действий быть не может (не используется с модальными глаголами). Поэтому Соль говорит про себя «этот объект» (в смысле физический объект, физическое тело, которое находится в данном месте) может быть как одушевленным, так и неодушевленным. А в речи, обращенной к свободным людям, плебеи модальность не используют (прим. сост.).

   «Тууп» – местоимение 1л. ед. ч., полноправный зрелый мужчина о себе. Используется при обращении к высшему по статусу или возрасту собеседнику. Однако в остальной части фразы почтение никаким образом не выражено (прим. сост.).

   Ныр-Туарег – значение префикса неясно, скорее всего, это кличка ныр – богатырь, силач, туар, тур – «Крепкий кулак» (прим. сост.).

   Уважительно-нейтральное обращение, примерно означающее «сведущий в каком-либо роде занятий, мастер своего дела». В данном случае – «глава артели». Соль использует это обращение без прикрепления к имени, и нам непонятно, как именно он позиционирует себя по отношению к собеседнику. Редкий, но допустимый случай использования (прим. сост.).

   Провинция на юго-востоке Праимперии (248 г. до вк. – 1 г. п.э.), известная своими игристыми и мускатными винами (прим. сост.).

   Сатурналии в Саракисе, в отличие от столичного региона, приходят не в начале зимы (современный первый месяц зимы, Зимнее солнцестояние), а в конце, перед началом сельскохозяйственных работ и календарного года (то есть, в конце современного последнего зимнего месяца). Связано с традициями племен, населявших восточную часть полуострова Кия (прим. сост.).

   Администрация Саракиса на правах одного из древнейших городов-провинциальных центров имеет право чеканить собственную монету. Медный обол равен одной шестой драхмы (также относится к разновидности местной валюты) (прим. сост.).

   Соответствует первой и второй декадам нынешнего второго зимнего месяца (прим. сост.).

   Эвтерпа – античная муза лирической поэзии и музыки (прим. сост.).

   Одиннадцать часов вечера по н. с. (прим. сост.).

   Дух плебейки неупокоен, поэтому не нужна ее кровь, и кровь жрицы-контактера, чтобы вызвать душу на диалог. Для этого достаточно живой воды (прим. сост.).

   Василий XIII (Гектор) сменил предшественника в конце года, за несколько дней до его закрытия, и оставшиеся пять дней последнего месяца зимы считаются за первый год его правления. На момент повествования, со второго весеннего месяца, идет третий год правления Василия XIII.

   Драхма – серебряная монета.

   ВК – Воздвижение Купола (прим. сост.).

   Молох (несытый, бывший человек) обвиняет Соля в том, что тот принял сторону волков (туземцев). Позже Молодая Луна обвинит Соля в том, что тот предпочитает перволюдям обычных людей. Возможно, дело здесь в том, что Соль пытается взять сторону моральной – общечеловеческой – правды, которая не имеет отношения к принадлежности к тому или иному народу? И через это выглядит чужаком для всех (прим. сост.).

   Речь идет о запрете самоубийства (прим. сост.).

   Уменьшительная форма имени от Турмс, бог смерти и проводник душ умерших у древнего народа этруссков. Также символами смерти у этруссков считались хищные птицы, не зря Карма преподнесла дяде трость (аналог молота бога Хару или кадуцея Гермеса) в качестве приветственного подарка (прим. сост.).

   Канун последнего месяца зимы (прим. сост.).

   Малые мистерии проходят в последнем зимнем месяце, а Новый год по старому стилю начинался в первом весеннем месяце (прим. сост.).

   Новый год начинался в первом месяце весны, а фискальный – во втором. Неразбериха связана с тем, что дата Нового года была плавающая, определялась по лунному календарю, а дата начала фискального года для удобства всеимперской бухгалтерии зависела от солнечного календаря и оставалась неизменной – первый день Заячьего месяца (прим. сост.).

   Одно из старинных названий первого месяца осени (прим. сост.).