Текст книги "Жертвуя малым (СИ)"

Автор книги: Олег Мейдерос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 58 страниц)

   «Отшельник и его душа», – невпопад подумал Соль и не сдержался, камнем рухнул в стремительный глубокий сон.

   Нисколько не отдохнувший, Соль проснулся как от толчка. Над ним, распростертым на жестком и неуютном лежаке, кипел жаркий спор.

   – Ну какая Богиня, Луций? Нам бы ноги унести отсюда поскорее, а без твоей помощи мне и Солю никак не обойтись, ну, сам посуди! – женский, удивительно знакомый, увещевательный голос.

   – Короче, Кора, смотри: я освободил твоего драгоценного приятеля, и на этом все мои дела с ним окончены. Теперь ты и он вольны делать, что вдумается, топать на все четыре стороны. А мне надо назад, на остров, ты же слышала, что сказал тот аристократ? Богиню нужно умиротворить и сделать это под силу только Светлому. То есть, мне, понимаешь?! – прежде неслыханный мужской голос, не совсем уверенно звучащий, но не от осознания своей неправоты, а скорее по какой-то иной причине. Возможно, тоже не разношенный.

   Соль, неловко пошевельнувшись, застонал. Его тот час коснулись теплые заботливые руки, помогая принять удобную позу. Он открыл глаза и увидел сконившуюся над ним старушку Кору.

   – Как ты себя чувствуешь, Соль? – захлопотала она. – Пить хочешь?

   Он кивнул. Она помогла ему сесть (руки и ноги уже были свободны от наручников), подала фляжку. Вода была теплая, с привкусом затхлости, но ничего вкуснее он в жизни не пробовал. С трудом ему удалось удержать себя от того, чтобы не опустошить фляжку залпом.

   Он отнял флягу от губ, передал ее Коре. Завозился на лежаке, выпрямляясь и свешивая ноги на пол. Он был бос, как и все остальные собравшиеся в комнате – Кора в помятом черном вечернем платье и полуобнаженный юноша в самодельной набедренной повязке. Он выглядел как аристократ – идеально юное лицо, выразительные светлые глаза, длинные волосы, телосложение античного атлета, – но Соль не помнил, чтобы видел его в толпе собравшихся на судилище ангелов. Впрочем, целиком полагаться на то, что осталось от его памяти, он бы не стал.

   – Это вы отомкнули наручники? – спросил он у юноши, который, скрестив на голой груди руки, бросал на Соля сердитые взгляды.

   – Мы, – отвечала Кора, подставляя плечо, и, обняв за пояс, помогла ему спуститься на холодный каменный пол.

   – Спасибо, – отвечал Соль, борясь со слабостью и головокружением, когда из горизонтального состояния он резко оказался в вертикальном.

   Юноша с недовольной гримасой отвернулся, а Кора смущенно засопела.

   – Тебе спасибо, – сказала, наконец, она.

   Юноша, не глядя на них, решительным шагом направился к приоткрытой двери в углу аппаратной комнаты.

   – Луций! – вскрикнула Кора испуганно.

   Он, дернув плечом, остановился.

   – Я должен поспешить к Богине, – не оборачиваясь, сказал он непреклонно.

   – Ты должен помочь нам, мне и Солю! – с непривычно властными нотками в голосе возразила ему послушница.

   Соль с удивлением поглядел в ее нахмуренное лицо и примирительно сказал:

   – Он прав, нужно идти к Карме, Кора.

   Она досадливо цокнула языком, но в пререкания вступать не стала.

   – Тогда пойдемте все вместе, – решила она.

   Колченого, опираясь друг на друга, они зашагали к выходу из комнаты вслед за фыркающим от негодования Луцием.

   Очутившись на берегу подземного озера, аристократ тут же разразился бранью, а Кора заохала. Соль поводил глазами, пытаясь отыскать причину их сокрушений, но ничего существенного не обнаружил. Все тот же серебристо-лиловый сумрак, глубокие чернильные тени, скрадывающие перспективу пещеры, похожие на костяные пальцы ветви великого древа под потолком, густо-соленый маслянистый запах влаги в воздухе. Луций тем временем пробежался вдоль берега и, разочарованный, возвратился назад, разводя руками. На Соля он демонстративно не обращал внимания.

   – Дон Август как уплыл на нашей лодке, – воскликнула Кора, – так назад и не вернул!

   – Может, вернул, пока мы в межмирье торчали, – мрачно буркнул Луций. – И Богиня со свитой уплыла на ней.

   Кора пригорюнилась.

   – Мостик, – сказал Соль, показывая слабой рукой на прилепившийся к ветви веревочный мосток. – Нельзя ли по нему?..

   – Можно, – не глядя на него, отвечал Луций с великолпеным пренебрежением. Голос его звучал уже вполне разношенно, обогатился интонациями. – Мне или ей, – он кивнул на Кору. – Не знаю, как тебе.

   – Есть веревочная лестница, – вмешалась Кора. – Сможешь залезть?

   Соль неуверенно кивнул и послушница, взяв за руку, поволокла его вправо от двери, туда, где своды пещеры смыкались с берегом. Луций, фыркая, шел следом.

   Вдоль стены, у которой, прикрепленный к металлическим крюкам, заканчивался мостик, свисала веревочная лестница. Для Соля из прошлого взобраться по ней не составило бы никакого труда, но нынешний мог об этом только мечтать. Он, тем не менее, попробовал – ухватился за верхнюю перекладину, попытался подтянуться.

   – Подсажу, – тут же подлезла под руку Кора.

   – Давай, – пыхтя, согласился Соль.

   Луций, скрестив на груди руки, молча наблюдал за их стараниями. Когда Соль при поддержке Коры на подламывающихся руках взобрался по ступенькам метра на два и, не выдержав, сорвался с лестницы вниз, крепко плюхнувшись на задницу, он раздраженно сказал:

   – Назойливый, гад! Делать нечего, придется затаскивать тебя наверх на спине.

   – Спасибо, – прохрипел Соль, неловко переваливаясь на бок.

   Луций подошел к нему, присел на корточки, дожидаясь, пока Соль обхватит его за плечи. Кора, поглядывая на аристократа с благодарностью, хлопотала вокруг, оказывая моральную поддержку.

   – Лезь первая, – сказал ей Луций. – Не хватало, чтоб этот на тебя сверху свалился. А ты держись крепче, – велел он Солю, когда Кора принялась протестовать, не согласная, чтоб ее подопечного роняли.

   Разобравшись и убедившись, что тот, кому нужно, держится надежно, они принялись карабкаться по лесенке. Первой сноровисто взбиралась Кора, привычным жестом подоткнувшая подол своего пышного платья. Следом, дивясь легкости, с какой он это проделывал, лез Луций с Солем на спине. Для Соля процедура была мучительной, сил едва хватало на то, чтобы не соскользнуть с голой спины аристократа. Тот иногда придерживал его – по обыкновению бесцеремонно, но все же надежно. Эта грубоватая, ничем не объяснимая забота незнакомца располагала к себе и вселяла уверенность. Постепенно Соль приноровился.

   Вскоре Луций достиг кромки мостика. Подтянувшись на руках, с Солем на закорках, он уселся на досках. Соль отцепился от него, посидел, переводя дух. Сверху открывался красивый, хотя и навевающий меланхолию вид – неподвижная гладь похожего на медное, неровной плавки зеркало озера с сиреневой водой, стиснутого низкими замкнутыми сводами пещеры, напоминающей склеп. Источник тысячи вещей, море Хаоса, колыбель Праматери. Неудивительно, что до нее так трудно было дозваться. Немудрено, что, когда это получилось, она оказалась донельзя разгневанной. Посиди-ка двести с лишком лет в подземном одиночном заточении!

   Луций и Кора нетерпеливо топтались над ним, аристократ снова порывался пойти на встречу с Богиней в одиночку. Ранее, в перепалке с Корой, он назвал себя Светлым, нетипичное заявление для обыкновенного ангела.

   Ухватываясь за веревочные перильца, Соль поднялся на ноги, подстраиваясь под колебания мостика. Он по-прежнему чувствовал себя... немолодо, можно и так сказать, – слишком уж смертным, уязвимым, немощным. Но постепенно смирялся с этим ощущением, привыкал к нему. Жить с ним было можно, организм работал исправно и вроде бы без сбоев. Только есть хотелось зверски, в животе бурчало (желудок Коры охотно бурчал в ответ), снова мучила жажда. Но в остальном неудобств почти не было, не считая слабости и скованности. Держась за веревочные перильца, Соль осторожно зашагал по мостку, Кора и Луций последовали за ним.

   – Прости за любопытство, Луций, – войдя в ритм ходьбы, разогревшись, Соль почувствовал себя лучше и приступил расспросам, – но... как давно ты стал богом?

   – Стражу назад, – отвечала за аристократа Кора. – Доны оставили меня одну на берегу и, делать нечего, я пошла на остров всех душ. Я думала, может, смогу уплыть на лодке. Но я... не умею грести, и пока я стояла там под Деревом и думала, вода в его корнях, с той стороны, где плавали священные тела непорочно рожденных, забурлила, как будто кто-то барахтался в ней. Я подбежала и увидела, что это Луций... Ну, тогда я не знала его имени... В общем, я помогла ему выбраться из озера и он представился. А потом оказалось, что он знает тебя и умеет грести, и мы поплыли на лодке назад, чтобы попытаться спасти тебя.

   – Стражу назад? – Соль оглянулся на идущего позади Луция. Тот смотрел с вызовом. – Наслышан, что аристократу нужно больше времени, чтобы освоиться в новом теле. И жрица... У тебя просто обязана быть жрица.

   – Я думаю, Кора моя жрица, – негромко и вполне покладисто отвечал Луций. Кора хмыкнула, но без особого скепсиса в голосе. – У меня уже был опыт пребывания в чужом теле, – добавил Луций со значением. Поравнявшись с ним, Соль снова посмотрел на него – тот ответил прямым, требовательным взглядом. Настал черед Солю пошевелить мозгами.

   – Отшельник? – осторожно предположил Соль.

   Луций, не опуская глаз, кивнул.

   Некоторое время они шагали молча, Соль старался восстановить пресекшееся дыхание.

   – Не узнал тебя тогда, прости, – наконец, повинился он.

   Скорчив гримасу, Луций махнул рукой. Соль опустил взгляд на свои босые ноги, шагающие по щелястым доскам наспех сделанного мостика.

   – Как ты выжил? – тихо спросил он. – Твоя душа... уже тогда в ней не было скверны родового проклятия.

   – Я избыл его, – спокойно отвечал Луций. – Никого не убил в посмертии, принял мучительную смерть, сберег душу. Мудрой из Лисьей деревни удалось воскресить меня и вместить в искусственное тело, созданное из глины и костей, впитавших «живую воду». Так я спасся.

   Соль с горечью вздохнул. Все свое время в империи он потратил зря, он был не просто слеп, он был одержим демонами мести и неутоленного гнева, прошляпил любые возможности! А ведь все ключи, все ответы с самого начала были у него под носом! До чего самонадеян, преступно надменен он был, не желая видеть в людях людей! Поделом же Аласта покарала его.

   – Прости, – сказал он, взглядывая на идущего теперь бок о бок Луция, – если сможешь. Мне так жаль. Но... как же здорово, что ты выжил! – Несмело, он протянул спутнику руку.

   Юноша-аристократ остановился, вынудив Соля сделать то же самое, с недоверием уставился на протянутую руку. Тонкое одухотворенное лицо его омрачилось какой-то тяжелой думой. Словно бы в глубоком сомнении, он покачал головой.

   – Я не могу...

   Чувствуя себя уязвленным, но понимая, что другого и не заслужил, Соль опустил руку.

   – Я встретил твоих детей в загробном мире, – словно бы оправдываясь, сказал Луций торопливо. Обогнавшая их Кора, обернувшись, разинула рот в немом вопросе, взглядывая во все глаза на Соля. Благодарный за смену темы, тот слабо улыбнулся ей – напоминание о детях согрело душу. – Почему их зовут так же, как меня и сестру?

   – Сам дал им эти имена, – отвечал Соль, переводя взгляд на помрачневшее лицо аристократа. – Тогда, на материке, вы воплощали надежду, надежду на то, что совместными усилиями нам удастся примирить народы и отвратить от нашего племени проклятие. Вас... предал, не сумел спасти, и надежда рухнула, но все же... был благодарен вам с сестрой за то, что вы подарили ее. Без нее... думаю, не сумел бы преодолеть Преграду...

   – Вот как, – сказал Луций, опуская голову так, что длинные темно-шоколадные волосы свесились на лицо, скрывая его. – Вот оно как.

   Соль смотрел на него с печальной улыбкой на губах. Глаза увлажнились, по щеке заскользила капля. Соль стер ее, взглянул на ладонь с удивлением. Не поднимая головы, Луций длинно, горестно вздохнул. Кора, помедлив, подошла и обняла его, он обхватил ее в ответ, прижался щекой к голому, с черной лямкой бретельки, плечу девушки. Она погладила его по голове.

   Глядя на них и чувствуя, как стекает по щеке новая капля, Соль вдруг вспомнил о своем спутнике, с которым плыл к Куполу в свою последнюю, ознаменовавшуюся удачей, попытку. Она ознаменовалась удачей только потому, что с ним был этот спутник, лядащий, забитый вампир с вырванными клыками, жалкий, плаксивый и слабый. Похоже, прочие несытые изгнали его или он сам убежал, опасаясь за свою жизнь, и блуждал по оставленному живыми людьми побережью, охотясь на чаек и ящериц. Еще он промышлял рыбной ловлей, у него была лодка, которая и привлекла внимание Соля. Отнять ее у доходяги не составило труда, но тот принялся причитать по ней и убиваться, а потом, когда Соль, устав слушать жалобы, отчалил, бросился за ней в волны. Добровольно несытые в море не совались, если уж только пришлось бы им выбирать – море или огонь, – и Соль испытал невольное уважение перед упорством и смелостью вампира, хотя, скорее всего, счел он, дело было в обыкновенной жадности. И все же он позволил доходяге взобраться в лодку и вдвоем они поплыли на поиски местопребывания Аласты, которое вампир-недобиток называл «яблочной страной», совсем как люди из погибшего прибрежного города. Был он, в общем-то, похож на них, говорил на том же языке, что и соплеменники Луки и Светланки, вероятно, был сыном или внуком кого-то из спасшихся. Соль мог бы расспросить его – времени хватало – но смутное, пасмурное чувство вины не позволило ему проявить любопытство, сковало душу безразличием. «Сами дураки», – мрачно думал он, недрогнувшей рукой правя лодку сквозь холод, ночь, дождь и налетающий время от времени штормовой ветер. Его невольный спутник успел поведать о себе совсем немного: странное имя-кличку – Неждан и то, что клыки он вырвал себе сам, еще когда был живым, не желая ненароком убить никого из близких. Вскоре он стал проваливаться в бред, кричать, что «яблочная страна» близко, – ориентируясь по его крикам, Соль вывел лодку к преграде.

   Памятуя о предыдущих попытках, окончившихся для него невыразимым ужасом погружения на океанское дно, он аккуратно вел лодку вдоль густо клубящейся грязно-сизым туманом завесы, в надежде отыскать хотя бы кусочек суши, чтобы причалить. Вампир на корме, забыв себя, выл и скрежетал зубами, рвался в путах, умолял отпустить его, дать ему бросится в воду и вплавь прорваться к заповедной стране. Но Соль накрепко привязал его к сидению лодки и освободил только тогда, когда нашел, наконец, выдающийся в море из-за преграды узкий скалистый мыс. Снял веревки со скулящего в нетерпении вампира, получил острым кулаком в нос и был сбит с ног рвущимся к преграде несытым. Повалив Соля на дно лодки, тот, не задерживаясь, ловко, как горный козел, выпрыгнул из качающейся на волнах лодки на берег и, взметая камешки из-под босых ног, восторженно голося, понесся к преграде. Туман всосал его тощую фигурку и крик захлебнулся. А Соль, не желая терять подаренную невольной жертвой фору, поспешил за бедолагой следом и таки сумел проломиться сквозь налетевшую со всего мира, облепившую Купол посмертную скверну пусть и потерявшей рассудок машиной для уничтожения, но все же целым и невредимым. Что стало с его неудачливым спутником, Соль не знал, но, кажется, Кора упоминала, что он умудрился благополоучно одолеть переход через Купол и попал в руки жрецов из Саракиса.

   «Если он не солгал и никого из людей не убил, значит, его душа тоже цела, как у Луция, – подумал Соль. – Но неужели ему, как и Луцию, придется принять мучительную смерть, чтобы избавиться от проклятия?»

   Соль подошел к послушнице и аристократу и осторожно, боясь напугать, обнял обоих. Сердце в волнении забилось – а ну, как эти двое оттолкнут его? – но Кора, встретившись взглядом, улыбнулась, кладя руку поверх его руки, а Луций снова вздохнул, на сей раз с облегчением.

   – Пойдемте, – сказал он, выпрямляясь над Корой и смущенно моргая своими ярко-зелеными, дивно-отроческими глазами. Соль с изумлением увидал, как блестят на пушистых ресницах юноши слезинки. – Боюсь, мы все пропустим с этими воссоединениями.

   Кора хихикнула, размыкая объятия, Соль, на шаг отступив, улыбнулся. «Новое поколение богов, – с несмелой гордостью подумал он. – Неужели не все еще потеряно?..»

   – Мне тоже нужно попросить прощения, – смущенно заговорил Луций, когда все втроем они возобновили ходьбу – Соль впереди, аристократ за ним, замыкающей – Кора. – Ведь это я... рассердился на тебя так крепко, что пробудил Богиню слишком рано, а Она организовала кампанию против тебя.

   – Не извиняйся, – пожал плечами Соль. – Сам виноват. Как у тебя еще терпения-то хватило возиться со мной все это время?

   Луций хмыкнул.

   – До чего же хорошо, что благодаря твоим воспоминаниям, Луций, я понимаю, о чем речь!.. – вступила в разговор Кора, но тут же осеклась – откуда-то снизу, из лилового полумрака до них донеслось одинокое немелодичное пение.

   Все трое бросились к перилам, опасно накренив мостик. Вцепились в веревки, рискуя свалиться вниз, замерли, восстанавливая равновесие. Когда колебания непрочной конструкции прекратились, Соль вместе с остальными опасливо взглянул вниз, и чуть дальше по ходу движения, почти аккурат под мостом увидел дрейфующую лодку. На корме, свернувшись клубочком, спал закутанный в светло-серую накидку юный ангел, а меж сидениями развалился расхристанный Торис – в широко распахнутой на груди, выбившейся из-под пояса рубашке, со всклокоченными волосами, прикладываясь поминутно к початой бутылке, он возлежал кверху пузом к ним спиной и пьяненьким голосом, фальшивая и перевирая слова, пытался исполнять один из праздничных гимнов, популярный настолько, что даже Солю доводилось слышал его в храме Саракиса. Заметив, как мост над ним закачался, а потом успокоился, Торис, громко икнув, резко выпрямился в лодке, завертел головой.

   – Эй! – позвал его сверху Соль, Кора испуганно зашипела на него, а любимый «дядюшка» Кармы, подпрыгнув от неожиданности, широко развернулся в лодке и, пытаясь сфокусировать взгляд, мутно уставился на них.

   – Ребя-ата! – с невнятным радушием произнес он и залихватским жестом поднес к губам бутылку, запрокинув голову, громко глотая, отхлебнул из нее. – А я вас тут... ик!... все жду-жду!..

   Обменявшись репликами с ничуть не удивленным их появлением Торисом, они выяснили, что Богиня наказала ему привезти из дворца среднего из братьев Ониров, Тельпочтли, – погруженный в навеянный самому себе вечный сон, он содержался в тайной комнате внутренних покоев. Торис на лодке отправился за ним, по пути ухватил бутылку коньяка, ею и залил себе глаза до такой степени, что позабыл про всю срочность и важность своей миссии.

   – Я знал... ик.. – в приступе пьяного откровения делился он, – что с тобой, Светлый, еще не все... ик!.. покончено! Знал!.. Так просто нам от тебя... ик!.. не избавиться!

   – Ты можешь грести? – спрашивал его Соль сверху, жестом показывая направление, куда надо. Торис лихо кивал. – Тогда садись на весла и греби вдоль этого моста, а мы составим тебе компанию сверху.

   – Что ты... ик!.. задумал? – преувеличенно манерно погрозил ему пальцем Лучезарный аристократ. – Ко-ора, душенька, – умильным голосом обратился он к вздрогнувшей послушнице. – И ты зде-есь! Ик! А это кто с тобой? – щурясь и пальцами растягивая глаза к вискам, попытался рассмотреть он. – Неужто ангел?

   – Ангел, ангел, – отвечал ему сверху Соль. – Греби давай, пьянина. Богиня тебе дело поручила, а ты!..

   Усовестившись, Торис сделал еще один мощный глоток из бутылки и приналег на весла. Лодка резко взяла назад, потом вильнула вбок, закрутилась на месте. Спящий на корме аристократ продолжал безмятежно посапывать, несмотря на болтанку.

   – Нам всегда говорили, что небожителей двенадцать вместе с Императором, по числу месяцев, – пробормотала Кора, глядя на шараханья лодки. – А сейчас, получается, куда больше...

   – Действительность трудно вместить в рамки красивой схемы, – пожал плечами Соль, и, нагнувшись над перилами, крикнул:

   – В обратную сторону, Оки, в обратную! Ориентируйся на пение!

   – На пение? – удивилась Кора. – Кто будет петь? Ты?

   Соль покачал головой и посмотрел на Луция. Тот, заметив взгляд, попятился.

   – Нет! – сказал он.

   – Лючия говорила, ты пел в вольерах, – повернулся к нему Соль. – Ни я, ни она, – он кивнул на Кору, – не умеем.

   Луций уперся спиной в веревки моста, остановившись, нахмурился.

   – Лючия говорила? – переспросил он. – Но ведь она первая обвиняла меня в том, что я вою, а не пою!

   – Она пыталась защитить тебя, – мягко сказал ему Соль. Старательно, но, к сожалению, не в ту сторону гребущий Торис уже отплыл от них метров на пятьдесят.

   – Дон, Лучезарный дон! – наклоняясь над перилами, позвала его Кора.

   – В иных обстоятельствах чтобы спасти то, что дорого, приходится его ранить, – не обращая внимания на шум, продолжал Соль. – Приходится выбирать меньшее из зол.

   Луций, зажмурившись, помотал головой. Кора надрывалась: «Дон Август, да остановитесь же!»

   – Ладно, – сказал Луций, открывая глаза и взглядывая на Соля в упор. – Так уж и быть, спою.

   – Спасибо, – сказал ему Соль, но аристократ, отодвинув его, прошагал мимо. Встав у канатных перил рядом с Корой, с отчаянием следящей за удаляющейся в лиловых сумерках лодкой, он сделал глубокий вдох и выход, расправил плечи. И запел. Услышав первые ноты мелодии, Соль вздрогнул. Слезы комом подступили к горлу, увлажнились глаза, словно ставший слабосильным смертным организм торопился выплакать всю положенную ему за жизнь норму.

   Луций пел песню тюленьего народа – когда-то давно его, в ту пору еще мальчишку, научили этой песне зверолюди-ровесники. Он пел, слегка коверкая слова подзабывшегося языка, смягчая согласные там, где им полагалось бы оставаться твердыми, делая акцент на придыханиях, обычно не столь ярко выраженных. Он пел о сизом море, раскинувшемся перламутровым ковром под лучами холодного зимнего солнца, о его синих волнах, похожих на острые рыбьи плавники, о теплых молчаливых глубинах, в которых так сладко лакомиться вкусным планктоном и резвиться с друзьями. Пел о маме, которая всегда рядом и готова защитить, о безопасности и беззаботности жизни подле нее, о ее ласке, заботе, о ее безграничной, как море, любви. Об отце пел, который тоже был как море, – грозное, опасное, неукротимое, могучее и сильное, качающее на своих волнах, как в колыбели. И слезы сами собой текли из закрытых глаз от этой песни, пробуждая в памяти дни и ночи на берегу седого океана, луноокие взгляды тюленьих людей, высокие костры на берегу прибрежного города, крепко пахнущие солью рыбацкие сети, влажный ветер, суровый и стойкий, как лица рыбаков, мокрую, жесткую шерстку тюленей, смешную щекотку их длинных усов.

   «Если вы еще живы, – истово подумал Соль, ощущая, как бешено бьется сердце, вот-вот выскочит из груди, – пожалуйста, будьте живы и дальше, живите, не помня обид, а... я все сделаю, чтобы вам помочь».

   Кора потрясенно ахнула, пораженная красотой песни, и Соль понял, что Луций умолк, лишь раздавался в могильной тишине подземелья скрип уключин и мерные всплески весел по воде. Соль глянул вниз, на озеро, – Торис греб вдоль мостика в нужную всем сторону, и вид у него был, как у бездомной собаки, которой неожиданно перепала толика заботы и ласки. По-прежнему пьяненький, он глядел вперед с недоверчивой надеждой, все еще как будто слегка забитый, но уже вспомнивший о чувстве собственного достоинства, готовый расправить плечи и смело посмотреть в лицо судьбе, в лицо ожидающей его на острове Богини.

   "Она хотела спасти, – неожиданно подумал Соль, похоже, отыскав ответ на свой вопрос, зачем Карма приходила в аппаратную. – Надеялась, что я убегу, устрашенный приговором, схоронюсь, спасу свою жизнь. Моя смерть стала бы для нее наихудшим из зол. Поэтому и Луций здесь, нужен, как запасной вариант. На него будет направлена месть Темной, не ведающей жалости и сострадания Владычицы преисподней. Наверняка в том, что воплотилась именно она, велика доля моей вины, ведь мудрая и милосердная жена-Птица сошла с горней вершины в подземный мир, чтобы помочь мне из него выбраться. А дева-Карма оказалась слишком слаба, не смогла в открытую сопротивляться власти мрачной загробной старухи. Она не знает о моей любви к ней, она думает, я ненавижу ее за то, что она предала меня. Предала, желая лишь спасти. Подставила Брана, Лючию, Кору, Луция – всех тех людей, кто был мне дорог. Она не выбирала средств. Но в итоге сохранила жизнь всем им, кроме тех, для кого спасение было только в смерти. В итоге она все же проявила себя, а это значит, что она все еще здесь, не до конца подавлена Темной Богиней, она все еще присутствует в тварном мире с ней вместе. И – значит – до нее все еще можно достучаться.

   Я должен предстать перед Кармой, должен заставить ее выбирать, сразиться со старухой-зимой, сковавшей своей черной губительной волей ее живое сердце. Я должен бросить вызов Богине!"

   Луций снова пел, на сей раз песню прибрежного народа, и, сопровождая неистово гребущего внизу Ториса, в ногу с Корой шагал по качающимся доскам мостика, оставив задумавшегося Соля далеко позади. Кора иногда замедлялась, оборачивалась, вопросительно глядя на разжалованного Светлого, но тот был так погружен в свои мысли, стоял, нахмурившись и сжав опущенные по швам руки в кулаки, что послушница Подземных богов не решалась позвать его. Но вот она оглянулась снова и увидела, что он уже идет за ними следом, увидела решимость в его усталом, осунувшемся лице, казавшемся теперь старше из-за того, что длинные волосы были распущены, а цвет их стал почему-то двойным – черным на макушке и белым на кончиках. Дон Август, кого из всех троих она воспринимала как самого старшего, сейчас фактически превратился в малого ребенка – то ли потому, что был пьяноват и беззащитен, утратил весь свой столичный лоск, то ли потому, что показал, наконец, свое истинное лицо и оно оказалось испуганно-детским. Внешность Луция, пожалуй, совпадала с его внутренним возрастом – молодой парень лет восемнадцати-двадцати, примерный ровесник Коры. На самом деле он тоже был старше нее, как и все здесь собравшиеся (наверняка спящий на корме лодки аристократ с пухлощеким лицом смазливой девчушки тоже на поверку древен, как это озеро!), но, подобно Солю когда-то давно, представлялся Коре незрелым и юным. А вот Соль стал старше – не только потому, что превратился в обычного смертного, но и на словах, и в поступках, – взрослее, глубже, мудрее. Страдания обожгли, закалили его, но и сделали человечнее. Сейчас он как никто из ангелов был похож на истинного аристократа. А красота его души стократ превосходила внешнюю, показную, равнодушно-совершенную красоту ангельских обликов. Красота его души была подлинной.

   Под нежное, сильное, берущее за живое пение Луция они шагали, а кто-то плыл по направлению к острову. И вот, когда вдали показался белесый исполинский ствол мирового Древа, Луций оборвал песню на полуслове, а Торис тяжко вздохнул и бессильно опустил весла в воду. Троица на мосту продолжила свой путь в молчании, а лодку с аристократами подспудным течением начало относить к противоположной стороне Древоносного острова, туда, где, заслоненные могучим стволом, дожидались припозднившегося посланца ангельские братья во главе с разгневанной Богиней.

   Торис, сам того не желая, отвлек на себя внимание, и, пока аристократы во главе с Императором отчитывали его за опоздание и пьянство, троица на мосту, никем не замеченная, подкралась к стволу дерева. Пока Торис вяло отбрехивался, Соль, Кора и Луций умудрились спуститься по лесенке вниз и затаились под сенью могучего ствола. К этому моменту Ториса уже заставили униженно попросить у Богини прощения, а Муруган и Эекатль бережно вынесли на берег спящего Тельпочтли.

   Присев на корточки, Соль выглянул из-за дерева и увидел стоящих полукругом аристократов. Они расположились спиной к дереву и Солю, а ближе всех к воде, на кромке бледно-золотистого, взрыхленного древесными корнями песка, опираясь на Торисову трость, изящным изваянием красовалась Богиня. В темном фиолетово-мерцающем свете подземелья казалось, что ее длинные прямые волосы сделаны из синего шелка и спускаются, подобно накидке, по плечам и спине. Прямая и стройная, как канатаходка, она гордо стояла, вытянувшись в струну, – хоть и принадлежала она к белокожей и белокурой ангельской породе, но вдруг показалась Солю словно высеченной из черного камня, он даже нахмурился на миг, припоминая название, и, отыскав его в памяти, удовлетворенно кивнул. Морион. На свету его срезы и грани отблескивали белым, как стекло, но в сердцевине он оставался чернее черного. Ведьминский камень, колдовской, атрибут повелительницы ночи. Уж не зря ли своему коту с человечьей душой Карма дала имя другого похожего на него камня, агата? Уж не зря...

   – Теперь все в сборе, Богиня, – заговорил Император, и дева повернулась царственно, позволяя Солю рассмотреть ее в профиль. Холодные, точеные черты. Идеальные и завораживающие, словно узоры изморози на стекле. Если ангелы носили маски, скрывавшие их фамильные, но все же живые физиономии, то здесь само лицо напоминало красивый, но бездушный, будто в мраморе высеченный, посмертный лик. Жутко и больно было различать в нем черты любимой женщины, словно заточенной в каменное изваяние. – Позволь же нам узнать то главное, ради чего мы все здесь...

   – Одного не хватает, – перебила его Богиня бесцеремонно.

   Император поперхнулся.

   – Прошу прощения? – тонким гнусавым голосом с трудом произнес он. – Ранее Ты уже так говорила, но теперь... С Тельпотчли нас полный комплект.

   – Нет, – повелительно отвечала Богиня. От самой изящной фигуры ее, казалось, поднимались в воздух клубы морозного пара. – Где Светлый?

   – Светлый? – голос Императора скакнул вверх, ангелы растерянно переглянулись. – По Твоему велению мы оставили его в аппаратной...

   Торис, звонко хлопнув себя по лбу, с пьяной бесшабашностью хихикнул:

   – Ой, да ведь я же встретил его по пути сюда!

   На него зашикали.

   Ощутив движение за спиной, Соль едва успел, выпрямившись, ухватить за руку Луция, собиравшегося пройти мимо.

   – Не высовывайся, – шепнул он. – Она тебя не пощадит.

   Тот, мотнув головой, без труда вырвал руку из пальцев Соля и решительно вышел из-за дерева. Соль, делать нечего, поспешил за ним, скорчив напоследок рожу Коре, чтоб сидела тихо.