Текст книги "Письма. Часть 2"
Автор книги: Марина Цветаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 54 страниц)
подымающе, я окружена жерновами и якорями.
(У Ламартина – cйleste, а весь вопль – башкирцевский).
________
Почему никогда не упоминаете о Невинном? Неужели не видитесь? (Удивляюсь ему, а не Вам.) Знает ли, что у меня сын и как встретил? Наверное: «А у меня тоже сын, даже – два, – и знаете – (с гордостью) – не в пеленках, а в университете». (Расскажите Аде.)
________
Из волероссийцев никого, кроме М<аргариты> Н<иколаевны>, не видела, Л<ебеде>в в Париже. «Дорогой», поздравив заочно элегантной коробкой конфет (Але везет!), немотствует. Да все мужчины (если они не герои, не поэты, не духи – и не друзья!) вокруг колыбели новорожденного в роли Иосифа.[201]201
Старший сын Иакова, отличавшийся невинностью и простосердечием (библ.)
[Закрыть] Прекрасная роль, не хуже архангельской, но люди низки и боятся смешного. Роль, с которой так благородно справился Блок.
________
Прошение Р<озен>талю. Приложу. М. б. прошение, м. б. просто письмо. Не зная человека, трудно. (Убеждена, что знаю все слова, на всякого – слово!) Не хотелось бы петь Лазаря, он ведь все знает наперед, – хорошая у него, должно быть, коллекция автографов! Если бы Р<озен>таль дал, переехала бы в Париж к 1-ому октября, – Георгию было бы 8 мес<яцев>, не так трудно. Постаралась бы (между нами) сохранить и чешскую стипендию.
Думаю о Вашем хроническом безденежьи и терзаюсь теми несчастными ста кронами. Столько раз обещала и все еще не шлю. Совсем было уже отложила, но мне за время моего лежанья надавали множество простынь, встала – ни следу, должно быть угольщица унесла в леса, теперь нужно возмещать. Больше о них (ста) писать не буду, – стыдно, – вспомните мальчика и волка:
Писать не буду, но знайте, что помню и что с первой возможностью вышлю.
Бальмонт. – Бедный Бальмонт! Как Вы его прекрасно поняли! Самоупивающаяся, самоопьяняющая птица. Нищая птица, невинная птица и – бессмысленная птица. Стихи точно обязывают его к бессмыслию, в стихах он продышивается. От безмыслия к бессмыслию, вот поэтический путь Б<альмон>та и прекрасное название для статьи, которой я, увы, не смогу написать, ибо связана с ним почти родственными узами.
Итак – новое увлечение? Рада, что еврейка. Не из московской ли Габимы?[203]203
Вероятно, речь идет об актрисе еврейского театра-студии „Габима“ Шошане Авивит. Летом 1924 г. актриса выступала в Париже. Бальмонт посвятил ей стихотворение „Шошана Авивит“.
[Закрыть] И, попутная мысль: будь Дон-Жуан глубок, мог ли бы он любить всех? Не есть ли это «всех» неизменное следствие поверхностности? Короче: можно ли любить всех – трагически? (Ведь Дон-Жуан смешон! писала об этом Б<орису> П<астернаку>, говоря об его вечности.) Казанова? Задумываюсь. Но тут три четверти чувственности, не любопытно, не в счет – я о душевной ненасытности говорю.
Или это трагическое всех, трагедия вселюбия – исключительное преимущество женщин? (Знаю по себе.)
Хороший возглас, недавно, Али: «Он мужчина, и потому неправ». (Перекличка с брюсовским: «Ты женщина – и этим ты права»,[204]204
Строка из стихотворения В. Брюсова „Женщине“
[Закрыть] – которого она не знает.)
________
Деловое: сообщите мне тотчас же открыткой имя-отчество Розенталя. Просить, не зная, как зовут – на это я неспособна. Напишу и письмо и прошение, прочтете – выберете. Только, ради Бога, ответьте тотчас же, сегодня запрашиваю об этом же С<ло>нима.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Получили ли деньги через Катину оказию? Доплату за янв<арское> иждивение? Что-то вроде 70-ти.
Вшеноры, 7-го марта 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Вот письмо к Р<озен>талю. Прочтите и дайте прочесть Карбасниковой (второй Самойловне). И решите вместе. Могу, конечно, написать и прошение (Вы же знаете, как я их мастерски пишу!), но очень противно, – не настолько, однако, чтобы из-за благородства провалить все дело. Если письмо сомнительно, не давайте. (Жив и свеж еще в моей памяти пример кн<язя> В<олкон>ского!)
Если Р<озенталь> человек – он поймет, если он государство (т. е. машина) – нужно прошение. Пусть Адя тотчас же черкнет открыточку.
Если (сплошное сослагательное!) письмо будет передавать К<арбаснико>ва, попросите ее, пусть красноречиво расскажет о моем земном быту: грязи, невылазности, скверном климате, Алиной недавней болезни, – о всех чернотах. Это не будет стоить ей ни копейки, а мне может принести многое. Пусть она поет Лазаря, – я не хочу.
(Ах, если бы Р<озенталь> в меня влюбился! – Он, наверное, страшно толстый. – После всех танцовщиц – платонической любовью – в меня! Я бы написала чудесный роман: о любви богатого и бедной (обратное не страшно: богатая ради или из-за бедного сама станет бедной, мужчины легко идут на содержание!) – о любви богатого к бедной, еврея к русской, банкира – к поэту, сплошь на антитезах. Чудесный роман, на к<отор>ом дико бы нажилась, а Р<озенталь> к этому времени бы обанкротился, и я бы его пригрела. – А? —)
Одновременно с запросом Аде запросила М<арка> Л<ьвовича> и вот ответ: «Р<озен>таля зовут Леонард. Это все, что я знаю» – и мой ответ: «Спасибо за имя Р<озента>ля, но без отчества оно мне не годится. („Милый Леонард? Леонард Богданович?“ NB! Все дети без отчества в Рязанской губ<ернии> – Богдановичи!) Кроме того, так зовут Дьявола. (Мастер Леонард.) – Знает ли он, что так зовут Дьявола? На шабашах. Если не знает – когда подружусь – расскажу. Я непременно хочу с ним подружиться, особенно если ничего не даст».
Адина кукла волшебна: олицетворение Роскоши, гостья из того мира, куда нам входу нет – даже если бы были миллионы! Это – роскошь безмыслия (бессмыслия). Нужда (думаю об Аде и кукле, о себе и кукле, о мысли и кукле) должна воспитывать не социалистов, так сильно хотящих, а – но такого названия нет – ничего здесь не хотящих: отступников от мира сего. Розовая кукла – и не розовая Адя, в мягких тонах – диккенсовская тема, в резких – тема Достоевского. И, внезапный отскок: а ведь из-за таких кукол стреляются! И Р<озент>аль никогда не влюбится в меня.
Сильнее души мужчины любят тело, но еще сильнее тела – шелка на нем: самую поверхность человека! (А воздух над шелком – поэты!)
И платочек прелестный – павлиний. Георгий уже в присланном чепце, рубашечка еще велика, подождет.
Еще ни разу не гулял, – проклятый климат! Мы потонули в грязи. На час, полтора ежедневно уходим с Алей за шишками или хворостом, – унылые прогулки. Небо неподвижное, ручьи явно-холодные. Сырость, промозглость. Ни просвета.
Эту зиму я провела в тюрьме, – пусть, по отношению к Чека – привилегированной, – все равно тюрьма. Или трюм. Бог все меня испытывает – и не высокие мои качества: терпение мое. Чего он от меня хочет?
Целую Вас и Адю. Не теряйте письма, которое (по словам Ади) мне пишете.
МЦ.
Р. S. Очень прошу Адю написать мне тотчас же, подошло ли письмо Р<озента>лю? Относительно халата Невинный бредит. вразумите его, что ОН (и Редакция) мне подарили коляску.
Париж – Господи! – Вшеноры, 4-го апреля 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Последнее, что я от Вас получила, было укрепление меня в Георгии – месяца полтора назад, – я тогда только что встала. С тех пор – тишина, глухота, немота. С<ережа> удивлялся, (я – нет), потом беспокоился (я – нет), наконец написал, – я – нет, ибо наконец разозлилась. Недавно отправила письмо Аде (непременно Адя, а не Ади: «Ади» мне напоминает Колю Савинкова[205]205
Савинков Н. В.
[Закрыть] и его о-мер-зи-тель-ную мать!)[206]206
Савинкова В. Н.
[Закрыть] – письмо Аде с твердым обещанием не писать Вам до письма – из чистой злости, п. ч. писать Вам мне часто хотелось. В письме же к Аде спрашивала о судьбе пастернаковского, в нем же – о «дорогом», слышала слухом, что был в Париже. Как видите – полный и явный перерыв. Даже С<ережа>, со всей его кротостью, упрекал (такие тихие укоризны – «пени»…) – «Забвение? Занятость? Легкомыслие?», и я, злостно: «Ни то, ни другое, ни третье: четвертое». – Так и оказалось. И, знаете, не удивляюсь – как никогда ничему минусному – это в моей жизни закон. Скорей удивляюсь, когда письма (особенно заказные) доходят. Остаток Советской) России и итог всей моей предыдущей жизни. Я сама – письмо, которое не дошло.
________
Итак, ничего, до Адиного недавнего письма, ни о Р<озента>ле, ни о П<астерна>ке, ни о «дорогом» (он один – с маленькой буквы!) не знала. А обо всем этом – очень хочу. «Дорогого» не видала полгода, за все время – короткая записочка: «весь год не радовался, жил один, нечем жить». Мне жаль его (под влиянием национальности начала было жалеть ему) – мне жаль его, но ничем на расстоянии помочь не могу, да и тогда – не на расстоянии – не помогла. Но о судьбе его, вплоть до подробностей, очень хочу знать: м. б. нечего жалеть, м. б. – «один, нечем жить» – только для партера (меня).
________
А чем – я живу? Во-первых – глубоко, до дна – одна. Целый год на необитаемом острове. Без единого, хотя бы приблизительного, собеседника. Без никого. Все эти месяцы – в комнате, погребенная заживо, замурованная, теперь, с весной – в клетке (в беседке), среди кур (курей) и в непосредственном соседстве целого ряда навозных куч (хозяин помешался на удобрениях). Пишу урывками – полчаса в день, почти не сплю: встаю в 6 ч., ложусь в 1 ч., в 2 ч., – читаю Диккенса. Это о себе самой, теперь о себе с Георгием.
________
Он – чудесен. 2 месяца. Не красив (как Аля в детстве), а – особенен. Очень похож на меня, следовательно – на любителя. Ест все (кроме естественного младенческого корма): манную кашу, лимон (против рахита), чернослив (и то и др<угое>, конечно, в жидком виде и в умеренном количестве), пьет разбавленное молоко и другое, по системе Черни.[207]207
Черни А., немецкий педиатр.
[Закрыть] Mehl-Milch-Buttersistem.[208]208
Система кормления смесью муки, молока и масла (нем.)
[Закрыть] Это и будет его главной пищей, постепенно переходит. Ведет его Альтшулер, каждое воскресенье навещает.
Морда прелестная: толстая, довольная (Степун, когда наконец окончит Переслегина), нрав тихий, скромный, сон крепкий, – иногда по ночам приходится будить. При мне неотлучно. Гуляем без коляски – не осиливаю! – на руках. Когда подрастет, буду носить на горбу, как цыгане.
Бровей пока нет, т. е. ни приметы! ресницы выросли: редкие и длинные, русые. Глаза слегка монгольские, еще детские: сине-стальные. Будут зеленые:
…Привычные к степям – глаза,
Привычные к слезам – глаза,
Зеленые – соленые —
Крестьянские глаза…
(Стихи 18-го года).[209]209
Первая строфа стихотворения М. Цветаевой „Глаза“.
[Закрыть]
Спит, как сторожит: руки в белых нарукавниках по обеим сторонам, как стороны подсвечника: бра. (Алино сравнение.) Не пишу, что улыбается, ибо, улыбаясь, не сознает. Меня не знает, но, по-моему, знает салфетку, которую ему подвязываю в сладкие мгновения каши.
Очень большой, громадный. Чистый вес (родился 3-ех кило без чего-то) 4 кило 65 дек.[210]210
От „дека“ (десять) (греч.).
[Закрыть] Будет музыкантом.
_______
У нас приходящая прислуга – на два, три часа. Чешка, но германского толку (родилась в бетховенском Теплице) – говорит по-немецки – тихая, работящая, очень милая. Дарю ей чту могу, и она к нам очень привязана. Делает основную черную работу, до Барсика не касается, я ревнива. (Барсик: хвостик Бориса – тайный.)
________
Дружба с А. И. Андреевой. Какая-то грубая, толчками (дружба). Чем-то я ей нравлюсь, не всем, силой – должно быть. Вся из неожиданностей. Какие-то набеги и наскоки – друг другу в душу. Такой непосредственности: природности я в жизни не встречала. Я перед ней – произведение искусства. Внезапно, ночью:
«М<арина> И<вановна>! Я ведь живу с курами». Я: «В одной комнате?! Ненавижу кур, наплевать на яйца». Она: «Какие яйца? Я о Наташе говорю и о детях». (Наташа – жена брата А<ндрее>ва, нечто вроде экономки.) Детей, кроме Саввы, не видела никого, знаю только, что свободные часы проводят на деревьях и что мать, чтобы их найти, должна глядеть вверх. И это мне нравится. Впрочем, еще Нину[211]211
Карницкая.
[Закрыть] знаю – старшую, ничем не похожую на мать, куколку.
Я понимаю А<ндрее>ва, что влюбился. Пуще всех цыганок. Жаль и странно, что не поет.
Барсика о-бо-жает. Пробным камнем нашей дикой (не силой, а качеством) дружбы будет известие о Вас – крестной. Пока не говорю.
________
Крестного, Вы совершенно правы, нет. Ведь у меня нет друзей, я могу «гулять» с кем угодно, но крестить Барсика я любому не дам. Волконский стар и католик. И очень уж отрешен. Сегодня же поговорю с С<ережей> относительно Бальмонта. Я б рада, я Бальмонта люблю. (На днях в этом убедитесь, но только помните, что доказательство это – до Адиного письма о его помощи – чистая лирика!) Не знаю, подружится ли Адя с Миррой,[212]212
М. К. Бальмонт.
[Закрыть] Мирра, при всей прелести, очень поверхностна. Адя, ведь, под знаком: «Tout ce qui n'est pas triste est bкte, et tout ce qui n’est pas bкte – est triste»[213]213
Все, что не печальнее – глупо и все, что не глупо, печально (фр.).
[Закрыть] (Башкирцева), в Мирре этого Tristia[214]214
Скорбные песни, элегии (лат.).
[Закрыть] – ни тени: как лицо на солнце.
________
Деловое, чтобы не забыть: никакой доверенности (или расписки) на (или в) получение (нии) аванса от «Ковчега» ни С<ережа>, ни я не получали. Когда С<ережа> увидит Мансветова[215]215
член Земгора в Праге, занимался книжными делами
[Закрыть] – скажет, напомнит.
С<ережу> мы видим только вечером. Большая роль в «Грозе» – партнер Коваленской (Александрийский театр) – на 2-ой день Пасхи премьера – en grand[216]216
Полная, по всем статьям (фр.).
[Закрыть] – снят какой-то чешский театр, на несколько тысяч зрителей. Ролью (Вы м. б. помните Бориса – любовника – в «Грозе»?) – не увлечен, и прав: все на личном обаянии, т. е. на его bon pouvoir[217]217
Хороших данных (фр.).
[Закрыть] и vouloir,[218]218
Желании (фр.).
[Закрыть] сам герой – ничтожество, неприятно играть. «Свои Пути» процветают, выходят каждый месяц без задержки. Но летом кончается у С<ережи> иждивение (проклятое слово, единственное в российском словаре мне не дающееся!) – что тогда?
14-го читает в «Едноте» рассказ. Множество бесплатных обязанностей. Худее и зеленее чем когда-либо. Вас и Адю вспоминает с нежностью.
_______
Стихи есть, довольно много. Пишу вторую главу «Крысолова». Первая пойдет в В<оле> России. Лирический сатира – на быт. Место действия в Германии. Старинная немецкая легенда такая – «Крысолов».
_______
Из сплетен:
С<ережа> Катю Р<ейтлингер> прогнал окончательно. С горя зарылась в чертежи. Была последнее время в своей любви – отталкивающа: просто на шею вешалась. И С<ережа> – КРОТКИЙ С<ережа>! – прогнал.
В. Ч<ирико>ва выходит замуж – за приземистого квадратного будущего инженера. А. И. А<ндрее>ва говорит, что хорошо.
(«Поуспокоится, пополнеет…» Кстати, никогда не замечала, чтобы после замужества полнели. Чту это – детская мука Нестлэ,[219]219
Швейцарская пищевая компания.
[Закрыть] что ль?)
Ч<ирико>ва-мать играет в пьесе мужа 17-летнюю колдунью-молодку.[220]220
Пьеса Е. Н. Чирикова „Колдунья“
[Закрыть] Вся семья переехала в Прагу, в Профессорский дом. Некоторые профессора, не получившие квартир, скрежещут.
Монах взял у С<ережи> пальто и поехал представляться К. Ни монаха, ни пальто. (С<ережа> ходит в костюме вот уже полтора месяца.)
Другой собутыльник (помните, аккуратный немчик с тургеневской фамилией? – летний)[221]221
А. К. Рудин. Переехав в Ригу, публиковался в журнале „Перезвоны“ и газете „Сегодня“
[Закрыть] истратил крупную сумму из журнальных (Св<оими> П<утями> денег и безвозвратно уехал в Ригу. С<ережа> и двое других выплачивают.
В. Н. Савинкова вышла замуж за чеха ученика и живет в Добриховицах.
Лелик учится на скрипке и по воскресеньям играет с Алей в «Машину времени».
Александра Захаровна, связав всем соседкам чешкам белые шерстяные шали, вяжет А. И. А<ндрее>вой черную шелковую шаль.
________
Несколько стихов – наугад: (видали ли мою «Полотерскую» в № 1 «В<оли> Р<оссии>»? В следующих двух – юношеские стихи, пристрастие дорогого).[222]222
Под общим заголовком „Из книги Юношеские стихи“ в „Воле России“ были напечатаны в 1925 г. стихи „Аля“ и „Уж сколько их упало в эту бездну…“).
[Закрыть]
Пела как стрелы и как моррэны…
……………………………………..
Ноябрь 1924 г.
Приметы («Точно гору несла в подоле…»)
……………………………………………..
Ноябрь 1924 г.
Не возьмешь моего румянца —…
…………………………………….
Декабрь 1924 г.
NB! (Этот стих – к жизни.)
_______
Русской ржи от меня поклон…
………………………………….
Март 1925 г.
_______
Выбирала самые короткие, – тбк, обзор, как это письмо. Пишу в беседке, на сильном ветру, ветер рвет бумагу, путает мысли и волосы. Сегодня ждем М<аргариту> Н<иколаевну> с Ирусей, а м. б. и – с Л<ебеде>вым! Аля в безумном волнении, штопает единственные приличные чулки.
Писала, не отрываясь, пользуясь Барсикиным[223]223
Барсик – одно из семейных прозвищ сына Цветаевой
[Закрыть] сном. Спит тут же в коляске, под В<ашим> бел<ым> одеялом.
М. б. уже не придется писать, итак: 1) присылайте расписку на «Ковчег» 2) что с письмом П<астерна>ку? 3) что «дорогой»? (однако с порядочным обходом – вести! Из Праги бы ближе!) До Пасхи еще напишу. Да! умоляю: не опускайте сами письмо, давайте Аде. (Знаю, что опускаете их в ящик, а не мимо, дело не в этом.)
Целую нежно Вас и Адю. Она удивительная девочка. Непременно будет писать. Пусть <…> взять в «Свои Пути». Если не очень длинное. Пусть напишет и пришлет. Подписаться можно буквами.
Адя – пророчу! – к 20-ти годам будет, как я, лирическим циником.
МЦ.
Вшеноры, 12-го апреля 1925 г.,
Страстной понедельник
Дорогая Ольга Елисеевна,
Был у меня вчера Невинный – с визитом. Выдал аттестацию в молодости и неизменности. Хвалил Георгия, сам обнаружил сходство. (Теперь его вся В<оля> Р<оссии> перевидала – кроме Дорогого! И Росселя.) Сидели в навозной беседке, Невинный не замечал (навоза), наслаждался природой. А рядом козий загон, и козы все время делали. Рассказывал о Париже – как всегда, сплошное общее место: автомобили, конные, десять правил езды. И нарядность («У всех башмаки чищенные, – высшая ступень культуры». И я, мысленно: «А Бетховен?») О вас (вкупе) – следующее: живут средне, нерасчетливы, в общем <тысячи?> полторы в месяц – главное – есть база (квартира). Захвачены общим парижским веянием (православием) – я, мысленно: «эку штуку выдумал Париж, – православие!» – впрочем не О<льга> Е<лисеевна>, – дочери. Гинденбург и Эррио. Сыновья, – один на лоне природы с утятами и поросятами, другой – нб голову выше отца, «старший брат». Речь лилась, лилась, а я все бегала, бегала: с Барсиком – вверх и вниз (сад со ступеньками) – то молоко греть, то бутылочки полоскать, то сцены с переодеванием. Думаю, у Невинного в глазах рябило, как у меня – в ушах.
Потом ушел к Пешехоновым (здесь живут), с обещанием, если найдет номер в гостинице, придти, если же не найдет, вновь приехать завтра. А завтра – сегодня, и я в задумчивости: гулять ведь нельзя, значит – сидеть: сидеть и слушать.
Да! для справедливости: умиленно и даже умно вспоминал ту весну: гору, Пасху, приходы и проводы, сумасшедшие рукописи и сумасшедших кукол (Koчapoвcкoгo), – вce на фоне Вас, конечно. Единственный час в беседе, когда был человечен. «Любовь – слепа». Нет, – зряча и заставляет видеть. Он никогда не любил Вас, конечно, – не любовь, – фоксов обрубленный хвостик ее! – и уже общее место точнеет, общее становится местным, «ins Blaue hinein»[224]224
Здесь: неизвестность (нем.).
[Закрыть] – точным, и уже мне, всю жизнь скучающей с людьми, с этим, скучнейшим из них – не скучно.
Бедный Невинный! Жалуется на свою волероссийскую клетку: «с весной – еще темней». И нет Ваших лисьих волос и львиных (определение Сережино: гениальное) глаз, чтоб осветить. У него отношение к Вам явно двоится: напетое в уши «товарищами» (непрактичность, неумение жить, неправильное воспитание Ади и т. п.) – в ушах – с той весны – оставшееся. И он путается, с одних рельс на другие. – Толчки —
________
Это меня возвращает к Анд<рее>вой. Вы, пожалуй, во всем правы. Оценка, для нелюбови (ибо Вы ее не любите), даже великодушная. Она мне чужда, чувствую это всем существом: чуждостью женщины – мужчине. Притягательной чуждостью. Влюбиться я бы в нее могла, любить – нет. С ней не взлетаешь, с ней – срываешься. (Помните у Гумилева):
И уста мои рады
Целовать лишь одну —
Ту, с которой не надо
Улетать в вышину!
(курсив мой – и в нем все дело).[225]225
Из стихотворения Н. С. Гумилева „Канцона первая“ (1919)
[Закрыть]
А о дарении ненужного – до смешного правы. Принесла нам с Алей целый узел нелюбимых вещей (как цыганка – краденое, к которому остыла) – нам очень, ей явно не нужных. Красная куртка для Али, Верина юбка (для меня), что-то Нинино, в к<отор>ое даже я не влезаю. Конечно, могла бы продать, и – конечно – благодарна, ннно…
Я ей нужна, потому что ей скучно, и потому что в меня, как в прорву – все прегрешения, особенно вольные. Я ей нужна такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года, во Вшенорах, в таком-то часу. Я ей нужна временно, местно и срочно. Я ей нужна для себя. Иначе бы она меня в бытовой жизни вызволяла. (То, что всегда так героически делали Вы. Вообще, руку на сердце положа, так, как Вы – по силе и по умению – меня никто не любил, – только, шести лет, Аля.)
Для меня (советую и Вам, и Аде, и Оле, и Наташе) мерило в любви – помощь, и именно в быту: в деле швейном, квартирном, устройственном и пр. Ведь только (хорошо «только»!) с бытом мы не умеем справиться, он – Ахиллесова пята. Так займитесь им, а не моей душою, все эти «души» – лизание сливок или, хуже, упырство. Высосут, налакаются – и «домой», к женам, к детям, в свой (упорядоченный) быт. Черт с такими друзьями!
К чести женщин скажу, что такими друзьями бывают, обыкновенно, мужчины.
________
Так Оля – Байрона? Нет, Шелли, утонувшего 23 лет в голубейшем из озер? Или – еще лучше – Орфея? Что ж, рукоплещу. А Аля – Зигфрида. А Адя – кого?
Да и я не лучше – после всех живых евреев – Генриха Гейне – нежно люблю – насмешливо люблю – мой союзник во всех высотах и низинах, если таковые есть. Ему посвящаю то, что сейчас пишу (первая глава в следующем № «Воли России»)[226]226
Поэма „Крысолов“ 1925 г. У Г. Гейне той же теме посвящено стихотворение „Бродячие крысы“.
[Закрыть] – с прелестной надписью, которую в «В<оле> Р<оссии>» опускаю.
_______
Продолжаю 14-го. Вчера в 5 ч. вечера, явление Невинного. Ночевал на диванчике у Пешехоновых. Пришел, несколько жеманный и жантильный,[227]227
От фр. „gentille“ – вежливый, обходительный.
[Закрыть] – пили кофе – (он у меня ничего не ест, но не знает, что пьем из медного, годы не луженного – кофейника!) – так и просидели, за кофе, дотемна. (Барсик на этот раз спал.) Уехал с головной болью, думал – от вольного воздуха, думаю – от быстроты моей мысли и речи. Обещал навещать все лето, – м. б. исправляет грехи дорогого? Тот – как помер. До странности. (Ах, пора на другие рельсы! Знаю ведь – сразу – как рукой снимет!)
_______
На днях С<ережа> вышлет Вам новый № «Своих Путей» (выходит в пятницу). В следующей книге «На Чужой Стороне» – его «Октябрь». Мякотин пригласил, до-олго глядел (С<ережа> истолковал: «врет или не врет?») и попросил продолжения. Я очень рада, – оправдательный документ добровольчества.
Сейчас в Праге ген<ерал> Брусилов – говеет. Глубокий старик. Едет, а м. б. уже проехал, в Карлсбад. Единственный сын расстрелян добровольцами. Заказывал панихиду. С<ережа> видел его в церкви, чудно рассказывал, пусть сам напишет.
_______
На 2-ой день русской Пасхи – Сережина «Гроза» в «Мещанской Беседе». Играет Бориса (любовника). М. б. Адя помнит «Грозу»? (Вы, наверное, нет.) Катерина – Коваленская (из Александрийского театра). В первый раз за три месяца увижу Вшенорский вокзал – и деревья в окне поезда – и людей.
_______
Нежное спасибо за бумагу, – очарована. Але о ждущем ее подарке ничего не сказала, но предупредила, что в письме – тайна, и нарочно кладу его на виду – для соблазна. (Адя! вроде «Rosalie et la souris grese».[228]228
„Розали и серая мышь“ (фр.).
[Закрыть])
Просьбу с тетрадкой, по возможности, исполню, хотя времени нет совсем. (Как понравились стихи в последнем письме? Ответ, по-моему, на мое письмо к Аде. NB! He забудьте про дорогого, всё, что знаете.)
С<ережа> сейчас едет. Письмо Вы получите накануне Пасхи. Итак – Христос Воскресе!
МЦ.
Вшеноры, 27-го апреля 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Нынче утром – мы гуляли, и почтальон приходил без нас – три письма: элегантным почерком Волконского, скромным – Оболенского (оцените этот «цветник князей»!) и – что-то совсем безграмотное, ибо я там даже не Марина, а Мария. (Штемпеля: Прага, Рим, Париж.) Начинаю, конечно, с последнего. Штамп Пламени – на машинке:
«Редакция журнала „Воля России“ настоящим просит Вас пожаловать на чашку чая, устраиваемую ею в помещении Редакции для друзей и сотрудников во вторник, 28-го с<его> м<есяца>, в 7 часов вечера.
С совершенным почтением»
и – от руки – подпись дорогого. Сверху, не его рукой (на Ъ) – мое имя.
Первое движение: не ехать! Мне – не своей рукой! – меня на чашку чая! мне – с совершенным уважением! Как Папоушке или еще кому– (какой-)нибудь!..
И эта свалка, жара, все эти чужие, – М<ансве>товы, Я<ковле>вы, все эти чужие. Не лучше ли домой, с Барсом? (Пре-лестен!) Но – любопытство побеждает. Не любопытство, страсть к растраве, – tant pis tant mieux![229]229
Чем хуже, тем лучше (фр.).
[Закрыть] – Поеду! Помучусь. Посмеюсь. Зная его слабое сердце, знаю, что упадет – (NB! не он, а сердце!) при виде меня. И, зная свое сильное, знаю, что мое от этого – не разорвется!
Не виделись с ним полгода, последний раз мельком, три минуты в «В<оле> Р<оссии>» – и вот, через полгода, «на чашке чая», – элегантно, если бы не – не очень многое!
Самое забавное, что он м. б. вовсе и не ждет моего приезда, подписал 50 бланков сразу, потом кто-то надписал имена.
– Что Леонард?[230]230
Л. М. Розенталь.
[Закрыть] Ибо близится лето, следовательно и осень, следовательно – опять Вшеноры. Боюсь для Барсика Чехии: слякоти наружи, сырости в комнатах, то раскаляющихся, то леденеющих печей. Не уберечь. С ним мне будет везде хорошо (абсолютно люблю), в нем моя жизнь, но важно возможно лучше обставить – его жизнь. В Праге копоть, дороговизна, хозяйки, здесь – сырость, неустройство, тоже хозяйки. И не хочу на его устах чешского, пусть будет русским – вполне. Чтобы доказать всем этим хныкалыцикам, что дело не где родиться, а кем.
_______
Не встречаетесь ли с Ариадной Скрябиной (в замужестве Lazarus). Недавно получила от нее faire part[231]231
Записку (фр.).
[Закрыть] о рождении дочери (3-го февр<аля>, двумя днями моложе Георгия) и розовую для него кофточку – (шепотом: «шершть!») Вот мы и сравнялись – она, в 1922 г. девочка (16 л<ет>, и я, такая же, как сейчас. У меня сын, у нее дочь. Возрасты стерты.
_______
28-го апр(еля), вторник
Нынче – нежная открытка от Невинного: зовет, ждет. Скоро еду. Целую Вас.
МЦ.
Р. S. Тетрадок Невинный не передал – или не с ним посылали?
_______
Получаю прелестные письма от Оболенского. О всех вас пишет с нежностью, особенно об Аде. (Лучше Вади,[232]232
Вадим Андреев.
[Закрыть] Адя, а? И недурно: дочь эсера, – Княгиня Ариадна Оболенская.) Адя, Вы будете замужем за собакой. Вроде Beau Miron.[233]233
Красавица Мирона (фр.). Вероятнее всего, работа древнегреческого скульптора Мирона „Афина и Марсий“
[Закрыть] Только – обратное превращение.
Вшеноры, 10-го мая 1925 г.
Дорогая Ольга Елисеевна,
Во-первых – сплюньте три раза, потому что все – хорошо. (Знаю, что сплюнете, уже плюете: раз, два, три.)
Крестин еще не было, так что Вы с крестиком и образом не опоздали. Я Алю тоже медлила крестить, может быть – то, что называют моим язычеством («даром учили, даром крестили» – Эренбург), моя свобода, мое вне-все-верие, может быть, страх перед обрядом вообще и Б<улгако>вым в частности.[234]234
Сына М. Цветаевой крестил о. Сергий Булгаков.
[Закрыть] (Недавно была Муна, сам вызывается приехать.) Может быть – неуверенность в крестном: у меня никого нет, кого бы я Муру в крестные отцы хотела: нет спокойного мужского Друга. Волконский стар, я должна думать не о себе, а о мальчике, мне нужен кто-нибудь, помимо очарования, Муру на выручку. (А есть ли, вообще, такие?) И такой, каким бы я хотела, чтобы Мур – был. Написала и рассмеялась: быть тем, кто уже был?! Non, pas de за![235]235
Нет, только не это (фр.).
[Закрыть] Словом, крестного пока нет. (Мур у меня на вес платины, боюсь продешевить!)
О Муре: во-первых – Мур, бесповоротно. Борис – Георгий – Барсик – Мур. Все вело к Муру. Во-первых, в родстве с моим именем, во-вторых – Kater Murr[236]236
Кот Мурр (нем.).
[Закрыть] – Германия, в-третьих – само, вне символики, как утро в комнату. Словом – Мур. 3 мес<яца> 10 дней, вес – 7 кило, т. е. на русские деньги 171/2 фунтов (вес годовалой Ирины, но она была скелетом: 1918 г.!), характер – ангельский, улыбается, узнает салфетку, бутылку (меня – нет!) и… А. И. А<ндрее>ву, – так она утверждает. Дни проводит на шоссе, в maison roulante[237]237
Дом на колесах (фр.).
[Закрыть] (коляске) или в maison croulante[238]238
Рушащийся дом (фр.).
[Закрыть] (в состоянии постоянного крушения) – т. е. у меня на руках. Ходим с ним вдоль ручьев, под елками и безымянными кустами, лазим по скалам, когда я сажусь – он рычит. Иногда, если в коляске засыпает, тогда пишу или слушаю Алино чтение бесконечного «Ourson».[239]239
„Медвежонка“,
[Закрыть] («Blondine»,[240]240
„Русоголовку“ (фр.).
[Закрыть] слава Богу, одолели. Сплошное молоко и слезы! И, определение: le lait Carmoyant du repentir.[241]241
Молоко, источающее слезы раскаяния (фр.).
[Закрыть])
Хотите напугать, уступите Веру Зайцеву[242]242
Жена Б. К. Зайцева.
[Закрыть] и К˚? Мур перед каждой едой получает по чайной ложке лимона, живого, без сахара, а ест пережаренную дочерна муку на масле, разведенную в 200 граммах воды и молока (125 воды, 75 молока – разовая порция). Это – система герм<анского> профессора Черни (я до сих пор знала только этюды Czerny,[243]243
Черни Карл
[Закрыть] играла в детстве), спасшая в Германии во время войны сотни тысяч детей. Ведет Мура Альтшулер, с гордостью и любовью. Навещает каждое воскресенье, выстукивает, выслушивает, производит какие-то арифм<етические> выкладки – расписание еды на неделю (мука и масло постепенно повышаются), помнит каждый предыдущий вес. У меня временами безумное желание просто взять и поцеловать ему руку – что я еще могу?! Денег он не берет – но – 1) за ним по пятам, как луна за солнцем (или землею? забыла) ходит А. И. А<ндрее>ва, влюбленная в Мура, а всякий поцелуй, на глазах, теряет, 2) боюсь смутить: он руки никому не целует. Но есть у него две девочки – Катя (4 г<ода> и Наташа (11/2 г<ода>, тоже Черни) – если кто-нибудь из знакомых случайно что-нибудь для этого пола и возраста предложит, нет: если у кого-нибудь из знакомых неслучайно можно что-нибудь вытянуть – тяните. Семья нищая, от такого бескорыстия тяжело.
Если фланелевые кофточки, о к<отор>ых Вы писали, не очень малы, очень прошу: присылайте. Еще очень нужны чепчики: из всех вырос, до полголовы. (Подумайте, у Вашего крестника уже есть наследники! Я горжусь.)
Это я все о черновиках, а вот – беловик: Алей я в детстве гордилась, даже – чванилась, этого – страстно – люблю. Аля была несравненно красивее, сразу – красавицей (помните годовалую карточку в медальоне?), прохожие заглядывались, на Мурку тоже заглядываются – из-за загара: Mohrenkind.[244]244
Негритенок (нем.).
[Закрыть] Но у этого свое (а м. б. – мое? или это то же самое?) лицо, вне красоты и некрасоты, вне породы и непороды: уже сейчас – горбатый нос, с настоящим хребтом, сильноочерченный подбородок, сторожкие уши, синие глаза чуть вкось, – С<ережа> зовет его Евразией. Кроме того – отсутствие няни, стены: я у него одна – понимаете это чувство? Если я не сделаю – никто не сделает (С<ережа> рад бы, да его никогда нет, задушен делами, Аля все-таки мала). Сейчас Аля на радиоконцерте (во Вшенорах!!!), С<ережа> – в городе, на Степуне, я одна с Муром, – выкупала, накормила, уложила, пишу. Такие часы мои любимые. И еще – самые утренние, начало пятого, пять. Мурка, проснувшись, добр, повторяет: «heureux, heureux»,[245]245
Счастлив, счастлив (фр.).
[Закрыть] я разогреваю молоко, утро входит в комнату. Вообще, у меня чувство с Муром – как на острове, и сегодня я поймала себя на том, что я уже мечтаю об острове с ним, настоящем, чтобы ему некого (оцените малодушие!) было, кроме меня, любить. А он, конечно, будет любить всех актрис («поэтесс» – нет, ручаюсь, и не потому, что объестся мной, в ином смысле – вкус отобью: испорчу), всех актрис подряд и когда-нибудь пойдет в солдаты. А может быть – займется революцией – или контрреволюцией (что при моем темпераменте – то же) – и будет сидеть в тюрьме, а я буду носить передачу. Словом – terra incognita.[246]246
Нечто неизвестное (лат.).
[Закрыть] И эту terr’y incognit’y держать на руках! Когда мы одни, я ему насказываю:
