Текст книги "Письма. Часть 2"
Автор книги: Марина Цветаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 54 страниц)
ШЮЗВИЛЛЮ ЖАНУ
Рождество 1909 г. – Рождество 1930 г.
Москва – Медон
Дорогой Жан Шюзвилль!
Вы еще помните обо мне? Вы были так молоды, мы оба были молоды. Это было в Москве. Было Рождество. Шел снег. Вы писали стихи. Я писала стихи. Мы читали их мадемуазель Héléne Guedwillo[1405]1405
Гедвилло Е. А. – преподавательница французского языка в женской гимназии М. Г. Брюхоненко, где училась Цветаева.
[Закрыть]
Вы любили Франсиса Жамма, я любила Эдмона Ростана. Но мы хорошо понимали друг друга. Мадемуазель Guedwillo любила стихи и молодость.
Приехав в 1925 г. в Париж, я уже не возобновила связей ни с кем из моего детства. Прошлое всегда в прошлом, а это прошлое (война, революция) было абсолютно прошлым, никогда не существовавшим.
Но я все же никогда не могла услышать Ваше имя без того, чтобы в моем воображении не возникли Москва – снег – Рождество – очки – молодость – это видение тотчас вызывало улыбку, которая устанавливала между моим собеседником и мной большую дистанцию, чем та, что отделяет 1909 г. от 1930 г. Вас я впускала в свое детство, а мой собеседник оставался за его пределами,
________
Дорогой Жан Шюзвиль, когда мадам Г<ородецк>ая[1406]1406
Городецкая Н. Д.
[Закрыть] передала мне Ваш сувенир,[1407]1407
Вероятнее всего, речь идет о сборнике стихов А. де Виньи, изданном Шюзевилем
[Закрыть] – не будем бояться громких слов, которыми все равно невозможно выразить наши ощущения, – я испытала чувство, похожее на воскрешение: не Ваше воскрешение, а именно мое, я воскресла такой, какой была в прошлом.
То, что не засвидетельствовано, никогда не существовало. Я – это то, что не засвидетельствовано.
Дорогой Жан Шюзвиль, в жизни я, как правило (сама того не желая), приносила сама себе больше вреда, чем добра. Особенно своими письмами. Я всегда хотела быть собой, собой целиком. Часто я зря преувеличивала.
Итак, может быть, я себе причиняю вред тем, что сейчас пишу Вам это письмо, вместо того, чтобы написать другое, приятное, „простое“ и ненужное
_________
Дорогой Жан Шюзвилль, вот и Рождество. Приезжайте ко мне. Это в пригороде – Meudon – напишите, и я буду Вас ждать.
Маршрут такой: садитесь в маленький поезд на станции Invalides – или Pont de l'Alma – или Champs de Mars – или Mirabeu – выходите на станции Meudon – Val-Fleury – пройдете через мостик – поднимитесь по улице Louvois и, не сворачивая ни направо, ни налево, Вы окажетесь прямо перед моим домом – 2, Avenue Jeanne d'Arc, первый этаж слева, постучите.
Предпочтительно к 4 часам.
Вы увидите моих детей. Вы меня видели ребенком.
МЦ.
СЕВЕРЯНИНУ ИГОРЮ
<28-го февраля 1931 г.>
Начну с того, что это сказано Вам в письме только потому, что не может быть сказано всем в статье. А не может – потому, что в эмиграции поэзия на задворках – раз, все места разобраны – два; там-то о стихах пишет Адамович, и никто более, там-то – другой „ович“ и никто более, и так далее. Только двоим не оказалось места: правде и поэту.
От лица правды и поэзии приветствую Вас, дорогой.
От всего сердца своего и от всего сердца вчерашнего зала – благодарю Вас, дорогой.
Вы вышли. Подымаете лицо – молодое. Опускаете – печать лет. Но – поэту не суждено опущенного – разве что никем не видимый наклон к тетради! – всё: и негодование, и восторг, и слушание дали – далей! – вздымает, заносит голову. В моей памяти – и в памяти вчерашнего зала – Вы останетесь молодым.
Ваш зал… Зал – с Вами вместе двадцатилетних… Себя пришли смотреть: свою молодость: себя – тогда, свою последнюю – как раз еще успели! – молодость, любовь…
В этом зале были те, которых я ни до, ни после никогда ни в одном литературном зале не видала и не увижу. Все пришли. Привидения пришли, притащились. Призраки явились – поглядеть на себя. Послушать – себя.
Вы – Вы же были только той, прорицательницей, Саулу показавшей Самуила…[1408]1408
По просьбе иудейского царя Саула прорицательница явила умершего пророка Самуила (ветх. зав.).
[Закрыть]
Это был итог. Двадцатилетия. (Какого!) Ни у кого, может быть, так не билось сердце, как у меня, ибо другие (все!) слушали свою молодость, свои двадцать лет (тогда!) Двадцать лет назад! – Кроме меня. Я ставила ставку на силу поэта. Кто перетянет – он или время? И перетянул он: Вы.
Среди стольких призраков, сплошных привидений – Вы один были – жизнь: двадцать лет спустя.
Ваш словарь: справа и слева шепот: – не он!
Ваше чтение: справа и слева шепот: – не поэт!
Вы выросли, вы стали простым. Вы стали поэтом больших линий и больших вещей, Вы открыли то, что отродясь Вам было приоткрыто – природу. Вы, наконец, раз-нарядили ее…
И вот, конец первого отделения, в котором лучшие строки:
– ведь это и о нас с Вами, о поэтах, – эти строки.
Сонеты. Я не критик и нынче – меньше, чем всегда. Прекрасен Ваш Лермонтов – из-под крыла, прекрасен Брюсов… Прекрасен Есенин, – „благоговейный хулиган“ – может, забываю – прекрасна Ваша любовь: поэта – к поэту (ибо множественного числа – нет, всегда – единственное)…[1410]1410
Речь идет о сонетах, прочитанных на вечере и посвященных поэтам и писателям (из книги «Медальоны». Белград, 1934). Сонет-«медальон», посвященный в этой книге Цветаевой, носит иронически-враждебный характер.
[Закрыть]
И тó, тé!.. „Соната Шопена“,[1411]1411
Вероятно, стихотворение И. Северянина «Это было у моря…»
[Закрыть] „Нелли“, „Карета куртизанки“[1412]1412
«Каретка куртизанки»
[Закрыть] и другие, целая прорвавшаяся плотина… Ваша молодость.
И – последнее. Заброс головы, полузакрытые глаза, дуга усмешки, и – напев, тот самый, тот, ради которого… тот напев – нам – как кость – или как цветок… – Хотели? нàте! —
– в уже встающий – уже стоящий – разом вставший – зал. Призраки песен – призракам зала.
ЗАЙЦЕВЫМ Б. К. и В. А
11-го января 1932 г.
Meudon (S. et О.)
2, Av
Дорогие Борис Константинович и Вера Алексеевна. Во-первых – с Новым Годом, во-вторых (а м. б. это во-первых) – с новым Наташиным счастьем (если только правда)[1413]1413
Дочь Зайцевых, Наталия Борисовна, сообщила, что стала невестой Андрея Владимировича Соллогуба.
[Закрыть] – а в-третьих, милый Борис Константинович, похлопочите, как всегда, о выдаче мне пособия с писательского вечера.[1414]1414
Новогодний бал, который, ежегодно устраивался 13 января Союзом русских писателей и журналистов в пользу своих нуждающихся членов.
[Закрыть] Наши дела ужасные. Сердечный привет и всяческие пожелания от нас всех.
М. Цветаева
Прошение прилагаю.
ЗИБЕР-РИЛЬКЕ Р
24-го января 1932 г. воскресенье
Meudon (S. et О.), France,
2, Avenue Jeanne d'Arc,
Дорогая госпожа Рут,
Ваша подпись, когда я прочла ее, была для меня ударом – ведь еще вчера вечером я заглядывала в Вашу колыбель, совершенно не зная, „что из нее (Вас) получится“. И вот – спустя столько лет – получилось. В каждом письме – стихе – время останавливается – навсегда, то есть становится чем-то вечным. (Если этого нет, значит, и написанного вовсе нет – или оно ничтожно.) Вечно начинается маленькая Рут.
Вот почему, дорогая госпожа, этот – почти что – ужас и это – более чем изумленье, когда я увидала Вашу подпись. Значит, время все-таки движется. Значит, есть какое-то иное время, которое только и делает, что движется.
– Точно так и с Р<ильке>. В своих ранних письмах молодой Р<ильке> останавливается – неподвижно, как он стоял у окна, – навсегда.
И пока я пишу эти строки, мне становится ясно, что Р<ильке>, собственно, никуда не двигался (в смысле своего продвиженья, развития), он всего лишь рос, как наши русские столпники, что пятьдесят лет подряд неподвижно стояли на деревянном столпе и в конце концов перерастали небо.
(Я знаю, что Р<ильке> любил ходьбу, но когда в ходьбе не замечаешь, не чувствуешь своих ног, ощущая собственный шаг лишь по бегущим (летящим) мимо небесам и землям, это опять-таки рост – неподвижность – устремленность.
Вам хотелось бы иметь письма? – Длинное, длинное тире. – Чтобы напечатать? Или только прочесть (получить)?
Когда четыре года назад я перевела на русский несколько его писем (кажется, из книги (или журнала) его памяти в издательстве „Insel“) и еще одно женское письмо о нем („Неизвестная“ (Inconnue[1415]1415
Незнакомка (фр.).
[Закрыть]) – знаете ли Вы это письмо – из книжки Эдмона Жалу), я написала небольшое предисловие: почему я не публикую писем Р<ильке> ко мне. Кратко: раз я не сделала этого вчера, почему я должна это сделать сегодня? Произошло ли что-либо между вчера и сегодня, что дало бы мне внутреннее право (и могло бы пробудить желание) сделать это? Его смерть? Но во мне его смерть еще не исполнилась, ведь я каждую минуту хочу ему что-то сказать – и говорю – даже о погоде. Есть русское поверье, что душа после смерти тела пребывает в доме еще сорок дней. Я тоже в этом уверена – кроме числа дней. С моей матерью (умерла в 1905-м[1416]1416
М. А. Мейн умерла 5 июля 1906 г.
[Закрыть]) я никогда не разговариваю, она вся для меня обратилась в образ и вечность.
В своей внутренней жизни я не желаю связывать или стеснять себя такой случайностью (напастью), как смерть. Печатать? Зачем? Чтобы доставить радость другим? Тогда почему я не порадовала их (тех же самых!) вчера? Чтобы сохранить письма? Но для этого их не нужно печатать, достаточно их не трогать (пусть себе спят и творят во сне).
Я не хочу, чтобы его смерть свершилась.
Так писала я четыре года тому назад, так чувствую и поныне, с тем, видно, останусь до конца моих дней. Пока вещь во мне, она – я, стоит только ее назвать – она принадлежит всем. Ну а напечатать? То, что не имеет и не могло иметь своего завершенья, ибо не имело истинного начала (почему? – об этом как-нибудь позже), завершится тотчас, как будет напечатана первая (или последняя) строчка. Вот все, что написал мне Р<ильке>. Больше он мне ничего не пишет.
Таковы, дорогая госпожа Рут, причины моего „нет“.
Но – раньше я говорила „нет“ просто по своей воле, никем не принуждаемая, сама себя – испытуя, сама себе – отвечая, с собственной совестью наедине; теперь же я стою перед Вами, дорогая госпожа Рут! Вы, единственный его ребенок (который не мог быть сыном), единственная его кровь (как высоко он ценил это слово и вещество!), – Вы имеете полное право на всего ушедшего. Ваше право на него – его право на самого себя. Вам я верну его письма.
О копии Вы не должны беспокоиться, дорогая госпожа Рут: все, даже любое вычеркнутое слово, даже буква (если бы нашлись таковые) будут в копии точно соответствовать оригиналу. Достаточно – как рука поэта – в вещах поэта.
Итак, временно – для чтения и восхищения, не для печати. А когда хронологически этим письмам подойдет черед (лето – осень 1926 года), Вы обратитесь ко мне еще раз, да? Поживем – увидим, может, я все-таки соглашусь. Кроме меня никто не читал этих писем. Лишь Элегию я переписала для Бориса Пастернака, сына художника Леонида Пастернака (друга Р<ильке> и – величайшего поэта России.
________
О Р<ильке> я уже кое-что напечатала, мое к нему: по-русски: новогоднее письмо (к его первому новому году – там) – стихи – и лирическую прозу „Твоя смерть“, собственно, тоже письмо о его смерти в ближайшем соседстве – справа и слева – двух других смертей: бедной маленькой француженки (учительницы) и русского мальчика Вани. (Обоих я любила и знала, маленькая француженка умерла незадолго до него, маленький мальчик Ваня – вскоре после него, во мне они оказались его соседями.)
Хотите ли иметь эти произведения (напечатаны в русских журналах)? Вдобавок ко многому, что появилось уже в память о нем и еще появится? Перевода, к сожалению, нет, но, будь у меня уверенность или хотя бы надежда, что это делается не для меня одной, я могла бы взять на себя и выполнить оба немецких перевода. Благодарность России за его великую любовь к ней, еще и так это мыслится.
________
О его письмах.
Первое, с чего я хотела б начать, если издательство „Insel“ даст согласие на ту работу, – перевод на французский и русский языки русской выборки из томов его писем. Ведь Р<ильке> всегда мечтал написать такую книгу, да она уже и написана, ее надо только составить. Всё, даже мелочи, каждая отдельная строчка должны войти в нее, скажем, строчка из первого тома: „Полночь, необычная полночь – сегодня в России начинается Новый Год“.[1417]1417
Из письма Рильке к художнице Пауле Беккер от 13 января 1901 г.
[Закрыть] Уже в одной строчке – весь Р<ильке>, все его отношение к России, я не знаю, что Вы при этом чувствуете, высокочтимая госпожа Рут, я же чувствую дрожь и трепет – так завораживает! Мне можете Вы доверить выбор!
…И наконец – ведь в каждом томе наверное будет что-нибудь о России – получится эта книга (Россия Рильке), написанная им самим. Его волжский мир. Точное слово!
Это была бы работа, параллельная появленью новых томов его писем, и с выходом последнего тома вся книга была бы готова. – Согласны ли Вы, дорогая госпожа Рут, с французским (оно же будет и русским) заглавием книги: La Russie de R. M. Rilke. Это звучит (да и по сути) глубже, чем „R. M. Rilke et la Russie“. Более Он. Более цельно. Его Россия, как его смерть. По-французски я умею писать и сочинять стихи так же, как на родном языке. Не беспокойтесь и будьте во мне уверены.
Россия оказалась неблагодарной к любившему ее великому поэту – не Россия, но эта наша эпоха. Моя работа стала бы началом бесконечной благодарности.
________
(Отнеситесь с терпеньем ко мне и моему письму – нам не обойтись без длиннот!)
Когда и если будете отвечать мне, не забудьте, пожалуйста, сообщить, что Вы думаете о возможности немецкого перевода моих уже упомянутых произведений о Р<ильке> („Новогоднее“ и „Твоя смерть“). Ибо ради себя одной я не стану этого делать: у меня едва остается в день два свободных часа для работы, и я пишу все время что-то свое (а Р<ильке> ведь понимает по-русски![1418]1418
Рильке изучал русский язык в 1899–1902 гг. В письме от 17 мая 1926 г. он писал Цветаевой: «…еще десять лет назад я почти без словаря читал Гончарова и все еще довольно свободно читаю русские письма…» (Письма 1926 года.
[Закрыть]). Я взялась бы за перевод лишь при полной уверенности, что это делается для других.
С почтительным поклоном Вам и Вашей матери (ведь ее Вы подразумеваете, когда пишете „мы“?[1419]1419
Мать Рут, Клара Рильке, жила в те годы под Бременем. Слово «мы» в письме Рут относилось к ее мужу Карлу Зиберу.
[Закрыть])
Марина Цветаева
Р. S. Мне очень хотелось бы иметь фотографию маленькой Кристианы, о которой Р<ильке> летом 1926 писал с такой гордостью:
„И третий год ее жизни уже давно позади“.[1420]1420
Из письма Рильке к Цветаевой от 17 мая 1926 г.
[Закрыть] Моему сыну шел тогда второй год.
Письма, Элегию и посвящения на книгах (он подарил мне „Орфея“, „Элегии“ и напоследок „Verger“) Вы получите немного позже, но наверняка – в достовернейших копиях. И еще – позже все будет мной завещано Музею Рильке, нет – Святилищу Рильке, ибо так это должно называться: Музей Гёте и Святилище Рильке.
ФЕДОТОВУ Г. П
Clamart (Seine)
101, Rue Condorcet
16-го мая 1932 г.
Глубокоуважаемый Георгий Петрович,
Обращаюсь к Вам со следующей просьбой: 26-го в четверг мой доклад – Искусство при свете Совести (основу которого Вы уже знаете через Эйснера).
Не согласились ли бы выступить в качестве собеседника? Мне думается – тема интересная, и возразить: вернее отозваться – будет на что.
Очень благодарна буду Вам за скорый ответ.
М. Цветаева
Краткое содержание доклада на днях появится в Последних Новостях.
26-го (?) ноября 1932 г. достоверно – понедельник
Clamart (Seine)
101, Rue Condorcet
Милый Георгий Петрович,
Оказывается – муж может достать мне только Новый Мир, а этого мало, чтобы дать пастернаков фон.[1421]1421
Цветаева готовит материалы к статье «Эпос и лирика современной России (Владимир Маяковский и Борис Пастернак)»
[Закрыть] В Тургеневской Библиотеке я не записана.[1422]1422
Русская общественная библиотека в Париже, основанная И. С. Тургеневым
[Закрыть] Так что обращусь к Вам с просьбой: достать что можете. Чем больше достанете – тем живее будет вещь (о стихах можно писать только на примерах, т. е. возможно меньше говоря, возможно больше давая говорить).
Моя дочь часто бывает в городе, напишите когда и куда ей зайти, – а м. б. проще переслать, вернее пересылать по мере поступления – по почте? Книг задерживать не буду, тут же выпишу что нужно и верну – Вам.
Очень хотелось бы побольше материалу, но я здесь совершенно беспомощна, могу только написать.
Прилагаемые стихи передайте жене, ей может быть будет приятно узнать (вспомнить) и такого Макса, а может быть – и ту меня, которую она – наверное единственный человек в Париже, если не шире, и к моему глубокому удивлению – хочется сказать: еще застала. („Мальчиком, бегущим резво – я предстала вам“[1423]1423
Первая строка стихотворения М. Цветаевой без названия (1913).
[Закрыть] позовите меня в гости (как-нибудь вечером) и я вам обоим почитаю – и стихи той поры и теперешние.)
До свидания. Спасибо, что вспомнили.
Очень буду ждать книг.
МЦ.
Про съезд думаю и с ответом не задержу.[1424]1424
Скорее всего, речь идет об очередном съезде, который устраивался Лигой Православной культуры
[Закрыть]
<14-го декабря 1932 г.>
Милый Георгий Петрович,
Ответьте мне по возможности сразу: могу ли я вместо Пастернака написать Маяковского, либо сопоставить Маяковского и Пастернака: лирику и эпос наших дней?
Все равно ничего исчерпывающего об остальных не могу дать, их много, книг мало, ненавижу безответственность. Когда в точности дать статью? (Последний срок) – Будут те же 8 страниц.
Жду ответа. Сердечный привет Вам и Вашим.
МЦ.
<16-го декабря 1932 г.> Четверг.
Милый Георгий Петрович,
Ваша книга наконец обнаружилась – запропала в дебрях при переезде – Маяковский, и Аля ее нынче же доставит в библиотеку, сказав, что Ваша. Если будет штраф, выплачу из гонорара, только скажите – сколько.
– Хорошо бы на Петре, т. е. на чудном Пастернаке, всячески выгодно, но есть, страницы за две, еще место, на к<отор>ом можно прервать.[1425]1425
Статья «Эпос и лирика современной России» печаталась в двух номерах журнала. Цветаева предлагает провести деление ее на отрывке («О, как он велик был!..») из стихотворения Б. Пастернака «Петербург» (1915).
[Закрыть]
Спасибо за все и простите за Маяковского, о нем не пекитесь, нынче же будет возвращен.
МЦ.
16-го декабря 1932 г.
Clamort (Seine) 101,
Rue Condorcet
Милый Георгий Петрович,
Еще вопрос, даже – запрос. С моим докладом на Съезде Православной Культуры не безнадежно, и вот почему: у меня есть начатая вещь: Две Совести (совесть перед вещью и совесть перед Богом: – хорошо сделано! и чтò сделано?) которую мне нужно было бы Вам показать, вернее – из к<отор>ой почитать, ибо это, пока, непроходимый черновик.[1426]1426
Работа, по-видимому, осталась незавершенной.
[Закрыть] Если бы Вы нашли, что это подходит (думаю – да), я бы, тотчас же после сдачи Вам статьи для Нового Града, принялась бы за нее и сделала бы что могла.
Но – важный вопрос – выступление бесплатно? Ведь мне бы пришлось работать полных две недели, т. е. в это время не делать ничего для заработка, а как ни плохо оплачиваются самые случайные переводы – они все-таки что-то дают.
Нельзя ли было бы выяснить этот вопрос заранее?
Если же Вы заранее знаете, что безнадежно – или неудобно – что все выступают даром и т. д. – то и выяснять не надо.
Во всяком случае мне бы надо Вам вещь – в черновом виде – показать, м. б. и не пригодится. Не совсем приятно также, что все эти ученые господа с радостью будут рвать меня на части, здесь отбиться я навряд ли смогу, – у них цитаты, а у меня только живые примеры, почти бытовые примеры.
Хотите встретимся на будущей неделе? Не соберетесь ли Вы в Кламар (в любой день от 4 ч., но непременно предупредив заранее), тогда обо всем рассудим. Книжку Аля обменяла, мне абонемент очень послужит для статьи. Сердечный привет Вам и Вашим.
МЦ.
<Приписка на первом листе:>
М. б. удастся переехать до 15-го января, так как новая кв<артира> пустая.
20-го декабря 1932 г.
Clamart (Seine)
101, Rue Condorcet
Милый Георгий Петрович,
Не поможете ли Вы и Елена Николаевна мне в распространении билетов на мой вечер 29-го – Детских и юношеских стихов – ТЕРМОВЫЙ вечер, роковой, ибо кроме терма еще переезд!
Цена билета 10 фр<анков>, посылаю три, четвертый вам обоим, дружеский.
Сделайте, что можете! И еще – не знаете ли Вы случайно, чтò с „писательским балом“? Будет ли и есть ли надежды? Боюсь пропустить срок прошению, а неловко просить, не зная, будет ли „бал“. Из-за полной нищеты нигде не бываю и никого не вижу. – Статья пишется и будет готова к 1-му.
Сердечный привет вам всем.
МЦ.
Р. S. Вчера писала Рудневу с просьбой дать мне 100 фр. авансу за конец „Искусства при свете совести“ в январской книге, – уже получила корректуру. Не могли бы Вы, милый Георгий Петрович, попросить о том же Фундаминского?[1427]1427
Фондаминский был соредактором журнала «Новый град».
[Закрыть] Идут праздники – уже на ноги наступают – а нам не то что нечего дать на чай, сами без чаю и без всего.
– Если можете! —
8-го января 1933 г.
Clamart
101, Rue Condorcet
Милый Георгий Петрович,
Вот, наконец, рукопись.
Обращаю все Ваше внимание на 16 стр<аницу>, где вписка не совсем, не целиком заметна: приоткройте лист, часть вписки слева и скрыта, у меня не было места, а вписка мне необходима. Приоткройте!
Работала над статьей зверски, не отрываясь, полных 3 недели, печатайте петитом, либо делите на два, но не сокращайте, иначе я впаду в отчаяние.
Руднев моих 3 стихов (цикл) Волошину не взял, говорит много – 117 строк, а одного я ему не дала. А сам просил кроме имеющегося „Дома“ (38 строк) еще 2–3.[1428]1428
Стихотворение М. Цветаевой «Дом» («Из-под нахмуренных бровей…») напечатано в № 51 «Современных записок», три стихотворения памяти Волошина опубликованы в журнале «Встречи» (№ 4, 5 за 1934 г.).
[Закрыть] Я послала волошинский цикл (117 стр<аниц>, прося оставить „Дом“, тогда выходит 80 с чем-то строк, т. е. как раз те 2–3 стихотворения, к<отор>ые Руднев просил еще. Бог его знает! Ненавижу торговлю, всегда готова отдать даром, но не могу же я дать им место, которого у них для Волошина и меня нет (ВНУТРИ нет!)
А главное – Волошина здесь многие помнят и любят, и многие бы ему порадовались.
Кроме всего у меня переезд и перевод бердяевской статьи, пишу среди полного разгрома.[1429]1429
Неизвестно, какую именно статью Бердяева переводила Цветаева.
[Закрыть]
Очень жду отзвука на статью. До 15-го адр<ес> прежний, после 15-го
10, Rue Lazare Carnot Clamart
Название прошу без точек и с тире как у меня. Сердечный привет Вам и Е. А..[1430]1430
Видимо, Е.Н. (Федотова)
[Закрыть]
МЦ.
Название, либо как у меня, либо (оно мне больше нравится, но как хотите, м. б. журналу важнее Эпос и Лирика).
БОРИС ПАСТЕРНАК и ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ, т. е. если без эпос и лирика, тогда Бориса на первом месте.
На выбор.
Корректуру умоляю.
Простите прочерк.
14-го февраля 1933 г., вторник
Милый Георгий Петрович,
По-моему, Вы очень хорошо поделили – как раз на Петре. Поделила бы совершенно так же, – естественное деление. Совершенно согласна, что никаких „продолжение следует“, – такие оповещения только пугают читателя перспективами разверзающейся паскалевской бесконечности.
Просто заглавие, и
– I —
_______
Корректуру исправлю нынче же и доставлю (нà дом) завтра.
_______
Большая просьба о гонораре возможно скорее, дела хуже, чем плохи.
_______
И еще другая просьба. На днях доставляю Рудневу вес „Живое о живом“ – о Максе. 90 машинных стр<аниц> по 1800 знаков в странице, т. е. 162 тыс. печ. знаков, т. е. поделить на нормальных 40 тыс. знаков – 4 печатных листа. Попробуйте убедить Руднева или фундаминского, что они могут отлично разбить на два № и печатать без шпон, – а то опять это отчаяние сокращений. Тем более, что я предлагала Рудневу написать отдельную статью о Максе, какую угодно короткую, хоть в пол-листа, но он не захотел, и просил именно эту. Сделайте что можете! Мне здесь не я важна, а Макс. Ведь больше у меня случая сказать о нем – не будет, а у меня он, правда, живой.
Большое спасибо за чудное обращение, так хорошо со мной, с времен Воли России, НИКТО не обращался.
Сердечный привет Вам и Вашим.
Корректуру – завтра.
МЦ.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
И – третья просьба: alle guten (или schlechten) Dinge sind drei:[1431]1431
Буквально: все хорошее, как и плохое, приходит в количестве три (нем.).
[Закрыть] об отдельных оттисках статьи, ибо есть надежда переправить и в Россию. Сосинский этим займется охотно, мы с ним приятели. – Если можно!
<15-го февраля 1933 г.>
Среда
Милый Георгий Петрович,
Из опечаток, верней поправок[1432]1432
Все поправки относятся к статье «Эпос и лирика современной России».
[Закрыть] – самая существенная – пропуск на 2-ой стр. Он у меня сделан тщательно, но к кому обратиться, чтобы не перепутали? Довольно с меня и моих „темнот“ (NB! убеждена, что пишу яснее ясного!).
Еще: необходимо цитату из Рильке напечатать так:
ибо первая строка – неполная, взята из середины. Я поставила стрелы.
ЗАЗЫВАЛЫ (как менялы)
7 стр. ВРАЗДРОБЬ (NB! слово существует!)
8 стр. сокращение, необходимое, а то жвачка.
Остальные опечатки – буквенные, кое-где добавила и упразднила запятые.
(Руднев напр<имер> уверен, что перед каждым КАК нужна запятая, а это неверно. ЧЕЛОВЕК КАК ЦЕЛОЕ. Здесь напр<имер>, никакой запятой не нужно. Об этом есть и в грамматике, но Руднев – между нами – мне – от страха – всюду ставит!).
Еще раз спасибо за такое человечное редакторство. И – ОЧЕНЬ ХОРОШО кончается на Петре. Только хорошо бы, чтобы без опечатки (КОНВУЛЬСКИЙ) Сердечный привет.
МЦ.
4-го марта 1933 г.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
Милый Георгий Петрович,
Умоляю еще раз написать Фондаминскому о гонораре, нас уже приходили описывать – в первый раз в жизни.
Привет
МЦ.
10, Rue Lazare Carnot
Clamart (Seine)
6-го марта 1933 г.
Милый Георгий Петрович,
Самое сердечное спасибо за аванс – как жаль, что меня вчера не застали, мы с вами так давно не виделись.
А вот строки из письма Руднева (МЕЖДУ НАМИ, а то рассвирепеет – прощай, Макс!).
…Теперь, в порядке не редактора, а читателя, осмелюсь Вам сказать, что удивляет и несколько даже досаду вызывает Ваше (простите) раболепное отношение к М<аксу> В<олошину>. Он – прямо какое-то божество, богоподобное существо, во всех отношениях изумительное. Это – неверно или невероятно, всё равно. А важно то, что Ваша восторженность уже не заражает читателя, а наоборот, настораживает против М<акса> В<олошина>.
_________
О моих личных впечатлениях из совместной и тесной жизни с М<аксом> В<олошиным> в Одессе при случае расскажу.[1434]1434
В. В. Руднев и М. А. Волошин встречались в Одессе в начале 1919 г.
[Закрыть]
Не сердитесь на меня? Но мне очень не хотелось бы для Вас оттенка некоего „ридикуля“ в чрезмерной восторженности.
Преданный Вам, и т. д.
_________
Милый Георгий Петрович, если бы писал читатель – мне было бы все равно, но читатель власть имущий есть редактор, и мне совершенно НЕ все равно.
Поэтому не отгрызнулась (а КАК могла бы! Простым разбором понятий раболепства и рудневского „ридикуля“) – не отгрызнулась, а ответила мирно – „не будем спорить – как никогда не спорил Макс“… и т. д.
Мне важно, чтобы про Макса прочли все, а потом когда-нибудь, когда больше не буду зависеть от Руднева и Амари (à Marie),[1435]1435
Амари – М. О. Цетлин, постоянный рецензент «Современных записок», консультант отдела поэзии
[Закрыть] включу это рудневское послание как послесловие.
_________
Но, в утешение, чудное письмо от бывшей жены Макса (25 лет или больше назад!) – Маргариты Сабашниковой, художницы, – Вы м. б. ее знали, или ее брата – издателя?[1436]1436
Сабашников М. В., двоюродный дядя М. В. Сабашниковой
[Закрыть]
Когда увидимся, прочту.
Когда – увидимся?
До свидания, еще раз спасибо за выручку. Руднев – между нами. Но при случае воздействуйте в смысле принятия рукописи – она сейчас у него на руках, и он ее читает – от конца к началу и от начала к концу.
До свидания! Скоро в Кламаре будет чудно, – приедете гулять.
МЦ.
Е. А.[1437]1437
По-видимому, Е.Н. (Федотовой)
[Закрыть] непременно покажите, – она ведь Макса знала и любила. Привет ей и дочери.
3-го апреля 1933 г., понедельник
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
Милый Георгий Петрович,
Все получила, – сердечное спасибо.
А Руднев от меня сегодня получит мое последнее решение: ПОРТЬ ВЕЩЬ САМ, Я – УСТРАНЯЮСЬ. (В письме говорю иначе, но не менее ясно.) Согласия моего на обездушенную и обезхвощенную вещь он не получит.
Очень жду Вашего ответа на то письмо, с докладом.
Еще раз спасибо. На Пасху – повидаемся? Вы же наверное будете у Н<иколая> А<лександровича>[1438]1438
Н. А. Бердяев жил недалеко от Цветаевой в Кламаре.
[Закрыть] м. б. и ко мне зайдете? Только пораньше, чтобы гулять. Будете писать – упомяните и об этом. Всего лучшего!
МЦ.
Р. S. Это не мой герб, а герб Сосинского: его конверт
6-го апр<еля> 1933 г., четверг
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
Дорогой Георгий Петрович,
Постарайтесь мне продать несколько билетов, а?[1439]1439
Речь идет о вечере Цветаевой 20 апреля 1933 г.
[Закрыть] Такие отчаянные пасхальные и термовые дела. Цена билета 10 фр., посылаю пять. Знаю, что трудно – особенно из-за Ремизова[1440]1440
31 марта 1933 г. в зале «Lutetia» прошел вечер А. М. Ремизова, на котором писатель прочел свои ненапечатанные рассказы, повесть «Учитель музыки», а также произведения Лескова, Писемского, Гоголя. К вечеру была организована выставка иллюстрированных рукописных альбомов А. М. Ремизова
[Закрыть] – но – попытайтесь?
Умоляю возможно скорее прислать мне тему Вашего выступления, необходимо, чтобы появилась в следующий четверг. Некоторые уже поступили, но нельзя же – без Вас![1441]1441
Г. П. Федотов был в числе участников, согласившихся выступить в прениях. Кроме него такое согласие дали Г. Адамович, В. Андреев, М. Слоним, В. Сосинский, А. Эйснер и др.
[Закрыть]
ОЧЕНЬ прошу.
Только что РАДОСТНОЕ, НЕВИННОЕ СОГЛАСИЕ РУДНЕВА САМОСТОЯТЕЛЬНО ПОРТИТЬ МОЮ ВЕЩЬ (ВОЛОШИНА).
Милый Макс! Убеждена, что с своей горы[1442]1442
Могила Волошина расположена в Коктебеле на вершине хребта Кучук-Янышар.
[Закрыть] („БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА“ – так будут звать татары) с живейшей и своейшей из улыбок смотрит на этот последний „анекдот“.
– Нý вот.
________
Вся эта история с Рудневым и Волошиным называется: ПОБЕДА ПУТЕМ ОТКАЗА (моя – конечно!)
А нет ли ХУДОЖЕСТВЕННОГО, ПИСАТЕЛЬСКОГО БОГА, МСТЯЩЕГО ЗА ТАКОЕ САМОУПРАВСТВО?
________
Умоляю – тему!
МЦ.
