Текст книги "Письма. Часть 2"
Автор книги: Марина Цветаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)
Г<оспо>жа Крылова говорила мне о трудности Вашего выбора: либо с мужем в Америку, либо с сыном в Лондоне. Как это ужасно. В таких случаях помогает только одно: СЛУХ. (Wer ist dein nachster? – Der Dich am notwendigsten braucht[1154]1154
Кто твой ближний? – Кому ты нужнее всего (нем.).
[Закрыть] – толкование ближнего на протестантском уроке Закона Божьего в моем детстве. Видите – не забыла, хотя с этого уже больше двадцати лет прошло.) Я в жизни всегда выбирала так.
Еще раз спасибо за все. Напишите как понравились «Fiancailles».[1155]1155
«Помолвка» (фр.)
[Закрыть] Я тогда совсем еще не знала французского) стихосложения, выяснилось в порядке работы, со второй главки уже правильные стихи. А это – как хотите – ритмическая проза или неправильные стихи.
Обнимаю Вас и жду весточки о всем.
МЦ.
Г<оспо>жа Крылова показывала мне чудные виды Кембриджа. Пошлите такую стопочку Б<орису> Л<еонидовичу> – он будет счастлив:
Англия его детская любовь.
29-го ноября 1930 г.
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна! Пишу Вам в 6 ч. утра, в темноте, то есть при свете, – сейчас везу Мура в город, в детскую клинику, на показ врачу – жесточайший бронхит, который у него, по примеру прошлых лет, затягивается обычно до весны. Коварный неопределенный здешний климат.
Вернувшись напишу Вам по-настоящему. Пока же: самое горячее – и смущенное – спасибо за присланное. Это меня растравляет, именно от Вас я бы не хотела ничего, именно потому, что Вы так относитесь.
Сейчас иду будить – и одевать – и кормить – и увозить Мура. Для него поездка на метро – счастье. Нынче же постараюсь найти какую-нибудь его похожую карточку из Савойи. Обнимаю Вас. До письма!
МЦ.
<Приписка на полях:>
Как страшно по утрам воют фабричные трубы!
4-го дек<абря> 1930 г.
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна!
У нас первые морозные дни, совпавшие с первыми рождественскими витринами. Нынче я целый день провела в Париже, в погоне – угадайте за чем? – частью центрального отопления, а именно ручки для протрясания пепла, без которой надо ежечасно печь выгребать руками, что я уже и делаю целый месяц. Ручка эта, оказывается, называется ключом (хотя ничего не открывает), а ключа этого нигде нету. Вот я и пропутешествовала из одного «Grand magasin» в другой, с тем же припевом.
Но дело не в этом – пóходя увидела предрождественский Париж, а главное, в перерыве между 12 ч. и 2 ч., когда все завтракают, побродила по знаменитым «quais»[1156]1156
Набережным (фр.).
[Закрыть] с их книжными ларями. Продавцы обдували и обметали особенно ценные книги, или просто дули себе на руки от мороза. Чего только в этих ларях нет: и какая-то ржавчина, бывшая оружием, и сомнительные миниатюры, и несомненно-поддельные подписи великих людей, и несомненно-достоверный хлам, которому имени (и применения) нету! За 2 ч., которые я там прогуляла, дожидаясь открытия печных лавок, никто ничего не купил. Эти продавцы, неизбежно – философы.
Были чудные гравюры: какие-то девушки с овечками, и Дианы с ланями, и старый Париж – и старый Лондон. Унесла их всех мысленно с собой, даже не их, а их время – когда они были последним словом новизны и даже моды. (Тогда они были хуже.)
А последнее слово парижской моды: гвозди, по которым надо переходить перекрестки. С 1-го января – за неповиновение – штраф. Шофёры ругаются, пешеходы ругаются, полицейские ругаются. Вспоминаю спокойные лондонские обычаи, – в Лондоне я совсем не боялась машин. Память у меня о Лондоне – была раз в жизни, 5 лет назад – самая волшебная: король, туман, студенты с факелами, река идущая вспять, мохнатые собаки в Hyde Park’e…
_________
Жизнь идет. Мои учатся, только Мур дома, в обычной простуде. Сдала стихи к Маяковскому, когда выйдут (в декабрьском № Воли России) вышлю. О Числах помню. Они у меня даром выпросили 5 автографов для вклейки в 1 тысячефр<анковые> (!!!) нумера, посмотрим, дадут ли даром две книги. Пошла на хитрость, играя на их славолюбии: дескать для отправки, с оказией, в Сов<етскую> Россию. А пойдут в Оксфорд!
Сейчас надо бежать в аптеку за лекарством Муру, через четверть часа закрывается.
Пойдите, если не были, на потрясающий фильм по роману Ремарка:
«На Западном фронте без перемен». Американский. Гениальный.[1157]1157
Фильм американской студии «Универсал». Режисер – Майлстоун Льюис.
[Закрыть] Знаю, что в Лондоне уже давно идет.
Обнимаю Вас, спасибо за все, скоро вышлю русского Молодца. Пишите о себе и здоровье Чуба.[1158]1158
Семейное прозвище сына Р. Н. Ломоносовой, Юрия.
[Закрыть]
МЦ.
Р. S. Забыла добавить, что ключ от печки все-таки нашла. Теперь буду беречь «пуще ока».
Мой Броун молчит упорно: думаю, что потерял иллюстрации Гончаровой.
8-го декабря 1930 г.
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна! Представьте себе: мой Броун – нашелся! И, представьте себе: один его издатель прогорел, а другой обокраден своим компаньоном, после чего уединился в деревню – со всеми рукописями и иллюстрациями. Там его навестил Броун – который сейчас в Норфольке – и, посочувствовав, извлек у него свой перевод и гончаровские картинки. Броун утешает, что через годик-другой…
И – мысль: нет ли у Юрия Владимировича знакомого издательства в Америке? Американцы, когда платят, чудесно платят (NB! не всегда платят, особенно если это русские американцы).
Не может быть, чтобы все американские из<дательст>ва прогорели?!
В книге сто с чем-то страниц текста (стихотворного) и 16 отдельных иллюстраций, не считая заставок и концовок. Мирский (знаток) броуновским переводом очень доволен, говорит: замечательно.
Нынче своего Мóлодца (французского) несу к пастернаковскому другу, писателю Шарлю Вильдраку, пьеса которого на днях пойдет в Comédie Française.[1159]1159
Ш.Вильдрак познакомился с Б. Л. Пастернаком осенью 1929 г., когда приехал на празднование 30-летия Московского Художественного Театра.
[Закрыть]
Как будто – все козыри: Гончарова сейчас (декорации к «Petite Catherine» ГРЕМИТ, Вильдрак (предстоящая постановка в Comedie) ГРЕМИТ, – на таких двух выездных конях – ужели мне не выехать??[1160]1160
«Маленькая Катерина» – пьеса французского драматурга Альфреда Савуара (Познанский). Декорации для постановки в театре «Antoine» М. Ф. Ларионова, костюмы – Н. С. Гончаровой.
[Закрыть] Меня французы не знают, но это ничего.
У нас опять дивная погода: весна. Солнце, сквозь окна, жжет. Как иногда хочется, бросив всё (рукопись Мóлодца, штопку чулок, варку бараньей головы (сегодня, например!) – СТРАШНОЙ – С ЗУБА-АМИ! – С ГЛАЗА-АМИ!!!) бросив всё с утра поехать в Версаль, который от нас – рядом.
Жизнь, это то место, где ничего нельзя.
Читаю сейчас жизнь Кромвеля. Человека этого ненавижу.[1161]1161
Кромвель – деятель английской буржуазной революции XVII в., игравший важную роль в казни короля Карла I
[Закрыть]
Просыпается Мур от дневного сна. Бегу будить.
Целую
МЦ.
Пишите про сына. Как, должно быть, нестерпимо ему так долго лежать!
– Что Вы думаете про американского Мóлодца?
10-го февраля 1931 г., вторник
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна! Большая прореха – пробел – пробоина моей жизни – отсутствие женской дружбы: женского друга. И если бы мне сейчас дали на выбор мужскую или женскую, я бы в первом (крепчайшем) сне ответила бы: женскую.
Вот какой-то мой первый ответ на Ваши подснежники (точно Вы мне их подарили, да и подарили: я тот кто за тысячи верст (и только на таком отстоянии) и за сотни лет дýши – присваиваю). Но на этот раз, после по крайней мере – десятилетней – засухи, я бы хотела дружить воочию, заживо, проще: чтобы Вы вдруг в комнату – вошли, или, что еще лучше, чтобы я из комнаты – вдруг – навстречу к Вам – вышла. Могу сказать, что жизнь свою я прожила как в Царствии Небесном – или по памяти – без всяких доказательств, что это – на земле, что земным теплом, живым теплом – таким коротким! – не воспользовалась.
Меня мало любили, ко мне шли с иным – за иным – с детства и по сей день. Мать мною восхищалась, любила она мою младшую сестру. (Людям в голову не приходило, что можно (нужно) меня любить!) Очевидно все это законно, во всяком случае это – мое, я, моя судьба. Это – о всей жизни. О данном же часе, т. е. последнем пятилетии в Париже: не по мне город и не по мне среда. Город-смены и мены: всего на всё, среда – остатки и останки – хотя бы Российской Державы!
Еще точнее: женщины: либо убитые (жены убитых, матери убитых) или просто убитые бытом, либо перекраивающиеся на французский – парижский лад. «Домашние» и «светские», я ни то ни другое. Нет КРУГА для ДРУГА – да еще при моей замкнутой жизни.
…Вот почему меня как-то в сердце ударили Ваши подснежники.
________
С французским Мóлодцем пока ничего не вышло. Читают, восхищаются, – издать? невозможно: крах. Не умею я устраивать своих дел:
Крах – верю на слово и сраженная выразительностью звука (крах! точно шкаф треснул) – умолкаю. Рукопись с удовольствием пришлю: отпечатана на машинке, чистая, – но м. б. Вы не о моем (французском) переводе говорите, а о броуновском (англ<ийском>)? От Броуна вчера письмо, он сейчас в Англии – и своего (английского) Молодца не устроил. Св<ятополк->Мирский по-моему ничего не хочет предпринять, когда-то он безумно любил мои стихи, теперь остыл совершенно – как и к самой мне: не ссорились, просто – прошло.
Итак, дорогая Раиса Николаевна, буду ждать Вашего ответа: о каком – французск<ом> или англ<ийском> – моем или броуновском Молодце – речь? Если об английском напишу Броуну с просьбой прислать Вам. (Иллюстрации – одни.)
Радуюсь за Вас, что Ю<рий> В<ладимирович> не уехал, что вы все вместе, что сыну лучше. У моего мужа тоже болезнь печени – с 18 лет: полжизни – изводящая вещь.
В другом письме, расскажу Вам о детях и о всех своих делах. Нежно целую Вас, будьте все здоровы.
МЦ
Посылаю стихи к Маяковскому из последнего № «Воли России».
<Приписка на полях:>
Завтра должна познакомиться с Пильняком, я его писания средне люблю, – а Вы?
13-го февр<аля> 1931 г.
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна! События бросают тень вперед – не знаю кем, может быть уже Гомером – сказано.[1162]1162
Из баллады «Lochiel's Warning» английского поэта Т.Кэмбелла.
[Закрыть]
Итак: вечер у борисиного друга, франц<узского> поэта Вильдрака. Пригласил «на Пильняка», который только что из Москвы.[1163]1163
Пильняк Б. А. направлялся в США по приглашению и остановился в Париже.
[Закрыть] Знакомимся, подсаживается.
Я: – А Борис? Здоровье?
П. – Совершенно здоров.
Я: —Ну, слава Богу!
П. – Он сейчас у меня живет, на Ямской.
Я: – С квартиры выселили?
П: —Нет, с женой разошелся, с Женей.
Я: – А мальчик?[1164]1164
Пастернак Евгений Борисович – литературовед.
[Закрыть]
П: – Мальчик с ней.
Я: – А где это – Ямская? Тверскую-Ямскую я знаю.
(Пять минут топографии, речь переходит на заграницу.)
Я: – Почему Борису отказали?
П: – П. ч. он обращается именно туда, где только отказывают. Последние месяцы он очень хлопотал о выезде за границу Евгении (отчество забыла) и Женечки, но тут началась Зинаида Николаевна,[1165]1165
Еремеева Зинаида Николаевна – жена пианиста Генриха Нейгауза, стала второй женой Пастернака в 1934 г.
[Закрыть] и Женя наотрез отказалась ехать.
– С Борисом у нас вот уже (1923 г. – 1931 г.) – восемь лет тайный уговор: дожить друг до друга. Но Катастрофа встречи все оттягивалась, как гроза, которая где-то за горами. Изредка – перекаты грома, и опять ничего – живешь.
Поймите меня правильно: я, зная себя, наверное от своих к Борису бы не ушла, но если бы ушла – то только к нему. Вот мое отношение. Наша реальная встреча была бы прежде всего большим горем (я, моя семья – он, его семья, моя жалость, его совесть). Теперь ее вовсе не будет. Борис не с Женей, которую он встретил до меня, Борис без Жени и не со мной, с другой, которая не я – не мой Борис, просто – лучший русский поэт. Сразу отвожу руки.
Знаю, что будь я в Москве – или будь он за границей – что встреться он хоть раз – никакой 3<инаиды> Н<иколаевны> бы не было и быть ве могло бы, по громадному закону родства по всему фронту: СЕСТРА МОЯ ЖИЗНЬ. Но – я здесь, а он там, и всё письма, и вместо рук – Рукописи. Вот оно, то «Царствие Небесное» в котором я прожила жизнь. (То письмо Вам, как я это сейчас вижу, всё о Борисе: события которого я тогда не знала, но которое было.)
Потерять – не имев.
О Жене будете думать Вы, которая ее знали. Знаю только, что они были очень несчастны друг с другом. «Женя печальная и трудная», так мне писала о ней сестра, с которой у нас одни глаза. Просто – не вынесла. «Разошлись». Может быть ушла – она. В данную минуту она на все той же Волхонке с сыном. Борис на пустой квартире у Пильняка. («Ямская»). Кончил Спекторского (поэма) и ОХРАННУЮ ГРАМОТУ (проза).[1166]1166
Роман в стихах Б. Пастернака «Спекторский» вышел отдельным изданием в 1931 г. М. Цветаева была одним из прототипов героини – Марии Ильиной. Повесть «Охранная грамота» выпущена в том же году, посвящена Рильке.
[Закрыть] – Дай ему Бог. – Главное, чтобы жил.
Живу. Последняя ставка на человека. Но остается работа и дети и пушкинское:[1167]1167
Из стихотворения А. С. Пушкина «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…»
[Закрыть] «На свете счастья нет, но есть покой и воля», которую Пушкин употребил как: «свобода», я же: воля к чему-нибудь: к той же работе. Словом, советское «Герой ТРУДА». У меня это в крови: и отец и мать были такими же. Долг – труд – ответственность – ничего для себя – и всё это врожденное, за тридевять земель от всяких революционных догматов, ибо – монархисты оба (отец был вхож к Царю).
Не знаю, напишу ли я Борису. Слишком велика над ним власть моего слова: голоса. «ТОЛЬКО ЖИВИТЕ!» – как мне когда-то сказал один еврей.
Еще пять лет назад у меня бы душа разорвалась, но пять лет – это столько дней, и каждый из них учил – все тому же, доказывал – все то же. Так и получилось Царствие Небесное – между сковородкой и тетрадкой.
________
О Д. П. С<вятополк->М<ирском> (правда, похоже на учреждение?) – «Дружить со мной нельзя, любить меня не можно»[1168]1168
Первая строка из стихотворения М. Цветаевой без названия цикла «Комедьянт»
[Закрыть] – вот и окончилось намеренным равнодушием и насильственным забвением. Он меня в себе запер на семь замков – в свои наезды в Париж видит всех кроме меня, меня – случайно и всегда на людях. Когда-то любил (хочется взять в кавычки).
Я ему первая показала, т. е. довела до его сознания, что Темза в часы (отлива или прилива?) течет вспять, что это у меня не поэтический оборот:
РОКОТ ЦЫГАНСКИХ ТЕЛЕГ,
ВСПЯТЬ УБЕГАЮЩИХ РЕК —
РОКОТ…[1169]1169
Из стихотворения М. Цветаевой «Милые спутники, делившие с нами ночлег!..»
[Закрыть]
(Кстати с этих стихов Борис меня и полюбил. Стихи еще 16 года, но прочел он их уже после моего, боюсь навечного. отъезда за границу, в 1922 г. Помню первое письмо – и свое первое —).
Три недели бродили с ним по Лондону, он всё хотел в музей, а я – на рынок, на мост, под мост. Выходило – учила его жизни. И заставила его разориться на три чудных голубых (одна бежевая) рубашки, которые он мне, по дикой скаредности на себя, до сих пор не простил – но и не износил. Бориса он тогда так же исступленно любил, как меня, но Борис – мужчина, и за тридевять земель – и это не прошло.
А разошлись мы с ним из-за обожаемой им и ненавидимой мной мертворожденной прозы Мандельштама – «ШУМ ВРЕМЕНИ», где живы только предметы, где что ни живой – то вещь.
Так и кончилось.
_______
Нынче же пишу Алеку Броуну. Вот его адрес:
Fressingfield nr Diss
Norfolk
Alee Brown[1170]1170
Вклеена вырезка из письма Броуна с его адресом. Имя вписано рукой Цветаевой.
[Закрыть]
Если – потом когда-нибудь – нужны будут иллюстрации Гончаровой вышлем их Вам. А есть ли у Вас мой Мóлодец? Посылаю на авось, м. б. еще что-нибудь найдется, у меня почти нет своих книг.
Пишу под огромный снег, недолетающий и тающий. СИЛА ЖИЗНИ. Будем учиться у подснежников. Обнимаю Вас
МЦ.
Перешлите, пожалуйста, милая Раиса Николаевна, прилагаемую записку Броуну – в своем письме.
6-го марта 1931 г.
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна! Столько Вам нужно рассказать и сказать, но начну с самого тяжелого: мы совершенно погибаем.
Люди, которые нам помогали пять лет подряд, неожиданно перестали: м. б. – устали, м. б. действительно не могут. С чешской стипендией (350 фр. в месяц) то же: с января (нынче март) ничего. Мы должны кругом: и в лавку, и угольщику, и всем знакомым, живем в грозе газа и электричества и, главное, терма. Отпавшие деньги шли на квартиру. Они – отпали, их нет, платить нечем. Срок 1-го апреля, потом еще пять дней отсрочки. Денег нет ни на что, едим тó что отпускают в долг в лавке, в город ездить нé на что, едет либо С<ергей> Я<ковлевич> либо Аля, завтра не поедет никто, эти деньги на марку – последние.
Пыталась с Перекопом. Три попытки – три отказа. («Числа», «Воля России», «Современные Записки». Последние, устами редактора Руднева – последнего городского головы Москвы: «У нас поэзия, так сказать, на задворках. Вы нам что-нибудь лирическое дайте, коротенькое, строк на 16» (т. е. франков на 16)). С франц<узским> Молодцем – ничего. Читала – порознь – четырем поэтам. Восхищение – поздравления – и никто пальцем не двинул. Свели меня (на блинах) с одним из редакторов Nouvelle Revue Française?[1171]1171
Брис Парэн
[Закрыть] к<отор>ый женат на моей школьной товарке Чалпановой. Тип французского коммуниста, советофил. Слушал – слушал – и: «В стихах я ничего не смыслю, я заведую отделом статей по такому-то вопросу. Но – при случае скажу. – Приносите, только будьте готовы к отказу. Кроме того, денег у нас всё равно нет».
Весь последний месяц билась с этими двумя вещами. Безнадежно. То – «издательский кризис», то – «вещь нова» (это – о франц<узском> Мóлодце). Перекоп же просто никому не нужен. И не скрывают.
Дальше. Начинается у нас Новая литер<атурная> газета. Приглашают. Чтó угодно – только непременно в 1 №. Пишу статью о новой русской детской литер<атуре>. Сравниваю с дошкольными книжками моего детства – и с местным производством. Всё на цитатах. О реализме и фантастике. О фантастике почвенной (народной) и фантастике-ахинее: тамбовских эльфах. 200 строк – 100 фр. Радуюсь. И – отказ. И в России-де есть плохие детские книжки (агитка). Кроме того он, редактор, очень любил фей.
Провалились и эти сто.
Словом – БЬЮСЬ. Бьется и С<ергей> Я<ковлевич> со своей кинемат<ографической> школой, бьется и Аля со своим рисованьем (на конкурсе иллюстраций – вторая, – «поздравляли») и вязаньем – 50 фр. ручной дамский свитер с рисунком. Весь дом работает – и ничего. Писала ли я Вам, что у меня от общего истощения (была в клинике у хорошего проф<ессора>) вылезло полброви, прописал мышьяк и массаж, – вот уже месяц как была: не растет, так и хожу с полутора.
Ждать неоткуда. Через три недели терм. Удушены долгами, утром в лавку – мука. Курю, как в Сов<етской> России, в допайковые годы (паёк мне дали одной из первых, потому что у меня от голоду умер ребенок) курю окурковый табак – полная коробка окурков, хранила про черный день и дождалась. С<ергей> Я<ковлевич> безумно кашляет, сил нет слушать, иду в аптеку. – Есть ли у вас какой-нибудь недорогой сироп? Франков за пять? – Нет, таких вообще нет, – самый дешевый 8 фр. 50 с., вернете бутылку – 50 с. обратно. – Тогда дайте мне на 1 фр. горчичной муки.
Иду, плачу – не от унижения, а от кашля, который буду слышать всю ночь. И от сознания неправедности жизни.
_______
Так живу. Ныне на последние деньги марку и хлеб. Фунт. Уже съели. (Я и в России не умела беречь – когда фунт.)
_______
И вот просьба. Ведь через 6–8 мес<яцев> С<ергей> Я<ковлевич> наверное будет зарабатывать (кинооператор). Но – чтобы как-нибудь дотянуть – м. б. Вы бы рассказали о моем положении нескольким человекам, чтобы каждый что-нибудь ежемесячно давал (так мне помогали те, которые отпали). Именно ежемесячно, чтобы знать. Вроде стипендии. Нам четверым на жизнь нужно тысячу франков, – если бы четыре человека по 250 фр.!
Просила еще в одном месте – тоже женщину – большого друга поэта Рильке, о котором я столько писала, но не знаю, пока молчит.[1172]1172
Речь идет о H. Вундерли-Фолькарт.
[Закрыть] Чувство, что все места (в сердцах и в жизни) – уже заняты. На столбцах – наверное.
_______
Встретилась еще раз с Пильняком. Был очень добр ко мне: попросила 10 фр. – дал сто. Уплатила за прежний уголь (48 фр. и этим получила возможность очередного кредита. На оставшиеся 50 фр. жили и ездили 4 дня.
А не ездить – С<ергей> Я<ковлевич> и Аля учатся – нельзя, а каждая поездка (поезд и метро) около 5 фр.
Б. Пильняк рассказывал о Борисе: счастлив один, пишет, живет в его, Пильняка, квартире – особнячок на окраине Москвы – про ту женщину знает мало (NB! я не спрашивала), видел ее раз с Борисом, Борис отвел его, Пильняка, в сторону и сказал: «Обещай, что не будешь подымать на нее глаз», – «Я-то не буду, да она сама подымает!» (Это Пильняк – мне). Бедный Борис, боюсь – очередная Елена (Сестра моя Жизнь).[1173]1173
Многие из стихотворений Б. Пастернака в книге «Сестра – моя жизнь» навеяны его любовью к Елене Александровне Виноград
[Закрыть]
Читала чудные стихи Бориса «СМЕРТЬ ПОЭТА» – о Маяковском, совсем простые, в гостях, не успела переписать, если достану перепишу и пришлю Вам.
В другом письме напишу Вам о замечательном вечере Игоря Северянина, который (т. е. билет на который) мне подарили. Впервые за 9 лет эмиграции видела – поэта. Обнимаю Вас
МЦ.
Дошел ли русский Мóлодец?
<Приписка Р. Н. Ломоносовой:>
Это письмо верните мне, пожалуйста. Р. Л.[1174]1174
Р. H. Ломоносова, очевидно, показывала письмо знакомым, уговаривая их помочь Цветаевой материально.
[Закрыть]
11-го марта 1931 г.
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна, вчера вечером одно письмо, нынче утром другое. Всё получила, спасибо от всего сердца за себя и за своих. Вчера – двойная радость: Ваше письмо и поздно вечером возвращение С<ергея> Я<ковлевича> с кинематогр<афического> экзамена – выдержал. Готовился он исступленно, а оказалось – легче легкого. По окончании этой школы (Pathé) ему открыты все пути, ибо к счастью связи – есть. Кроме того, он сейчас за рубежом лучший знаток советского кинематографа, у нас вся литература, – присылают друзья из России. А журнальный – статейный – навык у него есть: в Праге он затеял журнал «Своими путями» (который, кстати, первый в эмиграции стал перепечатывать советскую литературу, после него – все. А сначала – как ругали! «Куплен большевиками» и т. д.), в Париже редактировал «ВЕРСТЫ» и затем газету Евразию, в которой постоянно писал.[1175]1175
В «Евразии» С. Я. Эфрон напечатал: «Очерки русского подполья»; «От Комитета Парижской Группы евразийцев»; «Кадеты и революция»; отзывы о советских журналах и др.
[Закрыть] Пришлю Вам № «Новой Газеты» с его статьей, выйдет 15-го,[1176]1176
Cтатья С. Я. Эфрона «Долой вымысел: о вымысле и монтаже». В следующем № (1 мая) – «Заметки о кино».
[Закрыть] – увидите и, если понравится, м. б. дорогая Раиса Николаевна, поможете ему как-нибудь проникнуть в английскую прессу. Тема (Сов<етский> Кинемат<ограф>) нова: из русских никто не решается, а иностранцы не могут быть так полно осведомлены из-за незнания языка и малочисленности переводов. Повторяю, у С<ергея> Я<ковлевича> на руках весь материал, он месяцами ничего другого не читает. Другая статья его принята в сербский журнал[1177]1177
«Руска кинематографска индустриjа» – «Руски архив» (1931. № 13).
[Закрыть] (но увы вознаграждение нищенское). Может писать: о теории кинематографии вообще, о теории монтажа, различных течениях в Сов<етской> Кинематографии, – о ВСЕМ ЧТО КАСАЕТСЯ СОВЕТСКОГО и, вообще, кинематографа.
Но связей в иностранной прессе (кроме Сербии) у нас пока нет. В эту его деятельность (писательскую) я тверже верю, чем в кинооператорство: он отродясь больной человек, сын немолодых и безумно-измученных родителей (когда-нибудь расскажу трагедию их семьи), в 16 лет был туберкулез, (в 17 л<ет> встреча со мной, могу сказать – его спасшая), – болезнь печени – война – добровольчество – второй взрыв туберкулеза (Галлиполи) – Чехия, нищета, студенчество, наконец Париж и исступленная (он исступленный работник!) работа по Евразийству и редакторству – в прошлом году новый взрыв туберкулеза. В постоянную непрерывную его работу в к<инематогра>фе верить трудно – работа трудная, в физически-трудных условиях. Подрабатывать ею – может.
Главное же русло, по которому я его направляю – конечно писательское. Он может стать одним из лучших теоретиков. И идеи, и интерес, и навык. В Чехии он много писал чисто-литер<атурных> вещей, некоторые были напечатаны. Хорошие вещи.[1178]1178
Например: «Октябрь 1917 года» (На чужой стороне. Берлин; Прага. 1925. № 11); «Видовая» (Своими путями. Прага. 1926. № 12/13); «Тиф» (Ковчег. Прага. 1926. № 1); «Тыл» (Благонамеренный. Брюссель. 1926. № 2).
[Закрыть] Будь он в России – непременно был бы писателем. Прозаику (и человеку его склада, сильно общественного и идейного) нужен круг и почва: тó, чего здесь нет и не может быть.
Я – другое, меня всю жизнь укоряют в безыдейности, а советская критика даже в беспочвенности. Первый укор принимаю: ибо у меня взамен МИРОВОЗЗРЕНИЯ – МИРООЩУЩЕНИЕ (NB! очень твердое). Беспочвенность? Если иметь в виду землю, почву, родину – на это отвечают мои книги. Если же класс, и, если хотите, даже пол – да, не принадлежу ни к какому классу, ни к какой партии, ни к какой лнтер<атурной> группе НИКОГДА. Помню даже афишу такую на заборах Москвы 1920 г. ВЕЧЕР ВСЕХ ПОЭТОВ. АКМЕИСТЫ – ТАКИЕ-ТО, НЕОАКМЕИСТЫ – ТАКИЕ-ТО, ИМАЖИНИСТЫ – ТАКИЕ-ТО, ИСТЫ-ИСТЫ-ИСТЫ – и, в самом конце, под пустотой:
– и —
МАРИНА ЦВЕТАЕВА
(вроде как – голая!)
Так было так будет. Что я люблю? Жизнь. Всё. Всё – везде, м. б. всё то же одно – везде.
Из-за приветствия Маяковского на страницах Евразии (два года назад) меня прогоняют из Последн<их> Новостей (Милюков: «Она приветствовала представителя власти», NB! М<аяков>ский даже не был коммунист, его не пускали в пролетарские поэты!), из-за поэмы Перекоп (добровольчество), к<отор>ую, продержав 2 года в ящике и – вынужденная необходимостью – я может быть, если примут, помещу в правом (где ничего в стихах не смыслят) еженедельнике «Россия и Славянство», за поэму Перекоп меня может быть прогонят из единств<енного> журнала, где сотрудничаю вот уже 9 лет, с России, – из «Воли России» (левые эсеры). Но Перекоп-то они не взяли! (Bête noire[1179]1179
Пугало (фр.).
[Закрыть] Добровольчество!) и Совр<еменные> Записки, и Числа не взяли, – куда же мне с ним деваться?! Работала 7 месяцев, держала в столе 2 года, жить не на что, вещь люблю и хочу, чтобы она появилась.
Из-за моего интервью (т. е. приехала сотрудница и расспрашивала, я – отвечала, пошлю) в Возрождении (правые),[1180]1180
H. Городецкая. «В гостях у М. И. Цветаевой».
[Закрыть] С<ергею> Я<ковлевичу> отказали в сотрудничестве в одном более или менее левом издании. Это было третьего дня. Раз я его жена – и т. д. Словом, дела семейные!
Простите за такую подробную отпись, если скучно читать – представьте себе, что это – через 100 лет – мемуары. (Я и на собственные беды так смотрю!)
_______
О Мóлодце. Простая русская сказка: как девушка полюбила мóлодца, а мóлодец оказался упырем – и загубил всю семью – и ее самоё. А потом – едет барин, видит цветок – и т. д.
Остов сказки – народный, я очень мало что изменила.
А гости (м. б. они вам показались большевиками?) простые бесы, которые приехали, чтобы нагадить. Пользуясь слабостью барина, вынуждают его везти ее («барыню» – Марусю!) в церковь, а в церкви – он, Мóлодец! который до последней секунды остерегает ее: Не гляди! НЕ ХОЧЕТ ГУБИТЬ.
Короче: РОК, где нет виновных.
Если увидимся, покажу Вам эту сказку в подлиннике, она у меня со мной.[1181]1181
Русская народная сказка «Упырь».
[Закрыть]
_______
О Борисе. Борис – влюбляется. (Всю жизнь!) И влюбляется – по-мужски. По-пушкински. В Женю он никогда влюблен не был. Был влюблен – в Елену (катастрофа) – и в многих других (только – полегче!) нынче – в ту, эту. Катастрофа неминуема, ибо девушка глазастая. И Борис уже боится: уже проиграл.
(Знаете ли Вы мою «Попытку Ревности»? И есть ли у Вас моя книга «После России»? Если нет – пришлю.)
Пора кормить своих, обрываю. Благодарю бесконечно, страшно смущена, тронута, растравлена. Ради Бога – не шлите больше ничего, а то я буду окончательно уничтожена.
Обнимаю
МЦ
22-го м<арта 1931 г.>
Meudon (S. et О.)
2, Av
Дорогая Раиса Николаевна!
Простите, что не поблагодарила сразу – все дни уходили на спешную правку и переписку поэмы Перекоп, о которой и будет всё следующее письмо – на днях. (То есть: печатать или нет?)
Большое письмо от Бориса, – и о нем напишу. В общих чертах – всё равно. Радоваться за него – рано. Я написала ему большое письмо, которое так и не отослала.
Еще раз – от души спасибо. Живу в смуте – из-за дилеммы (поэмы) Перекоп.
До скорого большого письма. Обнимаю Вас
МЦ.
31-го марта 1931 г.
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Дорогая Раиса Николаевна! Попытка настоящего письма, хотя с головой, разбитой суетою бытового дня. Не взыщите, у меня как у немцев – лучшая голова – утренняя.
Во-первых – Ваша болезнь. Сердце – лютая вещь и – надежная вещь. Лютая – при малейшем перебое – земля из-под ног: состояние землетрясения, с той разницей, что оно – внутри. Надежная ибо держит больше чем обещает и может больше чем может. Я сердце (орган) люблю как можно любить человека: с восхищением и с благодарностью. Сердце – герой.
А Сиротинин[1182]1182
Сиротинин В. Н.
[Закрыть] врал, т. е. не учел чудесности органа. Здесь врач знает меньше чем поэт.
У меня, например, сердце – шалое. Могу – галопом – полверсты в гору и не могу – полное обмирание, до дурноты – при первом повороте автомобиля. На местной, очень веселой карусели, с отделяющимся постепенно сиденьем, чуть не умерла. Не могу лифта (всегда пешком). Воображение? Нет. Не воображают же другие! И не воображаю же в поезде. Не могу – дурнота – когда другой с высоты, о себе уже не говорю: через ж<елезно->д<орожный> мост, где в прогалы видны рельсы, прохожу сжав зубы. Могу все, что пешком, и на земле, нога на земле. И не я могу или не могу, а – сердце.
От мысли о Вашей автомобильной поездке через всю Европу – физически – обмираю.
Нет, лучше где-нибудь нá море или в горах, в тишине. Со своими, без чужих. С какой-нибудь одной книгой на все лето. Такая у меня была прошлым летом – знаете ли? – Sigrid Undset – три части: Der Kranz – Die Frau – Das Kreuz.[1183]1183
Вся вещь, по-немецки: Kristin, Laurinstochter (примеч. М. Цветаевой).
[Закрыть] Всего около 2000 стр<аниц> и – ни одной лишней строки. Норвежский эпос – и женский эпос. Вся страна и вся судьба. Кажется за нее именно получила нобелевскую премию. Наверное переведена на английский, я читала по-немецки, тáк всё лето и прожила – в Норвегии.
– Кто с Вами целые дни – раз лежите? Чуб работает, Ю<рий> Владимирович > наверное тоже занят. Есть ли у Вас в Лондоне близкие друзья? Тоскливо – когда сердце!
А вот вещь которая Вас обрадует и с которой может быть и следовало начать: вчера чек на 25 долл<аров> от Вашего Тихвинского. Правда – удивительно? Факт отдачи удивителен, независимо от человека. Просит прислать две расписки, одну Вам, одну ему. Вашу – прилагаю.[1184]1184
Л. М. Тихвинский должен был деньги Ломоносовым, и, надо полагать, что, отправляя перевод Цветаевой, он гасил часть своего долга.
[Закрыть] С несказанной благодарностью. Теперь сразу смогу внести за Алину школу, и еще останется. Терм, благодаря Вам, будет завтра выплачен целиком. А теперь и с Алиной школой устроено! Не примите за сухость, но просто: слов нет.
Аля получила первый приз на конкурсе иллюстрации. Теперь сама гравирует свою вещь (в первый раз). Если удастся, пришлю Вам оттиск. Результат конкурса-бесплатное обучение гравюре (в этой школе за каждый курс отдельно).
Написала нынче Борису. Вспоминала, как и я хотела уйти (6 лет назад).[1185]1185
Цветаева, вероятно, имеет в виду свой роман с К. Б. Родзевичем.
[Закрыть] Выбор был между язвой (если уйду от С<ергея>) и раной (если уйду от другого). Выбрала чистое: рану. Я своим счастьем жить не могу, никогда с ним не считалась, просто на него глубоко, отродясь неспособна. Прошу Б<ориса> только об одном – жить.
А Вас, дорогая и милая и близкая и далекая, незнакомородная Раиса Николаевна – выздоравливать, то есть: верить в сердце.
О своем злосчастном Перекопе в другой раз. И об очередном большом огорчении – одном отъезде.
Обнимаю и бесконечно благодарю. Всё получила.
М.
<Приписки на полях:>
У нас после жаркой весны – ледяные ветра, но с дивной синевой, точно на океане.
Скоро пришлю Вам карточку Мура, нынче снимали. И напишу Вам о нем.
11-го апреля, первый день Пасхи <1931>
Meudon (S. et O.)
2, Avenue Jeanne d'Arc
Христос Воскресе, дорогая Раиса Николаевна!
Какой ужас с сыном![1186]1186
Речь идет об осложнениях, связанных с лечением Ю. Ю. Ломоносова. Ему даже грозила ампутации ноги.
[Закрыть] Если я до сих пор не могу опомниться – каково Вам? Слава Богу, что не дали беде ходу, вмешались и пресекли сразу. В таких случаях обыкновенно ждут утра, а когда yтpo приходит оказывается, что именно утра не нужно было ждать. (Почему беда так любит ночь?)
Дай Вам Бог – нынче Пасха, лучший день в году и все добрые пожелания должны сбыться! – Дай Вам Бог скорее и вернее успокоиться, для Вас дело не в Вас, мать лично неуязвима, – только через сына – дай Бог Вашему скорой и верной поправки. М. б. лучше, что так разом прорвало, а то бы с медленным процессом внутри, тянулось бы и тянулось, теперь чувство, что внутри – чисто.
