Текст книги "Письма. Часть 2"
Автор книги: Марина Цветаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 54 страниц)
Не знаю, м. б. когда появится в Возрождении (не важно, в чем: на бумаге), многое пропадет: вся гениальная интонация часть, всё намеренное словесное умолчание, ибо чтó многоточие – перед паузой, вовремя оборванной фразой, окончание которой слышим – все.
Зато в лицо досталось антропософам и, кажется, за дело, ибо если Штейнер в Белом действительно не увидел исключительного по духовности человека (-ли?) – существо, то он не только не ясновидящий, а слепец, ибо плененного духа в Белом видела даже его берлинская Frau Wirthin.
Словом, Вера, было замечательно. Мне можно верить, п. ч. я Ходасевича никогда не любила (знала цену – всегда) и пришла именно, чтобы не было сказано о Белом злого, т. е. – лжи. А ушла – счастливая, залитая благодарностью и радостью.
_______
Вышло во „Встречах“ (№ 2) мое „Открытие Музея“, послала бы, но у меня уже унесли. Достаньте, Вера, чтобы увидеть, чтó Посл<едние> Нов<ости> считают монархизмом.
И Пимен вышел – видели? Мне второе посвящение больше нравится:
Оно – формула, ибо в корнях – вес. Корни – нерушимость.
_______
Непременно и подробно напишите, как понравилось или не-понравилось. А Вы себе—понравились? Я над этими двумя строками очень работала, хотелось дать Ваш внешний образ раз-навсегда. А мой Сережа – понравился? (Гость.) А моя Надя (посмертная)? Ведь моя к Вам, Вера, любовь – наследственная, и сложно-наследственная.
_______
– Мама! До чего Вера Муромцева на Вас похожа: вылитая Вы! Ваш нос, Ваш рот, и глаза светлые, а главное, когда улыбается, лицо совершенно серьезное, точно не она улыбается.
Вот первые слова Мура, когда мы от Вас вышли. Я „Веру Муромцеву“ и не поправляла, это и Вас делает моложе, и его приобщает, вообще—стирает возраст: само недоразумение возраста.
Сидим в кинем<атографе> и смотрим празднества в честь рождения японского наследника. (Четыре дочери и наконец сын, как у нас.[979]979
То есть у последней императорской четы в России.
[Закрыть]) „Cette dunastie de 2.600 ans a enfin la joie“[980]980
«У династии, которой 2600 лет, наконец-то радость» (фр.).
[Закрыть] и т. д. Народ, восторги, микадо на коне. И Мур: – Он не такой уж старый… – Я: – Совсем не старый.
На другой день в П<оследних> Нов<остях> юбилей „бабушки“[981]981
Брешко-Брешковской Е. К., которую называли «бабушкой русской революции»
[Закрыть] – 90 л<ет>. И Мур: – Что ж тут такого, что 90 лет и еще разговаривает! Вот микадо две тысячи шестьсот лет – и на коне ездит! И сын только вчера родился… (NB! Он знает, что у очень старых маленьких детей не бывает.)
Жду большого письма. Обнимаю.
МЦ.
26-го февраля 1934 г.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
Дорогая Вера,
Сегодня, придя домой с рынка, остановясь посреди кухни между неразгружёнными еще кошелками и угрожающим посудным чаном, я подумала: – А вдруг мне есть письмо? (от Вас). И тут же: – Настолько наверное нет, что не стоит спрашивать. И тут же погрузилась – и в кошёлки, и в чаны, и чугуны.
И час спустя, С<ережа> – М<арина>, Вам есть письмо. Принятое. И я: – От Веры? Давайте.
И – оцените, Вера! – только вымыв руки, взяла. Об этом я пишу, пиша о невытравимой печати хорошей семьи на Белом.
Белого кончила и переписала до половины.[982]982
Очерк «Пленный дух».
[Закрыть] 15-го читаю в Salle Géographie, предварительно попросив у слушателей – терпения: чтения на полных два часа. Но раз уж так было с Максом: и просила – и стерпели. Приглашу и Руднева. Знаю его наизусть: сначала соблазнится, а потом – ужаснется. И полгода будем переписываться, и раз – увидимся, и это, м. б., будет – последний раз. (Спасли Пимена только мои неожиданные – от обиды и негодования – градом! – слезы. Р<уднев> испугался – и уступил. Между нами!)
Белый – удался. Еще живее Макса, ибо без оценок. Просто – живой он, в движении и в речи. Почти сплошо его монолог. Если Руднев не прельстится и надежды напечатать не будет – пришлю тетрадь, по к<отор>ой 15-го буду читать, потому что непременно хочу, чтобы Вы прочли. Он – настолько он, что не удивилась бы (и не испугалась бы!), вскинув глаза и увидев его посреди комнаты. Верю в посмертную благодарность и знаю, что он мне зла – никогда не сделает. Только сейчас горячо жалею, что тогда, в 1922 г. в Берлине, сама не сделала к нему ни шагу, только – соответствовала. Вы это поймете из рукописи. У меня сейчас чувство, что я могла бы этого человека (??) – спасти. Это Вы тоже увидите из рукописи.
Из всех слушателей радуюсь Ходасевичу. Я ему всё прощаю за его Белого. (Вы не читали в Возрождении? Я напечатанным – не видела, но в ушах и в душе – неизгладимый след.)
_______
Радио. (Я тоже говорю радио, а не T.S.F., к<отор>ое путаю с S.O.S. и в котором для меня, поэтому, – тревога.) Вера, и у нас радио, и вот как, и вот какое. В Кламаре у нас есть друзья Артемовы,[983]983
Артемов Г. К. – художник, скульптор. Его жена, урожденная Никанорова, Лидия Андреевна – художница.
[Закрыть] он и она (он – кубанский казак, и лучший во Франции резчик по дереву. Его работу недавно (за гроши) купил Люксембургский Музей. Она – акварелистка). И вот, они на всё обменивают свои вещи: и на мясо, и на обувь, и на радио. Нá-два. Т. е. получив новое, старое дали нам. И – какое! Длинное, как гроб, а вокруг, на неисчислимом количестве проводов, три тяжеленных ящика, один – стеклянный. И все это нужно ежедневно развинчивать, завинчивать, чистить наждаком, мазать ланолином (!) – и всё это ежесекундно портится, уклоняется, перерывается, отказывается служить. День он у нас играл, т. е. мы слышали все похороны Короля Альберта,[984]984
Бельгийский Король Альберт I стал жертвой несчастного случая, занимаясь альпинизмом в Арденнах.
[Закрыть] но это – всё, что мы слышали, ибо С<ережа> заснул, забыл вынуть что-то из чего-то и ночью он разрядился и совсем издох: даже не хрипит. И занимает у нас целый огромный стол (оставленный уехавшими в Литву Карсавиными), на к<отор>ом мы, в случае гостей, обедали. И гладили. И кроили. Забыла огромную бороду, свисающую со шкафа и в которой, кажется, всё дело и есть. К нам каждый день ходят любители – теесефисты[985]985
Здесь: игроки в гольф; от франц. tee – метка для мяча (в гольфе).
[Закрыть] (NB! бастующие шоферы) и каждый утверждает, что дело в этом, и это никогда не совпадает, но на одном все сходятся: 1) что аппарат – автомобильный 2) самый первой конструкции (NB! велосипед Иловайского) 3) что он – 6-ти ламповый 4) что ни одна из 6-ти ламп не горит 4) что можно его разобрать и, прикупив на 300 фр<анков> частей, построить новый 5) который будет слушать Россию 6) которую они каждый вечер будут ходить к нам слушать, а 7-ое – завтра, п. ч. завтра придет очередной шофер-теесефист.
Словом, ни стола, ни музыки, только тень Короля Альберта, с которым у меня всякое радио теперь уже связано – навсегда.
______
Хорош конец Короля Альберта? По-моему – чудесен. С 100-метрового отвеса – и один. Король – и один. Я за него просто счастлива. И горда. Так должен умереть последний король.
_______
В Vu[986]986
Популярный парижский журнал. Выходил также под названием «Vu et Lu» («Зрелище и чтиво»).
[Закрыть] за месяц до его гибели было предсказание на 1934 астрологический год:
„Je vois le peuple belge triste et soucieux: la Belgique se sent frappée à la tête…“[987]987
«Я вижу бельгийский народ в печали и озабоченным: Бельгия поражена в голову…» (фр.).
[Закрыть]
А когда подумаешь о его раздробленной голове.
То, что могло показаться иносказанием („глава государства“), оказалось самым точным видением (той головой, на которую – камень). Вера, умирать все равно – надо. Лучше – тáк.
Ведь до последней секунды вокруг него шумел лес! И чем проваливаться в собственный пищевод (Schlund: по-немецки Schlund и пищевод и ущелье) – ведь лучше в настоящее ущелье, ведь – более понятно, менее страшно??
_______
Вы спрашиваете про Мура? Страстно увлекается грамматикой: по воскресеньям, для собственного удовольствия, читает Cours supérieur,[988]988
Высший курс (грамматики) (фр.).
[Закрыть] к<отор>ый похитил у С<ережи> с полки и унес к себе, как добычу. – „Ма-ама! Ellipse! Inversion![989]989
Эллипс! Инверсия! (лингв., фр.)
[Закрыть] Как интересно!!“
Недавно, за ужином, отклекаясь от тарелки с винегретом, в которую вовлекается так же, как в грамматику:
„Вот я сегодня глядел на учительницу и думал: – Все-таки у нее есть какая-то репутация, ее знают в обществе, а мама – ведь хорошо пишет? – а ее никто не знает, потому что она пишет отвлеченные вещи, а сейчас не такое время, чтобы писать отвлеченные вещи. Так – что же Вам делать? Вы же не можете писать другие вещи? Нет, уж лучше пишите по-своему“.
В той же грамматике (Cours supéerieur) в отделе Adverbe[990]990
Наречие (фр.).
[Закрыть] выкопал:
Dictée et Récitation[991]991
Диктант и чтение наизусть (фр.).
[Закрыть] – L'Hommé tranquille[992]992
Тихий человек (фр.).
[Закрыть]
Il se lève tranquilleinent,
Déjeune raisonnablement,
Dans Ie Luxembourg fréquemment
Promène son désoeuvrement,
Lit la gazette exactement,
Quand il a dine largement
Chez son compère Clidamant
S’en va causer très longuement;
Revient souper légèrement,
Rentre dans son appartement,
Dit son Pater dévotement,
Se déshabille lentement,
Se met au lit tout doucement,
Et dort bien profondément.[993]993
Он встает спокойно,// Завтракает торопливо,// В Люксембургском парке часто// Прогуливается поздно,// Газету читает тщательно,// И после того, как ужинает обильно,// К своему товарищу Клидаману// Отправляется беседовать подолгу;// Возвращается, чтобы поужинать скромно,/ Идет домой к себе в квартиру,// Говорит Отче наш набожно,// Раздевается медленно,// Ложится в постель спокойно,// И спит очень крепко (фр.) (Учебный пример на наречие в переводе В. Лосской).
[Закрыть]
И, Myp:
Et quand il gagne de l'argent?[994]994
– А когда он зарабатывает деньги? (фр.).
[Закрыть]
с чистосердечнейшим удивлением.
_______
Милая Вера, берегите свое сердце, упокаивайте его музыкой. Ужасное чувство – его самостоятельная, неожиданная для вас – жизнь. Об этом еще сказал Фет:
И я – знаю. И Рильке – знал. Сердце нужно беречь – просто из благодарности, за всю его службу и дружбу. Я свое люблю, как человека. Ведь оно за все платится, оно вывозит. И умри я от него завтра – я все-таки скажу ему спасибо. За всё.
_______
Я рада, что Вам лучше жить. Я рада, что Вы больше не в Париже,[996]996
После поездок, связанных с вручением И. А. Бунину Нобелевской премии и двухнедельного пребывания в Париже, Бунины в феврале 1934 г. уехали в Грасс.
[Закрыть] под угрозой всех этих, Вам совершенно ненужных дам. Пришлите мне на прочтение Св<ятую> Терезу,[997]997
Речь, вероятно, идет об автобиографической книге Святой Терезы маленькой «Vie de Ste Thérèse de l’Enfant Yésus ecrite par elle-même». В миру – Мари Франсуаза Тереза Мартен; канонизирована в 1925 г.
[Закрыть] я о ней недавно думала, читая „L’affaire Pranzini“[998]998
«Дело Пранцини» (фр.).
[Закрыть] (подлинное уголовное парижское дело в конце прошл<ого> века).
Обнимаю Вас, Вера, не уставайте над письмами мне, я ведь знаю, что Вы меня любите.
М.
28-го апреля 1934 г.
Clamort (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
Дорогая Вера,
– Наконец! —
Но знайте, что это – первые строки за много, много недель. После беловского вечера (поразившего меня силой человеческого сочувствия) сразу, на другое же утро – за переписку рукописи, переписку, значит – правку, варианты и т. д., значит – чистовую работу, самую увлекательную, но и трудную. Руднев ежеминутно посылал письма: скорей, скорей! Вот я и скакала. Потом – корректура, потом переписка двух больших отрывков для Посл<едних> Нов<остей>,[999]999
В «Последних новостях» (13 мая 1934 г.) был опубликован фрагмент очерка о Белом: «Из рукописи „Пленный дух“ (Моя встреча с Андреем Белым (Цоосен)».
[Закрыть] тоже скорей, скорей, чтобы опередить выход Записок, но тут – стоп: рукопись уже добрых две недели как залегла у Милюкова, вроде как под гробовые своды. А тут же слухи, что он вернулся – инвалидом: не читает, не пишет и не понимает. (Последствия автомобильного потрясения.[1000]1000
П. Н. Милюков получил травму головы и по совету врачей уехал на несколько недель на юг Франции
[Закрыть]) Гм… Очень жаль, конечно, хотя я его лично терпеть не могу, всю его породу энглизированного бездушия: Англия без Байрона и без моря – всю его породу – за всю свою (Байрона и моря без Англии) – но все же жаль, п. ч. старик, и когда-то потерял сына.[1001]1001
сын П. Н. Милюкова, Сергей, был убит на фронте в 1915 г.
[Закрыть] Жаль-то жаль, но зачем давать ему в таком виде – меня на суд?? Теряю на этом деле 600 фр<анков> – два фельетона, не считая добрых двух дней времени на зряшную переписку.
После переписки, и даже во время, грянули нарывы, целая нарывная напасть, вот уже второй месяц вся перевязанная, замазанная и заклеенная, а прививки делать нельзя, п. ч. три-четыре года назад чуть не умерла от второго „пропидона“ (?) и Н. И. Алексинская[1002]1002
Алексинская Н. И.
[Закрыть] (прививала она) раз-навсегда остерегла меня от прививок, из-за моего неучтимого сердца.
Вот и терплю, и скриплю.
Но главное. Вера, дом. Войдите в положение: С<ергей> Я<ковлевич> человек не домашний, он в доме ничего не понимает, подметет середину комнаты и, загородясь от всего мира спиной, читает или пишет, а еще чаще – подставляя эту спину ливням, гоняет до изнеможения по Парижу.
Аля отсутствует с 81/2 ч. утра до 10 ч. вечера.
На мне весь дом: три переполненных хламом комнаты, кухня и две каморки. На мне – сдельная (Мурино слово) кухня, п. ч. придя – захотят есть. На мне весь Myp: проводы и приводы, прогулки, штопка, мывка. И, главное, я никогда никуда не могу уйти, после такого ужасного рабочего дня – никогда никуда, либо сговариваться с С<ергеем> Я<ковлевичем> за неделю, что вот в субботу, напр<имер>, уйду. Так я отродясь не жила. И это безысходно. Мне нужен человек в дом, помощник и заместитель, никакая уборщица делу не поможет, мне нужно, чтобы вечером, уходя, я знала, что Мур будет вымыт и уложен вóвремя. Одного оставлять его невозможно: газ, грязь, неуют пустого жилья, – и ему только девять лет, а дети все – безумные, оттого они и не сходят с ума.
А человека в дом – это деньги, минимум полтораста в месяц, у меня их нет и не будет, п. ч. постоянных доходов – нет: вот рассчитывала на П<оследние> Нов<ости>, а Милюкову „не понравилось“ (пятый, счетом, раз!).
Аля окончательно отлепилась от дома, с увлечением выполняет в чужом доме куда более трудную, чем в своем, берущую все время, весь день, тогда как дома у нее оставалось добрые 3/4 на себя. Причем работает отлично, а дома разводила гомерическое свинство, к<отор>ое, разбирая, обнаруживаю постепенно: комья вещей под всякими кроватями, в узлах, чистое с грязным, как у подпольных жителей, не буду описывать – тошнит.
Достаточно сказать Вам, что три дня сряду жгу в плите, порезая на куски, ее куртки, юбки, береты, равно как всякие принадлежности С<ергея> Я<ковлевича>, вроде пражских, иждивенских еще, штанов и жилетов, заживо сожранных молью – нафталина они оба не признают, издеваются надо мной, все пихают в сундуки нечищенное и непереложенное, и, в итоге – залежи молиных червей, живые гнезда – и сквозные вещи, которые только и можно, что мгновенно сжечь. Вода кипит – надо стирать, а сушить негде: одно кухонное окно. В перерыве бегаю за Муром и вожу его гулять – и сама дышу, с содроганием думая об очередном „угле“, из которого: одна нога примуса, одинокая эспадрилья (где пара?), комок Алиных вылезших волос, к<отор>ые хранит!!! неописуемого вида ее „белье“ и пять бумажных мешков с бутербродами, к<отор>ые ей давала с собой на 4 ч. – зеленое масло, зеленое мясо, зеленый хлеб (все это она потихоньку выкидывала, предпочитая, очевидно, „круассан“ в кафе, – меня легко обмануть!). Понимаете, Вера, из всех углов, со всех полок, из-за всех шкафов, из-под всех столов – такое. Неизбывное.
И какое ужасное действие на Мура: я в вечной грязи, вечно со щеткой и с совком, в вечной спешке, в вечных узлах, и углах, и углях – живая помойка! И с соответствующими „чертями“ – „А, черт! еще это! а ччче-ерт!“, ибо смириться не могу, ибо все это – не во имя высшего, а во имя низшего: чужой грязи и лени.
Мур – Людовиков Святых и – Филиппов – я – из угла, из лужи – свое. Прискорбный дуэт, несмолкаемый.
Смириться? Но во имя чего? Меня все, все считают „поэтичной“, „непрактичной“, в быту – дурой, душевно же – тираном, а окружающих – жертвами, не видя, что я из чужой грязи не вылезаю, что на коленях (физически, в неизбывной луже стирки и посуды) служу – неизвестно чему!
Если одиночное заключение, монастырь – пусть будет устав, покой, если жизнь прачки или кухарки – давайте реку и пожарного (-ных!). И еще лучше – сам пожар!
И это я Богу скажу на Страшном Суду. Грехи?? Раскаяние? Ого-о-о!
_______
А, впрочем, я очень тиха, мои „черти“ только припев, а м. б. лейтмотив. Нестрашные черти, с облезшими хвостами, домашние, жалкие.
________
Страшно хочется писать. Стихи. И вообще. До тоски. Вчера – чудная встреча на почте с китайцем, ни слова не говорившим и не понимавшим по-франц<узски>, говорившим. Вера, по-немецки! в полной невинности.
И почтовая барышня (он продавал кошельки и бумажные цветы) – C'est curieux! Comme le chinois ressemble à l’anglais![1003]1003
Это любопытно! Как китайский похож на английский! (фр.)
[Закрыть] – Я: – Mais c'est allemand qu’il vous parle![1004]1004
Но он говорит вам по-немецки! (фр.)
[Закрыть]
И стала я при моем китайце толмачом. И вдруг – „Ты русский? Москва? Ленинград? Хорошо!“ – Оказывается, недавно из России. Простились за руку, в полной любви. И Мур, присутствовавший:
– Мама! Насколько китайцы более русские, чем французы!
Милая Вера, как мне хотелось с этим китайцем уйти продавать кошельки или, еще лучше, взять его Муру в няни, а себе – в отвод души! Как бы он чудно стирал, и гладил, и готовил бы гадости, и гулял бы с Муром по кламарскому лесу, играл бы с ним в мяч!
Мои самые любимые – китайцы и негры. Самые ненавистные – японцы и француженки. Главная моя беда, что я не вышла замуж за негра, теперь у меня был бы кофейный, а м. б. – зеленый Мур! Когда негр нечаянно становится со мной рядом в метро, я чувствую себя осчастливленной и возвеличенной.
А мой не-зеленый Мур дивно учится, умнеет не по дням, а по часам, не дает себя сбивать с толку помойками. (– Плюньте, мама! Идите писать! Нý, мóль, нý, Алины мерзости… – при чем тут Вы??)
Выстирала его пальто, детское, верблюжье, развесила на окне. – „Смотри, Мур, вот твое детское, верблюжье. Видишь волосы?“– Мур с почтением: – Неужели верблюд??? (Озабоченно:) – Но где же его горб??
После ужасающей молино-нафталиновой сцены; – Вот ты видишь, Мур, чтó значит такой беспорядок. Ведь – испугаться можно!
– Га-дость! Еще chauve-souris[1005]1005
Летучая мышь (фр.).
[Закрыть] вылетит!
________
Получила, милая Вера, Терезу. Сберегу и верну. Но боюсь, что буду только завидовать. Любить Бога – завидная доля!
Бог согнулся от заботы —
И затих.
Вот и улыбнулся, вот и
Много ангелов святых
С лучезарными телами
Сотворил.
Есть – с огромными крылами,
А бывают и без крыл…
Оттого и плачу много,
Оттого —
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов Его.
(Москва, 1916 г.)[1006]1006
Стихотворение М. Цветаевой из сборника «Версты I». (M., 1922).
[Закрыть]
А сейчас – и ангелов разлюбила! Обнимаю. Пишите.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Письмо написано залпом. Не взыщите! М. б. – ошибки. Бегу за Муром.
Vanves (Seine)
33, Rue Jean Baptiste Potin
20-го Октября 1934 г.
Дорогая Вера,
Я кругом перед Вами виновата: до сих пор не вернула книги, до сих пор не отозвалась, а теперь еще обращаюсь с просьбой, и даже двумя.
Да послужит мне это самообвинение смягчающим обстоятельством, хотя нашлись бы и другие!
Когда я нынче открыла газету, нет, даже не так: вбежал Мур с криком: – Мама! Волконский умер! Я похолодела и ринулась и – слава Богу! – не мой: брат: протоиерей Александр Михайлович Волконский.[1007]1007
Брат С. М. Волконского, русский католик.
[Закрыть] Тут же заметка о его католичестве – тут же по ассоциации – petite Sainte Thérèse[1008]1008
Святая Тереза маленькая (фр.).
[Закрыть] – И тут же Вы – и сознание: перст! (Вы еще ничего не понимаете, сейчас поймете.) А до газеты было pneu от кассира Посл<едних> Нов<остей> Могилевского,[1009]1009
Могилевский В. А. – заведующий конторой «Последних новостей».
[Закрыть] где он извещает меня, что обещанного им (на свой страх и риск) аванса дать не может, ибо оказалось, что Пав<ел> Н<иколаевич> моего „Китайца“ еще не читал.
Теперь слушайте внимательно: этот „Китаец“ мною был сдан в П<оследние> Нов<ости> 15-го июля, и с тех пор (15-ое июля – 20-ое октября) моего не было напечатано Посл<едними> Новостями – ни строки.[1010]1010
3 августа 1934 г. «Последние новости» опубликовали ее рассказ «Страховка жизни». Рассказ «Китаец» в газете был напечатан 24 октября 1934 г.
[Закрыть] На все мои напоминания и запросы – успокоительный ответ Демидова:[1011]1011
Демидов И. П.ч.
[Закрыть] – Вещь Павлом Ник<олаевичем>[1012]1012
П. Н. Милюков.
[Закрыть] читана и принята. На днях появится. – Дни шли, приближался терм, вещь не появлялась. (А ресурсов у меня, Вера, никаких.) Наконец я возопила к Могилевскому (кассиру), не выдаст ли он мне 300 фр. до напечатают, раз вещь по словам Демидова принята – просто к терму. Он – обещал. Прихожу 12-го – его нету: болен ангиной. Прихожу 14-го – то же самое. Т. е. все напечатавшие получили, а мне Демидов дать отказывается, ссылаясь на личную ответственность Могилевского: придет-де – выдаст. Хорошо. С величайшим трудом в последнюю минуту собираю эти 300 фр<анков> по совершенно нищим, свято обещая отдать в первый же день прихода Могилевского в Новости – и уплачиваю терм. Вчера перв<ый> день выздоровл<ения> М<огилев>ского, посылаю Алю в П<оследние> Нов<ости> за деньгами – Могилевский ей не дает – а нынче, в 7 ч. утра следующее pneu:
Многоуважаемая М<арина> И<вановна>
К сожалению, до сих пор не выяснено не только, когда пойдет Ваш рассказ, но и принят ли он, так как Павел Николаевич его еще не читал. Игорь Платонович обещал сегодня выяснить вопрос и я завтра же сообщу Вам о результатах. Если я получу уверенность, что он принят, я сейчас же выдам Вам аванс, но не в размере 300 фр., а увы! только 200 фр. Больше мне не разрешено. (Подпись)
_______
Три месяца вещь лежала в Новостях, и дважды и даже трижды Демидов врал мне, что вещь Милюковым принята. Зная, что такое для нищего – терм, выдать мне на него 300 фр. авансу – отказался. А теперь, явно, запретил Могилевскому дать мне триста, даже если принят. Что это, Вера, как не выпихиванье меня обеими руками – из эмиграции – в Сов<етскую> Россию. На какие деньги мне жить? Совр<еменные> Записки за 20 стр. тексту стали платить 216 фр., да и то следующая книга выходит без меня, п. ч. Руднев летом потерял мой адр<ес>. У меня ничего нет. Единственное платящее место – П<оследние> Нов<ости>, и я не могу добиться, чтобы меня печатали в них хоть раз в три месяца, на 300 фр. – к терму. А они печатают – всех. Ведь меня. Вера, сдавили так, что мне остается только выскочить– пробкой из бутылки с гниющей жидкостью (ибо это – не шампанское, а пробка – они! шампанское – я!). ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?
Пишу я – не хуже других, почему же именно меня заставляют ходить и кланяться за свои же труды и деньги: – Подайте, Христа ради! Хоть раз – к терму… – и не дают, как не дали в этот раз.
А в прошлый терм. Вера, был целый скандал: т. е. внезапно, посреди редакции, хлынувшие слезы и мой собственный голос, помимо меня говоривший (а я – слушала) – Если завтра вы, г<оспо>да, услышите, что я подала прошение в Сов<етскую> Россию, знайте, – что это вы: ваша злая воля, ваше презрение и плевание!
Тогда М<огилев>ский, меня пожалев (он очень добр!), мне аванс – дал. А на этот раз – заболел, а после болезни ему Демидов – запретил, это ясно из конца его письма.
Что мне делать с Демидовым? Ибо он в П<оследних> Нов<остях> – всё (хотя у газеты с Милюковым и одни инициалы!). И он меня – не хочет.
А ресурсов – нет. И что мне делать – с собой?
Итак, Вера, подумайте: через кого бы воздействовать на Демидова? Кого он боится? Не вступился ли бы за меня Иван Алексеевич,[1013]1013
И. А. Бунин.
[Закрыть] разъяснив Демидову, что я все-таки заслуживаю одного термового фельетона (хорошо бы двух!). Что так делать – грех. Что нельзя, без объяснения причин, от чистейшей подлости, обрекать настоящего писателя – на нищенство и попрошайничество (да никто уже и не дает!). Либо, если И<вану> А<лексеевичу> так – неудобно, пусть бы запросил Демидова, почему меня никогда не печатают,[1014]1014
За 1933 г. было пять её публикаций и две за 1934 г.
[Закрыть] – что у меня все же есть читатель, что я, наконец, стою чего-то…
А если И<ван> А<лексеевич> не захочет – через кого? Подумайте, Вера. Ибо у меня уже сердце кипит и боюсь, что кончится пощечиной полной правды – т. е. разрывом. Ибо у меня много накипело.
______
Вторая просьба: на погашение термовых долгов 1-го устраиваю „вечер“, т. е. просто стою и читаю вещь, к<отор>ая не пойдет, верней: уже не пошла в следующей книге Совр<еменных> Зап<исок>, п. ч. Р<удне>в потерял мой адрес. Мать и Музыха (мое музыхальное детство). И вот, просьба, милая Вера: посылаю Вам 10 билетов, разошлите их от себя своим парижским знакомым, которые Вас любят или с Вами считаются, пусть возьмут, а деньги пришлют мне по адр<есу>:
33, Rue Jean Baptiste Potin
Vanves (Seine)
Мое положение – отчаянное. За Мура в школу не плочено (75 фр. в месяц + страховка здоровья + учебники – т. е. не меньше 125 фр., угля – нет, а дом старый и страшно мерзнем, у Али совсем нет обуви, – и всё – тáк. (Аля, оказыв<ается>, служила летом у немецких Ротшильдов – банкиров Bleichröder и получила 150 фр. в месяц, уча и воспитывая троих детей и бабушку (бабушку – французскому! Ей 80 л<ет>, и вся в заплатах). А когда Аля от них приехала и стала рассказывать, оказалось, что она служила у гамбургских миллионеров, если не миллиардеров. Самый крупный банкирский дом Германии. Была с ними в Нормандии.)
_______
Ну, вот. Вера. – Невесело? —
________
Ради Бога, Вера, управу на Демидова! Взывать к его совести – бес полезно. Он – подл. Нужен – страх. И это еще потомок Петра – о, Господи! Меня в редакции очень любят: и Могилевский, и Гронский[1015]1015
Гронский П. П.
[Закрыть] и Ладинский,[1016]1016
Ладинский А. П.
[Закрыть] и Берберова[1017]1017
Берберова Н. Н.
[Закрыть] и Поляков[1018]1018
Поляков А. А.
[Закрыть] (и я его – очень!) и Алданов,[1019]1019
Алданов М. А.
[Закрыть] но все они – ничто перед Демидовым, Посл<едние> Нов<ости> – он.
Ответьте мне поскорее, чтó Вы думаете.
Вы-то, Вера, не будете меня судить, когда узнаете, что я подала прошение? Но – еще погожу. НЕ ХОЧЕТСЯ!
Обнимаю вас.
МЦ
Книга цела. Пришлю заказным после вечера.
Билеты посылаю нынче же imprimé.[1020]1020
Здесь: отправление (почтовое) (фр.).
[Закрыть]
29-го Окт<ября> 1934 г.
Vanves (Seine)
33, Rue Jean Baptiste Potin
Дорогая Вера,
Короткое словцо благодарности: я вся в черновиках, похожих на чистовики, и в чистовиках – всё еще черновиках, и в письменных воплях о напечатании сообщения о моем вечере, и в Муриных – и для меня убийственных – арифметических systeme metriqu’овых задачах.
Только стихов мне не удается писать!
Итак, сердечное спасибо за присланное: мне и в голову не приходило, что, отсутствуя, можно купить. Ваши деньги – первая ласточка, на них живем уже который день. (Правда, странно – жить на ласточку?!)
Обнимаю Вас и после вечера сейчас же напишу и, главное, пришлю книгу – и даже две. Вера.
– Вы знаете латынь? Я – нет.
МЦ.
Спасибо за заботу о пальто!
1-го ноября 1934 г.
Vanves (Seine)
33, Rue Lazare Carnot
Дорогая Вера,
В первую голову – Вам. Самое мое сильное впечатление от вечера:
– Я так хотела продать билет одному господину, очень богатому, – у него, у нас – такие счета! („у нас“ – у Гавронского, говорит его помощница Тамара Владимировна, бывшая Волконская).[1021]1021
Гавронский Я. Б.
[Закрыть] Но знаете, что он мне сказал: – „Цветаева ОЧЕНЬ вредит себе своими серебряными кольцами: пусть сначала продаст…“
Это, Вера, в ответ на предложение купить десятифранковый билет на целый вечер моего чтения, авторского чтения двух неизданных вещей…
Как мне хочется. Вера, в громкий и молчаливый ответ ему написать вещь „Серебряные кольцы“ (Блок) – о том, как моя кормилица, цыганка, вырвала их из ушей и втоптала в паркет – за то, что не золотые, и еще про солдата-большевика в Революцию, который мне помог на кровокипящей ненавистью к буржуям станции „Усмань“ и которому я подарила кольцо с двуглавым орлом (он, любовно: – А-а-рёл… По крайней мере память будет)… и еще:
Дать весь серебряно-колечный, серебро-кольцовый аккомпанемент – или лейтмотив – моей жизни…
И еще возглас председателя моего домового комитета, бывшего княжеского повара, Курочкина: – Не иначе как платиновые. Не станет барыня – а у них на Ордынке дом собственный[1023]1023
В 1912 г. Цветаевой с мужем купили дом в Казачьем переулке, расположенном между Большой Ордынкой и Большой Полянкой.
[Закрыть] – „серебряные носить, как простая баба деревенская…“
И возглас простой бабы деревенской на Смоленском рынке, на мою черную от невытравимой грязи, серебряную руку:
– Ишь, серебряные кольца нацепила, – видно, золотых-то – нет! Вера, я всю жизнь прожила в серебре и в серебре умру. И какой чудесный, ко всему этому серебру, заключительный аккорд („Пускай продаст“…).
______
Вечер прошел очень хорошо. Зал был маленький, но полный, и дружески-полный: пришли не на сенсацию (как тогда, после смерти Белого),[1024]1024
Цветаева имеет в виду свой предыдущий вечер 15 марта 1934 г.
[Закрыть] а на меня – мои вечные „Getreue“.[1025]1025
getreu (нем.) – верный.
[Закрыть] Многих я знаю уже по вечерам, напр<имер> странную женскую пару: русскую мулатку и ее белокурую подругу. И старики какие-то, которые всегда приходят и всегда спят: русские старики, входные, – не по долгу совести клиента Гавронского, пришедшего потому что заплатил. И старушка из Русск<ого> Дома в Свя<той> Женевьеве, – поверх кофты – юбка, а поверх юбки – еще кофта – и так до бесконечности… И всякие даровые, приходящие явно – пешком… О, как я бы хотела читать ДАРОМ и всем подарить по серебряному кольцу. Но я, Вера, теми „кольцами“ – „пускай продаст“ меньше уязвлена, чем удовлетворена: формула буржуазного (боюсь еврейски-буржуазного) хамства.
Читала я. Вера, Мать и Музыка – свою мать и свою музыку (и ее музыку!) и – пустячок, к<отор>ый очень понравился, п. ч. веселый (серьезно-веселый, не-совсем-вéсело-веселый) – „Сказка матери“ малолетним Асе и мне. Надеюсь, что из-за успеха (явного) возьмут в Посл<едние> Новости.
Чистый доход. Вера, (Вас – включая) 500 фр., уже уплатив за залу. 290 уже вчера заплатила за Мурину школу: Октябрь и Ноябрь – и учебники (89 фр. 50! за девятилетнего мальчика, и всё это он учит наизусть: идиотизм!) – и обязательную страховку. Словом, гора с плеч до 1-го декабря. И уже заказала уголь – на 50 фр. и сейчас Аля поехала в Hôtel de Ville[1026]1026
Название парижского квартала.
[Закрыть] – по горячему следу уже убегающих денег! – за ведрами и совками и щитками – и черт (именно он, черный!) еще знающий за чем: ВСЕМ ПЕЧНЫМ. Печи, слава Богу, есть.
Холод у нас лютый, все спим – под всем. А серебряные кольцы я все-таки не продам (кстати, за них бы мне дали франков десять – не шутка, конечно: пара – да, и то… А танцор Икар[1027]1027
Барабанов Николай Федорович
[Закрыть] обещал мне медное кольцо – с чертом!).
Вера, сколько во мне неизрасходованного негодования и как жалею, что оно со мной уйдет в гроб.
Но и любви тоже: благодарности – восхищения – коленопреклонения – но с занесенной – головой!
А я сейчас пишу черта,[1028]1028
Автобиографический очерк «Черт».
[Закрыть] мое с ним детство, – и им греюсь, т. е по-настоящему не замечаю, что два часа писала при открытом окне, – только пальцы замечают – и кончик носа…
Вера, спасибо за всё! Да, Аля, к<отор>ая сидела в кассе, рассказывала про господина (седого), давшего 50 фр… Наверное – Ваш.
Кончаю, п. ч. сейчас придут угольщики и надо разыскать замок для сарая и, самое трудное, к нему – ключ.
Обнимаю Вас.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Вера, Вы меня за моего Черта – не проклянете? Он – чу-у-удный (вою – как он, п. ч. он, у меня – пес).
3-го ноября 1934 г.
Vanves (Seine)
33, Rue J. В. Potin
Дорогая Вера,
Только что потеряла на улице письмо к Вам – только что написанное: большое, о вечере, – на такой же бумаге, с маркой и обратным адресом. Немец – до-гитлеровский – бы опустил (гитлеровский бы выкинул из-за иностранной фамилии) – но так как здесь французы и русские…
Словом, если не получите – а, если получите, то одновременно с этим – известите; напишу зáново. Выронила из рук.
Пока же, вкратце:, вечер сошел благополучно, заработала – по выплате зала – 500 фр. (Ваши включая) – был седой господин, к<отор>ый дал 50 фр., наверное – Ваш. Уже заплатила за 2 месяца Муриного учения, страховку и учебники – 300 фр. и заказала уголь. – Вот. —
Но самое интересное – в том письме. (Помните Gustav Freytag. „Die verlorene Handschrift“?[1029]1029
Густав Фрейтаг. «Потерянная рукопись» (нем.).
[Закрыть])
Непременно известите.
Обнимаю Вас.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Письмо потеряно в 11 ч. дня, на полном свету, на широкой, вроде Поварской, улице – и вдобавок конверт – лиловый. Значит, если не дойдет – французы – жулики: такая новая красивая красная марка в десять су! А русский не опустит, п. ч. пять лет проносит его в кармане.
22-го ноября 1934 г.
Vanves (Seine)
33, Rue Jean Baptiste Potin
Дорогая Вера,
Если все мои письма – между нами, то это – совсем между нами, потому что это-мое фиаско, а я не хочу, чтобы меня жалели. Судить будут – все равно.
Отношения мои с Алей, как Вы уже знаете, последние годы верно и прочно портились. Ее линия была – бессловесное действие. Всё наперекор и все молча. (Были и слова, и страшно-дерзкие, но тогда тихим был – тон. Но – мелкие слова, ни одного решительного.)
Отец ее во всем поддерживал, всегда была права – она, и виновата – я, даже когда она, наступив в кошелку с кошачьим песком и, естественно, рассыпав, две недели подряд – так и не подмела, топча этот песок ежеминутно, ибо был у выходной двери. Песок – песчинка, всё было тáк.
