Текст книги "Письма. Часть 2"

Автор книги: Марина Цветаева

1-го сентября 1936 г., среда

Château d'Arcine,

Письмо о стихах[1891]1891
  посвящено разбору стихотворений А. Штейгера.


[Закрыть]

– Что я об этих стихах думаю?

Первое и резкое: убрать кавычки – отличные стихи.[1892]1892
  Здесь и далее речь идет о стихотворении А. Штейгера «60-ые годы». Позже А. Штейгер проставил к данному стихотворению посвящение «М. Цветаевой».


[Закрыть]

Зачем и откуда – с Вашим чудесным сердцем – кавычки на таких чудесных, чудодейственных вещах, как жалость, труд, страдание, любовь, подвиг?

Что такое кавычки? Знак своей непричастности – данному слову или соединению слов, как знак его условности в наших устах. Подчеркнутая чуждость их простому употреблению и толкованию. Знак своего превосходства – над той простотой. Кавычки – ирония. То же самое, что «так называемая жалость». Так называемая, а мною так не называемая, мною не тáк называемая, мною называемая – слабость (либо глупость).

Но, родной мой, вычеркнув из своего душевного обихода и словаря – слова (и понятия) – совесть, расплата, нищенство, больница, тюрьма, братство, любовь, труд – чтó тогда от мира и от сердца останется?

Вы скажете: – М<арина> И<вановна>, Вы передернули, Вы подменили пошлые (ставшие пошлыми) словесные соединения – именами существительными, пошлыми быть не могущими.

Но, мой друг: чтó пошлого – в больничной палате? Это не пошло, а – точно. То же и о нищенской суме (я, кроме этой нищенской сумы, в России, с 1917 г. по 1922 г. ничего не видала, но ее зато – непрерывно). И расплата за день – не пошлость. М. б. немножко общё. Беря эти слова в кавычки. Вы в кавычки берете не словесные трафареты, ибо эти слова – не трафарет: слишком уж насущны, как слово «черный хлеб», как сам черный хлеб. Остаются другие: «равенстве, братстве, труде» (привожу из памяти) и «Мысли о мéньшем страдающем брате» – да, эти слова – трафарет, но зачем же Вы их берете? Зачем же Вы пользуетесь грошовым орудием чужого неумения – чтобы разбить бессмертные вещи?

Ведь два вывода: либо Вы, в этих стихах, сражаетесь с словесными трафаретами, а не вещами, тогда – стóит ли? Либо Вы наивно отождествляете бессмертные понятия с пошлыми наименованиями (из которых половина не пошлá, а – до ужаса <не>выразительна). Пó чéму Вы в этих стихах бьете? По громким фразам 60-тых годов? Но для них это не были фразы, они за них – умирали (вспомните последнее письмо Софии Перовской – матери – о «воротничках»,[1893]1893
  Перовская С. Л. – революционерка-народница. Была приговорена к смертной казни


[Закрыть] стóящее последнего: «Mon chér Papá»[1894]1894
  «Мой дорогой папа» (фр.).


[Закрыть] Шарлотты Кордэ).[1895]1895
  За день до суда Шарлотта Корде, заколовшая кинжалом вождя якобинцев Ж.-П. Марата, писала своему отцу: «Прощайте, дорогой отец, прошу Вас забыть меня или, вернее, порадоваться за свою судьбу. Причина ее прекрасна: Я мстила за многие невинные жертвы…»


[Закрыть] По самим вещам (жалость, любовь, труд)? По себе – такому дураку, что в них – поверили и на них – оборвались?

Стихи эти я читаю – наоборот: без кавычек, и – честное слово – даже в «мéньшем брате» никакого трафарета не чувствую. Простая болевая правда их – уничтожает их некоторую óбщесть, слова эти здесь (должно быть от Вашей внутренней правды) звучат зáново, совершенно не смешно, – в полный и смертный серьез. (Как я хотела бы – чтобы они так были написаны, и до чего они тáк – внутри – написаны!)

Конечно (и в этом сочувствую Вам – как пишущий) куда тогда девать дребедень и ерунду (которым, кстати. Вы противопоставляете какую не-дребедень и не-ерунду?) Заметьте, что Вы здесь, в 8-ми строках израсходовали всё человеческое величие, что у Вас на противупоставление не остается ничего – кроме всей человеческой малости.

– Компромиссный совет: если Вы так уж держитесь за жестокие, неправедные определения жертвы – как ерунды и дребедени, всё же уберите кавычки, ибо помимо их оскорбительности и моей оскорбленности, в них, зá Вас – нехорошо в стихах – столько кавычек, это уже – вроде статьи. Стихи должны писаться словами безусловными – а не условными. Сам прием – дешев – не сердитесь, то же самое, как какой-нибудь пурист из «Посл<едних> Нов<остей>», за ленью, употребляет какой-нибудь советский ходкий, якобы ненавистный ему, а по существу – необходимый – оборот. Если Вы эти вещи (жалость, любовь, труд) – ненавидите, разбивайте их по существу. (Ницше.) Если Вы эти словесные трафареты ненавидите – не употребляйте их. Нельзя отказываться от вещи полным éю же – ртом. Отречение прежде всего – изъятие себя из её, её из своего оборота.

…Тут двое стихов, неслитых и неслиянных. Вторые – 5 строк, законченных и замечательных. Это совсем отдельные стихи, с теми незнакомые, связанные только одинаковостью размера. Прочтите сами, забыв начало:

 
Совсем, совсем хорошо
Бедность легко узнают по заплатке,
Годы – по губ опустившейся складке,
Горе?
– Но здесь начинаются прятки.
Эта любимая, взрослых, игра. —
Всё, разумеется, в полном порядке.
(У собеседников с плеч гора).[1896]1896
  Стихотворение Штейгера «Бедность легко узнают по заплатке…»


[Закрыть]
 

_______

Только, не у собеседников, а у собеседника. Непременно. 1) Тáк мне запомнилось, а мне всегда запоминается по лучшему. Так напр<имер> у Бальмонта – Морское дно – последние слова поэмы: – Два слова сказала мне дева со дна – Мне вам передать их дано. – Я видела солнце, сказала она – Что дальше – не все ли равно. Táк я, 14 лет, прочтя – запомнила. А у него оказалось: после. Ведь насколько хуже – и по звуку (да – а – альше и после) и по ограниченности понятия «поспел – временем (дальше – и время, и пространство: даль годов и верст, просто – даль). Кроме того, с первой строки до последней мы видим у Вас не ряд лиц, а одно лицо, лицо одного человека – бедного, стареющего – работу жизни над одним, данным человеческим лицом. И (последнее, фактическое) нас всегда спрашивает (Как поживаете?) один собеседник, а не двое и не трое. Проведите стихи на единстве – показуемого и вопрошающего, тогда каждый в них себя узнает, ибо в этом назначение и победа стихов, чтобы каждый себя в них узнал, а не все. (Всех – нет, т. е. есть – я тогда нет никого.)

Вот, мой родной, по полной чести и совести, чтó я думаю об этих Ваших стихах. Пришлите еще, если есть. И – пишите еще, этого дыхания Вам ничто не сузит. Пусть стихи будут Вашим безграничным вздохом.

И опять возвращаюсь к письмам и стихам. Слейте. Берите из себя письменного (не из писем, а из того, кто – или верней: чтó их в Вас) пишет. Отождествите поэта с человеком. Не заставляйте поэта говорить ни жестче, ни презрительнее, ни горше, чем говорит человек (не когда с другими говорите, и м. б. даже – не когда со мною, а – с собою).

Ведь смотрите: Ваше письмо и Ваши стихи – на той же бумаге, тем же чсрнилом, тою же рукою, тем же присестом руки – и два разных существа. Человек (Вы) – несправедливо и неправедно – беззаботностью друзей и близких, пропустивших начало болезни – обреченный, 26 лет (?) – не-жить, отсутствовать, смотреть на горы – вместо того чтобы их брать, да еще – поэт, т. е. самая уязвимая, и в полном здоровье непрерывно ранимая природа – этот человек, почти мальчик, находит в себе мужество сказать: „…и умирают от чахотки под мостом, тогда как я сейчас в отличных условиях“ – тогда как в священном праве был бы прямой удар Богу: – Почему столько идиотов, моих сверстников, растрачивают свой избыток сил: мускулов, – дыхания – сердца – крови – по футбольным и иным площадкам, топчут его – на этих площадках – ногами – Твоё дыхание – ногами топчут! – тогда как я, существо разумное и одушевленное, а м. б. и избранное – просто не могу дышать. Кто взял мои легкие? За что?

– Нет, Вы думаете о несчастнейших себя: о подмостных, о вконец недвижных – во всем Вашем вопле (чистого отчаяния) ни звука – упрека и справедливого бы негодования – никакого равнения по счастливейшим. Ваш вопль – чист.

А поэт – Вы – больничную палату берете в кавычки. И Вы думаете я ему – верю??

О Вашей болезни („так может длиться годами, десятилетиями…“) я Вам напишу отдельно, я об этом непрерывно думаю – и тут нужно что-то решить раз-навсегда.

Но так как я Вам каждый день обещала – радость (а письмо невольно вышло серьезное) – вот стихи, единственное достоинство которых – тождество с бывшим (и сущим во мне каждый день и час моей жизни).

До завтра!

М.

 
Снеговая тиара гор —
Толыо бренному лику – рамка.
Я сегодня плющу – пробор
Провела на граните замка.
 
 
Я сегодня сосновый стан
Догоняла на всех дорогах.
Я сегодня взяла тюльпан —
Как ребенка за подбородок.
 

МЦ

16-го – 17-го августа 1936 г.

Савойя.

Женева, 3-го сентября 1936 г.

– Может быть только во времена Герцена и Огарева и их Наташ[1897]1897
  Имеются в виду жена Герцена, Наталья Александровна (урожденная Захарьина) и вторая жена Огарева, Наталья Алексеевна (урожденная Тучкова).


[Закрыть] с такой горечью из Швейцарии – в Швейцарию же – посылались приветы

МЦ.

3-го сентября 1936 г.

кажется – четверг.

С(ен) – Пьер – Женева

Я сама хотела бы быть этой курткой: греть, знать, когда и для чего – нужна.[1898]1898
  Из Женевы Цветаева отправила Штейгеру в подарок зеленую куртку и книгу «Ремесло» с посвящением.


[Закрыть]

МЦ.

3-го сент<ября> 1936 г.

МОЯ ЖЕНЕВА

Вчера, после женевской поездки, я окончательно убедилась в полнейшей безнадежности нашего личного свидания. – И вдруг мне вспомнилось странное по жестокости слово совсем молодого Государя – земцам, кажется: – Не смейте мечтать. (И – посмели.)[1899]1899
  Цветаева имела в виду нашумевшее заявление, сделанное вступившим на престол Николаем II депутатам дворянства, земства и городских управлений


[Закрыть] Итак, я после вчерашней поездки поняла, что не смею и мечтать. Теперь слушайте внимательно, ибо во мне, как Вы уже могли заметить, живет тот самый пастернаковский – Всесильный бог деталей[1900]1900
  Из стихотворения Б. Л. Пастернака «Давай ронять слова…»


[Закрыть] – и я бы себя определила как некоего „miniaturiste en grand“ et même – en géant – et même en immense.[1901]1901
  «Миниатюриста в большом масштабе» – в гигантском масштабе – в безмерном масштабе (фр.).


[Закрыть]

Итак, накануне меня запросили: – Хотите завтра в Женеву? – И я сказала да, п. ч. у меня были для Вас вещи, и я не хотела отправлять через чужие руки – чтобы другой писал квитанцию. И – одинаково главное, ибо я не эгоист – хотела показать Муру Женеву, т. е. дать ему возможность, в близком уже, классе его – хвастаться.

На другое утро – и целое утро – занималась упаковкой Ваших посылок и приведением нас с Муром в более или менее швейцарский вид. Жду машины с 10 ч. и – со страхом: башмаки еще не начищены, identité[1902]1902
  вид на жительство


[Закрыть] еще не вынуто, Мур еще не мыт – и т. д. Но 10 ч. – 11 ч. – 12 ч. – машины нет. Вылезаю из своей пещеры – в сад, наведаться. Хозяйский сын (тот, что пишет о Радищеве, – мой умственный дpyг)[1903]1903
  Штранге М. М.


[Закрыть] – M И<вановна>, Вы с Муром одни поедете в Женеву – ни мама ни Вера[1904]1904
  Штранге Эмма Мельхиоровна, хозяйка замка. Вера – сестра М. М. Штранге


[Закрыть] не едут. – Тогда я не поеду – ибо я в Ж<еневе> ничего не найду – ни даже озера – а если найду, то там и останусь и уже во всяком случае не найду машины. Что я буду делать одна, да еще с Муром, в чужом городе, без паспорта и будучи мной?? Бегу оповещать Мура. Он – убит, но не показывает. Но как всегда в моей жизни – я-то приняла всерьез – да еще в какой, а – оказывается, так, слова, неопределенность. Иду к хозяйке и слегка уговариваю (знаю одно: мне нужно отправить вещи!). Она неопределенно отказывается и соглашается. А уже – час, уже обед (бесконечный), – уже два, автомобиля – нет. Словом, чтобы не изводить Вашего внимания и зрения зря – машина приехала в 4 ч. (вместо 10 ч.!) – ее заказывали по телефону через почту и произошла путаница – а выехали мы – со всеми сборами – в 41/2 ч. Дорога дивная, но я думаю о своих пакетах, уже совсем готовых и надписанных.

Мне – все – советуют развязать, но я – противлюсь, ибо завязанная вещь – уже Ваша, то же самое, что распечатывать свое же письмо. Границы – три: бензинная, французская и швейцарская. – Pas de marchandises? – Rien.[1905]1905
  – Ничего на продажу? – Ничего (фр.).


[Закрыть] (Ибо я же – не продаю!) – Миновали. – Новая забота: я в Швейцарии не была с 1903 г. – и тогда посылок не посылала – сумею ли на чужой почте отправить? И – наберусь ли мужества остановить полный автомобиль людей – перед своей почтой? По дороге мне показывают Jardin Anglais,[1906]1906
  Английский сад – название одного из женевских причалов, от которого ходят пароходы по Женевскому озеру.


[Закрыть] Rade,[1907]1907
  Английский сад, рейд (фр.).


[Закрыть] озеро, но я ни на что не смотрю – велю смотреть Муру. Но и это – одолено. (В Швейцарии люди так же вежливо отвечают, как я – спрашиваю.) Теперь я могу ехать назад. Но – начинаются Uni-Prix,[1908]1908
  Универсальные магазины (фр.).


[Закрыть] пассажи, словом, тот самый хозяйственный и женский ад. Мур сразу просит stylo[1909]1909
  Вечное перо (фр.).


[Закрыть] и еще ряд вещей, я непрерывно заставляю его множить на пять, хозяйка замка (русская швейцарка – милейшая) выбирает воротнички для дочек, к<отор>ые в России (посылает в письмах), полковник-хозяин[1910]1910
  Штранге Михаил Николаевич.


[Закрыть] хочет пива. Муру на пять не множится – словом, добрый час стояния над вещами, погруженности – с мордой – в те детали, которые я ненавижу – в ответ на шоколадный избыток не покупаю ничего (Вам, наверное, после операции нельзя, а Муру купила хозяйка) – сидим в кафе, внутри жара безумная, пишу Вам открытку, чем пользуясь Мур заказывает себе невероятную кружку пива (Gargantua!)[1911]1911
  Гаргантюа – герой романа французского писателя Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», великан, обладал соответствующим аппетитом.


[Закрыть] – и опять Uni-Prix – и опять требования stylo, (у него – два), а тут еще и автомобильчики за 40 и 75 швейц<арских> санти<мов> – занимаемся умножением – (хозяева все время тут же – только в продовольственном отделении: закупают для пансиона) – и когда с Муром наконец выходим – нет никого. Долго нет. Совсем нет. Умоляю Мура отыскать автомобиль. Пересмотрев штук 50 – отыскивает (я бы в жизни не узнала, для меня они все на одно лицо: нечеловеческое) – вовсе не на том месте, где было условлено. Вижу – Tabac, покупаю зажигалку, чудную, за 1 швейц<арский> франк – но так как у меня уже моя есть и будет граница, кладу ее себе за пазуху – поглубже. Потом влезаю – в раскаленный автомобиль – и жду. Мур мотается возле, то возникает, то пропадает, боюсь машин, выхожу, гляжу, опять сажусь. 7 ч., 71/2 ч. Подходит от времени до времени возница: Et alors? Vous n'avez pas vu le colonel? – Non. – Et moi non plus.[1912]1912
  Ну, как? Вы не видели полковника? – Нет. – И я тоже (фр.).


[Закрыть] Потом уводит Мура пить пиво. Все магазины закрылись. 8 ч. И – усугубите внимание – начинаю чувствовать, что жжет. Т. е. давно жжет, с первой минуты. В ямке между расхождением ребер. И – здорово жжет. Она. Зажигалка. Как на грех налитая бензином. Пытаюсь извлечь, но – как? Платье сверху узкое (застежка на спине) достать сверху – невозможно. Словом – примите на веру: чтобы извлечь зажигалку, нужно платье – снять. Кроме того, у меня чувство, что она вроде как приросла, пытаюсь рукой – сверху – двинуть: не двигается. Начинаю думать – обсуждать – может она или не может загореться, т. е. бензин – от моего жару – загореться. На это ведь есть – законы. Т. е. точно известно может или не может. Но я-то их не знаю и могу ждать всего. Пытаюсь себя утешить (а жжет – болит – нестерпимо!) что никогда о таком случае не слышала. Но м. б. потому, что никто наполненной зажигалки в продолжении 2 ч. в такой тесноте на теле не держит? А вдруг загорится – как раз, на границе? Со мной – бывает. (И платье сгорит, и автомобиль сгорит, и граница сгорит!) От времени до времени (а час да-авно девятый) справляюсь рукой сверху – не тлеет ли платье – и нюхаю – не пахнет ли горелым? Нет! но пахнет – бензином. Так точно меня в нем выкупали. А – спутников все нет, а Мур непрерывно пьет с шофером пиво, и потом оба подходят – и опять уходят; другая группа ждет нас в Аннемассе с 7 ч. – Сейчас девять. Заблудились? Но хозяйка – уроженка Женевы. Что случилось? – Ох, жжет!

В 9 ч. 1/4 – является полковник: жене в Uni-Prix стало дурно – упала – отвез к врачу, ей сделали вспрыскиванье (сердце), нас искал на каком-то Mole (?) где якобы уговорились с шофером – и т. д. Едем – за ней – к врачу. Ей совсем плохо, полу-сводят, полу-вносят, и – в обратный путь. Граница. 1, 2, 3-ья. Rien à déclarer?[1913]1913
  Ничего не декларируете? (фр.).


[Закрыть] Мур протягивает автомобильчик за 40 сант<имов> и 2 шоколадные бутылочки – обе за 20 – он серьезен, пограничники хохочут – хозяйка – слабой рукою – „raisins sees“,[1914]1914
  Изюм (фр.).


[Закрыть] а я – ничего, ибо то, что могла бы и должна бы – непоказуемо в данную минуту никакими человеческими способами. Да! еще одно: перед отъездом прошу шофера взять на себя мои папиросы (у меня уже есть – в портсигаре) и тут же думаю: не получу обратно, он – забудет, а я не напомню, ибо папиросы – вещь мужская, а не женская, и нельзя у мужчин отбирать папиросы – хотя бы свои же. (Своих женских папирос – нет.) (NB! Пишу Вам – уже третью страницу – глупостей, но – нынче пятница, 4-ое – я на те мои вопросы еще ответа не получила, значит – не могу говорить о Вас: просто ничего не знаю: бело, а я надеюсь Вас немножко развлечь: отвлечь.) Кончены – границы. Возница – мне – пакет. И я, сраженная его памятью, в полном смущении благодарности – чтобы чем-то эту свою радость – компенсировать – возвратным движением – Gardez. – Merci alors.[1915]1915
  Оставьте себе, – Тогда спасибо! (фр.).


[Закрыть]

Курим оба: он угощает и я, конечно, не отказываюсь. В Аннемассе берем отчаявшихся спутников. Дорога – дивная. Прохлада. Весь жар дня, машин, шоколадок, покупок и пр. сосредоточился в одном месте:

зажигалочном. Но раз – 21/2 ч. жжет и не загорается – значит, уже не загорится. Событие восходящей луны. (А есть другое:

Was aiemand sieht und sah: Monduntergang[1916]1916
  Что никто не видит и не видел: заход луны (нем.).


[Закрыть] —

Над черным краем горы – золотая проволока. (Не золотая – медная.) И вдруг – мы ли вынырнули, гора ли ушла – весь шар на небе: красном. Голос из кузова машины – Неправда ли, М<арина> И<вановна>, луна похожа на русскую красавицу? Я, любезно: – Да, очень. (Для меня луна – самоё одиночество. Все нечеловечество одиночества. Все одиночество нечеловечества. Я ее не как поэт чувствую, а как волк.)

Дорога кружит, мы курим, те внутри молчат и вдруг: – Ох! Кошка перед прожектором. Закрываю глаза. И когда уже проехали 3 кил<ометра> – соседи, философски: Vous auriez mieux voulu que ça soit nous?[1917]1917
  Вы предпочли бы, чтобы это были мы? (фр.)


[Закрыть] И еще через километр: D'ailleurs – il est pas tué, il a passé entre les roues. J'én ai tué deux cette année a aurait fait le troisième.[1918]1918
  А впрочем, она не погибла, она проскочила между колесами. Я задавил двух в этом году. Это была бы третья (фр.).


[Закрыть] – Зубец – и даже зуб башни. Огромные тополя. Наш Bonneville. Словом, после нескольких отчаянных заворотов по узкой дорожке – ветки вот-вот оторвут голову – замок. Бегу наверх и – зажигалка целой одной своей поверхностью – пристала. Не без труда отдираю: живое мясо. Громадный ожог – и две зажигалки (я ее однажды – передвинула).

Теперь могу сказать по опыту (живого мяса): зажигалка, наполненная бензином и уплотненная за пазухой – 1) не зажигается 2) но прожигает.

Вот Вам, дружочек, моя Женева – и навряд ли будет вторая.

– Не рассказала Вам о своих дорожных (под сурдинку зажигалочного жжения) мыслях – о том, как я согласилась бы всю дальнейшую жизнь быть так жгòмой (привыкла бы) – чтобы вместо шофера рядом со мной сидели – Вы. Но – трезвая мысль: – Но тогда он должен был бы уметь править, а если бы он мог править – я бы м. б. так не хотела сидеть рядом с ним, – Но, если не он – то все-таки кто бы правил? – А – никто. Автомобиль бы стоял. Потом я подумала, что Вам было бы холодно и я бы за Вас беспокоилась, п. ч. на себе у меня ничего теплого не было – чтобы отдать. (Кроме зажигалки внутри.) Потом я подумала, что ведь всегда можно обнять, чтобы согреть. Ведение полюса. Все полярные экспедиции в одном видении: двоих в обнимку: старшего, согревающего младшего своим телом. (Когда пришли – младший оказался жив.) А мой спутник наверное думал о доме, и о завтрашней поездке, и о нас всех, внезапно заболевающих – и внезапно пропадающих – и внезапно дарящих папиросы, – Drôle de gens, les Russes, mais bien gentils quand-même…[1919]1919
  Странные люди эти русские, но, впрочем, такие милые… (фр.).


[Закрыть]

Что же нам остается, Russes или не Russes – как не быть bien gentils – друг с другом – до одиночества лунной планеты?

М.

4-го сент<ября> 1936 г.

5-го сентября 1936 г.

Château,[1920]1920
  Написано на обороте фотографии.


[Закрыть]

Дружочек, вот наш замок. Справа с краю – Мур, а я еще правей – за краем карточки.

А вот тот плющ.[1921]1921
  Имеются в виду строки М. Цветаевой «Я сегодня плющу – пробор// Провела на граните замка…»


[Закрыть]

МЦ

7-го сентября 1936 г., понедельник

St. Pierre-de-Rumilly – Haute Savoie —

Château d'Arcine,

Родной! Нашла. Как по озарению, т. е. всем напряжением необходимости Вас выручить – во всем – всегда – следовательно – (прежде всего) – сейчас:[1922]1922
  Цветаева продолжает разбор стихотворения Штейгера «60-ые годы»


[Закрыть]

 
В сущности, это – как старая повесть,
(„Шестидесятых годов дребедень“):
Каждую ночь просыпается совесть
И наступает расплата за день.
 
 
Мысли о младшем страдающем брате,
Мысли о нищего жалкой суме,
О позабытом в больничной палате,
О заключенном невинно в тюрьме,
 
 
И о почившем за дело Свободы,
Равенства, Братства, Любви и Труда.
Шестидесятые… годы.
 

(„Сантаментальная ерунда.“)

<Приписка на полях:>

NB! Скобками при кавычках Вы себя окончательно отмежевываете. Скобки + кавычки здесь дают чью-то пошлейшую скороговорку, физически дают.

Только – тáк. Но опускаю все доказательства, ибо если сам вид и смысл стихов не убедит – все мои слова – бессильны. Но, вместо всех доводов – один (живой) голос:

я, обеспокоенная за Вас в этих стихах с первой минуты их прочтения (не за Вашу бессмертную душу, в которой не сомневаюсь, но за Ваше доброе имя) сразу дала прочесть Ваш листок (не говоря – кто) – своему здешнему пишущему другу.[1923]1923
  Штранге М. М.


[Закрыть]

– Чтó скажете? Не думайте, не думайте! Самое, самое первое!

– Aigreur,[1924]1924
  Горечь (фр.)


[Закрыть] – досада, что во всё это – поверил, всему этому – служил, и в конце концов – оказался в дураках. Такой же дурак был – как ты. (Пауза.) Тяжелое впечатление.

И это, мой друг, лучшее толкование Ваших стихов: Вы, морально, в лучшем случае. И я, и этот Миша – абсолютные читатели (читатели умыслов!) – и это всё, что мы по прочтении стихов в их первой транскрипции, можем сказать в Ваше оправдание, т. е. помнить, что: „– и я, и если дурость – так общая“.

Когда же, только что, сгоряча моей огромной радости, я в огороде достала Мишу и доставила его к себе на чердак – листок с данной транскрипцией в рýки – читайте! – он, просияв: – замечательно! Тó, что нужно. Тáк – это для других: – сантиментальная ерунда и дребедень, а для него – святая святых. Под этими стихами – подпишусь.

Вот Вам – читатель. (Я не сказала – ни слова.) Да и не только – он. И ребенок не ошибется. (Проверю на Муре.)

Теперь, на Ваше усмотрение:

Шестидесятые чистые годы либо:

Шестидесятые вечные годы.[1925]1925
  В опубликованном Штейгером варианте – вечные.


[Закрыть]

Чистые – люблю и слово и вещь, и чудесное противопоставление сантиментальной ерунде клеймление – чистотой – всей той грязи (NB! не тóй, а – этой!)

Второе – в противувес шестидесятности: временности их – ВЕЧНЫЕ. ВЕЧНЫЕ, т. е. которые никогда не кончатся.

Выбирайте – что ближе и дороже, ибо – равноценны. Острее – чистые, глубже – вечные. Товарищеский совет: подчеркните (либо чистые, либо вечные) чтобы еще, ещéе ударить – и пометку: прошу подчеркнутое слово – в разрядку. Чтобы не набрали жирным шрифтом, к<отор>ый нечто вроде физического воздействия, тогда как в разрядку – воздействие нравственное: молчаливая остановка внимания.

Тогда физически вид будет таков:

Шестидесятые чистые годы

– смотрите, как хорошо.

А – русские – они всё равно – русские, не-русских (таких) не было, и если русские – не выходит противовеса ерунде. Говорю Вам как себе, собственности на словá нет, и – равно как в вопросе нашей встречи – не будем считаться копейками, которые (копейки или слова) нам все равно не принадлежат (вот – зажигалка моя мне принадлежала – верней: я – ей – когда меня прожигала), не будем этими малостями мешать возникновению вещи – встречи или стихотворения, – но третьего, которое больше нас.

________

Возвращаясь к первой транскрипции:

Ваша (да еще нарочитая) confusion[1926]1926
  Путаница (фр.).


[Закрыть] – словесных штампов – и простых обиходных выражений – и бессмертных понятий – больше, чем неудачная – невозможная. Вы хотите быть понятым вопреки себе, вопреки знакам, и смыслу слов, – à rebours.[1927]1927
  Наоборот, навыворот (фр.).


[Закрыть] Это можно только в любви, в дружбе – нельзя. Не можете же Вы рассчитывать на точь-в-точь такого же как Вы (чего и в любви не бывает), даже не на близнеца: на двойника. Лучший читатель – только абсолютный друг, а абсолютный читатель – только любящий, т. е. все равно – другой, непременно – другой: для того и другой – чтобы любить. (Себя не любят.)

Если я усумнилась, то что же будет – с любым, с первым встречным?

– Я не для него пишу. – Нет, здесь – для него и о нем, ибо кто же лежит в больнице, сидит в тюрьме и т. д., как не Ваш первый встречный читатель – и подзащитный? Но – его защищая и о нем вопия – делайте это тáк, чтобы он первый Вас понял, чтобы он, по крайней мере, Вас – понял: ведь это – тоже помощь! (Память.) (Как одна меня безумно любившая молодая женщина – смертельно-больная и совершенно-нищая – мне – из своих далёких: со своих высоких – Пиренеи: – Марина! Я не могу вернуть Вам чешского иждивения, я не могу послать Вам ни франка, но я изо всех сил – из моих последних сил, Марина, – не-престанно, день и ночь о Вас думаю.)[1928]1928
  Речь идет о В. И. Зелинской.


[Закрыть]

Что же Вы, со своим безымянным подзащитным, своими кавычками – делаете?

Простой умирающий (русский шофёр в госпитале – á сколько их – госпиталéй и шофёров!) Ваши стихи примет как последний плевок нá голову (с бельведера Вашего поэтического величия). – Стоило жить!

Нет, друг, оставьте темнóты – для любви. Для защиты – нужна прямая речь. Да – да, нет – нет, а что больше – есть от лукавого.

Вы привóдите строки Г. Иванова: Хорошо, что нет Царя – Хорошо, что нет России. – Если стихи (я их не помню) сводятся к тому, что хорошо, что нет ничего – они сразу – понятны, – первому встречному понятны, ибо имеют только один смысл: отчаяния.

 
Лучше всего человеку вовсе на свет не родиться
И никогда не видать зоркого солнца лучей.
Если ж родился – скорее сокрыться под своды Аида
И под покровом лежать тяжко-огромной земли.[1929]1929
  Цитата из «Элегий» («Любовь и мудрость», LVII) древнегреческого поэта Феогнида из Мегары (2-я половина VI в. до н. э.) в переводе В. О. Нилендера


[Закрыть]
 

Эти стихи какого-то древнейшего греческого поэта – мы все писали.

Нет, друг, защита, как нападение, должна быть прямая, это из мужских чувств, это не чувство – а acte.[1930]1930
  Действие (фр.).


[Закрыть] (И Ваши эти стихи – acte), a acte не может иметь двух смыслов – иначе Вы сами не обрадуетесь – какие у Вас окажутся единомышленники, и иначе сама Cause и Chose[1931]1931
  Причина и вещь (фр.).


[Закрыть] от Вас отвернется: своего защитника не узнает.

Тут умственные – словесные – и даже самые кровоточащие игры – неуместны. Направляя нож в себя. Вы сквозь себя – проскакиваете – и попадаете в То, за что… (готовы умереть). Нельзя.

Я с горечью подозреваю Вас в ницшеанстве? – Ого! —

Во-первых, ницшеанство – и Ницше.

Ницшеанство – как всякое „анство“ – ЖИРЕНЬЕ НА КРОВИ. – Заподозрить Вас в нем, т. е. в такой вопиющей дармовщине – и дешевке – унизить – себя.

Но был – Ницше. (NB! Я без Ницше – обошлась. Прочтя Заратустру – 15 лет, я одно узнала, другого – не узнала, ибо во мне его не было – и не стало никогда. Я, в жизни, любила Наполеона и Гёте, т. е. с ними жизнь прожила.)

Но помимо нашей необходимости в том или ином явлении, есть само явление, его необходимость – или чудесность – в природе. И Ницше – есть. И рода мы – одного!

 
Ja, ich weiss woher ich stamme!
Unersättlich wie die Flamme
Nähr ich und verzehr ich mich.
Glut wird alles, was ich fasse,
Kohle-alles was ich lasse.
Flamme bin ich sicherlich.[1932]1932
  Знаю я – откуда родом!
  Точно огнь ненасытимый,
  Сам себе я корм и смерть.
  Жар – всё то, что я хватаю,
  Уголь – всё, что я бросаю,
  Я воистину огонь!
  (Пер. с нем. М. Цветаевой.) из книги Ф. Ницше «Так говорил Заратустра».


[Закрыть]
 

(Гете – Flammentod:

 
Wenn Du dieses Eins nicht hast:
Dieses: stirb und werde —
Bist Du nur ein trüber Gast
Auf der dunkeln Erde.[1933]1933
  Гёте – Огненная смерть:
  И доколь ты не поймешь:
  Смерть – для жизни новой,
  Хмурым гостем ты живешь
  На земле суровой.
  Из стихотворения Гёте «Блаженное томление» сборника «Западно-восточный диван». (Пер. с нем. Н. Вильмонта)


[Закрыть])
 

Итак 1) горевать о Вашем „ницшеанстве“ (и писать – брезгливо!) я не могла, ибо – если бы я могла заподозрить Вас в ницшеанстве – Вас бы для меня – не было (было бы любой позвавший – и любой – отозвавшийся. Любой с любым).

2) я не о ницшеанстве (нище-анстве!) горевала, а сказала: – Тогда – будьте как Ницше, т. е. открыто и горько и беспощадно – жгите.

(Знаете, что последней подписью под его последним письмом безумца было:

Dionyseus, der Gekreuzigte[1934]1934
  Дионисий распятый (нем.).


[Закрыть]

– Так видите, что ему Ницше – стòил?!

________

Ницше – одно из предельных воплощений человеческого (нечеловеческого!) страдания. И если я сказала: – тогда будьте как он – это только значило: страдайте с его чистотой. Убивайте (прежде всего – себя) бескавычечно.

Но и любите – бескавычечно.

________

На сегодня – ни о чем другом.

М.

<Приписки на полях:>

Спасибо за собеседника. Первая транскрипция – как сразу сказалось – часто – лучшая.

Р. S. Нынче еще буду опрашивать – в этой транскрипции и дословно – как гадалку – сообщу.

8-го сентября 1936 г

Château d'Arcine, – ровно месяц, как я здесь.

Родной! Вчера было письмо о стихах, а сегодня – о делах. Но, чтобы кончить о стихах – вот Вам еще один отзыв – на этот раз – читательницы: – „Противно стало от всей нашей гадости – материализма, практицизма – вот и вспомнил – тех. Пусть сейчас все это называют сантиментализмом и глупостями – а для него это единственное, чтó есть“.

Словом, тот самый: bon-très bon-brave-très brave. Très[1935]1935
  Хороший – очень хороший – храбрый – очень храбрый. Очень (фр.).


[Закрыть] – который, очевидно. Вас задел (Обидно быть – „brave“[1936]1936
  «Молодцом» (фр.).


[Закрыть]…) Но – к делу: – вот Вам уже два свидетельства, мое третье. Если убедила во второй транскрипции – счастлива. Если нет – спокойна. (Переправьте, пожалуйста, в моем списке: И о почившем на: И о почивших – нечаянно. Неприятно, чтобы тáк осталось – хотя бы на час.)

Дело же – следующее. Вчера, по прочтении Ваших стихов, онá – Ваша читательница – сама предложила мне устроить ряд моих чтений по Швейцарии – этой осенью. Т. е. – я просто спросила, можно ли жить в Leysin[1937]1937
  Лезен – горноклиматический курорт в Швейцарии, близ Женевского озера


[Закрыть] в-непансионе, ибо я ни на какой пансион неспособна, она спросила: зачем? – я сказала: к автору этих стихов – повидаться – тогда она сразу и очень подробно предложила мне столовую для неимущих (я думаю – беспризорных, или, как их раньше называли – бродяг) – „и там 15 сант<имов> суп. Это Вы можете?“ Я, очень серьезно: – Могу. (И, точно, уже этот суп съела:) – Спасибо большое. – Словом, нечто антиалкоголическое – для chemineaux (и cheminelles[1938]1938
  бродяг и бродяжек (фр.)


[Закрыть] – мысленно добавила я, и, уже совсем обнаглев, вслух): – А на какие же я деньги поеду? (точно она мне предлагала эту поездку).

И – но тут начинается полный серьёз – вполне серьезное, реальное, достоверное, с именами и отчествами – даже фамилиями – предложение: организовать мою осеннюю – нужно думать – ноябрьскую поездку по Швейцарии: Женева-Лозанна-Цюрих (Берна – не было) – с рядом чтений. И тут же написала письмо одному из действующих лиц, которое я опускаю одновременно с этим. В письме (лицо – в Аннемассе) просьба назначить нам обеим свидание на ближайших днях. Слóвом (тьфу, тьфу, не сглазить!) дело – пошлó.

Но, дитя, взываю к Вашему серьёзу: моя Швейцария – дело очень трудное: мне, помимо всех чужих усилий – нужно огромное свое: – устроить Мура в надежные руки, каковых у меня в доме нет: отец его всегда занят, Аля – не в счет. Значит – отдать его той же М<аргарите> H<икoлaeвнe>[1939]1939
  М. Н. Лебедева


[Закрыть] – в Париж, но этим самым – изъять его из школы, к<отор>ая в Ванве, т. с. найти и оплатить учителя. Вся история с паспортом и визами, помноженная на всю мою роковую бытовую неумелость. Наконец, моя невозможность никакого пансиона – самого дешевого, не говоря уже о швейц<арских> ценах, хотя бы шв<ейцарских> 5 фр<анков> в день. Т. е. Ваша необходимость отыскать мне „там“ – комнату.

Но – всё это – ничто – при одном условии: Вашей уверенности в необходимости Вам моего приезда.

…Второе (бытовое) – если хотите меня видеть у себя в Швейцарии в ноябре – я должна начинать это сейчас. Т. е. должна быть твердо уверена, что Вы осенью в Париж не приедете, ибо если Вы – осенью, я к Вам в Швейцарию (если всё будет хорошо) – весной, а то нелепо – всё сразу, а потом – никогда – ничего.

Думайте, решайте, но – решив – не перерешайте, ибо я перерешить – не смогу. Сборы – для таких вечеров – весьма громоздкие, всё на доброй воле нескольких чужих людей, а я дáром ничьей силы не трачу, т. е. даже если Вы в это время (неожиданно) окажетесь в Париже – поеду.

A Leysin или Schwendi или ещё что – мне все равно: т. е. равнó-желанно – лишь бы не оказался – Тироль – или Шварцвальд – куда мне ходу – нет.

Нý – думайте.

МЦ

10-го сентября 1936 г

Château d'Arcine,

– Я как раз думала над Вашей болезнью, выясняла её для себя, чтобы выяснить для Вас – но это не сразу, мне нужно <…> понять – отложим <и обратимся> к срочному: Вашим стихам.[1940]1940
  «60-ые годы».


[Закрыть] Первое и твердое <правило> никаких <кавычек> кроме < > слов – разве Вы не видите, что < невоз>можно одними знаками < > – разная – „сантиментальная ерунда“ не < > место < > не словесно, а по содержанию, то <…> „страдающего брата“ Вы берете только словес <… > младшего брата <…>: – начиная от Вениамина[1941]1941
  младшего сына библейского патриарха Иакова от любимой его жены Рахили, скончавшейся при родах Вениамина. Поэтому Вениамин был прозван «сыном скорби». Единственный родной брат Иосифа.


[Закрыть]) – и брата – и <…> неудачна здесь только словесная ассоциация, и – мой друг – un petit effort[1942]1942
  Малое усилие (фр.).


[Закрыть] – о <… > grand effort[1943]1943
  Большое усилие (фр.).


[Закрыть] – стерпите, примите всерьез – и на себя, реабилитируйте – хотя бы ценой упрека Вас, поэта, в общем месте. (Стихи настолько серьёзны, что никому в голову не придет. Либо – какому-нибудь „ницшеанцу“, тогда это – патент на благородство. Реабилитации сущности путем взятия слова в кавычки быть не может. Наоборот: снимите кавычки. Тогда эта строка будет звучать как детский и смертный серьёз. И – поверяю на последнюю чистоту – еще одно: если все же боитесь, на себя – не берете, можете прибегнуть к другому типографическому знаку: разрядке. Глядите: