Текст книги "Письма. Часть 2"
Автор книги: Марина Цветаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 54 страниц)
А Innova-Hôtel – ich schenk es denen.[1735]1735
Я дарю его им (нем.).
[Закрыть]
Большая комната и, если Мур не врет, в окне – церковь St. Germain d’Auxerrois’, а если даже врет – вообще церковь, старая, и уже в первое утро были похороны – сплошь розовые: три автомобиля розовых венков – и ни одного белого!
В комнате – кроме башни с часами – бютагаз, и умывальник с горячей водою, но места для хозяйства нет – и оно всё на полу – в полной откровенности и беззащитности: от чужих глаз – и наших ног: – Мур, не наступи в кофе! Мур, ты кажется наступил в картошку!
Но – полная свобода: никто не заходит и не убирает, а так как метлы нет – то всюду, постепенно – сначала мутончики, а потом – мутоны, – стада мутонов – и даже с курдюками! – а я – пастух…
Пятый этаж, лифта, слава Богу, нет (безумно его боюсь, а был бы – пришлось бы ездить, наживая себе не порок, а разрыв сердца – от страха!) – ну, живем, ничего не зная и всего ожидая… Говорят (неопределенно) – через две недели, месяц, но это – разное, а кроме того – сейчас историческая единица времени – час и даже десять минут…
Но так как я ничего сделать не могу – ни в своей истории, ни в общей – переписываю от руки – как древле монахи – свое самое ценное, никогда не напечатанное (три вещи)[1736]1736
Вероятно, поэма «Перекоп», сборник «Лебединый стан», «Поэма о Царской Семье».
[Закрыть] – чтобы потом вручить – Вам – с просьбой не бросать – даже во время бомбардировки…
– Пишите о себе, о Люле, о Люсьене (оцените тождество начал – разницу концов!) – о многоядной – это мне страшно нравится! – Вере… Скоро пришлю Вам Мурины летние карточки, есть хорошие. Жду письмеца. Сейчас едем с Муром в Zoo de Vincennes[1737]1737
Зоопарк в Винсенне (фр.).
[Закрыть] – пока еще не ушли на «зимние квартиры»… Обнимаю.
М.
<Приписка на полях:>
Пишите мне Efron, и Efron – здесь Zvétaieff не знают.
10-го ноября 1938 г.
32, Bd Pasteur
Innova-Hôtel, ch
36 Paris, 15me
Дорогая Ариадна!
Я сто лет Вам не писала, и Вы наверное думаете, что меня уже нет. Нет, я – есть, но есть только наполовину, в полном тумане своих и общих событий, дикоогорченная судьбой своей второй (а Муриной – настоящей) родины Чехии – и стольким другим!
О себе не знаю ничего, когда узнáю – будете знать Вы.
Живем, пока что, с Муром в гостинице, смотрим на башню с часами (символическими! но чтó – не символ??) читаю много хороших книг, прочла: Madame Curie – par Eve Curie1 – написано лучше нельзя, но сама Eve – по некоторым пробившимся черточкам – несимпатична, прочла Le Juif Süss (Jud Süss – Вы наверное знаете?) Фейхтванглера,[1738]1738
Фейхтвангера
[Закрыть] а сейчас читаю – в первый раз в жизни – полную Хижину дяди Тома, и скажу, что это – отличная книга – мужественная – и вполне современная. Все обиды – стары как мир.
Мур тоже висит в воздухе, т. е. не учится, но много читает и рисует и феноменально – растет: всё малó, из всего вырос, и я целые дни всё выпускаю и надставляю.
Почти никого не видим, и к нам никто не ходит.
Пишите, дорогая Ариадна, о себе. Как дети? работа? Дружбы? Люсьен? Есть ли – радость?
Не собираетесь ли в Париж? Тогда – будет (у меня, во всяком случае!)
Кончили ли тот большой перевод?
Пишете ли стихи?
Если да – пришлите.
_______
Это – только оклик. Жду отклика.
А вдруг – мы вправду еще увидимся? У меня не было чувства последнего раза.
Целую Вас и жду.
МЦ.
1-го и 2-го, на родственных и дружеских могилах,[1739]1739
В эти дни всех Цветаева посещала могилы родителей мужа
[Закрыть] много думала о Вашей Буте – mit Wehmut[1740]1740
С душевной болью (нем.).
[Закрыть] (русского слова – нет) – вспоминала ее немецкие стихи про качели – и все то чудное время – ax!
В ней жило что-то тайное и жаркое, она так крепко целовалась на прощание, точно отчаивалась – сказать. Она наверное была бы поэтом.
26-го ноября 1938 г.
32, Bd Pasteur Innova-Hôtel, ch
Дорогая Ариадна,
Тàк – не надо и так – всё равно не удастся: это не Ваше (не наше) назначение в жизни. Посмотрите на свое лицо – и прочтите. Мы с вами обречены на мужество. Вертитесь как хотите, чтó-то в Вас не захочет: захочет – по-своему. Когда мне говорят о моем «великом мужестве» – отрешенности – бесстрашии – я внутренне – а иногда и внешне – смеюсь: ведь я на всё это – обречена: хочу – не хочу, и лучше – хотеть:
согласиться. Quält Dich in tiefster Brust – Das harte Wort – Du musst – So macht Dich eins nur still – Das stoize Wort: ich will[1741]1741
Пусть тебя внутри терзает слово – трудное слово – ты должен – но сделает тебя спокойным лишь гордое слово: я хочу (нем.).
[Закрыть] (Детство – Freiburg im Beisgau[1742]1742
Фрейбург в Брейсгау (нем.).
[Закрыть] – мною выбранный Spruch[1743]1743
Пословица (нем.)
[Закрыть]). Это и есть «воля к самому себе», вернее – вся пресловутая «воля к самому себе» есть только – согласие на самого себя: которого ты не выбирал – и может быть и не выбрал бы. Я всю жизнь завидовала: когда-то – простым «jeunes filles» – c женихами, слезами, придаными и т. д., потом – простым jeunes femmes[1744]1744
Девушкам… молодым женщинам (фр.).
[Закрыть] – c простыми романами или даже без всяких – я всю жизнь завидовала – всем кто не я, сейчас (смешно, но это так) – особенно – Эльвире Попеско (моей любимой актрисе – из всех: не стыжусь сказать, что бегаю за ней по всем кинематографам – окраин и не окраин) и – мы с ней одного возраста – сравните, пожалуйста: чтó – общего? Ничего, кроме моей зависти – и понимания. Больше скажу – в любви – чего я над собой не делала – чтобы меня любили – как любýю – то есть: бессмысленно и безумно – и – было ли хоть раз?? Нет. Ни часу. J'avais beau oublier qui j’étais (се que j’étais!) – l’autre ne l’oubliait – jamais.[1745]1745
Даже если я забывала, кем (чем) я была, другой этого не забывал никогда (фр.).
[Закрыть]
Другой пример: я год не писала стихов: ни строки: совершенно спокойно, то есть: строки приходили – и уходили: находили – и уходили: я не записывала и стихов не было. (Вы же пишете и знаете, что незаписанных стихов – нет, не только не записанных, но не написанных: что это – работа, да еще – какая!) И вот – чешские события,[1746]1746
Отторжение чехословацких пограничных областей Германией
[Закрыть] и я месяц и даже полтора – уклоняюсь: затыкаю те уши, не хочу: опять писать и мучиться (ибо это – мучение!) хочу с утра стирать и штопать: не быть! как не была – весь год – и – так как никто их не написал и не напишет – пришлось писать – мне. Чехия этого захотела, а не я: она меня выбрала: не я – ее. И написав почувствовала, что гора – с плеч, все ее отнятные горы – с моих плеч! – Не все: остается еще гора с первым в мире радием – но у меня нет учебника, и никто не знает, как эту мою гору – зовут: одни говорят «Monts Métalliques» (Железные?), другие – отроги Riesengebirge (Крканош), для меня она – гора Кюри: Mane et Pierre Curie: ихняя. Написала в Чехию, чтобы узнать реальное имя – и вот – жду. (Что для меня Чехия – Вы отчасти знаете из моей Поэмы Горы: «Наравне с медвежьим рвом – И двенадцатью апостолами…» Пражский медвежий ров (с русскими медведями, привезенными легионерами из Сибири) – и пражские апостолы: чернокудрый Иоанн и рыжий Иуда – и еще десять – проплывающие вокруг башни – в полдень и в полночь… Но не только это – Чехия, а сколько – еще! Хотя бы – первый радий. И Гёте, приносящий с прогулки – камни… И Голéм… И только двадцать лет свободы…[1747]1747
Из стихотворения М. Цветаевой «Полон и просторен…» цикла «Стихи к Чехии».
[Закрыть])
Возвращаюсь к Вам: с Вами, Ариадна, было и будет так же и то же, и начнется с нет: нет – малодушию, нет – страху, нет – косности, нет – всему, что Вам не дано – даже на подержание, даже – вприглядку. А с этими нет, с первыми нет – неизбежно придет первое да. Ведь вся моя Чехия – началась с нет, и какое получилось – да. (Для пояснения: с нет – всему, что с ней сделали!) Я почувствовала – как ни смешно – нужна защита. Не даром же вся та Прага в ночь с 20-го на 21-е сентября была – один крик: – «Нас – бросили! Нам нé от кого ждать защиты!» И вот – старая басня:
Et s’il n’en reste qu’un – je serai celui-là.[1748]1748
И если останется только один – им буду я (фр.). —
Заключительная строка стихотворения В. Гюго «Ultima verba»
[Закрыть]
И вот, французский генерал, перешедший на чешскую службу, одинокий офицер, не сдавший оружия: шесть пуль – куда попало, седьмую – в себя, несколько писателей и композиторов, Madame Joliot-Curie (вспомнила материнский радий!].) – несколько русских – бывших студентов чешского университета, плачущих, что – не удалось умереть за Чехию – и я. И это – мы. И только на такое мы – я согласна.
…Ариадна, я тоже хочу спать.
но мне не дано спать, потому что этому сну нужно, чтобы кто-то его сказал. Кáк хочется спать Шамиссо – чтобы это сказать, а – не спал же: раз – сказал!
…Ариадна, с начавшимися дождями и всё отступающим и отступающим отъездом – точно все корабли ушли! все поезда ушли! – я с утра до вечера одно хочу: спать, не быть. Но – стóит мне войти в комнату, где люди (редко, но бывает), как я – с изумлением – вижу, что все спят – кроме меня – все, думающие, что живут – и миром правят. И уже слышу свой голос: – Нет. Не так. Неверно. Неправильно. Бессмысленно. Преступно. И – Господи! до чего – не сплю!
Точно я кому-то слово дала – не спать до того сна. Точно я не вправе – спать: физически спать, на постели. Когда я в детстве просыпалась – в 9 ч. – мне было стыдно, и так – всю жизнь. И сейчас, проспав случайно 8 ч. (не бывает – никогда) я – темнее тучи: точно сделала – гадость. Исключение – сны. Когда я вижу сны, т. е. – когда я их помню – я – горжусь, как никогда не гордилась в день окончания двухтысячестрóчной вещи, – потому что сон – без моего участия, сам, данный, мне подáренный, чье-то внимание, доказательство, что чего-то – всё-таки – стóю…
…Чтобы закончить:
Всю жизнь хотел я быть как все,
Но мир – в своей красе —
Не слушал моего нытья
И быть хотел – как я
(Борис Пастернак).[1750]1750
Из поэмы «Высокая болезнь»
[Закрыть]
– т. е. непрерывно мне доказывал – и навязывал – мое высокое назначение, в котором я – ни при чем.
Пишу Вам всё это – потому что Вы такая же как я. Не говорите нет. Да.
Ваше нынешнее состояние – естественно. Вы остались с полными руками, когда хотели – чтобы и рук не осталось! – Бывает – Со мной было – всю жизнь. Разгадка в том, что – чтобы принять нужно неменьшую полноту – и силу – чем дать. Иди Вы к человеку с пустыми (просящими) руками – как все – как все женщины – Ваша пустота была бы принята. Только боги не боятся даров. Встретьте – бога.
Вы узнáете его по неизбывной пустоте его приемлющих рук: по неизбывности его голода – на дар: сердечный жар. Бог есть – пожирающий. Сыты – только люди. Ваш Люсьен (как все мои Люсьены – их много – это – порода!) Вас – нас – обманули мнимыми голодом и жаждой: Аидовым теням нужна была лишь капля живой крови: мы несли – всю свою!
Но нас с вами, Ариадна, узнают – по неизбывности дара, который кончается (ли?) – только с жизнью. Поэтому – Люсьены кончаются, мы – нет. Не ставьте себя с ним рядом: Вы – не он: Вы – его обратное. Поставьте его перед собой – как камень преткновения – о который Вы только – (еще лишний раз!) преткнулись – на пути своего дара – богам. Любите его, конечно, но как это конечно похоже на кончено, не потому что (и т. д. и – много так далее), а потому что Вы – Вы, а не Ваша улыбчивая соседка по квартире, к<отор>ая дала бы ему – как раз в меру – своей скудости и его немощи.
Простите за резкость! Меня такие привидения – замучили, и всё-таки я их предпочитаю всем «реальным и нормальным».
не окончено и не отослано[1751]1751
Приписка рукой Цветаевой красным карандашом.
[Закрыть]
МЦ
16-го января 1939 г.
Paris, 15me 32, Bd Pasteur, Hôtel Innova, ch
С Новым Годом, дорогая Ариадна! Все поджидала от Вас весточки и начинаю серьезно тревожиться – почему молчите? Неужели – тáк плохо? Не забудьте, что скоро – весна, что день уже вырос на 20 минут, что скоро снимете – теплое и наденете – свежее (я всегда лечусь – такими вещами: зализываюсь!) – что вдруг – неожиданно – Вы приедете в Париж и мы снова окажемся с вами в каком-нибудь саду, на какой-нибудь скамейке – только нас и ждавшей… А может быть даже поедем в какой-нибудь спящий городок – с чудным названием вроде Mantes[1752]1752
Mantes-la-Jolie – городок под Парижем с собором, построенным в то же время, что и Собор Парижской Богоматери.
[Закрыть] и с единственным событием: собором. А м. б. – просто в Версаль (где я не была – годы: не с кем! ни с кем не хочется) где встанем наверху большой лестницы, по которой спустимся к воде, на мое любимое (совсем не версальское!) бревно.
У меня нет ни одной настоящей дружбы-есть хорошие отношения – а Вы знаете как это вяло и мало.
Единственная фабула моей жизни (кроме книг) – кинематограф. Видели ли Вы – La femme du boulanger[1753]1753
Жена булочника (фр.). – Фильм французского режиссера и писателя Марселя Паньоля.
[Закрыть] с Raimu[1754]1754
Жюль Мюрер Ремю
[Закрыть] и целой деревней – невинных сердцем? Для меня сама деревня – её стены и улички и ворота – была бы фабулой, и я всегда удивляюсь, когда люди ищут – другой. Но для верности скажем – тáк: сосну я любила с такой же страстью, как другие человека, человека – avec le même détachement,[1755]1755
С той же отчужденностью (фр.).
[Закрыть] как другие – сосну. И сосна всегда была довольна, человек – никогда.
Жду непременно и скоро от Вас письма – а то чувство, что пишу в пустоту. Я писала Вам последняя – большое письмо со всем, что я знаю об этой роковой породе. Писала – как себе: то, что всю жизнь себе говорила.
Если не читали – прочтите Rosamond Lehmann[1756]1756
Розамон Леман
[Закрыть] – Poussière (Dusty Answer)[1757]1757
Пыль (Ответ из пыли) (фр., англ.).
[Закрыть] – она о нас – я них. Очень прошу! (Poussière – из<дательст>во Feux Croisés).
До свидания! Обижусь, если не откликнитесь. Обнимаю Вас и детей.
МЦ.
18-го марта 1939 г., суббота
Paris, 15me
32, Bd Pasteur,
Hotel Innova, ch
Дорогая Ариадна,
Всё дошло – и большое письмо, и недавнее маленькое – и прелестные летящие Качели!
Бесконечно радуюсь Вашему приезду (тьфу, тьфу, не сглазить!) – если будет. Дай Бог, чтобы были хорошие дни – Вы у меня связаны с летом, даже весной: первой травой. Ариадна, непременно поедем в Версаль, в Трианоны,[1758]1758
Трианоны, Большой и Малый – королевские дворцы в Версальском парке.
[Закрыть] в тот – заросший и бедноватый, где еще живы – дети:[1759]1759
Мария-Тереза-Шарлотта, дочь Людовика XVI, после казни родителей была заключена в крепость, а ее младший брат был забит до смерти сапожником, в чей дом он попал на воспитание.
[Закрыть] маленький мальчик и большая девочка, точно эта бедность и непосещаемость и одновременная роскошь – всего разросшегося – их – сохранила. Это – сновиденное место, нам там хорошо будет…
О себе: всё то же: между небом и землей. Много читаю, пишу – мало (но никогда – вяло), вокруг – много бед – концы жизней – люди одного поколения уходят сразу – точно сговорившись.
И новый удар – моя Чехия![1760]1760
Немецкие войска вошли в Прагу.
[Закрыть] Когда в газете вижу – Прага – дрожу с ног до головы – точно тот по мне в нее вошел. Чехия для меня не только вопрос справедливости, но моя живая любовь, сейчас – живая рана. В ней – на её холмах – вдоль её ручьев – прошла моя лучшая молодость, я ей бесконечно благодарна. В жизни я привыкла – благодарить через край – за самое малое! – заливать благодарностью, на ней – сгорать, а здесь я ничего не могу, в первый раз – ничего не могу, ничего – за всё добро. «Там, где рябина – Краше Давида-Царя…»[1761]1761
Из стихотворения М. Цветаевой «В смертных изверясь…» (цикл «Деревья»).
[Закрыть]
Когда приедете, я Вам покажу своего Рыцаря – добывшего Праге герб: двухвостого льва. Я его получила – в последнюю минуту – последний снимок, к<отор>ый мне, обыскав всю Прагу, достали где-то на окраине. У меня в Праге давнишний друг – пожилая женщина, чешка, до 12-ти лет жившая в Москве, а потом жившая у лесника – деда – и с бабушкой вязавшая кружева при луне – жалели свеч… Переводчица В. Соловьева, Бердяева, лучших русских… Что с ней?? Она своей Чехией – жила… И написать нельзя. Пошлю открытку – с картинкой – и: обнимаю.
А когда-то, в 1870 г., Чехия, тогда – Богемия, – протестовала против присоединения Эльзаса-Лотарингии! Одна, маленькая, съеденная Австрией – заступилась за Францию!..
– Ох!—
________
Милая Ариадна, счастлива, что скоро Вас увижу – у меня почти никого не осталось, всё – рассосалось, люди сначала (как упыри!) жили моим отъездом, а когда он затянулся – отпали.
Но до отъезда непременно напишите мне, чтобы я наверное знала и твердо радовалась.
Целую Вас и всегда люблю.
МЦ.
Paris, 15eme
32, Bd Pasteur
30-го мая 1939 г., вторник
Дорогая Ариадна! Наконец нашла Ваш адрес – получили ли Вы мою недавнюю открытку по старому с «prière de faire suivre»?[1762]1762
С просьбой переслать (фр.).
[Закрыть] М. б. мы с Муром очень скоро уедем в деревню на всё лето,[1763]1763
Т. е. в СССР.
[Закрыть] так что м. б. на этот раз не увидимся – большая просьба, к к<отор>ой отнеситесь внимательно, и адрес сразу перепишите в надёжное место: Вас у М. Н. Лебедевой ждет от меня пакет, который Вам всячески поручаю (тетради и письма и м. б. рукописи). Тотчас же по приезде, а лучше еще из Брюсселя напишите Маргарите Николаевне Лебедевой, когда зайдете за моим пакетом, она дома к вечеру, так лучше – к 7 ч. веч<ера>, но непременно предупредив заранее.
Адрес ее: Mme Lebedeff
18 bis, rue Denfert-Rochereau
Paris, 5eme (ближайшее метро – Raspail – запомните!)
<Приписка на полях:>
Очень старый дом, вход в ворота и сразу лестница направо, бывший монастырь. Второй эт<аж>, дверь направо, звонок на шнурке, звоните сильно. Она Вам всё передаст. Она очаровательный человек и мой большой и долголетний друг. Не потеряйте ее адреса, тотчас же перепишите, это для меня крайне важно. В пакете – все мои стихи к Чехии, Вы их еще не знаете, я их страшно (как чужие!) люблю.
Хорошо бы если бы Вы на мою открытку мне ответили – молниеносно, мне было бы спокойнее. Кончаю, обнимаю, как– только что-нибудь буду знать – сообщу. А сама жду – Вашего отклика.
МЦ.
Р. S. (Жалко оставлять пустое место.)[1764]1764
Написано на обороте открытки.
[Закрыть] Стихи получила давно[1765]1765
Стихи Ариадны Берг.
[Закрыть] – спасибо за них. Найду минутку – напишу подробно. Письмо – грустное: не надо! всё впереди. Вы любите породу, а не отдельного, а они еще есть. (NВ! не «породу» как сэн-бернара или графа, а именно эту породу людей (нелюдей!)
Обнимаю Вас – жалко, если на этот раз не увидимся. Пишите скорее и перепишите адрес!
М.
7-го июня 1939 г.
Дорогая Ариадна! (Уже красным чернилом!)[1766]1766
Письмо написано на полях письма Ариадны Берг к ней. Она писала: «Еще раз до свиданья. Напишите, если успеете, еще перед отъездом – хочется от Вас еще услышать. <…> Я игнорирую нашу разлуку. Ее нет. Нас и разлучить-то невозможно. Т<ак> к<ак> Вы не можете брать ничего с собой, то пришлите мне это письмо обратно». <…> (Написано черными чернилами.)
[Закрыть] Маковку нельзя, п. ч. она круглая, т. е. макýшку нельзя, возьмите – верхушку: она всегда острая. – У нас – еще хуже – пекло, знаю это по другим, но сама ничего не чувствую: нынче не ела 24 часа и все дни сплю по 4 ч. – да и то не сон, недавно заснула поперек кровати и проснулась оттого, что на голову свалилась целая вешалка с платьем (решившим, что мне – пора вставать: ее укладывать!)
(Пишу вздор.)
Икону отнесла к Лебедевым, надпись неожиданная – вроде слов Сивиллы – до нее нужно читать: «Всё это так чудесно вышло…», Ируся Л<ебеде>ва отнесет к Вашей маме сразу после экз<аменов>. (Я тоже держу экзамены, нет: один, но – какой!)
Адрес выучила наизусть и подам голос как только смогу.
Желаю Вам – счастья: того, чего никогда не желала себе. И оно – будет! Детям – здоровья и радовать маму. Обнимаю.
М.
Желаю Вам сына. И он – будет. (Это и будет – счастье!)
Спасибо за всё. За все сады! Это и есть – висячие сады Семирамиды! Пишите стихи!
Спасибо за Мура, Вы сразу его поняли.
Р. S. Думайте обо мне каждый день – с 10-го по 15-ое.
Буду думать о Вас в каждой зелени, на каждой воле, и всё передам – тем полям! И на новый год буду думать… Когда не буду??
Не забуду.
12-го июня 1939 г., понедельник
Дорогая Ариадна,
Нынче едем – пишу рано утром – Мур еще спит – и я разбужена самым верным из будильников – сердцем. (А настоящий уложила: чтобы не забыть. NB! Зачем мне будильники?? Так, напр<имер>, у художницы Гончаровой пылесос, на моих глазах, оброс пылью, и она его, как толстого грязного спящего змея – обходила.) – Последнее парижское утро. Прочтите в моем Перекопе (хорошо бы его отпечатать на хорошей бумаге, та – прах! только никому не давать с рук и лучше не показывать) главку – Канун, как те, уходя, в последний раз оглядывают землянку… «Осколки жития Солдатского»…[1767]1767
Из заключительной части «Выход» поэмы «Перекоп»
[Закрыть]
– Так и я. —
Пользуюсь (гнусный глагол!) ранним часом, чтобы побыть с Вами. Оставляю Вам у М. Н. Л<ебеде>вой (ее дочь Ируся обещала занести к Вашей маме) – мою икону, два старых Croix Lorraine (Et Jehanne, la bonne Lorraine qu'Anglais brûlèrent à Rouen…)[1768]1768
Лотарингских крестика (Жанна, дева из Лотарингии,// Англичанами сожженная в Руане…) (фр.).: Двустишие о Жанне д’Арк из «Большого завещания» Франсуа Вийона.
[Закрыть] для Веры и Люли, и георгиевскую ленточку – привяжите к иконе, или заложите в Перекоп. Вам будет еще моя поэма Крысолов, но за ней зайдите к М. Н. Л<ебедевой> в первый приезд, п. ч. ее еще там нет. Непременно зайдите к М. Н. Л<ебедевой> – предупредив.
Всегда знайте адрес Л<ебеде>вых (они могут через год уехать в Америку) и всегда сообщайте им все, что будете обо мне знать – им я писать наверняка не смогу. Если буду Вам писать, буду называть ее (М<аргариту> Н<иколаевну> – Маша.
Едем без проводов: как Мур говорит – «ni fleurs ni couronnes»,[1769]1769
Ни цветов, ни венков (фр.). – принятая в траурных объявлениях формула, означающая просьбу не приносить цветов на похороны.
[Закрыть] – как собаки – как грустно (и грубо) говорю я. Не позволили, но мои близкие друзья знают – и внутренне провожают.
Знаю, что и Вы незримо будете нынче стоять на пристани.[1770]1770
Цветаева 13 июня 1939 г. пароходом из Гавра отплыла в Ленинград, куда прибыла 18 июня. Оттуда поездом – в Москву.
[Закрыть] Пока о моем отъезде – никому. Пока сами не заговорят. Обнимаю Вас, за всё благодарю, желаю счастья.
М.
<Приписка на полях:>
Детей обнимаю.
ТИХОНОВУ Н. С
6-го июля 1935 г., суббота
La Faviere, par Bonnes (var)
Villa Wrangel
Милый Тихонов,
Мне страшно жаль, что не удалось с Вами проститься. У меня от нашей короткой встречи осталось чудное чувство. Я уже писала Борису:[1771]1771
Б.Л. Пастернаку
[Закрыть] Вы мне предстали идущим навстречу – как мост, и – как мост заставляющим идти в своем направлении. (Ибо другого – нет. На то и мост.)
Что Вам этот край – по сердцу и по силам – я верю и вижу. Вы сам – этот край. Факт своего края, а не свидетельство о нем. Вы сам – тот мост – из тех; что сейчас так много строят. Видите – начав с иносказательного моста, кончила – достоверным, и рада, как всему, – что – само.
С Вами – свидимся.
От Б<ориса> у меня смутное чувство. Он для меня труден тем, что все, что для меня – право, для него – его, Борисин, порок, болезнь.
Как мне – тогда (Вас, впрочем, не было, – тогда и слез не было бы) – на слезы: – Почему ты плачешь? – Я не плачу, это глаза плачут. – Если я сейчас не плачу, то потому, что решил всячески удерживаться от истерии и неврастении. (Я так удивилась – что тут же перестала плакать.) – Ты – полюбишь Колхозы!
…В ответ на слезы мне – «Колхозы»,
В ответ на чувства мне – «Челюскин»!
Словом, Борис в мужественной роли Базарова, а я – тех старичков – кладбищенских.
А плакала я потому, что Борис, лучший лирический поэт нашего времени, на моих глазах предавал Лирику, называя всего себя и все в себе – болезнью. (Пусть – «высокой».[1772]1772
Имеется в виду поэма Б. Пастернака «Высокая болезнь».
[Закрыть] Но он и этого не сказал. Не сказал также, что эта болезнь ему дороже здоровья и, вообще – дороже, – реже и дороже радия. Это, ведь, мое единственное убеждение: убежденность.)
Ну – вот.
Рада буду, если напишете, но если не захочется или не сможется – тоже пойму.
МЦ.
А орфография – в порядке приверженности к своему до-семилетию: после 7 л<ет> ничего не полюбила.[1773]1773
Цветаева всю жизнь использовала старое написание слов: твердый знак в конце слова после согласной и букву «ять» вместо «е» в тех словах, где эта буква писалась ранее. Письмо к Тихонову также написало по старой орфографии.
[Закрыть]
Большинство эмиграции давно перешло на е. Это ей не помогло.
