Текст книги "Собрание сочинений Джерома Клапки Джерома в одной книге"

Автор книги: Клапка Джером Джером

сообщить о нарушении

Текущая страница: 203 (всего у книги 233 страниц)

Любовь Ульриха Небендаля

Вероятно, из всех это больше всего беспокоило герра Пфаррера. Разве он не отец деревни? И, будучи таковым, разве не он должен следить, чтобы его дети вступали в удачный брак с подходящим спутником жизни? И вступали в брак в принципе. Ведь долг каждого достойного гражданина – на протяжении веков поддерживать священный огонь домашнего очага, воспитывать крепких парней и честных девушек, которые будут служить Богу и родине. Герр пастор Винкельманн был истинным сыном Саксонской земли – славным, простым, сентиментальным.

– Что ж, в вашем возрасте, Ульрих… в вашем возрасте, – повторял герр пастор, отставляя пиво и вытирая тыльной стороной ладони толстые губы, – я был главой семейства, отцом двух мальчиков и девочки. Вы никогда ее не видели, Ульрих, она такая милая, такая хорошая. Мы назвали ее Марией. – Герр Пфаррер вздохнул и спрятал широкое красное лицо за поднятой крышкой своей оловянной кружки.

– Должно быть, дома с ними весело… с малышами, – заметил Ульрих, поднимая свои мечтательные глаза на кольцо дыма, вырывавшееся из его длинной трубки. – Мне всегда нравились малыши.

– Найдите себе жену, – настаивал герр Пфаррер. – Это ваш долг. Милостивый Бог предоставил вам достаточные средства. Будет неправильно, если вы проживете жизнь в одиночестве. Из-за холостяков появляются старые девы, а от этого никакого проку.

– Верно, – согласился Ульрих. – Я часто говорил это самому себе: приятно чувствовать, что работаешь не только ради себя самого.

– Эльза же, – продолжал герр Пфаррер, – милая девочка, набожная и бережливая. Таких одна на миллион.

Лицо Ульриха осветила приятная улыбка.

– Да, славная девушка. Ее маленькие ручки – вы когда-нибудь обращали на них внимание, герр пастор? Они такие нежные и в ямочках.

Пфаррер оттолкнул пустую кружку и облокотился локтями о стол.

– Я думаю… Вряд ли она вам откажет. У меня есть причины полагать, что ее мать… Позвольте расспросить их… осторожно. – Красное лицо старого пастора зарделось еще больше в будоражащем предвкушении. Он был прирожденный сват.

Но Ульрих – колесный мастер – беспокойно заерзал на стуле.

– Чуть позже, – взмолился он. – Позвольте мне все обдумать. Мужчина не должен жениться, если он не уверен, что любит. Всякое может случиться. Это было бы несправедливо по отношению к девушке.

Господин Пфаррер протянул ладонь через стол и накрыл ею руку Ульриха.

– Это Ядвига. Вы дважды провожали ее до дома на прошлой неделе.

– Дорога слишком пустынна для хрупкой девушки, к тому же лежит через речку, – объяснил колесный мастер.

На мгновение лицо герра пастора приняло угрюмый вид, но потом опять просветлело.

– Ну-ну, почему нет? В некоторых отношениях Эльза была бы лучше, но Ядвига, ах, она тоже хорошая девушка. Немного диковата, наверное, но это пройдет. Вы говорили с ней?

– Пока нет.

– Но поговорите?

И опять в этих мечтательных глазах отразилась тревога. На этот раз уже Ульрих, оставив трубку, положил большие руки на деревянный стол.

– А как же человек может узнать, когда влюблен? – спросил Ульрих пастора, который, женившись дважды, имел большой опыт в таких делах. – Как он может быть уверен, что это именно та женщина и ни к какой другой его сердце не потянется?

Герр пастор был человеком заурядной внешности – маленький, толстый и лысый, – но прошедшие дни оставили ему голос, который до сих пор казался молодым. И в вечерних сумерках, скрывших увядшее лицо, Ульрих услышал только голос пастора, звучавший как голос мальчика.

– Она станет дороже вас самих. Вы будете думать только о ней. Жизнь отдадите за нее!

Они некоторое время сидели молча, ибо маленький толстый герр Пфаррер размышлял о прошлом, а высокий долговязый Ульрих Небендаль, колесный мастер, – о будущем.

Случилось так, что Ульрих, возвращаясь домой, на мельницу странной постройки, где он жил один со старой Анной, повстречал Эльзу с руками в ямочках на мосту через журчащую Мульде, недолго поговорил с девушкой и пожелал спокойной ночи.

Как приятно было наблюдать за тем, как она своими немного коровьими глазами робко ищет его взгляд, приятно прижимать к себе ее руку в ямочках и ощущать собственную недюжинную силу. Несомненно, он любил ее больше, чем себя самого. Он представил ее в беде: вот на нее нападают грубые солдаты, которые, как зловещие тени, бродят туда-сюда по этим прекрасным саксонским долинам, оставляя после себя смерть и страдания – сожженные дома, женщин с безумными глазами. Разве он не отдал бы за нее жизнь?

Итак, ему стало совершенно ясно, что маленькая Эльза – его настоящая любовь.

Это продолжалось до следующего утра, до тех пор пока, оторвавшись от вертящейся пилы, он не увидел Марго, которая стояла перед ним и смеялась. Марго – озорница, строптивица, она навсегда останется для него ребенком, с которым он играл и которого нянчил. Усталая Марго! Не тысячу ли раз носил он ее спящую на руках? Марго в опасности! И от одной только мысли побагровел.

Весь день Ульрих беседовал сам с собой, пытаясь понять себя, но безуспешно. Ибо Эльза, и Марго, и Ядвига были лишь одними из многих на этом долгом пути. Какую девушку в деревне он не любил, если уж на то пошло? Лизель, которая работала так много и жила так бедно, запуганная угрозами деспотичной бабы. Сюзанну, некрасивую и не слишком веселую – никому не удавалось заставить ее тонкие губы изогнуться в улыбке. Малышки – ибо именно такими они казались высокому долговязому Ульриху благодаря своим милым манерам. Думая о них, Ульрих улыбался. Как мог человек любить одну больше другой?

Герр Пфаррер покачал головой и вздохнул.

– Это не любовь. Милостивый Боже! Подумать только, к чему это может привести. Мудрый Господь никогда не установил бы такой порядок вещей. Любишь одну, она единственная женщина для тебя в целом свете.

– Но вы сами, герр пастор, были женаты дважды, – вставил озадаченный колесный мастер.

– Но на каждой отдельно, Ульрих. На каждой отдельно. Это совершенно другая ситуация.

Почему это чувство не приходит только к нему, к одному из всех мужчин? Уж конечно, эта любовь – нечто прекрасное, достойное человека, и без этого человек не кто иной, как бесполезный пожиратель еды, праздно топчущий землю.

Так размышлял Ульрих, отдыхая после работы одним сонным летним днем, слушая тихое пение воды. Как хорошо он знал веселый голос извилистой Мульде! Он работал здесь, здесь же играл всю свою жизнь. Часто он сидел и говорил с ней как со старым другом.

Трудхен, увидев, что он бездельничает, уткнулась холодным носом ему в руку. Трудхен только теперь почувствовала себя умной и важной. Разве не она была матерью пяти самых чудесных щенков во всей Саксонии? Они всем роем крутились у его ног, прижимались к нему своими маленькими глупыми головками. Ульрих остановился и взял по одному в каждую большую руку. Но это вызвало ревность и недовольство, и он, смеясь, прилег на бревно. Потом вся пятерка накинулась на него и принялась кусать, топтать неуклюжими лапами лицо, до тех пор пока их не отвлекло плывшее по воде перо и они не помчались ловить его. Ульрих выпрямился и принялся наблюдать за ними, этими маленькими озорниками, маленькими, глупыми, беспомощными созданиями, которым требовалось столько заботы. Самка дрозда защебетала над его головой. Ульрих встал и, подкравшись на цыпочках, заглянул в гнездо. Но птица-мать, мимоходом посмотрев на него, продолжила свою работу. Кто боялся Ульриха – колесного мастера! Крошечные жужжащие насекомые сновали туда-сюда по его ногам. Старый человек, отправляясь на вечерний отдых, поздоровался с ним. Зефир прошептал что-то листьям, и они засмеялись, а потом полетел дальше. Там и сям из своих укромных мест стали выползать тени.

– Если бы я только мог жениться на всей деревне! – усмехнулся Ульрих, говоря сам с собой. – Но это, конечно, полная чепуха!

Наступающая весна вновь спустила с цепи собак войны на залитую кровью землю, ибо вся Германия, общими страданиями недавно наученная необходимости забыть о мелком соперничестве, поднялась в едином мощном порыве, который навеки изгонит французов и избавит немецкую землю от гнета. Ульрих, для которого любовь к женщине казалась невозможной, собирался стать хотя бы возлюбленным своей страны. Он тоже хотел маршировать среди тех храбрых, решительных воинов, которые стекались, словно тысячи ручьев, из каждой немецкой долины к северу и западу, чтобы присоединиться к прусским орлам.

Но даже в любви к стране Ульрих с мечтательным взглядом был отвергнут. Его колесное дело потребовало переезда в дальний пригород. Как-то он ходил весь день. К вечеру, минуя опушку леса, он услышал слабый крик о помощи, доносившийся откуда-то из темноты. Ульрих остановился, и снова из мрачного леса полетел крик, исполненный боли. Ульрих побежал и наконец добрался до места, где среди диких цветов и травы лежало ничком пять тел. Двое из них были солдатами немецкого ландвера[134]134
  Категория военнообязанных запаса второй очереди и второочередные войсковые формирования в Пруссии, Германии, Австро-Венгрии и Швейцарии в XIX – начале XX в.


[Закрыть], остальные трое – французы в ненавистных мундирах знаменитых разведчиков Наполеона. Это было одно из тех незначительных «происшествий с аванпостом», один из тех обыкновенных случаев на войне, которые нигде не регистрируют и никто не помнит, за исключением какого-нибудь неприметного лица в толпе. Четверо мужчин были мертвы. Один же, француз, еще живой, истекал кровью, сочившейся из глубокой раны в груди, которую пытался заткнуть комком влажной травы.

Ульрих взял его на руки. Мужчина не говорил по-немецки, а Ульрих знал только родной язык. Но когда человек, повернувшись к соседней деревне с выражением ужаса в наполовину остекленевших глазах, принялся жестикулировать, Ульрих все понял и понес его еще дальше в лес.

Он нашел маленькое пустое укрытие, которое соорудили угольщики, и там, на постель из травы и листьев, уложил раненого. И на этом месте целую неделю без одного дня Ульрих ухаживал за ним и возвращал к жизни, приходя и уходя украдкой, словно вор, в темноте. Потом Ульрих, до сих пор считавший, что у него в жизни одна цель – убить всех французов, наполнив рюкзак француза провизией, полночи вел его через окрестности за руку; и так они расстались.

Ульрих не вернулся в деревню Альт-Вальдниц, которая лежит за лесом близ бурлящей Мульде. Там решат, что он ушел на войну, пусть так и думают. Он был слишком труслив, чтобы вернуться и сказать, что больше не хочет сражаться, что стук барабана вызывает у него лишь воспоминания об истоптанной траве, где лежали мертвецы с проклятием в глазах.

И так, стыдливо понурившись, туда-сюда бродил Ульрих по стонущей земле, шагая на звуки скорби, борясь со злом, которое пыталось подобраться к раненым, проворно спеша туда, где люди, независимо от мундира, испытывали боль.

И вот однажды Ульрих случайно вновь оказался у окруженного лесами Вальдница. Он собирался перебраться через холмы, побродить по тихим улочкам под луной, пока все добрые люди спят. Он все больше торопился, подходя ближе. Там, где расступались деревья, он смог посмотреть на деревню сверху вниз, увидеть каждую крышу, которую так хорошо знал, – церковь, мельницу, извилистую Мульде, зеленую, потерто-серую, с ногами, кружащимися в танце там, где после окончания ненавистной войны опять зазвучат народные саксонские песни.

Кто-то еще находился там, где лес обрывается на выступе холма, – фигура, преклонившая колена на земле и обращенная лицом к деревне. Ульрих подкрался ближе. Это оказался герр Пфаррер, который молился с жаром, но беззвучно. Он вскочил, когда Ульрих к нему прикоснулся, и когда первоначальный страх прошел, поведал земляку печальную историю.

Со времен отъезда Ульриха начались несчастья. Полк французской разведки устроил лагерь на холме, за месяц в лесах два раза нашли по убитому французскому солдату. Суровыми были наказания для деревни и ужасными угрозы полковника отомстить. Теперь, в третий раз, солдата с ножевой раной в спине принесли в лагерь, и сегодня днем полковник поклялся, что если ему не передадут убийцу за час до рассвета, когда сворачивается лагерь, то перед тем как отправиться в путь, он сожжет деревню и сровняет ее с землей. Господин Пфаррер как раз возвращался из лагеря, он умолял пощадить деревню, но все оказалось напрасно.

– Как это гнусно, – произнес Ульрих.

– Люди сошли с ума от ненависти к французам, – ответил герр пастор. – Быть может, один, а быть может, десятки хотят отомстить врагу своими руками. Да простит их Господь.

– Они не признаются, чтобы спасти деревню?

– Разве можно этого ждать? Никакой надежды, деревня сгорит, как и сотни других.

Увы, это была правда. Ульрих видел почерневшие руины, стариков, сидевших с белыми лицами среди обломков своих домов, маленьких детей, жалобно плачущих у их колен, крошечных птенцов, спаленных в гнездах. Он доставал их останки из-под обуглившихся стволов мертвых тополей.

Герр Пфаррер отправился дальше выполнять свою печальную миссию по подготовке людей к страшному часу.

Ульрих стоял один, глядя на деревушку Альт-Вальдниц, купавшуюся в лунном свете. И тут в его ушах зазвучали слова старого пастора: «Она будет вам дороже вас самих. Ради нее вы будете готовы отдать жизнь». И Ульрих понял, что его любовь – Альт-Вальдниц, где живут родные ему люди, старые и морщинистые, смешливые «малышки», где обитают беспомощные, бесхитростные создания с бездонными грустными глазами, где лениво жужжат пчелы и тысячи крошечных существ, занятых обычными делами.

Его повесили высоко на высохшем тополе лицом к Альт-Вальдницу, чтобы вся деревня, весь стар и млад могли его видеть, а потом под стук барабанов и крик дудок отмаршировали прочь. И скрытый в лесах Вальдниц вновь собрал столь многочисленные ниточки своей тихой жизни и соткал из них полотно со знакомым домашним узором.

Местные жители много говорили и спорили; находились и те, кто хвалил, и те, кто порицал. Только герр Пфаррер молчал.

Лишь много лет спустя на смертном одре старик облегчил свою душу и правду узнали все.

Тогда гроб Ульриха с благоговением подняли; молодые люди отнесли его в деревню и поставили на церковном дворе, чтобы он всегда был среди них. Они соорудили то, что, на их взгляд, являло собой великий памятник, и высекли на нем надпись:

«Большей любви, чем эта, человек испытать не может».

Мисс Гоббс

Комедия в четырех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Вольф Кингсерл,

Персиваль Кингсерл – однофамильцы, товарищи по школе.

Беула, жена Персиваля.

Аббей, тетка Беулы.

Джордж Джессон, товарищ Персиваля.

Генриетта Гоббс.

Милли Фарей, ее подруга.

Сэндс, капитан яхты.

Чарльз.

Горничная.

Действие первое

1

Комната второго этажа на даче Кингсерла. Шторы опущены. Входит энергичная седовласая мисс Аббей, следом за нею пятнадцатилетний Чарльз.

Аббей. Ай! Что это?

Чарльз. Это, мисс, шляпа хозяина. Он всегда бросает ее на пол, когда сердится. Сейчас я подниму шторы.

Аббей. Я не испортила ее?

Чарльз. Во всяком случае, не привели в порядок.

Аббей. А где Кингсерл?

Чарльз. Еще не приходил.

Аббей. А давно ли ушел?

Чарльз. Вчера вечером, мисс.

Аббей. Боже мой! Так что же он на улице, что ли, ночевал?

Чарльз. Не могу знать.

Аббей. А где племянница?

Чарльз. У себя.

Аббей. Как она себя чувствует?

Чарльз. Как на иголках.

Аббей (в сторону). Какой стыд… Не прошло и полгода после их свадьбы и уже… (Чарльзу). А почему на тебе нет формы?

Чарльз. Она на мне, мисс.

Аббей. Я не слепая.

Чарльз. Вы ее не можете видеть. Она под…

Аббей. Зачем же ее носить под, когда следует – на.

Чарльз. Я не выношу этой подневольной вывески.

Аббей. Вот погоди, явится сам… (Пауза). Из-за чего же они повздорили?

Чарльз. Из-за того же.

Аббей. Из-за мисс Гоббс?

Чарльз. Конечно, Как бы хорошо ни начинался разговор, он всегда кончается ею.

Аббей. Эта мисс погубит нас всех… Я никому не желала зла, но если бы судьба могла прибрать ее…

Входит Беула. Это молодая женщина. Она одета по-дорожному.

2

Аббей (целуя Беулу). Детка моя… на тебе нет лица.

Беула. Я не совсем здорова, тетя…

Аббей. Я тотчас же выехала, как получила твое письмо. Что тут у вас за история?

Беула. Да все эта старая…

Аббей… дева мисс Гоббс.

Беула. Нет, старая причина раздоров.

Аббей. Я о ней и спрашиваю.

Беула. Гоббс делают всегда и во всем виноватой… Если бы случилось землетрясение, то не искали бы другого виновника, кроме нее…

Аббей. Когда это кончится?

Беула. И все потому, что она моя подруга… Чарльз, где ваша форменная куртка?

Аббей. Он не желает носить этой «подневольной вывески»! Он скоро потребует фрак и экипаж для выездов… Им надо заняться.

Беула. С сегодняшнего дня пусть им занимается кто-нибудь другой…

Аббей. Кто?

Беула. Кто-нибудь… Я навсегда оставляю этот дом…

Аббей. Ты думаешь, что говоришь?

Беула. Это продумано годами…

Аббей. Годами? Но вы же только шесть месяцев как женаты.

Беула. За шесть месяцев можно пережить больше, чем за всю жизнь. Чарльз, что ты тут делаешь?

Чарльз. Подбираю осколки. Вчера хозяин трахнул стеклянную вазу.

Аббей. И ничего нового в этом нет. Это бывало и раньше.

Беула. Нет, есть нечто новое, которое может повториться, если я тут останусь. Он ударил меня.

Аббей. Ударил? Не может быть…

Беула. Я бы тоже не поверила этому шесть месяцев тому назад.

Аббей. Это ужасно! Как это могло… (Замолкает, услышав шаги).

Входит Персиваль. Это молодой человек лет двадцати двух. Его соломенная шляпа съехала на затылок. По всему видно, что он провел бессонную ночь.

3

Персиваль. Доброе утро, тетя. Здравствуй, Беула…

Аббей. Доброе утро, Беула. Здравствуйте…

Персиваль. Что это такое?…

Чарльз. Это, сэр, осколки вазы, которую вы вчера разбили…

Персиваль. Но почему ты их собираешь в шляпу?…

Чарльз. Ее теперь все равно придется выбросить. Мисс Аббей растоптала ее…

Персиваль. Вон вместе со шляпой…

Чарльз уходит.

Садись, Беула. Я хочу поговорить с тобой в присутствии тети. Садитесь, тетушка. Беула, я поступил неправильно…

Беула. Когда именно?

Аббей. Беула, ты несносна…

Персиваль. Вчера вечером… Я вышел из себя и позволил некоторую оплошность…

Аббей. Она говорит, что вы ее били.

Персиваль, Она несколько преувеличенно сказала вам, тетя. Правда, со стороны это было похоже на удар, но на самом деле я только коснулся ладонью ее щеки.

Беула. Я не помню, чего ты коснулся…

Аббей. Стало быть, было не так больно…

Беула. Дело, тетя, не в физической боли.

Аббей. Да-да-да… Безусловно, все дело в оскорблении самолюбия. Но ведь он так стыдится… Не правда ли, вы стыдитесь?

Персиваль Я, конечно, стыжусь, но она же сама…

Аббей. Видишь, он стыдится и просит прощения…

Персиваль. Да. Я прошу прощения.

Аббей. Он же просит прощения… И ты обязана простить его. И ты прощаешь его… Прощаешь его?

Беула. Если вы говорите, что я обязана прощать, прощать подобное…

Аббей. Видите, она прощает вас. И все исчерпано.

Персиваль. Хорошо бы, если…

Аббей. Ну вот, и все отлично.

Персиваль. Только я попрошу вас, тети, обсудить вместе с нами причину споров.

Аббей. А не лучше ли нам прежде позавтракать?

Беула. Завтракать здесь…

Аббей. Необязательно здесь. Можно и на веранде. Прошу вас.

Персиваль. В данном случае я соглашаюсь с Беулой. Завтракать здесь после того, что случилось, было бы комедией…

Аббей. Как хотите. Только я не думаю, что вы теперь в состоянии разговаривать хладнокровно.

Персиваль. За себя я могу поручиться, если Беула будет себя прилично вести…

Аббей. Замечательное предисловие…

Беула. Я, тетя, уже привыкла к оскорблениям…

Аббей (вскакивая). Давайте завтракать.

Персиваль. Простите, тетя, прости, Беула, я не хотел тебя оскорбить… Я только хотел установить порядок под этой крышей.

Беула. Ему кажется, что он, именно он, должен устанавливать порядок.

Персиваль. Я этого не сказал. Но мне кажется, муж имеет право быть главой семьи под своей крышей.

Аббей. Прежде чем быть главой, надо самому иметь голову.

Беула. Пусть он будет кем угодно. Я все равно ухожу.

Аббей. Куда? Я тебя не возьму.

Беула. Тогда я умру на твоем пороге.

Аббей. Ну, этого, положим, не допустит общественный надзор. Ты совсем глупый ребенок. Впрочем, вы оба не отличаетесь умом. У вас нет ни горестей, ни печалей, так вы их придумываете. Каждый из вас непременно хочет указывать один другому.

Беула. Я не хочу учить его, но я требую, чтобы он не вмешивался в мои личные дела.

Персиваль. Я бы не вмешивался, если бы ты была разумнее.

Беула. Что вы скажете на это, тетушка? Три дня тому назад он схватил мой велосипедный костюм и сжег его на кухне.

Персиваль. Но она же черт знает на кого была похожа в этих турецких штанах. Это же ужас.

Беула. Никакого ужаса в этом не было… Но не в этом дело. Я не указываю ему, как надо одеваться.

Персиваль, Но когда-то ты советовалась со мной относительно своих туалетов.

Беула. Тогда ты находил хорошим всякое мое платье.

Персиваль. Да, находил. Потому что ты не была еще заражена дикими модами от мисс Гоббс.

Аббей. Я вижу, что нам уже не придется завтракать.

Беула. Все вы против нее.

Персиваль. Конечно, Это же взбесившаяся старая дева.

Аббей. Пожалуйста… Прошу вас завтракать…

Персиваль. Которая, к несчастью, влияет на тебя… Я тебе запрещаю встречаться с ней.

Беула. Запрещаешь?

Персиваль. Запрещаю. Потому что мои просьбы не подействовали на тебя… И я воспользуюсь правами мужа, пока ты находишься под этой крышей…

Беула. Да что это, право, – «крыша» да «крыша»… Неужели вам не ясно, как вы смешны…

Персиваль. Тетя! Я не могу больше выносить… Я запрещаю тебе встречаться с нею, переписываться с нею, думать о…

Входит Чарльз.

4

Чарльз. Там, сэр…

Персиваль. Марш отсюда.

Чарльз исчезает, вместо него появляется девушка лет девятнадцати – Милли Фарей.

5

Фарей. Простите, пожалуйста. Я, может быть…

Беула. Ничего-ничего, моя дорогая… Ты же знаешь моего мужа…

Фарей. Да, мы, кажется, встречались…

Персиваль. И, кажется, не раз…

Фарей. Наверно, {Передает Беуле письмо) Это письмо написано на тот случай, если бы тебя не оказалось дома… Возьми… Здравствуйте, мисс Аббей… Не правда ли, сегодня несколько пасмурное утро?…

Аббей. Да. Если не сказать – ненастное… Персиваль. Вы, очевидно, приехали сюда на дачу?

Фарей. Да, мы наняли большой дом. Хотим арендовать лодку и кататься по морю.

Персиваль. У вас компания?

Фарей. Пока двое. Но скоро к нам приедут еще наши подруги…

Персиваль. Вот будет весело. С кем вы, если это не секрет, поселились здесь?

Фарей. Конечно, не секрет. С Генриеттой Гоббс.

Персиваль. С мисс Гоббс?

Фарей. Да, я поселилась с ней.

Персиваль. Мисс Фарей, прошу извинить меня и принять мое к вам расположение… но я не могу принимать под своей кры… в своем доме подруг мисс Генриетты Гоббс…

Аббей. Вы сумасшедший!

Персиваль, Буду им, если не избавлюсь от этой мисс… мисс Гоббс. Она, как сверчок, невидимо подтачивает мое семейное счастье. Отравив сознание моей жены нелепыми идеями, она не успокаивается на этом и следует за нами на дачу… Проводить здесь лето? Нет!.. (Бросает шляпу па пол.) Я разделаюсь с этой компанией…

Беула. Вы? Вы гоните мою подругу?

Персиваль. Да. Для твоей же пользы…

Беула. Образумьтесь… Милли, прошу тебя остаться.

Фарей. Нет-нет… не удерживайте меня… (К Аббей). Не правда ли, мне лучше уйти?

Аббей. Да, лучше бы…

Фарей уходит.

6

Персиваль. Откровенно говоря, я ничего не имею против Фарей… и мне очень жаль, что…

Беула берет чемодан и уходит.

Куда ты?

Беула (в волнении роняет письмо). На свободу… Милли, подожди меня… Я тоже с тобой… (Убегает, сталкиваясь в дверях с Джорджем, и закрывает дверь.).

Джордж от толчка летит на диван.

7

Персиваль. Она заперла ее на ключ… (Бежит к окну, намереваясь выпрыгнуть).

Аббей. Вы хотите собрать толпу зевак перед своим домом?

Персиваль. Куда они уезжают? Что мне теперь делать?

Аббей. Вы уже сделали достаточно много…

Персиваль. Но куда же они уезжают? А ты что тут делаешь?

Джордж. Я столкнулся сначала с одной, потом с другой… Милли даже не остановилась и не захотела со мной разговаривать… Куда они поехали?

Персиваль. Мне не меньше тебя хочется знать об этом…

А6бей. А может быть, нам кое-что расскажет письмо, которое она уронила?

Персиваль (берет письмо). «Дорогая Беула». Это, наверно, от мисс Гоббс… (Читает на обороте) Ну, так и есть! «Всей душой твоя Генриетта Гоббс». О! Пантера!

Аббей. Все равно, кто она. Читайте.

Персиваль (читает). «Моя дорогая Беула. Спешу тебе сообщить о том, что мы будем жить неподалеку друг от друга. Я сияла здесь большой старый дом и намерена учредить нечто вроде женского клуба. Чем больше я думаю о замужних женщинах, тем мне сильнее хочется освобождать их от порабощения». Она бесповоротно глупа. «Если твое положение ухудшится, ты всегда найдешь приют под моей кры… крышей».

Аббей. Я так и знала, что без крыши здесь не обойдется.

Персиваль. Ну, теперь я имею полное право преследовать эту особу. Она совращает женщин с семейного пути… (Читает) «Скорее приходи. Всей душой твоя Генриетта Гоббс»… Погодите, тут еще приписка. «Кстати, Милли Фарей отказала этому болвану Джорджу Джессону и взяла назад свои обещания, я так рада, что она пренебрегла своим женихом и присоединилась ко мне».

Джордж (уныло). Я вчера получил письмо с отказом Милли и надеялся, что твоя жена воздействует на нее и поможет мне.

Персиваль. Тебе могут помочь только похороны мисс Гоббс.

Джордж, Стало быть, они уехали к ней?

Персиваль. Разумеется.

Аббей. Это, очень хорошо. Мы теперь можем хотя бы быть спокойны, что с ней ничего не случится дурного.

Персиваль. Ничего не случится дурного? Уже случилось… Что еще там?

Стук в дверь.

Чарльз (через дверь). К вам приехал какой-то джентльмен и хочет вас видеть.

Персиваль. Пошли его к черту.

Чарльз. Но он говорит, что вы будете рады встрече.

Персиваль. Какой идиот! Я никого/ не хочу видеть. Как его фамилия?

Чарльз. Он говорит, что фамилия не имеет значения…

Персиваль. Так это какой-нибудь жулик. Отчего ты не дашь ему по шее? Каков он из себя?

Чарльз. Высокий. Светлые волосы…

Персиваль. Не припоминаю такого… Скажи, что меня нет дома.

Чарльз. Сказал. Но он говорит, что ему не к спеху и он подождет, пока вы окажетесь дома.

Персиваль. Где же он?

Чарльз. Здесь, рядом со мной, за дверью.

Персиваль. Ты круглый болван! Открой дверь.

Чарльз. Она заперта, сэр.

Персиваль. Я это знаю без тебя. Поверни ключ.

Чарльз. Ключа тут нет. Персиваль. Она и ключ увезла…

Аббей. Получается не очень хорошо.

Персиваль. Что же теперь делать?

Чарльз. Джентльмен спрашивает, не нажать ли на дверь коленом?

Персиваль. Пусть нажмет.

Треск. Дверь слетает с петель. Появляется высокий загорелый блондин – Вольф Кингсерл.

8

Вольф. Доброе утро!

Персиваль (сухо). Здравствуйте. Извините, что заставил вас ждать. У нас что-то такое происходит с замком.

Вольф. Неудобный замок.

Персиваль. Неудобный замок.

Вольф. Меня, очевидно, трудно узнать…

Персиваль. М-м-м… не узнаю…

Вольф. Ты все еще такой же суматошный, Кингсерл-младший?

Персиваль. Вольф! Кингсерл, Кингсерл-старший… Как я рад. Тетя, это Кингсерл-старший… Помните, я рассказывал. Мы его называли в школе… Это моя тетя… Вернее, тетя моей жены… Как я рад, как я рад.

Вольф. Только ради такой тетушки был смысл жениться…

Аббей. Ого! Вы не ирландец?

Вольф. По матери – да.

Аббей. Так я и решила. Вы явились как раз вовремя. Теперь, я полагаю, вы захотите поговорить со своим другом, и я буду иметь возможность позавтракать. (Персивалю, тихо). Не огорчайтесь. Она завтра же раскается. Только ничего не предпринимайте без меня, дайте слово.

Персиваль. Даю. Я ее так люблю…

Аббей. Прощайте. (Уходит.)

9

Персиваль. Как я рад тебе. Да, я тебя не познакомил. Джордж Джессон. Мистер Вольф Кингсерл. Но как ты возмужал, Вольф.

Вольф. Да… Это иногда случается после школьного возраста.

Персиваль. Садись и рассказывай, как ты попал сюда. Последний раз ты писал из…

Вольф. Тегерана… Можно курить?

Персиваль. Пожалуйста.

Вольф. В то самое утро, когда я тебе отправил письмо, меня командировали в Шанхай. Там заболел наш посланник, и мне надо было провести одну сложную работу. Мне это удалось, и меня наградили десятимесячным отпуском. Я, конечно, захотел увидеть родные места. С первым же пароходом мы вышли из Иокогамы, первого числа мы прибыли в Ванкувер, и вчера я очутился здесь, чтобы раздобыть себе на лето яхту… Ты же знаешь мою слабость. Наконец, узнал, что ты здесь, и приехал к тебе. Вот и все. Где твоя жена?

Персиваль. Она… Она… Видишь ли… Тебе ее не удастся сегодня увидеть.

Вольф. Может быть, она, м-м-м… (Встает.) Может, тебя, мой друг, надо поздравить с семейной радостью…

Персиваль. С какой?

Вольф. Впрочем, какой я дурак. Ведь вы познакомились всего лишь в декабре. Странствуя, забываешь о времени. Но, надеюсь, она не больна?

Персиваль. Наоборот… Очень здорова… Ах!..

Вольф. В чем дело, Персиваль? Мы же с тобой старые друзья.

Персиваль. Ничего особенного. Она ушла из дому.

Вольф. И только? А я уже стал беспокоиться.

Персиваль. Может быть, она не вернется несколько дней. Она уехала к подруге, к мисс Гоббс.

Вольф. В деревню?

Персиваль. Нет, это здесь.

Вольф. Подруга, очевидно, заболела?

Персиваль. О, если б она заболела… Вольф, как поступать с женщиной, которая разбивает семейное счастье и разлучает любящие сердца?

Вольф. На востоке таких женщин кладут в мешок и – в реку. Здесь же, увы, общественное мнение…

Персиваль. Нет, я говорю не о таких… Я говорю о женщине, которая приносит вред убежденно и принципиально. Это дикое животное. Что с нею делать?

Вольф. Приручить.

Персиваль. Как?

Вольф. Есть один способ – любовь.

Персиваль. Она неприступна.

Вольф. Таких не бывает.

Персиваль. О, ты не знаешь…

Вольф. Все они одинаковы.

Персиваль. Хотел бы я видеть мужчину, который отважится ухаживать за мисс Гоббс.

Вольф. Есть у мисс Гоббс глаза, уши, рот?…

Персиваль. Очевидно.

Вольф. Следовательно, всякий, кто не окончательный дурак, может не позднее чем через шесть месяцев одержать победу.

Персиваль. Ты не хочешь испытать?

Вольф. Спасибо. Я приехал отдыхать.

Персиваль. Вольф, ты же спортсмен. Предлагаю пари. Я угощаю тебя обедом у Дельмонико, если ты через полгода поцелуешь мисс Гоббс.

Вольф, Жаль, что я отвык от шикарных обедов. И, кроме того, мне это не доставит удовольствия… И ей, полагаю, тоже. Впрочем, кто эта мисс Гоббс?

Персиваль. Кто эта мисс Гоббс? (Переглянувшись с Джорджем) Вот прочти это письмо.

Вольф (читает). «Дорогая Беула…»

Персиваль. Читай, читай… Там нет ничего интимного.

Вольф (читает письмо). «Если твое положение ухудшится, ты всегда найдешь приют», м-м-м…

Персиваль. Мы поссорились с женой из-за этой особы.

Вольф. И ссора кончилась в ее пользу?

Персиваль. Это-то меня и бесит.

Вольф. Верю. (Джорджу). А слово «болван» в этом письме относится к вам?

Джордж. «Болван»? Да, болван – это я.

Персиваль. Теперь ты понимаешь, что это за личность. Она пожирает его невесту и лишает замужества с замечательным человеком. Этого ей мало. Она уводит мою жену!..