Текст книги "Ангел-стажёр (СИ)"
Автор книги: Ирина Буря
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 55 страниц)
Глава 19. Притяжение
Однажды мы с Татьяной смотрели какой-то дурацкий фильм, из которого я не запомнил ничего, кроме одной сцены.
На протяжении всего фильма (а может, и раньше – хоть убейте, не помню!) главный герой выстраивал в минуты сомнений и раздумий замысловатую конструкцию из костяшек домино. Разрослась она у него до гигантских размеров, и в самом конце фильма то ли его кто-то под руку подтолкнул, то ли у него самого эта рука дернулась, то ли одолела его поистине человеческая страсть к разрушению.
Одним словом, валились эти костяшки добрых минуты две, а он взирал на них, даже не пытаясь хоть часть своих титанических трудов спасти.
Что хотели авторы фильма этим сказать, я так и не понял, но меня долго потом мучил вопрос, что он должен был при этом думать и чувствовать.
Напросился. Сподобился наглядной демонстрации крушения всех своих тщательно выстроенных планов, причем точно зная, что это не моя рука их подтолкнула. Я накануне все сделал, чтобы запутать отцов-архангелов, скрыть от них ход своих рассуждений. И не знаю, как у того главного героя из фильма, а у меня снова мысль мелькнула: «Вот где наше хваленое равноправие? Почему отцам-архангелам память не чистят, как рядовым ангелам?».
От греха подальше, я ее быстро подавил. Решительно и безжалостно. Раз десять. Пока по лесу с внештатниками шатался.
Да, эффект неожиданности остался, разумеется, на моей стороне. Я бы даже сказал, верно и неотлучно – сковав меня до потери дара речи с того момента, как на меня надели наручники.
Мое несравненное искусство импровизации тоже на все сто процентов отработало. Но какой смысл падать, старательно споткнувшись, если на тебя сверху тут же валится прикованный к тебе внештатник? Или руками размахивать, если его рука взлетает вслед за твоими – причем, прицельно так, прямо в ухо. И в сторону бросаться – чтобы тебя, как щенка, рывком назад притянули.
Одним словом, большую часть пути к тайнику мы с внештатниками прошли степенно и размеренно. Особенно неторопливо, когда среди деревьев показалось круглое здание, в котором как раз решалась судьба Татьяны. Я смотрел прямо перед собой, методично считая шаги. Ничего, придет день – и воздастся внештатникам столько же кратно.
Когда пытка недостижимой близостью всех моих устремлений закончилась, я немного отошел. В смысле, от эффекта неожиданности. И того пути, по которому намеревались двигаться мои конвоиры. Меня зачем с собой взяли? Тайник показывать? Так кто лучше знает, где он? Они еще спорить со мной будут!
Главное преимущество ангела, прошедшего суровую школу земной жизни – умение извлечь пользу из самой неблагоприятной ситуации.
Прогуляться на свежем воздухе после недели взаперти – раз. Топтанием по коридору форму не восстановишь, а она мне сегодня еще вполне может понадобиться.
Дождаться сообщения Стаса об окончании распределения Татьяны – два. Больше никаких планов, даже мысленно: поступит сигнал – передам бразды правления импровизации, она уже разогрелась.
Измотать внештатников маршем по пересеченной местности – три. Сделаем крюк с заходом на территорию темных, чтобы нас встречающая делегация обнаружила. Хотелось бы надеяться, что последние примут нашу экспедицию за попытку вторжения.
Отцы-архангелы с удовольствием приняли мое поднятие ставок в игре и ответили на мое полное отсутствие мыслей полным отсутствием действий.
Никаких сигналов от Стаса не пришло – почему затягивается Татьянино распределение?
Проникновение на территорию темных осталось незамеченным – почему там не оказалось группы встречающих нас с Татьяной?
Если внештатники и измотались, то искусно это скрывали – а я почему спотыкаться начал?
У меня оставалась одна надежда на темного гения. Приведя, в конце концов, внештатников к ручью и кивнув им в сторону поваленного дерева, я приготовился наслаждаться материальным воплощением его шуточек.
Скажем, в чемоданчике вполне могло оказаться две-три змеи. Или ворох крапивы, на худой конец. Не говоря уже о простом, но надежном капкане.
Прошу обратить внимание: эти мысли появились у меня совершенно спонтанно. Но чемоданчик, извлеченный из-под поваленного дерева, оказался пуст, и внештатники тут же двинулись назад, прихватив его с собой в качестве улики. Отцы-архангелы уже научились просчитывать ход моих мыслей? – подумал я с тревогой.
Обратный путь в административное здание прошел в полном молчании. Со стороны Стаса, темного гения, даже внештатников – последние только подгоняли меня с чрезвычайно довольным видом.
Вернувшись к себе в камеру, я растянулся на диване, покряхтывая от облегчения, и принялся ждать. Без хоть какого-то объяснения произошедшего мне просто нечего было больше делать.
Стас явился мне через пару часов. Когда я задремал от вынужденного безделия. Услышав его мрачный голос, громом грянувший в моем отключенном сознании, я с перепугу подумал, что мне уже и сны в родных пенатах сниться начали. Причем, прямо с кошмаров дебютировали.
Выслушав последние новости, однако, я искренне поблагодарил его. За предоставленную возможность сравнения всех воображаемых причин сегодняшних сюрпризов с намного более радужной реальностью.
Татьяне разрешили продолжать учиться – ничего другого от отцов-архангелов я и не ожидал.
Решение принималось на самом верху и, судя по длительности, в горячей дискуссии – это точно, только горячая дискуссия сопровождала наблюдение за нашим с внештатниками марш-броском и касалась того, кто из нас выдохнется первым.
Встречающая делегация темных обнаружила нас еще на нашей территории и, увидев мою неразлучность с внештатниками, скрытно отступила – в конечном итоге, тоже разумно: даже нейтрализовав остальных, не тащиться же за Татьяной со свидетелем на привязи.
Нет, сообщение Стаса открывало более изящные перспективы. Главное, что у этих ее дополнительных подразделений нет павильонов и обучаться она будет прямо в этом здании.
Жаль, конечно, что я ее выступление на распределении пропустил, но, с другой стороны, хорошо, что я туда не ворвался и не сорвал ей его. Она мне куда меньшие мелочи годами вспоминала, а тут вечность впереди.
Лучше я свяжусь с ней, наконец, поздравлю, как положено, и назначу свидание. Мне бы с ней только встретиться лицом к лицу: я ее в момент уговорю бросить эти фокусы, а там – выход, всего трое внештатников, я без наручников, быстрый контакт с темным гением и встречающая делегация может возвращаться на исходные позиции.
Только надо самому сначала на оперативный простор выбраться.
Я решительно направился к двери своей камеры и распахнул ее. Все та же троица внештатников немедленно шагнула мне навстречу.
– Я категорически требую, – остановил я их безапелляционным тоном, – возможности поддержания достойной физической формы.
Они чуть расступились, освободив мне узкий проход налево по коридору.
– Я сказал – достойной, – повторил я с нажимом. – Вам, возможно, такого променада и достаточно, а мне нужна нагрузка. Такая, как сегодня. Или, на крайний случай, на лестнице, – добавил я с презрительной гримасой.
– Все? – коротко поинтересовался мой неизменно единственный собеседник среди них.
– Нет, – ответил я ему тем же. – Я отказываюсь отвечать на любые дальнейшие вопросы, пока не будет удовлетворена моя жизненная потребность.
Не издав больше ни звука, он коротким тычком втолкнул меня назад вглубь моей камеры и рывком закрыл дверь.
Мне очень хотелось думать, что он онемел, наконец, просто не найдя, что возразить в ответ на мое совершенно законное требование. Но, скорее всего, ему всего лишь потребовались инструкции.
Не ожидая их ранее завтрашнего дня, я отправился спать. Забыл, что понятие дня и ночи в родных пенатах не существует.
На сей раз кошмар сопровождался не только неразборчивым, но явно неприязненным бормотанием, но и легкой встряской. Я отмахнулся было от нее, переворачиваясь на другой бок – сила и размах сейсмических толчков резко возросли. Запаниковав, я ухватился за диван – тот сбросил меня, как норовистый мустанг.
Неботрясений не бывает, пришел я в себя от соприкосновения с жесткой, но благословенно неподвижной поверхностью. И, открыв глаза, обнаружил себя павшим ниц к ногам своих охранников. Это видение подбросило меня лучше любой пружины.
– Ну что, пойдем разомнемся? – плотоядно оскалился вновь обретший голос внештатник. – Ваше прошение удовлетворено.
– То-то же, – проворчал я, решив пропустить слово «прошение» мимо ушей.
Тыкать меня в спину они начали еще на этаже. Возле выхода с него тычки сделались довольно ощутимыми. Поэтому, как только открылась дверь на лестницу, я выскочил и полетел по ней наверх через две ступеньки.
Мой полет был грубо прерван, едва я в устойчивый ритм вошел.
В начале одного из пролетов невидимая рука схватила меня сзади за шиворот и бесцеремонно дернула назад. Извиваясь, как уж в рогатке, я чуть не ткнулся лицом в дверь. Расположенную напротив двери на этаж. Такую же, как на этаже администраторов. Открывающую выход в лес, к Татьяне.
Дверь открылась, и все та же невидимая рука толкнула меня вперед.
Скрывать не стану – пролетев по инерции пару шагов, я первым делом круто обернулся, чтобы воздать должное той невидимой руке. Хватит, науклонялся уже – и умственно, и физически – от прямого конфликта. Даже у ангельского терпения есть предел.
Руки позади меня не оказалось. Как и ее владельца. Взгляд беспрепятственно уперся в дверь. Закрытую. Для верности я подошел и подергал ее. Не просто закрыта – заперта.
Что-то меня эти запертые двери преследуют. Ничего себе – родные пенаты! На земле даже Марина не позволяла себе мне в физиономию дверь захлопывать. И что самое интересное – рано или поздно все эти двери распахиваются. Без какого-либо моего участия. Словно марионетку из шкафа вытаскивают, чтобы поиграть с ней, а как надоест – назад, на темную пыльную полку.
Нет, отцы-архангелы, простите, но эта марионетка … нет, действующее лицо отказывается покорно ждать, пока ему новую пьесу придумают. Вы сами его в свое время твердо убедили в святости и неприкосновенности нашей свободы выбора. Вы сами столько раз ему в заслугу ставили энтузиазм и инициативу. Вы сами – своими постоянными препятствиями – способствовали бурному росту его находчивости и изобретательности.
Я внимательно осмотрел дверной проем в стене – на предмет несовершенств, которые можно будет углубить и расширить. Чем, потом подумаю. Когда соображу, как вся стена вокруг этой двери вдруг оказалась одним сплошным несовершенством.
Эта стена настолько не соответствовала моим ожиданиям, что я не сразу понял, что она выглядит знакомой. Отступив на пару шагов, чтобы увеличить угол обзора, я увидел поверхность, покрытую не обоями или слоем краски, а крупными, шершавыми на вид плитками песочного цвета для внешней отделки.
Отступив еще немного, я заметил, что сплошность этой поверхности нарушена не только дверью, но и несколькими окнами над ней. Мозг почти загудел, как Тошин компьютер, когда тот его на пределе мощности трудиться заставлял, и через пару мгновений выдал из недр памяти стопроцентный аналог увиденного.
Передо мной находился вход в административное здание. Вид снаружи. Но без блокпоста и внештатников.
Их, что, там раньше из-за меня поставили? А теперь меня, что, полностью оправдали и отпустили? А извинения где? Ладно, к этому моменту потом вернемся – сейчас нужно Татьяну перехватить, пока она в эту западню с непредсказуемо захлопывающимися дверцами не попала. Подняли меня рано – есть надежда, что она еще спит. Тогда наше свидание произойдет в знакомой обстановке. К которой мы оба уже, как к дому, привыкли. В которой мы оба уже и ругаться, и мириться научились.
Я оглянулся по сторонам. Странно, вместе с блокпостом исчезли все другие ориентиры. Взгляд скользил по окрестностям, не встречая никаких зданий, деревьев, даже чахлых кустиков. Даже вдалеке, где раньше располагался лес. Теперь это вдалеке терялось в легкой дымке, танцующей, словно мириады белесых пылинок. И вся пустынная равнина словно такой же пылью была прибита, оставляя впечатление неухоженности и даже заброшенности.
Это определенно был другой выход из административного здания. Я бы даже сказал, задний – причем такой, до которого у хозяев вечно руки не доходят. Гостей они у парадного входа встречают, а этот используют, чтобы мусор выносить.
Меня, что, выгнали? Не оправдали и отпустили, а осудили и вышвырнули вон? Не дав мне и слова сказать – пусть даже последнего? Ну, и темные с ними! Я и раньше-то в родных пенатах никогда не задерживался, а сейчас и подавно – нас с Татьяной уже давно на земле заждались.
И если они предполагают, что я сейчас начну назад ломиться, стуча себя кулаками в грудь и взывая к справедливости, пусть предполагают дальше. А я пока в обход пойду. Здание это не бесконечно – мне его только обогнуть, чтобы знакомый пейзаж показался. Только быстро, чтобы отцы-архангелы не успели мне поисковую партию внештатников организовать.
Пригнувшись для скрытности, я ринулся налево, вдоль стены здания.
На этот раз невидимая рука не стала трусливо прятаться у меня за спиной, а встретила меня в лоб. В прямом смысле. Причем, судя по искрам, посыпавшимся у меня из глаз, была эта рука одета в железную перчатку тевтонского рыцаря.
Понемногу зрение прояснилось – пыль, поднятая моим падением, осела. Я еще полежал, внимательно водя глазами по сторонам – в надежде, что хоть часть этой пыли осядет на определенно инвертированного бандита и выдаст его местоположение. Вместо этого я заметил яркое пятно, резко диссонирующее со всеми унылыми, бесцветными окрестностями.
Осторожно, в несколько этапов, поднявшись, я сделал шаг к ярко-красной кляксе, висящей прямо в воздухе на уровне моей груди. Цвет ее был настолько кричаще неуместным, что у меня в голове запульсировало. Невольно схватившись за нее, я тут же резко отнял руку, ладонь и пальцы которой оказались окрашены в похожий цвет. Для сравнения я поднес руку к кляксе – рука уперлась в невидимую преграду.
Уже через пару мгновений клякс стало много. Лихорадочно ощупывая остановившую меня преграду, я обнаружил, что она вырастает прямо из земли, уходит вверх на недосягаемую высоту, выходит из стены и, обойдя полукругом довольно приличное пространство, в стену же и уходит. Оставаясь при этом абсолютно прозрачной и не реагирующей даже на пинки со всей ноги – как наружная дверь в Татьяниной комнате.
Это сравнение у меня не просто так возникло: у дальнего края стены, справа от двери обнаружились шезлонг и столик со стульями – белые, словно с Татьяниного двора перекочевавшие. Из-за цвета я их сразу и не заметил. Последней каплей для меня стала беговая дорожка, спрятавшаяся за шезлонгом.
Меня не оправдали и не осудили, не отпустили и не выгнали – меня отправили в ссылку. Перекрыв все пути к бегству и опять создав интерьер, максимально напоминающий мне вновь утерянную Татьяну. И судя по словам темного гения о неисчислимом количестве заброшенных уголков в родных пенатах, это напоминание может сделаться моей вечной пыткой.
Хоть одно утешало: не знаю, как насчет стену построить, но мебель эту точно кто-то ночью сюда таскал, и есть надежда, что прямо из круглого здания и бегом, чтобы успеть к утру.
Но если они эти декорации столь заботливо расставили, то вряд ли исключительно для меня. Судя по всему, мне таки придумали новую пьесу – значит, у нее и зрители имеются. Осталось только заманить их на сцену и попробовать себя в роли драматурга: трагедия с хиреющим в отчаянии отшельником вполне может превратиться в детектив с захватом заложников и требованием средства транспортировки в безопасное место.
Как это сделать? Вот пусть мне на земле кто-то еще хоть раз заикнется о несправедливых преимуществах ангельской жизни! Людям в застенках еду приносить нужно, и медицинскую помощь оказывать, если с ними смертельный приступ вдруг случился – а тут ангел кровью истекает, и никто и не чешется: он же бессмертный!
Проверять прозрачную стену на прочность не стоило. Как я сказал себе, швырнув в нее все предметы интерьера. Кроме беговой дорожки – она от земли так и не оторвалась.
До верха стены я тоже не добрался. Даже составив все предметы интерьера один на другой. Не очень аккуратно составив, признал я, рухнув на землю вместе с кособокой пирамидой. Зато убедился, пытаясь в процессе ухватиться за стену, в ее абсолютной гладкости.
Оставался подкоп. Чем его сделать? Не надо мне про Монте-Кристо напоминать – ему, как человеку, ложка была положена. Металлическая, как в старые добрые времена. А тут и стол, и стулья из хлипкого пластика – точно администраторы поинтересовались, для кого мебель запрашивается. Ножки от шезлонга лучше не отрывать – не буду я спать в этой пыли.
Так, с первым актом бурного отчаяния покончено. Пора переходить ко второму – тихого. Я подтащил шезлонг к стене и ничком повалился на него. Ненароком свесив руку между ним и стеной. Как раз пальцы до земли дотянулись.
Пыль раскопалась в один момент. Чего не скажешь о земле под ней. Вот я уверен – они специально выбрали самый каменистый заброшенный уголок! Пришлось зализывать содранные в кровь пальцы – мне еще заражения крови не хватало. Я на вечность в неволе не согласен – на вечность в неволе и в муках тем более.
И вот только тогда – перепробовав, прямо как по замыслу авторов пьесы, все способы побега – я вдруг осознал, что пытался действовать исключительно человеческими методами. Здесь, в родных пенатах! Где я уже сталкивался с похожей преградой. И почти одолел ее. Ангельским приемом.
Мне бы только через эту стену перебраться!
Все также не меняя позы на шезлонге, я потянулся к ней не руками или глазами, а сознанием. Так и есть – не такая уж она гладкая и сплошная! Через Татьянину дверь, правда, мне нужно было только мысленно просочиться, чтобы до ее сознания достучаться. Здесь же мне предстояло не просто найти мельчайшие трещинки, а расширить их, соединить с другими, и так и расталкивать их, выгибать, как прутья в заборе, пока лаз не образуется.
Посмотрел бы я на этого вашего хваленого Монте-Кристо перед лицом такой задачи! Тем более, что я не имел ни малейшего желания убить на ее решение столько же времени – а то потом придется всю вечность не жизнью с любимой женщиной наслаждаться, а местью ее похитителю.
Так, нужно ее предупредить, что я еще немного задерживаюсь. Но не прямо – незачем ей знать, что меня в стеклянную клетку посадили, как кролика в зоопарке. А она ведь не отстанет, пока не вытрясет все подробности. Из меня – но не из Стаса. Заодно попробую узнать у него, куда же это меня зашвырнули.
Я застал его в уже довольно мрачном расположении духа. Выслушав мой рассказ, он разразился потоком цветистых выражений. Которые прозвучали у меня в ушах музыкой. Траурной. Стас прибегает к столь яркому многословию, когда сделать ничего не может.
– А где я? – робко перебил я его.
– А я откуда знаю? – огрызнулся он. – Заброшенных уровней с добрый десяток, и я понятия не имею, у кого к ним доступ есть. И запрос делать нельзя – объясняй потом, с какой стати. Ты не мог хоть этажи посчитать, пока бегал?
– В голову даже не пришло, – честно признался я, и добавил со скромным достоинством: – Меня вытаскивать не надо – сам справлюсь.
– Не понял, – мгновенно напрягся он.
– Без жертв, не переживай, – успокоил я его. – Ты только Татьяну предупреди, чтобы она чего-нибудь не натворила.
– Спасибо, – окончательно помрачнел он.
Мы договорились выходить на связь только в самом экстренном случае – теперь я даже проверить не мог, не подослали ли ко мне целителя.
Первый экстренный случай образовался прямо в конце следующего дня.
– Что это у Татьяны за дела с темными? – ворвался рык Стаса с мою сосредоточенность на первой найденной в стене трещинке, которую мне уже удалось расширить на несколько миллиметров. За два дня.
– Не понял, – рассеянно ответил я его излюбленной фразой, лихорадочно пытаясь хоть как-то пометить едва различимые труды своих титанических трудов. Мне же их потом опять полдня искать!
– С какого это перепуга они ей оперативные сводки по твоей ситуации докладывают? – не унимался Стас.
Вся моя собранность на одной единственной мысли о том, как продырявить эту проклятую стену, разлетелась вдребезги, как хрустальный шар под ударом кувалды. Вот почему со стеной так нельзя? Почему в родных пенатах только преграды на моем пути непоколебимым монолитом стоят?
Нет, мне, конечно, приятно, что ее все еще интересует моя судьба. А нельзя справляться о ней у первоисточника? И поддержать его заодно добрым словом? У нее для меня уже ничего, кроме «Я же тебе говорила», не осталось? Ей уже достаточно всего лишь узнать, распылили меня или еще нет?
Монте-Кристо повезло. У него чувства времени не было. И связи с внешним миром. Интересно, продолжил бы он прогрызать свой путь на свободу, если бы узнал, что любимой женщине уже сообщили о его кончине, дали поносить траур положенное приличиями время и сделали предложение устроить все же свою судьбу?
Понятное дело, что обнаружив в конце своего туннеля лишь одно разбитое корыто, он возомнил себя карающим ангелом. А я к Стасу в подчинение до скончания вечности не хочу. Мстительность хранителю не к лицу, он призван не счет за катастрофы выставлять, а предотвращать их. Причем, не закулисными интригами, а в честном, открытом поединке с их источником.
И не с финальным устранением последнего – по причине его бессмертия – а с моральным подавлением любых его низменных намерений.
И, естественно, оставляя прекрасную даму в блаженном неведении как о сражении за ее благосклонность, так и о самой возможности меня ее лишить.
– Я тебя в последний раз предупреждаю – оставь Татьяну в покое! – решительно начал я, вызвав темного гения.
Он от поединка уклонился. У меня даже мелькнула мысль, что он уже и внешность сменил, и манеры вместе с ней. Я словно выпад в его сторону делал, а он тут же оказывался рядом, заботливо стирая мне пот со лба и проверяя пульс.
– Где ты находишься? – деловито поинтересовался он, как будто я с ним всего лишь поздоровался.
– Понятия не имею, – отмахнулся я. – Снаружи. Я не об этом…
– На какой же горизонт тебя отправили? – пробормотал он, словно вслух размышляя. – Можешь описать, что вокруг видишь?
– Ничего, – отрезал я. – Зубы мне не заговаривай…
– Какое емкое определение! – съязвил он. – А можешь мне показать это ничего?
– Нечего здесь показывать! – снова повторил я, невольно обводя взором пыльную пустыню вокруг себя. – И я тебе еще раз повторяю…
– Подожди, – опять перебил он меня. – А ну, глянь чуть левее… Ага, а теперь назад… Да не так же быстро! Вот теперь замри!
– Ты меня еще использовать будешь? – взвился я, забыв все свои намерения насчет спокойного и открытого поединка. – Тебе мало пользоваться тем, что меня заперли, как…
– Как-то плохо тебя заперли, – довольным тоном сообщил он мне. – Скажи спасибо, что не на одном из первых оставленных нами горизонтов – там сейчас уже полный мрак и запустение. А здесь, если ты пойдешь прямо от выхода, все время чуть влево забирая…
– Куда я пойду? – взвыл я от такого неприкрытого издевательства.
– Все время прямо и чуть-чуть влево, – повторил он терпеливо. – Расстояние, конечно, увеличивается от нижних к верхним горизонтам, но рано или поздно ты в нашу цитадель упрешься. Горизонты создавались, чтобы облегчить и ускорить наше с вами взаимодействие в прежние времена, так что не промахнешься. Сейчас с нашей стороны входы тоже запечатаны, но пытливому уму печати не помеха. Я тебя встречу.
Я ничего ему не ответил. Ввиду явного сговора внештатников с темными, хотелось бы мне сказать, но нет. Вынудить их к такому сговору могла только высшая сила.
Молодцы, отцы-архангелы! Даже не стали сами утруждаться написанием новой пьесы для своего развлечения – профессионалу поручили. Обстановка Татьяниного двора, непреодолимая прозрачная стена, столь напоминающая дверь в ее комнату – до такой изощренной пытки внештатники бы не додумались. А теперь истинный автор решил в камео выступить – лично показать мне близкий, только руку протяни, но совершенно недостижимый выход из темницы?
– Если ты уже пошел, – ворвалось в мое звенящее от бешенства сознание его голос с дразнящей ленцой, – то с закрытыми глазами этого делать не стоит.
Они упорно загоняют меня в трагедию отчаяния? По сценарию мне положено заламывать руки, падать на колени и вообще в падучей биться, голову заботливо предоставленным пеплом посыпая? Сейчас! Я открыл глаза, неторопливо подошел к стене и, протянув руку, уперся в нее ладонью.
– Вопросы есть? – коротко спросил я.
– Интересно, – медленно протянул темный гений без какого-либо намека на удивление. – Значит, на посты на всех горизонтах у ваших сил уже не хватает, если они замуровывать проходы взялись…
– Здесь не проход, а меня замуровали, – напомнил я ему сквозь зубы.
– Все, что воздвигнуто, может быть низвергнуто, – провозгласил он почти в своей прежней манере. – Хочешь, я подойду – посмотрю, как это сделать?
Что такое – главный герой упрямо отказывается отчаиваться? Нужно его помощью поманить, чтобы надежда встрепенулась – а потом влет ее скорбным признанием, что помочь ничем не получится? То-то у него и мысли не возникло, что вон из тех окон он будет виден, как на ладони.
– Спасибо, но не нужно, – ответил я со всей уверенностью, которую сумел в себе наскрести. – Это мои проблемы, не хочу я тебя ими нагружать. Но запомни одно: так или иначе, рано или поздно, но я отсюда выберусь. И если у Татьяны к тому времени какие-то завиральные идеи появятся…
– Ища угрозу в пыльных штампах, не видим бездну мы у ног, – окончательно вернулся темный гений к своей привычке заканчивать разговор пафосной сентенцией.
А я вернулся к своей стене. Отключив чувство времени. И опасения, что отцы-архангелы опять чутко уловили мои намерения. И подозрения, что именно посулили они темному гению за постановку этого спектакля. Если я выберусь отсюда слишком поздно… Мстительность ангелу не свойственна, но если его загоняют, как дичь на охоте… Нет, эти мысли я тоже отключил.
Снова вернул меня к действительности, естественно, Стас. В блаженном неведении о времени мне показалось, что у него как-то зачастили экстренные случаи. Но уточнять, насколько, я не стал – не хотелось узнавать, сколько времени у меня ушло на создание щели в стене, в которую уже мой мизинец пролазил. Почти. До второй фаланги.
Рассказ Стаса подтвердил, что темный гений и услышал, и понял меня. В смысле, и то, и другое неправильно. Он, похоже, решил, что я предложил ему гонку, и с готовностью включился в нее.
Завиральные идеи появились у Татьяны задолго до моего выхода на свободу. Нет, меня где-то порадовало ее доброе с вида намерение поспособствовать последнему. Но подавать жалобу на неправомерность моего задержания, санкционированного руководством, этому самому руководству? Мне же еще одну стену воздвигнут за этой – и хорошо, если одну!
Наверно, я застонал. Мысленно. Но это же только люди могут таким образом свою реакцию скрыть!
– Я ее пока отвлек, – торопливо успокоил меня Стас. – Будет Максу передавать все, что у законников увидит. Он обещал потянуть время с подготовкой своей консультации. Но на сколько его хватит, не знаю. Ты же грозился сам справиться, – добавил он с надеждой в голосе, – как труды-то продвигаются?
– Продвигаются, – уклончиво ответил я, но затем решил, в виду серьезности ситуации, быть честным: – Но не очень.
– Значит, придется все-таки рискнуть, – тяжело вздохнул он.
Неоднократное наблюдение за операциями Стаса, даже участие в них пару раз, тут же нарисовали мне картину молниеносного подавления караулящих меня внештатников: поваленные лицами в пол тела, жестко зафиксированные за спиной руки, карающая нога на шее особо брыкающихся…
– Да брось, Стас, – забормотал я, не в силах заставить себя оторваться от созерцания мельчайших подробностей. – Я не могу согласиться, чтобы ты так подставлялся. И потом – сигнал они вполне успеют подать, и на блокпост подкрепление вышлют…
– Ты о чем? – озадаченно спросил он.
– Ты не можешь рисковать своим положением, – твердо отбросил я упоительное зрелище и жертву Стаса. – Тебе ведь придется тогда вместе со мной в подполье уходить.
Стас громко прочистил горло.
– Ты знаешь, – доверительно сообщил он мне, – обычно силовое освобождение заложников заканчивается их уничтожением.
Чего-то я не понял, о каком риске тогда речь идет. Я же бессмертный! Или они на штурм с распылителем в руках пойдут? И вот чья это идея, хотелось бы узнать? Святые отцы-архангелы, ну, нужно же даже в изощренности меру знать! Передать мой добровольный и благородный отказ от уничтожения противника, и кому – ему самому, владеющему единственным средством этого уничтожения?
– Вот я и говорю: не надо меня освобождать! – как можно убедительнее обратился я к Стасу.
– А я и не собирался, – заверил он меня. – Кто вас тогда на землю переправит? Нет, нужно, чтобы ты сам вышел.
Что он имел в виду, я понял на следующий день. Но не сразу. Сначала я чуть не организовал себе переправку в тот самый, упомянутый темным гением, мрак и запустение. Если вообще не в небытие.
После разговора со Стасом я снова вернулся к своей щели в стене. Решил, что именно на такой выход он и намекал. Но туманность его намека не давала мне полностью сосредоточиться – наверно, поэтому я и расслышал легкий скрежет в двери.
Кто мог навестить меня – кроме моих тюремщиков? Зачем им это могло понадобиться – кроме как для того, чтобы вывести меня отсюда? Куда они могли вести меня – кроме, как на очередной допрос? Или сразу на распыление? Очень в духе о представлении Стаса о риске. Легком. Если он меня в одиночку к аналитикам в разведку посылал, то с парой-тройкой внештатников разделаться по пути к месту казни – плевое дело.
Вот же убедил его в своих способностях на свою же голову! Теперь придется соответствовать.
Мысли эти пронеслись у меня в голове в одно мгновенье. Тело же при этом также мгновенно пронеслось с шезлонга к двери, инвертировавшись по дороге и захватив бесполезный до сих пор стул.
На мое счастье, дверью этой явно очень давно не пользовались – замок поддавался туго и с недовольным скрипом. Когда она начала, наконец, открываться, я уже замер за ней – с занесенным над головой стулом, в который я вцепился обеими руками в полной готовности обрушить его на голову первого входящего и, по возможности, вывести из строя боковым ударом еще хотя бы одного.
Первый посетитель вошел так стремительно, что мое орудие самозащиты беспрепятственно рассекло воздух за ним и глухо стукнуло о землю. Он резко обернулся на этот звук – и я оказался лицом к лицу со своим руководителем. Судя по его сузившимся глазам, он тоже это заподозрил.
